Мы - наземные животные, и потому пребывание в космосе не очень-то для нас полезно. Как известно, сымитировать абсолютное отсутствие гравитации экспериментальным путем можно лишь с немалым трудом и только на короткое время. Невесомость можно испытать в течение нескольких десятков секунд в больших самолетах при их свободном падении, ибо в таком падении земное притяжение перестает чувствоваться. Из-за недостаточного количества экспериментов и, тем самым, полученных результатов ничего определенного о влиянии отсутствия гравитации на человеческий организм не было, собственно говоря, известно. Не было даже уверенности, что рефлекс глотания еды и напитков будет происходить без нарушений. О том, до какой степени мы блуждали на ощупь, свидетельствует случай второго после Гагарина человека в космосе - россиянин Герман Титов все время пребывания на орбите страдал от типичной локомоционной болезни.
      Рекорды продолжительности полетов человека, установленные еще во времена существования СССР, а также очень точная информация о состоянии организмов астронавтов США, показали много неожиданных отклонений от физиологической нормы. Перемещение значительного количества крови из нижних конечностей в верхнюю часть туловища и к голове приводит к изменению формы тела. Ноги становятся очень тонкими, зато лицо у некоторых краснеет или отекает, также усиливается выделение слизи, особенно в носу, в результате чего астронавты выглядят так, будто страдают от насморка. К самым серьезным последствиям длительного пребывания без гравитации относят вымывание кальция из скелета, потенциально увеличивающее его хрупкость, атрофия мышц, а также то, что можно было бы назвать ненужностью ног. Поэтому люди на орбите летают без обуви, только в носках. Мужчинам бритье вначале создавало трудности, но были сконструированы электрические бритвы, оснащенные миниатюрным аналогом пылесоса. Проблемы появлялись как при питании космонавтов, так и при дефекации и при мочеиспускании. Небезопасными оказались всякого рода продукты, склонные к образованию крошек, которыми можно просто подавиться, поэтому охотно пользовались разнообразной густой пищей, которая выдавливается из тубы как зубная паста. Впрочем, при определенной сноровке принимать пищу на орбите можно в условиях, приближенных к земным, только посуда, установленная на соответственно закрепленном столе, должна быть прикреплена, например, магнитами, а ноги едоков, обутые в обувь со специальными крючками на подметках, для удобства фиксируются на специальной подстилке, выполняющей роль «продырявленного» пола. Все, что не закреплено, проявляет склонность к полетам - кабели, тросы, провода вьются, будто живые. Однако наибольшим затруднением при длительных, по крайней мере дольше недели, полетах, является потеря мышечной массы тела, которую до сих пор, к сожалению, никакие упорные и многочасовые упражнения на специальных тренажерах предотвратить не могут. Телезрителям должен быть знаком образ космонавта после приземления, который не очень-то может сам стоять на ногах. Семидесятисемилетний Джон Гленн (John Glenn), который всего лишь неделю пребывал на орбите, уже после столь краткого полета имел некоторые проблемы с удержанием равновесия. Усовершенствованные скафандры для выхода в открытый космос, обеспечивающие нормальное дыхание воздухом с большим количеством кислорода и поглощающие выдыхаемый углекислый газ и водяные пары, - на вид не тяжелы, но работа на орбите оказывается, пожалуй, хлопотной, протекает медленнее, чем в подобных условиях на Земле, и требует какого-нибудь прикрепления, например, тросом, к транспортному средству. Уже применяются «ракетные кресла», а также маленькие ракетки, благодаря которым можно обойтись и без кресла.
      Создание эквивалента земной гравитации в принципе возможно, если устройство имеет противовес, и, вращаясь, создает центробежную силу, имитирующую притяжение. Поэтому спроектированы большие космические станции, формой напоминающие тор, или огромную автомобильную покрышку, в которой создается вариант притяжения по принципу центрифуги. Это решение, к сожалению, не совершенно - центробежная сила не действует равномерно и на уровне головы стоящего или идущего человека она слабее, чем на уровне ног. Этого можно избежать, если строить круговые станции с большим диаметром, но тем самым они должны отличаться большим весом, а их монтаж после вынесения ракетами на орбиту будет довольно хлопотным. Кроме того, не следует забывать о том, что хотя земная гравитация на орбите не достаточна, однако по-прежнему действует микрогравитация, ибо все тела притягиваются, хотя это имеет значение только во время специальных экспериментов.
