Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Разлучница

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Леманн Кристина / Разлучница - Чтение (стр. 6)
Автор: Леманн Кристина
Жанр: Современные любовные романы

 

 


— О, Николь, как мне тебя жаль! — с неприкрытым ехидством произнесла Жасмин.

Некоторое время Николь стояла молча. Потом она вздохнула и примирительно сказала:

— Да перестань же ты. Я могу понять, что ты до сих пор сердишься на меня. Поверь, после всего, что тогда случилось, я тоже чувствовала себя не лучшим образом.

В кустах рядом с террасой послышался шорох какого-то животного.

— Жасмин, мне тебя очень не хватало. Мы ведь так много всего пережили вместе. Знаешь, иногда, когда я сижу в машине, возвращаясь домой с какой-нибудь вечеринки, мне вдруг приходит в голову: «Об этом я должна рассказать Жасмин». Я всегда высоко ценила твое мнение, потому что ты была идеалисткой и трезво подходила к любому делу. Больше всего мне хотелось, чтобы мы остались подругами. — Она протянула Жасмин руку. — Ты этого хочешь?

Жасмин улыбнулась и, коснувшись раскрытой ладони Николь, сказала:

— Простили и забыли.

— Найдется для тебя еще миллионер, — приободрившись, продолжала Николь. — А как тебе Фальк?

— Этот невоспитанный маменькин сыночек?

Николь улыбнулась.

— Как мне все-таки не хватало твоего острого язычка! Только прошу тебя, никогда не говори так в присутствии Адельтрауд. Она просто зациклена на своем младшем сыне. Иначе она бы не дала ему шанс во второй раз.

— Во второй раз?

— Разве Северин тебе об этом не рассказывал? Фальк ведь был… — Она замолчала, испугавшись пронзительного вскрика, который послышался откуда-то из-за парапета. Потом раздался скрежет по металлу и наконец яростное «черт!

Николь перегнулась через парапет.

— Фальк! Что ты здесь делаешь так поздно?

Из-за кустов появилась фигура Фалька. Когда он подошел к лестнице, они увидели, что в его руках тускло поблескивают инструменты.

— Водосточная труба, — объяснил Фальк — Она забилась, а теперь я ее еще и отломал. Но так хоть вода будет стекать на газон, а не заливать террасу.

В свете фонарей, стоявших у дома, хорошо было видно, что к пятнам от машинного масла на его джинсах добавились еще и пятна от песка и воды.

— Господи, ты снова все поломал, — укоризненно сказала Николь. — Жасмин, ты только не удивляйся, но Фальк ломает все на своем пути, как будто ему некуда девать свою силу. Но Адельтрауд упрямо твердит, что лучшего сантехника для этого дома не найти.

Жасмин увидела, как подрагивала левая бровь Фалька.

— Ну, — сказала Николь, поеживаясь от холода, — наверное, пора идти в дом.

Когда она направилась к двери, Фальк пошел за ней. Жасмин тоже повернулась к дому.

Но как только Николь исчезла в гостиной, он обернулся и загородил Жасмин проход к двери.

— Только на пару слов, — угрюмо произнес он. Его лицо находилось в тени, а на нее из открытой двери падал свет, так что он мог разглядеть даже взмах ее ресниц.

— Ну, что еще? — грубовато спросила Жасмин.

— Насколько я знаю свою мать, она обязательно предложит тебе остаться здесь, в Пеерхагене. Но я бы не возражал, если бы ты отказалась от этого приглашения.

— Это почему же?

Ей показалось, что он вздохнул.

— Тогда я с удовольствием отвечу вопросом на вопрос: что тебе здесь надо?

В этот момент зазвонил его мобильник. Фальк достал телефон из кармана и, посмотрев на дисплей, приложил его к уху.

— Да? — сказал он и отвернулся.

Жасмин воспользовалась моментом и прошла в гостиную.

Там все уже были в сборе. Роня дремала в кресле.

— Мне пора, — сказала Жасмин.

— Что, уже? — в голосе Николь звучало наигранное разочарование.

— Я предложила Жасмин пожить здесь до вашей свадьбы, — объявила Адельтрауд.

