Это был ангелит 4-го ранга, в белоснежном мундире с алмазными молниями на груди; он разъяснил мне, что за преступления, которые я совершил, мне грозит пожизненная идентификация, а затем добавил, что суд дает мне 4 дня на подготовку к защите. С назначенным мне государственным защитником я могу увидеться, когда захочу.
      Имея уже некоторый опыт в области судебной процедуры в этих районах Галактики, я захотел прежде всего узнать, в чем состоит угрожавшая мне кара. Исполняя мое желание, меня ввели в небольшой кабинет янтарного цвета, где меня уже ожидал мой защитник, ангелит 2-го ранга. Он оказался чрезвычайно любезным и не жалел для меня объяснения.
      - Знай, чужеземный пришелец, - сказал он, - что мы достигли высочайшего познания того, что является источником всех тревог, страданий и несчастий, каким подвержены существа, составляющие общество. Этот источник находится в единице, в ее личной индивидуальности. Общество, коллектив вечно подчиняются постоянным, нерушимым законам, как подчиняются им могучие солнца и звезды. Для личности характерны хрупкость, непостоянство решений, случайность поступков, а главное - недолговечность. Так вот, мы полностью уничтожили индивидуальность в пользу коллектива. На нашей планете существует только коллектив - индивидуумов на ней нет.
      - Как так? - возразил я, ошеломленный. - То, что ты говоришь, должно быть только фигуральным выражением, так как сам-то ты - личность...
      - Нисколько, - ответил он с неизменной улыбкой. - Ты, наверное, заметил, что мы не различаемся по внешности. Точно так же мы достигли и максимальной общественной взаимозаменяемости.
      - Не понимаю. Что это значит?
      - Сейчас объясню. В каждый момент времени в обществе существует определенное количество функций, или, как мы их называем, состояний. Есть функции профессиональные, - правителей, садовников, техников, врачей; есть функции и семейные - отцов, братьев, сестер и так далее. Так вот, каждую такую функцию пантиец выполняет только одни сутки. В полночь во всей нашей стране происходит движение, как если бы, выражаясь фигурально, все делали один шаг, и таким образом тот, кто вчера был садовником, сегодня становится инженером, вчерашний строитель становится судьей, государь - учителем и т. д. То же происходит и с семействами. Каждая семья состоит из родственников - отца, матери, детей, но только эти функции остаются неизменными, лица же, их выполняющие, сменяются каждые сутки. Итак, неизменным остается только коллектив, понимаешь? У нас всегда бывает столько же родителей и детей, врачей и медсестер, и так во всех областях жизни. Могучий организм нашего государства живет уже много веков, нерушимо и неизменно, постояннее скал, а этим постоянством он обязан тому, что мы раз навсегда покончили с эфемерной природой индивидуального существования.
      Поэтому я и говорил, что мы в совершенстве взаимозаменяемы. Ты вскоре убедишься в этом, когда после полуночи, если ты вызовешь меня, я приду к тебе в новом лице.
      - Но зачем все это? - спросил я. - И каким образом каждый из вас ухитряется выполнять все эти функции? Разве можно быть не только садовником, судьей или защитником, но и отцом или матерью?
      - Многих функций, - ответил мой улыбающийся собеседник, - я не сумею выполнять хорошо. Но прими во внимание, что выполнение функции продолжается только один день. Кроме того, в каждом обществе старого типа огромное множество лиц выполняет свои профессиональные функции плохо, а общественный механизм не перестает из-за этого работать. Плохой садовник может погубить у вас целый сад, плохой правитель - разорить целое государство, так как у обоих есть для этого время, которого у нас им не дано. Кроме того, в обычном обществе пагубно влияет не только неумелость, но и частные стремления личностей. Зависть, гордость, эгоизм, суетность, властолюбие - все это губительно действует на жизнь общества. Этого злого влияния у нас нет. Действительно, у нас нет стремления сделать карьеру, никто не руководствуется личными интересами, так как личных интересов у нас нет совсем. Я не могу сегодня сделать никакого шага в надежде, что завтра он принесет мне пользу, ибо завтра я буду уже кем-то другим, и сегодня не знаю, кем буду завтра.
      Смена функций происходит в полночь на основе всеобщей жеребьевки, на которую не влияет никто из живущих. Начинаешь ли ты постигать глубокую мудрость нашего устройства?
      - А чувства? - спросил я. - Разве можно любить каждый день другого человека? И как у вас обстоит дело с отцовством и материнством?
