Мерно щелкали контакты на этажах. Старинный лифт со стеклами, гравированными цветочками, медленно полз вверх. Остановился. Четверо мужчин вышли из него и прошли по коридору. Хотя еще был день, горело электричество.
      Обитая кожей дверь отворилась.
      – Входите, джентльмены, - пригласил человек, стоящий на пороге.
      Грегори вошел последним, вслед за врачом. В кабинете было темновато. За окном плавали в тумане голые ветви деревьев.
      Главный инспектор уселся за письменный стол - черный массивный стол с резной балюстрадкой. На полированной его поверхности стояли два телефона, плоский микрофон внутренней связи, лежала курительная трубка, очки, лоскуток замши - больше ничего. Усаживаясь в глубокое кресло, придвинутое к стене, Грегори обратил внимание, что над столом висит маленький портрет королевы Виктории. Главный инспектор обвел их взглядом, словно пересчитывал или наново вспоминал лица. Боковую стену кабинета закрывала огромная карта Южной Англии, напротив, у другой стены, стоял большой книжный шкаф черного дерева.
      – Джентльмены, - начал инспектор, - с этим делом я знаком только по протоколам, вы, несомненно, ориентируетесь в нем лучше меня. Поэтому я хотел бы попросить кратко изложить факты. Мистер Фаркар, давайте начнем с вас.
      – Слушаюсь, инспектор, но ведь начало я тоже знаю только из протоколов.
      – Ну, в самом начале и протоколов-то не было, - пробормотал Грегори несколько громче, чем следует. Все обернулись к нему. С подчеркнутой независимостью он принялся обшаривать карманы в поисках сигарет.
      Фаркар выпрямился в кресле.
      – Это началось в прошлом году, во второй половине ноября. Возможно, подобные случаи бывали и раньше, но сперва на них просто не обращали внимания. Первый рапорт мы получили за три дня до Рождества, но только позже, а именно в январе, тщательное расследование показало, что подобные истории с трупами случались и прежде. Этот рапорт пришел из Энгандера. Собственно говоря, носил он несколько полуофициальный характер. Смотритель покойницкой Плейс жаловался коменданту тамошнего поста, который, кстати сказать, его шурин, что по ночам кто-то трогает покойников.
      – В чем выражалось это «трогает»?
      Инспектор методично протирал очки.
      – В том, что утром трупы лежали не так, как вечером. Точнее, речь шла только об одном трупе, кажется об утопленнике, который…
      – Кажется? - бесцветным голосом переспросил главный инспектор.
      Фаркар еще сильнее напрягся.
      – Все показания представляют вторичные реконструкции, вначале никто не придавал этому значения, - объяснил он. - Смотритель покойницкой не уверен, был ли то утопленник или кто другой. В сущности, энгандерский комендант Гибсон допустил ошибку, не составив протокола об этом происшествии, но он думал…
      – Может, не стоит вдаваться в такие подробности, - бросил человек, сидящий возле книжного шкафа. Он небрежно развалился в кресле, положив ногу на ногу, из-под задравшейся штанины выглядывал желтый носок и полоска голой кожи над ним.
      – Думаю, что это необходимо, - сухо отозвался Фаркар, даже не взглянув в его сторону.
      Инспектор наконец надел очки, и на лице его, дотоле безразличном, отсутствующем, появилось благожелательное выражение.
      – Формальной стороны следствия, пожалуй, можно не касаться. Продолжайте, мистер Фаркар.
      – Второй рапорт мы получили из Плантинга спустя восемь дней после первого. В нем сообщалось, что в кладбищенском морге кто-то ночью перевернул труп. Покойник, фамилия его Тикер, прежде работал докером, но уже несколько месяцев был прикован к постели и, в общем-то, стал для семьи обузой…
      Фаркар покосился на нетерпеливо дернувшегося Грегори.