— Прекрасная идея, — отозвалась Николь. — Я как раз собиралась предложить ей то же самое.

Северин провел рукой по волосам и уставился в пол. Гюнтер Розеншток положил сигару на подставку пепельницы и поднялся с дивана, собираясь попрощаться с Жасмин.

— Жасмин, вы ведь едете в Кюлюнгсборн? — поинтересовалась Адельтрауд. — Вы не могли бы захватить с собой Фалька и Роню? Малышке уже пора в кровать. Но куда же Фальк снова запропастился? А, вот и ты…

Он как раз входил через балконную дверь.

— Я только что спрашивала у Жасмин, не могла бы она взять тебя с Роней в Кюлюнгсборн. Тогда ты сэкономил бы на такси. Если вы собираетесь выехать завтра утром, то вам уже пора.

— Но я еще не устала, — запротестовала сонная Роня.

— Мама, если ты не возражаешь, Роня останется сегодня у тебя, — сказал Фальк. — Завтра должен приехать тот, кто…

Он оборвал себя на полуслове, а Роня неожиданно выпрыгнула из своего кресла и, прижавшись к бабушке, радостно крикнула:

— А на завтрак будет что-то вкусненькое! Правда?

— Посмотрим. А теперь мигом в кровать, — улыбаясь, сказала Адельтрауд.

Роня, чуть пошаркивая, вышла из комнаты. Было слышно, как она тяжело поднимается по лестнице.

— Но ты ведь хотел провести выходные с Роней. А теперь…Девочка спит здесь, а ты где-то там, на яхте, — осторожно произнес Понтер Розеншток.

Жасмин заметила, как в глазах Фалька снова промелькнуло нечто вроде подавленного противоречия. Казалось, он заставил себя промолчать. Некоторое время все так и стояли, не решаясь нарушить молчание. Наконец Понтер повернулся к Жасмин и протянул на прощание руку, оставив свою сигару дымиться в пепельнице. Северин, похоже, был смущен, на лице Николь застыла улыбка, а Адельтрауд стояла в растерянности. Фальк поднял инструменты, которыми он разломал водосточную трубу у террасы, и вышел из комнаты.

— Ну тогда, — сказала Жасмин, отвечая на рукопожатие Понтера Розенштока, — огромное спасибо за приглашение.

— Не за что, — ответил он и снова сел, чтобы докурить свою сигару.

Николь, Адельтрауд и Северин направились в прихожую, провожая гостью. Жасмин хотела уехать раньше, чем Фальк успеет собраться. Она в глубоком разочаровании покидала этот дом. Перекинув свой светлый пиджак через руку, Фальк свернул за изгородь из роз, в то время как Жасмин, прощаясь с Адельтрауд и Николь, нажала кнопку дистанционного управления, чтобы открыть двери машины.

— Спокойной ночи, мама, — сказал Фальк, чмокнул Адельтрауд в щеку и потянулся к ручке автомобиля. Не успела Жасмин и глазом моргнуть, как он уже сидел в ее маленьком «Форде». Жасмин ехала к воротам, которые плавно сдвинулись в сторону, как будто их открыло привидение. На столбах у ворот висели два фонаря, освещавшие въезд в Пеерхаген. В клумбе с тюльпанами с правой стороны был маленький светофор, который показывал, когда ворота открыты или закрыты. Как только Жасмин проехала мимо него, красный цвет сменился зеленым.

— Спасибо, что согласилась взять меня с собой, — сказал Фальк. — Теперь у меня снова появилась возможность повторить мою просьбу, даже если, это невежливо с моей стороны.

— К сожалению, ты опоздал со своей просьбой. Твоя мать уже пригласила меня.

Фальк недовольно фыркнул.

— Моя мать человек большого сердца, и я не хочу, чтобы она впоследствии разочаровалась.

— С чего ты взял, что я должна ее разочаровать?

— Ты начала со лжи. Николь говорит, что ты здесь уже несколько дней, хотя мы только сегодня познакомились в поезде. В купе ты листала проспект о Розенштоках и Тиллере. Николь — твоя старая подруга. Никакой семьи Нидергезес в этой местности нет и в помине. Мне кажется, что ты с самого начала ехала именно к нам, в Пеерхаген.

