© 2002, Издательский дом «КОМПЬЮТЕРРА» |
      Журнал «Компьютерра» |
      Этот материал Вы всегда сможете найти по его постоянному адресу:
      Опубликовано: 14.3.2002

      Пять лет назад в Германии по инициативе федерального министерства издана брошюра под названием «Технологии ХХI столетия» (« Technologien des 21 Jahrhunderts», Bundesministerium fur Forschung und Technologie, Bonn,1993). Специалисты, привлеченные министерством, перечислили в ней главные направления будущей деятельности человека в области технологии:
      1. Нанотехнология - архитектура на молекулярно-атомном уровне, позволяющая создавать функциональные соединения и элементы необычно малых размеров.
      2. Сенсорная техника - конструирование микроскопических датчиков по образцам живой природы.
      3. Адаптроника - понимаемая как связующее звено между современными материалами и системами, проявляющими структурный интеллект.
      4. Фотоника - название означает замену электронов на фотоны для накопления информации, преобразования ее или передачи, что должно ускорить функционирование современной микроэлектроники.
      5. Биомиметические материалы - под этим названием авторы подразумевают подражание материалам из живых тканей, примером которых могут быть создаваемая насекомыми паутина, по прочности и эластичности превышающая все, что до сих пор смогли создать наши технологии.
      6. Фуллерены. Наряду с алмазом и графитом, они являются третьей формой элемента-углерода. В брошюре предсказывается их производственное применение в будущем.
      7. Нейроинформатика и искусственный интеллект, который преобразование данных должен расширить до преобразования знаний.
      Не только заслуживающим внимания, но и характерным, является то, что в брошюре ни о революции в области всемирной связи ( World Wide Web), ни о делающей первые шаги, но уже пробуждающей технико-этический интерес биотехнологии, нет ни слова! Вышеназванный пример показывает, каким весьма неблагодарным делом является прогнозирование будущих технологий, а еще более трудным является то, что американцы называют technology assessment, или предвидение эффектов цивилизации и общественно-культурных ценностей новых технических достижений.
      Анализируя то, что произошло в течение почти сорока лет с того времени, когда я писал «Сумму технологии», а еще раньше - книгу под названием «Диалоги», я буду обращаться к очередным разделам «Суммы» не потому, что являюсь их автором и не потому, что мечтаю, чтобы сбылось мое хвастовство. Следует, скорей, осознать, что в середине столетия, которое именно сейчас заканчивается, я находился в довольно фатальной ситуации изолированного системой, господствующей тогда в Польше, от притока информации и не только научной. Уловка, которую я использовал в то время, сегодня кажется мне особенно удачной. Я начал дело с выявления сходства двух эволюций - технической и биологической. Затем я перешел к размышлению над до сих пор не разрешенной проблемой космических цивилизаций, чтобы потом вернуться к обсуждению развития «интеллектроники» на Земле. И это сделало для меня возможным разбег фантазии, проявившийся в следующих разделах: «Пролегомены к всемогуществу», «Фантомология» и «Сотворение миров». Все вместе закрыл на засов «Пасквиль на эволюцию».
      Характерной чертой этой книги является тенденция обозрения будущего с высоты птичьего полета. Возможно даже, что дистанция в пространстве и времени, которую я использовал, была еще большей. Другой подход с целью детального представления будущих дел человечества вместе с угрозами, начало которым они положат, не имел большого смысла: на попытках мелочной конкретизации будущего спотыкались бесчисленные прогнозы, которыми была богата вторая половина ХХ века. Детальное предвидение просто невозможно. Не говорю это, чтобы себя самого защитить, но ведь сегодня уже известны все поражения футурологии, стремившейся выходить за пределы обобщения.
      Для того, чтобы наглядно показать различия между теоретическими знаниями и практической деятельностью людей я призову слова знаменитого ученого, каким был Ричард Фейнман ( Richard Feynman). Будучи один из немногих избранных, он работал в Los Alamosпри проектировании первой атомной бомбы. Как он написал в своих воспоминаниях, все теоретическое знание об атомно-квантовых явлениях оказалось недостаточным для установления, какие элементы и каким способом тормозят бег пучка нейтронов, необходимого для начала или поддержания цепной реакции распада урана. Чтобы получить такие данные, ученые должны были изучить под этим углом свойства очень многих элементов, пока не оказалось, что лучшим поглотителем нейтронов, особенно тех, которые инициируют ядерный взрыв, является кадмий. Поэтому надо знать, что между теоретической физикой, способной сконструировать модель атома данного элемента, и его химическими свойствами, появляющимися в молекулярно сложных структурах, в наших знаниях, в том числе и современных, все еще зияет пропасть.
      Именно поэтому, хотя и неосознанно, мое творчество разделилось на обще-прогностическую и научно-фантастическую ветви. Во второй я мог себе позволить даже дерзкую смелость. Однако, как мне кажется на склоне жизни, я думал и действовал под директивной охраной основных законов точных наук, вернее, мне редко приходилось забредать в глухой закоулок. Сейчас настало время сопоставить обе мои эссеистические работы, а именно «Сумму технологии» и «Диалоги», с реальной ситуацией начала XXI века и вырисовывающимися новыми сферами человеческой деятельности и познания. При этом я не намерен выступать в роли всезнающего мудреца, а буду лишь свободным писателем.

1

 
      Наверное, уже пора подвести итоги тому, что я смог сделать не в области якобы научного вымысла, а, главным образом, в сфере познавательно-прогностической. Точность предсказания, однако, не дает пропуска на Парнас. И в эстетически плохой упаковке может находиться твердое ядро будущей инновации, которая изменит мир. Поэтому я только скажу несколько слов о том, что мне удалось предсказать.
 

2

 
      Я вел себя как одинокий путник, который, находясь на краю неизвестного континента, старается распознать будущие коммуникационные пути, возможность строительства дорог в пустыне и на бездорожье, то есть уже проектирует главные направления стратегии освоения огромной, аж за горизонт, безлюдной местности. В моем случае это был горизонт понятийный. Мысль, направленная в будущее, - это как взгляд, брошенный вдаль: может заметить затуманенные, непонятные формы, неизвестно, гор или скал, или только низких облаков. Эта несколько корявая метафора показывает, что легче распознать невыразительные контуры каких-то больших массивов, чем четко различить детали отдаленной местности. Неудачи футурологии возникли оттого, что она пыталась дать точные сценарии temporis futuri излишне детально: она утверждала, что в политике может произойти то-то и то-то, что открытие чего-то неизвестного сегодня произойдет послезавтра, она представляла меню настолько подробное, что все происходило иначе. Только рефлекторно чувствуя, что предсказать большие или малые политические стычки не удастся, я не касался реальной политики (еще и потому, что я писал, желая при благоприятных обстоятельствах уберечься от бдительности цензоров "реального социализма"). Хотя, видно, трудно порвать с политикой, так как можно сразу потерять читателей, жаждущих конкретики. Германн Кан ( Herman Kahn), как сегодня Фукуяма ( Fukuyama) или Хантингтон ( Huntington), - все они являются кропотливыми исследователями и пробуют прозондировать будущее так, как будто бы они должны его нарисовать на черной поверхности глобуса - черном, гладком шаре, который находился в географическом кабинете моей львовской гимназии. Однако, чем более детален прогноз, тем легче он поддается безапелляционным фальсификациям. Ну кто сегодня читает толстые тома Кана? А ведь он установил "все" на двести лет вперед , хотя и не предусмотрел развала Советского Союза.
 

3

 
      Каждый автор прогнозов является самозванцем, а если его читают и цитируют с кафедр, то он становится профессионалом даже тогда, когда он полностью ошибается. Я же был только любителем, туристом будущего времени, предсказывал, занятый небылицами, не строил Вавилонской башни, самое высокое, на чем я расположил свои вымышленные биваки, была почва основных наук, типа астрофизики. А так как я часто использовал форму и содержание гротеска, то я невольно защищал мои временные постройки от самовысмеивания. Я не описывал будущие события, а только представлял различные МОДЕЛИ того, что возможно (согласно моему мнению), хотя это могло выглядеть забавно или утопически.
 

4

 
      К работам политологов, экспертов по установлению мира (в основном, на бумаге) я относился как к гороскопам астрологов: я их обходил. И в то же время углублялся, исходя из возможностей, в результаты точных наук, что потом стало навыком и, одновременно, мучением в настоящее время. Я не экстраполировал: я всегда повторял, что молоко не является никакой "экстраполяцией" коровьего пережевывания травы, хотя без травы не было бы и молока. Хотя я и сам не знаю, откуда у меня взялись эти различные помыслы и домыслы. Приведу здесь достаточно произвольно те из них, благодаря которым я получал первенство, гордо называемое пророчеством. Профессионалы же эти мои поучения не замечали (в основном, у меня в стране, за двумя границами же я заработал себе имя философа будущего, ибо так меня назвали компетентные эксперты; я даже разместился в немецкой философской энциклопедии).
 

5

 
      Я понимал, что в результате стремительности, которую приобрела наука, особенно во второй половине XX века, мы, как последние реликты нецивилизованной Природы, будем подвержены техновторжению. То есть возникнет биотехнология. Поэтому я закончил свою "Сумму технологии" словами, что наши языки создают ФИЛОСОФИЮ, в то время как биологический язык генов создает ФИЛОСОФОВ, и поэтому стоит ему научиться, хотя он и труден. Почему-то мы начали учиться этому языку, сразу как генной инженерии, которая вторглась в мир культурных растений и животных, чтобы в конце концов дойти до сферы внесексуальной репродукции в виде клонирования. В США уже заявили, что способ репродукции, ведущий к появлению, в том числе, и людей, является раз и навсегда установленным в конституции фактом, и именно эта сфера отдана людям в личное распоряжение, и политике вход на эту территорию запрещен. Так как, когда я писал о клонировании, не было еще его и следа, я гулял безнаказанно (в особенности это касается "XXI путешествия Ийона Тихого" ). Я думаю, что homo artefactus также появится, независимо от того, понравится это или нет. Работа писателя состоит не только в том, чтобы выбирать из головы и из мира только значительные и хорошие дела, и поэтому биотехнический перелом я посчитал неизбежным и эту тематику разработал, как мог.
 

6

 
      Случалось, что я под видом поэтической вольности публиковал мысли, которые бы и сам не принял всерьез. В "XVIII путешествии Ийона Тихого" я сделал сумасшедшее по своей дерзости покушение на Вселенную. Мой герой, ученый, некий Разглаз (полонизированный Эйнштейн), заявил, что Космос - это всего лишь колебания небытия, такие, которые совершают виртуальные частицы, или мезоны, но так как он очень большой, то и очень большими должны быть колебания, которые его породили. Прошло несколько десятков лет, и вот у космологов можно прочитать, что так как материя и энергия Космоса при сложении друг к другу дают НУЛЬ, то, следовательно, Космос может в любую минуту исчезнуть в небытие, из которого он появился. Поэтому Космос существует в КРЕДИТ и, возможно, не имеет (говоря языком топологии) никакой границы: BIG BANG, возможно, был только переходным явлением. Вселенная, возможно, является одной ужасной ЗАДОЛЖЕННОСТЬЮ, нелегальной ссудой без покрытия. Хотя сейчас борьба космологических гипотез по-прежнему идет, но, как это было с космогонией, эмпирическими методами, возможно, нам не удастся их проверить и истину мы не узнаем никогда. Только если удастся овладеть технологией космопродукции: если другой мой герой (профессор Доньда) напишет задуманный труд под названием " Inquiry into the Technology of Cosmoproduction" . В рассказе вследствие суперконцентрации информации возникает "космосенок". Это уже похоже на полный абсурд, но Хокинг ( Hawking) ввел в физику через квантовые двери термин baby universes, вселенных-малюток . В общем говоря, это означает, что возможности придумывания самых разнообразных конструкций для всех человеческих голов ограничены (и, несмотря на это, существует математическая теория множеств, с ее бесконечностями и забесконечностями, к сожалению, немного поточенная парадоксами), то есть мы, независимо друг от друга, повторяемся.
 

7

 
      Многое изменилось и в теории эволюции. Во-первых, показанное в моем романе "Непобедимый" явление мертвой эволюции автоматов, в которой маленькие дети побеждают род мегароботов, уже нашло свой плацдарм в реальности в виде так называемого чипа Дарвина, зернышка некроэволюции, о котором я читал в одном из последних номеров " New Scientist". Дождалась реабилитации и телепортация, которую я логически мучил в первом разделе моих "Диалогов" , написанных в 1953-54 годах и изданных во время оттепели в 1956-м. Я все время удивлялся, что в стране на эту тему даже никто не пискнул: и только сейчас, независимо от меня, пишут о парадоксах рекреации из атомов в Англии и Германии. Мой "Голем XIV" назвал естественную эволюцию "блужданием ошибки", так как, если бы не появились неточности в наследственных репликациях, то на земле ничего бы не жило, кроме каких-то амеб, а так из ошибок выросли лягушки (в последнее время повсеместно гибнущие), деревья, жирафы, слоны, обезьяны и, наконец, мы сами. Сегодня эволюция называется (это говорят ведущие американские эволюционисты, такие, как Стивен Голд ( Stephen Jay Gold) или Брайан Гудвин ( Brian Goodwin)) танцем генов, который, в принципе, не является процессом все более поступательным. Об этом я опять написал когда-то эссе под названием "Биология и ценности" ; но и о нем в стране даже ни одна хромая собака не отозвалась.
 

8

 
      Зато о том, что моя фантоматика, подробно описанная 36 лет назад в "Сумме технологии", теперь известна как виртуальная реальность , некоторые в стране это уже знают, в то время как за границей об этом говорят только там, где "Сумма" была переведена (приписанный к скромному штату science fictionя не мог рассчитывать на издание этой книги в США, так как это была никакая не SF, а возможное восприятие этого названия ограничилось некоторыми странами Европы). Меня удивляет, что эта книга до сегодняшнего дня живет, то есть говорит читателю о том, что есть и что может быть. Наверное, зря ее высмеял Лешек Колаковский ( Leszek Kolakowski) в журнале "Творчество" (" Two'rczos'c'") в 1964 году.
 

9

 
      Об информации, используемой как оружие, я тоже писал в "Рассказе Второго Размороженца" в "Воспитании Цифруши" . Там шла "война за информацию, без огнестрельного или ядерного оружия, шла бомбардировка информацией ("лгаубицами")".
 

10

 
      Также под названием "рассеянного интеллекта" блеснула в муравейниках и в гнездах термитов насекомоподобная "некросфера", названная "черным облаком" в "Непобедимом".
 

11

 
      Сегодня существуют два направления главного удара в точных науках: в биологии - это атака на рекомбинат ДНК, на спирали нуклеотидов, то есть "высказывания" того химического молекулярного языка, штурм его созидательной силы, которая должна рано или поздно достичь терапевтической, рекомпозиционной и, наконец, неокомпозиционной автоэволюции человека. О ее возможном использовании и злоупотреблениях ею, о хорошем плохого начала и неотвратимом конце я писал, когда еще вся эта область была исключительно колебаниями моего воображения, в "XXI путешествии Ийона Тихого". Ни на минуту не допуская, что генный, прекрасный мир откроет свои ворота еще при моей жизни и обнажит настоящие пропасти, в которые можно вводить измененные по нашему желанию жизни, я писал язвительно, свободно, издевательски, то есть так, как сегодня, в эпоху первых свершений, уже не отважился бы.
 

12

 
      Второй гипотезообразующий удар физиками и космологами направлен во Вселенную. Последние годы породили обоюдно борющиеся гипотезы (которые, кроме модельных компьютерных симуляций, можно проверить не иначе как через интерпретации и реинтерпретации реальности мега - и микромира): из этой мешанины показывается образ квантового Космоса, который появился из Небытия, о чем я, но только на правах насмехающегося над притязаниями разума, писал давно.
 

13

 
      Та самая большая из возможных вещей, каковой является Космос, начала в последнее время по предположениям физиков угрожать нам столкновениями с метеоритами, астероидами или кометой, апокалиптической катастрофой, жертвами которой, а не только зрителями, как в кино или по телевизору, мы можем стать вместе со всей цивилизацией. Публика, очевидно, любит присматриваться к пожарам, потопам, ураганным катаклизмам, которые происходят и поглощают ДРУГИХ, раз самые большие фабрики фильмов не экономят миллионы на такие разнузданные зрелища. Но я не перестаю гнушаться этими ужасами, которые поглощают зачарованные зрители, наполняя при случае определенные кассы. Я не нахожу удовольствия в таких игрищах, поэтому у меня трудно найти излюбленные science fiction"страшные концы мира". Может, у меня нет иллюзий, но у меня нет и тяги к виду все сокрушающих катаклизмов, охватывающих сушу гривами огня и километровыми волнами вулканических прибоев, хотя я знаю, что Земля - за миллионы лет до появления человека - была подвержена бомбардировкам (уничтожающим до девяноста процентов всего живого), идущим из слепого, поблескивающего суперновыми звездами космического окружения. Эту тему, эту область уничтожения, я обходил и тем самым замолчал хотя бы часть тех материальных напастей, которым всегда подвержено человечество. Хотя катастрофисты, состязающиеся в размерах угроз и уничтожений, обильно заняли почетные места в научной и менее научной фантастике XX века.
 

14

 
      Беллетристика принципиально ограничивает свое поле видения до личностей или относительно небольших групп людей, до их конфронтации или согласия с судьбой, заданной великой исторической минутой, в то время как большие промежутки событий, социальные движения и битвы бывают прежде всего фоном. Я, который познал сверхизменчивость и хрупкость последовательно исключающих друг друга социальных систем (от убогой довоенной Польши, через фазы советской, немецкой и опять советской оккупации, до ПНР и ее выхода из-под советского протектората), мучениями собственной психологии пренебрег и старался концентрироваться скорее на том, что как technologicus genius temporis создает или овладевает человеческими судьбами. Я знаю, что вследствие этого (подсознательно принятого) решения я так отмежевался от гуманистической однородности литературы, что у меня образовались гибридные скрещивания, приносящие плоды, которые не имеют исключительного гражданства в беллетристике, так как изображенные события я отдал на муки жестоко непрестанного прогресса. Я писал и нечто неудобоваримое, взрывчатое содержание которого может взорваться в будущем: как мина с часовым взрывателем. Я только могу сказать следующее: feci guod potui, faciant meliora potentes .