      – Похороны должны были состояться утром. Родственники покойного, войдя в морг, увидели, что он лежит не на спине, а на животе, раскинув руки крестом. Создавалось такое впечатление, будто он… ожил. То есть так решила семья. Пошли слухи о летаргическом сне; говорили, будто Тикер проснулся и, увидев себя в гробу, так испугался, что умер уже взаправду.
      – Конечно, все это чушь, - продолжал Фаркар. - Смерть была засвидетельствована местным врачом. Однако, когда на эти слухи обратили внимание, оказалось, что в округе давно уже поговаривают о том, что трупы «шевелятся», то есть утром лежат не так, как лежали вечером.
      – «Давно» - значит, сколько времени? - спросил инспектор.
      – Установить невозможно. Об этом говорили в Шелтеме, в Диппере. В начале января тамошняя полиция провела расследование, правда довольно небрежное, потому что к делу поначалу никто всерьез не относился. Показания местных жителей были достаточно абсурдны и противоречивы. Короче, результатов расследование не дало. В Шелтеме говорили о некоем Сэмуэле Филзи, умершем от разрыва сердца. Он якобы перевернулся в гробу в ночь под Рождество. Могильщик, утверждавший это, известен как горький пьяница, показания его подтвердить никто не мог. В Диппере речь шла о трупе женщины, страдавшей психическим расстройством; утром ее нашли на полу возле гроба. Поговаривали, что это сделала падчерица, из ненависти; она будто бы прокралась в морг и выбросила тело из гроба. Короче, сориентироваться во всех этих слухах и сплетнях просто невозможно. Каждый опрашиваемый сообщал фамилию якобы очевидца, а тот отсылал к другому, и так без конца.
      – Дело, вероятно, закрыли бы, - Фаркар говорил уже не так медленно, - но шестнадцатого января в Трикхилле исчез из морга труп некоего Джеймса Трейли. Следствие вел сержант Пил. Труп был вынесен из морга между двенадцатью ночи и пятью утра, когда сотрудник похоронного бюро обнаружил его исчезновение. Покойному было… пожалуй, лет сорок пять…
      – У вас какие-нибудь сомнения? - спросил главный инспектор. Он сидел, опустив голову, и, казалось, любовался своим отражением в полированной столешнице. Фаркар откашлялся.
      – Нет, никаких… я говорю то, что мне сообщили… Причина смерти - отравление светильным газом. Несчастный случай.
      – Вскрытие? - поднял брови главный инспектор. Слегка наклонившись, он дернул за рычаг и приоткрыл фрамугу. В застоявшийся, нагретый воздух ворвалась влажная струя.
      – Вскрытие не производилось, но документально удостоверено, что это был несчастный случай. Через шесть дней, двадцать третьего января, в Спиттауне исчез труп двадцативосьмилетнего Джона Стивенза, рабочего винокуренного завода, который днем раньше отравился при очистке котла. Смерть наступила в три, тело отвезли в морг, где смотритель в последний раз видел его около девяти вечера. Утром тела уже не было. И в этот раз следствие вел сержант Пил, и опять обнаружить ничего не удалось. Тогда мы еще не думали, что можно связать эти два происшествия с предыдущими…
      – Может, пока воздержимся от комментариев? Это бы облегчило и ускорило рассмотрение фактов, - вежливо улыбнувшись, заметил главный инспектор. Его небольшая тонкая рука лежала на столе. Грегори невольно засмотрелся на нее - старческая, совсем бескровная, 6ез рисунка кровеносных сосудов…
      – Третий случай произошел в Ловринге. Это уже Большой Лондон. - Фаркар докладывал нудным, бесцветным голосом, словно потеряв интерес к своему затянувшемуся сообщению. - У медицинского факультета там новая прозекторская. Из нее исчез труп пятидесятилетнего Стюарта Алони, матроса, умершего от неизлечимой тропической болезни, которой он заразился в Бангкоке. Это произошло второго февраля, через девять дней после случая в Спиттауне, точнее, в ночь со второго на третье. На этот раз делом занялся Скотленд-Ярд. Следствие вел лейтенант Грегори, которому позже было поручено еще одно дело: об исчезновении двенадцатого февраля трупа из морга пригородного кладбища в Бромли. Трупа женщины, умершей после операции рака.