Жасмин молчала.

— Зря ты сразу не посмотрела на мою визитку, — продолжал Фальк. — Тогда ты хотя бы поняла, что твоя игра не увенчается успехом.

— А ты не допускаешь мысли, что мне просто захотелось увидеть тебя?

— Чтобы пообщаться с «невоспитанным маменькиным сыночком»? — Фальк засмеялся, но без всякой радости. —

Очередная ложь. На моей визитке написано: «Пеерхаген», но не его адрес. Чтобы снова увидеться со мной, достаточно было позвонить мне или же прийти в порт в Кюлюнгсборне… Тормози же, стоп!

Жасмин резко затормозила. Они подъехали к перекрестку. Фальк обеими руками уперся в панель с приборами, хотя и был пристегнут ремнем безопасности. Когда они остановились, он вздохнул с облегчением.

— Разве ты не видела знака?

— Видела, но ты так кричал, будто я переехала кошку.

— Ты так слепо исполняешь приказы? Приятно это слышать. Здесь направо.

Все больше раздражаясь, Жасмин свернула на дорогу, которая вскоре погрузилась в темноту холмов Кюлюнга. Некоторое время они ехали молча.

— И зачем вся эта ложь? — Фальк не хотел уходить от начатого разговора.

— А ты действительно помешан на правде!

— Может, мне еще извиниться по этому поводу?

Через дорогу пробежала лисица. Жасмин почувствовала, как напрягся сидящий рядом с ней мужчина — он даже съежился, — но уже через мгновение взял себя в руки. Лес остался позади, и вскоре они увидели огни Кюлюнгсборна.

— Иногда лучше солгать, чем сказать горькую правду. По крайней мере, так поступают рассудительные люди, — заметила Жасмин.

— Ух ты! Значит, ты сама рассудительность.

Они въехали в Кюлюнгсборн, подпрыгивая на рельсах узкоколейной железной дороги «Молли».

— Если хочешь знать правду, то я скажу тебе ее, — внезапно заявила Жасмин. Ее голос звучал довольно жестко: — Ты не любишь свою дочь.

— Я не думаю, что ты имеешь право так судить обо мне.

— Сегодня в «Хус Ахтерн Бум» я случайно услышала, как Роня жаловалась на тебя, что ты силой тянешь ее на яхту.

Мать девочки, напротив, говорила, что Роня не должна себя так вести, иначе она снова не получит денег. Женщина боялась, что ты в очередной раз подумаешь, будто она настраивает Роню против тебя.

Фальк сердито сопел.

— Это ни о чем не говорит.

Жасмин прикинула, что Лаура, должно быть, забеременела от него лет в семнадцать-восемнадцать, если он младше своего брата Северина.

— Мне кажется, что ты очень плохой отец.

— Здесь все время прямо, — не реагируя на ее слова, поспешно сказал он. — Можешь высадить меня на морском мосту.

— Если дочери не любят своих отцов хотя бы потому, что у них есть яхта, — настойчиво продолжала Жасмин, — в этом нет ничего необычного. Возможно, ты тоже мечтаешь о дочери-принцессе, но, когда девочке одиннадцать-двенадцать лет, об этом не может быть и речи, тем более если ребенок несчастлив.

— Ей одиннадцать. — Фальк схватился за дверную ручку, и Жасмин приготовилась до конца жать на тормоз, если вдруг ему вздумается выпрыгнуть из машины.

— Наверное, тебе кажется, что твоя дочь похожа на монстра, — безжалостно продолжала она. — Что девочка состоит только из одного пищеварительного тракта и испытывает единственное желание — поесть сладостей. Но ведь Роня не виновата.

— Конечно, нет.

— И все же ты смотришь на Роню с какой-то ненавистью, если вообще смотришь на нее. И потому, естественно, девочка даже не старается понравиться тебе. Но ты ведь взрослый человек, Фальк, а она еще неразумный ребенок. У детей нет фундамента, на котором они могли бы строить свою жизнь. Они могут рассчитывать только на любовь и уважение своих родителей.

