– Да, понимаю, – ответила Надин, завидуя уверенности художника. Сама она долго собиралась с духом, чтобы решиться провести линию.

– Не бойтесь, Надин. Смелее! – внушал Люк. – Начните все заново, уверенней ведите линию! – Он подбадривающе улыбнулся Надин и перешел к другому ученику.

Она послушно принялась рисовать все заново. Работа настолько захватила ее, что она позабыла обо всем на свете – и о Шоне, и о тех людях, что окружали ее. Надин не слышала больше ни голоса учителя, ни шума океана.

Когда Люк неожиданно громко хлопнул в ладоши, объявляя перерыв, Надин вздрогнула.

– Не знаю, как вы, а я проголодался. Жена сказала мне, что сегодня на ленч будут крабы, начиненные перцем и пряностями, а также великолепная окра.

– А что такое окра? – спросила темноволосая девушка, работавшая рядом с Надин..

– Что такое окра? – улыбнулся Люк. – Окра – это нечто среднее между густым супом и тушеным мясом. Очень острое, с массой специй и трав. Я обожаю окру, но она имеет специфический вкус. Если вы любите карри, возможно, полюбите и окру. А еще жена приготовит горох с рисом – это традиционное ямайское блюдо, вы всегда найдете его в меню. Моя жена выросла на Ямайке и прекрасно готовит его. Для тех, кто не любит рисковать, будут поданы разнообразные салаты, а вегетарианцам предложат особое меню. Но послушайтесь моего совета: отведайте блюда нашей местной кухни. Держу пари, вам понравится!

Надин зашла в номер перед тем, как отправиться на ленч. Когда она открывала дверь, то была почти уверена, что застанет Шона в комнате. Но номер был пуст и старательно убран горничной. Никаких следов пребывания ее бывшего мужа, даже зубная щетка исчезла с полочки в ванной, не говоря уже о его чемодане.

Она должна была бы испытать облегчение, но на самом деле почувствовала, что разочарована. Надин посмотрела на себя в зеркало: глаза были невеселые, выдавая усталость. Да-да, именно в этом все дело, она устала! Она нисколько не разочарована из-за того, что Шон уехал, уверяла себя Надин. Он здесь совершенно ни при чем!

Она умылась и переоделась в свободную тунику желтого цвета. Мысли о Шоне не давали ей покоя. Уехал ли он из этого отеля или вообще покинул остров, а есть ли ему где остановиться?

Расчесав волосы, положив легкий слой дневного крема, припудрив носик и чуть тронув помадой губы, Надин спустилась на террасу, расположенную позади отеля. Под бамбуковой крышей были расставлены столики, на которых играли солнечные блики, пробивающиеся сквозь навес.

Похоже, она пришла к трапезе последней.

Все уже расселись, и Надин огляделась в поисках свободного места. Люк окликнул ее:

– Надин, мы специально оставили для вас место. Вот здесь, рядом с вашим мужем.

Надин вся похолодела, когда увидела хорошо знакомое лицо Шона. Так, значит, он никуда не уехал! Интересно, удалось ли ему получить отдельный номер? Но что, черт его побери, он наговорил Люку Хейнсу? Как объяснил то, что не может остановиться с ней в одном номере? Или он все еще собирается жить с ней в одной комнате? Ну уж нет! Она вовсе не собирается спать с ним в одной постели. Скорее уж улетит первым самолетом обратно в Англию!

Шон поднялся со своего места и отодвинул стул, приглашая жестом Надин.

– Садись, пожалуйста, Надин. Рекомендую тебе салат из крабов. Никогда не ел ничего вкуснее. Приготовлен просто превосходно!

Слишком много людей сейчас смотрит на нее, ни к чему устраивать скандал, решила Надин. Из-под опущенных ресниц она метнула на Шона взгляд, не обещавший ничего хорошего. Если он думает, что одержал победу, то очень скоро ему придется убедиться, как он ошибается.

Перехватив ее взгляд, он тут же стал наливать вино в ее бокал, и она невольно отметила, сколь красиво он делает это.