      – Благодарю вас, - сказал главный инспектор. - А почему нет сержанта Пила?
      – Он лежит в больнице. - сообщил Грегори.
      – Да? А что с ним?
      Лейтенант заколебался.
      – Я не совсем уверен, но, кажется, что-то с почками…
      – Ну теперь ваша очередь, лейтенант. Расскажите, пожалуйста, о ходе расследования.
      Грегори откашлялся, набрал полную грудь воздуха, стряхнул пепел рядом с пепельницей и неожиданно тихо произнес:
      – Ну, хвастаться мне нечем. Трупы всегда исчезали ночью. Никаких следов вообще и тем более следов взлома не обнаружено. Да в моргах это и лишнее. Двери в них или вообще не запираются или запираются на такие замки, что даже ребенку не составит труда открыть их гвоздем..
      Прозекторская была заперта, - впервые подал голос полицейский врач Соренсен. Он сидел, чуть откинув голову (так ее уродливая редькообразная форма была меньше заметна), и кончиками пальцев осторожно массировал набрякшие мешки под глазами.
      Грегори успел подумать, что Соренсен правильно сделал, выбрав профессию, при которой приходится общаться преимущественно с покойниками. С церемонной учтивостью он отвесил врачу поклон.
      – Доктор, вы опередили меня. В зале, из которого исчез труп, мы обнаружили открытое окно. То есть оно было прикрыто, но не заперто; можно предположить, что преступник вылез в него.
      – Прежде он должен был влезть, - раздраженно буркнул Соренсен.
      – Очень тонко подмечено, - отпарировал Грегори, но сразу же пожалел об этом и бросил взгляд на инспектора, однако тот сидел, не реагируя на перепалку, словно вообще не слышал ее.
      – Этот зал находится на первом этаже, - продолжал Грегори после секунды неловкого молчания. - Вечером окно было заперто, как и остальные. Так показывает служитель, причем он категорически утверждает, что окна были закрыты все до единого. Он лично проверял их, потому что ожидался мороз и он боялся, как бы не замерзли батареи. В анатомичках и так не очень топят. Профессор Харви, заведующий кафедрой, о служителе отзывался наилучшим образом. По его словам, это человек чрезвычайно аккуратный. Ему можно доверять безоговорочно.
      – Где в прозекторской можно спрятаться? - спросил главный инспектор и взглянул на присутствующих так, словно внезапно вспомнил о них.
      – Ну… это абсолютно исключено. Пришлось бы прибегнуть к помощи служителя. Кроме столов, на которых препарируют трупы, там нет никакой мебели, нет ни темных углов, ни закоулков… Да, есть стенные шкафы для одежды и инструментов, но ни в одном из них не смог бы уместиться даже ребенок.
      – Это надо понимать буквально?
      – Простите?
      – Даже и ребенок бы не уместился? - спокойно уточнил инспектор.
      – Ну… - лейтенант наморщил лоб, - ребенок, пожалуй, влез бы, но не старше семи-восьми лет.
      – Шкафчики вы измеряли?
      – Да! - мгновенно ответил Грегори. - Я их все до одного промерил, потому что надеялся, вдруг какой-нибудь окажется больше. Но все они одинаковые. Там есть еще туалеты, раздевалки, аудитории, в подвале - холодильник и склад препаратов, а на втором этаже - комнаты ассистентов и кабинет профессора. Вечером служитель обходит все помещения, даже по нескольку раз. Как сообщил профессор, он очень старателен. Так что спрятаться там никто не смог бы.
      – Ну а если ребенок?.. - полувопросительно произнес инспектор. Он снял очки - видимо, чтобы отдохнули глаза.