Жасмин, слыша прерывистое дыхание Фалька, искоса поглядывала на него. Проехав морской мост, она остановилась на Остзе-штрассе и вышла из машины. И тогда Фальк, наклонившись к ней, хрипло произнес:

— Спасибо, что… подвезла меня. И спасибо за лекцию. Ты права, не всегда хочется услышать правду. Тем более что это была правда, которую мне, может, и не стоило слышать. К счастью, одно я теперь знаю точно, Жасмин: ты относишься к тем женщинам, которые наносят ответный удар раньше, чем их обидят.

ГЛАВА 7

Жасмин заплатила за ночь в гостинице «Хус Ахтерн Бум» и переехала в Пеерхаген, где Адельтрауд предложила ей прекрасную комнату на втором этаже с великолепным видом на море. Ветер гнал с гор темные тучи, которые к середине дня заволокли все небо. На землю то и дело проливался короткий ливень. Внизу, в гостиной, по телевизору транслировали свадьбу испанского наследника трона Фелипе с тележурналисткой Легацией. В Мадриде дождь лил как из ведра — это было плохим предзнаменованием. Корреспонденты наперебой комментировали дефиле дворянской знати по красной ковровой дорожке. Николь расположилась на диване и красила ногти на руках и ногах.

— Все с точностью до мелочей занесено в протокол, — говорила она, повторяя то, что прочитала в одном из журналов. — Только королева София может надеть длинное платье. Для других женщин это непозволительно.

Жасмин устроилась с Роней за шахматной доской и объясняла девочке правила игры. Она заметила, что ребенок спокойно мог высидеть два часа без еды и при этом много разговаривать. Наверное, страсть к болтовне досталась ей по наследству через отца от бабушки. Жасмин узнала от нее много нового о Лауре и ее романе с каким-то учителем аюрведы[10], о Пеерхагене и его жителях: для дедушки его сигара на ночь была святым делом; Северин собирался после свадьбы стать исполнительным директором холдинга; Адельтрауд мечтала о круизах и искала себе замену в берлинском агентстве. Этого она хотела только наполовину, так как, в принципе, работа ей нравилась. Только о своем отце Роня ничего не рассказала.

Когда Николь на короткое время покинула комнату, девочка придвинулась поближе к Жасмин и прошептала:

— А Николь — эгоистичная дрянь, и ей нужны только деньги дяди Северина. Он никогда не будет с ней счастлив.

Потом вернулась Николь, и Жасмин не успела спросить, от кого Роня услышала это. Ее слова очень напоминали то, что Жасмин уже слышала от фрау Розеншток. Возможно, в агентство Глории они писали вместе.

На экране телевизора появился принц Фелипе, который стоял у алтаря в ожидании своей невесты. Лил сильный дождь, и она не могла идти по красной ковровой дорожке под руку со своим отцом. Ее посадили в машину, с трудом вместив в салон платье и шлейф.

— Бедный Фелипе! — Лицо Николь скривилось в сострадательной гримасе. — Он, наверное, думает, что с его невестой что-то случилось.

— Навряд ли, — возразила Жасмин. — В Испании принято, чтобы невеста заставила жениха немного подождать. Как минимум минут двадцать.

Наконец невеста подъехала в закрытом старом «Роллс-Ройсе», принадлежавшем когда-то Франко.

— Боже, какая она худая! — воскликнула Николь. — Скажи мне, ты считаешь ее красивой? Не слишком ли она худая и высокая? Посмотри, она даже не улыбается, и… — Николь выпрямилась. — Посмотри, как она ругает свое сопровождение!

Длинный шлейф невесты запутался где-то у входа в церковь. Дети, которые шли вслед за ней с букетами цветов, стали спотыкаться, и торжественное шествие было нарушено. Началась небольшая суматоха.

— Это что, ее отец? — с оттенком возмущения спросила Николь. — Вообще-то, он разведен. Наверняка для них это большая проблема. Разведенные родители возле короля в католической церкви? Он случайно не коммунист ко всему прочему? Скорее всего, Фелипе сказал: «Или она, или никто». Короче говоря, или он получит согласие жениться на ней, или отрекается от престола.