      В свою очередь, лунным экспедициям американцев предшествовало опасение, что в очень отличных от земных безвоздушных условиях освещения человеку может быть особенно трудно ориентироваться на территории, однако же сами экспедиции таких опасений не подтвердили. Почти абсолютное отсутствие лунных обрывов, крутых стен кратеров и всего опасного рельефа местности, известного нам из романа Жулавского «На серебряной планете», могло бы для многих землян оказаться большим разочарованием, поскольку на Луне не только все, скорей, округлое, но из-за всего лишь двухкилометрового диаметра поля зрения; стоя, например, посередине кратера Коперника вообще не удастся увидеть его кругообразного края, возвышенного над скалистым грунтом. Лунонавт весит на нашем спутнике в шесть раз меньше, чем на Земле. Таким образом эволюционно стабилизированный в привычных условиях центр тяжести тела перемещается, в результате чего при неосторожном движении можно очень легко упасть. Впрочем, мы видели лунонавтов, шатающихся и скачущих на обеих ногах одновременно, как жабы. На поверхности Марса не было бы таких проблем с передвижением, здесь главную проблему составляет необходимая продолжительность путешествия с Земли на эту планету. Кроме того, повсеместное в высоком вакууме космическое излучение и солнечный ветер, особенно при так называемом неспокойном Солнце, могут оказаться опасными для здоровья и жизни. В общих чертах уже известно, что типичные при старении нашего организма процессы в безгравитационном пространстве ускоряются так, что акселерация процессов старения всего организма усиливается тем больше, чем дольше пребывать в космосе. Эти поверхностные замечания я завершу повторением слов, с которых начал: мы - наземные животные, и как следствие внеземные визиты не идут нам на пользу. Американские лунонавты во время относительно кратковременных полетов с Земли на Луну и обратно иногда даже во сне, а значит - с закрытыми глазами, видели вспышки, вызванные попаданием высокоэнергетических частиц космического излучения в их зрительные нервы. Поскольку на Луне нет магнитосферы ван Аллена, а на Марсе дополнительно не хватает озоновой защиты, длительные пребывания там землян опасны для их здоровья.
      Предположение о том, что пребывание на космической станции может поправить систему кровообращения и тем самым такие станции могли бы стать внеземными санаториями, оказалось ошибочным. Стартовое ускорение во время выхода на орбиту даже при оптимальной синергической кривой столь велико, что никак нельзя тогда двигать руками и ногами, в результате чего все астронавты, прикрепленные к своим лежакам как тяжелые мешки, полностью отданы во власть заменяющим их соответственно запрограммированным компьютерам. Поскольку же каждый, кто имел дело с компьютерами, знает, как очень сомнительна их операционная надежность, в современных американских «челноках» работают параллельно, по крайней мере, четыре электронных мозга.
      Человечество находит удовольствие в больших зрелищах и потому приземление аэронавтов на Марсе - очень правдоподобно. Все перечисленные выше трудности не уменьшают аппетитов НАСА на полеты даже дальше, чем на Марс, но следует признать, что это типичное развитие согласно лозунгу: «мерь силы по намерениям, а не намерения по силам». Лично я допускаю, что в качестве реального технического форпоста на планеты будут доставлены подвижные приспособления - планетарные машины (как бы эквиваленты тех больших платформ, которые используются для добычи нефти с морского дна), снабженные управляющей системой, способной контролировать действия самой машины, а также поддерживать контакты с Землей. Я не думаю, что для строительства и транспортировки таких технических колоссов придется ждать полной ликвидации бедности больших демографических скоплений землян. Бытовое неравенство встроено в нашу природу, а ее мелким, конкретным примером были многочисленные советские спутники, летающие по орбите вне атмосферы в то время, когда одновременно с этим сельские бабы несли на коромыслах ведра с водой.