– По-моему, тебе надо выпить, дорогая. Думаю, тебе понравится легкое калифорнийское белое вино. Как раз для такого жаркого дня.

Надин долго изучала меню, едва сдерживая злобу и раздражение. Она выбрала рыбу, приготовленную на гриле, и салат. Люк Хейнс только головой покачал при этом:

– Эти блюда вы можете заказать где угодно. Почему бы вам не попробовать чего-нибудь новенького, Надин?

– Надин никогда не любила рисковать, – отозвался Шон.

– Вспомните, что я говорил вам утром во время занятий, Надин, – сказал Люк. – Если хотите научиться хорошо рисовать, ничего не бойтесь, рискуйте. И это должно стать вашим жизненным правилом. А теперь попробуйте окру, начните хотя бы с этого!

Едва сдерживая переполнявшие ее эмоции, Надин поспешно ответила Люку согласием.

– Но потом я все же отведаю рыбу, зажаренную на гриле.

Официант только переглянулся с Люком и исчез. Надин тем временем потягивала сухое белое вино. Шон оказался прав: вино действительно освежало. Скосив глаза, она наблюдала за Шоном: он с несомненным удовольствием поглощал крабов, начиненных перцем и специями.

Голос Люка заставил ее вздрогнуть:

– Прекрасно понимаю вас, Надин. Есть отчего пожелать оставаться инкогнито. Непросто, наверное, быть женой такого известного человека. Ну, ничего, мы прощаем вас. Тайна раскрылась, как только моя жена увидела Шона сегодня утром. Надо сказать, она без ума от кино. К тому же большая поклонница его фильмов. Чуть было дара речи не лишилась, когда увидела Шона собственной персоной в холле отеля.

– Ваша жена замечательный человек, просто слов не нахожу. Не будь она поклонницей кино, вряд ли бы тут же нашлась вторая комната прямо рядом с нашим номером.

Надин, как ни старалась сдерживать себя, все же одарила Шона пронзительным колючим взглядом, а он только лучезарно улыбнулся ей в ответ.

– Клара Хейнс просто в ужас пришла, когда я рассказал ей, как часто мне приходится пользоваться телефоном по ночам и как часто будут звонить мне. И все из-за разницы во времени. Но каждый раз ночные переговоры по телефону, без которых в нашем деле, к сожалению, не обойтись, будут не давать тебе спать, дорогая. И вот эта добрая душа дала нам вторую комнату, рядом.

– Да-да, один из наших американских гостей покидает нас сегодня, и его номер освобождается, – радостно сообщил Люк. – Шон может занять его, как только там приберут. К восьми часам номер будет в вашем распоряжении, так что сегодня ночью вас не побеспокоят международные телефонные звонки.

– Не правда ли, как все замечательно устроилось, дорогая? – вкрадчиво проговорил Шон.

– Лучше не придумаешь! – широко улыбнулась мужчинам Надин, в то время как ей кричать хотелось. Как это ему удалось? Впрочем, Шон всегда умел устроить свои дела, чего бы ему это ни стоило. У него был свой подход к людям. Видимо, поэтому он и стал замечательным продюсером. Какие бы препятствия ни встречались на его пути, он всегда их преодолевал.

Надин даже обрадовалась, когда официант принес ее заказ и она могла переключить все свое внимание на еду. Как Люк и обещал, окра оказалось острой и пряной, а крабы были просто великолепны. Пока она молча поглощала свой ленч, Шон оживленно беседовал с Люком, а остальные постояльцы гостиницы внимательно прислушивались к их разговору.

Речь шла, впрочем, не о кинематографе, а о художниках. Оба, без сомнения, были всерьез увлечены этой темой. У Шона была небольшая коллекция: рисунок Пикассо, подаренный ему на день рождения одним французским актером несколько лет назад; Лоури, картину которого купил он сам; Берил Кук, в обычной для себя манере изобразивший пухлых женщин в белом, играющих в теннис на сочной зеленой траве в парке.

– Мне его подарила Надин, – сказал Шон с блеском в глазах.

