Дмитрий Лекух

Хардкор белого меньшинства (рассказы)

ОСНОВА

Гарри

Осень вообще способствует размышлениям и зарисовкам.

Особенно когда гуляешь по еще не холодной, но уже гулкой из-за опавшей листвы Москве.

По центру, разумеется.

По окраинам гулять – проблематично.

Не из-за того что там опасно, нет.

Там уже давно нормально, даже в самых пролетарских районах.

Ну, если только самым поздним вечером, когда пролетариат ужрется вусмерть дешевым пивом.

Тогда – да, может и удаль молодецкую показать.

Как и в любом другом нормальном европейском мегаполисе.

Если не верите, рискните прогуляться перед закрытием пабов где-нибудь в восточном Лондоне.

К примеру, в районе доков.

Гарантирую, можете схлопотать по роже ничуть не хуже, чем в каком-нибудь родном до боли Бирюлеве.

Издержки большого города.

Ну так и на фига нам там гулять?

Лучше уж не торопясь пройтись по Малому Палашевскому – и дальше, к Патриаршим прудам.

На сами Патриаршие, правда, лучше не заворачивать, их уже успели изуродовать новостроями, а вот вокруг – настоящая старая Москва.

И машин немного.

Мы с Гарри любим там бродить.

Молчать, людей разглядывать.

Иногда заглядывать в разбросанные там и тут маленькие кафешки: попить горячего кофе или, в зависимости от настроения, пропустить по кружечке холодного пива.

И, если поболтать, то – исключительно о пустяках.

Потому как, кроме этого, нам с ним говорить ну совершенно не о чем.

Нет, ну, правда, скажите мне на милость, о чем я могу говорить с успешным финансовым брокером Игорем Игнатовым? Я даже, к стыду своему, очень слабо представляю, чем занимаются в этом мире люди его профессии.

И не потому, что тупой.

Просто мне это глубочайшим образом фиолетово.

Своих проблем и так выше крыши, чтобы еще и этой бедой заморачиваться.

А вот помолчать со своим старинным приятелем Гарри – это всегда пожалуйста. Просто все свои «истории из жизни» мы друг другу уже давно рассказали, все проблемы давно обсудили, а во всем остальном – настолько разные люди, насколько это только можно себе представить…

Вот и остается, если хочется поболтать, обмусоливать вчерашний футбол или технико-тактические характеристики пробежавшей только что мимо нас хорошенькой девчонки.

Так, абстрактно.

До конкретики-то дело вообще вряд ли может дойти, просто по определению.

Я мучительно люблю свою, недавно чуть не потерянную – по собственной, кстати, непробиваемой глупости, – жену, а Гарри – так просто создан быть образцом примерного семьянина.

Он даже дочку свою в нашей мужской и насквозь циничной компании называет исключительно доченькой и ничуть этого не стыдится.

Ему это просто в голову прийти не может.

…Наши девчонки Ленке искренне завидуют.

Вот студенточка, отхватила себе мужика!

Сильный, умный, обеспеченный…

Не все, разумеется.

Моя Машка, к примеру, постоянно говорит, что Игоря очень любит, но через неделю-другую общения с ним сбежала бы к чертовой матери окончательно и бесповоротно.

Чересчур уж он… гкхм… нет, не скучный… человек, с которым хорошо молчать, скучным быть не может…

Органичный.

Цельный.

Безо всякой тебе рефлексии и надлома.

А посему – лично ей по этой жизни глубоко неинтересный…

Бог его знает, может, она и права.

Я в женской психологии, если честно, не очень хорошо разбираюсь.

Ну да ладно…

Я о другом сейчас.

О прогулках и размышлениях.

Вот, к примеру, почему нам с ним так хорошо именно в этом районе старой Москвы?

Ведь есть еще Сретенка, Остоженка, Замоскворечье…

А гуляем постоянно – именно здесь.

И ладно еще я – я здесь в школе учился.

Как раз в Малом Палашевском переулке.

По всем окрестным дворам от учителей с сигаретой прятался.

А потом тут же – на Тверском бульваре – в литинституте.

Каждую лавочку помню на ощупь.

Ну, а он?

Жил, и живет, где-то в Люблине, заканчивал сначала экономический факультет МГУ, потом в Лондоне доучивался.

И при чем здесь, спрашивается, Патриаршие пруды?

Ан нет.

Когда один из нас звонит другому, – причем не важно, кто кому, – и предлагает прогуляться, вопрос «где?» даже и не задается.

Здесь, естественно.

Или вот – почему из всех московских футбольных клубов мы выбрали именно «Спартак»?

Странно ведь.

У меня отец всю жизнь за «Динамо» болел.

Я его даже подкалывал потом, когда простил его уход от нас с мамой в другую семью: мол, как это так, ты, ученый, интеллигент, и так переживаешь за «бериевскую» команду?

А Гарри так вообще, по идее, – потомственный конь. У него папаша и сейчас на стадион за ЦСКА переживать ходит. А Гарри, – хоть отец для него до сих пор непререкаемый авторитет, – эту конюшню…

Гкхм…

Он, наверное, только «черных» больше ненавидит…

Да чего уж там…

…На футболе он, кстати, совершенно преображается.

Даже намечающийся пивной животик как-то сам по себе куда-то втягивается.

На круглом, довольно добродушном лице проявляются резкие и злые линии морщин. У уголков обычно по-юношески пухловатого рта пролегают суровые и жесткие складки.

