Ф Лекси
      G O N E
      (часть 1)
      Time is a never endin'journey,
      Love is a never endin'smile...
      (original epigraphe by R.J.D.)
      1.
      Ниже следует довольно длинное (38 глав) произведение на тему "любви и дружбы" (действующих лиц с два десятка, реляционных линий между ними одиннадцать, актов лишения невинности два, и оба во второй части). Первая часть написана в 1983 году, действие же по прихоти Автора проистекает в 79-м.
      Оригинальная рукопись первой части, отданная окрестному народу на ознакомление, собрала 32 отзыва (вылезших на приклеиваемые, пришпиливаемые и прилагаемые листочки), многие из коих тянули на прямо-таки критические статьи (все же осмелюсь на резюме: "лучшая глава - 19, пиши скорее вторую часть!!"): плюс ремарки и пометки прямо в тексте; множество рецензий оказалось написанным абсолютно неизвестными и ни разу мною не виденными людьми. Несмотря на такой читательский прием, вторую часть в те времена я так и не закончил. Наконец спустя десятилетие вся рукопись была героически вбита в компьютер заинтересованными лицами, что наконец побудило Автора дописать последние главы и косметически отредактировать все предыдущее. Я стрался сохранить неизысканную свежесть исходного слога везде, где возможно, раз уж "во всем этом что-то есть"; кроме того, произведение изобилует натуральными несокращенными диалогами и фактическими деталями, что также по-своему концептуально... Надеюсь, читателю достанется должная часть переданного настроения - включая лексику и менталитет (!) 1979 года...
      ...Впрочем, пока еще ничего не началось - имея в виду текущую (первую) главу, единственную из всех, переделанную от начала и до конца. (Ущерб от переделки, поверьте, невелик - она и раньше была вступительной, причем рассуждалось в основном о том, что бы могло значить название и почему именно 1979 год; выражаю искреннюю надежду, что эти проблемы вам ныне вполне безразличны...) Кстати, ниже следует единственный абзац, сохранившийся от прежней первой главы:
      "Представляю место действия: Московская область. А может, и не Московская... Не так уж это важно, короче - недалеко от Москвы, и не в городе. Пионерский лагерь "Радуга", а также его окрестности. Ну, поехал и... Третье лицо, прошедшее время..."
      Еще, кстати: притяжательные местоимения с большой буквы - не плод неграмотности. Мне так хочется, и все.
      2.
      Они играли в покер. Времени было половина одиннадцатого, и Саша уложил уже своих орлов - или дал им знать, что он их уже уложил, и знать более ничего не желает, дескать, если хотите еще чем-то заниматься после отбоя, то занимайтесь так, чтобы я об этом не знал. Сережа тоже уложил своих орлов - точнее, все свалил на свою сменщицу Ларису, а сам просто ушел играть в покер. Андрюша тоже рад бы был все свалить на Наташу, но и Наташа, как и он сам, большим опытом не блистала, поэтому Андрюша пока что пребывал в своем отряде, частично разделяя Наташины услилия по усмирению засыпающих пионеров. Таким образом, все трое играли в покер у Андрюши в комнате - во втором отряде. Играли на условные денежные единицы, олицетворяемые спичками.
      -...Флешь-рояль, - произнес Серж.
      После чего снова снаружи раздался шум, и Андрюша вышел, недовольный, что его опять отрывают от дела,
      - Нет, так играть невозможно, - сказал Саша, - пойду сам разберусь, в чем дело...
      Серж сгреб спички с кона, устало потянулся и тоже вышел наружу, потому как одному ему было скучновато... Полутемная веранда, направо - девочки, налево - мальчики. Саша и Андрей что-то выясняют в самой левой комнате, в остальных же - все такие-же приглушенные голоса, сливающиеся в единый гул.
      Еще на веранде - Наташа, в бордовых вельветовых штанах и клечатой рубашке. "Очень непритязательно, и... недурно!" - отметил Серж. Наташу он видел всего раза два или три до этого, сейчас же он рассмотрел ее окончательно и пришел к выводу, что "пожалуй, неплохо...". Примерно вычислил, сколько ей лет: 19, столько же и ему... "Определенно, что-то в ней есть",- думал Серж... Из всех этих мыслей неожиданно вытек полезный результат: Сержу захотелось проявить себя с лучшей стороны, и он воодушевленно отправился успокаивать пионерок; точнее, сначала поздоровался с Наташей, перекинулся парой общих фраз ("Что, шумят?.. Ну, ничего, сейчас сделаем..."), и решительно направился в одну из правых комнат. "Какой красивенький!..." "Смотрите, прям сюда идет!" Серж знал псевдо-игривость четырнадцатилетних девочек и поэтому начал сурово:
      - Ну? Почему не спим?
      - А... вы откуда?
      - Как - откуда?! Подослан иностранной разведкой!.. Чтобы собирать у вас наиболее секретные сведения. Ну? Что за шум?...
      - Ой, как интересно... А... как вас зовут?
      - Меня зовут Сергей, впрочем, это совершенно секретно... Ну-ка, замолчали!.. Что вы думаете, я тут просто так?!.. Сейчас соберу сведения, и сообщу все Наташе. А она уж вас...
      - А она тоже?
      - Да, да, тоже. И с ней портить отношения вам нее советую... Слышите? Ну-ка, спим!... Понимаете? Точнее, МОЛЧИМ... Чтоб я ничего не слышал... Тогда я, возможно, закрою дверь. Представляете себе перспективу - с закрытой дверью, несомненно лучше, а?... Все! Ни звука. Через пять минут зайду, проверю...
      И он вышел, закрыв дверь.
      Было уже слегка потише, у мальчиков совсем тихо, только иногда Наташа вполголоса делала с веранды замечания.
      - Я обещал им зайти через пять минут, - сказал ей Серж, - но к этому времени почти все уснут. Дверь можно не открывать.
      - Спасибо, - сказала Наташа, улыбнувшись.
      - Остальные, вроде тоже засыпают.., - продолжал Серж мерным голосо м...
      - Да, уже намного лучше...
      - Серж, ну где ты? - донесся Сашин голос из комнаты.
      - О, я вынужден Вас покинуть... Дела, дела, - Серж сделал витиеватый жест и направился в комнату к друзьям.
      - Серж, тебя ждем! Чего ты там делал?!
      - Да так... ничего, как гласит финал одного анекдота...
      - Давай, раздали уже...
      - О!.. Готовый покер! Поменяй мне четыре штучки..
      ...К одиннадцати, когда пионеры успокоились, игра приобрела более конкретный характер: на свет божий появилась бутылка джина, и покер стал лишь промежуточным средством для торжественного возлияния по поводу начавшейся смены. Каждые свежепроигранные десять спичек соответствовали принятию стопки джина, и, как ни странно, распределение пока получалось удивительно ровным.
      К половине двенадцатого игра пошла явно веселее и ставки резко увеличились.
      - У меня три на дамах!
      - А у меня - три плюс стрит!
      - Не может быть, вот два плюс стрит - это у меня, это точно!
      - Ну и чайник!
      - Сам чайник.
      - Оба вы чайники. У меня три на дамах, у тебя на чем?
      - Э-э... туз.
      - На тузах?
      - Да нет, на восьмерках. И еще - туз!
      - Ну, мое, значит.
      - Ну и что - раздавай!..
      - Э-э... три, четыре пять.
      - Не меняю! Тузовый покер!
      - Флеш-каре! ...Тойсть стрит-рояль.
      - Ставлю десять!
      - Десять?.. Ну и что, я тоже десять!
      - Ого!
      - У меня... фулл!
      - На чем?
      - На дамах! А у тебя?
      - Мистрит. В смысле, мистритие...
      - Ничего, что ли?
      - Ну да! Но зато какой!... I've been mistre-eated!..
      - Не ори. Ну и пей свои десять!
      - Ну и запросто!
      - Ну и пей!
      - Ну и выпью!
      - Раздавай.
      - И-ээ-аа... на...
      - Зачем ты их уронил?
      - Черт с ними...
      - Как это? Раздай ты, Серж.
      - У меня готовый колор!
      - Фигня! Ставлю десять.
      - Гляди-кты, и вправду колор...
      - Что ж я, зря говорить стану?
      - И-ык, пей...
      ...Когда Саша громко объявил, что у него ФЛЕШЬ-ОРГАН, Андрюша уже чувствовал себя нехорошо и это могло привести к плачевным последствиям. Друзья поочередно переправились через окно (так почему-то всем захотелось) и пошли гулять в лес. Там из Андрюши вышел наружу весь джин с остатками ужина, Серж напрочь промочил полуботинки, потом решил протрезветь и после долгих мысленных усилий последовал примеру Андрюши; Саша только ругался под нос и возмущался, зачем это их занесло в какое-то болото. Наконец все выбрались, Андрюша влез через окно и заснул в одежде, Серж долго мучился угрызениями совести, что не почистил зубы перед сном, но тоже наконец уснул; Саша же на обратном пути заметил какое-то шевеление в окне своего отряда, но решил на глаза пионерам не попадаться, тихо прошел к себе и лег спать вполне умиротворенный.
      3.
      ...Начальник лагеря, Венеамин Андреевич Сафронов, тоже раньше работал вожатым. Что-то он, конечно, забыл с тех пор, но был еще относительно молод и славился своей мягкостью характера и либерализмом. Надо сказать, что всяких неожиданностей или просто непредвиденных случаев он очень пугался, но и дисциплины железной не требовал, за что его все и любили.