      Итак, я считаю (без энтузиазма), что мы овладеем планетами нашей Солнечной системой, но мнение, что это первый маленький шаг к звездам, - колоссальное преувеличение. Теоретически доказано, что ракетный корабль, способный при постоянном ускорении поддерживать гравитацию, приблизительно равную земной, через год полета может развить скорость, близкую к скорости света, и тем самым он сумел бы в течение одной человеческой жизни облететь метагалактику и вернуться на Землю. Другое дело, что Земли, на которой он мог бы приземлиться, давно бы уже не было. Потому что за это время в нашей системе до конца сгорел бы солнечный водород, а питающая нас энергетически звезда превысила бы, уже как красный великан, размеры земной орбиты, заодно полностью ликвидируя следы какой-либо жизни. Тем самым замечание Ричарда Готта III о невероятности заселения и овладения нашей Галактики кажется мне полностью обоснованным. Кто-то еще более злословный, нежели я, мог бы, в конце концов, заметить, что мысленные экспедиции к звездам - это просто побег от множества неразрешимых земных проблем.

      Недавно я просмотрел новую книгу английского философа Джона Серля ( John Searle), посвященную попыткам выяснить онтологическим и прагматическим путем, что такое сознание, но ничего нового о его так называемой «сути» я не узнал. Я знаю, что мои эссеистические книги мало-мальски известны немецко- и русскоязычным читателям. Однако эти книги не переведены на английский, поскольку для англичан польский язык спрятан в слишком глубокой яме, чтобы его стоило из нее доставать. Будущее или опровергнет мои мысли, или окажется, что я был отчасти непризнанным предтечей. Издательства, закрывшие меня в клетке с вывеской science fiction, сделали это главным образом по причинам меркантильным и коммерческим, поскольку я был доморощенным и кустарным кандидатом в философы, пытающимся распознать будущие технические достижения человеческой цивилизации, вплоть до границы так называемого понятийного горизонта.
      Ведущиеся в рамках техно-философских рассуждений споры о том, можно ли будет в будущем сконструировать устройства, организованные и запрограммированные таким образом, чтобы они были способны выполнять так называемыми умственные работы, не слишком толково выводили на поля своих рассуждений философы. Если бы философам средневековья предложили в качестве задания сделать возможно более точный анализ таких не существующих тогда технических достижений, как космический «челнок», автомобиль, истребитель или орбитальная радароскопная картография, то в пергаментных инкунабулах, как и между почтенными деревянными обложками первых книг Гутенберга, неизбежно нашлось бы огромное количество предположений, догадок, опровержений, категорических утверждений различной масти, подкрепленных силлогически, или короче говоря, целые озера семантической смолы, из которых после отсеивания ошибочных или неправильных суждений, после добросовестной дистилляции в конце нашего века на то, что осталось дельного, проверенного и превращенного в действительность, хватило бы какой-нибудь одной книги.
      Когда хочется поговорить о том, что будут способны делать через сто или четыреста лет так называемые роботы или роботоподобные машины, в поисках достоверного ответа обращаться с вопросами следует не к философам. Уже в эолите действовала «технология» камня, которым разбивали скелеты и черепа братьев по небольшому разуму для того, чтобы съесть их содержимое. Постканнибальные технологии на протяжении веков всегда имели медленные и длительные вступительные фазы, последующие фазы усовершенствований и, наконец, фазы расцвета и заката, когда они вытеснялись ударами инновационных, более совершенных решений.
      Сегодня я не смогу объяснить, почему в отрочестве столько времени я посвятил истории возникновения и развития мореплавания, а затем - развитию военных технологий, истории воздушных шаров и дирижаблей, а после - истории полетов приспособлений тяжелее воздуха с их многочисленными катастрофами. Я не считаю это время ни растраченным, ни потерянным зря. В прошлом появлялись новаторские концепции, как, например, физикоподобная теория Бошковича ( Boskowic) или рисунок человека с крыльями Леонардо да Винчи. Благие чудачества этих гениев оказались в свое время не достойными философского анализа. Зная же различные, изобилующие неудачами предыстории технологий, которыми мы сейчас гордимся, или достижений, которых мы опасаемся, осмелюсь полагать, что изобретательская настойчивость людей будет добиваться успехов, несмотря даже на возможное абсолютное забвение мыслителей, стремящихся узнать и пытающихся сегодня доказать то, что с уверенностью ни узнать, ни подтвердить нельзя.