Суровый мужик, лет тридцати пяти, в грубой темной куртке от «Стоун Айленд». Под ней «умбровский» свитер с обязательным капюшоном, чтоб перед или во время акции не пропалили менты.

На ногах – высокие солдатские ботинки на толстой тяжелой подошве.

Упаси господи, не «гриндерсы», он их презирает, говорит – неудобно ногами махать.

Да и от ментов, если что не так пойдет, сваливать непросто – слишком тяжелые.

И не «положняковые» для «казуального» футбольного хулиганья навороченные белые тапки от какого-нибудь из новомодных брендов.

Нет, исключительно – знаменитая спецназовская «вторая кожа».

Сколько этими ботинками, кстати, челюстей вывернуто и черепов проломлено, сколько случайно подвернувшихся машин и витрин разбито – наверное, и не сосчитать…

Уличный боец «первой линии», траблмейкер, «основа».

По британской хулиганской футбольной терминологии – First Line.

Его ровесники уже в большинстве своем от этого дела отвалились, а он – и не собирается.

Такая же часть жизни, как работа на бирже и учеба в Лондоне.

И – все дела…

…Я останавливаюсь и хлопаю его по плечу:

– Ну что, друг мой Гарри, давай в эту забегаловку заглянем, по кружке дернем, и – по домам? А то уже часа три с тобой бродим…

– Давай, мне уже тоже домой пора. Я доченьке обещал перед сном про Винни-Пуха почитать, а мне еще мясо на ужин готовить, Ленка-то над конспектами сидит, диплом скоро. А я вчера такую телятинку на рынке прикупил, сегодня с утра ее в красном вине замариновал с лучком – ух, пальчики оближешь. Куплю по дороге бутылочку красненького итальянского, Ленке цветов, да как засядем… А у тебя Машка опять на съемках?

– Да нет, – жму плечами, – к родителям поехала. Часам к восьми договорились встретиться…

– Ну и ладненько, – улыбается, – хорошо побродили. В среду на футболе увидимся?

Ответа он не ждет, знает и так.

Просто ныряет в гулкий полумрак небольшого бара.

Когда я его догоняю, он уже расплачивается с хорошенькой барменшей в смешной бейсболке за две кружки «Гиннеса».

– Зараза ты, Гарри. Опять мне заплатить не дал…

Он смеется и хлопает меня по плечу:

– Да прекрати, старик, какие наши годы…

На костяшке указательного пальца правой руки, которой он держит пинту самого лучшего в мире темного пива, старый глубокий шрам.

След от чьих-то выбитых зубов.

Гарри мне ни разу об этом не говорил, но, по-моему, он им жутко гордится…

Основа

Серегу мы с Русланычем прямо с утра встретили.

Выбрались из гостиницы прошвырнуться по Невскому да пивка где-нибудь попить, благо погода замечательная.

А тут и он со своими навстречу.

– Привет, – тянет руку.

– Здорово, – отвечаем.

Постояли, потрепались, о знакомых порасспрашивали.

– Все здесь, – смеется.

– Ого, – говорю, – неужели вся основа приехала?

– А то, – хохочет. – Будет бемц. Гарантирую…

– Молодцы, – вздыхаю. – Пивка пойдешь глотнуть?

– Да нет, – жмет плечами, – сейчас форму надо держать. Вот если вечером…

– Вечером – это само собой, – соглашаюсь. – Ну а мы – двинем, пропустим пинту-другую.

Он неожиданно хитро прищуривается:

– С нами не хотите?

– Серег, – говорю укоризненно, – ты же знаешь, мы с «зарницами» – завязали. Не трави душу…

– Понятно, – вздыхает, – у всех у нас рано или поздно приходит время уходить…

– Вот именно, – киваю. – Вы на поезде приехали?

– Кто как, – жмет плечами. – А вы на машине?

– Ага, – морщусь, – на моем «Лэндровере». Сейчас думаю – ошибся. Стремновато тут сегодня с московскими номерами…

– Это точно, – ржет, – а будет – еще стремнее…

– Догадываюсь, – вздыхаю.

– Ну, тогда берегите себя.

– Постараемся…

Пожали друг другу руки и разошлись. Попили пива, послонялись по центру города, заскочили к знакомым.

– Вы на футбол приехали? – спрашивают.

– На него, – отвечаем.

– Сегодня «Зенит» вас порвет, – радуются, – а ваших бойцов наши парни по-любому отмутузят. И к бабке не ходи…

– Ага, – смеемся, – Не кажи «геть»…

Потрепались и разошлись.

Нам уже, в принципе, пора было.

Как раз успеем не спеша пообедать – и на стадион.

Пообедать решили в знакомой кафешке на Большой Пушкарской.

И место спокойное, и от стадиона недалеко. Мы в этот раз решили на террасу не ходить, выкупили ВИП-ложу.

А то мне в прошлый раз на секторе какой-то особо ретивый местный бомжара так камнем по башке засадил, еще пару сантиметров – и покойник. И ведь не сделаешь с ним, с гадом, ничего, пока он за ментовскими спинами беснуется.

А местные менты слова «Спартак» и «Москва» ненавидят немногим меньше, чем местная гопота, имеющая наглость называть себя фанатами.

Да они, ментяры эти самые, в принципе, и есть гопота.

Только в форме.

«Культурная столица», ага.

