Глава 3. МОРЕ

Теперь можно было с удивлением наблюдать, как один из самых выдающихся османских султанов ежедневно выходит на одну из тропинок своего сада, откуда открывался широкий морской простор, чтобы посмотреть, не плывет ли к нему этот человек. Какие-то неведомые силы заставили Сулеймана послать гонца за Барбароссой и вынудили Рыжебородого взять курс на мыс у сераля, хотя и без большой охоты.

Тот наблюдательный француз, который писал о покупках детьми вишни на базаре, высоко оценил географическое положение мыса близ сераля — этого «участка суши, вклинивающегося в Босфор, с которого можно было перебраться в Азию за полчаса. Направо от него находится Белое (Мраморное) море, обеспечивавшее удобный выход к Египту и Африке, откуда город снабжался различными товарами. Налево располагается Черное море, Понт Эвксинский, и Азовское море. В этот водный бассейн впадает множество рек, по берегам которых проживает множество народов, которые тоже снабжают город товарами Севера. Таким образом, не остается ничего приятного, полезного и необходимого, что не доставлялось бы в Константинополь в изобилии морем. Когда ветер мешает судам, идущим с одной стороны, он же способствует их движению с другой.., проход в бухту один из самых удобных в мире».

Итак, за спиной Сулеймана проходили морские пути, через которые осуществлялась торговля с Передней Азией. Впереди него за каменными скалами Дарданелл раскинулось спокойное Эгейское море, усеянное островами, когда-то принадлежавшими грекам, а теперь туркам, в том числе Родос.

Средиземное море, или Срединное море, как некоторые тогда его называли, не является открытым водным пространством, подобным Атлантическому океану. Оно перегорожено барьерами островов и имеет рукава, глубоко вклинивающиеся в сушу. На все это претендовали те или иные государства. До Сулеймана Мехмет Завоеватель посылал корабли в Эгейское море. Селим направлял флот из галер, чтобы контролировать восточную часть Средиземноморья. Венецианцы, помимо владения бесплодным островом Закинф и цветущим Корфу, все еще считали себя хозяевами длинного морского рукава — Адриатики, на просторах которой дул порывистый северный ветер Бора.

Западнее Средиземное море вытягивается в узкую кишку, поперек которой острова Мальта и Сицилия (от мыса Бон на африканском побережье до оконечности Италии) брошены словно камни для перехода пролива между двумя континентами. По другую сторону этого барьера лежит западная половина Средиземноморья со скалистыми островами Сардиния и Корсика, а также цепью Балеарских островов. На это претендовал Карл V как император Священной Римской империи и особенно как король Испании. Вплоть до могучих скал Гибралтара западная половина Средиземного моря считалась испанской.

Так далеко не забирался ни один турецкий корабль, да это казалось и невозможным. Но туда пролегал путь по африканскому побережью. И как заметил монсеньор Тевено, имелся удобный путь от Золотого Рога в Африку.

Более того, вдоль африканского побережья сложилась вековая неприязнь к расположенной за морем на севере Европе. Обитатели пустынь, переселившиеся на африканское побережье, будь то финикийцы, берберы или арабы, всегда считали своими врагами тех, кто находился по другую сторону моря, будь то римляне или норманны. В раннюю историческую эпоху на африканском побережье обитали более культурные народы. В городке Хиппо (нынешний Бон) святой Августин писал свой труд «Город солнца», философы облюбовали Александрийскую библиотеку. Затем нашествие арабов выбросило эти остатки античной цивилизации через Гибралтарский пролив на Пиренейский полуостров. Оно принесло на варварское европейское побережье вместе с халифатом труды Аристотеля и богатства Азии, стимулируя здесь расцвет культуры в XIII веке.

Тяга к этим богатствам или просто к пиратской добыче оказала влияние на поведение европейцев во время крестовых походов. Итальянские города Пиза, гордая Генуя или блистательная республика Венеция посылали к африканскому побережью вооруженные флотилии. Святой Людовик погиб в развалинах Карфагена, осаждая бухту Туниса. Жестокость норманнов и итальянцев подпитывалась свирепостью религиозной войны, которая оставила в наследство обитателям берегов Средиземного моря пиратство и рейды флотилий. Они грабили местное население и захватывали пленников, чтобы сделать из них гребцов на галерах.