      В это пасмурное утро Венеамин Андреевич лично явился на зарядку, дабы посмотреть, как справляются с работой новые вожатые, и, если что, подбодрить личным примером. В общем и целом все шло нормально, и начлаг успокоился. Заспанные пионеры, преимущественно в шортиках и майках, выстраивались на стадионе. Из вожатых один Саша был в шортах, как человек привычный и закаленный, и то его не покидало стандартное удивление, как это можно в такое прохладное утро (и ведь со сна - холодно, брр!) выходить на зарядку столь легко одетыми - особенно младшие пионеры, его-то отряд хоть похож на нормальных людей... Саша сосредоточенно строил свой первый отряд - по утрам он был суров, и пионеры это знали. Наконец появился физрук с мегафоном и начал изрыгать заученные до автоматизма фразы. Пионеры нехотя подчинялись.
      Вдоль третьего отряда слонялся Серж, вдвое более сонный, чем все дети. Серж вычислил, что Андрюша, по всей видимости, проспит до завтрака, и поэтому второй отряд на зарядке будет возглавлять Наташа. Разумеется, так оно и было, и Серж не зря поднимался в такую рань.
      Наташа была одета так же, как вчера вечером, как будто спать и не ложилась, однако вид у нее был значительно более свежий, чем у Сержа; ему вообще было весьма гнусно и холодно, и у него по спине бегали мурашки при виде раздетых пионеров.
      ...С этого он и начал беседу. Между тем еще и физрук похвалил третий и четвертый отряды за хорошую дисциплину, а первый, наоборот, обругал: Серж был доволен. Саша пропустил замечание мимо ушей: он знал,что первый отряд никогда и нигде не может быть самым дисциплинированным: все лагерные требования для таких дядей - пустая формальность.
      Серж проводил Наташу до отряда, пошел к себе и решительно завалился спать, свалив линейку и завтрак на Ларису. Андрюша еще не просыпался.
      На линейке начлаг сообщил,что завтра состоится открытие смены, и чтобы до вечера были выбраны председатели советов отрядов, и т.д. и т.п. Вяло обошел вокруг мачты с неподнятым еще флагом, изрек еще пару мыслей и стушевался. Саша морщился на свой отряд: салют держали неровно, пионер Витя Ухолкин увлеченно любовался длинными волосами Стеллы Ивановой, а Паша Кузьмин громко острил и делал вместо "салюта" плэйбоевского зайчика.
      К концу завтрака проснулся Андрей. Он не спеша сходил в столовую, вернулся, застал у себя в отряде собрание,которым почему-то руководил Серж, но не удивился, а просто сел на самое видное место, как почетный председатель; они с Сержем отлично дополняли друг друга - порядок был идеальный, к тому же с тылу он еще подкреплялся Наташей.
      В процессе собрания Серж провел ряд глубоких мысленных изысканий, и в результате пришел к выводу, что из всего женского персонажа лагеря Наташа - "самый дельный экземпляр", к тому же, как установил Серж, прелестные внешние данные усугублялись "оптимальным складом характера". В таком вот умильном настроении Серж и покинул собрание второго отряда (чтобы не вызывать избыточного любопытства) и застал абсолютно аналогичное таковое у себя в отряде. Поскольку его дети были на год глупее, Серж провел его с блеском и погрузился в дальнейшие радужные мысли, изыскивая повод, дабы еще зайти во второй отряд.
      Вечером в покер не играли.
      Все как-то оказались заняты, да и джина почему-то никому не хотелось; короче, все прошло заурядно. Серж укладывал спать второй отряд.
      Утром было открытие смены. Огласили некий план мероприятий (когда будет смотр строя и песни, а когда-то смотр отрядных уголков) и т.д. и т.п., подняли знамя; потом собрали вожатых и дали еще кое-какие рекомендации (например, что утром все же не мешало ходить на планерку, хотя бы по одному вожатому от отряда), и прочее, и прочее; короче говоря, в этот день почти ничего особенного не было.
      ...Впрочем, одно интересное событие в этот день все же имело место: дискотека, посвященная открытию смены. В принципе, это были обычные танцы - но новое слово "дискотека" уже проникло всюду, даже в пионерлагеря, посему старая терминология совершенно никуда не годилась, и никто не мог себе представить, как это дискотеку можно обозвать "танцами"...
      4.
      ...Пионер Витя Ухолкин бродил вокруг клуба. Одновременно с этим он страдал, поскольку в последнее время это было нормальным его состоянием.
      Рядом с клубом была танцплощадка, и на ней проистекала означенная дискотека: пока было всего девять часов, и тем не менее вполне стемнело (да, тогда еще не было "летнего времени", и в августе вечера наступали рано; и даже танцы в девять часов в пионерлагере выглядели вполне нормально).
      Звучала музыка, и Юра объявлял чего-то в микрофон; все старательно развлекались. Витя Ухолкин бродил вокруг клуба и страдал.
      Впрочем, страданием это назвать было трудно: это был сложный конгломерат из совершенно противоречивых мыслей и чувств, да и не согласился бы Витя расстаться с этим состоянием ни за что в жизни. Ничего подобного раньше он не чувствовал: вот уже месяц, как Витин мир совершенно перевернулся, и это было удивительно и великолепно.
      Причину вы, конечно, уже поняли. Витя Ухолкин влюбился в девочку из своего отряда.
      Был он, вообще говоря, относительно развитым и взрослым малым. О девочках знал все, или почти все, как ему казалось, и этим летом мысленная разработка сего вопроса достигла своего апогея. Он знал, какой "тип" девочек ему более всего нравится, критически оценивал со всех сторон знакомых женского пола, со знанием дела беседовал с друзьями о вопросах "любви и секса", говорил, что пора, дескать, кем-нибудь "заняться", а то всех хороших девочек расхватают ("вот только лень мне что-то...") и т.д. и т.п.
      В лагерь он поехал со второй смены. Мы с вами, в общем, готовы признать, что Витя был еще глуп и молод, и все случилось так, как и должно было случиться: совершенно стереотипно.
      На зарядку их строили в определенном порядке: вожатый второй смены был педант, и даже с утра устраивал построение: сначала девочки, потом мальчики, и все по росту; далее полученная колонна определенным образом разворачивалась при входе на стадион, и перед Витей неизбежно оказывалась впереди метрах в трех Стелла Иванова, девочка с длинными волосами.
      Витя Ухолкин оценил ее еще давно (так ему казалось, по крайней мере). Высокая и стройная, очень красивые волосы. Длинные ноги. Лица Витя оценить полностью пока не мог, но в своих туманных рассуждениях признавал его очень правильно сформированным и где-то в общем в его вкусе. Двигалась Стелла на зарядке легко и красиво, хотя и не с большей охотой, чем остальные... Вообще, сильных крупных девиц Витя не любил, подобный тип он называл "лошадь". Здесь было нечто совсем другое: Стелла казалась высокой и "хрупкой" в то же время; Витя интенсивно отыскивал поэтические сравнения для ее стройной фигуры и красивых длинных волос... В общем, на зарядке он чувствовал себя несколько приятнее, чем его товарищи.
      Тем временем процесс в неискушенном Витином сознании продолжался. Всех девочек он сравнивал теперь со Стеллой, как с этаким эталоном, и постоянно убеждался в ее превосходстве над остальными. "Да нет", - думал Витя, - "Просто она действительно лучше других, я хладнокровно выбрал ее, и это совершенно естественно. Если я увижу кого-нибудь лучше, то сразу это оценю и сделаю правильный, трезвый вывод..." Но все эти доводы не в силах были уже что-то изменить, и постепенно все четче обрисовывалось убеждение, что лучше Стеллы никого быть не может, и это убеждение прочно вставало в центр всего мира... Витя этому еще не верил, он верил в свой трезвый расчет, и тому подобные вещи, но само состояние ему уже нравилось - постоянно думать о НЕЙ, вспоминать фрагменты ее лица и любоваться ей самой, вспоминая каждую мелочь. Все существование было теперь подчинено одному - жить, чтобы думать о ней и видеть ее: это развлечение ему нравилось, по крайней мере ничем подобным раньше он не занимался. Все отношение к лагерному режиму совершенно изменилось: например, ненавистная зарядка стала теперь самым приятным занятием за весь день. Засыпая, он начинал разговаривать сам с собой: несколько раз убедительно доказывал сам себе, насколько она красивая девочка ("Ты просто не понимаешь, какое у нее прекрасное лицо..." И следовали детали). Лица ее вскоре он уже просто вспомнить не мог, возникали лишь отдельные фрагменты: оно слилось с его восприятием, стало "нулевой точкой". Он обнаружил однозначное соответствие Стеллы с его ранее разработанным идеалом: он всерьез был уверен в этом, хотя на самом деле, по-видимому, сам идеал незаметно совместился со Стеллой.
      И вдруг Витя спохватился. Произошло это очень просто: он внезапно вспомнил слово "любовь". Именно это слово, которое раньше ему казалось глупым и ненужным, и которого он раньше избегал в своей речи. Вспомнив, Витя немного подумал, и с ужасом обнаружил, что это, кажется, где-то как-то, наверное, и есть оно самое...
      Витя испугался. Он попытался доказать себе, что все зависит только от него, он ни в кого не влюбился, это все просто так, и он может спокойно забыть ЕЕ и думать о другой девчонке.
      Но ничего не получалось, никакие убеждения и уверения не помогали. Он снова замирал сердцем, когда видел ее, она нравилась ему до потери сознания, он просто не видел ничего, кроме нее, это было неизлечимо...
      И Витя сдался. Он признался себе, что ЛЮБИТ ЕЕ, и это слово, раньше казавшееся до ужаса гадким, теперь постоянно было в его мыслях. Ощущение было удивительным и прекрасным, Витя упивался им, и блаженствовал, повторяя уникальную общеизвестную фразу из трех слов, или имя: "Стелла, Стелла, Стелла, Стелла, Стелла..." Ее имя, заметим, довольно странное и неестественное, казалось ему верхом совершенства.