Она вспомнила обстоятельства, при которых сделала ему тот подарок. Случилось это на Рождество четыре года назад. Они поздно встали в тот день и прямо с утра стали пить шампанское и разворачивать подарки, оставленные под елкой. Она подарила Шону картину Берила Кука, а он в свою очередь преподнес ей потрясающие серьги с изумрудами.

Тогда он настоял, чтобы она их сразу же надела, а затем утащил ее в постель, и они занимались любовью.

Надин поняла, что он тоже сейчас вспоминает то утро, и зарделась под его пристальным взглядом.

– Приглашаю вас побывать в моей мастерской сегодня во второй половине дня, – сказал Люк с хитроватым выражением. – Может, вам что-нибудь приглянется и из моих работ. Вряд ли можно представить хорошую коллекцию современной живописи без моих картин, – широко улыбнулся он.

– А у меня уже есть две ваши акварели, – сказал Шон, а Люк при этих словах искренне удивился:

– Неужели? Не может быть! Когда вы их приобрели?

– Одну я купил на вашей лондонской выставке четыре года назад – на ней изображена гавань. Думается мне, вы нарисовали ее здесь, на острове. А на другой изображен рыбный рынок. Эту картину подарила мне Надин уж и не помню когда. Она мне особенно нравится – люблю ослепительно яркие краски. Серым дождливым лондонским утром они способны поднять настроение.

Слова Шона явно пришлись Люку по душе.

– Очень рад! Надо сказать, что сам я не смог бы жить в Лондоне. Слишком люблю солнце. Я много раз рисовал рынок – уж очень живописное зрелище! Мне кажется, есть что-то общее между живописью и съемками фильма.

Шон кивнул.

– Абсолютно согласен с вами. Мы, разумеется, начинаем со сценария, но каждый кадр должен быть продуман не менее тщательно, чем картина; прибавьте сюда еще движение в кадре.

– Все это так увлекательно! – воскликнул Люк. – Всегда мечтал увидеть, как снимается кино! Но, должно быть, вы не любите визитеров на съемочной площадке?

– Отнюдь, только сообщите заранее, чтобы я все организовал для вас.

– Это было бы замечательно, спасибо, – поблагодарил Люк, и, перехватив холодный взгляд Надин, поинтересовался: – А вы когда-нибудь снимались, Надин?

– Нет, – резко ответила она, а Шон криво усмехнулся:

– В доме повешенного о веревке не говорят, Люк. Ей очень хотелось бы играть, но...

– Но у меня ничего не получилось, – закончила за него Надин и поднялась из-за стола. От десерта она отказалась, сославшись на массу неотложных дел, и, извинившись, удалилась.

Она поспешила к себе в номер, надеясь на то, что Шон не успеет перехватить ее по дороге. Захлопнув дверь, она разделась, облачилась в купальный костюм, набросила на плечи пляжную накидку, сунула книгу и плейер с наушниками в большую сумку и отправилась на пляж. Во второй половине дня занятий живописью не намечалось, отдыхающие были предоставлены самим себе, и Надин надеялась понежиться на солнце, послушать музыку и немного расслабиться.

Пляж принадлежал отелю и не был общественным, наверное, поэтому он пустовал в этот час. Голубые волны Карибского моря с тихим плеском разбивались о серебристый песок, горячее солнце находилось в зените, линия горизонта терялась в легкой дымке. Надин дередвинула шезлонг под тент, положила рядом сумку на пластмассовый столик и опустилась в глубокое кресло. Ей доставляло огромное удовольствие наблюдать за птицами, которые прогуливались по берегу и время от времени зарывали свои клювы в песок, слушать крик чаек над головой и всматриваться в даль моря.

Надин вздохнула, достала пузырек с лосьоном для загара и стала наносить его на кожу.

– Помощь не нужна?

Неожиданно прозвучавший рядом с ней мужской голос заставил ее вздрогнуть. Надин едва не выронила пузырек, увидев Шона.

На нем были лишь узкие плавки черного цвета, подчеркивающие золотистость загара. Солнцезащитные очки с зеркальными стеклами, в которых отражалось голубое небо, скрывали его глаза. Надин старалась не смотреть на него, она судорожно глотнула воздух и почувствовала, что сердце ее вот-вот выпрыгнет из груди.