Изгадили когда-то великий город, вот и находят себе утешение в ненависти…

…Уселись в кафе.

Еще пива заказали и баранину в горшочках. Ее там хорошо готовят.

Сидим, ждем, когда принесут.

Тепло, солнечно, официантки улыбаются.

Откуда им знать, что мы и есть – те самые, страшные и ужасные, спартаковские фанаты.

Просто двое сравнительно молодых и крепких парней в модных дорогих шмотках. На «цветах» пусть лоходром рассекает, делать нам больше нечего. Мы сюда на футбол приехали, а не приключения на собственные задницы искать.

Хотелось бы приключений – мы бы с Серегой пошли.

Уж если драться, так не с гопотой же, – ни чести бойцовской, ни совести не имеющей.

С равными.

А так…

Сидим, пиво пьем, никому не мешаем.

Официанткам в ответ улыбаемся, Русланыч даже заигрывать пробует.

Так, абстрактно, чтобы форму не потерять…

Вот только шевеление на этой питерской улице мне что-то как-то совсем не нравится.

Ну то есть – абсолютно.

– Этого пенька малолетнего видишь? – спрашиваю, кивая на трущегося неподалеку от кафе паренька в тяжелых армейских ботинках, темном шерстяном свитере с капюшоном и клетчатой фейковой бейсболке, типа, от «Барбери». – Почему-то есть у меня такое ощущение, что он здесь неспроста тусует…

Русланыч аккуратно, стараясь не привлекать ничьего внимания, разглядывает мальчишку через толстое оконное стекло.

– Да, – соглашается, – похоже что скаут. Хоть бы кепку, что ли, снял, придурок малолетний. Галимое ж палево! И по подворотням тоже народ трется весьма подозрительный.

Киваю и поочередно набираю два телефонных номера.

Сначала звоню водителю, чтобы отгонял джип на стоянку в гостиницу.

От греха.

Машине с московскими номерами здесь сейчас делать ну совершенно нечего. А мы сами уж как-нибудь пешочком дойдем.

Чай, не графья…

Потом Сереге:

– Здорово еще раз, вы случайно не по Пушкарской к стадиону выдвигаться собрались?

– А что? – настораживается, – уже ждут?

– Да, похоже, – вздыхаю.

– Сколько?

– Да сотни две по подворотням ныкаются, и это – как минимум. По всей улице скауты шныряют. Так что вы бы лучше какой другой маршрут выбирали…

– Да ты что! – возмущается. – Тут такие парни приехали! А вот вы и вправду лучше сваливайте оттуда, там сейчас жарко будет.

– Мы на шифре, – смеюсь, – в кафе сидим. Чин-чинарем. И вышибалы на входе такие, что не факт, что даже ты бы связался…

– А, ну тогда ладно, – успокаивается, – тогда располагайтесь поудобнее, согласно купленным билетам. Шоу маст би гоу…

– Когда ты только, мутик чертов, английский как следует выучишь, – вздыхаю. – Русланычу на евровыездах достало уже твоим переводчиком работать…

– Зато я нюхаю и слышу хорошо, – ржет.

– Ну ладно, – смеюсь в ответ, – береги себя, нюхач…

– И тебе не хворать, – хохочет. – Жди…

Дождались…

…Ох, как же красиво они шли!

Как на параде…

Кто-то – слегка сутулясь, кто-то – горделиво раздвинув плечи, кто-то – деловито разминая суставы, высоко вскидывая хлопающие в такт ходьбе ладони, скандируя:

– Мос-ква! Мос-ква!!

Впереди, как и положено, тревожный хардкор, за ним – бойцы попроще. Вот только маловато их было. Всего десятков семь-восемь, и хоть выглядели они не мальчиками, а грозными бойцами, но – мало.

Мало.

Питерцы это тоже поняли и начали охватывать парней с флангов, умело отсекая возможные пути отступления. Мы с Русланом переглянулись и поняли, что сейчас – рванем.

Туда, к своим, к идущим под неминуемую раздачу парням, хоть это и совершенно безнадежно.

Массой задавят.

Но – гвардия умирает, но не сдается…

…И тут вдруг выяснилось, что не одни мы с Русланычем на этой улице пивка сообразить решили.

Вот одна группка крепких парней, вот другая.

Кто из кафешек выдвигается, кто из «случайно» припарковавшихся неподалеку неприметных, как грязноватое местное небо, изрядно побитых жизнью отечественных микроавтобусов.

Ого, а вот это – уже серьезно.

«Флинты».

Последние из могикан.

Не иначе как птичек где-то неподалеку кормили.

Или бабушек через дорогу переводили.

Прям, не выходя из мини-вэнов с затемненными стеклами.

Многовато, знаете ли, в этом районе Санкт-Петербурга старушек развелось, пришлось тимуровцев аж из самой столицы выписывать.

Как же мы их не разглядели-то?

А вон и Гарри, легко узнаваемый по своей знаменитой толстовке «Стоун Айленд» и высоким спецназовским ботинкам, – со всеми своими бойцами.

Вон «гладиаторы», вон «апельсины».

А вон и превратившийся не так давно в грозную и беспощадную силу «Юнион».

Действительно, вся основа приехала.

Питерская волна осадила назад.

Охотник готовился неожиданно для себя стать жертвой.

Но и отступать им тоже, в общем-то, не хотелось.

Вообще-то – это их город.

Мы решили пока подождать.

