© 2002, Издательский дом «КОМПЬЮТЕРРА» |
      Журнал «Компьютерра» |
      Этот материал Вы всегда сможете найти по его постоянному адресу:
      Опубликовано: 14.3.2002

      Пять лет назад в Германии по инициативе федерального министерства издана брошюра под названием «Технологии ХХI столетия» (« Technologien des 21 Jahrhunderts», Bundesministerium fur Forschung und Technologie, Bonn,1993). Специалисты, привлеченные министерством, перечислили в ней главные направления будущей деятельности человека в области технологии:
      1. Нанотехнология - архитектура на молекулярно-атомном уровне, позволяющая создавать функциональные соединения и элементы необычно малых размеров.
      2. Сенсорная техника - конструирование микроскопических датчиков по образцам живой природы.
      3. Адаптроника - понимаемая как связующее звено между современными материалами и системами, проявляющими структурный интеллект.
      4. Фотоника - название означает замену электронов на фотоны для накопления информации, преобразования ее или передачи, что должно ускорить функционирование современной микроэлектроники.
      5. Биомиметические материалы - под этим названием авторы подразумевают подражание материалам из живых тканей, примером которых могут быть создаваемая насекомыми паутина, по прочности и эластичности превышающая все, что до сих пор смогли создать наши технологии.
      6. Фуллерены. Наряду с алмазом и графитом, они являются третьей формой элемента-углерода. В брошюре предсказывается их производственное применение в будущем.
      7. Нейроинформатика и искусственный интеллект, который преобразование данных должен расширить до преобразования знаний.
      Не только заслуживающим внимания, но и характерным, является то, что в брошюре ни о революции в области всемирной связи ( World Wide Web), ни о делающей первые шаги, но уже пробуждающей технико-этический интерес биотехнологии, нет ни слова! Вышеназванный пример показывает, каким весьма неблагодарным делом является прогнозирование будущих технологий, а еще более трудным является то, что американцы называют technology assessment, или предвидение эффектов цивилизации и общественно-культурных ценностей новых технических достижений.
      Анализируя то, что произошло в течение почти сорока лет с того времени, когда я писал «Сумму технологии», а еще раньше - книгу под названием «Диалоги», я буду обращаться к очередным разделам «Суммы» не потому, что являюсь их автором и не потому, что мечтаю, чтобы сбылось мое хвастовство. Следует, скорей, осознать, что в середине столетия, которое именно сейчас заканчивается, я находился в довольно фатальной ситуации изолированного системой, господствующей тогда в Польше, от притока информации и не только научной. Уловка, которую я использовал в то время, сегодня кажется мне особенно удачной. Я начал дело с выявления сходства двух эволюций - технической и биологической. Затем я перешел к размышлению над до сих пор не разрешенной проблемой космических цивилизаций, чтобы потом вернуться к обсуждению развития «интеллектроники» на Земле. И это сделало для меня возможным разбег фантазии, проявившийся в следующих разделах: «Пролегомены к всемогуществу», «Фантомология» и «Сотворение миров». Все вместе закрыл на засов «Пасквиль на эволюцию».
      Характерной чертой этой книги является тенденция обозрения будущего с высоты птичьего полета. Возможно даже, что дистанция в пространстве и времени, которую я использовал, была еще большей. Другой подход с целью детального представления будущих дел человечества вместе с угрозами, начало которым они положат, не имел большого смысла: на попытках мелочной конкретизации будущего спотыкались бесчисленные прогнозы, которыми была богата вторая половина ХХ века. Детальное предвидение просто невозможно. Не говорю это, чтобы себя самого защитить, но ведь сегодня уже известны все поражения футурологии, стремившейся выходить за пределы обобщения.
      Для того, чтобы наглядно показать различия между теоретическими знаниями и практической деятельностью людей я призову слова знаменитого ученого, каким был Ричард Фейнман ( Richard Feynman). Будучи один из немногих избранных, он работал в Los Alamosпри проектировании первой атомной бомбы. Как он написал в своих воспоминаниях, все теоретическое знание об атомно-квантовых явлениях оказалось недостаточным для установления, какие элементы и каким способом тормозят бег пучка нейтронов, необходимого для начала или поддержания цепной реакции распада урана. Чтобы получить такие данные, ученые должны были изучить под этим углом свойства очень многих элементов, пока не оказалось, что лучшим поглотителем нейтронов, особенно тех, которые инициируют ядерный взрыв, является кадмий. Поэтому надо знать, что между теоретической физикой, способной сконструировать модель атома данного элемента, и его химическими свойствами, появляющимися в молекулярно сложных структурах, в наших знаниях, в том числе и современных, все еще зияет пропасть.
      Именно поэтому, хотя и неосознанно, мое творчество разделилось на обще-прогностическую и научно-фантастическую ветви. Во второй я мог себе позволить даже дерзкую смелость. Однако, как мне кажется на склоне жизни, я думал и действовал под директивной охраной основных законов точных наук, вернее, мне редко приходилось забредать в глухой закоулок. Сейчас настало время сопоставить обе мои эссеистические работы, а именно «Сумму технологии» и «Диалоги», с реальной ситуацией начала XXI века и вырисовывающимися новыми сферами человеческой деятельности и познания. При этом я не намерен выступать в роли всезнающего мудреца, а буду лишь свободным писателем.