      - Некоторым нарушением нашей системы, - ответил мой собеседник, - был когда-то случай, когда некто, исполнявший функции отца, родил ребенка, так как может случиться, что функцию отца получает именно женщина в день своего разрешения от бремени. Однако эта трудность исчезла, когда в законах было указано, что отец тоже может рожать. Что же касается чувств, то мы удовлетворили две на первый взгляд исключающие друг друга жажды, какие живут в каждом разумном существе: жажду постоянства и жажду перемен. Привязанность, уважение, любовь подтачивались когда-то непрестанной тревогой, страхом потерять дорогое существо. Этот страх мы победили. Действительно, какие бы потрясения, эпидемии, катастрофы ни встречались в нашей жизни, у каждого из нас всегда будут отец, мать, жена и дети. Это еще не все. Неизменность через некоторое время начинает наскучивать, независимо от того, хорошая она или плохая. Но в то же время мы жаждем постоянства в жизни, хотим оберечь ее от всяких неприятностей и трагедий. Мы хотим существовать, но не исчезать, изменяться, но оставаться постоянными, быть всем, не рискуя ничем. Эти противоречия, кажущиеся непримиримыми, у нас разрешены. Мы уничтожили даже антагонизм между верхами и низами общества, так как каждый из нас в любой день может стать верховным правителем, и нет такого образа жизни, нет такой сферы деятельности, которая была бы перед кем-нибудь закрыта.
      Теперь я могу объяснить тебе, что означает угрожающий тебе приговор. Он означает величайшее несчастье, какое только может постичь пантийца, а именно исключение из всеобщей жеребьевки и переход к одинокому индивидуальному существованию. Идентификация - это акт раздавливания личности под жестоким и безжалостным бременем пожизненной индивидуальности. Если ты хочешь спросить меня еще о чем-нибудь, то поспеши, ибо приближается полночь, вскоре я должен буду тебя покинуть.
      - Как у вас дела со смертью? - спросил я.
      Нахмурясь и улыбаясь, защитник вглядывался в меня, словно пытаясь понять это слово; наконец он сказал:
      - Смерть? Это устарелое понятие. Где нет отдельных личностей, там нет и смерти. Никто у нас не умирает.
      - Но это абсурд, в который ты и сам не веришь! - вскричал я. - Каждое живое существо должно умереть, значит, и ты тоже!
      - А что это такое - я? - прервал он, улыбаясь.
      - Ты, ты сам!
      - А кто я, я сам, не считая нынешней функции? Имя, фамилия? У меня их нет. Лицо, внешность? Благодаря биологическим мерам, принимавшимся у нас много веков назад, внешность у меня точно такая же, как и у всех. Функция? Она изменится в полночь. Что же остается? Ничего. Подумай, что означает смерть? Это утрата, трагическая своей невозвратностью. Кого утрачивает тот, кто умер? Себя? Нет, ибо умерший не существует, а кто не существует, тот не может ничего утратить. Смерть - это дело живых: это утрата кого-либо из близких.
      А мы никогда не теряем своих близких. Я тебе уже говорил об этом. Каждая семья у нас - вечная. Смерть у нас была бы уменьшением количества функций, сокращением штатов. Законы не допускают этого. Я должен уже идти. Прощай, чужеземец.
      - Погоди! - вскричал я, видя, что мой защитник встает. - Но ведь у вас существуют, должны существовать различия, хотя бы вы все были сходными, как близнецы. У вас должны быть старики, которые...
      - Нет. Мы не ведем учета количества функций, которые бы выполнял кто-либо из нас. Не ведем мы и учета астрономических лет. Никто из нас не знает, сколько времени прожил. Функции не имеют возраста. Мне пора.
      С этими словами он ушел. Я остался один. Через минуту дверь открылась и защитник вошел снова - в том же лиловом мундире с золотыми молниями ангелита 2-го ранга и с тою же улыбкой.
      - Я к твоим услугам, обвиняемый пришелец с другой звезды, - произнес он, и мне показалось, что голос у него другой, которого я еще не слышал.
      - Значит, у вас есть и кое-что неизменное: функция обвиняемого, - заметил я.
      - Ты ошибаешься. Это относится только к посторонним. Мы не можем допустить, чтобы, укрываясь за функцией, кто-нибудь пытался разрушить наше государство изнутри.
      - Ты знаешь законы? - спросил я.
      - Их знают книги. Впрочем, твой процесс состоится только послезавтра. Государство будет защищать тебя...
      - Я отказываюсь от защиты.
      - Хочешь защищаться сам?
      - Нет. Хочу быть наказанным.
      - Ты легкомыслен, - заметил, улыбаясь, защитник. - Помни, ты будешь не личностью среди личностей: ты очутишься в пустоте, более пустой, чем космическое пространство...
      - Слыхал ты когда-нибудь о Магистре Ox? - спросил я. Сам не знаю, откуда взялся у меня этот вопрос.
      - Да. Он и был творцом нашего государства. В нем он создал величайшее свое дело - Заменитель Вечности.
      Так закончился наш разговор. Через три дня, представ перед судом, я был приговорен к пожизненной идентификации. Меня отвезли на космодром, откуда я взлетел немедленно, взяв курс на Землю. Не знаю, захочется ли мне еще когда-нибудь встретиться с Благодетелем Космоса.