      Однако первая, созерцательная стадия прошла, и Витя все больше задумывался, чего же ему сделать, чтобы и Стелла обратила на него внимание. Просто рассказать кому-нибудь о своем чувстве (тем более ЕЙ!) Витя никак не мог, ему казалось, что его все засмеют и он этого не выдержит. Даже если бы кто-нибудь об этом догадался, он просто сгорел бы от стыда, и одни мысли об этом приводили его в ужас. Надо было как-то понравиться ей самой, и Витя готов был приложить к тому все усилия.
      Прежде всего он стал уделять ненормально много внимания своей внешности: сравнивать себя с товарищами и вообще со всеми остальными. Чего-то, несомненно, в нем было, но чего-то все же и не было, и к придти к однозначному выводу Витя никак не мог.
      Каждый разговор со Стеллой воспринимался как колоссальное достижение, хотя редко продолжительность такового превышала двух-трех фраз. Разговоры Витя сочинял и репетировал ежесекундно, и хотя сочиненное крайне редко реализовывалось, каждая минута общения делала его счастливым на ближайшие полдня. Во время разговора любая фраза стоила неимоверных усилий: каждое слово десятки раз анализировалось, прежде чем могло быть сказано, и тем не менее это было для Вити высшим наслаждением. На линейке отряд строился в две шеренги, и он всегда старался оказаться сзади нее, чтобы касаться ее волос своим дыханием, и стоять целую четверть часа ничего не слыша и не чувствуя, кроме того, что ОНА перед ним, всего в двадцати сантиметрах - и это были самы счастливые минуты в его жизни...
      Нельзя было сказать, что в отряде никто ничего не заметил, но издеваться над Витей никому не хотелось - был он нормально развит физически, и неплохо относился к друзьям: к тому же, в таком взрослом обществе, как первый отряд, человек, который приударяет за девочкой (пусть даже и нерешительно), не мог вызвать ничего, кроме уважения.
      Однако смена кончалось, а никаких результатов так и не было достигнуто. Витя почти отчаялся, но тут узнал, что Стелла, как и он, едет на третью смену. Радости его не было границ; он счел это совпадение хорошим предзнаменованием и решил уж в августе взяться за дело сразу, без колебаний. И теперь Витя Ухолкин бродил вокруг клуба, с трепетом и страхом ожидая немедленного танца.
      В сумраке он натыкался на таких же, как он, вздыхателей или на пионеров младших отрядов, для которых развлечение составляли не столько танцы, сколько их созерцание. Несколько раз он оказывался не в том месте, где нужно было бы; пропустил танец, когда она стояла и разговаривала с подругами (он просто боялся их); время шло, а Витя колебался.
      Была уже половина десятого, и дискотека имела яркую тенденцию зафиналиться. Витя вошел в прыгающую и переминающуюся с ноги на ногу толпу и решил, что сейчас он пригласит ее обязательно, каких бы трудностей это ни стоило.
      Зазвучало медленное вступление. Ничего не видя и не слыша, он подошел. К НЕЙ.
      - Стелла, можно тебя? - произнес он уже полчаса прыгавшую в его мозгу фразу...
      - Это же белый танец.., - удивилась Стелла.
      Витя опешил. Этими словами было перечеркнуто все, что он создавал и репетировал весь день; ему казалось, что он сейчас умрет... Но с неимоверной скоростью работающие мысли подсказали ему правильное решение:
      - Извини пожалуйста... если ты хотела пригласить кого-то другого.
      Стелла улыбнулась.
      - Нет. Я хотела пригласить именно тебя.
      И только что низвергнутый в пропасть Витя вознесся в рай. С этой секунды до конца танца он не произнес ни слова - он просто не мог ничего сказать. Он касался ЕЕ, он ощущал ее, и это было высшим наслаждением для бедного Вити. Больше ничего ему не было нужно.
      ...Забегу немного вперед: это был самый счастливый его день за все лето.
      5.
      ...А теперь рассмотрим еще одну пару, благо дискотека еще не кончилась. Придется, правда, сделать опять некий экскурс в прошлое, дабы сразу представить читателю еше двух действующих лиц. Итак: Юра, тот, кто ведет дискотеку. Его должность называется "музыкальный руководитель", или "музыкальный работник"; когда как и кому как нравится. Он в непосредственном подчинении у радиста; в его распоряжении весь радиоузел, ключи от клуба и уйма свободного времени. Он еще молод, сам в прошлом был пионером и ездил в сей лагерь; ну а теперь продолжает ездить сюда уже в качестве "руководящей" личности. Парень он, в общем, хороший, да и оценим мы с вами его потом; старушка-завклубом души в нем не чает и разрешает ему репетировать чего-нибудь в клубе в любое время, или вообще делать неизвестно что. Радист доверяет ему даже такие ответственные вещи, как включение трансляции горнов и подключение микрофона для линейки (сам он по утрам тяжел на подъем), хотя магнитофон у радиста один, он за него ужасно дрожит, и использование его для дискотек вызывает у радиста сильное волнение. Короче, Юра неплохой парень; в качестве недостатков отметим разве что, что внешностью он вышел не очень (хотя, конечно, для мужчины это дело несущественное?), и еще маниакально увлечен тяжелым роком, что иногда утомляет собеседника. Сам играет на гитаре и фортепиано. Ну да ладно. Теперь о сути событий.
      Времени у Юры, как мы уже знаем, была уйма, и использовал он его на что придется. Однако так или иначе, коль скоро пребывал он в пионерском лагере, большую часть времени он видел пионеров - детей всевозможного возраста. Наблюдать за ними ему нравилось. Гениальным педагогом он не был, но любил мысленно пофилософствовать и явно имел склонность к кустарной психологии.
      Однако, круг его изысканий в этой области последнее время сузился: сейчас его интересовала больше всего (если не сказать - только) девочка Света из второго отряда (вообще, для пионеров полная номенклатура - имя и фамилия. Света Журавлева). Чем же она его столь заинтересовала?
      Ну, во-первых, она была красива. Во-вторых, характерный, точнее, своеобразный склад характера. Первый разговор был по поводу какой-то репетиции. ("А ты тоже поешь?" "Нет, я просто так." Далее Юра почему-то пустился уверять собеседницу, что у нее прекрасный голос, в ответ - издевательская улыбка, еще чего-то, и в итоге он почувствовал что как-то не на высоте...) Потом Юра поразмыслил и решил, что у нее высокая склонность к моральному самоутверждению, а отсюда потребность в игре и превосходству над собеседником. Далее следовали теории о воздействии собственной красоты на психику и прочие сложные идеи. Что красива, это факт. Впрочем, может быть, только для него? Что может быть красивого для такого взрослого мужика, как наш Юра (20 лет), в четырнадцатилетней еще не полностью сформировавшейся девочке?
      (Гм... господа, напоминаю, менталитет 79-го года отличается от современного! Впрочем, читайте... Подумать только, еще что-то объяснять приходилось!)
      Вот, тут-то и сложность. Получилось так, что здесь были задеты как раз самые глубокие струны его характера. Превыше всего он ставил критерий красоты (во всем!), и именно к красоте был наиболее тонко и сложно сенсибилизирован. Именно чистота и свежесть Светы задели его душу, и он сразу понял, что это то, что ему нужно. Главное, ему доставляло удовольствие разговаривать с ней - играть, делать вид, изображать псевдозаинтересованность или псевдоравнодушие, словом, "строить глазки". Здесь было нечто сложное: он получал удовольствие в основном эстетическое, от разговора, от созерцания; такое бывает только в первый раз, да и то недолго, а тут... Он не знал, как это назвать, но он чувствовал, что понял что-то такое, что не поняли, возможно никто из окружающих, и это делает их только менее счастливыми людьми, чем он - им ничего неизвестно про такой источник ярких мыслей и ощущений... А как это еще можно было назвать?... Ему просто нравилась девочка Света из второго отряда, ее свежая и стройная фигурка, ее слегка детская, и уже где-то взрослая психика, ее оригинальный склад характера... Что он собирался делать дальше? Пожалуй, он сам не знал. Влечение руководящей личности в пионерлагере к одной из девочек, отдыхающих в нем - как бы на это посмотрели остальные? Впрочем, по этому поводу у него имелось свое мнение.
      Пора, однако, нам вернуться в выбранный пространственно-временной эпизод: танцплощадка. Дискотека. Юра объявляет в микрофон, что сейчас прозвучит композиция "Long Live Rock'n Roll" группы "RAINBOW", причем название группы совпадает с названием нашего пионерского лагеря (...!) однако пионерам до этого ценного замечания дела никакого нет, им лишь бы подергаться - а вещь для этого вполне подходит, хотя и в меньшей степени, чем хотелось бы...
      - Ну как, окажешь мне дельную консультацию?
      - В чем?
      - В таком малозначащем вопросе, как... проведение нашей дискотеки.
      - О! Какая честь! Спасибо. Ну, и как же я должна тебя консультировать?
      - Мало ли... Но как угодно; каждое твое слово буду ценить буквально на вес золота.
      - Ну тогда мне их будет жалко, и я ничего не скажу.
      - Ах! Действительно, обидно... Но куда же ты денешь столько золота? Неужели не подаришь мне ни кусочка?
      - Ну, ладно... Я совсем забыла. Для ТЕБЯ мне ничего не жалко - ты ведь знаешь...
      - Вот и скажи мне, какую вещь сейчас ставить - быструю или медленную?
      - Скажу. Быструю.
      - А почему?
      - Хочется.
      - Э-э, а на медленную ты, значит, неспособна?
      - Да ну ее... Пригласит еще кто-нибудь...
      - Серьезно?!
      - Еще как. Какой -нибудь дурак...