1

 
      Наверное, уже пора подвести итоги тому, что я смог сделать не в области якобы научного вымысла, а, главным образом, в сфере познавательно-прогностической. Точность предсказания, однако, не дает пропуска на Парнас. И в эстетически плохой упаковке может находиться твердое ядро будущей инновации, которая изменит мир. Поэтому я только скажу несколько слов о том, что мне удалось предсказать.
 

2

 
      Я вел себя как одинокий путник, который, находясь на краю неизвестного континента, старается распознать будущие коммуникационные пути, возможность строительства дорог в пустыне и на бездорожье, то есть уже проектирует главные направления стратегии освоения огромной, аж за горизонт, безлюдной местности. В моем случае это был горизонт понятийный. Мысль, направленная в будущее, - это как взгляд, брошенный вдаль: может заметить затуманенные, непонятные формы, неизвестно, гор или скал, или только низких облаков. Эта несколько корявая метафора показывает, что легче распознать невыразительные контуры каких-то больших массивов, чем четко различить детали отдаленной местности. Неудачи футурологии возникли оттого, что она пыталась дать точные сценарии temporis futuri излишне детально: она утверждала, что в политике может произойти то-то и то-то, что открытие чего-то неизвестного сегодня произойдет послезавтра, она представляла меню настолько подробное, что все происходило иначе. Только рефлекторно чувствуя, что предсказать большие или малые политические стычки не удастся, я не касался реальной политики (еще и потому, что я писал, желая при благоприятных обстоятельствах уберечься от бдительности цензоров "реального социализма"). Хотя, видно, трудно порвать с политикой, так как можно сразу потерять читателей, жаждущих конкретики. Германн Кан ( Herman Kahn), как сегодня Фукуяма ( Fukuyama) или Хантингтон ( Huntington), - все они являются кропотливыми исследователями и пробуют прозондировать будущее так, как будто бы они должны его нарисовать на черной поверхности глобуса - черном, гладком шаре, который находился в географическом кабинете моей львовской гимназии. Однако, чем более детален прогноз, тем легче он поддается безапелляционным фальсификациям. Ну кто сегодня читает толстые тома Кана? А ведь он установил "все" на двести лет вперед , хотя и не предусмотрел развала Советского Союза.
 

3

 
      Каждый автор прогнозов является самозванцем, а если его читают и цитируют с кафедр, то он становится профессионалом даже тогда, когда он полностью ошибается. Я же был только любителем, туристом будущего времени, предсказывал, занятый небылицами, не строил Вавилонской башни, самое высокое, на чем я расположил свои вымышленные биваки, была почва основных наук, типа астрофизики. А так как я часто использовал форму и содержание гротеска, то я невольно защищал мои временные постройки от самовысмеивания. Я не описывал будущие события, а только представлял различные МОДЕЛИ того, что возможно (согласно моему мнению), хотя это могло выглядеть забавно или утопически.
 