      Если бы было возможно разделить человеческий головной мозг так, чтобы отдельные фрагменты его коры, теменной, затылочной, лимбической систем, искусственно питаемые и размещенные на разных континентах, соединить быстропроводимыми, например, электрическими кабелями, и если бы распределенный таким образом по всему земному шару электрически объединенный в единое целое головной мозг проявил доступные нашему пониманию черты, типичные для человеческого сознания, то на вопрос - где находится это сознание: в Австралии?, на Аляске?, в Скандинавии?, или на Монгольском плато, - вообще нельзя было бы дать определенного ответа, поскольку основным признаком сознания было бы случайное взаимодействие рассредоточенного по всему миру головного мозга.
      Или представим себе, что конструкторам поставили следующую задачу: следует создать машину, способную передвигаться по поверхности пустынной планеты, такой как Марс, причем эта машина должна быть оснащена источником энергии, независимым от ее окружения (то есть не двигателями внутреннего сгорания, которым необходимо присутствие кислорода), и она будет разведчиком, выполняющим исследовательскую работу, устанавливающим себе трассу путешествия в соответствии с уже частично известным нам результатам, то есть должна, в зависимости от химического состава почвы, принимать решения, касающиеся определения собственной дальнейшей дороги, кроме этого будет искать следы воды, микроорганизмов или их частичек и, в конце концов, через определенное время должна передать пакет полученной информации по радиосвязи непосредственно на Землю или на специальный околомарсианский спутник, служащий усилителем и ретранслятором передаваемых машиной данных. Как я писал почти полвека назад, инженера не интересует, обладает ли машина сознанием, а интересует, сможет ли она самостоятельно выполнять поставленные задания. Несомненно, машину такого рода, названную, скажем, ареографическим исследователем, в ходе работы будет отличать ненадежность. Она может сломаться, может принять неверное решение, может не справиться с требованиями проектировщиков, но все такие недуги могут случиться также и с человеком, как с ученым, так и с учеником, или, в конце концов, даже с квалифицированным исполнителем определенной работы вроде укладки асфальта. Мы не были бы в состоянии заранее определить, в каком месте постепенного перехода от уровня ученика к уровню специалиста наступит ошибка, поэтому будем склонны назвать ее недостаточной подготовкой, аберрацией или болезненным увечьем взрослого эксперта. Этот тип и этот порядок преобразования научных знаний в программы начнет использоваться для того, чтобы планетарная машина могла сделать свою работу на чужой планете, и даже если она окажется способна информировать нас о результатах своей работы сигналами или синтетически составленными текстами, возможно с обратной связью, то я не думаю, что аккомпанементом всей этой межпланетной саги стали бы труды философов, посвященные доскональному раскручиванию вопроса о том, имеет ли эта машина сознание или же ею руководит только необычайно, в соответствии с сегодняшними критериями, сложная и разветвленная программа, во всей своей альтернативности в итоге настолько приспособленная к неожиданностям этой марсианской anabasis, что досконально выполняет работу соответствующего специалиста. Правда, эта машина не сможет завести детей, ей не захочется бастовать или блокировать дорогу другим машинам, и, если будет соответствующим образом запрограммирована, не станет разбивать другие, подобные себе машин. Это не произойдет из-за ограничений, заданных программой, а не из-за моральных запретов. Тем не менее, вполне может объявиться философ, который будет писать труды, детализирующие этику поведения планетарных машин.