      - И то верно. Действительно, какая неприятность... А если мы его сделаем белым?
      - Кого?
      - Танец! Пригласишь сама кого-нибудь...
      - Да ну... Неохота мне никого приглашать...
      - Н-да... Эх ты бедная, одинокая девочка... Хоть самому тебя приглашай для утешения... И то не годится, если танец-то белый...
      - А ты его сделай черным.
      - Чтобы тебя пригласить?
      - Ну, раз уж ты так хочешь.
      - Да, но ты же не любишь, когда тебя кто-то приглашает... Всегда лучше выбрать самой...
      - Самой хуже. Вдруг пригласишь того, кто откажется...
      - Это, конечно, плохо. Но надо знать, кого приглашать. Например, если пригласить меня...
      - И ты не откажешься?
      - Ну, Света! Какого плохого ты обо мне мнения, если думаешь, что я могу отказаться!
      - Так ты хочешь, чтобы я тебя пригласила?..
      - А ты не хочешь?..
      - Так мне тебя приглашать?..
      - По крайней мере, мне очень хочется объявить белый танец...
      - Ну уж если ты так хочешь...
      - Ну уж если ты так согласна...
      ...Скажу между делом только, что разговор сей начался, как только Юра заметил поблизости от себя Свету и довольно мало народу вокруг - хотя около него всегда толпились любопытные. Покинуть свой пост он мог без особого труда, потому что рядом находились двое братьев Рябининых из четвертого отряда - юные ценители-энтузиасты, которые помогали ему на всех дискотеках и на них можно было оставить, нисколько не опасаясь, хоть передвижной телецентр...
      - And now the song called "Rainbow Eyes"! Белый танец! Группа "Rainbow", она же "Радуга"! До окончания дискотеки десять минут: Dance, everybody!...
      Он повернулся к Свете:
      - Ну, что ж, я полностью в твоем распоряжении!
      Света улыбнулась и ответила легким наклоном головы...
      -...Знаешь, о чем эта песня? "Она ушла вчера, ей все равно... Никогда не думай о вчерашнем..." А сейчас припев: "У нее в глазах - радуга".
      - Странный текст.
      - Это когда переводишь, всегда получается странно. К тому же это только фрагменты. Специфика английского языка - например, нет мужского и женского рода, это ты знаешь, а, например, ангелы по-английски - все девочки...
      - Как это?
      - Ну, такое у них понятие ангела... Представь, что у тебя сзади крылышки...
      - Тогда бы я улетела... Хотя, крылышки сзади - это, наверное, некрасиво... Перья там всякие... Но зато можно летать...
      - А еще можно упасть с высоты. С высоты очень легко падать. У меня есть диск такой - называется "Падший ангел". Ангел, разумеется, женского пола.
      - А почему падший?
      - Я переводил: там речь идет о любви. В этом, вероятно, все и дело...
      - Ангелам нельзя любить?
      - Наверное. Но зато можно упасть; ради любви стоит упасть, как думаешь?
      - Не знаю...
      6.
      ...Сержу снились голубые бабочки. Бабочки были ядовитые и применялись иностранной армией для ведения боевых действий. Они летали во все стороны по комнате; но жалились только один раз, после чего поверхность ненадолго становилась безопасной. Серж рвал их на кусочки, но кусочки тоже всюду летали и норовили куда-нибудь залезть, и были они совсем мягкие и резиновые: тогда Серж стал их приклеивать к полу клеем ПВА, пока они все не кончились. Потом был сумасшедший англо-русский словарь, который кидался из-за шкафа тяжелыми стульями и гранатами, и в перестрелке Сержу оторвало левую руку и правую ногу. Наконец он проснулся и обнаружил, что в окно стучит дежурный вожатый и ему, Сержу, нынче идти на планерку.
      Чертыхаясь, он надел куртку.
      Моросил мелкий дождик, и Серж уныло брел, оглядываясь по сторонам. Потом он увидел Наташу с зонтиком.
      - Привет, - хмуро сказал он и обогнал ее.
      В стеклянный павильон, именуемый пионерской комнатой, собирались заспанные вожатые. Поделились новостями, свежими анекдотами, обсудили погоду и т.п., затем наконец началась планерка. Возглавляла ее старшая пионервожатая Марина - симпатичная, хотя и крашеная, блондинка, которой вообще руководило только одно неизлечимое желание похудеть, которое планомерно осуществлялось в обратную сторону, несмотря на усиление желания.
      Планерка своей продолжительностью врезалась в зарядку, которую отменили из-за дождя: он являл собой уже ливень с трудно просматриваемым концом. Двое-трое с зонтиками ушли, кто-то остался просматривать конец ливня за неимением лучшего варианта, и Серж понял, что лучше все же идти - используя такое явление, как успешное экранирование дождя зонтом; даже если он чужой.
      - Сережа, довести тебя? Нам по дороге, - предложила Наташа.
      - Спасибо.
      Сначала шли медленно и молча, потом Серж сказал:
      - По-моему, ты держишь зонт нерационально.
      - Почему?
      - Во-первых, каждый, кто несет зонт, думает, что он абсолютно правильно распределяет его площадь: половину - себе, половину - товарищу, однако на самом деле имеет место где-то семьдесят процентов к тридцати. Ты просто руку сдвигаешь в свою сторону, иначе неудобно, а у меня уже плечо мокрое.
      - Ой, извини пожалуйста...
      - Да что ты, речь совсем не об этом. Просто если ты поручишь нести зонтик мне, нам обоим станет идти удобнее, и дождь уже точно никого не намочит...
      - На... А как ты это сделаешь?
      Серж взял зонтик в дальнюю руку и немножко развернулся к центру, касаясь плечом собеседницы: для его второй руки самым естественным положением теперь было бы пребывание на ее плече, но позволить себе этого Серж пока не мог.
      - Это естественно, - говорил Серж, - что дождь в тебе не вызывает никаких приятных ощущений. Это только из-за стандартного отношения к нему: дождь обычно мешает что-то сделать, но как можно понять человека, который увидел утром пасмурное небо, и все его настроение сделалось "серым" - причем идти ему никуда не надо?.. При солнечном освещении краски ярче, но это чувствуется только на рассвете и закате - когда тени, красноватый свет и так далее - это мне нравится; но равномерно белое освещение тоже многое подчеркивает... А свет через грозовые тучи - представляешь?.. Смотреть на дождь - это все равно что смотреть на море или большую реку, причем и то и другое во время дождя гораздо красивее. Ты согласна, что почти все предпочитают смотреть на водную гладь?.. А лес во время дождя, с мокрыми листьями, под белым небом?.. Даже асфальт становится контрастнее - чернеет. Дождь, между прочим - это то самое "отсутствие деяния"...
      - Как это?..
      - Понимаешь, каждый человек себя переоценивает... Он всегда считает, что способен на большее, чем на самом деле. Некоторые верят в свое особое предназначение; это никогда не осуществляется. Все мечтают об успехах и достижениях, которых они якобы могут добиться, и находят дела, которые они могли бы сделать; что-то из этого делается, но чаще ничего не получается, а переоценка себя продолжает работать; возникают новые деяния, как правило снова неудачные, основанные на неправильном подходе к самому себе, своих возможностях и окружающем мире, и так далее. И наконец, человека постигает разочарование - он видит, насколько он "не свершился", насколько неудачно пройден весь путь; времени уже больше нет, а жизнь потрачена бесполезно; ему было бы лучше, если бы он продолжал верить в свои великие нереализованные возможности, чем видеть свое бессилие, свои ошибки и... свою никчемность. Ты понимаешь, это очень важно: вся наша жизнь состоит из деяний, и всякое деяние бесполезно, потому что оно приводит человека только к сознанию своего бессилия. Это действует в масштабе всего общества: сейчас уже получается, что почти любое общественное деяние только приближает его к гибели. Любое деяние бесполезно: ты должен сначала понять себя, свои возможности, создать свой взгляд на вещи, чтобы, совершая, уверенно получать именно то, что ожидал; только тогда твое деяние станет индифферентным, не приводящим к кризису. Но это очень трудно; реально человек всегда начинает себя с деяний над миром, даже когда он еще ничего не знает; потом понимает свои ошибки и действует уже в другую сторону, но это еще неизвестно, насколько лучше: сколько сейчас уже сделано такого, и сколько из сделанного непоправимо?.. Дело в том, что надо не вгонять МИР В СЕБЯ, а вгонять СЕБЯ В МИР. Это наша главная ошибка...
      ...Заклеймим философию Сержа, назовем ее "гнилой", или наоборот, скажем, что " в этом что-то есть" - это как нравится; но при этом главное не забывать, что в данный момент вся эта фразеология играла для него единственную роль - роль ТЕМЫ РАЗГОВОРА.
      ...Наташу, видимо, задели какие-то слова Сержа: она стояла, погрузившись в свои мысли и не замечая ничего вокруг. Они остановились на дорожке напротив корпуса второго отряда; отсюда наискось шла дорожка к третьему отряду.
      Катя Слугина стояла на веранде второго отряда и с интересом смотрела на картину, открывающуюся ее взору. Вот Серж наконец качнул зонтиком, сказал еще что-то, и они с Наташей медленно проследовали к третьему отряду: Катя презрительно хмыкнула и поправила волосы.
      Потом она поймала в зеркале свое отражение, небрежно вскинула голову и, повернувшись, проводила поднимающуюся с зонтиком Наташу надменно-гордым взглядом. Пионеры, осчастливленные отменой зарядки, не спеша одевались к линейке и завтраку, наполняя умиротворяющим голосовым фоном гаснущий шум дождя.
      7.