4

 
      К работам политологов, экспертов по установлению мира (в основном, на бумаге) я относился как к гороскопам астрологов: я их обходил. И в то же время углублялся, исходя из возможностей, в результаты точных наук, что потом стало навыком и, одновременно, мучением в настоящее время. Я не экстраполировал: я всегда повторял, что молоко не является никакой "экстраполяцией" коровьего пережевывания травы, хотя без травы не было бы и молока. Хотя я и сам не знаю, откуда у меня взялись эти различные помыслы и домыслы. Приведу здесь достаточно произвольно те из них, благодаря которым я получал первенство, гордо называемое пророчеством. Профессионалы же эти мои поучения не замечали (в основном, у меня в стране, за двумя границами же я заработал себе имя философа будущего, ибо так меня назвали компетентные эксперты; я даже разместился в немецкой философской энциклопедии).
 

5

 
      Я понимал, что в результате стремительности, которую приобрела наука, особенно во второй половине XX века, мы, как последние реликты нецивилизованной Природы, будем подвержены техновторжению. То есть возникнет биотехнология. Поэтому я закончил свою "Сумму технологии" словами, что наши языки создают ФИЛОСОФИЮ, в то время как биологический язык генов создает ФИЛОСОФОВ, и поэтому стоит ему научиться, хотя он и труден. Почему-то мы начали учиться этому языку, сразу как генной инженерии, которая вторглась в мир культурных растений и животных, чтобы в конце концов дойти до сферы внесексуальной репродукции в виде клонирования. В США уже заявили, что способ репродукции, ведущий к появлению, в том числе, и людей, является раз и навсегда установленным в конституции фактом, и именно эта сфера отдана людям в личное распоряжение, и политике вход на эту территорию запрещен. Так как, когда я писал о клонировании, не было еще его и следа, я гулял безнаказанно (в особенности это касается "XXI путешествия Ийона Тихого" ). Я думаю, что homo artefactus также появится, независимо от того, понравится это или нет. Работа писателя состоит не только в том, чтобы выбирать из головы и из мира только значительные и хорошие дела, и поэтому биотехнический перелом я посчитал неизбежным и эту тематику разработал, как мог.
 

6

 
      Случалось, что я под видом поэтической вольности публиковал мысли, которые бы и сам не принял всерьез. В "XVIII путешествии Ийона Тихого" я сделал сумасшедшее по своей дерзости покушение на Вселенную. Мой герой, ученый, некий Разглаз (полонизированный Эйнштейн), заявил, что Космос - это всего лишь колебания небытия, такие, которые совершают виртуальные частицы, или мезоны, но так как он очень большой, то и очень большими должны быть колебания, которые его породили. Прошло несколько десятков лет, и вот у космологов можно прочитать, что так как материя и энергия Космоса при сложении друг к другу дают НУЛЬ, то, следовательно, Космос может в любую минуту исчезнуть в небытие, из которого он появился. Поэтому Космос существует в КРЕДИТ и, возможно, не имеет (говоря языком топологии) никакой границы: BIG BANG, возможно, был только переходным явлением. Вселенная, возможно, является одной ужасной ЗАДОЛЖЕННОСТЬЮ, нелегальной ссудой без покрытия. Хотя сейчас борьба космологических гипотез по-прежнему идет, но, как это было с космогонией, эмпирическими методами, возможно, нам не удастся их проверить и истину мы не узнаем никогда. Только если удастся овладеть технологией космопродукции: если другой мой герой (профессор Доньда) напишет задуманный труд под названием " Inquiry into the Technology of Cosmoproduction" . В рассказе вследствие суперконцентрации информации возникает "космосенок". Это уже похоже на полный абсурд, но Хокинг ( Hawking) ввел в физику через квантовые двери термин baby universes, вселенных-малюток . В общем говоря, это означает, что возможности придумывания самых разнообразных конструкций для всех человеческих голов ограничены (и, несмотря на это, существует математическая теория множеств, с ее бесконечностями и забесконечностями, к сожалению, немного поточенная парадоксами), то есть мы, независимо друг от друга, повторяемся.
 