      Грегори энергично затряс головой:
      – Нет, это невозможно. Ребенок не смог бы открыть окно. Там большущие, высоченные окна с двумя задвижками - вверху и внизу, которые открываются с помощью рычага. Система примерно такая же, как здесь, - Грегори указал на окно, от которого тянуло холодом. - Рычаги ходят очень тяжело, служитель мне даже жаловался. Да я и сам убедился в этом.
      – Он обратил ваше внимание на то, как тяжело ходят рычаги? - спросил Соренсен с загадочной улыбкой, которая всегда вызывала у Грегори раздражение.
      Грегори не стал бы отвечать на этот вопрос, но главный инспектор выжидающе смотрел на него, и потому он неохотно пояснил:
      – Служитель сказал мне об этом, увидев, как я открываю и закрываю окна. Он не только педант, но и порядочный зануда. В общем, тоскливый тип, - уточнил Грегори, словно бы без всякого умысла глядя на Соренсена. В этот момент он был страшно доволен собой. - Это вполне естественно в его возрасте, - доверительно добавил он, - шестой десяток, скле… - И тут же, смешавшись, умолк. Инспектор вряд ли был моложе. Грегори отчаянно пытался что-то придумать, как-нибудь сгладить неловкость, но в голову ничего не приходило. Присутствующие сидели с каменными лицами. Главный инспектор надел очки.
      – Вы кончили?
      – Да. - Грегори колебался. - В общем, да. Вот еще относительно этих трех случаев. При расследовании последнего я обратил особое внимание на сопутствующие обстоятельства, я имею в виду главным образом движение той ночью в районе прозекторской. Констебли, дежурившие поблизости, ничего подозрительного не заметили. Кроме того, приняв это дело, я детально ознакомился с предыдущими случаями как по материалам, которые были в моем распоряжении, так и непосредственно, то есть побывал на местах происшествий. И не нашел никаких следов, никакой зацепки. И труп женщины, и труп этого рабочего исчезли при сходных обстоятельствах. Родственники приходят утром в морг, а гроб пустой.
      – Хорошо, - кивнул главный инспектор, - благодарю вас. Мистер Фаркар, может быть, вы продолжите…
      – О следующих, не так ли?
      «Ему бы надо служить во флоте. Сколько я его знаю, он всегда держится так, точно присутствует при утреннем подъеме флага», - подумал Грегори, и ему захотелось вздохнуть.
      – Через семь дней, девятнадцатого февраля, в Льюисе исчез труп молодого докера, попавшего в автомобильную катастрофу. У него случилось внутреннее кровоизлияние вследствие разрыва печени, его оперировали - успешно, как утверждают врачи, но… он не перенес операции. Труп исчез ранним утром. Мы можем достаточно точно установить время, поскольку в третьем часу ночи скончался некто Бертон, сестра которого (он жил с сестрой) боялась оставаться в доме с покойником и потому разбудила владельца похоронного бюро. Тело Бертона привезли в морг около трех. Двое служащих бюро положили его рядом с этим докером…
      – Вы, кажется, хотите еще что-то добавить? - поинтересовался главный инспектор.
      Фаркар в раздумье прикусил ус.
      – Нет, - произнес он наконец.
      Над зданием раздался протяжный, мерно нарастающий рев авиационных моторов. Невидимый самолет летел на юг. Стекла отозвались тихим звоном.
      – Я хотел сказать… - решился Фаркар, - укладывая принесенное тело, один из служащих передвинул труп этого докера, он ему мешал. Так вот… он утверждает, будто труп был не холодный.
      – Мг-м, - промычал главный инспектор, как будто речь шла о самых обычных вещах. - Не холодный? А в каких выражениях было сделано это заявление? Вы не могли бы воспроизвести их дословно?
      – Он сказал, что труп был не холодный. - Фаркар говорил как бы через силу, делая длинные паузы между словами. - Это звучит идиот… бессмысленно, однако служащий стоял на своем. Он клялся, будто сообщил об этом напарнику, но тот ничего не помнит. Грегори допросил их порознь, причем дважды.