      Лозунг «догнать и перегнать природу», который я опубликовал более тридцати лет назад, при своей лаконичности должен был выполнить несколько противоречивых задач. Отчасти он был маскировкой, поскольку являлся парафразом большевистского лозунга «догнать и перегнать Запад». И хотя я не очень-то заботился о протеевой природе моих сочинений, стилистические приемы, похожие на упомянутый выше, считал дозволенными и обоснованными. Значительно более амбициозной была моя убежденность, упрощенно выраженная в этом лозунге, что нашу цивилизацию ждет великий поворот в сторону биотехнологии. Одновременно я хорошо понимал, что речь идет о гораздо более сложной проблеме, нежели, скажем, выдвинутое в конце ХIХ века предположение, что можно будет летать на машинах тяжелее воздуха. Процесс копирования мастера-природы, то, чем занимается биология, будет долгим и насыщенным противоречиями, которые одним махом не преодолеть. Когда я писал о копировании специфики жизненных процессов и при этом считал возможным следующий шаг, в сторону вненуклеиновых и внебелковых моделей, то тем самым намечал программу, начало осуществления которой при своей жизни считал вряд ли возможным. Я начинал искать слова или, скорее, названия для будущих технобиотических работ в полном понятийно-техническом вакууме, что имело одновременно и положительные, и отрицательные стороны. Положительной была моя полная свобода высказываний и я не находился, как сейчас, под давлением целых библиотек из работ, уже посвященных этим вопросам, библиотек, которые я даже не в состоянии все охватить. Как это обычно бывает, в моей чрезмерной свободе была и отрицательная сторона - ничто, собственно, не сдерживало разнообразие мыслей, рождающихся в моей голове. У меня не было никаких указателей, образцов, эталонов, и не столько потому, что их вообще не было на Земле, а по более тривиальной причине: то, что я писал, создавалось в диктаторском климате советского протектората. Уже в «Диалогах», написанных почти полвека назад, я должен был перестроить и переодеть в кибернетический анализ функционирование так называемой распорядительно-разделительной системы. Я переодел ее в будто бы невинный костюм, взятый из внеполитической лексики, настолько удачно, что мне удалось издать эту книгу после нашего Октября в 1957 году. Правда, слишком скромным для этого времени тиражом в 3000 экземпляров. Однако, поскольку мой «перевод» на понятийный язык кибернетики был скорее далек от всеобщего разговорного языка, эффект публикации был небольшой, так что «Диалоги» в политико-социократической части были, собственно говоря, замечены только на территории Германии, вызвав одновременно удивление, что «что-то такое» вообще могло появиться в Народной Польше (советская цензура, так же как и гэдээровская, вообще публикацию «Диалогов» не допустила вплоть до падения берлинской стены). Сейчас уже мало кто вообще ориентируется в специфике того времени, когда перо должно было бежать извилистой дорожкой, по-эзоповски путешествуя между Сциллой непонимания и Харибдой конфискации. Все дополнительные хлопоты такого рода, бессмысленные для нынешних современников, исчезли. Одновременно уже в самой реальной действительности появились первенцы биотехнологических начинаний, и проблемы заимствования решений и проектов, осуществленных эволюцией за три миллиарда лет, находятся в центре всеобщего интереса.
      Я не собираюсь ни хвастаться точностью моих прогнозов, ни сожалеть об ошибочных. Прежде всего, стоило бы призвать к рассудку тех, кто из одиночных экспериментов по клонированию раздул сенсацию, в мгновении ока заполнив пространство техногенной и ксеногенной фауной и флорой. Англичанам после «всего лишь» ста семидесяти попыток удалось вырастить клонированную овцу Долли, а значит, как бы зажечь небольшой огонь, раздутый в гигантский пожар журналистами и жаждущими известности учеными. На обложке «Шпигеля» появились батальоны Эйнштейнов, марширующих ровными шагами; метастазы этой глупости охватили весь мир. Но быстро выяснилось, что между строительством оригинальных конструкций из кубиков Legoи клонированием животных (во главе с млекопитающими) зияет предательская пропасть. При самом удачном клонировании новорожденный организм несет в себе признаки возраста животного, диплоидный геном которого был использован. Удачно клонированные телята, несмотря на нормальное развитие плода, после несколько месяцев дохнут. Вывод, следующий из таких экспериментов, подтверждает, что пока мы очень мало знаем о действительной природе эмбриогенетических процессов и, в особенности, о том, что управляет молекулами при их перенесении в другой организм.
      Даже небольшой прогресс в каждой области открывает перед нами огромное и до сих пор невидимое пространство нашего невежества. Например, из дрожжей можно выделить гены, кодирующие цитохромы у высших млекопитающих и у человека. По сути дела, существует множество генов, кодирующих отдельные черты организма, например, цвет радужной оболочки глаз или, что хуже, наследственные болезни, например муковисцитоз. Вместе с тем мы знаем, что существуют такие особенности организмов, хотя бы так называемая разумность, за которые «отвечают» очень разнородные гены. Согласно довольно распространенному мнению, завершение полной расшифровки человеческого генома откроет ворота композиторам созидательной генетики. Это представление насквозь фальшиво. К сожалению, в настоящее время прямо-таки кишат малоответственные псевдоэкспертные предположения, что будто бы океан биотехнических возможностей уже достиг наших коленей. Но постепенно выяснилось, что клеточные митохондрии самок содержат гены, контролирующие и формирующие тканевой обмен, поэтому клонированное создание не является точной генетической копией родителя. С другой стороны, пересматривая историю постепенного развития различных технологий, созданных человеком, мы видим, что первоначальные поражения и иллюзорности потихоньку уступают место растущей надежности и низкоаварийности всяческих техносозданий. Перелет над Атлантическим океаном был феноменальным достижением в первой половине уже подходящего к концу столетия, а сегодня эту трассу преодолевают сотни тысяч человек. Однако мы должны осознавать, что между фазой начальных шагов и окончательным покорением абсолютно новой технологии простирается область трудностей и даже катастроф, таких как чернобыльская. Может быть, мои замечания покажутся читателям призывом к возврату, но это вовсе не так - просто о процессах, которые положили начало и создали древо видов Линнея, мы знаем еще слишком мало.

      Благостная тишина сопутствовала публикации двух моих книг, упомянутых во вступлении. Сейчас, перед началом ХХI века, ситуация в сущности изменилась в худшую сторону, поскольку на проблемы, которые несколько десятков лет я рассматривал в одиночестве, торопливо набросились орды дилетантов и невежд, подогреваемых пламенем моды, так как слоганом наших дней стал приукрашенный лозунг автоэволюции человека. Сейчас мы имеем дело с информационным потопом, часто исходящим от авантюристов от науки. При этом легко потеряться в громадах вновь возникающих пространств биотехнологии, область исследования которой уже не ограничивается наследственной субстанцией человека, поскольку несомненным фактом признано всеобщее единство наследственного нуклеотидного кода, всегда состоящего из четырех нуклеиновых кислот в разнообразных комбинациях и управляющего возникновением и гибелью живых видов в биосфере. Таким образом мы уже имеем дело с макрогенетикой, областью скорее проектируемой, чем существующей, с особой специализированной ветвью, направленной на создание карты человеческого генома вместе с его разновидностями, обуславливающими возникновение и существование фенотипно видимого многообразия (речь идет о чертах, внешне отличающих, например, эскимоса от негра), а также и с микрогенетикой, определяющей развитие органов отдельных человеческих особей. С точки зрения гигантской сложности рулевых жизни, каковыми являются геномы всех видов растений и животных, мне не остается больше ничего, кроме представления нескольких примеров, непосредственно не связанных со знанием о геноме человека.
      Например, пауки (Araneida) благодаря группам специфических генов создают паутины из нитей, многократно более эластичных, а также более прочных на разрыв по сравнению с волокнами шелкопряда, стали и всеми синтетическими полимерами, включая нейлон. Уже очень давно паутинки используются в астрономических телескопах. Железы пауков вырабатывают эти нити, более прочные, чем все их технические аналоги, благодаря генам, отвечающим за синтез так называемого спидроина. Отдельная нить складывается из большого количества переплетенных молекул спидроина. Удивительно, что волокно, создаваемое из синтетического полимера, - гораздо более простая и примитивная конструкция по сравнению с паутиной. Повторить нашими технологиями методы создания нитей природной паутины невероятно трудно, но обширная научная литература разъясняет микрофибрилярное строение нити, благодаря чему уже начинается производство волокон, подобных паутине. Следует отдавать себе отчет по крайней мере в одном потребительском преимуществе такой продукции. Любой канат, опущенный с орбитального корабля на Землю, порвался бы под собственной тяжестью. В то же время, научившись у пауков, мы могли бы производить канаты настолько легкие и прочные, что смогли бы поднимать по ним на орбиту грузы, как на лифтах.
      Это был бы только один из множества результатов биотехнологического воспроизведения методик, которые эволюция создавала в течение десятков миллионов лет. Вышеприведенный пример позволяет нам понять безрассудность глашатаев скорого возникновения «искусственного мозга». Никто не знает точно, сколько нейронов насчитывает средний человеческий мозг. Когда-то меня учили, что их около десяти миллиардов, сегодня же допускается, что их в несколько раз больше. Если учесть, что клетка отдельного нейрона соединена так называемыми синапсами по меньшей мере с сотнями, а иногда тысячами других нейронов, то возникает образ, по сравнению с которым компьютер Deep Blue, победивший Каспарова в шахматы, представляется попросту полуторатонным чурбаном. Вполне возможно, что человеческий мозг создан по закону, провозглашенному Джоном фон Нейманном: «совершенная система из несовершенных элементов». Любителей и энтузиастов создания искусственного разума ждет долгая дорога, наполненная преградами и ловушками.
      Возможно, искусственный интеллект удастся сконструировать с помощью нанотехнологии. Ученые, работающие в ведущих американских лабораториях, убеждены, что мы находимся в преддверии новой эры электроники. Буквально несколько месяцев назад удалось сконструировать отдельные элементы компьютерных систем, так называемые логические вентили, из одной молекулы. Следовательно, молекулярная электроника не является уже предсказанием в общем виде, ибо первые шаги на этой дороге уже сделаны. Более того, удалось не только перейти на подобный двоичному альфацифровой уровень, применяя соответствующим образом сгруппированные атомы, но и увенчать успех новой технологией создания проводников толщиной всего лишь в десяток атомов. Молекулярные переключатели или вентили должны соединяться такими же микроскопическими проводниками. Тем самым идет работа над системами типа RAM (Random-Access Memory), которые будут в сотни раз меньше производимых ныне, причем и стоимость их производства колоссально уменьшится. На основе кремниевой электроники создаются компоненты размерами в одну тысячную толщины человеческого волоса: это около ста нанометров, или сто миллиардных частей метра. Несмотря на то, что и это немного, в молекулярной электронике становится возможным уменьшение размеров компонентов до одного нанометра. Уже через пять лет у нас будет совершенно новая технология построения компьютеров, которая будет означать такую же огромную индустриальную революцию, как та, что произошла в пятидесятые годы при переходе от катодных ламп к транзисторам. Если удастся преодолеть все трудности (а новая цифровая техника должна уже будет преодолевать проблемы квантовой механики), мы подойдем к истинной революции, которая перевернет вверх ногами производство полупроводников во всем мире.
      До настоящего времени чипы производятся методом гравировки на кремниевых пластинах. Стоимость таких чипов обратно пропорциональна их размерам: чем меньше становятся чипы, тем дороже их производство. Деятельность огромных производственных коллективов, которые используют лазер для гравировки каналов связи на кремниевых пластинах, окажется устаревшей. Эксперты уже говорят о совершенно ином методе - химических реакциях, при помощи которых из определенного числа молекул будут получаться элементарные соединения, и это будет очень дешево. Может наступить настоящий коллапс у крупных производителей компьютеров, поскольку их дорогостоящее оснащение окажется чем-то вроде оборудования по производству свечей в сравнении с производством люминесцентных ламп. В настоящее время администрация Клинтона рассматривает возможность принятия уже в 2000 году так называемой National Nanotechnology Initiative для организации и контроля исследований в развивающейся области, каковой становится молекулярная архитектоника. Может быть то, что еще не имеет названия, кроме предложенного мной - квантехнология - вскоре переместится из лабораторий на промышленные предприятия.
      Кремниевая эра, кажется, подходит к своему концу. Я думаю, что следующий шаг в микро-миниатюризации будет очередным приближением к той конструктивной технологии, которую несколько миллиардов лет использует живая природа, потому что наследование биологически обусловленных черт опирается на молекулярную архитектуру нуклеотидов как фундамент всего живого в процессе эволюции.
      Следует также учесть, что до сих пор никто не знает, каким образом возникла жизнь, а диапазон мнений простирается от гипотезы, что она возникла в кипящих неорганических глубинах Земли, до предположения, что прабиологические конгломераты сложились в ледовом холоде. Я бы сказал, что нынешняя ситуация напоминает гениальную мысль дикаря, который, открыв принципы рогатки, понял, что ему недалеко уже до космических полетов. Этот образ сопровождает известная в научных кругах поговорка, что нет настолько сложного явления, которое бы при ближайшем рассмотрении не оказалось бы еще более сложным. Достаточно раздражают ведущиеся сейчас, в том числе и философами, разговоры о скором взятии человеком в свои руки руля его собственной эволюции. Клонирование знаменитой овцы Долли, выполненное после почти трехсот неудачных экспериментов, уже принесло плоды в виде целых шеренг Эйнштейнов или умерших телевизионных звезд, которых будто бы удастся почти конвейерно «производить». Однако дикарь, о котором я упоминал выше, ближе к конструированию космической ракеты, чем самозванный биоинженер - к клонированию людей на заказ. Одновременно не только политики, но и множество лиц других профессий испугались перспективы копирования людей до такой степени, что с помощью законодательства начали блокировать пути к экспериментальному использованию эмбриональных клеток. Эти действия также преждевременны, как было бы преждевременным запрещение древним китайцам запускать змеев из опасения, что скорым продолжением будут смертоносные катастрофы сверхзвуковых истребителей.
      Иначе обстоит дело с медицинской терапией, основанной на современных знаниях в области генетики. Как можно узнать из опубликованных в настоящее время материалов, а во времена СССР - секретных, в Советском Союзе еще в 20-е годы были предприняты попытки скрещивания высших обезьян с людьми. К счастью, из этого ничего не вышло. Это правда, что между геномом шимпанзе и человека различие составляет всего два процента, но в действительности - это миллиарды пар нуклеотидов. Вопрос о том, можно ли, возможно ли и следует ли удалять гены, которые в процессе развития организма приводят к наследственным дефектам, хорошо поставлен, но до сих пор нет однозначного ответа на него, поскольку оказывается, что в целом для всех генетических недостатков человека ни «да» ни «нет» ответить нельзя. Мне кажется, есть весьма жгучая необходимость нового, значительно усовершенствованного издания «Энциклопедии неведомого», устаревшей за двадцать лет. В ней вообще не было и речи о биотехнологии, а тем более - ни слова об этических проблемах, сопровождающих подобное экспериментирование. Различные трансгенетические эксперименты позволили вывести многие виды растений с новыми потребительскими свойствами, однако эти эксперименты сопровождает страх перед неизвестными результатами распространения и использования измененных таким образом растительных продуктов. С уверенностью можно сказать одно: вся эта область неимоверно запутанна и сложна - сверх человеческого понимания.
      Появилась также новая пока только экспериментальная ветвь медицинской терапии, которая станет, наряду с паутиной, вторым примером того невероятного, на что можно надеяться при реализации лозунга «догнать и перегнать жизненные процессы». Этот лозунг, произнесенный мной в 1963 году, - не только призрачная мечта, но и становящаяся многообещающей действительность, хотя и угрожающая.
      На бактериях паразитируют фаги (например, палочка, развивающаяся и в нашем кишечнике), которые в несколько сотен раз меньше, чем отдельный эритроцит. Биологи говорят, что это создание ни живое, ни мертвое. Оно не живое, поскольку в нем не происходит никаких процессов обмена веществ. Такой фаг имеет «голову», под которой при надлежащем увеличении видны расставленные «ножки». Найдя бактерию Escherichia coli и распознав ее биохимически, он всовывает свою «голову» внутрь бактерии. С этой минуты он становится хозяином происходящих внутри бактерии жизненных процессов и так переключает их биохимические стрелки, что бактерия превращается в фабрику сотен фагов, после чего она лопается, а потомство фагов движется в поиске дальнейших «жертв». Многие биологи считали, что фаг обязан встрече со своей «жертвой-бактерией» случаю. Однако в настоящее время процесс такого «поиска» считается более телеологическим. В основном путь фага соответствует зигзагообразной траектории частиц, подверженных броуновскому движению. Бактерия же выделяет в окружающую ее жидкую среду конечные молекулы обмена веществ. Происходит асимметричная концентрация таких выделений и тем самым возникает след, который и использует фаг при поиске бактерийных клеток. Биологи склонны называть такого рода фаги химическими неживыми машинками, которые размножаются только внутри бактерийных клеток, завладев их обменом веществ.
      Представленные выше явления направленного движения фагов биофизика причисляет к броуновскому движению, управляемому слабыми асимметричными полями. Такие процессы часто происходят там, где мы имеем дело с так называемыми фибрилярными белками. На сетке фибрилярных волокон происходят процессы энергетического наполнения живых тканей. Вдоль такого волокна движется так называемый ферментный мотор и, стало быть, управляемая генами микрочастица, которая проявляет асимметрию. Большие (в клеточном масштабе - многомикронных размеров) группы такого рода могут в ходе строительства генетической информации транспортировать различные субстанции, например, рибонуклеиновые полимеразы. На основе управляемого броуновского движения рисуется картина будущих биотехнологий, которые позволили бы нам внедрить абсолютно новые методики доставки активных соединений в глубь организма. Например, так называемая основа-матка, заполненная необходимым для организма веществом, движется в соответствии с кровообращением или обращением лимфы, и это не только фантазия. Первые, относительно простые варианты этой микромашинной технологии уже появляются. Хотя бы заменители крови, переносящие газы. Основа их работы заключается в том, что очень маленькие молекулы производных фторида углерода переносят кислород от эритроцитов к тканям. В артериальной крови эритроцит, который примерно в сто раз больше, чем молекулы эмульсии, выполняет собственно функции основы, насыщенной кислородом. Периодически циркулируя между эритроцитами и тканью, хорошо растворяющей в себе кислород, молекулы фторида углерода переносят его от эритроцитов к кровеносным сосудам, и таким образом кислород проникает из сосудов в ткани. Такого рода прикладная биотехнология позволяет нам пересылать лечебные субстанции в глубь организма в нужные органы-адресаты. До сих пор нормальным считается, что самые разнообразные виды лекарств принимаются внутрь через рот, в результате они распространяются по всему организму скорей хаотично и стихийно. Новый вид терапии будет осуществлять адресную ориентацию на органы, требующие лечебную или, проще, жизненную поддержку.
      Итак, хотя мы все еще далеки от познания процессов биогенеза, мы уже знаем, что кроме нанотехнологии, достойной наименования молекулярной архитектоники, в пределах биосферы также существует пикоархитектоника. Приставка «нано» означает одну миллиардную, а «пико» - одну биллионную часть метра. Заключение данного раздела книги должно тогда звучать, к сожалению, так: все значительно сложнее, чем способен понять разум человека, который, сторонясь экспериментальной науки, мечтает скрыться в царстве философского размышления.