7

 
      Многое изменилось и в теории эволюции. Во-первых, показанное в моем романе "Непобедимый" явление мертвой эволюции автоматов, в которой маленькие дети побеждают род мегароботов, уже нашло свой плацдарм в реальности в виде так называемого чипа Дарвина, зернышка некроэволюции, о котором я читал в одном из последних номеров " New Scientist". Дождалась реабилитации и телепортация, которую я логически мучил в первом разделе моих "Диалогов" , написанных в 1953-54 годах и изданных во время оттепели в 1956-м. Я все время удивлялся, что в стране на эту тему даже никто не пискнул: и только сейчас, независимо от меня, пишут о парадоксах рекреации из атомов в Англии и Германии. Мой "Голем XIV" назвал естественную эволюцию "блужданием ошибки", так как, если бы не появились неточности в наследственных репликациях, то на земле ничего бы не жило, кроме каких-то амеб, а так из ошибок выросли лягушки (в последнее время повсеместно гибнущие), деревья, жирафы, слоны, обезьяны и, наконец, мы сами. Сегодня эволюция называется (это говорят ведущие американские эволюционисты, такие, как Стивен Голд ( Stephen Jay Gold) или Брайан Гудвин ( Brian Goodwin)) танцем генов, который, в принципе, не является процессом все более поступательным. Об этом я опять написал когда-то эссе под названием "Биология и ценности" ; но и о нем в стране даже ни одна хромая собака не отозвалась.
 

8

 
      Зато о том, что моя фантоматика, подробно описанная 36 лет назад в "Сумме технологии", теперь известна как виртуальная реальность , некоторые в стране это уже знают, в то время как за границей об этом говорят только там, где "Сумма" была переведена (приписанный к скромному штату science fictionя не мог рассчитывать на издание этой книги в США, так как это была никакая не SF, а возможное восприятие этого названия ограничилось некоторыми странами Европы). Меня удивляет, что эта книга до сегодняшнего дня живет, то есть говорит читателю о том, что есть и что может быть. Наверное, зря ее высмеял Лешек Колаковский ( Leszek Kolakowski) в журнале "Творчество" (" Two'rczos'c'") в 1964 году.
 

9

 
      Об информации, используемой как оружие, я тоже писал в "Рассказе Второго Размороженца" в "Воспитании Цифруши" . Там шла "война за информацию, без огнестрельного или ядерного оружия, шла бомбардировка информацией ("лгаубицами")".
 

10

 
      Также под названием "рассеянного интеллекта" блеснула в муравейниках и в гнездах термитов насекомоподобная "некросфера", названная "черным облаком" в "Непобедимом".
 

11

 
      Сегодня существуют два направления главного удара в точных науках: в биологии - это атака на рекомбинат ДНК, на спирали нуклеотидов, то есть "высказывания" того химического молекулярного языка, штурм его созидательной силы, которая должна рано или поздно достичь терапевтической, рекомпозиционной и, наконец, неокомпозиционной автоэволюции человека. О ее возможном использовании и злоупотреблениях ею, о хорошем плохого начала и неотвратимом конце я писал, когда еще вся эта область была исключительно колебаниями моего воображения, в "XXI путешествии Ийона Тихого". Ни на минуту не допуская, что генный, прекрасный мир откроет свои ворота еще при моей жизни и обнажит настоящие пропасти, в которые можно вводить измененные по нашему желанию жизни, я писал язвительно, свободно, издевательски, то есть так, как сегодня, в эпоху первых свершений, уже не отважился бы.
 

12

 
      Второй гипотезообразующий удар физиками и космологами направлен во Вселенную. Последние годы породили обоюдно борющиеся гипотезы (которые, кроме модельных компьютерных симуляций, можно проверить не иначе как через интерпретации и реинтерпретации реальности мега - и микромира): из этой мешанины показывается образ квантового Космоса, который появился из Небытия, о чем я, но только на правах насмехающегося над притязаниями разума, писал давно.
 