– Не надо было приходить сюда? Почему ты не оставишь меня в покое? Я хотела часа два отдохнуть, а ты пришел и собираешься испортить мне остаток дня. – Надин раздраженно завинтила пузырек. Шон потянулся за лосьоном. – Оставь его! – Надин не хотела выпускать пузырек из рук, но Шон все-таки вырвал его и открыл крышку. – Переворачивайся, я намажу тебе спину.

– Нет! – Надин не на шутку разозлилась: вторгается в ее жизнь из прошлого, которое она старается забыть, отказывается уехать и в довершение всего портит замечательный день.

Шон поставил лосьон на песок и опустился на колени рядом с Надин, касаясь ногами ее ног.

– Не смей трогать меня!

Шон смотрел на нее сквозь зеркальные стекла очков, а ей очень хотелось увидеть выражение его глаз.

– Ты же не хочешь обгореть?

Когда Надин увидела, что он наливает на ладонь немного жидкости из флакона и склоняется к ней, у нее пересохло во рту.

– Я и сама могу это сделать! – с этими словами она попыталась подняться, но Шон одной рукой заставил ее лечь, а другой начал втирать лосьон в кожу на плечах, ключицах, шее, пальцы его нежно касались изгибов ее тела.

Надин охватила внезапная слабость. Опустив густые ресницы, она тем не менее не упускала ничего из того, что происходило вокруг: голубизну неба, плеск волн и крик птиц. Шон осторожно опустил бретельки ее купальника. Надин запаниковала.

– Перестань, прошу тебя! – выпалила она и снова попыталась встать. Надин рванулась вперед, но Шон не позволил ей подняться. Расстояние между их телами теперь было настолько мало, что и ладонь бы не поместилась. Зеркальные стекла его очков по-прежнему скрывали выражение его глаз, а губы почти касались ее губ.

– Ты самая сексуальная женщина в мире, – произнес Шон и, опустив голову, стал целовать ее обнаженную грудь.

Надин едва не потеряла сознание. Ни дышать, ни пошевелиться она не могла; ей оставалось только закрыть глаза и чувствовать нежное, но настойчивое прикосновение его губ. Она вся дрожала.

Руки Шона обвились вокруг ее талии, горячие губы требовательно прижались к ее губам, лишая возможности думать. Тела их переплелись. Надин отчаянно хотела его, забыв обо всем на свете, о своем раздражении, о причинах, заставлявших ее не верить ни единому его слову. Неожиданно вспыхнувший огонь желания охватил их обоих.

Внезапно Надин услышала голоса, вторгшиеся в тишину солнечного дня. Это подействовало на нее отрезвляюще. Собравшись с силами, она оттолкнула Шона. Он сел, тяжело дыша, и взглянул в ту сторону, откуда раздались голоса – к песчаному пляжу через сад со смехом спускались отдыхающие.

Надин тоже села, поправила купальник и пригладила рукой растрепавшиеся волосы.

– Уходи! Оставь меня, наконец, одну! – бросила она Шону, а он сардонически улыбнулся, поняв причину, по которой так резко изменилось ее настроение.

Шон не удостоил ее ответом. Он поднялся на ноги, поставил под тент второй шезлонг и, прежде чем лечь, постелил на него свое полотенце.

Надин не знала, как лучше поступить – то ли не обращать на Шона внимания, то ли вернуться в отель. Но убежать и признать тем самым свое поражение она не могла. Она не доставит ему такого удовольствия.

Она легла в шезлонг, пошарила рукой в сумке в поисках темных очков и водрузила их на нос. Вставила последнюю кассету своей любимой группы в плейер, надела наушники и взяла в руки книгу.