      Я не раз думал об этом, но мне не хватало смелости затронуть столь необычную тему, даже в виде прогноза, и потому возможность достижения бессмертия я решался изображать только под маской фантастического гротеска. Скорее всего меня останавливала излишняя осторожность. В «International Herald Tribune» 9 марта 1999 года была напечатана статья Дэвида Игнатиуса (David Ignatius) под названием «Science is Warming to Intimations of Immortality» . Работа начинается с вопроса: что будет причиной смерти через сто лет? Если вы считаете, что это простой вопрос, вы не обращали внимание на революцию, происходящую в биотехнологии. Руководитель компании Human Genome Sciences Inc. утверждает, что основной причиной смерти будут несчастные случаи, убийства и войны. В частности, он выразил предположение, что в XXI веке, вследствие развития «регенеративной медицины», человеческое тело сможет существовать очень долго. Смертельные сейчас недуги: болезни сердца, злокачественные опухоли, болезнь Альцгеймера, даже сам процесс старения, - станут для нашего вида лишь воспоминаниями. Смертность - это, несомненно, доминирующая проблема человечества, отчего наш мозг развился даже до способности к самосозерцанию. До сегодняшнего дня ученые были уверены, что клеточный материал, из которого построены наши тела, должен изнашиваться. Несмотря на успехи в лечении новообразований или болезней сердца, человек не сможет жить дольше 120 лет, и потому мысль о бессмертии перемещала человека в потусторонние миры, что закреплено в различных религиях. Но упомянутый американец вместе с другими биотехнологами говорит, что новые достижения медицины расширят существующие сегодня границы жизни.
      Согласно опубликованным прогнозам, между 2050 и 2100 годом медицина достигнет такого прогресса, что люди смогут через, скажем, каждые десять лет получать порцию материнских клеток, способных восстанавливать различные органы. Эти клетки, по биологической терминологии тотипотентные, находятся в оплодотворенной яйцеклетке, и из них формируется единый живой человеческий организм. Уильям Хаселтайн (William Haseltine), руководитель фармакологической биохимической лаборатории в Бостоне, так определяет дальнейший путь развития медицины по направлению к бессмертию человека: сегодня, говорит он, мы научились заменять изношенные коленные или бедренные суставы, но в XXI веке станет возможным производство копий человеческих органов с использованием материалов, формирующих органы с точностью до атомной совместимости. Перечень таких микропротезных приспособлений будет вестись от искусственных вен до сетчатки глаза и даже до искусственной памяти, хранящейся в чипах, построенных аналогично нейронам мозга. Начало этого будущего можно увидеть в Роквилле, где биотехнологические компании размножаются со скоростью колоний бактерий. Компания господина Хаселтайна, Human Genome Sciences, использует конвейер под управлением роботов, что превращает старую биологическую лабораторию в нечто, похожее на фабрику повозок. В одном крыле здания шеренги машин занимаются «расшифровкой» нуклеотидных спиралей человеческого генома. Несколько лет назад первое поколение этих машин могло анализировать тридцать шесть цепочек ДНК дважды в день. Сегодняшнее поколение успешно справляется уже с девяносто шестью цепочками четыре раза в день. Очередное - утроит достигнутую производительность. Таким образом, к сегодняшнему дню изучено два миллиона генных фрагментов и из них выделено сто двадцать тысяч различных генов, хранящихся в серых морозильниках. Двенадцать тысяч из них представляют собой «сигнальные молекулы», стимулирующие рост, обмен или смерть других клеток, и, следовательно, обладающие особыми свойствами, как потенциальные лекарства. Используя новаторский автоматизированный процесс, лаборатории создали три лекарства нового типа, их клинические испытания начались год назад. Одно лекарство защищает костный мозг от вредного воздействия химиотерапии, другое помогает коже и расположенным под ней тканям быстро восстанавливаться после ожогов, а третье помогает восстановлению кровеносных сосудов. Даже если испытания будут успешными, придется подождать еще от двух до четырех лет внедрения этих лекарств на фармацевтический рынок.
      В заключении статьи автор пишет, что одновременно прекрасно и удивительно представлять достижения науки, способные изменить и даже уничтожить самый основополагающий процесс существования человека - процесс старения. На этом пути еще множество препятствий, которые нужно преодолеть, но руководитель биотехнологических предприятий утверждает, что впервые мы можем представить себе бессмертие человека.
      Все процессы, составляющие изложенную выше биотехнологическую картину, можно свести к замене изношенных элементов организма новыми. Первым анахроничным принципом является невозможность превзойти точность функций и строения человеческого тела. Вторая, несравнимо большая, проблема состоит в том, что каждая жизнь, и не только человеческая, имеет фундамент в виде множества процессов, необратимых во времени. Уже новорожденный, приходя в мир, несет в себе видимые для специалиста признаки будущей смерти. Они усиливаются и после периода созревания организма выходят на первое место, проявляясь в виде старения. Чтобы продлить, а может даже и повторить человеческую жизнь, следовало бы изменить биологическую динамику таким образом, чтобы она стала обратимой. Следует, однако, учесть, что смерть, будучи гибелью индивидуума каждого вида, одновременно является мотором, приводящим в движение эволюцию. Если бы не было смерти, никто, а скорей, ничто, кроме бактерий, не могло бы населять Землю. Впрочем, именно это утверждал мой Голем XIV в 1972 году. Старик с новым сердцем, с новым кишечником, желудком и т.д. будет, вероятно, многосторонне омоложенным старцем, но, однако, старцем.
      Позволю себе указать только на один элемент конструкции человеческого организма. Упругость огромному количеству тканей нашего тела, во главе с кожей, столь типичную для молодых, придают эластичные нити коллагена. По мере его исчезновения появляются кожные морщинки, складки, обвислость щек, подкожных тканей вместе с сопровождающим это явление ослаблением всего костно-мышечного аппарата, который уже от хорошо сохраненного коллагена не зависит. Я считаю, что замедление обмена веществ на молекулярном, атомном и даже квантовом уровне, могло бы, по сути дела, привести к состоянию, в котором зрелость человека, скажем, двадцатилетнего, как бы задержалась так, что лет в пятьдесят он обладал бы организмом двадцатилетнего. Как это можно сделать, мы сегодня не знаем. Технологии тканево-органовой «заплатки» здесь недостаточно. Биотехника должна была бы прийти к квантовой физике, хотя даже в этой области не все процессы являются абсолютно обратимыми во времени. Однако если названная мною необычайная революция получится, появятся новые препятствия, из которых я для примера назову одно. Двигающийся назад или же поворачиваемый «против течения» времени мозг должен понемногу терять память. Итак, можно представить себе старца, омоложенного так здорово, что, болтая как младенец, он не будет даже знать, кем он был и, тем самым, исчезнет как личность, хотя как биологический организм уцелеет. Однако это будет вегетативным сохранением в виде жизни, достойной капусты.
 

* * *

 
      Я считаю, что внимания достойна следующая констатация, касающаяся практически всех ветвей науки. Высшим понятием, преобладающим в нашем познании, от космологии и астрофизики, через геологию, биологию, вплоть до атомной физики, является эволюция, понимаемая как развитие, которое не только протекает от состояний изначально простых до все более сложных, но, кроме того, является процессом в принципе необратимым во времени. Из газов, распыленных до атомного состояния в пространстве, в основном из водорода, возникают скопления, развивающиеся в спиральные галактики. Звезды, в свою очередь, возникают как конденсаты в объятиях спиральных галактик, гравитация же сжимает их до тех пор, пока в них не начинается ядерная реакция, рождающая все более тяжелые элементы вплоть до полного сгорания ядерного топлива, что приводит к коллапсу звезды, возникновению новой или сверхновой. Выброшенные такими взрывами элементы дают начало планетам, кружащимся вокруг звезд следующего поколения, которые также в конце концов должны погаснуть. Таким образом, мы видим, что космические процессы подчиняются эволюции. Она необратима и, как мы теперь уже знаем, ее бег никогда не остановится, пока через миллиарды лет вся Вселенная не погрузится в темноту.
      Жизненные процессы также в основном необратимы, они приводятся в движение обменом веществ, который, по сути дела, также является горением, только не ядерным и, по сравнению с огнем звезд, очень холодным. Поэтому нам очень трудно представить себе бессмертие как поворот вспять течения нормальных метаболических процессов. Если бы такая идея могла реализоваться, это означало бы, по моему мнению, наибольший триумф человека - победу над всеобщим законом, не дающим повернуть вспять эволюцию. Только тогда, если бы удалось такое дерзкое начинание, можно было бы подумать о значительном продлении индивидуальной жизни любого вида, и, прежде всего, - человека.
      В апрельском номере журнала «Scientific American» за 1999 год большинство статей были посвящены зарождающейся тканевой инженерии, делающей возможной выращивание новых органов, таких как сердце, желудок, почки, которые развиваются в искусственной среде из клеток, взятых в первую очередь из так называемых эмбриобластов. Оплодотворенная яйцеклетка производит бластулу с клеточной оболочкой, через которую в середину проникает эмбриобласт, способный развиться в зародыш и, наконец, в живое существо. Пока об этой тканевой инженерии только пишут и лишь начинают экспериментировать, но если она двинется вперед с ускорением современной науки, можно будет сказать, что далеко в будущем, в конце этой дороги, появится мираж бессмертия человека, который дерзкие перья американских журналистов уже сегодня расписывают на страницах прессы, предвещая нам достижение индивидуального бессмертия.

      После чтения осеннего номера « Your Bionic Future», ежеквартального издания редакции « Scietific American», как постоянный читатель издаваемого Российской Академией наук ежемесячного журнала «Природа», поддерживающего высокий уровень представляемых материалов, я вынужден с болью сказать, что научный уровень американской периодики снижается. Это проявляется в крикливой претенциозности, в обилии обещаний чрезвычайных достижений, якобы уже витающих в воздухе. Американский нейрохирург превозносит в статье « Head Transplants», или « Пересадка голов», зловещую картину обезглавленных человеческих туловищ и новых, молодых, неизвестно откуда взятых голов, подтверждая свой кроваво-оптимистический прогноз рассказом о том, как он пересадил голову одной обезьяны (резуса) на тело второй, благодаря чему несчастное создание с новой головой прожило целых восемь дней.
      Эта медицинская концепция, уничтожающая человеческую индивидуальность, но которая, к счастью, никогда не исполнится, - это только одна из сенсаций номера, рассчитанных на привлечение читателей. Многое, к сожалению, слишком многое из нафантазированного мною когда-то названный номер журнала представляет уже стоящим ante portas . Материнские клетки должны начать создавать склады запасных частей для жизненно важных органов человеческого организма. Генетическая прививка будет увеличивать мышечную массу человека, делая излишними гимнастические упражнения. Черви, мухи, голуби научат нас, людей, как жить лучше и дольше. Биология в соединении с технологией спроектирует новые виды чувств, которые мы будем испытывать в недалеком будущем. Запрограммированные кибернетические чудовища станут привычными. Ускорение технологического прогресса приведет к тому, что гибриды биотехнологии превзойдут и затмят интеллектуальное творчество людей. Супружеские пары будут проектировать себе потомство. Эротика и секс также подвергнутся воздействию химических технологий - скоро мы будем вынюхивать себе оптимального партнера. Картошка будет не только вкусной, но и будет оберегать нас от холеры. Мясо будет производиться синтезаторами. Каждый будет иметь свой генетический паспорт, а врач, просмотрев его, установит, какие лекарства нас исцелят, а какие убьют. Я только добавлю, между прочим, что мой опыт читателя научных и научно-популярных журналов вынудил меня применять следующий подход: статьи, написанные или отредактированные настоящими учеными, особенно лауреатами Нобелевской премии, я читаю, но стараюсь избегать размножающихся словно вирусы текстов, авторами которых являются так называемые science writers. Эта малоизвестная в Европе специальность должна основываться на посредничестве между учеными, замкнутыми в лабораториях, и широкой общественностью.
      Кто-то может критически заметить, что сорок пять лет назад в моих «Диалогах» я поместил на титульном листе следующее краткое содержание книги: « Диалоги о воскрешении из атомов, теории невозможности, философской пользе людоедства, грусти в пробирке, кибернетическом психоанализе, электрическом переселении душ, обратных связях в эволюции, кибернетической эсхатологии, личности электрических сетей, коварстве электромозгов, вечной жизни в ящике, конструировании гениев, эпилепсии капитализма, машинах для правления, проектировании общественных систем». О возможности достижения вечной жизни я тогда тоже писал. Однако все, что я обсуждал, а потом более подробно рассмотрел в «Сумме технологии», было, можно сказать, далекими призрачными видениями нашего горизонта знаний и понятий середины столетия, видениями, настолько отдаленными во времени и настолько недостижимыми для меня самого, словно маячащая на линии горизонта горная цепь, неотличимая от клубящихся там фантасмагорических туч. Я потом старался, используя различные образные метафоры, оправдывать подобные извержения моего воображения, сравнивая их с туристическими путеводителями, показывающими горные вершины, но не торопящими к восхождению на все, или используя образ экзотической кухни с ее загадочными для нас блюдами, которые мы не обязательно должны все пробовать. Я старался также подчеркнуть не только технические и биотехнологические препятствия, поджидающие нас на этих дорогах, но многократно разъяснял необходимость разумного определения моральных норм на разных направлениях этого грозного распутья. Кроме того, теперь я вижу, что представляя возможности открытого перед нами тысячелетнего будущего, вел себя как пресловутый ученик мага-чернокнижника.
      Представленная мною и недостижимая до сих пор возможность реализовать через биогенетику функционально-органовую регенерацию человека, способность, присущую многим простым организмам, ведь не имела привкуса быстро осуществимого намерения. В многочисленных журналах от посредников науки, живущих тем, что им удается раздуть небольшие успехи ученых до размеров хорошо продаваемой сенсации, перед нами проявляется, прежде всего, меркантильная и коммерческая стороны ожесточенной битвы за известность. Такого рода прогнозы являются обычной рекламой, которую можно было бы саркастически сравнить с кладбищем. Как известно, на надгробиях обычны похвалы, причисляющие умерших к авангарду человеческого рода. Это претенциозное преувеличение начинает уже отчетливо вредить популяризации точных наук. Почти каждое европейское государство отметило своих астрономов, которые первыми определили место внеземных планетарных систем. Определение вируса, вызывающего СПИД, сопровождалось соревнованием французов и американцев. Необычное изменение воды, открытое русскими, после тщательного исследования оказалось просто грязной водой. Так называемая холодная термоядерная реакция лопнула, как мыльный пузырь, после проверки в мировых лабораториях. Скоро библиотечные полки начнут прогибаться от книг, обличающих фальсификации, расплодившиеся в науке. Пока у меня есть только несколько подобных книг, однако я вижу, что взращенные под сталинской опекой цветисто-террористические аферы Лепешинской и Лысенко не исчезли вместе с падением Советов. Одним словом, следует быть внимательным читателем, осторожным, а также подозрительным, что, впрочем, вовсе не означает, что ученых и популяризаторов научных достижений охватило всеобщее стремление к фальши. Возможно неким утешением будет то, что говорящие неправду зачастую не знают, что врут. Особенно в наше время, когда наша мировая популяция достигла шести миллиардов, что приводит к возрастанию количества научных публикаций и, тем самым, увеличению среди них доли глупости. Охватить, хотя бы и очень кратко, состояние нашего современного знания - это уже не под силу одному человеку. В разговоре с молодыми немецкими философами я образно представил это как положение человека, который на железнодорожном вокзале пытается одновременно догнать множество поездов, отъезжающих в противоположные стороны.

      Идея поиска внеземных цивилизаций, зародившаяся по крайней мере пятьдесят лет назад, породила к сегодняшнему дню обширную библиографию, тома которой стоят на полках моей библиотеки. Это само по себе удивительно, ибо всяческое прослушивание космоса, как и другие поиски признаков разумных проявлений в окружающем нас космосе, ровно ни к чему не привели. Здесь я не буду переписывать формулу, используемую для расчета вероятности наличия во Вселенной существ разумных настолько, что они способны создать на заселенном ими небесном теле техносферу, которая является обязательным условием отправления или хотя бы получения сигналов инопланетного разума. Во время работы советско-американской конференции, посвященной поиску этих гипотетических цивилизаций в космосе, я пессимистически предложил, чтобы ученый комитет создал футурологическую группу, которая постарается предвидеть, какие стратегии поиска внеземного разума будут придуманы к концу двадцатого века, если до этого времени нам и дальше ничего не будет известно о мыслящих и действующих внеземных существах. Правда, такая группа стратегов-предсказателей создана не была, а наши оптимистические ожидания постепенно сильно уменьшились.
      Вначале отметим, что сейчас уже говорят и пишут не столько о технически развитых цивилизациях внеземных существ, сколько, гораздо скромнее, о надежде открытия в космосе следов жизни в простейших формах, а именно - в форме бактерий. Ни на Луне, ни на Марсе до сих пор не обнаружено ни единого следа жизни, однако еще не совсем исчезла надежда на то, что какие-либо следы жизни все-таки удастся найти или на Марсе, или на спутниках больших планет нашей системы в океанах под ледовой оболочкой. Тем самым гипотеза о присутствии воды, хотя бы в виде льда, на полюсе Луны и даже на околосолнечной планете, каковой является Меркурий, лелеется сегодня как последняя частичка наивной полувековой веры. Тогда, полвека назад, в это верил Фрэнсис Дрейк ( Francis Drake), который пытался получить сигналы разумных созданий, а вскоре после него это же делали Карл Саган ( Carl Sagan), уже умерший американский астроном, и российский радиоастроном Иосиф Шкловский, также уже покойный. Они закладывали фундамент организации, называемой сначала (в свободном переводе) «Коммуникация с внеземными цивилизациями», а затем преобразованную в более скромную группу, занимающуюся поиском таких цивилизаций. Если бы я назвал хотя бы часть ученых, которые посвятили себя этим задачам, перечислением одних фамилий и трудов несомненно превысил бы размеры этой книги.
      Насколько мне известно, ни один зоолог или биолог не пытался составить таксономическую таблицу кентавров для того, чтобы различать арабских человеко-коней, мулоподобных и, в особенности, происходящих от ослов. Но, однако, российский астрофизик Кардашев придумал трехуровневую шкалу внеземных цивилизаций. Наименее развитыми и самыми младшими по этой шкале являются цивилизации, подобные земной, более могущественные те, что уже овладели своей планетарной системой, а цивилизации третьего уровня могут управляют галактиками.
      Технологические проблемы межзвездных коммуникаций были тщательно рассмотрены как советской, так и американской стороной. Были рассмотрены и учтены самые разнообразные виды излучателей электромагнитных волн и элементарных частиц, а также лазеров. В Польше также нет недостатка в энтузиастах этой темы, ей, например, посвящена монография Суботовича ( Subotowicz). Невольно на ум приходят слова критиков, со злорадством адресованные утомленным мышлением и написанием трудов неопозитивистам: если у вас есть крылья, то почему не летаете?
      Мы были вынуждены постоянно увеличивать радиус наших поисков. Мы были также вынуждены принципиально как бы надвое поделить вопросы отправки сигнала, а именно на изотропный и анизотропный способы. Дело в том, что отправление сигналов вслепую во все стороны от передающей планеты требует несравненно большей мощности по сравнению с эмиссией узконаправленного сигнала. Специалисты во главе с радиоастрономами и информатиками сумели рассчитать необходимую термодинамическую энергетику отправителя, а так же значительно меньшую мощность, необходимую для приема. И опять же это, к сожалению, не меняет того факта, что мы не обнаружили никаких «братьев по разуму» и нам начинает казаться, по крайней мере части людей, разочарованных бесполезностью этих работ, что кроме нас во всем космосе никого нет.
 