      Хотя Серж и казался абсолютно незапрограмированным человеком, иногда он совершал удивительно точные и хорошо продуманные действия. Например, он не появлялся во втором отряде с тех пор целые сутки, и зашел ненадолго только вечером следующего дня.
      Все это время Андрюша увлеченно осваивался в новой для него работе, и, пожалуй, вполне успешно. Правда, периодическое вождение отряда на линейки, завтраки, обеды и так далее его несколько утомляло, и он предпочитал предоставлять это Наташе - но, с другой стороны, он обнаружил в себе недюжинные творческие способности и в первую очередь принялся за оформление отрядного уголка: сначала он долго искал в отряде художника, чтобы нарисовать лошадь с крылышками, как на обложке диска Deep Purple "Stormbringer" (отряд назывался "Шторм"), потом плюнул и нарисовал сам. Получилось красиво, (главное - жутко экспрессивно, сказал Саша), а расколотое небо поперек всего выглядело просто фатально. Потом Андрюша вошел в азарт и нарисовал еще "совершенно непрорубаемую" абстрактную картину в оранжево-черно-зеленых тонах.
      (- Что это? - спросили девочки, увидев картину.
      - Солнечное затмение, - ответил Андрюша, хмуро оборачиваясь в их сторону.
      - А остальное как называется?
      - Последствия солнечного затмения...)
      Наташа была довольна, ей вообще очень нравились все три друга, которые приехали с третьей смены (то есть Андрюша, Саша и Серж). Был еще вожатый Миша в четвертом отряде, и сменный вожатый Володя - но до их уровня они явно не вытягивали - и на сем вожатые мужского пола заканчивались. Кто же из них ей нравился больше - об этом она почти не думала; ее просто радовало, что предстоит работать с такими интересными ребятами, и хотелось их рассмотреть поближе.
      ...Серж, как мы уже говорили,зашел во второй отряд вечером следующего дня. Он поздоровался, перекинулся парой фраз с Андрюшей и, облокотившись на теннисный стол, излил несколько дельных замечаний в адрес Андрюшиного художественного творчества. Все это вылилось в светско-развлекательную беседу, опять же между ним и Андрюшей, в которой каждое новое остроумие нанизывалось на предыдущее. Пионеры слушали с восторгом, а Серж внимательно наблюдал за Наташей, которая иногда вставляла фразу в разговор. От него не ускользнуло то, чего не замечала и она сама: ее взгляд становился радостно-восхищенным, когда она смотрела на Сержа, и более спокойным, сосредотеченным и мимолетным, когда на Андрюшу. Это его обрадовало; задержавшись еще немного, он попрощался и двинулся дальше по своим делам.
      "Итак, - думал он, - затравка в Наташины мысли уже внесена; пусть теперь в них кристаллизуется то, что надо. Действуем осторожно; ноль внимания с моей стороны, пусть она останется наедине с "начальной информацией." Когда появится результат, тогда это будет видно по ее реакции на мое присутствие... Тогда сменим тактику."
      Не будем называть его дураком - в этой области он имел некоторый опыт, тем более, далее все случилось именно так, как он и предполагал.
      Конкретно дело заключалось в том, что Серж прочно занял первое место среди вожатых, а позже - и среди всех Наташиных знакомых; каждое мысленное сравнение только подтверждало это. В принципе никакой четкой мотивации поступков не было, не было даже четкой мысли о том, что Серж - самый интересный парень. Это все сформировалось подспудно, и получались такие внешние проявления, которые сама Наташа никак не анализировала и не искала их причины. Например, она стала более старательно причесываться и одеваться; с большим интересом почему-то общалась с пионерами и водила их на зарядки, линейки и тому подобное. Андрюша вскоре уловил в ее разговорах с ним оттенки легкого заигрывания (отдадим ему должное, оттенки очень слабые...). Это были не знаки внимания в его адрес, а просто подсознательное желание нравится окружающим. Все эти тонкости, впрочем, заметил еще один человек во втором отряде: Катя Слугина, причем досконально и во всех деталях (тем более интересно, что их не замечала сама Наташа!) Однако при чем здесь Катя, мы поговорим потом; для этого у нас будет еще целая глава.
      Серж появлялся эпизодически, стараясь промелькнуть мимо Наташи и понравиться ей еще больше, ни на грамм не одаряя ее своим вниманием, тем не менее. Андрюша пока не замечал всей этой игры, наверное, по двум причинам - из-за обилия впечатлений, связанных с первыми днями работы, и из-за... Светы Журавлевой.
      Последнее мы попытаемся прояснить.
      Света была самой красивой девочкой в отряде - она это знала и, пожалуй, признавали все остальные. Влияние красоты на психику, помнится, изучал еще Юра; короче говоря, ее поведение вполне соответствовало поведению признанной королевы, за тем исключением, что по молодости лет не так уж она была опытна и неуязвима. Ко всему прочему, в борьбе за лидерство во втором отряде она далеко не всегда одерживала победу: несколько большим успехом пользовалась Оля Иванисова, более общительная девочка и имевшая наибольшее количество подружек. Света же дружила в основном с Апаковой Леной, образуя этакий "диполь" из двух противоположностей; впрочем, Лена еще больше оттеняла внешние данные Светы.
      В то время, когда Светой заинтересовался Юра, она удивилась и даже испугалась; но природная тяга к игре и самоутверждению взяли верх - она охотно общалась с музыкальным работником, и очень хотела узнать, чем это все кончится: неужели Юра в нее влюбился?.. Впрочем, иначе и быть не могло, думала Света, и решила проверить это утверждение еще и на Андрюше...
      ...Даже, пожалуй, и не так: Юра ее тоже так или иначе заинтересовал, и теперь ей захотелось на глазах у него немного поиграть с собственным вожатым - как он (Юра) на это отреагирует?.. К тому же Андрюша значительно симпатичнее, хотя Юра, конечно, умнее - знает английский язык и рассказывает такие интересные вещи...
      Света пыталась немного заинтересовать Андрюшу, и что из этого вышло, мы расскажем в ближайшем будущем. А теперь ненадолго затронем другую историю... не выходя, правда, за рамки все того же второго отряда.
      Итак...
      8.
      Ох уж, эти милые школьные вечеринки, сабантуйчики, дни рождения, "сейшны"... Все готовится тщательно и заранее, нет этого бардака, произвола, внезапных сборищ ("А поедемте..."), к которым уже прочно привыкает человек за, (например!) студенческие годы... Нет, школьный "сейшн" - это совсем другое. Это обязательно накрытый стол с интересными блюдами, длинные сборы и приглашения, музыка, красиво одетые девочки и мальчик и... Наибольшая сложность - пригласить того, кого нужно, или просто пригласить равновесное количество гостей противоположного пола. Как правило, каждый в ком-то заинтересован, здесь прячутся тихие вздохи, обиды, надежды, разочарования, удивительные открытия, жестокая бесхитростная конкуренция, отчаянная смелость на почве безнадежной робости... самые первые игры. Здесь кто-то танцует, а кто-то сидит на диване, кусая ногти от обиды... Да что там, сами помните. Ну да ладно.
      На одном из таких дней рождений, уже ближе к концу, когда танцы в темноте были в разгаре, один мальчик пригласил одну девочку. Дело было где-то в мае '78 года, точно не помню. Мальчика звали Славик, а девочку - Катя. Славик как раз обратил на Катю внимание - они учились в одной школе - и осторожно пригласил ее потанцевать, коль скоро оказались они на одном дне рождения; после танца они разошлись, потом вечеринка окончилась и они не виделись после этого три месяца.
      Но почему-то случилось так, что девочке этот танец запомнился. Просто так вышло - приятная музыка, и очень длинная песня (четырнадцать минут!), и слова Славика во время танца... Светятся фонари за окном, и свеча в дальнем углу комнаты; очень красиво, приятно, интимно... В общем, ей понравились эти четырнадцать минут; и даже после долгого разнообразного лета они остались отчетливым воспоминанием. Однако ни к чему началом они бы не послужили, если бы Катя не встретилась со Славиком еще раз в начале сентября; примерно в такой же обстановке. Случилось так, что за лето она еще немножко повзрослела, и этот импульс, полученный в мае, вырос вместе с ней - он только прятался в глубине. Славик вспомнил девочку Катю, и она ему еще больше понравилась; его нескольких знаков внимания оказалось достаточно. Катя впервые почувствовала, что такое любовь... Дамы и господа, послушайте, тринадцать лет - это много, уверяю вас, это - более чем достаточно для любви; впрочем, я вижу, половина из вас и не нуждается в моих уверениях?..
      ...Отношения развивались бурно. За сентябрь они исходили все парки и кинотеатры вокруг и прочитали сотни разворотов звездных небес... Катя возвращалась домой как из другого мира, принося на губах сладкие оттенки нового мировосприятия, и на руках нежные воспоминания того, что они ощущали... Но все кончилось столь же быстро, как и началось. Славик просто охладел к Кате - по сути, у него никаких чувств и не было, он был просто горд, что так легко сумел приобрести "свою девчонку". Вообще, он был достаточно глуп, и не слишком высокоморален... но что делать. Катя его идеализировала. Еще месяц прошел в волшебном полусне, хотя они почти перестали встречаться под теми или иными предлогами, и в ноябре наконец возникло беспокойство: в чем дело? Когда же мы, наконец, встретимся?!
      В начале декабря Катя устроила, на этот раз сама, еще один "сейшн". Здесь все решилось: Славик был просто фальшив. Он делал вид, ему уже не было до Кати никакого дела: все стало ясно.
      Любовь угасала долго: всю зиму, всю весну, и даже лето... Были сотни иллюзий, надежд, планов - как заинтересовать его снова, и они рушились, рушились, рушились, мир казался мрачным и безвыходным; она пыталась заставить его ревновать, общалась с другими мальчиками, но ничего не получалось, легче не становилось. Сколько раз Катя говорила себе, что "я его больше не люблю... я его ненавижу", и снова мечтала, и снова была рада любой надежде оказаться опять с ним рядом.