Это был недавно вышедший детективный роман одного из ее любимых .писателей. Но сосредоточиться на чтении Надин не смогла – мысли ее были заняты совсем другим. Шон! Она по-прежнему была к нему неравнодушна. Но она не забыла то чувство одиночества и горечь, которые испытала в последние месяцы своего замужества. Шон редко бывал дома, а когда бывал, они только и делали, что ссорились. Надин знала, что он часто виделся с Фенеллой Нэш – он постоянно говорил о ней. Он обсуждал ее достоинства и талант со всеми – с друзьями, журналистами, коллегами по работе. Он считал Фенеллу находкой – фотогенична, красива, способна передать настроение своей героини одним лишь взмахом ресниц. Шон захлебывался от восторга, рассказывая о ней, а Надин сгорала от ревности.

Когда они были одни, он становился раздражительным, ко всему цеплялся и норовил улизнуть из дому. У них начались проблемы задолго до того, как они расстались. И что бы сейчас Шон ни говорил, произошло это из-за того, что он увлекся Фенеллой, а вовсе не из-за того, что он приревновал Надин к Джеми Колберту. Она работала с Джеми очень давно. Шону он никогда не нравился, и он часто говорил, чтобы она с ним больше не сотрудничала. Но тогда он хотел, чтобы она вообще бросила работу. Не желал видеть ее фотомоделью и не понимая, зачем ей делать карьеру, если она – его жена. Он хотел, чтобы она родила ему ребенка, чтобы у них была настоящая семья.

Она тоже хотела иметь детей, но не сейчас. С рождением ребенка ее фигура изменится, возможно, даже настолько, что стать прежней она уже не сможет. Излишний вес, сбросить который не удастся, походка, которая потеряет свою упругость, живот, который уже не будет таким плоским; ее пугала мысль о морщинах, о том, что она не сможет восстановить прежнюю гибкость и силу мышц. Надин видела, что именно так случалось со всеми девушками, и это означало конец их профессиональной карьеры фотомодели.

В любом случае Надин приближалась к тому возрасту, когда придется оставлять работу фотомодели: двадцать лет – пик карьеры, следом шли молоденькие девушки, готовые занять твое место. Ей хотелось поработать еще несколько лет, прежде чем она уйдет. Но Шон и слышать ничего не хотел.

Может быть, это и послужило главной причиной их развода? Эта мысль неожиданно только сейчас пришла Надин в голову. Не были ли Фенелла Нэш и Джеми лишь предлогом, а реальная причина лежала гораздо глубже? Она непроизвольно вздохнула. Какой смысл докапываться до сути? Зачем все время возвращаться к прошлому? Шону больше нет места в ее жизни. Она должна позаботиться о себе, о своей карьере.

А может быть, на самом деле все обстоит иначе и она ошибается насчет себя и Шона? Последняя встреча доказывала, что чувства, которые она испытывала к нему, не исчезли. Ее тянуло к Шону и сейчас.

На пляже появилась группа молодых людей – Надин слышала их оживленные голоса. Она подняла глаза – на уроках живописи этих молодых людей она не видела, но несколько раз сталкивалась с ними в холле отеля. Это были загорелые, спортивного вида юноши. Сейчас они носились по берегу, бросая друг другу мяч и ныряя время от времени в воду. Заметив, что Надин наблюдает за ними, все свое внимание они переключили на нее, откровенно разглядывая ее стройную, необычайно женственную фигуру. Надин вспыхнула и поспешила углубиться в чтение.

Шону, однако, это откровенное разглядывание совсем не понравилось. Надин почувствовала, как он весь напрягся, одаривая молодых людей не слишком дружелюбными взглядами. Так всегда случалось с Шоном, когда он замечал, что на нее пялятся мужчины. Он буквально испепелял их взглядом.

Так было и на этот раз. Молодые люди в спешке ретировались: нырнули в воду и поплыли к плоту, что качался на волнах недалеко от берега. Надин едва сдерживала смех. Ей было понятно состояние этих молодых людей: мало кто мог выдержать свирепый взгляд Шона Кармайкла. Взгляд его не сулил ничего хорошего. Тяжелый, пронзительный взгляд голубых глаз выражал неприкрытую угрозу, а крепко сжатые кулаки не оставляли сомнений в том, что он эту угрозу выполнит. В этот момент Шон был удивительно похож на пантеру, готовую к прыжку.