      Приведенный выше образ, возможно слишком пространный, иллюстрирует постепенные изменения, которые технологические инновации преобразуют в самостоятельную систему, действующую с требуемой точностью. Я соглашусь с каждым, кто упрекнет меня, что аналогичная автоматическая машина поменьше, которая могла бы заменить домработницу, то есть девушку с метлой, ведром и тряпкой, была бы наверняка, по крайней мере сегодня, нерентабельной. Я так же далек от утверждения, что автоматизированная домработница будет иметь капельку сознания и целеустремленности, благодаря которым будет выметать паутину из углов, но не будет издеваться над развешенным для сушки бельем. Я также не утверждаю, что стремлюсь вступить на дорогу, ведущую к созданию сознания, самосознания, свободной воли, и даже психики, способной соскальзывать в неврастению или патологию более серьезную. О возможности возникновении неожиданных воздушных завихрений под фюзеляжем огромного реактивного пассажирского самолета, которые могут привести к смертельной своими последствиями катастрофе, не догадывались даже эксперты авиации и никто на эту тему не пробовал философствовать. Просто реальность такова, что о происходящем, иногда без предупреждения и при отсутствии теории, мы зачастую узнаем post factum, вынимая останки из разбитого самолета, что трагично.
      Возникшие примерно полвека назад под впечатлением первых успехов кибернетики планы скорого создания интеллекта и даже его усилителей, демонстрировавшиеся на очень примитивных моделях, возбуждали фальшивые надежды. Конструкторы имеют то преимущество перед философами, что кроме своих многочисленных поражений и неудач могут показать и свои успехи. Вышеприведенный вывод вовсе не является диатрибой, направленной в философию. Мне только не кажется, что она была призвана для футурологических трудов, выходящих за понятийный горизонт эпохи.

      Мы живем в эпоху всеобщей специализации. Здесь мне хотелось бы ограничиться одной темой в развитии электроники. Сначала признаюсь, что я никогда не предвидел распространяющейся моды на неживые, но подвижные и даже наделенные голосом существа, которые становятся все более популярными заменителями домашних животных. У них имеются различные встроенные датчики, они могут передвигаться, но единственное, что я не в силах понять, - это большой покупательский спрос на этих псевдоживотных, так как они, по-моему, годятся только в качестве игрушек для детей. Тем временем в рекламе я читаю, что эти псевдособачки или кошечки, или пластиковые имитации коал приносят, якобы, своим взрослым владельцам много приятных минут. Эти псевдоживотные, питающиеся электрическим током, представляют собой пример многочисленных новых созданий, выброшенных на рынок по принципу, что недостаточно лишь удовлетворять потребности, надо их еще и создавать. Мне кажется, что эти пластиковые создания должны некоторым образом быть предзнаменованием (или прелюдией) якобы неотвратимо наступающего времени роботов.
      О роботах давно уже писали в научной фантастике и помимо нее, но никто не относился достаточно серьезно к их предполагаемому или выдуманному присутствию. Сегодня же началось настоящее незаметное и разнообразное их проникновение, которое точно я описать не смогу, но определенное представление о нем могу предложить.
      Примитивные гомеостаты пятидесятых годов, которые, собственно, и не перешагнули порога лабораторий, могли обходить преграды на ровной поверхности, а при снижении напряжения в аккумуляторах, приводящих их в движение, могли добраться к контакту, питающему их электричеством. Хотя они ни на что не годились, кроме как для поддержания у конструкторов хорошего настроения.
      С каждым годом растет количество устройств, которые становятся все более и более успешными посредниками между человеком и объектом его воздействия. У нас уже есть манипуляторы, незаменимые при обработке субстанций, которые могли бы нанести вред человеку при непосредственном контакте (например, радиоактивные). В современной хирургии появились необычайно тонкие приспособления, которые с разной степенью умения могут, например, производить врачебные процедуры вроде операций на сосудах или тканях. Есть также так называемые педипуляторы, но конструкторы, по всей видимости, не очень доверяют их самостоятельности при использовании в качестве движущихся спускаемых аппаратов на Луне, Марсе или других планетах, поэтому пока высылаются не подобные членистоногим, а скорее колесные транспортные средства, как это было с американскими «лунными машинами» или со спускаемыми аппаратами, направленными на Марс. К совершенствованию и увеличению числа подобных (необязательно шагающих) аппаратов конструкторов вынуждает просто даже расстояние до Земли так, что если раньше человек мог управлять луноходом, то сейчас он уже не может с Земли руководить движущимся разведчиком на Марсе.