      Главный инспектор молча повернулся к Грегори.
      – Это болтун и, по-моему, враль, - торопливо начал докладывать Грегори. - Такое у меня создалось впечатление. Из разряда дураков, обожающих оказываться в центре внимания. Такие ответ на любой вопрос начинают с истории сотворения мира. Он утверждает, что это был летаргический сон или, «может, еще хуже», так он выразился. Признаться, меня это удивило, ведь люди, повседневно работающие с покойниками, в летаргию не верят, этому противоречит их опыт.
      – А что говорят врачи?
      Грегори замолчал, давая слово Фаркару, который, пожав плечами, недовольный, что такому пустяку уделяется столько внимания, сообщил:
      – Смерть наступила днем раньше. Появились трупные пятна, окостенение… короче, он был мертв, как камень.
      – Что-нибудь еще?
      – Да. Во всех случаях трупы были одеты для похорон. Только тело Трейли, пропавшее в Трикхилле, было не одето. Хозяин похоронного бюро собирался заняться им утром. Так вышло, потому что семья не сразу дала костюм. То есть они забрали тот, в котором он был, а когда принесли другой, тела уже не было…
      – А в остальных случаях?
      – Труп той женщины, которая умерла от рака, тоже был одет.
      – Как?
      – В платье…
      – А туфли? - спросил главный инспектор так тихо, что Грегори пришлось даже чуть податься вперед, чтобы услышать.
      – И в туфлях.
      – А последний?
      – Последний?.. Нет, он был не одет, но одновременно с ним, как можно предположить, исчезла занавеска, закрывавшая небольшую нишу в морге. Черное полотнище с пришитыми к нему металлическими кольцами, которые перемещались по тонкому карнизу. На кольцах остались лоскутки ткани.
      – Его сорвали?
      – Нет, карниз очень тонкий, он не выдержал бы сильного рывка. Лоскутья…
      – Вы пробовали его сломать?
      – Нет.
      – А откуда вы знаете, что он бы не выдержал?
      – Так, на глаз…
      Главный инспектор задавал вопросы спокойно, безразлично, словно бы думая о чем-то своем, при этом он смотрел на шкаф, в стекле которого отражался прямоугольник окна, однако вопросы следовали в таком темпе, что Фаркар едва успевал отвечать.
      – Ну ладно, - заключил главный инспектор. - Экспертизу обрывков ткани произвели?
      – Да. Доктор Соренсен…
      Врач перестал массировать свой острый подбородок.
      – Ткань была оторвана, точнее, перетерта, а не отрезана. Как будто ее… откусывали зубами. Я сделал несколько проб. Под микроскопом срезы абсолютно идентичны.
      В наступившем молчании было слышно, как где-то далеко, приглушенный туманом, гудит самолет.
      – Кроме портьеры что-нибудь еще пропало? - нарушил наконец молчание главный инспектор.
      Соренсен перевел взгляд на Фаркара. Тот утвердительно кивнул.
      – Да. Пластырь, большой рулон лейкопластыря, лежавший на столе возле дверей.
      – Пластырь? - недоуменно поднял брови инспектор.
      – Они им подвязывают челюсть, чтоб не отваливалась, - пояснил Соренсен. - Косметическая обработка покойника. - сардонически улыбаясь, добавил он.
      – И все?
      – Да.
      – Ну а что в прозекторской? Труп был одет?
      – Нет. Но об этом случае… уже докладывал Грегори.
      – О, совсем забыл об этом. - Грегори было страшно неприятно, что его поймали на рассеянности. - Одежды на нем не было, но служитель недосчитался одного халата и двух пар белых полотняных шаровар, которые студенты надевают летом для занятий анатомией. Недостает также нескольких пар тапочек. Правда, он говорил, что с ними вообще невозможно разобраться. Он подозревает, что прачка либо теряет, либо крадет их.