      Все это отразилось и на ее характере: она и так была девочкой гордой, резкой, не признающей никаких авторитетов, и теперь это стало выражаться еще ярче. Она ссорилась с учителями, подругами, пыталась связаться с какой-то "сомнительной" компанией, правда, ничего не вышло; мир казался несовершенным. Катя слушала магнитофон (Pink Floyd, "Shine On You Crazy Diamond", та самая песня...), и снова вспоминала свой первый танец...
      К июню она уже ненавидела Славика с одной стороны, он был противен; с другой стороны, не было спасения от воспоминаний... Катя удивлялась: кого же она любит?.. Скорее, это была не любовь, а желание любить, вылившееся из оборванного чувства, тоски и ненависти ко всему, и наконец, ненависти к нему самому...
      В таком вот состоянии Катя поехала на дачу летом, а затем внезапно в августе родители отправили ее на смену в пионерлагерь. И тут произошло следующее.
      В самый первый вечер, когда в засыпающей палате прочерчивались первые траектории симпатий и антипатий, намечалась вся будущая схема контактов между ее обитателями, в нее вошел какой-то новый вожатый - не их, Андрей, которого они уже знали, а другой. "Ну? Почему не спим?" - спросил он. Кто-то из девочек попытался "поймать" его; парочка дурацких вопросов под смех окружающих... Однако он как-то легко отвертелся и вообще приобрел всеобщее расположение; даже предложил закрыть дверь, когда уходил. Позже Катя узнала, что это вожатый третьего отряда. Видела она его часто, благо Серж навещал второй отряд более, чем регулярно.
      Дело было в том, что он чем-то напоминал Славика - только был гораздо лучше. Его манера разговора была просто великолепна, и внешне он был симпатичен. Катя чувствовала, что этот вожатый ей нравится; она ощущала злую радость в адрес Славы: "Ну на тебе!.. Я тебя теперь совсем не люблю, ни капельки!! Он гораздо лучше!..." С другой стороны, она боялась, что это приведет ее к еще большему огорчению. Она смотрела на Сержа и думала: "Нет, не надо... Это мне ни к чему... Лучше никого не любить!!", и все же... ничего не могла с собой сделать. Уже дня за три начавшейся смены она безнадежно проиграла борьбу с самой собой, и... при виде Сержа ей хотелось только убежать, или без сил пройти мимо, не оборачиваясь... а через секунду его снова увидеть. "Это же ужасно, ужасно..." - думала Катя, - "Что же делать?"...
      Собственно, жизнь в лагере как таковая не представлялась ей особенно веселой - теперь у нее появился источник волнений; не то, чтобы это радовало, но как-то разнообразило все. "Какое мне до него дело?" - думала Катя, и вновь ее бросало то в жар, то в холод, стоило ему появиться...
      Еще одно занятие, всецело поглощавшее ее мысли: конкуренция с Наташей. Конечно, она увидела очень скоро, что привлекало Сержа в их отряде. Наташа была красива, и Катя никак не могла это вытерпеть. "Конечно, ей девятнадцать лет... а мне только четырнадцать", - думала она - "Какое ему до меня дело... Но я ничуть не хуже нее... если не лучше!".. И размышления о достоинствах и недостатках Наташи теперь постоянно занимали ее мысли.
      Ну, во-первых, таких длинных и абсолютно прямых волос, как у Кати, Наташе и не снилось! У нее тоже, конечно, ничего, но как-то так - покороче, вьются местами... Ерунда, в общем. Во-вторых, Наташа совершенно не стремится продемонстрировать свою фигуру, ей, наверное, штаны ушивать лень; конечно, вельветовые бордовые на ней вполне ничего так, сносно но что может сравниться с Катиными джинсами, выверенными до миллиметра (на это ушла неделя в январе!)?.. К ним - рубашку узлом на животе, и пожалуйста, все мальчики из первого отряда оглядываются!.. Да... Еще: Наташа умеет как-то сделать себе лицо, очень неплохо смотрится, у нее, кажется, нос очень правильной формы, лицо аккуратное, ничего не скажешь, но у Кати глаза точно больше... Наверняка больше... или не больше?.. Нет, больше!!! И ресницы длиннее!!..
      ...Сравнив себя с Наташей достаточное число раз и окончательно убедившись, что она (Катя) значительно лучше, наша девочка гордо и насмешливо обращалась со своей вожатой, и снова ей хотелось убежать или провалиться под землю под одним только взглядом Сержа...
      В таком вот виде и пребывали дела, когда на четвертый день после своей пробной беседы Серж снова появился на веранде второго отряда.
      9.
      Андрюша сидел и рисовал стенгазету - очередное малопонятное веяние руководства. Разумеется, рисовать ее должны были пионеры - но осуществление сего было бы сюжетом для научной фантастики. Можно было бы и не рисовать, а только изо дня в день говорить, что "скоро сделаем"; однако Андрюша решил проявить героизм, дабы потом под видом крайней утомленности дня два ничего не делать.
      Вдохновение стукнуло во время тихого часа. Андрюша поднял двух пионеров, заставил их подмести угол веранды, расстелил большой белый лист и принес коробку с кисточками и гуашью...
      Далее следовал перерыв в работе - вдохновение слегка иссякло; однако после полдника он решительно взялся за дело. Итак, Андрюша рисовал, и никто ему не мешал: во-первых, футбольный матч "первый-второй отряды" являл собой зрелищное мероприятие, во-вторых, погода была хорошая, и детям, по велению руководства, в такое время ненавязчиво рекомендовалось быть на свежем воздухе.
      В последние пять минут прошел только какой-то мальчик туда-обратно; потом прошли из корпуса наружу Журавлева Света и Апакова Лена, потом Света без Лены прошла обратно.... Свету Андрюша узнавал спиной, не поворачивая головы. Как разговаривать со Светой, он знал детально. Сейчас, по-видимому, предстоит небольшая беседа...
      Вот она проходит в третий раз - возвращается; взгляд на Андрюшу и фраза в пространство: "Все рисует..."
      Медленный поворот головы и пристальный взгляд на Свету; Света смотрит на лист ватмана... Андрюша встал, отряхнул руки.
      - Кстати, вот это вот - линия горизонта; ты ее можешь нарисовать лично. Я пока схожу за плакатными перьями.
      Света пребывает пока в нерешительности.
      - Но не хочешь - как хочешь. (Не оглядываясь; где же эти перья-то лежали?..)
      С коробкой в руке Андрюша вышел из своей комнаты и застал Свету, увлеченно проводящую линию горизонта.
      Ей было неудобно: правая рука на весу. Он молча развернул лист и положил на угол листочек из блокнота, чтобы ей можно было встать на него коленкой. Набрал воды и начал перемешивать карандашом оранжевую флуоресцентную гуашь.
      Света благодарно кивнула, и потом, дорисовав до половины, посмотрела на него: "ну как, нравится?"
      - Да, очень, - вслух ответил Андрей.
      Доведя линию до конца, она поднялась и гордо улыбнулась.
      - По-моему, очень красиво.
      - Да, я тоже так подумал...
      - Вот видишь, для ТЕБЯ мне ничего не жалко!..
      - Ах, спасибо! Можешь нарисовать еще что-нибудь.
      - А что?
      - А, например, вот эту штучку. Видишь, вот так и... вот так...
      - Ладно... А ты ОЧЕНЬ хочешь?
      - Да. Просто жажду.
      - Ну, так и быть...
      Закончив "эту штучку", Света встала и хотела поправить волосы.
      - Ой, не надо, у тебя руки все черные!
      - Да...
      Ее растерянный взгляд подействовал на Андрея так, что ему непреодолимо захотелось протянуть руки и поправить ей волосы самому. Он уже сделал движение...
      ...И в этот момент на веранду вошла Наташа.
      - Андрей, ты посидишь с нашими ребятами на футбольном поле? Я хотела уйти на часик.
      - Посижу... через полчасика. И вообще, как только - так сразу.
      Наташа зашла к себе и через минуту вернулась с сумочкой, в которой лежали мыло, полотенце, расческа и так далее (...раскладушка, альпеншток, ручной пулемет, лыжи?.. прим. F'88)... И тут на веранду второго отряда гордой поступью вошел Серж...
      - О! Живописец за работой. Андрюша, а где у тебя магнитофон?
      - Зачем тебе магнитофон, купи лучше лески и пойди на рыбалку...
      - Да. Я его сначала в комиссионный, и тогда - леску...
      - Ну-ну... Так чего ты с ним будешь делать?
      - Я говорил уже. Сегодня _буду_устроить_ отрядные танцы.
      - Н-да... А я его как раз хотел послушать. Ну да ладно.., - он шутливо-огорченно повернулся к Свете, - Вот уже и магнитофон забирают...
      Света сочувственно покачала головой... Вообще, как только появились Наташа и Серж, она как-то оказалась очень рядом, и Андрюша ощущал ее молчаливую поддержку каждой своей фразе. Хотелось даже пошептаться с ней в середине общего разговора, эдак по-заговорщически...
      - Так он у тебя в комнате?
      - Да. Это предмет, который невозможно не заметить.
      Серж вошел в Андрюшину комнату. Наташа, как видно, раздумала идти; она стояла и живо интересовалась происходящим.
      - Кстати, Андрей, завтра - смотр строя, - сказала она, - Надо бы их построить, помаршировать...
      - После ужина перед линейкой.
      - А какую строевую песню, как думаешь?
      - Ммм... (И чего это она вдруг вспомнила, думал он...)