Солнце припекало. Надин передвинула шезлонг глубже в тень. Книга упала на песок. Веки отяжелели, она сладко зевнула и погрузилась в сон. Ей снился Шон, его тело, губы, руки, заставляющие ее сладострастно вздрагивать, такие сильные и ласковые одновременно. Она вся горела от желания.

Когда Надин очнулась, то прямо перед собой увидела голубые глаза Шона, пристально глядевшие на нее. Он лежал в шезлонге так близко от нее, что они почти касались друг друга. Похоже, все то время, пока она спала, он наблюдал за ней. И хотя Шон не мог знать, что ей снилось, она густо покраснела. Надин гадала, не выдала ли она себя во время сна неосторожным движением или словом. Но Шон ничего не сказал.

Его жадный, требовательный взгляд заставлял ее сердце учащенно биться. Выдержать этот взгляд она была не в силах. Вскочив на ноги, она побежала по песку в сторону моря. Вода приятно холодила разгоряченное на солнце тело. Она поплыла. На плоту уже никого не было, и Надин решила отдохнуть на нем. Оказавшись на плоту, она обернулась к берегу и увидела, что Шон преследует ее. Через мгновение он оказался рядом с ней, одним рывком выбравшись из воды на бревна. Темный загар его отливал золотом, в глазах отражалась синь воды, длинные мускулистые ноги касались ее ног.

Это легкое прикосновение было подобно разряду электрического тока. С трудом сдерживая себя, Надин воскликнула:

– Ну почему ты не хочешь оставить меня в покое?! Ты испортил мне весь отдых, а ведь это первый отпуск, который я себе устроила за годы тяжелого труда. По возвращении меня ждет новая работа, весьма и весьма непростая, кстати сказать. Я хочу добиться успеха на телевидении, и это потребует от меня колоссальных усилий. Мне действительно нужен отдых. Я ведь не много прошу – всего несколько дней покоя! Но и этого не имею, когда ты рядом. Если ты не уедешь, Шон, мне придется уехать самой. Ты понапрасну теряешь время в любом случае. Тебе не удастся добиться того, что ты хочешь. Между нами все кончено. Пойми это и не мучай меня.

Поначалу Шон слушал ее, лениво ухмыляясь. Но последние слова Надин не на шутку разозлили его.

– Ничего между нами не кончено! И не закончится, пока я сам не скажу тебе об этом, – гневно бросил он.

– А ты уже сказал мне об этом. Разве не помнишь?! Мы уже разведены, Шон.

– Одни лишь слова, – выпалил Шон. – Слова, написанные на бумаге, – юридическая казуистика, не больше. Формально мы, может, и разведены, но цепи, связывавшие нас, не разбиты. – Он коснулся рукой ее бедра.

– Не смей! – закричала Надин.

Шон смотрел на нее, сардонически ухмыляясь.

– Но ведь ты хочешь этого. И я хочу. Вместе мы или порознь, нас тянет друг к другу. – Голос его перешел на срывающийся шепот: – Мы созданы друг для друга. Я только сейчас понял, что это значит.

– Замолчи сейчас же! Я не собираюсь спать с тобой. Оставь меня одну!

Надин собиралась прыгнуть в воду, но Шон помешал ей. Он обхватил ее плечи руками, удерживая на плоту.

– Я хочу начать все сначала, Надин, – сказал Шон, склоняясь к ней, а у нее от его близости перехватило дыхание. – То, что было между нами, нельзя забыть. Все было так прекрасно, и вдруг из-за какой-то глупой случайности мы разошлись. Ты уверяешь меня, будто между нами все кончено. А ведь сама так не думаешь, признайся, ведь это так! Мы должны быть вместе, это предопределено свыше. Я это чувствую. Дай мне шанс начать все сначала, вернуть нашу любовь. – Он остановился, глубоко вздохнул и попросил: – Надин, давай попробуем начать все сначала!

Надин пристально смотрела на Шона. Сердце твердило ей, что она все еще любит его, а разум говорил обратное. Надин не знала, что ответить ему. Их тянет друг к другу, это так. Но одного физического влечения мало. Смогут ли они жить вместе под одной крышей?

Она вскинула глаза к небу. Что же ей делать?