      Инспектор глубоко вздохнул и постучал оправой очков но столу.
      – Благодарю. Доктор Сисс, а теперь я попросил бы вас…
      Сисс, не меняя небрежной позы, буркнул что-то невразумительное и продолжал торопливо писать в раскрытой папке, лежащей на коленях.
      Наконец он поднял уже начинающую лысеть голову, похожую на головку какой-то птицы, и с треском захлопнул папку. Сунул ее под кресло, вытянул губы, словно намеревался свистнуть, и встал, потирая руки с распухшими артрическими суставами.
      – То, что меня сюда пригласили, я расцениваю как весьма положительное новшество, - произнес он высоким голосом, почти фальцетом. - У вас может сложиться впечатление, будто я читаю лекцию, и вам это может не понравиться, но тут уж ничего не попишешь. Серию происшествий, о которой здесь шла речь, я исследовал - насколько это было возможно. Классические методы расследования, как-то: коллекционирование улик и поиски мотивов, оказались несостоятельными. Поэтому мне пришлось использовать статистический метод. Что он дает? На месте преступления зачастую можно установить, какой факт имеет к нему отношение, а какой - нет. Например, форма пятен крови возле трупа имеет связь с убийством и может подсказать, как оно было совершено. А то, какие облака проплывали над домом в день убийства - перистые или кучевые - и из какого металла - алюминия или меди - изготовлены телеграфные провода около дома, можно считать несущественным. Что же касается этой серии, то здесь вообще заранее нельзя было сказать, какие сопутствующие факторы были связаны с происшествиями, а какие нет.
      Если бы мы имели единичный случай, метод не удалось бы применить. К счастью, их было несколько. Конечно же количество предметов и явлений, которые в критический момент находились или происходили вблизи места преступления, практически бесконечно. Но так как мы имеем дело с серией, мы должны основываться на тех фактах, которые сопутствовали всем или почти всем происшествиям. Поэтому будем использовать метод статистического сопоставления явлений. Этот метод до сих пор не применялся в криминалистике, и я рад, джентльмены, что могу его вам представить - вместе с первыми результатами.
      Доктор Сисс, до сих пор стоявший за креслом, как за кафедрой, вдруг выскочил на середину комнаты, пробежал несколько шагов, перед дверью так же неожиданно повернулся, наклонил голову и продолжил, глядя куда-то в пространство:
      – Итак, во-первых, перед собственно происшествиями был период - условно назовем его «периодом предвестий». Трупы меняли положение. Одни переворачивались на живот, другие на бок, третьи оказывались на полу возле гроба.
      Во-вторых, все исчезнувшие покойники, за исключением одного, были мужчины, так сказать, в цвете лет.
      В-третьих, во всех случаях, опять же за исключением первого, нагота трупов была чем-нибудь прикрыта. В двух случаях это были погребальные костюмы, один раз, очевидно, белый халат и белые же шаровары, и еще в одном случае - черная портьера.
      В-четвертых, вскрытие ни разу не производилось, все трупы были в хорошем состоянии и не повреждены. С момента смерти во всех случаях прошло не более тридцати часов. И на это стоит обратить внимание.
      В-пятых, во всех случаях, опять же за исключением одного, трупы исчезали в маленьких городках из кладбищенских моргов, проникнуть в которые, как правило, не составляет труда. Единственное исключение - исчезновение тела из прозекторской.
      Сисс повернулся к инспектору:
      – Мне нужен сильный рефлектор. Тут у вас можно найти что-нибудь в этом роде?
      Инспектор включил микрофон и тихо отдал распоряжение. При общем молчании Сисс медленно вытащил из своего огромного, как чемодан, кожаного портфеля сложенный в несколько раз ярко раскрашенный лист кальки. Грегори наблюдал за ним, испытывая смешанное чувство враждебности и любопытства. Его раздражало, что ученый всячески подчеркивает свое превосходство. Погасив сигарету, он попытался угадать, что же скрывает этот лист, шелестящий в неловких руках Сисса.