13

 
      Та самая большая из возможных вещей, каковой является Космос, начала в последнее время по предположениям физиков угрожать нам столкновениями с метеоритами, астероидами или кометой, апокалиптической катастрофой, жертвами которой, а не только зрителями, как в кино или по телевизору, мы можем стать вместе со всей цивилизацией. Публика, очевидно, любит присматриваться к пожарам, потопам, ураганным катаклизмам, которые происходят и поглощают ДРУГИХ, раз самые большие фабрики фильмов не экономят миллионы на такие разнузданные зрелища. Но я не перестаю гнушаться этими ужасами, которые поглощают зачарованные зрители, наполняя при случае определенные кассы. Я не нахожу удовольствия в таких игрищах, поэтому у меня трудно найти излюбленные science fiction"страшные концы мира". Может, у меня нет иллюзий, но у меня нет и тяги к виду все сокрушающих катаклизмов, охватывающих сушу гривами огня и километровыми волнами вулканических прибоев, хотя я знаю, что Земля - за миллионы лет до появления человека - была подвержена бомбардировкам (уничтожающим до девяноста процентов всего живого), идущим из слепого, поблескивающего суперновыми звездами космического окружения. Эту тему, эту область уничтожения, я обходил и тем самым замолчал хотя бы часть тех материальных напастей, которым всегда подвержено человечество. Хотя катастрофисты, состязающиеся в размерах угроз и уничтожений, обильно заняли почетные места в научной и менее научной фантастике XX века.
 

14

 
      Беллетристика принципиально ограничивает свое поле видения до личностей или относительно небольших групп людей, до их конфронтации или согласия с судьбой, заданной великой исторической минутой, в то время как большие промежутки событий, социальные движения и битвы бывают прежде всего фоном. Я, который познал сверхизменчивость и хрупкость последовательно исключающих друг друга социальных систем (от убогой довоенной Польши, через фазы советской, немецкой и опять советской оккупации, до ПНР и ее выхода из-под советского протектората), мучениями собственной психологии пренебрег и старался концентрироваться скорее на том, что как technologicus genius temporis создает или овладевает человеческими судьбами. Я знаю, что вследствие этого (подсознательно принятого) решения я так отмежевался от гуманистической однородности литературы, что у меня образовались гибридные скрещивания, приносящие плоды, которые не имеют исключительного гражданства в беллетристике, так как изображенные события я отдал на муки жестоко непрестанного прогресса. Я писал и нечто неудобоваримое, взрывчатое содержание которого может взорваться в будущем: как мина с часовым взрывателем. Я только могу сказать следующее: feci guod potui, faciant meliora potentes .
 
       Примечания переводчика:
      1 - Будущее время (лат.).
      2 - Имеется в виду книга Германа Кана " The Next 200 Year", 1976 г.
      3 - Рассказ написан в 1971 году.
      4 - Человек искусственный (лат.).
      5 - Рассказ написан в 1971 году.
      6 - Введение в технологию космопродукции (англ.).
      7 - Речь идет о рассказе "Профессор А.Доньда", написанном в 1975 году.
      8 - Более подробно - в статье "«Закон Доньды» Станислава Лема". - «Компьютерная газета», Минск, №№29,30/2000 ( , ).
      9 - Роман написан в 1963 году.
      10 - В полном объеме "Диалоги" на русском языке не опубликованы; но перевод первого диалога (о котором идет речь в настоящем эссе) имеется - см. "Лем С. О воскрешении из атомов". - журнал "Фантакрим МЕГА", Минск, 1992, №5.
      11 - Фантастическое эссе написано в 1973 г.
      12 - Статья написана в 1968 году.
      13 - Более подробно - в статьях " ". - «Компьютерная газета», Минск, №3/2000, и " ". - там же, №38/2000.
      14 - Рассказ написан в 1974 г., входит в цикл "Кибериада".
      15 - Технологический гений времени (лат.).
      16 - Я сделал все, что смог; кто сможет, пусть сделает лучше (лат.).
      17 - Это эссе под названием "Сильвические размышления LXXI" впервые было опубликовано в польском журнале " Odra", №9/1998. Его можно рассматривать как продолжение эссе "Заклятие превидизма", КТ ##399, 400, в котором Станислав Лем говорит о предвидении Интернета (но не только) и сопутствующих ему программных средств ( , ).