— Шах! — внезапно закричала Роня.

Жасмин не уследила за ее ходами и вынуждена была признать поражение:

— И мат. Ты выиграла.

Роня ликовала, не подозревая, что она только что выиграла у женщины, которая как-то обыграла в шахматы на компьютере одного Фрица, набрав больше двух тысяч Эло.

— Посмотри, Жасмин, — не успокаивалась Николь, — как Фелипе влюблен в эту худощавую девицу. Он, наверное, сам попросил, чтобы его с ней познакомили. Представь: ничего не подозревая, ты идешь на вечеринку, а тебя знакомят с наследником престола. А потом он просит у тебя руки. Конечно, кто же откажется? Когда они наконец поцелуются? Но знаешь, я бы не позволила, чтобы мой муж вот так, на балконе, в присутствии людей, обцеловывал меня.

В то время как Николь и Жасмин сидели у телевизора в ожидании поцелуя Легации, который так и не состоялся, Фальк встречался с потенциальным покупателем яхты. Он расплатился с Хайко, который помог ему привести в порядок «Santa Lucia», и теперь показывал судно приехавшему из Гамбурга мужчине лет сорока, одетому в льняные брюки и вылинявший свитер. Тот семь лет провел в море и сейчас поднимался по трапу с дистанционным управлением на запястье.

— Прекрасное оснащение спортивного судна, — похвалил он с видом знатока. — Как хорошо, что вы нашли для меня время. У меня как раз были дела в Ростоке, и я подумал, а не позвонить ли мне вам, чтобы хоть одним глазком взглянуть на ваше судно. Оно довольно-таки старое, да?

— Это «Santa Lucia», год выпуска 1928, — начал Фальк, мгновенно войдя в роль профессионального маклера. — Она была полностью восстановлена восемь лет назад и оснащена современной техникой. Благодаря классическому корпусу и длинной килевидной форме, этот морской ветеран превратился в комфортабельный парусник со всеми соответствующими качествами.

Покупатель работал в СМИ. У него была вполне типичная внешность для парней, которые трудились в офисе, коротко постриженные волосы, а на щеках однодневная щетина — признак успешной изворотливости.

— Судно построено из клепаной стали, — продолжал Фальк, с максимальной четкостью перечисляя параметры своего детища. — Длина палубы — 16,2 метра, общая длина — 19,2 метра. Ширина — 4,2 метра, высота внутренних помещений — 2 метра. Вес — 43 тонны, высота грот-мачты и бизань-мачты — 19 метров, общая площадь — 60 квадратных метров, грот — 40 квадратных метров, шестицилиндровый мотор Перкина с мощностью 136 лошадиных сил. Бак вмещает тысячу литров горючего. Возможность автоматического управления, эхолот со встроенным GPS-навигатором.

Шлепая босыми ногами по палубе, Фальк повел покупателя в кормовой отсек и дальше, внутрь яхты.

— Как видите, тут шесть коек в трех изолированных каютах, два туалета, душ, кухонный уголок с холодильником, плитой и кофеваркой.

В иллюминаторе сквозь капельки дождя виднелись размытые очертания соседнего парусника. Фальк открыл следующую дверь.

— Кроме того, чтобы поговорить и расслабиться, вы можете использовать кают-компанию с телевизором, плеером и всякой всячиной.

— А попугай тоже идет в придачу к яхте? — поинтересовался гость из Гамбурга, явно с претензией на юмор.

Фальк улыбнулся.

— Он просто никак не может со мной расстаться. Пару лет назад попугай залетел сюда случайно и остался. Но если он захочет, то может покинуть яхту.

— Да! — подтвердил серый попугай старушечьим голосом. Переступая с одной лапы на другую, он ходил по настенной жерди около иллюминатора и грыз семечки, повсюду разбрасывая шелуху.

Фальк оставил дверь открытой и продолжил экскурсию по яхте. Лицо покупателя постепенно принимало новое выражение, что так было знакомо Фальку по его наблюдениям за некоторыми владельцами яхт. В любом случае эта яхта никогда не принадлежала ему полностью, как он ни нахваливал ее, потирая подбородок, согласно кивая и показывая каждую мелочь. Когда они снова вернулись на палубу, ливень как раз закончился. Все блестело и сверкало на солнце.