      - В общем, это хорошо бы нам решить. Так. Однако мне надо идти (вместо этого Наташа подошла к зеркалу и причесалась). Слушай, Андрей, как считаешь - такую прическу лучше оставить, или сделать новую?
      ...Серж безучастно наблюдал происходящее и делал для себя выводы. Андрюша увидел его и... понял, что (точнее, кто) был причиной этого Наташиного нюанса разговора.
      - Сделай новую, - сказал он, - То есть это я так считаю; спроси еще кого-нибудь.
      Наташа, даже не глянув в сторону Сержа, отошла в сторону, зачем-то еще раз причесалась, и... осталась.
      Серж, в планы которого также входило обращать на Наташу ноль внимания, с ходу продолжал:
      - А кассеты?
      - Это сложнее. Они могут быть где угодно.
      Серж ушел искать кассеты. Наташа рассматривала стенгазету.
      - А зачем такой мрачный пейзаж?
      - Так надо.
      - А где будут сами надписи?
      - Для них оставлен минимум места, чтоб много не писать. Специально на это рассчитано.
      - Ага... А здесь можно эмблему отряда - очень хорошо впишется. Как думаешь?..
      - Может, и не впишется...
      - А вообще, по-моему, мрачновато. Но если ты думаешь, что нормально то ладно...
      - А по-твоему как, красиво? - спросил Андрей у Светы.
      - Да. Они просто ничего не понимают.., - тихо ответила она.
      Вошел Серж.
      -...Так, две нашел, а еще две у меня есть. Все, что нужно. А теперь расскажи мне, где добыть удлиннитель.
      - Нигде. Проверено.
      - Э-э... гадость какая. А что же делать?
      - Могу посоветовать. Разбей лампочку, сделай из нее "жучка", и превратишь в удлиннитель свою настольную лампу. Здесь шнур такой, что очень легко к голым контактам...
      - Ценная мысль. А где взять лампочку?
      - Где угодно. Все равно новую поставят.
      Недолго думая, Серж пошел в ближайшую палату - это была как раз та женская палата, куда он заходил в первый же вечер.
      - Так.., - сказал он, глядя в потолок, и зафиксировав взгляд на удовлетворяющем его экземпляре. Потом он огляделся по сторонам в поисках стула и узрел перед собой удивленно глядящего на него человека. Это была Катя Слугина.
      Она как раз собиралась выйти, но остановилась в проходе, глядя на странные телодвижения Сержа.
      - Нет ли здесь чего-нибудь, на что можно встать?
      - А зачем вам?
      - Во-первых, не вам, а тебе. Я не начальник лагеря. Меня зовут Сергей. Чтобы вывинтить лампочку.
      - Можно подвинуть тумбочку...
      - И из нее что-нибудь посыплется. Знаю я тумбочки.
      - Можно встать на кровать.
      - Мне нельзя, ботинки грязные... А вот тебе... Слушай, не окажешь ли мне такую услугу - если, конечно, тебе не трудно. Очень буду обязан...
      - Да... Тойсть нет... Сейчас...
      Катя очень старалась, хотя вывинчивать было и неудобно. Она спустилась, Серж вынул у нее из рук лампочку, сказал "Спасибо" и вышел - она стояла в том же положении, и в голове было удивительно пусто...
      Серж молча прошел мимо троих на веранде (демонстрируя полное безразличие на очередные Наташины знаки внимания к Андрюше), взял магнитофон и махнул ручкой на прощание. Через полминуты вышла Катя.
      Отойдя от корпуса на десяток шагов, она снова увидела Сержа. Он присел возле дорожки, и его взгляд шарил по сторонам. Потом он локализовался где-то у ее ног, Серж вскочил и подошел; поднял небольшой плоский камень со словами "Еще раз спасибо", и вернулся на прежнее место. Через секунду раздался хлопок, характерный для разбивающейся лампочки....
      Серж ушел, насвистывая. Катя на этот раз приходила в себя минут десять... но так ничего и не поняла.
      10.
      А на следующий день дежурил второй отряд. Заключалось это в том, что часть отряда пребывала в столовой, дабы выполнять там текущие задания, а остальная часть торчала на воротах, в пионерской комнате, и т.п., или просто слонялась по лагерю в парадной форме и с очень тоскливым видом.
      В столовой ребят, разумеется, сопровождала Наташа, она же провела утреннюю линейку. Андрюша проспал до завтрака, а потом пошел проверять посты. Со второго поста (пионерская комната) это занятие ему надоело; однако он быстро вышел из положения.
      - Так, вас здесь явно слишком много, - сказал он, - совершенно нечего пятерым делать в пионерской комнате. Пойдемте-ка лучше посты проверим. Двое со мной, кто хочет?
      Мимоходом он заметил Журавлеву Свету, в которой на этот раз полностью отсутствовала игривость и повышенное внимание к его персоне. Тут бы ему самому с ней заговорить, желательно в повелительной форме... как почему-то очень хотелось... но Андрюша чувствовал, что этого делать не следует. Ноль - так ноль...
      - Так, ну?.. Ира, Оля. Все. Пошли.
      Пройдя пятнадцать метров, он предоставил Ире и Оле проверять посты самостоятельно (чего они были не против), и вернулся к себе. Света ощущала какую-то досаду ("Все-таки он еще в меня не влюбился", думала она, или что-то в этом роде)... Погрустив полчасика, она вышла погулять; на дорожке напротив линейки она снова увидела Андрея. Он был, казалось, чем-то озабочен, и задумчиво смотрел на нее, но это был НЕ ТАКОЙ взгля д...
      Собственно, данная диспозиция располагала Свету к тому, чтобы просто пройти мимо (а) гордо; (б) равнодушно, но еще ее ужасно волновал вопрос: "неужели он все так же прохладно мне ответит, если я обращу на него внимание?"
      И тут Андрей произнес:
      - Слушай-ка... Ты не хочешь составить мне компанию?.. Там ведь надо все корпуса проверить - оценки за чистоту.., - взгляд его был столь же хмур и озабочен.
      Так разговор приобрел полностью противоположную расстановку. На спокойный вопрос Андрея Света отреагировала сразу и с нескрываемой радостью; сама не зная, почему. Ей просто было достаточно, что Андрей с ней заговорил.
      - А, пойдем... Мне как раз нечего делать.
      - Прекрасно... Так, как ты думаешь, справимся мы вдвоем, или еще взять кого-нибудь?
      - Конечно, справимся. Но вообще - как хочешь...
      Корпуса были пустые - всех погнали в лес по случаю жаркой погоды - и Андрюша со Светой делали свой обход практически в полном одиночестве. Полагалось проверить пол, кровати, порядок в шкафах и тумбочках, дорожки перед корпусом и много всего другого, чего Андрей просто так бы делать не стал; но у его спутницы внезапно появилось желание проверять все, что можно, и он почему-то вполне охотно этому содействовал. Он учитывал все замечания Светы, и вообще ставил только те оценки, которые предлагала Света: ему этот стиль поведения представлялся наиболее верным. Ему нравилось и даже несколько удивляло, что она все делает совершенно серьезно, без фраз типа "Ты же знаешь, для ТЕБЯ мне ничего не жалко...", как-то даже осторожно... Будто они - хорошие друзья, и нет необходимости заигрывать и строить глазки. Он боялся нарушить это настроение, и только спокойно и осторожно помогал ей. Одновременно с этим в него все глубже проникала сладкая отрава ее красоты: он почувствовал, что рад находиться рядом с ней, и бесконечная проверка пролетела быстро и приятно. Красивая девочка Света все больше занимала его мысли.
      Следует сказать, что в ее поведении не было какого-нибудь твердого расчета. Она внезапно почувствовала этакое стеснение и застенчивость редкое для нее явление - оказавшись рядом с Андреем. Во-первых, можно же было спросить "А ты действительно ОЧЕНЬ хочешь?", или что-нибудь в этом роде; можно было бы немножко с ним поиграть, но... Света чувствовала, что ТАК гораздо лучше. Андрей поддерживал эту манеру общения, и Свете было приятно... Итак, чтобы скрыть замешательство, она стала серьезно заниматься проверкой - или не для этого?.. Или чтобы проявить себя с лучшей стороны (всегда же стоит проявить себя с лучшей стороны!)?.. Или это был просто удобный способ общения - сколько тем для обмена мнениями во время этого подробного разглядывания всего вокруг; причем можно общаться еще и молча - а это лучше всего...
      Когда проверка окончилась, Света сказала "Ну, вот и все", и наступила недолгая пауза. Андрей смотрел на нее; потом не удержался, и совершил то, что уже однажды ему хотелось - протянул руки и поправил ей волосы. И сказал:
      - Ну, спасибо. Иди.
      Света кивнула и быстро пошла по дорожке неизвестно куда.
      Переполненный мыслями Андрюша пошел к себе и... лег спать. Проснулся он уже успокоенный; дело было далеко за полдник, и проистекал как раз смотр строя. По линейке маршировали Андрюшины пионеры и пели:
      "Сегодня самый лучший день,
      Пусть реют флаги над полками..."
      (Вчера Андрюша долго выбирал строевую песню, и обнаружил, что именно эту его дети лучше всего знают. Ко всему прочему, она ритмически подходила к месту именно как строевая.)
      Среди зрителей рядом с Андрюшей стояли двое младших пионеров.
      - Смотри, они "Битву с дураками" поют, - сказал один.
      - Во козлы!..
      Потом пришел Серж и начал рассуждать, что давно они что-то по ночам не развлекались... надо бы это сегодня... и вообще... после чего появился Саша и полностью поддержал эту мысль. За ужином Андрюша прихватил несколько тарелок с имевшимся на ужин блюдом - никакой другой еды в наличии не было - и полтора батона хлеба. Подошел Саша и сказал:
      - Хорошо бы еще чай...