      Лозунг «догнать и перегнать природу», который я опубликовал более тридцати лет назад, при своей лаконичности должен был выполнить несколько противоречивых задач. Отчасти он был маскировкой, поскольку являлся парафразом большевистского лозунга «догнать и перегнать Запад». И хотя я не очень-то заботился о протеевой природе моих сочинений, стилистические приемы, похожие на упомянутый выше, считал дозволенными и обоснованными. Значительно более амбициозной была моя убежденность, упрощенно выраженная в этом лозунге, что нашу цивилизацию ждет великий поворот в сторону биотехнологии. Одновременно я хорошо понимал, что речь идет о гораздо более сложной проблеме, нежели, скажем, выдвинутое в конце ХIХ века предположение, что можно будет летать на машинах тяжелее воздуха. Процесс копирования мастера-природы, то, чем занимается биология, будет долгим и насыщенным противоречиями, которые одним махом не преодолеть. Когда я писал о копировании специфики жизненных процессов и при этом считал возможным следующий шаг, в сторону вненуклеиновых и внебелковых моделей, то тем самым намечал программу, начало осуществления которой при своей жизни считал вряд ли возможным. Я начинал искать слова или, скорее, названия для будущих технобиотических работ в полном понятийно-техническом вакууме, что имело одновременно и положительные, и отрицательные стороны. Положительной была моя полная свобода высказываний и я не находился, как сейчас, под давлением целых библиотек из работ, уже посвященных этим вопросам, библиотек, которые я даже не в состоянии все охватить. Как это обычно бывает, в моей чрезмерной свободе была и отрицательная сторона - ничто, собственно, не сдерживало разнообразие мыслей, рождающихся в моей голове. У меня не было никаких указателей, образцов, эталонов, и не столько потому, что их вообще не было на Земле, а по более тривиальной причине: то, что я писал, создавалось в диктаторском климате советского протектората. Уже в «Диалогах», написанных почти полвека назад, я должен был перестроить и переодеть в кибернетический анализ функционирование так называемой распорядительно-разделительной системы. Я переодел ее в будто бы невинный костюм, взятый из внеполитической лексики, настолько удачно, что мне удалось издать эту книгу после нашего Октября в 1957 году. Правда, слишком скромным для этого времени тиражом в 3000 экземпляров. Однако, поскольку мой «перевод» на понятийный язык кибернетики был скорее далек от всеобщего разговорного языка, эффект публикации был небольшой, так что «Диалоги» в политико-социократической части были, собственно говоря, замечены только на территории Германии, вызвав одновременно удивление, что «что-то такое» вообще могло появиться в Народной Польше (советская цензура, так же как и гэдээровская, вообще публикацию «Диалогов» не допустила вплоть до падения берлинской стены). Сейчас уже мало кто вообще ориентируется в специфике того времени, когда перо должно было бежать извилистой дорожкой, по-эзоповски путешествуя между Сциллой непонимания и Харибдой конфискации. Все дополнительные хлопоты такого рода, бессмысленные для нынешних современников, исчезли. Одновременно уже в самой реальной действительности появились первенцы биотехнологических начинаний, и проблемы заимствования решений и проектов, осуществленных эволюцией за три миллиарда лет, находятся в центре всеобщего интереса.
      Я не собираюсь ни хвастаться точностью моих прогнозов, ни сожалеть об ошибочных. Прежде всего, стоило бы призвать к рассудку тех, кто из одиночных экспериментов по клонированию раздул сенсацию, в мгновении ока заполнив пространство техногенной и ксеногенной фауной и флорой. Англичанам после «всего лишь» ста семидесяти попыток удалось вырастить клонированную овцу Долли, а значит, как бы зажечь небольшой огонь, раздутый в гигантский пожар журналистами и жаждущими известности учеными. На обложке «Шпигеля» появились батальоны Эйнштейнов, марширующих ровными шагами; метастазы этой глупости охватили весь мир. Но быстро выяснилось, что между строительством оригинальных конструкций из кубиков Legoи клонированием животных (во главе с млекопитающими) зияет предательская пропасть. При самом удачном клонировании новорожденный организм несет в себе признаки возраста животного, диплоидный геном которого был использован. Удачно клонированные телята, несмотря на нормальное развитие плода, после несколько месяцев дохнут. Вывод, следующий из таких экспериментов, подтверждает, что пока мы очень мало знаем о действительной природе эмбриогенетических процессов и, в особенности, о том, что управляет молекулами при их перенесении в другой организм.
      Даже небольшой прогресс в каждой области открывает перед нами огромное и до сих пор невидимое пространство нашего невежества. Например, из дрожжей можно выделить гены, кодирующие цитохромы у высших млекопитающих и у человека. По сути дела, существует множество генов, кодирующих отдельные черты организма, например, цвет радужной оболочки глаз или, что хуже, наследственные болезни, например муковисцитоз. Вместе с тем мы знаем, что существуют такие особенности организмов, хотя бы так называемая разумность, за которые «отвечают» очень разнородные гены. Согласно довольно распространенному мнению, завершение полной расшифровки человеческого генома откроет ворота композиторам созидательной генетики. Это представление насквозь фальшиво. К сожалению, в настоящее время прямо-таки кишат малоответственные псевдоэкспертные предположения, что будто бы океан биотехнических возможностей уже достиг наших коленей. Но постепенно выяснилось, что клеточные митохондрии самок содержат гены, контролирующие и формирующие тканевой обмен, поэтому клонированное создание не является точной генетической копией родителя. С другой стороны, пересматривая историю постепенного развития различных технологий, созданных человеком, мы видим, что первоначальные поражения и иллюзорности потихоньку уступают место растущей надежности и низкоаварийности всяческих техносозданий. Перелет над Атлантическим океаном был феноменальным достижением в первой половине уже подходящего к концу столетия, а сегодня эту трассу преодолевают сотни тысяч человек. Однако мы должны осознавать, что между фазой начальных шагов и окончательным покорением абсолютно новой технологии простирается область трудностей и даже катастроф, таких как чернобыльская. Может быть, мои замечания покажутся читателям призывом к возврату, но это вовсе не так - просто о процессах, которые положили начало и создали древо видов Линнея, мы знаем еще слишком мало.
 