      Весь этот вопрос можно все же рассматривать, взяв под увеличительное стекло чисто земную историю. Благодаря громадному труду геологов, климатологов и палеонтологов мы знаем, что жизнь заполнила нашу планету «всего лишь» через несколько сотен миллионов лет после ее возникновения, это значит - без малого четыре миллиарда лет назад. В последнее время мы узнали, что прокариоты, эти странные многоклеточные, пережили даже кембрийскую эру, в которой произошел уже настоящий взрыв видов. Жизнь зародилась в океанах, из праланцетников (предков позвоночных созданий) возникли земноводные. После них пришли рептилии, а шестьдесят пять миллионов лет назад, благодаря серии катаклизмов, положивших конец продолжавшемуся сто тридцать миллионов лет господству рептилий, пришел черед развития млекопитающих. В настоящее время большинство палеонтологов, особенно американских, считают, что дочеловеческие формы ( hominoidea) своим возникновением обязаны вызванной катастрофой бреши в биосфере, то есть произошло то, что можно бы распространить на всю Вселенную и чему я посвятил в книге «Библиотека XXI века» эссе « Das Kreative Vernichtungsprinzip. The World as Holocaust»: созидание в космосе детерминировано деструкцией. В выражении, что мы родились из пепла звезд, нет ни капли преувеличения - внутри суперновых звезд при очередных фазах ядерных реакций возникают все более тяжелые элементы, пока, в конце концов, заканчивающий существование таких звезд взрыв не рассеивает эти элементы на большие пространства и, тем самым, из звездного праха не возникаем мы вместе с нашими планетами. Поэтому разрушение в качестве начального условия формирования планет и живых существ - это никакая не метафора. Мы знаем, что, пожалуй, наилучшим источником жизни является так называемый коротационный круг спиральных галактик, таких как Млечный Путь, что именно там возникающие звезды могут создавать протопланетарно вращающийся туманный диск, что в пределах этих протопланетарных вихрей возникают конденсаты, а из них - планеты. Чтобы жизнь могла возникнуть, обосноваться и, в конце концов, сохраниться на планете, необходимо присутствие воды, а может, и кислорода в атмосфере. Первоначальная Земля, или Праземля, не была покрыта океанами и не обладала атмосферой, благоприятствующей жизни. Нам кажется, я говорю так из осторожности, что жизнь, возникая и распространяясь, одновременно так преобразует атмосферную и водную среду, что она во все большей степени благоприятствует дальнейшему развитию той же жизни. Можно добавить, что наша техногенная цивилизация все более явно подрезает биосферическую ветвь, на которой мы сидим. Даже без разжигания ядерных конфликтов в большом масштабе, человечество может довести себя до самоубийства.
      Известно, что людям недостаточно ни фактов, ни опирающихся на них теорий, разумно объясняющих структуру всего существующего. Уже хотя бы сама продолжительность века нашей научно-технической цивилизации, представляющего несколько секунд на геологических часах Земли, хотя бы только межзвездные расстояния, отделяющие друг от друга планетарные системы, показывают всю сказочность и мифичность якобы существующих и окружающих Землю объектов, называемых НЛО. Как Вселенная, так и миллиарды вращающихся в ней туманностей, а также сотни миллионов планетарных систем скрывают в себе всё еще непостижимые для нас тайны. Однако людям этого недостаточно. Наряду с наркотиками, которыми сегодня травятся многие тысячи, а может и миллионы людей в мире, наши умы старается, как может, отравить эмиссия псевдокосмических бредней. Древние говорили: « mundus vult decipi, ergo decipiatur». Мир желает быть обманутым, поэтому его обманывают.
      Таким образом, поиски «иного разума» выглядят довольно пессимистично. Однако следует понять, что на Земле в прошедшие тысячелетия возникали сотни цивилизаций, развивавшихся веками, что катаклизмы в виде землетрясений, неизвестных нам последствий взрывов соседних новых звезд и, в конце концов, избранный данной цивилизацией путь развития вовсе не обязаны были привести к конструированию техносферы и поддерживающих ее точных наук. Цивилизации, которые задерживались в прогрессивном историческом движении, были вынуждены и еще сегодня вынуждены ввозить технологии, которые возникли сначала на средиземноморском побережье, затем вторглись на европейский континент, а с него перекочевали на американский материк. Эта картина показывает, что необходимость развития и прогресс цивилизации совсем не должны приводить к фазе техносферных преобразований. Аналогичная схема, которая больше напоминает случайное блуждание в истории, чем движение вверх по ступеням прогресса, охватывает также другие сферы человеческой деятельности. Так, например, человечество создало около пяти тысяч разных языков и немного меньшее количество различных видов письма, но буквенный алфавит, которым мы пользуемся, происходящий из Малой Азии и распространенный в Европе и в части Евразии, был изобретен только один раз. Специалисты, к которым я не принадлежу, говорят, что как раз он является информационно оптимальным, но, к сожалению, то, что для нас лучшее, не всегда удается постичь и использовать на нашем пути.

      Ключевым должен быть ответ на вопрос - существует ли вообще предмет статистики. Сначала необходимо сказать, что, разумеется, чем-то иным является биосфера и чем-то иным возникшая в ней цивилизация, поскольку фундаментом последней является исключительно сообщество разумных существ. Несомненно, вероятность возникновения и существования жизненесущих планет больше вероятности существования в космосе созданий, способных в ходе развития сформировать техносферу.
      Мнение, что человек является всеобщим и единственным образцом разумных существ, постепенно (благодаря, между прочим, массовой кинопродукции, обладающей сейчас практически неограниченными возможностями в области спецэффектов) становится пережитком. В своих книгах почти сорокалетней давности я не выступал против тезиса о космической универсальности человека, несмотря на то, что уже тогда во мне начала созревать концепция нашей локальной случайности. Сейчас же я готов приступить к радикальному ревизионизму антропогенетических предпосылок разума. И дело даже не в том, что если бы метеоритный катаклизм шестьдесят пять миллионов лет назад и его сейсмические и климатические последствия не погубили почти совсем пресмыкающихся (динозавров), то огромная брешь, возникшая в то время в биосфере, благодаря видообразующей радиации не была бы заполнена млекопитающими, гоминоидами, антропоидами и, наконец, гоминидами. Впрочем, юрский катаклизм, который низложил пресмыкающихся, отнюдь не был единственным в истории Земли. Значительно более ранний, в пермский период, с силой геноцида истребил около девяноста процентов всего, что четверть миллиарда лет назад жило на Земле и в ее океанах. Для того, чтобы разобраться в процессе появления животных на нашей планете, следует отступить далеко назад в глубину миллиардов лет. Ни одно из современных животных не смогло бы тогда ни минуты жить на нашей планете, потому что лишенная кислорода атмосфера была бы для них ядовитой. Растительно-животная прелюдия начиналась с прокариотов, таких как цианобактерии, которые в результате обмена веществ выделяли в атмосферу кислород. Жизнь, поддерживаемая в ходе дарвиновской эволюции и возникновения видов, практически полностью возможна благодаря процессам окисления, поэтому я раньше говорил, что она была «холодным горением». Наше представление об эволюции как о постоянном прогрессе сегодня в значительной мере подверглось критическому пересмотру. Биосфера, на заре жизни создаваемая ядерными и безъядерными одноклеточными, представляла как бы планетарную и, следовательно, мощнейшую систему генетического обеспечения безопасности жизненных процессов. Это потому, что бактерии, полностью лишенные мозговой массы, кровообращения и даже частично независимые от наличия кислорода, как, например, фотосинтезирующие водоросли, на протяжении миллиардов лет служили для сокрушаемой геологическими и космическими катаклизмами жизни своего рода трамплином, гарантирующим усложнение, способное, благодаря нуклеотидной игре, достичь небывалого разнообразия форм и размеров организмов. Вместе с тем, однако, зависимость, которая преобладала в животном мире, имела двойной характер - невральный и кровеносный. Носитель кислорода, каковым является гемоглобин, распространялся и переходил (второстепенные исключения опущу) из одного ряда в другой, так что не было и нет животных абсолютно бескровных. Хотя организмы небольших размеров способны сохранять жизнь при почти полной остановке тканевого обмена, несущая им кислород, наряду с иммунитетом к вторжению паразитов, жидкая субстанция - кровь - никогда не может остановиться в вечном своем обращении. Как хорошо известно, мозговые центры, отрезанные от снабжения кислородом через кровь в течение шести минут, погибают. Кровь, доставляющая окислители, и невральные электрохимические импульсы составляют целую эпопею земной жизни.
      Мне всегда казалось, хотя я не смог бы это точно доказать, что сам способ, тактика возникновения жизни на Земле, идущая от прокариотных зачатков вверх, к эвкариотам значительных размеров по отношению к микроорганизмам, от которых они произошли, должна быть ограничителем видообразующего разнообразия. Хлорофилл растений и кровь животных должны были распространиться повсюду на суше, в воде и в воздухе. В настоящее время очень многие эволюционисты считают, что движущие силы видового многообразия не подчиняются неким единым концепциям «прогресса», что хотя Дарвин был прав, но вместе с тем комплексная сложность устройства организмов, особенно многоклеточных, не является доказательством нарастающих в течение миллионов лет прогрессивных тенденций, а вероятнее всего виновником этого является целая система причинно-следственных связей. Формирующаяся на Земле жизнь изменяла состав атмосферы и приводила к отложению останков, прессующихся в породы и донные океанские отложения, в свою же очередь орографические, горообразующие, сейсмические процессы, а также переменность излучения центральной звезды, которая создала и сделала возможной жизнь, - это были огромные, сообща борющиеся силы. Поэтому в таком подходе я считаю слишком идиллическим довольно модное в последнее время представление о жизненесущей Гее.
      В последнее время, благодаря тщательному изучению и отбору многих миллиардов нуклеотидов, сложенных в геномы, предприняты проекты автоэволюционного усовершенствования человека. Они не могут ограничиться различными компиляциями, слежением за развитием, вытеснением «плохих генов», поскольку это потребовало бы в миллионы раз более сложной работы, чем разделение на отдельные кирпичики и камешки какого-нибудь большого готического кафедрального собора для того, чтобы из таких разрозненных элементов построить что-то абсолютно другое - например, амфитеатр. Следовало бы отойти не к стадии гоминоидов и даже не тероподов, а прямо к древнейшим рыбам вроде латимерии (вид которой насчитывает несколько сот миллионов лет и сохранился до сегодняшних дней). Если бы мы должны были решиться на небожественное создание разумных существ, опекаемых созидающей волей, лишенной зла, то следовало бы просто заменить то эволюционное древо, из ветви которого мы выросли, каким-то абсолютно другим, и сотни миллионов лет ждать почти райского плодосбора разума. Многие современные эволюционисты (биологи) считают прогресс, особенно тот, который вовсю начался четыреста миллионов лет назад, нашим заблуждением - по их мнению, эволюция является самоусложняющимся танцем генов, но вовсе не прогрессивно самосовершенствующимся. Выживают существа, которые могут лучше, чем другие, приспосабливаться к существованию в не всегда благоприятных условиях в атмосфере, в воде и на суше.
      Можно сказать, что набросанная выше концепция применительно к «другой, «безкислородной эволюции», - утопична, и с такой оценкой я соглашусь, если речь идет о Земле. В то же время нам ничего не известно о других околозвездных планетах. Я считаю, что энергия излучения таких центральных звезд может быть толчком для преобразований на поверхности планет в то, что будет способно к необязательно антроподобным формам мысли и самопознания. Я также не считаю, что доминирующей чертой таких Других должно стать желание договориться, или, по крайней мере, установить связь с существами, похожими на нас.
 
      Открытое присутствие Других могло бы не только послужить для признания, что человечество не является во Вселенной странной выходкой многопланетного паноптикума, но, может быть, вместе с тем объяснило бы нам, является ли антропоморфизм правилом или же особой конфигурацией. У людей, увеличивающих согласно собственным меркам свое могущество, время от времени наступает отрезвление, наступающие из-за сдвига континентальных плит, пертурбаций климата, и потому для того, чтобы выявить пропорции, часто равные, нашего господства и нашей беспомощности, следует осознать, что антропогенез насчитывает приблизительно миллион лет, а культурообразующие человеческие цивилизации занимают на циферблате геологических часов, насчитывающем четыре миллиарда лет, едва несколько последних секунд. Наша цивилизация за очень короткое время могла бы оказаться стертой с поверхности Земли интервенцией космического порядка, например столкновением с астероидом или метеоритным дождем, или же просто одним из известных уже нам энергетических эксцессов Солнца. Многие звезды, создающие условия, необходимые для стабилизированного планетогенеза, бурно и стремительно изменяют излучение. Кроме того, такая планетородная звезда, которая способна к требующей миллиарды лет консолидации своего пылевого диска в жизнетворные планеты, не может быть ни двойной звездой, ни кратной, поскольку у тел, окружающих кратные звезды, не может быть стабильной прочности. Сейчас мы также знаем, что спиральные галактики типа Млечного Пути, насчитывающие, по крайней мере, по несколько сотен миллионов звезд, подвергаются невообразимо мощным вихрям, из-за чего в глазах астрономов метагалактика превращается в пространство стремительных, непредвиденных катастроф, что, впрочем, показывает, что с нашей солнечной системой мы находимся в зоне покоя, который не может продолжаться слишком долго. Из подобных констатаций мы вынуждены сделать вывод, издавна, собственно говоря, известный исследователям небес, что космос, будучи в нашем закоулке виновником и покровителем жизни, ни в большой временной шкале, ни в пространственной, не является особо благосклонным к жизни. Повторяя афоризм, не мною придуманный, - он не знает, что мы в нем есть. Несмотря на то, что он не вечен, космос существует, потому что простирается в прошлое и будущее, за всяческие границы наших воображаемых возможностей.
      Независимо от того, понимается ли эволюция как огромный процесс, протекающий равномерно, или как пунктуалистический и сальтационистический , или как стезя, прерываемая и подмываемая видообразующими извержениями, следует признать, что из четырех нуклеотидов, создающих биохимический состав, управляющий строительством всего живущего, эта эволюция выдавила больше, чем можно было ожидать a priori . Поэтому с тех времен, когда я начал искать образцы, пригодные для подражания, я упорно писал о необходимости догнать творческие эволюционные силы благодаря плагиату - реализации некоторых решений - или путем созидания оригинального технобиологического образца. Я направлял свои мечты в этих направлениях, чтобы через несколько десятилетий убедиться, что истина была на моей стороне, и вместе с тем, что очень часто польза, полученная людьми от всех этих подражаний, которые я называл имитологией, не восхваляют нас, поскольку наши самые прекрасные достижения по отношению к биологии вторичные или даже не вторичные, послужили нам для порчи биосферы и для гнусных военных забав, и, наконец, очень многое из того, что уже удалось нам на пути к не достигнутому еще искусственному разуму создать, часто служит глупостям, развлечениям, как и непонятным для меня чудачествам. Невесело наблюдать унижения, какие познает высоко задуманное человеческое новаторство.
      Однако мне кажется, что было бы лучше, если бы мы были в космосе одиноки. Это потому, как я считаю, что худшее состояние, чем человеческое поведение, уже недостижимо. Людоедство, которое стояло у колыбели нашего вида, о чем свидетельствуют длинные кости неандертальцев, расколотые кремнями, не было ни первой, ни последней порочной активностью пралюдей. Поэтому становится понятным такое проявление человеческого творчества, как направление в космос устройств военного назначения или средств массового убийства.
 