— Очень даже неплохо, — заметил мужчина. — И в хорошем состоянии.

Фальк почесал пальцем ноги косточку другого пальца и оперся о стену, чтобы не упасть. Он привык всегда за что-то хвататься, даже если судно спокойно стояло в гавани. Это объяснялось тем, что он всегда выходил в море один-одинешенек, и если бы оказался за бортом, то никто бы ему не помог.

— И сколько вы хотите получить за нее?

— Триста тысяч.

— Торг уместен?

— Извините, но я не торгуюсь.

Покупатель скривил лицо: «Ну-тогда-и-не-надо».

— Видите ли, — объяснил Фальк, — если человек не хочет продавать судно, но вынужден, то он не торгуется. Если вы ее не покупаете, то, в принципе, меня это устраивает, поскольку я мог бы на ней прокатиться еще раз…

Мужчина прищурил глаза. Казалось, что он все понял.

— Игровые долги — долги чести, да? — Он засмеялся.

— Если бы вы произнесли это в присутствии кого-то еще, — спокойно сказал Фальк, — то я заявил бы на вас в суд за клевету. Вы меня поняли?

— Успокойтесь. Меня это вообще не касается. Когда я могу прийти сюда со своими друзьями и опробовать яхту?

— В любое удобное для вас время.

— Давайте в следующую пятницу. Тогда у нас будут целые выходные.

— К сожалению, меня это не совсем устраивает, — ответил Фальк и пояснил: — Мой брат женится. Но в субботу утром я в вашем распоряжении.

— Хорошо. Я вам позвоню. Если я не ошибаюсь, вы говорили, что в августе я могу получить ее?

Фальк кивнул.

— Договорились. — Покупатель протянул руку, Фальк ударил по ней в знак согласия. С непоколебимым спокойствием он еще раз посмотрел на мужчину, который спускался по трапу.

Пять долгих лет «Santa Lucia» была его домом, его спасением, убежищем, логовом — всем сразу. Шесть лет он вкалывал с утра до вечера, чтобы позволить себе эту яхту. Шесть долгих лет он провел на острове Кос.

Он спал на пляже, в заброшенных обветшалых домах, затерявшихся в зарослях оливковых деревьев, а под конец — у одной вдовы в комнате возле хлева с ослом. Некоторое время у него ничего не было, кроме пары шорт и часов. В те времена Фальк нередко голодал; иногда туристы, которых он учил кататься на паруснике, угощали его крестьянским салатом и кусочками рыбы.

Фальк почти ничего не видел на острове Кос, разве что бухту Мастихари, куда он случайно приплыл в девятнадцатилетнем возрасте. Когда на море был ветер, ему удавалось заработать несколько драхм, давая инструкции по управлению парусниками. Если ветра не было, то Фальк оставался ни с чем. И так было каждое лето. Зимой он помогал в яхт-клубе, шлифовал и красил чужие яхты. Со временем его, сумасшедшего немца, стали ценить. Когда приходили туристы или самоуверенные любители приключений, чтобы взять напрокат двухмачтовое судно, а не какую-то маленькую лодку, в яхт-клубе не раздумывая готовили катер и звали немца, так как тихие воды в бухте были весьма коварны. Отплывать далеко от острова было опасно: южный ветер подхватывал лодку и нес ее в открытое море, и мало кто сумел бы самостоятельно вернуться назад. Тогда и присылали немца на катере, чтобы он брал парусник на буксир и тянул его против ветра. Каждую заработанную драхму Фальк вложил в «Santa Lucia». Он нашел ее в саду одного разрушенного дома и сразу же влюбился в нее. Она была перевернута набок, опущенная мачта чудом уцелела. Эта яхта принадлежала одному греку, которому выгоднее было продать дом или земельный участок. Но когда он заметил, что немец был готов заложить за нее свою жизнь, запросил намного больше, чем стоил его дом.