      А Сисс, не обращая внимания на инспектора, разложил кальку на столе, разгладил, а потом отошел к окну и уставился на улицу. Он стоял, обхватив пальцами запястье, как будто считал пульс.
      Двери отворились, вошел полисмен с алюминиевым рефлектором на высоком штативе и воткнул вилку в розетку. Сисс включил лампу, подождал, пока полисмен выйдет, и направил свет на карту на стене. Потом наложил на нее кальку. Но так как карта не просвечивала изпод матовой бумаги, передвинул рефлектор. Затем снял карту (при этом покачнулся на стуле и чуть не упал) и повесил ее на вешалку, которую вытащил из угла в центр комнаты. Рефлектор поставил так, чтобы он просвечивал и карту, и наложенную на нее кальку, которую он держал в широко расставленных руках. Стоял он в чрезвычайно неудобной позе - с вытянутыми, поднятыми вверх руками.
      Сисс ногой еще немножко подвинул штатив и наконец замер. Повернув голову к слушателям, он начал:
      – Обратите внимание на район, в котором происходили события.
      Голос его звучал еще пронзительней, чем прежде, возможно из-за физического напряжения, вызванного неудобной позой, хотя он и не подавал вида, что ему тяжело.
      – Впервые исчез труп в Трикхилле шестнадцатого января. Попрошу запомнить места и даты. Второе исчезновение было зарегистрировано в Спиттауне двадцать третьего января. Третье - второго февраля в Ловеринге. Четвертое - в Бромли, двенадцатого февраля. Восьмого марта в Льюисе был последний случай. Если за исходную точку принять место первого происшествия и из него увеличивающимся радиусом провести окружности, мы получим картину, представленную на этой кальке.
      Яркий круг света выделял часть Южной Англии, примыкающую к Каналу. Пять концентрических окружностей проходили через пять точек, обозначенных красными крестиками. Первый крестик был в центре. Грегори надоело ожидать, когда же Сисс наконец устанет; ученый стоял все в той же позе, и его поднятые руки, которыми он придерживал кальку, даже не дрожали.
      – Если вас это заинтересует, - сухо произнес Сисс, - я позже могу изложить расчетную методику во всех подробностях. Сейчас я сообщу только конечный результат. Характерно, что чем позже произошел случай, тем дальше отстоит место происшествия от центра, то есть от места первого исчезновения. Выявляется также вторая закономерность: интервалы времени между происшествиями с увеличением их числа становятся все больше, хотя прямой пропорциональной зависимости между ними нет. Если же, однако, принять во внимание дополнительный фактор - температуру, то можно выявить новую закономерность. А именно: произведение времени, прошедшего между двумя случаями, и расстояния от мест двух очередных исчезновений до центра становится постоянной величиной, если его умножить на разницу температур, что были в моменты происшествий.
      Таким образом, - после короткой паузы продолжил Сисс, - мы получаем константу, значение которой находится в пределах между пятью и девятью сантиметрами на секунду и на градус. Я говорю: между пятью и девятью, поскольку ни в одном случае момент исчезновения не был точно установлен. Нам приходилось иметь дело с широким, в несколько часов, временным диапазоном. Можно единственно утверждать, что все происходило во второй половине ночи. Так вот, если за действительное значение постоянной принять среднее, а именно - семь, то после несложных преобразований удается обнаружить одну весьма интересную подробность. Причина явления, которое медленно распространялось от центра района к периферии, находится вовсе не в Трикхилле, а сдвинута к западу, к городкам Танбридж-Уэллс, Энгандер и Диппер… то есть в тех местах, где впервые появились слухи о том, что мертвецы переворачиваются. А если провести дополнительные вычисления, цель которых точно определить местоположение геометрического центра явления, то окажется, что он находится ни в каком не в морге, а в восемнадцати милях юго-западнее Шелтема - среди болот и пустошей Чинчейза…
      Инспектор Фаркар, шея которого, пока шла лекция, медленно наливалась краской и теперь стала совершенно багровой, не выдержал.