* * *

 
      Столько раз говорилось и писалось о процессах, которыми руководствуется биологическая жизнь, что неизбежным кажется вступление в чрезмерно густой лес очень запутанных, очень специфичных и очень сложных молекулярных связей. В результате этого создается впечатление, что посвященному в биологию, не только эволюционную, вообще невозможно говорить иным языком, чем процессуально-собирательный и все более специализированный. В моих глазах жизнь действительно укоренилась в молекулярно-атомной материи, и даже - кто знает - обязана своему возникновению и своему изменению субквантовому миру, существование которого предполагают только некоторые известные специалисты. (В скобках добавлю, что этот предполагаемый субквантовый мир - область произведений колебаний струн, сплетенных в клубок, большое количество которых могло бы поместиться в одном протоне.) Я, однако, не намерен вдаваться в гипотезотворчество такого рода. Жак Моно ( Jacques Monod) назвал свою книгу «Случайность и необходимость» ( Hasard et necessite). Хотя многие утверждения Моно немного устарели, название книги остается в силе. Случайность, и тем самым опирающаяся на риск активность, соединенная с необходимостью, представляет как мощь, так и убожество жизни. Разумеется, можно бы себе придумать достаточно опор и подпор, но, желая войти in medias res4 , я постараюсь искать обращенные к воображению метафоры. О запутанности и поражающих совпадениях, из которых сложилась пражизнь, написаны уже тома. Признаюсь: для нас, по крайней мере для меня, есть что-то почти гротескно-чудовищное, как зрелище из « Grand Guignol» , в зарождении и миллиардолетнем восхождении жизни из нано- и микромира в макромир, и эти процессы, всегда столь удивительные, заставляют вспомнить акробатику, завораживающую нас, когда мы глядим на удивительные до невозможности и эксцентрически чужие нам достижения китайских сальтимбанков, строящих многоиерархические пирамиды. Перед каждым успехом этих феноменальных мастеров создается впечатление, что пирамида должна рассыпаться, что задуманная конфигурация просто рухнет, поскольку не может получиться. Но, однако, получается. Так и для меня жизнь, как процесс динамического размножения четырех нуклеотидов, управляющих двадцатью аминокислотами, является устойчивой неустойчивостью настойчивого гомеостаза.
      Самые устойчивые живые существа - это бактерии с их огромной палитрой разновидностей, способные пережить каждое климатическое изменение и каждый геологический катаклизм или могучие силы Природы, которые смели бы все надбактерийное с поверхности Земли. Большая атомная война, призрак которой нас еще не покинул, уничтожила бы миллионы видов, и только определенные бактерии сумели бы выйти из нее невредимыми. Таким образом, можно сказать, что видообразование многих клеточных двигалось и движется далее вместе с неустранимым ростом риска. Остатки различных зооцидов, которые можно обнаружить на нашей планете, свидетельствуют как об общей сопротивляемости биомассы уничтожающим ударам, так и объясняют, почему жизнь, которой наука старалась приписать постоянный прогресс, умеет создавать акробатически закрученные формы, - просто потому, что как целое была в прошлом и есть сейчас с жестокой беспощадностью, лишенной всяческих замыслов, обтесана и обстругана разнополым естественным отбором. Мне кажется, что разумный пришелец из другого мира, вставший над океанами археозоики, никогда бы не был в состоянии разобраться в спутанных дорогах, на которых появится человек. Наша сложная физиоанатомия не является для меня очевидностью, а довольно отчаянным результатом и случайностью процессов, которыми жизнь должна защищаться от гибели. Хотя мы далеки от создания «искусственного разума», мы уже знаем, что есть процессы, происходящие даже в некоторых жидких растворах, представляющих удивительно простую аналогию множеству сложных мозговых операций. Я хочу сказать, что мы не возникли в соответствии с каким-либо внеуставным планом, мы скорей составлены из разновременно сымпровизированных процессуальных фрагментов, как будто бы некто тонущий сначала спасся благодаря встрече с плавающим пнем, а затем потихоньку из разных, временно пригодных, раскиданных волнами частей, после многих неудач и мучений собрал большой корабль. Впрочем, то же самое я могу выразить иначе и проще, сказав, что наша человеческая анатомия и физиология полна разнообразных, и, собственно говоря, излишних сложностей, которые, как сказал бы эволюционист, «заморожены». Из огромного количества начальных условий земной коры, из нуклеотидного алфавита и из ферментных белковых возможностей эволюция до сих пор выжала больше, чем могло присниться философствующим технологам. Однако, поскольку ни один философствующий проектировщик не стоял на старте биогенеза и не держал его в повиновении интеллектом, возникло то, что могло возникнуть и чему стоит удивляться, ибо является полученным течением переменчивых эпох чудом, этим безустанно подталкивающим к существованию искусством кувыркания генов, видов, классов, рядов и т.д.
      Я верил и говорил об этом, а также верю и дальше в то, что совершенно бессмысленная мудрость Природы, породившей нас, может быть использована нами или достигнута в своей никем не задуманной гениальности и превышена многомерно, если продолжению нашего существования будут благоприятствовать независимые от человека земные условия. Хочу подчеркнуть, что речь не идет ни о чем больше, как лишь о возможности, ибо мы можем пропасть, кто знает, не вместе ли со всей биосферой. Такого рода представления сформировались у меня в понятие концептуального горизонта или отдаленных во времени и пространстве идей, которые мы могли бы осуществить или ими овладеть. Также не исключено, что почти фрагментарные, маячащие в будущем человеческие достижения овладеют людьми. Именно таковы были и такими остались мои убеждения через без малого полвека после произнесения первых, поддающихся описанию в статьях, предположений.

      Вышеприведенная формула, предложенная американским астрономом Дрейком ( Drake), определяет количество цивилизаций Nв Галактике, достигших уровня техносферной деятельности, как произведение семи множителей:
      R* - скорость возникновения звезд в космосе (количество звезд в год),
      fp - доля звезд с планетарными системами,
      ne - количество планет в указанных выше системах, благоприятных для жизни,
      fe - доля планет, на которых жизнь действительно возникла,
      fi - доля планет, на которых развились разумные формы жизни,
      fc - доля планет, на которых жизнь, развиваясь, достигла уровня возможности установления контактов с другими мирами,
      L - средняя продолжительность существования таких цивилизаций, которые я буду называть техносферными.
      Как я уже упоминал, надежды поборников контактов между цивилизациями уменьшились до такой степени, что сейчас начинаются поиски, особенно в нашей Солнечной системе, или же простейших форм жизни, как бактерии, или же биопалеологических следов их существования. При всей кажущейся скромности таких поисков стоит подчеркнуть, что открытие бактерий или только их биохимических остатков, например на Марсе, имело бы огромное значение. Так как мы допускаем, что жизненные процессы в основном опираются на атомные скелеты соединений углерода, причем мы принимаем за норму необходимость возникновения, по меньшей мере, двух систем - генетической, состоящей из нуклеотидов, и белковой, поступательно руководимой этой группой нуклеотидов. Огромное большинство ученых считают, что атомы кремния, схожие по свойствам с углеродом, пожалуй, плохо подходят для внеуглеродного биосинтеза. Однако, это не аксиома. Можно предположить, что есть вероятность возникновение систем, способных к другим эволюционным дорогам, не опирающихся на земные нуклеотиды и не использующих белок в качестве строительного материала. Следовательно, открытие на Марсе или, например, на спутнике Юпитера Европе хотя бы остатков полимеров, похожих на земные, таких как нуклеотиды, имело бы очень существенное значение, потому что увеличивало бы правдоподобность гипотезы о повсеместности молекулярных жизненных процессов в космосе. Хотя из таких позитивных открытий, сделанных в солнечной системе, не вытекала бы непосредственно их универсальность, но они все-таки представляли бы шаг в этом направлении.
      Дрейк, начиная прослушивание космоса в обсерватории Green Bank, знал, что он не в состоянии вести поиски каких-либо примитивных следов жизни на внеземных небесных телах, поэтому сразу взялся за прослушивание с помощью радиотелескопа . Когда сошло в могилу одно из первых поколений исследователей, которые рассчитывали осуществить контакт с предполагаемыми марсианами путем рисования на песке Сахары геометрических фигур, неизбежным следующим шагом стала всеобщая концентрация усилий на поиске сигналов в диапазоне всех электромагнитных волн, включая и возможный лазерный контакт. Говорю возможный, поскольку мы еще не располагаем лазерами достаточной мощности, чтобы фотонным методом посылать сигналы на космические расстояния.
      Значения почти всех вероятностных величин, присутствующих в формуле Дрейка, значительно уменьшились за последние полвека. Причины молчания космоса можно в рабочем порядке классифицировать в соответствии со следующим списком предположений:
      1. Мы все больше узнаем, насколько стремительные, бурные и нестабильные процессы происходят в галактиках, их скоплениях и, наконец, во всей метагалактике. Возникающая на какой-либо планете жизнь может с легкостью исчезнуть в результате одного из многочисленных и типичных катаклизмов, как, например, близкие взрывы суперновых звезд, вспышка жесткого излучения, вызванная попаданием в черную дыру звезды с массой, пятикратно превышающей массу нашего Солнца, столкновение, а скорей взаимное проникновение двух галактик, или, наконец, говоря вообще, потеря звездой радиационной стабильности, даже если она окружена роем жизнетворных планет.
      2. Как предполагает в своей гипотезе немецкий астрофизик Себастьян фон Хорнер ( Sebastian von Hoerner), цивилизация может быть разумной и даже техногенной, но не желающей концентрировать и тратить зря огромные ресурсы в поисках космических контактов.
      3. Цивилизация разумная, техногенная, но такая же разобщенная и кровавая как наша, может быть слишком занята конфликтами, происходящими на ее собственной планете.
      Надо также напомнить, что факторов, сводящих к нулю возможность проявления в космическом масштабе каких-либо попыток межзвездных контактов - не счесть. Только таким кратковременным существам, как наш вид, по сравнению со столь долговечным космосом напоминающим поденок-однодневок, космос может казаться территорией равномерного и относительно прочного покоя. У пчелы, собирающей цветочный нектар в солнечный весенний день, говоря метафорически, также фальшивое представление о стабильной экзистенциальной неподвижности, подобно представлению, существовавшему у многочисленных поколений наших предков на этой планете. Собственно говоря, единственной областью точных наук, в которой пропорции любого существования трактуются по меркам внечеловеческим, то есть реальным, является астрофизика. От астрофизики берут начало поиски других цивилизаций, породившие различные гипотезы, из которых для примера я назову только одну.
      В 1993 году исследователь Ричард Готт III ( Richard Gott III) из астрофизического факультета Принстонского университета в триста шестьдесят третьем номере журнала «Nature» опубликовал гипотезу, основанную на оригинальном применении теории вероятности. Он высказал предположение, что каждый из нас является случайным разумным наблюдателем, и что нам известно время существования нашего вида, составляющее уже без малого четверть миллиона лет. Из его рассуждений, которые я полностью, разумеется, привести не могу, следует, что полное время жизни человеческого вида не может превысить восьми миллионов лет. Результатом его вывода было предположение, что нам никогда не удастся колонизировать Галактику - нам не хватит для этого времени, даже если бы мы сумели двигаться со скоростью света.
      Без сомнения, Готт обоснованно посчитал возникновение жизни на Земле неполных четыре миллиарда лет назад следствием того, что в то время Солнце из молодой звезды становилось звездой зрелой и своим излучением было способно поддерживать жизнь, при этом ее небольшое радиационное излучение не могло эту жизнь погубить. Кроме того, довольно распространено мнение, о котором Готт не вспоминает, что благоприятствующей жизни была также практически круговая околосолнечная орбита Земли, целиком помещающаяся внутри экологически благоприятной зоны (Марс со своей орбитой находится уже на внешней границе этой биофилической зоны). В галактическом масштабе, то есть в проекции на Млечный Путь как спиральную туманность, вся солнечная система сама движется по так называемой коротационной орбите. Российские астрономы обратили внимание, что солнечная система движется по этой орбите несколько медленнее, чем вращаются спиральные ответвления Млечного Пути. Вероятно, за неполный миллион лет наша система, вместе с Землей, войдет в ближайшее спиральное ответвление и будет находиться уже не в столь полном вакууме, как до сих пор, то есть окажется, если говорить образно, в звездной толчее. Правда, даже и в этой толчее расстояния измеряются космической звездной шкалой, но взрыв суперновой на расстоянии нескольких сотен световых лет испепелил бы нашу биосферу. Не подлежит, однако, сомнению, что имеются и значительно более близкие по времени опасности.
      Вся концепция Готта была раскритикована специалистами, то есть учеными, знающими толк в статистических расчетах, причем квинтэссенцию контраргументов можно выразить просто: из информационного нуля невозможно сделать какие-либо разумные выводы и поэтому напрасно пытаться формулировать прогнозы относительно существования человеческого вида, исходя из неких статистических аргументов.
      Как гипотеза Готта, так и направленные против нее диатрибы, заняли в журнале « Nature» довольно много места, причем к дискуссии в качестве крупнокалиберного оружия была подключена так называемая формула Байеса ( Bayes). Это очень старая, толковая и достоверная формула, благодаря которой на основе прошлых событий можно, зная мало-мальски распределение будущих возможностей, рассчитать вероятность того, что наступит. Но, однако, как заметил один из участников дискуссии, всегда действует правило ex nihilo nihil fit - кроме нуля знания ничего из информационного нуля не извлечь.
      В то время, когда одни ученые (как Иосиф Шкловский) из энтузиастов поиска внеземных цивилизаций превратились в защитников тезиса, что мы в космосе одиноки, толпы верящих в других Разумных продолжают их искать. Мне кажется, что, наверное, никогда не рассуждали, не писали и не публиковали в науке так много о том, о чем не известно ничего конкретного, как в деле поиска космических цивилизаций. В конце я, однако, позволю себе наблюдение, скорей, оптимистическое: в моих глазах жизнь - это некая форма существования облаченной в тело информации. Согласно современным знаниям, информация не может ничего конструировать и ничем управлять иначе, чем в форме дозированной, квантовой, или дискретной. Поэтому некоторое сходство каждого из наших этнических языков с генетическим кодом - это никакая не случайность. Если где-либо в космосе возникает жизнь, она должна с молекулярного уровня взбираться к макроформам. О том, должен ли из видового многообразия возникать мозг, или он представляет собой редкость или даже космическую диковинку, нам ничего не известно. В любом случае, невозможна технологически сориентированная, строящая передатчики цивилизация, которая могла бы в даль световых лет посылать только нечленораздельные крики. Если когда-нибудь приемные устройства воспримут сообщения с другой звезды, мы его расшифруем. Однако надо иметь в виду, что молодая английская исследовательница-астрофизик, которая первой заметила пульсар, постоянно и внезапно вспыхивающий радиационным потоком, вместе с группой коллег ошибочно приняла эту регулярность за признак разумной сигнализации. Поэтому гипотеза Шкловского о необходимости выявления регулярных космических событий, которые он назвал «чудесами», довольно обманчива. С тем, чтобы отличить естественные феномены от чудес, у нас и на Земле большие проблемы, что уж здесь говорить о такой дифференциации в космическом масштабе.

      Мы - наземные животные, и потому пребывание в космосе не очень-то для нас полезно. Как известно, сымитировать абсолютное отсутствие гравитации экспериментальным путем можно лишь с немалым трудом и только на короткое время. Невесомость можно испытать в течение нескольких десятков секунд в больших самолетах при их свободном падении, ибо в таком падении земное притяжение перестает чувствоваться. Из-за недостаточного количества экспериментов и, тем самым, полученных результатов ничего определенного о влиянии отсутствия гравитации на человеческий организм не было, собственно говоря, известно. Не было даже уверенности, что рефлекс глотания еды и напитков будет происходить без нарушений. О том, до какой степени мы блуждали на ощупь, свидетельствует случай второго после Гагарина человека в космосе - россиянин Герман Титов все время пребывания на орбите страдал от типичной локомоционной болезни.
      Рекорды продолжительности полетов человека, установленные еще во времена существования СССР, а также очень точная информация о состоянии организмов астронавтов США, показали много неожиданных отклонений от физиологической нормы. Перемещение значительного количества крови из нижних конечностей в верхнюю часть туловища и к голове приводит к изменению формы тела. Ноги становятся очень тонкими, зато лицо у некоторых краснеет или отекает, также усиливается выделение слизи, особенно в носу, в результате чего астронавты выглядят так, будто страдают от насморка. К самым серьезным последствиям длительного пребывания без гравитации относят вымывание кальция из скелета, потенциально увеличивающее его хрупкость, атрофия мышц, а также то, что можно было бы назвать ненужностью ног. Поэтому люди на орбите летают без обуви, только в носках. Мужчинам бритье вначале создавало трудности, но были сконструированы электрические бритвы, оснащенные миниатюрным аналогом пылесоса. Проблемы появлялись как при питании космонавтов, так и при дефекации и при мочеиспускании. Небезопасными оказались всякого рода продукты, склонные к образованию крошек, которыми можно просто подавиться, поэтому охотно пользовались разнообразной густой пищей, которая выдавливается из тубы как зубная паста. Впрочем, при определенной сноровке принимать пищу на орбите можно в условиях, приближенных к земным, только посуда, установленная на соответственно закрепленном столе, должна быть прикреплена, например, магнитами, а ноги едоков, обутые в обувь со специальными крючками на подметках, для удобства фиксируются на специальной подстилке, выполняющей роль «продырявленного» пола. Все, что не закреплено, проявляет склонность к полетам - кабели, тросы, провода вьются, будто живые. Однако наибольшим затруднением при длительных, по крайней мере дольше недели, полетах, является потеря мышечной массы тела, которую до сих пор, к сожалению, никакие упорные и многочасовые упражнения на специальных тренажерах предотвратить не могут. Телезрителям должен быть знаком образ космонавта после приземления, который не очень-то может сам стоять на ногах. Семидесятисемилетний Джон Гленн (John Glenn), который всего лишь неделю пребывал на орбите, уже после столь краткого полета имел некоторые проблемы с удержанием равновесия. Усовершенствованные скафандры для выхода в открытый космос, обеспечивающие нормальное дыхание воздухом с большим количеством кислорода и поглощающие выдыхаемый углекислый газ и водяные пары, - на вид не тяжелы, но работа на орбите оказывается, пожалуй, хлопотной, протекает медленнее, чем в подобных условиях на Земле, и требует какого-нибудь прикрепления, например, тросом, к транспортному средству. Уже применяются «ракетные кресла», а также маленькие ракетки, благодаря которым можно обойтись и без кресла.
      Создание эквивалента земной гравитации в принципе возможно, если устройство имеет противовес, и, вращаясь, создает центробежную силу, имитирующую притяжение. Поэтому спроектированы большие космические станции, формой напоминающие тор, или огромную автомобильную покрышку, в которой создается вариант притяжения по принципу центрифуги. Это решение, к сожалению, не совершенно - центробежная сила не действует равномерно и на уровне головы стоящего или идущего человека она слабее, чем на уровне ног. Этого можно избежать, если строить круговые станции с большим диаметром, но тем самым они должны отличаться большим весом, а их монтаж после вынесения ракетами на орбиту будет довольно хлопотным. Кроме того, не следует забывать о том, что хотя земная гравитация на орбите не достаточна, однако по-прежнему действует микрогравитация, ибо все тела притягиваются, хотя это имеет значение только во время специальных экспериментов.
      В свою очередь, лунным экспедициям американцев предшествовало опасение, что в очень отличных от земных безвоздушных условиях освещения человеку может быть особенно трудно ориентироваться на территории, однако же сами экспедиции таких опасений не подтвердили. Почти абсолютное отсутствие лунных обрывов, крутых стен кратеров и всего опасного рельефа местности, известного нам из романа Жулавского «На серебряной планете», могло бы для многих землян оказаться большим разочарованием, поскольку на Луне не только все, скорей, округлое, но из-за всего лишь двухкилометрового диаметра поля зрения; стоя, например, посередине кратера Коперника вообще не удастся увидеть его кругообразного края, возвышенного над скалистым грунтом. Лунонавт весит на нашем спутнике в шесть раз меньше, чем на Земле. Таким образом эволюционно стабилизированный в привычных условиях центр тяжести тела перемещается, в результате чего при неосторожном движении можно очень легко упасть. Впрочем, мы видели лунонавтов, шатающихся и скачущих на обеих ногах одновременно, как жабы. На поверхности Марса не было бы таких проблем с передвижением, здесь главную проблему составляет необходимая продолжительность путешествия с Земли на эту планету. Кроме того, повсеместное в высоком вакууме космическое излучение и солнечный ветер, особенно при так называемом неспокойном Солнце, могут оказаться опасными для здоровья и жизни. В общих чертах уже известно, что типичные при старении нашего организма процессы в безгравитационном пространстве ускоряются так, что акселерация процессов старения всего организма усиливается тем больше, чем дольше пребывать в космосе. Эти поверхностные замечания я завершу повторением слов, с которых начал: мы - наземные животные, и как следствие внеземные визиты не идут нам на пользу. Американские лунонавты во время относительно кратковременных полетов с Земли на Луну и обратно иногда даже во сне, а значит - с закрытыми глазами, видели вспышки, вызванные попаданием высокоэнергетических частиц космического излучения в их зрительные нервы. Поскольку на Луне нет магнитосферы ван Аллена, а на Марсе дополнительно не хватает озоновой защиты, длительные пребывания там землян опасны для их здоровья.
      Предположение о том, что пребывание на космической станции может поправить систему кровообращения и тем самым такие станции могли бы стать внеземными санаториями, оказалось ошибочным. Стартовое ускорение во время выхода на орбиту даже при оптимальной синергической кривой столь велико, что никак нельзя тогда двигать руками и ногами, в результате чего все астронавты, прикрепленные к своим лежакам как тяжелые мешки, полностью отданы во власть заменяющим их соответственно запрограммированным компьютерам. Поскольку же каждый, кто имел дело с компьютерами, знает, как очень сомнительна их операционная надежность, в современных американских «челноках» работают параллельно, по крайней мере, четыре электронных мозга.
      Человечество находит удовольствие в больших зрелищах и потому приземление аэронавтов на Марсе - очень правдоподобно. Все перечисленные выше трудности не уменьшают аппетитов НАСА на полеты даже дальше, чем на Марс, но следует признать, что это типичное развитие согласно лозунгу: «мерь силы по намерениям, а не намерения по силам». Лично я допускаю, что в качестве реального технического форпоста на планеты будут доставлены подвижные приспособления - планетарные машины (как бы эквиваленты тех больших платформ, которые используются для добычи нефти с морского дна), снабженные управляющей системой, способной контролировать действия самой машины, а также поддерживать контакты с Землей. Я не думаю, что для строительства и транспортировки таких технических колоссов придется ждать полной ликвидации бедности больших демографических скоплений землян. Бытовое неравенство встроено в нашу природу, а ее мелким, конкретным примером были многочисленные советские спутники, летающие по орбите вне атмосферы в то время, когда одновременно с этим сельские бабы несли на коромыслах ведра с водой.
      Итак, я считаю (без энтузиазма), что мы овладеем планетами нашей Солнечной системой, но мнение, что это первый маленький шаг к звездам, - колоссальное преувеличение. Теоретически доказано, что ракетный корабль, способный при постоянном ускорении поддерживать гравитацию, приблизительно равную земной, через год полета может развить скорость, близкую к скорости света, и тем самым он сумел бы в течение одной человеческой жизни облететь метагалактику и вернуться на Землю. Другое дело, что Земли, на которой он мог бы приземлиться, давно бы уже не было. Потому что за это время в нашей системе до конца сгорел бы солнечный водород, а питающая нас энергетически звезда превысила бы, уже как красный великан, размеры земной орбиты, заодно полностью ликвидируя следы какой-либо жизни. Тем самым замечание Ричарда Готта III о невероятности заселения и овладения нашей Галактики кажется мне полностью обоснованным. Кто-то еще более злословный, нежели я, мог бы, в конце концов, заметить, что мысленные экспедиции к звездам - это просто побег от множества неразрешимых земных проблем.