Во время наступившего затем затишья африканское побережье пребывало в праздном спокойствии. Некогда могущественные халифаты превратились в семейные кланы, правившие в небольших процветающих портовых городах. Арабы и берберы вели прибрежную торговлю, кочевали, следуя за отшельниками, по пустыням или совершали паломничество в священный город Кайруан.

Это царство дремоты и горьких воспоминаний подверглось нашествию из-за моря европейцев. В год, когда генуэзец Христофор Колумб вернулся из-за океана после открытия островов, два монарха будущего испанского королевства Фердинанд и Изабелла отпраздновали завоевание Гренады. Мавры бежали через пролив в Сеуту и Марсаль-Кебир. За ними последовали вооруженные испанцы, утвердившие свои флаги в ближайших портовых городах на африканском побережье. Духовник Изабеллы кардинал Ксименс добивался испанских и христианских владений в Африке и Новом Свете. Со своих каравелл и галеонов конкистадоры высадили на побережье неверных, особенно много в Алжире, выгрузили лошадей и пушки, чтобы быть во всеоружии. Таким завоевателям мавританские беглецы и местные берберы могли противопоставить только свой гнев. Со своими легкими фелюгами они были бессильны против европейских пришельцев и могли лишь нападать из засады на испанские конвои.

Затем, как грифы, заметившие на поверхности земли добычу, сюда стали слетаться морские разбойники с востока. Безжалостные, не признающие никаких законов и нравственных норм, они не имели ничего общего с обездоленными арабами и берберами, кроме религии и ненависти к развращенным богатством испанцам, которые прикрывали свои тела железными доспехами и истребляли людей с помощью пороха и свинца.

У этих восточных морских авантюристов были корабли и сообразительность, чтобы успешно воевать с испанцами. Одним из них, заставившим бояться себя больше всех других, был Хайр эд-Дин Барбаросса, который, будучи призванным на помощь в Алжир, сам стал его властелином.

(Не надо думать, что такого рода люди были пиратами, корсарами с варварского побережья или даже «алжирскими корсарами из пиратских сообществ». В то время даже таких слов в употреблении не было. Эти клички они получили от европейских историков позже. Уместнее воспринимать их в рамках противоборства двух сил на море, экспансии двух религий, борьбы двух континентов с целью порабощения третьего. Это был конфликт двух империй — Священной Римской и турецкой Османской).

Сулейман призвал к себе на службу гнев этого человека.

Говорят, Барбаросса был плотного атлетического сложения, коротко стриг свою рыжую бороду под крючковатым носом. Он слыл добродушным, но во гневе не имел предела жестокости. Хорошо знал море, предвосхищал приближение ураганного северного ветра Бора. Безошибочно находил путь среди песчаных отмелей Сирта и умел прятать свои корабли у острова Йерба в закрытой бухте. Этот человек не расставался с морем, с тех пор как еще мальчишкой бросил гончарный круг. Он был одним из четырех сыновей албанца Якова с острова Митилини. Один из его братьев погиб в морском бою с европейцами. Другой, старший, Урудж, обладавший огненно-рыжей бородой и широкой натурой, отогнал вторгнувшихся испанцев от Туниса до самых Балеарских островов, потеряв в боях сначала руку, а потом и жизнь. С этого времени Хайр эд-Дин повел корабли брата на запад тем же бесповоротным курсом. Команды кораблей перенесли на него кличку покойного Уруджи Рыжебородый.

Султан Селим Угрюмый, в короткую передышку во время завоевания Египта узнав, что имя Барбароссы стало легендой, выдал ему штандарт бейлербея с конским хвостом, прибавив к награде коня и ятаган. От Нила перед глазами арабов тянулась на Запад Африка, новый континент, который они осваивали так же, как европейцы Америку. Здесь Барбароссе пригодились полк янычар и батареи осадных орудий, которыми снабдил его Селим.

Имя Барбароссы стало обрастать легендами и в Европе. Его искали и не могли найти, а он появлялся повсюду. Испанские галеры перехватили Барбароссу, когда он перевозил изгнанных мавров, не имевших возможности переселиться самостоятельно, из Андалузии в Африку. Барабаросса прибавил эти галеры к своему небольшому флоту из тридцати пяти галиотов. Также он завладел папскими галерами, а их экипажи сделал гребцами.