Возможно, местные жители до сих пор вспоминают странного немца, который был беднее церковной мыши, потому что влюбился в судно, требующее не меньше внимания и самопожертвования, чем красавица-жена. Никто не смеялся над ним — люди только улыбались, качая головой. Вдова, которая отдала ему комнату возле хлева, не уставала молиться за него.

В последний год некоторые знакомые, которым позволялось угощать его едой, расценивали их отношения как семейные. Фальк не пил, не бездельничал. Он не был одним из тех хиппи, которые бесплатно кормились на этом солнечном острове. Целью его жизни было судно.

Когда Фальк наконец с помощью нескольких жителей Мастихари все-таки спустил «Santa Lucia» на воду и поднялся на борт, у него не было ничего, кроме этого судна, пары обрезанных джинсов, запаса воды и продуктов на один месяц.

Стоял сентябрь, когда он покинул насквозь пропитанный солнцем остров Додеканес и вышел в Атлантический океан, взяв курс на Афины, чтобы потом пройти Сицилию, Сардинию и Майорку. У Гибралтара он вытащил из воды пятерых полумертвых марокканцев, среди которых было трое детей (их мать умерла на «Santa Lucia» от истощения). Когда он вместе с беженцами входил в гавань Тарифы, его арестовали за незаконный перевоз иностранцев и отобрали судно.

Месяц он провел в тюрьме, пока не выяснилось, что он не какой-то там бездомный бродяга, а сын очень богатого фабриканта. В середине октября Фалька выпустили на волю и отдали двухмачтовую яхту. У него снова ничего не было, кроме пары брюк, майки и рубашки, полученных в подарок от сердобольного тюремного надзирателя.

Целый месяц он проработал в грузовом порту, чтобы купить себе пальто, обувь и продовольствие. Воды Атлантического океана оказались буйными. Когда в конце января он вошел в Нордерней, было всего около трех градусов выше нуля.

И только в Германии, не имея ни гроша в кармане, Фальк почувствовал, что его путешествие стало поистине несносным.

Фальк спустился вниз и сделал себе кофе. Отпив глоток, он пошел в каюту, чтобы надеть носки и туфли. Он нежно провел рукой по гладкому благородному дереву, из которого была сделана койка.

Это судно пережило вместе с ним самые ужасные моменты его жизни, его страх, его разочарование, его надежды. Он лежал в этой койке и мечтал, чтобы ему дали еще один шанс. Сюда он вернулся после унизительного разговора со своим отцом. Положив руки на штурвал, Фальк старался успокоиться. Сильный ветер поднимал брызги, и казалось, все его проблемы превращаются в серебряную пыль.

Фальк допил кофе, взял куртку, поднялся на палубу, запер кормовую каюту и, проворно спустившись по трапу, покинул судно. Из-за дождя отдыхающие попрятались в ресторанах и кафе. На пляже резвились ребятишки, одетые в дождевики и резиновые сапоги. Фальк поехал на такси в Пеерхаген. Только сейчас он осознал, что продал свою яхту. Стиснув зубы, он тряхнул головой и пробормотал себе под нос:

— Проклятая гордость. Однажды она погубит тебя.

— Прошу прощения, — вежливо отозвался шофер.

На кухне Зиглинда как раз собиралась выпотрошить, посолить, промариновать и обвалять в муке палтуса. Фальк удивился, заметив, что его дочери на кухне не было. Он нашел ее в кабинете деда. Роня сидела за компьютером, изучая шахматные программы.

— Я выиграла, — сообщила она ему. Ее темные глаза блестели от радости. — Я обыграла в шахматы Жасмин.

— Вот здорово! — Фальк подошел к окну.

Внизу, на лужайке за домом, за садовым столиком сидели Жасмин и Северин и вели оживленную беседу. Жасмин была в джинсах, и ее попка округлой формы казалась просто великолепной. Фальк с трудом оторвал от нее взгляд.

— Это действительно здорово! — возбужденно произнесла Роня. — Потому что Жасмин когда-то выиграла какое-то эпо или евро…

Фальк повернулся к ней.

— Скорее всего, ты имеешь в виду Эло. Рейтинг шахматистов?