      Недавно я просмотрел новую книгу английского философа Джона Серля ( John Searle), посвященную попыткам выяснить онтологическим и прагматическим путем, что такое сознание, но ничего нового о его так называемой «сути» я не узнал. Я знаю, что мои эссеистические книги мало-мальски известны немецко- и русскоязычным читателям. Однако эти книги не переведены на английский, поскольку для англичан польский язык спрятан в слишком глубокой яме, чтобы его стоило из нее доставать. Будущее или опровергнет мои мысли, или окажется, что я был отчасти непризнанным предтечей. Издательства, закрывшие меня в клетке с вывеской science fiction, сделали это главным образом по причинам меркантильным и коммерческим, поскольку я был доморощенным и кустарным кандидатом в философы, пытающимся распознать будущие технические достижения человеческой цивилизации, вплоть до границы так называемого понятийного горизонта.
      Ведущиеся в рамках техно-философских рассуждений споры о том, можно ли будет в будущем сконструировать устройства, организованные и запрограммированные таким образом, чтобы они были способны выполнять так называемыми умственные работы, не слишком толково выводили на поля своих рассуждений философы. Если бы философам средневековья предложили в качестве задания сделать возможно более точный анализ таких не существующих тогда технических достижений, как космический «челнок», автомобиль, истребитель или орбитальная радароскопная картография, то в пергаментных инкунабулах, как и между почтенными деревянными обложками первых книг Гутенберга, неизбежно нашлось бы огромное количество предположений, догадок, опровержений, категорических утверждений различной масти, подкрепленных силлогически, или короче говоря, целые озера семантической смолы, из которых после отсеивания ошибочных или неправильных суждений, после добросовестной дистилляции в конце нашего века на то, что осталось дельного, проверенного и превращенного в действительность, хватило бы какой-нибудь одной книги.
      Когда хочется поговорить о том, что будут способны делать через сто или четыреста лет так называемые роботы или роботоподобные машины, в поисках достоверного ответа обращаться с вопросами следует не к философам. Уже в эолите действовала «технология» камня, которым разбивали скелеты и черепа братьев по небольшому разуму для того, чтобы съесть их содержимое. Постканнибальные технологии на протяжении веков всегда имели медленные и длительные вступительные фазы, последующие фазы усовершенствований и, наконец, фазы расцвета и заката, когда они вытеснялись ударами инновационных, более совершенных решений.
      Сегодня я не смогу объяснить, почему в отрочестве столько времени я посвятил истории возникновения и развития мореплавания, а затем - развитию военных технологий, истории воздушных шаров и дирижаблей, а после - истории полетов приспособлений тяжелее воздуха с их многочисленными катастрофами. Я не считаю это время ни растраченным, ни потерянным зря. В прошлом появлялись новаторские концепции, как, например, физикоподобная теория Бошковича ( Boskowic) или рисунок человека с крыльями Леонардо да Винчи. Благие чудачества этих гениев оказались в свое время не достойными философского анализа. Зная же различные, изобилующие неудачами предыстории технологий, которыми мы сейчас гордимся, или достижений, которых мы опасаемся, осмелюсь полагать, что изобретательская настойчивость людей будет добиваться успехов, несмотря даже на возможное абсолютное забвение мыслителей, стремящихся узнать и пытающихся сегодня доказать то, что с уверенностью ни узнать, ни подтвердить нельзя.
      Если бы было возможно разделить человеческий головной мозг так, чтобы отдельные фрагменты его коры, теменной, затылочной, лимбической систем, искусственно питаемые и размещенные на разных континентах, соединить быстропроводимыми, например, электрическими кабелями, и если бы распределенный таким образом по всему земному шару электрически объединенный в единое целое головной мозг проявил доступные нашему пониманию черты, типичные для человеческого сознания, то на вопрос - где находится это сознание: в Австралии?, на Аляске?, в Скандинавии?, или на Монгольском плато, - вообще нельзя было бы дать определенного ответа, поскольку основным признаком сознания было бы случайное взаимодействие рассредоточенного по всему миру головного мозга.
      Или представим себе, что конструкторам поставили следующую задачу: следует создать машину, способную передвигаться по поверхности пустынной планеты, такой как Марс, причем эта машина должна быть оснащена источником энергии, независимым от ее окружения (то есть не двигателями внутреннего сгорания, которым необходимо присутствие кислорода), и она будет разведчиком, выполняющим исследовательскую работу, устанавливающим себе трассу путешествия в соответствии с уже частично известным нам результатам, то есть должна, в зависимости от химического состава почвы, принимать решения, касающиеся определения собственной дальнейшей дороги, кроме этого будет искать следы воды, микроорганизмов или их частичек и, в конце концов, через определенное время должна передать пакет полученной информации по радиосвязи непосредственно на Землю или на специальный околомарсианский спутник, служащий усилителем и ретранслятором передаваемых машиной данных. Как я писал почти полвека назад, инженера не интересует, обладает ли машина сознанием, а интересует, сможет ли она самостоятельно выполнять поставленные задания. Несомненно, машину такого рода, названную, скажем, ареографическим исследователем, в ходе работы будет отличать ненадежность. Она может сломаться, может принять неверное решение, может не справиться с требованиями проектировщиков, но все такие недуги могут случиться также и с человеком, как с ученым, так и с учеником, или, в конце концов, даже с квалифицированным исполнителем определенной работы вроде укладки асфальта. Мы не были бы в состоянии заранее определить, в каком месте постепенного перехода от уровня ученика к уровню специалиста наступит ошибка, поэтому будем склонны назвать ее недостаточной подготовкой, аберрацией или болезненным увечьем взрослого эксперта. Этот тип и этот порядок преобразования научных знаний в программы начнет использоваться для того, чтобы планетарная машина могла сделать свою работу на чужой планете, и даже если она окажется способна информировать нас о результатах своей работы сигналами или синтетически составленными текстами, возможно с обратной связью, то я не думаю, что аккомпанементом всей этой межпланетной саги стали бы труды философов, посвященные доскональному раскручиванию вопроса о том, имеет ли эта машина сознание или же ею руководит только необычайно, в соответствии с сегодняшними критериями, сложная и разветвленная программа, во всей своей альтернативности в итоге настолько приспособленная к неожиданностям этой марсианской anabasis, что досконально выполняет работу соответствующего специалиста. Правда, эта машина не сможет завести детей, ей не захочется бастовать или блокировать дорогу другим машинам, и, если будет соответствующим образом запрограммирована, не станет разбивать другие, подобные себе машин. Это не произойдет из-за ограничений, заданных программой, а не из-за моральных запретов. Тем не менее, вполне может объявиться философ, который будет писать труды, детализирующие этику поведения планетарных машин.
      Приведенный выше образ, возможно слишком пространный, иллюстрирует постепенные изменения, которые технологические инновации преобразуют в самостоятельную систему, действующую с требуемой точностью. Я соглашусь с каждым, кто упрекнет меня, что аналогичная автоматическая машина поменьше, которая могла бы заменить домработницу, то есть девушку с метлой, ведром и тряпкой, была бы наверняка, по крайней мере сегодня, нерентабельной. Я так же далек от утверждения, что автоматизированная домработница будет иметь капельку сознания и целеустремленности, благодаря которым будет выметать паутину из углов, но не будет издеваться над развешенным для сушки бельем. Я также не утверждаю, что стремлюсь вступить на дорогу, ведущую к созданию сознания, самосознания, свободной воли, и даже психики, способной соскальзывать в неврастению или патологию более серьезную. О возможности возникновении неожиданных воздушных завихрений под фюзеляжем огромного реактивного пассажирского самолета, которые могут привести к смертельной своими последствиями катастрофе, не догадывались даже эксперты авиации и никто на эту тему не пробовал философствовать. Просто реальность такова, что о происходящем, иногда без предупреждения и при отсутствии теории, мы зачастую узнаем post factum, вынимая останки из разбитого самолета, что трагично.
      Возникшие примерно полвека назад под впечатлением первых успехов кибернетики планы скорого создания интеллекта и даже его усилителей, демонстрировавшиеся на очень примитивных моделях, возбуждали фальшивые надежды. Конструкторы имеют то преимущество перед философами, что кроме своих многочисленных поражений и неудач могут показать и свои успехи. Вышеприведенный вывод вовсе не является диатрибой, направленной в философию. Мне только не кажется, что она была призвана для футурологических трудов, выходящих за понятийный горизонт эпохи.

      Мы живем в эпоху всеобщей специализации. Здесь мне хотелось бы ограничиться одной темой в развитии электроники. Сначала признаюсь, что я никогда не предвидел распространяющейся моды на неживые, но подвижные и даже наделенные голосом существа, которые становятся все более популярными заменителями домашних животных. У них имеются различные встроенные датчики, они могут передвигаться, но единственное, что я не в силах понять, - это большой покупательский спрос на этих псевдоживотных, так как они, по-моему, годятся только в качестве игрушек для детей. Тем временем в рекламе я читаю, что эти псевдособачки или кошечки, или пластиковые имитации коал приносят, якобы, своим взрослым владельцам много приятных минут. Эти псевдоживотные, питающиеся электрическим током, представляют собой пример многочисленных новых созданий, выброшенных на рынок по принципу, что недостаточно лишь удовлетворять потребности, надо их еще и создавать. Мне кажется, что эти пластиковые создания должны некоторым образом быть предзнаменованием (или прелюдией) якобы неотвратимо наступающего времени роботов.
      О роботах давно уже писали в научной фантастике и помимо нее, но никто не относился достаточно серьезно к их предполагаемому или выдуманному присутствию. Сегодня же началось настоящее незаметное и разнообразное их проникновение, которое точно я описать не смогу, но определенное представление о нем могу предложить.
      Примитивные гомеостаты пятидесятых годов, которые, собственно, и не перешагнули порога лабораторий, могли обходить преграды на ровной поверхности, а при снижении напряжения в аккумуляторах, приводящих их в движение, могли добраться к контакту, питающему их электричеством. Хотя они ни на что не годились, кроме как для поддержания у конструкторов хорошего настроения.
      С каждым годом растет количество устройств, которые становятся все более и более успешными посредниками между человеком и объектом его воздействия. У нас уже есть манипуляторы, незаменимые при обработке субстанций, которые могли бы нанести вред человеку при непосредственном контакте (например, радиоактивные). В современной хирургии появились необычайно тонкие приспособления, которые с разной степенью умения могут, например, производить врачебные процедуры вроде операций на сосудах или тканях. Есть также так называемые педипуляторы, но конструкторы, по всей видимости, не очень доверяют их самостоятельности при использовании в качестве движущихся спускаемых аппаратов на Луне, Марсе или других планетах, поэтому пока высылаются не подобные членистоногим, а скорее колесные транспортные средства, как это было с американскими «лунными машинами» или со спускаемыми аппаратами, направленными на Марс. К совершенствованию и увеличению числа подобных (необязательно шагающих) аппаратов конструкторов вынуждает просто даже расстояние до Земли так, что если раньше человек мог управлять луноходом, то сейчас он уже не может с Земли руководить движущимся разведчиком на Марсе.
      Наиболее интересно развивается роботехника sensu stricto . И неважно, должны ли роботы, которым таким образом предоставлена самостоятельность, быть похожи на человека. Собственно, их «анатомия» несущественна, потому что в основном уже преодолены трудности, связанные с приведением в движение этих устройств, которые двадцать лет назад умели ходить только по такой плоской поверхности, как пол лаборатории, и падали на первых же хороших ступеньках. Самым твердым орешком является вопрос имитации центральной системы управления (или центральной нервной системы высших животных или человека). Надо честно сказать, что речь идет о вступлении в несуществующую еще область психозоической инженерии. В последние годы были существенно усовершенствованы встроенные в роботы программы, благодаря чему они уже могут не менее качественно, чем люди, работать на автомобильных и тракторных заводах. Основой для работы устройств, однако, является достаточно ограниченная повторяемость рабочих операций. Я не буду больше углубляться в затягивающие сети инженерного мастерства. Для программистов настоящим препятствием по-прежнему являются будто бы простые действия, выполняемые каждым человеком без усилий. Устройства, которые могут пыль как-то убрать в комнате с минимумом приносимого ущерба, по-прежнему являются непропорционально дорогими. В общем говоря, ситуация такова, что роботы или псевдороботы овладели только отдельными, сугубо специализированными функциями. Они могут выполнять рекомендации или приказы, но этого недостаточно для удовлетворения амбиций проектировщиков. Они ведут речь о роботах, которые, возможно, совершенно не подобны на человека, но проявляют такую самостоятельность в действиях, которая следует из решения как волевого акта. С этим же проблема потому, что мы по-прежнему не знаем, какие неврологические механизмы мозга отвечают за акт воли. Поэтому программисты занимаются созданием таких программных систем, которые имитируют наличие поведенчески воспринимаемого сознания. Таким образом появилось направление, которое должно не столько пройти, сколько обойти тест Тьюринга.
      Я уверен, что как количество, так и качество этих программ, обычно ориентированных на очередные поколения параллельно работающих компьютеров, а также на смешанные соединения псевдонейронных сетей, будет достигать все большего уровня точности и тем самым будет все лучше имитировать присутствие обладающего умом сознания, которое многими людьми будет восприниматься как индивид или как воплощенная в машине индивидуальность. В определенном смысле это будет обман людей как собеседников или сотрудников машины, так как настоящим, присущим личности, сознательным интеллектом, называемым психической жизнью, подобные имитаторы еще обладать не будут. Следует уяснить себе, что эта дорога ведет к нагромождению трудностей, которые в «Големе» я назвал hill climbing toposophical theory . Речь идет о вступлении на территорию, пока недоступную для механических пришельцев, территорию, находящуюся в наших черепах. Невозможен какой-то неожиданный скачок от устройства, полностью подчиненного людям, пусть даже иногда и оказывающего сопротивление, которое мы скорее склонны называть ослиным упрямством, и которое хорошо известно пользователям зависающих компьютеров. Прогрессирующая компактность (сжатие) информационных носителей, которые будут все более совершенными эквивалентами твердых дисков, не может обеспечить абсолютную безошибочность. Одна логическая ошибка на миллиард элементарных вычислений - это доказанный предел безошибочности самых быстрых машин, обладающих наибольшей вычислительной мощностью. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что за растущую, даже постепенно, быстроту операций надо платить появлением ошибок; быстрота операций, перевалившая за биллион логических шагов, начинает душить логически измеримую, ранее признаваемую совершенной, безошибочность системы.
      Наш мозг наш является, как сказал фон Нейманн, совершенной системой, созданной из несовершенных нейронных элементов. Это еще и потому, что к каждому понятию, закодированному в человеческой памяти, ведет множество разнообразных дорог. Например, если я не могу вспомнить, как называется всем известная птица с красиво выгнутой шеей, то я мог бы выбрать из памяти правильное название (лебедь) или начинать припоминать обороты типа «лебединая песня», или даже балет «Лебединое озеро». А к находящимся в памяти компьютера «энграммам» обычно ведет одна дорога, поэтому ее блокировка ведет к полной «амнезии» компьютера. Подобных проблем, противостоять которым может только значительный охват сетями элементов памяти, будет множество. Тем более, что у самих людей есть трудности с припоминанием названий, таких как фамилии, потому что количество их пересечений со всем запасом нашей языковой идиоматики, вообще говоря, скромное. Надо также понимать, что от так называемого information retrieval до псевдоинтеллектуальной независимости еще очень далеко.
      Пока можно было бы выразить проблему такой фразой: распознавание сымитированной активности искусственного интеллекта будет зависеть как от точности работы машинного имитатора, так и от критических способностей настоящего человеческого интеллекта в контактах, носящих характер n-мерной игры. Если правда, что количество возможных шахматных партий составляет 10100, то количество возможных вариантов разговора человека с искусственным интеллектом и сосчитать невозможно, потому что каждый человек среднего интеллекта способен составлять и понимать семантически и синтаксически правильные предложения, которым его никто до этого времени не обучал. Когда машины покажут, и покажут ли вообще, такое лингвистическое совершенство, мы не знаем, и поэтому не стоит слишком доверять как негативным, так и позитивным заявлениям резвящихся на этом поле философов. Не какие-то крупнокалиберные, выдвигаемые на поле боя аргументы за и против, будут в далеком будущем позволять делать вывод о возникновении или крахе искусственной разумности. Без множества мечтаний, попыток, катастроф не было бы авиации. Без неустанных штурмов не может появиться искусственный интеллект. Решение этого спора я считаю преждевременным.
 