Наши услуги могли и не понадобиться…

И в этот момент «мясной» моб прыгнул…

…Настоящий уличный бой – резок, жесток и скоротечен. Когда мы через десять минут расплатились и вышли на улицу – там уже никого не было. Только мусор, обрывки газет, битые стекла да несколько крепко покореженных легковушек.

И плачущий, размазывающий по лицу кровавую юшку, питерский паренек на скамейке у разбитой автобусной остановки.

– Как же так? – видимо, принимая нас за своих, поднял он заплаканные глаза. – Как же так? Все – все пришли! Все!!! Лучшие! И – все легли. Все…

И снова заплакал.

В этот момент у меня за спиной кто-то демонстративно прокашлялся.

Я резко обернулся.

…Летящий силуэт легкого летнего пальто. Режущая взгляд безукоризненно отутюженная стрелка на дорогих серых брюках.

Элегантные туфли, черные очки, горделивый разворот головы. Боб. Старая питерская гвардия.

– Вот уж не думал, – усмехается нехорошо, – что ты на старости лет в скауты подашься…

– Я тебя тоже люблю, – кривлюсь в ответ, – но с головой тебе отношения слегка поправить надо. Если бы я на акцию приехал – сейчас бы с парнями дальше шел, а не с тобой тут лясы точил. Чай, не на вашей помойке вырос…

Он как-то слегка обмяк и неуверенно протянул руку. У него, вообще-то, слабые кисти, и в свое время он компенсировал этот недостаток, умело зажимая между пальцами половинку лезвия безопасной бритвы.

Щеки врагов только так напополам разваливались.

Но это было давно.

Когда он еще не был таким олдовым.

Как и мы все, в общем-то.

Я, естественно, эту самую руку – пожал. Сколько лет уже друг друга знаем.

– На футбол?

– А куда же еще? – смеюсь. – На террасу, правда, не пойду, а то у меня сложные отношения с питерскими булыжниками. Особенно если их ваши карланы в наш сектор швыряют. ВИП с Русланом взяли. Если хочешь – присоединяйся, свободных мест в ложе – навалом...

– Пожалуй, – кивает, – и присоединюсь. По деньгам тоже разберемся, думаю. На секторе сегодня, похоже, хрен знает чего будет твориться. Игорь, кстати, еще сейчас подойдет. Помнишь Игоря?

– А как же!

– Приглашаешь? – смеется. – А как с хулиганьем своим объясняться будешь?

Стучу пальцем по лбу:

– Они ж не идиоты. Вернее, идиоты, конечно. Но не настолько. Историю помнят…

– Да, – вздыхает он в ответ, – у нас – тоже помнят. Не все, к сожалению…

Молчим, курим.

Потом я хлопаю его по плечу:

– Не переживай, Боб. Все течет, все изменяется. Когда-то мы были союзниками, теперь – враги. Пройдет время, и когда-нибудь снова станем союзниками…

– Да, – кривится он, – единственные союзники вашего «мяса» были. Пока не схлестнулись. Помнишь, как мы друг друга на выездах по домам разбирали, когда приезжим ночевать негде было? Мы – вас, вы – нас…

– Помню, – киваю. – И как ты меня ночью на тачке приятеля из Питера вывозил, чтобы менты не замели, тоже помню…

– Откуда ж сейчас-то столько ненависти? – сутулится он.

– Да бог его знает, – жму плечами. – Что-то одни сделали не так, потом – другие. Вот и завертелось. Жизнь. Я вот, когда в армии служил, у меня там друг был, чеченец. Недавно видел его по телевизору. Точнее – не его, а его труп. Полевым командиром стал, под Басаевым ходил. Наших солдат убивал. Да думаю, и не только солдат. А мы с ним в армии под одним бушлатом спали…

– Да, – вздыхает, – как же теперь с этим со всем жить-то…

– Не знаю, старик, – говорю ему честно. Ну, правда, – нет у меня ответа на этот вопрос.

Тут, на мое счастье, подходит Игорь, мы жмем друг другу руки, обнимаемся и выдвигаемся в сторону стадиона. Наше хулиганье им уже два года подряд такой «околофутбол» устраивает во многом еще и потому, что на поляне у нашего переживающего не самые лучшие времена клуба – шансов практически нет.

Может, хоть на этот раз будет все по-другому?

Инициация

Эту девчушку к нам Алекс тогда подвел.

Есть у нас такой персонаж, по кличке Вишневый Сок.

Как и каким образом этого пенька в нашу движуху занесло – загадка не только для меня, но и, думаю, для всех окружающих.

Влюбчивый, улыбчивый, не принимающий насилия.

Насквозь правильный.

Даже – не пьющий.

Аж противно…

Эдакий ходячий анекдот, непонятный артефакт хрен знает какой цивилизации. Он как-то на выезд в Лондон, – это когда мы «гунерам» один-ноль на «Хайбери» слили, – умудрился с мамой приехать.

«Я, – говорит, – еще после окончания МГУ обещал маму со своими друзьями познакомить…»

Ага.

А у «друзей»-то ты спросил?

Народ не то что бы напрягся, а просто не знал, как на эту байду реагировать. Хорошо хоть мама вполне адекватная оказалась.

Уж поадекватнее сыночка, это точно.

Один вечерок за столиком в пабе посидела в нашей шальной кампании, да и пошла себе спокойно британскую столицу смотреть.

Без нас.