Когда Карл V в качестве короля Испании приказал очистить страну от оставшихся мавров (после того как его освободили от клятвы во время коронации воздерживаться от насильственного обращения людей в чужую веру), Барбаросса совершил набег на испанское побережье. Нападая на церкви и гарнизоны внутри страны, он использовал в качестве проводников местных мусульман. А уходя с добычей, увез их как пассажиров. В целом Барбаросса вывез семьдесят тысяч мавров, ненавидевших испанцев так же сильно, как и он сам, а затем составивших основу его корабельных команд.

Карла раздражало присутствие в Западном Средиземноморье морских разбойников. Вместе с Барбароссой действовали Синан, еврей из Смирны, способный определять высоту солнца над горизонтом при помощи приклада арбалета, Какка диабола (Бей дьявола) и Салих Раис, тучный араб с Нила, который управлял его баркой. Но выкурить их оттуда было трудно. Вытесненные из Беджами, они появлялись в Алжире. Испанцы владели островом Пеньон-де-Алжир, сторожившим вход в небольшую бухту. Устав от сложных маневров вокруг острова, давшего имя городу и стране, Барбаросса подверг обстрелу укрепления острова из своих осадных орудий и заставил гарнизон произвести работы по строительству волнорезов в направлении открытого моря.

Последовавшие события заставили смеяться все африканское побережье. Испанский флот поддержки, призванный выручить гарнизон острова, не смог узнать остров без форта, снесенного после его захвата Барбароссой, а также город после появления перед ним волнорезов. Испанцы продолжали поиски, пока их не блокировала флотилия Барбароссы и не захватила вместе с кораблями. Таким образом, флагманский корабль испанцев присоединился к пиратской флотилии.

Считали, что Барбаросса удачлив. Но это было больше чем удача. Барбаросса решил остаться в Алжире, там, где его пребывание Карлу было менее всего желательно, так это было близко Гибралтарскому проливу, через который проходили испанские суда, груженные сокровищами Нового Света, в порты его страны. Морской разбойник придумал, как укрепить город на обожженных солнцем холмах, зажатый двумя крепостными стенами. Ко дворцу последнего правителя города примыкали великолепные пальмовые рощи. Дворец стал удобным жилищем для моряков. Вокруг него Барбаросса расселил мавританских ремесленников, вывезенных из Испании. В предместьях разбросал колонии таких специалистов, как стеклодувы, строители и кузнецы. Они помогли ему построить литейные цехи и верфи у расширенной бухты. По существу, Барбаросса строил Новую Испанию в том месте, напротив которого через море находилась Барселона.

Терпеть этого не было никакой возможности. Карл поручил знаменитому Андреа Дориа, генуэзскому адмиралу (более искушенному в политике на суше, чем в морской войне), изгнать Барбароссу с испанских плацдармов на африканском побережье. Как морскому разбойнику удалось одному устоять против такой могущественной державы, никто не знает. Но когда из-за осенних штормов 1532 года закончился сезон судоходства, Барбаросса получил от Сулеймана из Константинополя послание. Султан просил его прибыть к нему лично, чтобы принять командование беспризорным турецким флотом.

Барбаросса не спешил за назначением. В Алжире он был сам себе хозяин, а на море сравнялся с самим Дориа. С приближением старости Барбаросса все больше увлекался редкими винами и соблазнительными женщинами. Вместе с тем он помнил, что Урудж прожил не так долго. Его занимала идея совершить что-либо значительное против Карла и Дориа, опираясь на богатство и могущество Османской империи, поскольку при всех своих капризах он был фанатичным мусульманином. «Если Аллах не назначил час смерти человека, то как еще он может погибнуть?» — задал себе вопрос Барбаросса и поплыл в Константинополь.

Хотя и неохотно, но он отправился в путь, потому что только Сулейман мог обеспечить безопасность алжирской гавани. Когда ранним летом в корму подули благоприятные ветры, Рыжебородый повел свою боевую эскадру из восемнадцати галер на встречу с судьбой. Гребцы шлепали по воде веслами и, чтобы поймать ветер, распустили паруса над своими вольными командами. Барбаросса не терпел на своих галерах рабов.