      Проблемы роботов можно рассматривать в трех направлениях в соответствии с вопросами: можно ли будет их конструировать, и если да, то ради каких целей это будет осуществляться, а также какие сходства и различия они будут демонстрировать по сравнению с человеком. Присутствие в фантастике этой темы равно положительному ответу на первый вопрос; что касается двух остальных, то ответы, получаемые из литературы, отличаются очень большим разнообразием, которое, однако, в совокупности (после детального рассмотрения) с точки зрения пророчеств имеет никчемное качество, если вообще какое-либо.
      Перечислим основные сюжеты этого сектора Science Fiction:
       1) Интеллектроника(разум, механизированный при помощи цифрового устройства, не человекоподобного). Здесь фантазия поработала не особенно много. Вот несколько типичных тем:
      Гигантский компьютер, управляющий государством или всем миром («безлюдная электрократия») - можно найти в произведениях Ван Вогта ( Van Vogt), Азимова ( Isaak Asimov), Лейбера ( Fritz Leiber) и многих других. У Ван Вогта машина осуществляет периодическое психологическое тестирование граждан, у Азимова - прежде всего управляет экономикой. В моем рассказе «Друг» большой компьютер, укрывая от людей свои намерения, стремится к овладению миром. Такой же сюжет можно встретить, например, в повести « Gigant-Hirn» немецкого писателя Хаузера ( H. Hauser). На «низших уровнях» власти цифровые машины выступают чаще, например, как вспомогательные приспособления в уголовном розыске (например, в новелле « The Organleggers» Нивена ( Larry Niven) компьютер, а не детектив, сравнивает фотографии, чтобы выявить преступников), как машинная память в службе планетарного или космического поиска и т.д.
      Большой компьютер-стратег (например, как Dinahв уже упомянутой новелле; идея «тайного сговора» двух цифровых антагонистических стратегов также была достаточно хорошо отражена в литературе).
       2) Роботы(человекоподобные механические устройства) и андроиды(очень похожие на людей манекены).
      Роботы, которые воспринимаются людьми как рабы.
      Андроиды, выполняющие функции работников по дому, «садовников», а также - няньки и телохранители.
      Роботы, опекающие людей для их же блага, например, обманывающие их, что будто бы война, давно завершенная, продолжается еще на поверхности земли, и запрещающие людям покинуть убежища: если бы это им разрешили, люди возобновили бы войну заново (так у Ф.Дика ( Philip Dick)).
      Роботы отчаявшиеся и беспомощные, оплакивающие человечество, погибшее в войне: тема достаточно часто встречающаяся (например, у Брайана Олдисса ( Brian Aldiss) в « But Who Can Replace a Man?» или в « Orphans of the Void» Пола Андерсона ( Poul Anderson), где бедняжки упоминаются даже в названии).
      Роботы, ведущие между собой войны, ибо это забавляет их хозяев (например, у Д.Банча ( David Bunch)).
      Роботы, по инерции продолжающие воевать, хотя это уже потеряло смысл в связи с гибелью человечества.
      Роботы, убегающие от людей, чтобы основать собственные государства (этот сюжет я выдумал, но как гротесковый).
      Роботы, которые доработали собственную «метафизику», провозгласив свое превосходство над людьми (например, у Азимова в томе « I, Robot» есть такая новелла, однако творец онтологии роботов выглядит там несколько дефективным).
      Роботы, которые во время работы, особенно в опасной, трудной ситуации, ошибаются по непонятным причинам; обычно речь идет о техническом дефекте.
      Роботы, впадающие в бешенство, все уничтожающие, и даже убивающие людей (например, в « Fondly Fahrenheit» А.Бестера ( Alfred Bester)), и не по причине какой-то «имманентной злобы», а только по причине аварии, порчи или потому, что поставленное им задание было невыполнимым; это опять по той причине, что попали они в ситуацию, которую конструктор не предусмотрел (такой лейтмотив появляется и в моем рассказе «Охота на Сэтавра» : горный робот в результате «сотрясения мозга» начинает действовать деструктивно и его нужно уничтожить).
      Роботы неземные, т.е. происходящие с других планет, построенные не людьми (например, в « The City and the Stars» А.Кларка ( Artur C. Clarke), а также в повести « Vor» Дж.Блиша ( James Blish)); в этой последней речь идет об особенном роботе, так как он является не только металлическим чудовищем, с внутренностями из звездного огня, но при этом и мучающимся существом, желающим смерти (то есть робот - самоубийца, который убить себя не может, потому что имеет соответствующую защиту, и поэтому обращается к людям с просьбой, чтобы его уничтожили); «неземные роботы» выступают также в качестве стражи на космических кораблях и летающих тарелках, охраняя в этих случаях похищенных на их борт людей; иногда человеку удается такого робота перехитрить.
      Роботы, выполняющие типично человеческую работу, например, редактирующие произведения Science Fiction(тема несколько раз был использована в юмористических вариантах), пишущие повести (например, в « Silver Eggheads» Фрица Лейбера); функции вспомогательного персонала (например, кассиров, официантов, гостиничных администраторов) в выполняются самими роботами.
      Роботы настолько мудрые, что логически доходят до существования Господа Бога, таков «святой робот» в новелле « The Quest for St. Aquinas» Э.Бучера ( Anthony Boucher); там же появляется «robass», механизированное соответствие ослицы Ваалама, который вводит в искушение благочестивого Фому.
      Роботы, лишающие свободы одних людей по командам других, готовящие им специальные муки (это - в новеллах Д.Банча, в вымышленной им стране Moderan).
      Робот-компьютер такой, как Доминатор - электронный надзиратель на космическом корабле - в новелле Дж.Шмитца ( James H.Schmitz) « The End of the Line»; герой сумел, однако, победить это устройство и совершил побег вглубь Галактики, а доброжелательный автор подсовывает ему прекрасную девицу, которая была спутницей звездного экипажа и, наверное, станет Евой новой ветви человечества.
      К теме роботов я причислил бы новеллы с «двойной инверсией», в которых (так у Азимова, например, в « Sucker Bait», а также в « But, I Don’t Think» Рэндалла Гарретта ( Randall Garrett)) человек выполняет функции компьютера (обладает феноменальной памятью у Азимова, является феноменом молниеносных ассоциаций как « guesser» у Гарретта: способности цифровой машины переносятся в мозг людей).
      Микроробот-советник, например, размещаемый в ухе «миниатюрный умишко» - сюжет, псевдореалистически представленный Ф.Л.Уоллесом ( F.L.Wallace) в « Delay in Transit» (путешественник на чужой планете может победить противников только благодаря подсказкам электросоветника, называемого Dimanche; то же самое, как шутка, у меня в новелле «Друг Автоматея» из «Сказок роботов» ; у меня, впрочем, микроробот является другом макроробота).
      То ли робот, то ли компьютер другой цивилизации, который удерживает ее в подчинении, подвергая ее гипнотическим воздействиям (например, « Wailing Wall» Роджера Ди ( Roger Dee)).
      Роботы со сменными мозгами и, благодаря этому, способностями (так у Клиффорда Саймака ( Clifford Simak) в новелле « Installment Plant»: «встраивая» роботу новый тип мозга, превращают его из механика в хирурга, из хирурга в антрополога и т.д.).
      Робот, власть над которым от людей получают какие-то «Другие»; так, например, в моем романе «Непобедимый» (из-за этого Циклоп выступает против людей).
      Роботы, борющиеся друг с другом или с людьми; борьба эта имеет спортивный характер.
      Старые, немощные роботы, которые должны уже идти на лом, но кому-то их очень жаль; жалеющей особой может быть, например, почтенная старая гувернантка или малый ребенок; тема эта появляется и в моем романе «Возвращение со звезд».
      Роботы или андроиды - гибриды, т.е. имеющие части человеческого тела или мозга; в новелле «Join Now» Роберта Шекли ( Robert Sheckley) выясняется, что невозможно скопировать «душу», и каждого человека делят на три части: одна часть остается человеку, а остальными двумя «одушевляют» двух роботов; эта идея основывается на фрейдовской ( Sigmunt Freud) триаде (« Superego» - « Ego» - « Id»): на планету с тяжелыми условиями жизни, какой является Венера, посылают робота, оснащенного « Id», потому что оно является той обезьяной, которая грубо бодрствует в нашем подсознании; такой робот называется Durrier Chassis. В другой версии человеческий мозг (покалеченного космонавта, ребенка) внедряется в управляющее устройство ракеты и называется в таком случае «трансплантант»; еще в одной версии - так у Деймона Найта ( Damon Knight) в « Ask Me Anything» - на безвоздушной планете, в военных школах, воспитываются автоматы для сражений, у которых мозги и биологические части детей размещаются в бронированных коконах-протезах (речь идет о формах, «скомпонованных» из робота, андроида и человека).
      Роботы, специально созданные для определенного задания (например, в новелле « The Stutterer» Мерлисса ( R.R.Merliss)), после выполнения которого они должны идти на лом, но, понятное дело, им этого очень не хочется.
      Роботы бастующие (не знаю такой истории, что странно - должна быть!).
      Роботы, появление которых является панацеей для решения всех общественных проблем (например, у Дж. Уильямсона ( Jack Williamson), а также у К.Саймака).
      Итак, исчерпав весь алфавит, останавливаемся перед морем незатронутых вариантов. Читатель, благодаря представленной выше информации, может сориентироваться, почему я не приступаю к классифицирующей систематизации: это было бы чрезмерно утомительно…

       Макрок- это придуманный мною неологизм, кратко передающий идею, которую освещал Роджер Пенроуз (Roger Penrose). Этот ученый, достаточно дерзко выйдя за пределы известной ему теоретической физики, выдвинул гипотезу, что своими умственными способностями человек, якобы, обязан не подлежащей подсчету работе мозга, опирающейся на квантовые эффекты. Макрок означает макроскопический объект квантовый. Предположение о неисчислимости и квантовости человеческого мозга, выдвинутое Пенроузом, не опирается на какие-либо эмпирические факты, и большинством ученых оно было воспринято очень скептически.
      Пенроуз занимает ведущее положение в физике, однако, как говорят критики, это не дает ему права на подобные предположения. Я вспоминаю об этом потому, что наше сознание - это белое пятно в сфере познания, и сейчас не менее загадочное, чем сто или пятьсот лет назад. Упрощая, можно поделить всех, кто (в прошлом или настоящем) занимался разгадыванием психологии человека, особо выделяя сознание, интеллект, разум, проницательность или же сообразительность, на тех, кто давал толковые разъяснения вышеприведенных человеческих качеств, и на тех, кто считал, что мы никогда не найдем ключи ко всему собранию этих тайн. В последнее время довольно много говорили о новейших результатах исследования мозга Эйнштейна, отличающегося значительными размерами теменных (париетальных) долей. Однако нет оснований утверждать, что гениальность Эйнштейна была следствием лишь этой исключительной макроскопической особенности его мозга.
      В настоящее время, после успешного клонирования овцы, после обнаружения принципиальной способности материнских клеток (stem cells), как тотипотентных, к клонированию как целого организма, так и его фрагментов, открылся простор для интенсивного и не всегда оправданного гипотезотворчества. Поскольку невозможно, взяв крылообразующие гены от самых больших птиц, передать нашему потомству умение летать, то эта придуманная проблема, будучи неосуществимой, не дает оснований для биоэтического анализа. Поэтому мы не рассуждаем, стоит ли переделать людей в ангелов, ибо это невозможно. Вся тяжесть моральных решений с сфере биоэтики ложится на нас, когда у давнишних фантазий появляется шанс осуществиться. Клонирование, уже опробованное к различным видам полезных растений и домашних животных, по отношению к человеческому роду находит одновременно категорических противников и энтузиастов-сторонников. В результате этого даются разные ответы на вопрос, можно ли клонировать людей: можно клонировать непосредственно или можно, по крайней мере, начать создание различных банков человеческих органов. Наряду с этой основной проблемой появляется множество сопутствующих и не менее важных, например животрепещущий вопрос: можно ли использовать сперму умершего мужчины для оплодотворения его жены, точнее вдовы, если она выражает такое желание.
      Здесь также уже стало явным лобовое столкновение ответа «можно» с «ни за что на свете». Одни считают, что людей нельзя лишить права оплодотворения, делающего возможным посмертное размножение, но и лагерь противников не ограничивается исключительно представителями различных религий.
      Очередной проблемой является допустимая граница автоэволюционного улучшения человека или, хотя бы, улучшения наследственности человека. Некоторые выступают против всяческих генетических усовершенствований, ссылаясь, например, на то, что раз уж композитор Гендель (Haendel) был эпилептиком, то нельзя удалять даже гены, развитие которых ведет к эпилепсии. Эту беседу надо начать со следующего сравнения: буквенным алфавитом пользуются все европейцы, латинским алфавитом пользовался как Шекспир, так и какой-нибудь графоман. Однако из того факта, что из букв можно составлять как гипотезы уровня Коперника, так и всякие глупости и нелепости, не может следовать утверждение о равнозначности и равноценности всего, что удается сложить из букв. Уже объявлено о близком завершении расшифровки всего человеческого генома, однако распознавание миллиардов нуклеотидов, определяющих нашу наследственность, не приведет сразу к пониманию того, как весь этот биохимический букварь определяет возникновение физических и психических черт у человеческих эмбрионов. Дорога, которую мы должны пройти для распознавания диапазона действия и вида функций генов, будет очень длинной. Известно, что два генома, состоящие из тождественных нуклеотидов, не дают одинаковых эффектов развития, поскольку важную, а порой решающую роль играет расположение нуклеотида или их групп в хромосомной нити. Люди часто бывают простаками и глупцами, но всем присуща удивительная сложность устройства, обязанная антропогенетической эволюции. Правду говоря, задачи, стоящие перед инженерами или композиторами будущих геномов, деятельность которых я в одной из своих статей назвал «плодотворящей работой», не только будут подвергаться этическим оценкам и запретам, но также будут необыкновенно сложными с научно-технической стороны.
      Мы находимся в начале трудного, опасного и прекрасного пути. Если бы даже оказалось, что бесчисленное множество нуклеотидов, сформировавшихся в поколениях людей за многие века, в своем развитии может приносить только вред, если бы, следовательно, удаление таких генов означало бы, прежде всего, улучшение качества наследственных черт, то такая польза была бы, скорее, благородным, но скромным вступлением к дальнейшим исследованиям. На цветных обложках журналов уже появляются портреты прекрасных самцов и чарующих самок нашего вида, словно уроки антропологической оптимизации уже получены и усвоены. Но это совсем не так. Действительно, стаи писак, не особенно считающихся с ответственностью за провозглашенные идеи, засыпают нас множеством голословных обещаний. Так, например, должно начаться «производство» феноменальных атлетов, артистов, математических гениев, одаренных уже в утробе матери или даже в так называемом утераторе, который должен быть искусственной маткой со всей массой магических достоинств и способностей. До определенной степени родители уже сейчас могут задать пол своих потомков. Задолго до начала эры клонирования стали возникать банки спермы таких выдающихся личностей, как лауреаты Нобелевской премии. Это было неимоверно рискованно. Одну из трудностей, возникающих перед композиторами наследственных черт, легко продемонстрировать на следующем примере. Если после перетасовки и раздачи колоды карт они вдруг лягут так, что каждый из игроков в бридж будет иметь на руках только одну масть, то после розыгрыша партии и новой перетасовки карт ни на какие следы «наследования» одной масти рассчитывать нельзя. Подобное происходит с человеческими генотипами. Как известно, в семье Баха, в восходящих линиях, было довольно много органистов, и какие-то гены подверглись кумуляции, плодом которой оказался знаменитый композитор. Однако, с другой стороны, нам ничего не известно о том, чтобы родители или предки Альберта Эйнштейна отличались особыми способностями, которые могли бы передаться создателю теории относительности. Тщательные статистические исследования на большом материале нескольких человеческих поколений не дали однозначных результатов, поскольку не каждый одаренный особыми способностями человек признавался окружением таковым. Мой отец во Львове выписывал книги лауреатов Нобелевской премии по литературе, но вначале шведские академики Нобелевской премией награждали преимущественно шведов. Так, например, о шведском писателе по фамилии Хейденстам (Heidenstam) сегодня никто не помнит. Таким образом, мы не располагаем никакой однозначной шкалой измерения особо достойных признания психических или же физических черт человека или, иначе говоря, если нет возможности приложить к людям некую однозначную мерку, то нельзя, следовательно, браться за рассуждения, считать ли лучшим ребенком будущего покорителя высочайших горных вершин или, скорее, известного дирижера или сатирика. Естественный разброс, существующий в человеческом генофонде, оценить трудно, поэтому классическая дилемма «nature or nurture», то есть врожденные черты против приобретенных, все еще остается в силе.
      Как правило, к сожалению, в наиболее выраженной форме наследуются доминирующие гены с высокой вредностью, вплоть до смертельных, например ген, вызывающий муковисцидоз, приводящий к смерти в молодом возрасте. Мы знаем также, что отдельные аллели, также как их группы, могут приводить к возникновению качеств полезных и одновременно вредных. Известно и то, что гениальность не наследуется иначе, как только через культурное влияние. В психобиологии есть множество примеров людей, известных в науке или искусстве, интеллект потомства которых был ниже среднего или оно вообще отличалось психическими отклонениями. Эта область очень запутана и поэтому следовало бы пожелать себе, чтобы будущее законодательство разрешало кандидатам в родители лишь такое хирургическое генетическое вмешательство, которое сможет удалять только вредные фрагменты генома.
      Во всех вышеприведенных рассуждениях я даже не коснулся основной проблемы, а именно - эволюционной, разветвленной, запутанной дороги, которой прошли в течение нескольких миллионов лет Приматы (Primates), чтобы стабилизироваться в виде Homo sapiens sapiens. Вымерших видов было очень много, но и в отношении только одного, близкого нам, неандертальца преобладали и не исчезли до сегодняшнего дня противоречивые взгляды. Однако в последнее время приоритетной стала версия, согласно которой неандерталец, наделенный мозгом большим, чем наш, сосуществовал с человеком разумным (sapiens) в течение, по меньшей мере, нескольких десятков тысяч лет, исследования же костных частиц черепов неандертальцев наводят на мысль, что это прачеловек, который уже занимался искусством и овладел даром речи. Версия, провозглашающая, что якобы наши предки истребили неандертальскую ветвь, уступает мнению, что homo neandertalensis скрестился с нашими предками каких-то сто тысяч лет назад.
      Вышеприведенный вывод очень важен, ибо позволяет констатировать все еще нетвердость нашего знания о прошлом прачеловеческого рода, и следовательно то, что мы сумели бы сегодня сказать о человеке будущего, который овладеет собственной эволюцией, еще менее заслуживает доверия. Всяческие восхитительные и устрашающие "если бы" - преждевременный результат авторов безответственных сенсаций. Фактом является то, что человек как вид сможет не только овладеть собой, но сможет и формировать себя. А какие это даст плоды, покажет только наступающее столетие.