      Наиболее интересно развивается роботехника sensu stricto . И неважно, должны ли роботы, которым таким образом предоставлена самостоятельность, быть похожи на человека. Собственно, их «анатомия» несущественна, потому что в основном уже преодолены трудности, связанные с приведением в движение этих устройств, которые двадцать лет назад умели ходить только по такой плоской поверхности, как пол лаборатории, и падали на первых же хороших ступеньках. Самым твердым орешком является вопрос имитации центральной системы управления (или центральной нервной системы высших животных или человека). Надо честно сказать, что речь идет о вступлении в несуществующую еще область психозоической инженерии. В последние годы были существенно усовершенствованы встроенные в роботы программы, благодаря чему они уже могут не менее качественно, чем люди, работать на автомобильных и тракторных заводах. Основой для работы устройств, однако, является достаточно ограниченная повторяемость рабочих операций. Я не буду больше углубляться в затягивающие сети инженерного мастерства. Для программистов настоящим препятствием по-прежнему являются будто бы простые действия, выполняемые каждым человеком без усилий. Устройства, которые могут пыль как-то убрать в комнате с минимумом приносимого ущерба, по-прежнему являются непропорционально дорогими. В общем говоря, ситуация такова, что роботы или псевдороботы овладели только отдельными, сугубо специализированными функциями. Они могут выполнять рекомендации или приказы, но этого недостаточно для удовлетворения амбиций проектировщиков. Они ведут речь о роботах, которые, возможно, совершенно не подобны на человека, но проявляют такую самостоятельность в действиях, которая следует из решения как волевого акта. С этим же проблема потому, что мы по-прежнему не знаем, какие неврологические механизмы мозга отвечают за акт воли. Поэтому программисты занимаются созданием таких программных систем, которые имитируют наличие поведенчески воспринимаемого сознания. Таким образом появилось направление, которое должно не столько пройти, сколько обойти тест Тьюринга.
      Я уверен, что как количество, так и качество этих программ, обычно ориентированных на очередные поколения параллельно работающих компьютеров, а также на смешанные соединения псевдонейронных сетей, будет достигать все большего уровня точности и тем самым будет все лучше имитировать присутствие обладающего умом сознания, которое многими людьми будет восприниматься как индивид или как воплощенная в машине индивидуальность. В определенном смысле это будет обман людей как собеседников или сотрудников машины, так как настоящим, присущим личности, сознательным интеллектом, называемым психической жизнью, подобные имитаторы еще обладать не будут. Следует уяснить себе, что эта дорога ведет к нагромождению трудностей, которые в «Големе» я назвал hill climbing toposophical theory . Речь идет о вступлении на территорию, пока недоступную для механических пришельцев, территорию, находящуюся в наших черепах. Невозможен какой-то неожиданный скачок от устройства, полностью подчиненного людям, пусть даже иногда и оказывающего сопротивление, которое мы скорее склонны называть ослиным упрямством, и которое хорошо известно пользователям зависающих компьютеров. Прогрессирующая компактность (сжатие) информационных носителей, которые будут все более совершенными эквивалентами твердых дисков, не может обеспечить абсолютную безошибочность. Одна логическая ошибка на миллиард элементарных вычислений - это доказанный предел безошибочности самых быстрых машин, обладающих наибольшей вычислительной мощностью. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что за растущую, даже постепенно, быстроту операций надо платить появлением ошибок; быстрота операций, перевалившая за биллион логических шагов, начинает душить логически измеримую, ранее признаваемую совершенной, безошибочность системы.
      Наш мозг наш является, как сказал фон Нейманн, совершенной системой, созданной из несовершенных нейронных элементов. Это еще и потому, что к каждому понятию, закодированному в человеческой памяти, ведет множество разнообразных дорог. Например, если я не могу вспомнить, как называется всем известная птица с красиво выгнутой шеей, то я мог бы выбрать из памяти правильное название (лебедь) или начинать припоминать обороты типа «лебединая песня», или даже балет «Лебединое озеро».