Взятым Барбароссой курсом другие еще не следовали. Сначала он направился на север за добычей на испанском острове Эльба, затем повернул на юго-восток, чтобы перехватить конвой транспортных судов генуэзцев, груженный зерном. Покружил вокруг Мальты, где впередсмотрящие его кораблей выискивали, не мелькнет ли вдали проблеск красного цвета, выдающий возможно затерявшуюся в море галеру рыцарей. Затем переместился к берегам Греции, где держался флот Дориа. Не найдя Дориа, который, узнав о приближении флотилии Барбароссы, укрылся в Бриндизи, повернул на Босфор и встал на якорь, чтобы познакомиться с турецкой эскадрой, шедшей навстречу. Чтобы турки не сочли его чересчур обрадованным предложением султана, Барбаросса близ Галлиполи пристал к песчаному берегу якобы для ремонта и переоснащения, ожидая разрешения войти в турецкие воды!

Наконец взволнованный Сулейман заметил, что флотилия Барбароссы огибает мыс у сераля, увидел реющие стяги над поблескивающими темными корпусами галер, тащивших на буксире генуэзские суда, услышал пушечный салют. Когда Барбаросса предстал перед султаном в Зале приемов, он выглядел властелином моря, окруженным восемнадцатью капитанами с добычей, прихваченной ими на Эльбе и теперь выставленной на обозрение султана.

Должно быть, наиболее могущественный повелитель суши и овеянный легендами скиталец морей при встрече некоторое время изучали друг друга. Сулейман видел перед собой массивную фигуру человека, снедаемого нетерпением. Это был уже немолодой человек с бронзовым загаром и сединой, пробивающейся в коротко стриженной бороде. Присутствовавшие на встрече турки были явно поражены. Барбаросса не просил ни рекрутов, ни солдат с берега, ни кораблей в том состоянии, в каком нашел встретивший его турецкий флот — корпуса его судов позеленели от наросших водорослей. Он потребовал одного — единоличного командования эскадрой.

Сулейман справился у моряка о секрете его успехов. У алжирца не оказалось никаких секретов: он строил корабли и воевал на них.

Старейшины Дивана неодобрительно покачивали головами.

— Разве у вас нет опытных пашей, способных послужить вам? — спрашивали они Сулеймана. — Зачем вы благоволите этому бездомному сыну христианского горшечника? Как можно доверять такому человеку?

Еще колеблясь, Сулейман отправил Барбароссу в Азию, чтобы его посмотрел и оценил Ибрагим. Темпераментный визирь одобрил сделанный султаном выбор. «Это тот человек, что нам нужен, — писал он своему повелителю. — Он смел и осмотрителен, способен предвосхищать ход боя, неутомим в работе, стоек при столкновении с бедой».

Со своей стороны Сулейман решил, что если турецкий флот не мог навязать Дориа морское сражение, то генуэзский адмирал, в свою очередь, ничего не сможет сделать против Барбароссы. Точно так же его собственный противник император Карл был неуловим на суше, но по всем признакам весьма усердно оберегал испанскую половину Средиземного моря. Выходило, что Барбаросса, получив свободу действий на море, мог отвлечь внимание европейских держав, пока султан будет занят Азией.

Решившись, Сулейман оказал морскому разбойнику всю необходимую помощь для осуществления грандиозной цели. Он подарил Барбароссе меч с рукояткой, украшенной драгоценными камнями, дал звание капутан-паши, возможность пользоваться Арсеналом и бухтой Золотой Рог для строительства устраивавших флотоводца кораблей.

С этого дня неутомимая энергия Барбароссы преобразила бухту Золотой Рог. Здесь переоснащались суда, вводились в строй новые корабли с укомплектованными командами офицеров и матросов, участвовавших в постоянных смотрах. Тут же турецкие пастухи и солдаты посвящались в таинства обращения с морскими канатами и парусами. Барбаросса требовал в больших количествах строевой лес и парусину, пеньку и смолу, бронзовые пушки и медные астролябии. Он не смог бы в то время найти всего, что хотел, в каком-нибудь другом месте. Турки поняли, что Барбаросса хотел иметь новый флот со свежими командами кораблей. Менее чем за год в море были готовы выйти восемьдесят четыре корабля. Но и это не удовлетворило флотоводца полностью. Он признавал, что новая армада выглядит внушительно, но жаловался, что корабли, укомплектованные неопытными экипажами, доставят ему скорее неприятности, чем реальную помощь в морском сражении.