      Смысловые диапазоны вышеприведенных понятий весьма существенно различаются. В моем понимании наиболее безличностным является интеллект, и потому именно его пытаются сконструировать все те, кто считает это возможным. Учитывая, что изменения, обусловленные течением времени, делают наши достижения относительными, я не намерен, как говорил Шекспир, проходить между остриями шпаг фехтовальщиков, поскольку считаю себя, согласно его вокабулярия, существом посредственным. Дело в том, что в вопросе искусственного интеллекта и метаматематики я являюсь не платоником, а скорее натуралистом. Это означает, что для конструирования годятся предметы исключительно конструируемые, то есть такие, как великое творение, называемое математикой, так и данное нам качество, называемое интеллектом. Мне кажется, что эмоциональная составляющая в понятии разума значительно больше, чем в случае с интеллектом, и поэтому полностью безличностный или даже внеличностный разум, очевидно, реализовать будет труднее. В книге «Голем XIV» из этой дилеммы мне удалось выпутаться таким образом, что машина, являющаяся воплощением человекоподобного интеллекта, может также создавать себе различные индивидуальные резервы. Что касается мудрости, ей должна быть присуща намного большая доза надежной доброжелательности, означающей моральные ценности, гибкое постоянство мнений и суждений.
      Я прочел множество трудов и книг, абсолютизирующих возможность создания внечеловеческого интеллекта, но и не меньшее число неплохо мотивированных обоснований, в которых авторы пытаются доказать читателям, что эта концепция не может быть и никогда не будет реализована. Поистине трудно возвыситься над массой столь противоречивых и столь компетентно доказываемых мнений. Следует быть скромным, что означает, что мы находимся на дороге недалеко от нейронных сетей и уже знаем, что поставленная метазадача оказывается тем трудней для осуществления, чем дальше по этой дороге мы продвигаемся. Вместе с тем мы знаем, что здесь речь идет о чрезвычайно сложной конструкции, считающейся наиболее сложной во всей Вселенной и потому, когда говорится об искусственном интеллекте, следует благоразумно ограничиться парой простых образных метафор. Было время, не столь уж давнее, когда утверждение невозможности покорения человеком высочайшей вершины Гималаев без использования кислородных аппаратов считалось неоспоримым. Всего лишь через несколько лет после этого столь радикального суждения Эверест не только был покорен, но к сегодняшнему дню на него уже многократно взбирались без кислородной поддержки. Мы также знаем, что это не организм человека оказался способным на протяжении нескольких лет измениться до такой степени, что гималайские восхождения стали общедоступными, а упорство в достижении поставленных высоких целей смогло дать хорошие результаты. Я рассказываю о чем-то, чего мы хорошо не понимаем, так же как не понимаем, почему злокачественные новообразования, не только возникшие в одном месте человеческого организма, но и такие, которые дали уже множественные метастазы, в разных случаях и у различных людей имеют абсолютно неожиданный финал. Бывает, что врач встречает бывшего пациента, согласно всем медицинским показаниям считавшегося скорым покойником, прогуливающимся по парку в прекрасном здравии. Почему одним удается ускользнуть из-под лопаты гробовщика, а другим - нет, остается загадкой, о которой, по правде говоря, медицина предпочитает вспоминать не слишком часто.
      Третий образ, относящийся к вопросу о возможности конструирования искусственного интеллекта, также касается медицины, но является, по крайней мере, более понятным. В настоящее время уже практикуются хирургические операции, требующие столь изощренной деликатности, что руки лучших хирургов не могут с ними справиться. Тогда человека заменяет соответствующий робот, управляемый программой и двигающий хирургическими инструментами. Речь идет о сфере, пока находящейся в границах довольно узкой специализации, и от нее еще далеко до нано-, пико- и фемтоинженерии. То есть до искусства манипулирования, соединения и разложения отдельных молекул, до сих пор не существующих полимеров, а также мельчайших элементов, из которых складываются жизненные процессы. При этом следует иметь в виду, что усилие, вложенное эволюционными процессами в такого рода производство вовсе не должно быть чем-то, чего мы не можем превзойти и перешагнуть. Мое антропоморфическое заключение в последнем предложении - следствие недостаточного еще богатства нашей биотехнологической лексики. Открытия, процессы или архитектоника, опускающиеся на атомный уровень материи, вынуждают нас придумывать многочисленные новые названия, так же как происходило тогда, когда электронная связь вместе с базами экспертной информации начали очаровывать людей и овладевать их миром. На пороге XXI столетия мы просто засыпаны лавинами новостей о поразительном множестве продуктов, выброшенных производителями электроники на рынок, и поощряемы к использованию плодов этого Древа Новостей. Как известно, в раю Змею удалось уговорить наших прародителей попробовать яблоко, что им дорого стоило. Сейчас нам предлагают настоящие сады электронных райских яблочек, что неизбежно будет иметь как хорошие, так и плохие стороны, поскольку такова двойственная природа вещей. Все же не бессмысленным было бы напоминание, что на протяжении последних двухсот с небольшим лет на арене человеческой истории выступали вновь открываемые и используемые технологии в могучем блеске обещаний нас изрядно осчастливить. Каждое изобретение оказывалось сенсацией, был ли это фонограф, или телефон, или первый подводный кабель, соединивший Европу с Америкой, или воздушный шар, или самолет. Все эти, по очереди открываемые элементы расширяющейся техносферы человека, послужили затем усовершенствованию как экономических, так и военных достижений человечества. Сейчас ученые, а в особенности исследователи микромира (в частности - квантового), не пользуются ни всеобщей известностью, ни широко простирающейся славой. Сегодня средства массовой информации прославляют скорей звезд экрана. Однако телесные прелести проходят, в то же время в науке происходит нарастающее ускорение, как у автокаталитического процесса. Поэтому возможно, что мы не раскроем в надвигающемся тысячелетии тайну интеллекта, но зато сумеем сымитировать его так удачно, что окруженные легионами и сонмами имитаций, все сильнее будем попадать под их заботливую опеку. Это означает, что суверенность личностей будет одновременно парадоксально и усиливаться, и уменьшаться, и параллельно свой действительный облик начнет проявлять так называемая глобализация. Глобализация есть не что иное, как ограничение суверенитета отдельных государств для защиты их от серьезных катастроф, направление которых одними обществами на другие представляет любимую забаву людей, особенно тех, кто у власти, поэтому необходимость появления всемирного правительства будет возрастать. Доминиканец Дюбарле (Dubarle), приветствовавший появление книги Норберта Винера о кибернетике в 1948 году статьей, представляющей возможность уже не фантастической машины для управления, будет иметь, вероятно, как пропагандистов, так и противников - антимашинных террористов, поскольку не только в единственном числе one man’s meat is another man’s poison.
      Из моря статей, пытающихся осветить будущее, я выбираю одну из английского еженедельника «New Scientist», разрекламированную на обложке, в которой говорится, что каждый может стать гением. Из самой же статьи я узнаю, что дети, страдающие аутизмом, или иначе - умственно отсталые, иногда могут по способностям в какой-нибудь одной области быть на голову выше обычных людей. Собственно говоря, речь идет о явлении, изученном и описанном в психологической литературе как особый вид чрезвычайной психической работоспособности молодого индивида с общим очень низким уровнем интеллекта. Конкретно речь идет о феноменальных вычислителях, способных соревноваться с математическими машинами, об эйдетиках, которые, бросив взгляд на страницу, могут процитировать весь помещенный на ней текст, как будто сфотографировав его. Подобные явления могут быть также родственны отдельным и редким талантам в области игр, особенно шахмат. О действительных основах такого рода феноменов, которые могут гордиться узкими, часто интуитивными способностями, мы знаем очень мало. Может быть, главная трудность познания сводится к тому, что человеческий разум охватывается сознанием и что особенно у творцов, но в некоторой мере и у всех людей, уступает на пороге сознания визуализации или вербализации, после чего только на следующем этапе умственной деятельности оказывается введенным в поле сознания. Я не знаю, являюсь ли я характерным примером, что большинство беллетристических произведений писались мне в этом понимании "сами", что я писал, не зная заранее ни сюжетной схемы, ни ее узловых мест, ни, в конце концов, финала. Таким образом, я писал как будто диктант, только то, что я написал, было мне самому продиктовано такими функциональными сферами моего мозга, к которым я не имею никакого интроспективного входа. Как правило, таков был созидательный механизм, который я не намерен ни хвалить, ни критиковать, так как мне кажется, что в многообразных вариантах он может быть присущ всем. В особенности в снах, в гипоноических, гипобулических, гипнотических состояниях как будто бы обособляется какая-то функциональная способность мозга, над эффектами которой очень трудно, если вообще это возможно, взять верх актом воли. Что это значит? Я считаю, что расшифровка таких психических феноменов понемногу обнаружит их тривиальную природу и происхождение. Говоря как можно проще, речь идет о том, что мозг современного человека возникал, формируемый генными мутациями на протяжении последнего миллиона лет, не для того, чтобы мы музицировали, рисовали, рифмовали или занимались прозой, или физикой, или философией. Нам уже сейчас известно, как разветвлено и как раскидисто было древо пралюдей-троглодитов, как на нем быстро росли антропоидные ветви, как в боковых линиях или также ветвях появлялись создания, называемые homo afarensis, homo habilis, homo neandertalensis (уже называемый sapiens), как эти все генные мутации формировали тело и мозг, которые в конфронтациях с земным миром видимо показывали свою плохую стабильность, некий свой адаптационный недостаток, в результате чего эта генная игра, замирая в отдельных ответвлениях, как бы начинала партию заново, пока наконец не сформировался, как вершина, homo sapiens. Если бы сейчас повторить вкратце сказанное, речь шла просто о чем-то таком, что происходит в мастерской скульптора, который должен смоделировать, будучи глухим и слепым, некую фигуру. Этот скульптор, неоднократно недовольный результатами созидания, опять разминает глину и принимается за следующую попытку. Разумеется, в случае игры, ведущейся между генотипами и фенотипами, должны происходить несравненно более запутанные и во мраке веков уже погасшие связи.
      Происходило таким образом, что мозг возникал действительно как целое, но построенное из отдельных модулей, которые необязательно сразу были согласованы друг с другом функционально, поскольку эту миллионнолетнюю антропогенетическую битву никто не проектировал и не контролировал. В результате этого различные умения, размещенные в разных частях мозга, на его различных уровнях, в удивительным образом соединенных центрах и ядрах в различной мере сохраняли свою автономию. В принципе это было действительно подобно, хотя в миллионы раз сложнее, такому тасованию и раздаче карт, при котором слепо и упорно стремятся достичь гомеостатической стабильности. Поэтому также не может быть даже речи о том, что велся один вид игры за человека и что управлял им один вид раздачи. Ответвлений было очень много, были australopithecinae, был pithecanthropus robustus, и это множество тогда сдало экзамен умения, когда, по меньшей мере четверть миллиона лет назад, человек, до этого времени живущий толпой, начал жить общественно и размножался, в результате чего расселился по всей Земле. И все же некоторые функционально необычные формирования неудачных прототипов, закодированных в генотипах, как бы продолжались и появлялись в разных местах и в разных условиях, один раз - удачно, другой раз - гибельно. Достаточно представить себе, какой должна была быть судьба человека с мозгом Эйнштейна, родившегося в пещерную эпоху. Суммировать все это можно следующим образом: мы возникли из составных частей в ходе игры, при этом эволюция тестировала фактические видовые способности, но в то же время она не занималась созданием интроспективных зондов, которые позволили бы нашему мышлению изучить самого себя, поэтому у нас есть интуиция, но нам ничего не известно о ее механизме, поэтому мы помним, говорим, пишем и понимаем, но не знаем, как это делается. Человеку достаточно посмотреть на самого себя, чтобы он понял, насколько ограничена его телесная сфера, подверженная автоконтролю. Мы устроены так, что раны заживают, но не знаем (кроме медиков), как это происходит. Одним словом, название старой книги Каррела (Carrel) «Человек - существо неизвестное» все еще актуально. Мы не только не знаем себя, но мы также не знаем, как будем поступать в непредвиденных ситуациях. Не знаю, пойдут ли нам на пользу (а хотелось бы) исследования, которые в конце сделают возможным создание искусственного интеллекта.
 
       Перевел с польского

       1- Будущее время (лат.).
       2- Имеется в виду книга Германа Кана " The Next 200 Year", 1976 г.
       3- Рассказ написан в 1971 году.
       4- Человек искусственный (лат.).
       5- Рассказ написан в 1971 году.
       6- Введение в технологию космопродукции (англ.).
       7- Речь идет о рассказе "Профессор А.Доньда", написанном в 1975 году.
       8- Более подробно - в статье "«Закон Доньды» Станислава Лема". - «Компьютерная газета», Минск, №№29,30/2000 ( , ).
       9- Роман написан в 1963 году.
       10- В полном объеме "Диалоги" на русском языке не опубликованы; но перевод первого диалога (о котором идет речь в настоящем эссе) имеется - см. "Лем С. О воскрешении из атомов". - журнал "Фантакрим МЕГА", Минск, 1992, №5.
       11- Фантастическое эссе написано в 1973 г.
       12- Статья написана в 1968 году.
       13- Более подробно - в статьях " ". - «Компьютерная газета», Минск, №3/2000, и " ". - там же, №38/2000.
       14- Рассказ написан в 1974 г., входит в цикл "Кибериада".
       15- Технологический гений времени (лат.).
       16- Я сделал все, что смог; кто сможет, пусть сделает лучше (лат.).
       17- Это эссе под названием "Сильвические размышления LXXI" впервые было опубликовано в польском журнале " Odra", №9/1998. Его можно рассматривать как продолжение эссе "Заклятие превидизма", КТ ##399, 400, в котором Станислав Лем говорит о предвидении Интернета (но не только) и сопутствующих ему программных средств ( , ).
       18- Протей - в древнегреческой мифологии морское божество, которому приписывались дар прорицания и способность произвольно менять свой вид.
       19- Сцилла и Харибда - в древнегреческой мифологии два чудовища, якобы обитавшие на прибрежных скалах по обе стороны Мессинского пролива и поглощавшие мореплавателей.
       20- Наука дает надежду на бессмертие (англ.).
       21- На пороге (лат.).
       22- Пунктуализм - концепция недарвиновской эволюции, согласно которой эволюция идет путем редких и быстрых скачков в небольших популяциях в течение одного или нескольких поколений.
       23- Сальтационизм - направление антидарвинизма, согласно которому весь план будущего развития жизни возник еще в момент ее появления, а все эволюционные события происходят в результате скачкообразных изменений (сальтаций) эмбриогенеза…
       24- Изначально, до опыта (лат.).
       25- В самую суть дела (лат.).
       26- Парижский театр ужасов.
       27- Свою формулу Ф.Дрейк предложил в 1961 году, при этом по его расчетам N=10000. Впрочем, другие ученые по этой же формуле получали и N=1, и N=1000000 (миллион (!) - Карл Саган, упоминавшийся Станиславом Лемом в эссе «Космические цивилизации»)
       28- Из ничего ничего и не получится (лат.).
       29- В свое время Станислав Лем выполнил обширное тематическое исследование литературных произведений разных авторов, опубликованное в двухтомнике «Фантастика и футурология» (1970 г., на русском языке не издавался), в котором роботам посвящена глава «Роботы и люди» (см. ).
       30- В строгом смысле (лат.).
       31- Теория топософского (от греческих topos - место и sophia - мудрость) восхождения (англ.). Речь идет о дополнении к фантастическом эссе «Голем XIV»: «Лекция XLII: О себе» (1981 г., на русском языке не опубликовано).
       32- Информационный поиск (англ.).
       33- Написан в 1958 г.
       34- Написан в 1963 г., входит в цикл «Рассказы о пилоте Пирксе».
       35 - Предсказатель (англ.).
       36 - Сборник рассказов «Сказки роботов» впервые был издан в 1964 г. Входит в программу обязательного изучения в польской школе. Кроме него, роботам полностью посвящен цикл «Кибериада», рассказы которого были написаны в 1963-1976 гг.