Только перед отъездом меня в сторонку отвела:

– Дим, – я вас не слишком уж сильно старше, поэтому – вопрос можно задать? В расчете на более-менее честный ответ?

– А почему нет?

– Ага, – задумывается. – Ну тогда скажите, моего тут у вас не обижают только потому, что за полного дурачка держат?

– Ау… гкхм… ну… – мнусь, короче.

– Понятно, – вздыхает. – Вот она – проблема отсутствия мужского воспитания. Безотцовщина, что уж тут говорить. Надо было его в армию отдать послужить, может быть, человеком бы сделали. А теперь – только женитьба…

Вот и поговорили.

Где-то через год он, кстати, и вправду женился. И что-то мне подсказывает, что без мамы тут точно не обошлось…

…Так вот.

Сидим мы с парнями в пабе, на Сухаре, обсуждаем предстоящий выезд в Питер. Один из самых любимых выездов, кстати.

Во-первых. – недалеко.

Во-вторых – всегда есть чем заняться.

Это тебе не Владикавказ какой-нибудь и не Махачкала с Элистой, не к ночи будь помянуты.

И тут этот красавец рисуется.

Хрен сотрешь.

Не бить же его, в конце-то концов.

Какой-никакой, а все-таки – «наш больной брат».

– Привет, ребята…

– И тебе не хворать…

– Вы в Питер на выезд едете?

Молчим.

Если он с нами в компанию увяжется, считай, выезд наполовину испорчен. А просто по матушке отправить – нельзя, свой все-таки.

Причем – реально свой, не приблудный.

Проверено, блин.

Были случаи.

Разные…

– Да я знаю, что едете, – торопится, – я просто сам не могу…

Судорожно пытаемся подавить в себе вздох облегчения.

– Да ты садись, – беру инициативу на себя, пододвигая ему стул, – рассказывай, в чем проблемы…

Он предложенный стул почему-то игнорирует.

Похоже что от волнения.

– А вот, – говорит.

И отступает немного в сторону, пропуская вперед прячущееся за его широкой спиной довольно юное создание.

Очень даже, кстати, хорошенькое создание.

Он, вообще-то, здоровый парень, этот Алекс.

И неглупый, если уж юрфак МГУ осилить сумел.

Вот только – все одно господь при распределении ему чего-то недодал.

И – существенно недодал, прости господи…

– Это Алеся. Она журналистка, ей про фанатов написать поручили. Меня попросили помочь, а у меня не получается…

И – называет издание.

Модный мужской журнал, глянцевый. Не самый плохой, кстати, по сравнению с остальной макулатурой.

Угу, задумываюсь.

И что же нам прикажете со всей этой фигней делать?

А тут еще, гляжу, наше хулиганье как-то не по-хорошему задвигалось.

Не по-доброму.

Сплошные подонки и отморозки, что с них взять-то, окромя пудовых кулачищ да парочки высших образований…

Жека просто тупо на сиськи под тоненькой тканью блузки уставился, Серега тут же в пинту уткнулся, смех сдерживая, а Гашек, модник хренов, прическу себе – и без того безукоризненную – поправил, сережку в ухе рокерскую продемонстрировал и пачку сигарет под стол уронил, чтобы, нагнувшись, ножки как следует разглядеть.

Даже Мосфильмовский глазками под очечками модными заблестел, а если уж старая гвардия зашевелилась, – пиши пропало.

Ну все, думаю.

Надо спасать девку.

Иначе она такого про нас понапишет…

– Ша, движуху тут устроили. Креста на вас нет…

И повернулся снова к Алексу:

– Ну и в чем же конкретном должна выражаться наша помощь?

– А возьмите, – торопится, – ее с собой в Питер, на выезд. Ну, чтобы она посмотрела, поговорила…

Парни тут же враз поскучнели.

Им, собственно говоря, реклама ни к чему.

Хотя…

Этот выезд вроде как без особого экстрима должен обойтись.

По крайней мере, основа ничего мутить не собирается.

Вот только, как водится, – человек предполагает…

– Хорошо, посидите минут десять где-нибудь, кофейку попейте. Мы подумаем…

Он кивнул, и они отошли за другой столик.

– Ну что, парни? Вы тут главные, вам и решать…

– Да хрен его знает, – честно говорит Серега. – Вот если бы она правду написала… А то такую хрень ее коллеги про нас гонят, что у меня аж уши в трубочки заворачиваются. Мамаши детей после этого готовы в любой гадюшник отпустить, только не на футбол. Да чего там мамаши! Половина парней в институты на таком шифре ходят, как будто, блин, у нас «коза ностра» какая, а не обычное, пускай и чутка неформальное, сообщество. У любого пидора или чечена с автоматом прав в общественном мнении больше, чем у нормального белого гетеросексуального парня, который просто любит футбол и свою команду…

– Ты думаешь, – хмыкает Гарри, – от того, что она напишет, что-то изменится? Да и попробуй еще пойми, что она напишет-то…

– А вот вы с Димычем, – кивает в мою сторону Серега, – этим и займитесь. Чтоб написала как надо. У вас бабла до хера и рожи интеллигентные. Не то что моя или вон Жекина. Получится, значит, получится, не получится – да ну и хер с ним. Одним ведром говна на наши головы больше, одним меньше…

И поворачивается к столику, за которым Вишневый Сок с корреспонденткой сидят. Кивает им, чтобы подходили.