— Да, Эло. Я это и хотела сказать. А что такое Эло?

— Это такой метод счета очков, названный в честь господина Эло, если я не ошибаюсь. Может быть, попросишь Жасмин, чтобы она тебе это лучше объяснила? Чем ты вообще сейчас занимаешься?

— Жасмин сказала, что можно играть в шахматы по интернету. Мне нужно еще много тренироваться. Папа, можешь купить мне электронные шахматы?

Фальк пожалел, что затеял разговор о шахматах, но с уверенностью сказал:

— Я думаю, что если ты внесешь это пожелание в список подарков на твой день рождения, то оно непременно исполнится.

— Но мой день рождения только в ноябре.

— А мой день рождения в октябре.

— Но ты ведь можешь купить себе все, что хочешь.

— Но я и работаю для этого.

— И что же ты делаешь? Ты не работаешь, а ходишь на вечеринки и везде суешь свой нос. — Фальк услышал в ее словах упреки Лауры и почувствовал, как кровь прилила к лицу и в висках застучало. — Если вдруг ты снова проиграешь все деньги, то бабушка всегда даст тебе еще. А на меня никогда ничего не остается.

— Роня, только не надо так! — хрипло произнес Фальк. — Ты не должна говорить мне такое. Поняла? А своей матери можешь передать: если она еще хоть раз скажет, что я… — Он замолчал, тяжело дыша.

Роня побелела и уставилась на него огромными глазами Лауры.

— Я тебя ненавижу! — внезапно закричала она. — Ты такой подлый! — Девочка соскользнула со стула и выбежала из комнаты.

Фальк провел обеими руками по волосам. Что же он снова натворил? Сколько он ее знал, Роня впервые проявила интерес к чему-то другому, не считая мороженого и печенья, а он все испортил.

Жасмин была, наверное, права, и он действительно плохой отец. Ему было девятнадцать лет, когда он покинул Германию, а Роне — всего лишь полгода. Фальк узнал ее, когда девочке исполнилось почти семь. Первое время, когда он приходил к Лауре в гостиницу, дочь пряталась от него и не хотела идти с ним. Да и Лаура всячески возражала против их общения, так как ей казалось, будто ребенок становился агрессивным после каждой встречи с отцом. Не Фальк, а старик Розеншток пригрозил Лауре подать жалобу в суд по делам несовершеннолетних, если она и дальше будет препятствовать общению дочери с ее родным отцом. Было очевидно, что Понтера Розенштока не так волновала внучка, как боязнь того, что его сын будет уклоняться от отцовских обязанностей.

Фальк вздохнул и сел за компьютер, чтобы выключить его, но потом зашел на страничку своего почтового сервера.

Пока компьютер гудел, он снова выглянул из окна, чтобы посмотреть на лужайку за домом.

Жасмин и его брат все еще сидели там, весело о чем-то болтая. Она оживленно жестикулировала. На лице Северина была легкая, слегка глуповатая улыбка. Если бы Фальк не был так слеп в том, что касалось моды, то заметил бы, что под джинсы Жасмин надела коричневую приталенную вязаную кофточку, которая как нельзя лучше подчеркивала ее фигуру. В его голове вдруг мелькнула смутная мысль: «Она просто так не отступится». Но уже через минуту, когда он перевел взгляд на монитор, ему было бы трудно вспомнить, какого же цвета одежда у Жасмин.

Потом Фальк вспомнил о «Santa Lucia», и это моментально омрачило его мысли. Он просмотрел свою электронную почту, ответил на пару писем и закрыл все программы. Снова выглянув в окно, он увидел, как Жасмин положила руку на стол, а Северин накрыл ее своей ладонью. На мгновение оба застыли, а потом Северин, бросив быстрый взгляд на дом, убрал свою руку.

— Дурак! — пробормотал Фальк, не отдавая отчета тому, что он хотел сказать. Экран еще не успел погаснуть, как открылась дверь и в комнату вошел отец.

— А, вот ты где…

Фальк сжал губы, чтобы, объясняя, почему он оказался в его кабинете, не ляпнуть ничего лишнего.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21