       Примечание переводчика:
      1 - Протей - в древнегреческой мифологии морское божество, которому приписывались дар прорицания и способность произвольно менять свой вид.
      2 - Сцилла и Харибда - в древнегреческой мифологии два чудовища, якобы обитавшие на прибрежных скалах по обе стороны Мессинского пролива и поглощавшие мореплавателей.

      Благостная тишина сопутствовала публикации двух моих книг, упомянутых во вступлении. Сейчас, перед началом ХХI века, ситуация в сущности изменилась в худшую сторону, поскольку на проблемы, которые несколько десятков лет я рассматривал в одиночестве, торопливо набросились орды дилетантов и невежд, подогреваемых пламенем моды, так как слоганом наших дней стал приукрашенный лозунг автоэволюции человека. Сейчас мы имеем дело с информационным потопом, часто исходящим от авантюристов от науки. При этом легко потеряться в громадах вновь возникающих пространств биотехнологии, область исследования которой уже не ограничивается наследственной субстанцией человека, поскольку несомненным фактом признано всеобщее единство наследственного нуклеотидного кода, всегда состоящего из четырех нуклеиновых кислот в разнообразных комбинациях и управляющего возникновением и гибелью живых видов в биосфере. Таким образом мы уже имеем дело с макрогенетикой, областью скорее проектируемой, чем существующей, с особой специализированной ветвью, направленной на создание карты человеческого генома вместе с его разновидностями, обуславливающими возникновение и существование фенотипно видимого многообразия (речь идет о чертах, внешне отличающих, например, эскимоса от негра), а также и с микрогенетикой, определяющей развитие органов отдельных человеческих особей. С точки зрения гигантской сложности рулевых жизни, каковыми являются геномы всех видов растений и животных, мне не остается больше ничего, кроме представления нескольких примеров, непосредственно не связанных со знанием о геноме человека.
      Например, пауки (Araneida) благодаря группам специфических генов создают паутины из нитей, многократно более эластичных, а также более прочных на разрыв по сравнению с волокнами шелкопряда, стали и всеми синтетическими полимерами, включая нейлон. Уже очень давно паутинки используются в астрономических телескопах.