– Присаживайся, – говорит, – с нами, Алеся. Не обидим…

…Договорились встретиться у Ленинградского вокзала. Подъезжаем – уже стоит. Хорошо хоть, что шпильки не надела. Светлая блузка, светлые джинсики, темные очки. Розу скарферскую повязала зачем-то.

– Ты что, – спрашиваю, – совсем идиотка? Сними немедленно!

– А почему? – удивляется. – Я тут много ребят в красно-белых шарфах видела…

Тут уже и Гарри не выдерживает:

– Слушай, Алесь. А если все эти «ребята в красно-белых шарфах» на твоих глазах слаженно под поезд сиганут, то ты что, тоже за ними прыгнешь?

Хлопает глазищами, потом смеется:

– Ну, если редакционное задание этого потребует…

Ржем в ответ.

Оценили.

Зубастенькая.

Может быть – тьфу-тьфу-тьфу, – и вообще нашим человеком окажется.

– Смотри, – говорю, – Алесь, ты на ком-нибудь из нас цвета клубные видишь? Правильно, не видишь. Потому как задача тупо нажраться, наблевать в тамбуре, попонтоваться и провести ночь в ближайшем отделении милиции – перед нами и сейчас не стоит, и никогда раньше не стояла. Мы просто стараемся не выделяться, а спокойно приехать, спокойно сделать свое дело, поддержать команду и так же спокойно вернуться обратно. Желательно – без потерь. Андастэнд?

– Андастэнд. – кивает. – Мне так даже больше нравится.

– Ну и умница. Пошли на платформу, скоро уже состав подавать будут…

Подхватываю ее сумку, и мы идем к поездам.

Она семенит рядом:

– А в Питере где жить будем?

– Кто где, – жму плечами. – Мы с Гарри и Русланычем в «Рэдиссоне» на Невском, тебе номер – там же забронировали. Потянет твоя редакция?

– Потянет, – кивает, – вполне. А остальные ребята?

– В зависимости, – хмыкаю, – от личного достатка и текущего положения мировой экономики…

– Поня-я-ятно, а вы, значит, что-то, типа, финансовой элиты…

Резко останавливаюсь:

– Стоп, урок первый. На выездах нет никаких элит, даже «хулсы» тут – не элита. Даже «фёстлайн». Просто каждый занимается своим делом. А по жизни – все равны. Именно здесь, именно сейчас, именно в данный конкретный отрезок времени. Больше таких ошибок не допускай, ок?

– Ок, – кивает и смотрит на меня с интересом. – А в нормальной жизни, можно узнать, чем занимаешься? А то что-то лицо у тебя знакомое…

– Можно, – смеюсь, – только чуть попозже. Сейчас – некогда…

Находим нужный вагон, грузимся в купе. Все – трезвые, нормально одетые, выглядят прилично, но – проводница ощутимо напрягается. Они отличные психологи, все эти проводники, стюардессы, халдеи. Особенности естественного отбора, осложненные борьбой за выживание.

Алеся – в моем купе, естественно.

Сам билеты покупал, через свое транспортное агентство. Кроме нее – Гарри и Русланыч.

Пока она переодевается, деликатно выходим постоять в узком вагонном коридоре.

Поезд неторопливо трогается.

Из соседнего купе доносится звон стаканов, потом бешеный рев хриплых мужских глоток.

Типа – песня.

Спартак Москва!
Ты самый лучший!
Ты самый сильный русский клуб!
Вали коней!
Вали мусарню!
Пока ублюдки не умрут!

Наши развлекаются.

Вот ведь послал господь идиотов на мою голову…

Не могли хотя бы до МКАДа потерпеть…

У вылетевшей в коридорчик несчастной проводницы глаза от ужаса уже даже не по восемь, а по все восемнадцать копеек.

Как бы ментов не вызвала.

Надо срочно урегулировать ситуацию.

Беру барышню под локоток и аккуратно завожу ее обратно в служебное купе. Она почти не сопротивляется.

– Извините, девушка, что не представились сразу. Большинство этих милых, обаятельных господ, которые избрали своим средством передвижения ваш поезд и ваш вагон – «мясное», пардон, спартаковское хулиганье. Да-да, те самые злобные фашистские ублюдки, беспредельщики, о которых так любит писать наша доблестная демократическая пресса.

Глаза у проводницы становятся еще больше.

Странно.

Я, честно говоря, думал, что так просто не бывает.

Теперь, в очередной раз, приходится удивляться воистину безграничным возможностям человеческого организма.

Да и за локоть ее держать все труднее, дергается, зараза.

Боюсь, синяки останутся.

Придется как-то компенсировать.

Достаю стодолларовую купюру, кладу ей на столик.

Глаза барышни слегка фокусируются, взгляд становится немного более осмысленным. Да и вырываться перестала, напротив – прислушивается, что дальше скажу.

Скажу, скажу, милая.

Не волнуйся.

– В принципе, как вы знаете, наша пресса просто обожает врать. Нагло и беспардонно. Ей без вранья – ну никак нельзя. Работа такая, платят им за это самое, и это надо четко понимать. Просто потому, что правда – никому не интересна. Согласны?

Кивает. Она согласна.

Вот только пока не понимает, за что ей причитается целых сто баксов. Сейчас объясню.

– Мы, на самом деле, действительно милые и интеллигентные люди. Может быть, только немного громкие. Ну, что уж тут поделаешь, бывает. Но порядок мы вполне способны поддерживать сами. Пошумим, может, малость, но – ничего не побьем. И – никого. А если побьем, – оплатим в полном объеме. Вот только милицию не очень любим, понимаете ли…

Кивает.