      – Уж не хотите ли вы сказать, - взорвался он, - что из этих проклятых болот вылезает некий дух, этакий невидимка, и по воздуху утаскивает в свое логово покойников одного за другим?
      Сисс медленно складывал кальку. На фоне зеленоватой карты, просвечиваемой рефлектором, худой и длинный, он больше, чем когда бы то ни было, походил на птицу (болотную - добавил про себя Грегори). Так же медленно он спрятал кальку в свой объемистый портфель, выпрямился и холодно взглянул на Фаркара. Лицо его пошло красными пятнами.
      – Я хотел сказать только то, что следует из статистического анализа, - сообщил он. - Есть взаимосвязи явные, например между яйцами, беконом и желудком, но существуют также взаимосвязи, не лежащие на поверхности, например между политическим строем государства и средним возрастом вступающих в брак. Однако всегда можно найти четкую корреляцию, позволяющую говорить о причинах и следствиях.
      Большим, аккуратно сложенным носовым платком он промакнул капельки пота на верхней губе, спрятал платок в карман и продолжил:
      – Эта серия происшествий чрезвычайно трудна для объяснения. И я попрошу подойти к ней без всякого предубеждения. Если же я столкнусь с подобным отношением с вашей стороны, то вынужден буду отказаться от этого дела, равно как и от сотрудничества с Ярдом.
      Он выждал с минуту, словно надеясь, что кто-нибудь поднимет перчатку, после чего выключил рефлектор. Сразу стало темно. Сисс шарил рукой по стене в поисках выключателя.
      Вспыхнувший свет изменил вид комнаты. Она стала словно бы меньше, а помаргивающий от яркого света инспектор на мгновение напомнил Грегори его старого дядюшку. Сисс снова подошел к карте.
      – Когда я занялся этим делом, с момента первых двух происшествий прошло так много времени, или, если говорить откровенно, полиция настолько мало внимания уделила им в своих сводках, что точное воспроизведение фактов, позволяющее установить ход событий час за часом, оказалось абсолютно невозможным. Поэтому я ограничился только тремя последними случаями. Во всех трех был туман - дважды густой, а один раз очень густой. Кроме того, в радиусе нескольких сот метров проезжали машины - правда, «подозрительных» среди них не было, хотя я, честно говоря, не знаю, на чем эти подозрения могли бы основываться. Ведь как будто никто еще не выезжал на подобное дело в машине с надписью «Перевозка краденых трупов»?.. Во всяком случае, машину можно было оставить достаточно далеко от места кражи. И наконец, я установил, что во всех трех случаях вечером (напоминаю, что трупы всегда исчезали ночью) поблизости от места происшествия были замечены… - Сисс сделал небольшую паузу и, подчеркивая каждое слово, тихо закончил: -…домашние животные, ранее там не встречавшиеся, и более того, которых мои собеседники не знали и никогда до этого в тамошних местах не видели. В двух случаях это были кошки, а в одном - собака.
      Раздался короткий смешок, мгновенно перешедший в неловкую имитацию кашля. Это засмеялся Соренсен. Фаркар молчал, он не реагировал даже, когда Сисс ехидничал насчет подозрительных машин.
      Грегори перехватил взгляд, брошенный главным инспектором на Соренсена. В нем не было укора, не было суровости, это был поистине тяжелый взгляд, тяжесть его ощущалась просто физически.
      Соренсен кашлянул еще раз, для большей убедительности, и наступила тишина. Сисс смотрел поверх их голов в темное окно.
      – Статистическая значимость последнего фактора, - продолжал он, все чаще срываясь на фальцет, - на первый взгляд невелика. Однако я установил, что в тех местах бродячие кошки и собаки практически не встречаются.