Она понимает.

Милицию в нашей стране вообще мало кто любит, кроме самой милиции.

Ну еще, может, – артисты, которых в ментовской праздник с экранов телевизора не согнать.

А больше – никто.

– Так вот, милая, – смотрю ей в глаза, – если все у нас с тобой будет правильно, перед приездом в Питер получишь еще. Только не кипешись. Почувствуешь, что не справляешься сама, – стучи в третье купе, я – там. Со своими мы как-нибудь сами всегда разберемся. Если же здесь нарисуются менты, то бабки получат они. А ты получишь – проблемы. И – очень серьезные проблемы, понимаешь? Вот такая вот элементарная арифметика…

Кивает.

Она все прекрасно понимает:

– Вам стаканы нужны?

– Нужны. И еще лимончика нам под коньячок порежь. Только потоньше. С нами, видишь ли, дама. И не шлюха какая-нибудь…

Вышел из ее купе, потянулся.

Гляжу – Серега стоит, башкой укоризненно качает:

– Что, опять деньги проводнику платил?

Пожимаю плечами:

– А что делать? Я вообще-то, как ты знаешь, предпочитаю путешествовать с комфортом. А ОМОН в мое понимание слова «комфорт» – ну никак не вписывается. Я уж – и так и эдак пробовал. Не получается…

Хмыкнул, кивнул своей большой бритой головой, пообещал зайти в гости.

– Заходи, мы с Гарри совершенно чудненького коньячка в дорогу прикупили…

…Доехали, в общем-то, нормально.

Пошумели, попели, попили.

Алеся тоже оказалась не дурочкой по части коньяка.

Редакционная школа.

Сам через такую когда-то проходил…

Словом – все в порядке.

Только один небольшой инцидентик случился, но это так, мелочи.

Когда наша девушка пошла часа в три ночи в тамбур покурить.

Возвращается, а глаза – как будто Джимми Моррисона, сто лет уже назад как покойного, увидела.

Села, молчит.

Потерянная какая-то.

– Что-то случилось?

– Угу, – кивает, – случилось. Но не то, что ты думаешь.

– А что?

– Да там, – трясет волосами, – этот ваш, Гарри, в тамбуре. Пьяный в говнище. И с ним еще один, такой же. По очереди блюют в угол и, представь себе, разговаривают о концепции экзистенции у Хайдеггера…

– А, – усмехаюсь, разливая коньяк по стаканам, – это нормально. Гарри, как нажрется, всегда та-а-акую пургу гонит. Ну а атеистический экзистенциализм – вообще его любимый конек. Я ему всегда говорил, что он в середине прошлого века застрял. Надо бы хоть чуть-чуть вперед продвинуться. Хоть бы Дерриду почитал или там, – Мамардашвили. Абсолютно гениальный мыслитель, хоть и грузин…

Она еле слышно взвыла, выпила залпом полстакана коньяку и полезла на верхнюю полку.

Только икры сверкнули из-под халатика.

Жаль.

Я, между прочим, сам на эту полку нацелился.

У меня это с детства: если еду в купе, то обязательно на верхней полке. Хоть там и душно летом – просто до полной невозможности.

У каждого, знаете ли, свои тараканы…

…Питер нас встретил ясной, солнечной и какой-то совершенно не ленинградской, в нашем понимании этого слова, погодой.

Сухо, свежо, таксисты прям у перрона за рукава хватают.

Забросили шмотки в гостиницу, договорились еще пару-тройку часиков отдохнуть, а потом попить пивка и выдвинуться на дубль. Что и осуществили в полном объеме задуманного.

Алесе – понравилось.

А потом отправились в гости к рокерам нашим разлюбезным («Как, вы и их знаете?» – удивленная реакция нашей симпатичной журналисточки). Где, естественно, и просидели до утра.

Хотя – до какого еще «утра».

Белые ночи, блин.

Романтика…

Эх...

Во встреченном по дороге в отель круглосуточном баре остановились попить пивка и немножко перекусить. Сожрали по куску пиццы, сделали по нескольку глотков легкого светлого пива, и тут Серега вдруг озабоченно покачал головой.

– Что, – спрашиваю, – случилось, старый?

– Да хрен его знает, что-то у меня по завтрашнему дню предчувствия какие-то нехорошие.

С тем и разошлись по номерам спатиньки.

Хотя я – тоже задумался.

Серегиным предчувствиям лучше верить.

Всегда.

Проверено временем.

…Назавтра на секторе был – ад.

Я даже не помню, с каким счетом мы проиграли, – это было совершенно неважно. Самым главным и самым важным во время этой игры были довольные, улыбающиеся рожи питерских ментов.

И летящие из-за их спин в нашу сторону камни, бутылки, металлические болты, швыряемые мешковскими карланами.

Одному пареньку на моих глазах бутылка попала прямо в висок.

Он упал.

Толстый майор с жирной лоснящейся мордой напрочь отказался вызывать «скорую».

«Была б моя воля, – говорит, – я бы ща домой сбегал, да гранатой в ваш сектор, морква поганая…»

И тогда толпа обычных выездных болел раздвинулась и вперед вышли те, кому это в таких ситуациях и было положено.

Хардкор.

Их, увы, было мало на этом выезде, но они были, и то, что они сделали, – было по-настоящему красиво.

Когда они своими телами проломили брешь в сомкнутом строю ОМОНа, в эту брешь рванули все остальные.

Бить, бить, бить, бить – по этим ненавистным питерским рожам, а лучше всего – по серым сытым рожам ментов, топтать их модными казуальными кроссовками и тяжелыми высокими ботинками, вбивать в серый заплеванный бетон их поганого стадиона, выламывать кресла и швырять их в эту ненавистную ублюдочную массу, испуганно разбегающуюся перед нашей мощью и нашей яростью.

Я, к примеру, лично – и с большим удовольствием – отрихтовал того самого майора с жирной рожей, истошно, по-бабьи визжащего и испуганно закрывающего то, что у него осталось от лица, ладонями.

Меня он, думаю, даже не запомнил.

Даже журналистка Алеся с визгом царапала упоенно кого-то там, впереди. Это-то ее и подвело…

Резкая команда Гарри, и мы быстро поворачиваем назад.

Опыт.

Мы свое дело сделали, так на фига дальше палиться?

Это наши малолетки считают попадание в ментовку чуть ли не знаком чести и доблести.

Ну и пусть себе считают.

А нам-то зачем?

А вот девушка – что-то увлеклась…

Мы, уже вернувшись на сектор, видели, как ее волокли куда-то в сторону выхода. В ментовскую, не иначе.

Нехорошо получилось.

Я переглянулся с Серегой.

– Действуй, – говорит. – Тут никто лучше тебя не справится…

Я кивнул, потянул за рукав Русланыча, и мы с ним начали аккуратно просачиваться в противоположный конец сектора, к той цепочке ментов, которые не подверглись нашему нападению.

Приглядел лейтенанта с относительно интеллигентными щщами, позвал, продемонстрировал сотку баксов:

– Помоги, командир. Ссать хотим, аж скулы сводит. Да и вообще нам отсюда, похоже, пора. Мы с другом футбол приехали смотреть, а не в войне участвовать…

– А в чем проблема-то? – спрашивает.

– Да в беспределе этом, – киваю себе за спину. – Если б знали, что на футболе такое творится, хрена лысого мы б сюда пошли. Мы вообще-то в командировке здесь, в «Рэдиссоне» вашем остановились. Могу карточку гостя показать. Вот, развлечься решили. Ага. Видал я в гробу такие развлечения…

– Понимаю, – хмыкает, – ну ладно, пошли…

Вывел нас за оцепление, взял сотку:

– Богато живете.

– А что? – жму плечами, – Зарабатываем. Слушай, а ты нам еще в одном деле не поможешь?

– Это еще в каком?

Я полез в карман за сигаретами, угостил его и Руслана.

Закурили.

– Да понимаешь, – говорю, выпуская дым в сторону, – с нами девчонка была, журналистка. Вчера в гостинице познакомились. Мы, собственно говоря, из-за нее сюда и приперлись, уж больно симпатичная. А у нее задание – написать про футбольных фанатов. Быть в центре, так сказать, событий. Вот и полезла, дура…

– И?..

– А что «и»? – усмехаюсь. – Забрали ее ваши. В общем-то, и правильно сделали, только нам-то от этого не легче. Да и вашим орлам, думаю, скандал с центральной прессой на фиг не нужен. В общем, поможешь нам ее вытащить – заплатим. Нормально заплатим, в два раза больше, чем до этого дали.

– Хорошо, ждите здесь, сейчас попробую. Только опишите, как она выглядит.

Ну описали как могли.

Имя, фамилию дали.

Сказали, что у нее редакционное удостоверение наверняка при себе.

– Это уже легче, – чешет затылок под фуражкой, – если ксива с собой. Сейчас приведу.

И, правда, привел.

Забрали мы нашу девушку, уже получившую в качестве украшения приличный бланш под левым глазом, да и поехали, от греха подальше, в гостиницу.

Результат матча уже по телевизору узнали, да и бог с ним.

Все хорошо, что хорошо кончается…

…Материал свой Алеся так и не опубликовала.

Нет, она его написала.

И – здорово написала, насколько я в этом деле соображаю.

А парни ее снабдили отличными фотками с разных наших выездов, в том числе и с европейских.

Вот только зам главного редактора – манерный, по ее словам, педик с черными набриолиненными кудрями – с заливистым визгом орал на редколлегии и доорался до того, что статью зарубили.

А она обиделась и написала заявление об уходе.

Где она сейчас работает, я не знаю.

Но на стадионе встречаю регулярно.

Вроде бы – в порядке.

Ездит на выезда, пишет статьи в фэнзины, мечтает снять кино про фанатов.

Сначала документальное, а потом, даст бог, – и художественное.

Потому как ни одного нормального фильма на эту тему, по ее словам, не видела. Даже знаменитая британская «Фабрика футбола», говорит, адреналин для кастратов, а не нормальное, жизненное кино.

Наши хулсы улыбаются и кивают в подтверждение ее словам.

Им не нужна ни слава, ни реклама.

Вот только – это ведь классно, когда кто-то хочет что-то написать или снять про твою нелегкую и довольно дурацкую жизнь.

Они – такие.

Да и сам я, в принципе, от них не так далеко ушел.

Что уж тут поделаешь…

Хардкор белого меньшинства

Да, в тот раз мы по-настоящему круто под раздачу попали. И ладно бы только хардкор, для них – это часть образа жизни.