      - Наташа, а где у нас чай? - спросил Андрей.
      Наташа показала. Андрюша пошел на кухню и вытребовал грандиозный чайник с чаем, после чего взял его весь и отнес к себе. Между делом Серж на линейке снял знамя (поскольку завтра ему предстояло дежурить) и тоже отнес его к Андрюше - по дороге, чтобы захватить на обратном пути. В целом, вечер прошел весело; пожалуй, нет нужды его описывать. Тарелки в результате сделались летающими, две из них побились об сосны; кассету с Uriah Heep '75 намотали на тонвал, а недопитый чайник просто опрокинули. Утром злой и сонный Серж долго искал знамя, потом пошел к старшей пионервожатой и они вместе нашли какое-то старое, слегка полинявшее; его подняли на линейке, а Андрюша, проспав завтрак, обнаружил, что лежит, завернувшись для теплоты и уюта в нечто красное... После идентификации предмета он сходил на линейку, где увидел все-таки болтающийся флаг на мачте; это его совсем сбило с толку, но потом его встретил Серж, они немного поговорили и разошлись, решив, что и так пока неплохо. Полдня Андрюша терпел у себя под ногами большой алюминиевый чайник, наконец позвал двух пионеров и попросил отнести на кухню.
      - Скажите им, что нашли у административного корпуса. Или возле домика начлага. Или что вы им цветы поливали... ну, в общем сами придумаете, что сказать. Да, и во время тихого часа желающий может помыть пол у меня в комнате...
      11.
      ...Однако мы что-то совсем забыли первый отряд со всеми его действующими лицами - в нем ведь тоже имеется несколько интересующих нас человек... Итак, решено: отвлечемся ненадолго от второго отряда, покинем все его сложные взаимоотношения, и покинем даже... территорию лагеря. На некоторое время.
      Солнце клонится к закату, и уже слегка пасмурно; в лесу прохладно, и все предметы кажутся в какой-то белой дымке - может быть, это уже туман, а может быть, просто такое освещение... По шоссе за лагерем движутся четыре человека, вожатый и три девочки. Вожатый - Саша, а девочек зовут Стелла, Лена и Люба; одно из имен нам уже хорошо знакомо.
      Теперь о цели прогулки. Дело в том, что рядом с пионерлагерем располагался дом отдыха, где, в свою очередь, располагался переговорный пункт.
      Таким образом, в Москву позвонить было совершенно элементарно, но пионерам, разумеется, этого не разрешали под страхом всяческих наказаний. Несмотря на запрет, многие, конечно, звонили, и Саша об этом знал, и не особо тому препятствовал; однако он справедливо полагал, что в его присутствии эта процедура будет спокойнее и безопаснее. Что касается трех девочек, то это были, что называется, послушные девицы, и хорошо относились к своему вожатому; это заслуживало поощрения, и визит на переговорный пункт в нарушение лагерного распорядка - очень подходящее для этого мероприятие.
      Они миновали два изгиба шоссе, ряд неприглядных стройматериалов очень внушительных размеров, и вошли на сумрачную территорию дома отдыха: ряд красивых корпусов ("Вот бы нам в пионерлагерь такие!"), столовая с клубом ("Зачем же она им такая здоровая?"), и больше ничего, только сосны и клумбы: отдыхающих почему-то не было тоже. Саша рассматривал унылый пейзаж, пока девочки звонили ("Да... Все в порядке... В воскресенье... Нет, ничего не привози... Не надо... Да, да... Конечно... Да, у нас такой хороший вожатый... Ага... Ну, пока"). Саша позвонил самым последним, но без желаемого результата: того, кого нужно, не было дома.
      На обратном пути решили зайти в магазин - там же, в доме отдыха - но ничего дельного не было, и, ко всему прочему, денег у девочек почти не было тоже. Саша нашел рубль и купил каких-то сложных кондитерских изделий; угостил всех троих и повел обратно.
      Несмотря на то, что Саша не отличался многословностью, разговаривать с ним всегда было просто; каждое изречение было, что называется, хорошо сбалансированным и всегда уместным. Сначала обсуждали погоду, потом начлага, сменщицу, старшую вожатую, и т.п. потом почему-то виды спорта, которыми занимался Саша (это их очень интересовало. Стрельба и легкая атлетика); однако на повороте разговор прервался.
      - Вон Юра, Марина и фотограф, - сказал Саша, - ну-ка, исчезаем.
      Девочки послушно нырнули в лес, через кювет. Трое вдалеке еще ничего не успели заметить.
      Немного попетляв, они вышли на тропинку. Здесь уже был близко лагерный забор.
      - Выбираем: или через забор, или по лесу до калитки. Что довольно далеко, - сказал Саша. Все решили через забор.
      Саша сначала подсадил Лену и Любу, затем Стеллу. Потом положил руки на гладкий бетонный торец и одним движением перемахнул на другую сторону ("Вот это да!"); девочки пошли в отряд, а Саша решил зайти к Сержу.
      Через несколько метров им повстречался Витя Ухолкин; он выдавил из себя лучезарную улыбку и поздоровался, Лена с Любой поздоровались тоже, а Стелла... Впрочем, это уже совершенно неинтересные и мелкие детали, зачем только я все это описываю...
      ...Серж и Андрюша обсуждали проблемы завтрашнего выходного дня, и Саша к ним присоединился. В отгул должны были пойти все трое одновременно - так договорились по графику, и теперь возникали отдельные мелкие вопросы. Решено было поехать в ближайший районный центр, провести там весь день, попить пива, купить продуктов; алкоголь ПОЧТИ не покупать (ну, бутылки две-три, не более...); Серж внес предложение купить пару бутылок САМОГО ПЛОХОГО портвейна и "раздавить" их в тот же вечер, точнее ночь, в бане, под душем. Идея вызывала сомнения...
      Итак, они все это обсуждали, сидя у Сержа, а Наташа строила второй отряд на ужин. Сейчас основным ее состоянием была этакая озабоченность; даже беспокойство. Она уяснила полное невнимание Сержа, и это сейчас больше всего ее волновало. Она преимущественно одна водила отряд на все мероприятия, она даже забыла про Андрюшу; но Серж ограничивался лишь мимолетными приветствиями, а Наташе хотелось большего. Она подумывала, что у Сержа и не было никакой симпатии в ее адрес - это были обычные элементы вежливости; с другой стороны, она вспоминала то, что он ей говорил, и ей снова казалось, что это что-то означало... Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы Серж зашел к ней по какому-нибудь делу... Стараясь быть красивой, и поглощенная своими мыслями, она все меньше обращала внимания на пионеров; пионеры ее не слушались. Особенно раздражала Слугина Катя такое впечатление, что она старается специально все сделать наоборот, не так, как говорят, и смотрит даже вызывающе!.. Журавлева с Апаковой все время где-то пропадают; совершенно незапрограммированные девочки, только Андрей каким-то образом ухитряется с ними управляться...
      Но Андрей был занят, да и не очень-то много времени он уделял пионерской работе... Что умеет общаться со Светой и Леной - это точно, что верно, то верно... Однако последнее время он больше ни с кем другим и не хочет общаться. Последнее время все больше и больше мыслей занимает Света...
      12.
      Для начала они опоздали на автобус, который ходит раз в два часа, потом остановили какой-то многотонный рефрижератор и совершенно за так доехали до города - попался добрый водитель. В городе пошли пить пиво.
      - По-моему, это не пиво, - сказал Андрей после первого глотка.
      - По-моему, тоже, - сказал Саша.
      - Все очень просто, - объяснил Серж, - здесь половина пива, половина желудочного сока. Очень удобно. Уже частично переваренное. Меня, например, вполне закономерно тянет на "дизайн"...
      Таким образом, питья пива не получилось. Друзья двинулись в большой магазин электро-радио товаров, где злой Андрюша рвался попросить проверить ему электроорган, угрожая исполнить при этом марш пионеров "Взвейтесь кострами, синие ночи", а Серж почему-то увяз в большой толпе холодильников, выбирая самый лучший, а когда его увели, долго и серьезно объяснял, какой хороший холодильник "Апшерон", и что здесь их почему-то навалом. Потом предложил пройтись по винным магазинам в поисках самого плохого портвейна. Саша слушал их, слушал, и внезапно купил красную лампу на 40 ватт.
      - Зачем она тебе?
      - Ввинчу у себя в комнате. Чтоб знали. И вообще, может, я фотопечатью увлекся...
      ...Потом дошли до кинотеатра, где шел фильм "Рукопись, найденная в Сарагосе". Делать было нечего.
      - Фигня. Жуткая, - сказал Серж.
      - Сам знаю что фигня, - сказал Саша, - Все равно пойдем.
      Билеты купили на через час, а пока решили продолжить прогулку.
      - Надо запомнить улицу, - сказал Серж, - Вот. Улица Иммануила Дарвина.
      - Почему Иммануила?
      - Смотри, написано: "УЛИЦА ИМ. ДАРВИНА".
      - А-а...
      ...За час они обнаружили еще улицы Иммануила Кирова и Иммануила Луначарского, и Андрюша купил большой флакон шампуня "Селена" (Надо же чем-то мыть голову, сказал он...) После чего приступили к просмотру фильма.
      Несколько пугала его двухсерийность и чернобелость, а также редкостная запутанность сюжета; зато зал был заполнен где-то на 1/8 и на их ряду больше никого не сидело.
      Через час просмотра кто-то предложил попить лимонада, и Андрюшу снарядили наружу за означенным напитком. Он отсутствовал двадцать минут и вернулся с пятикилограммовым арбузом.
      - Ну ты и извращенец, - сказал Саша.
      - Ничего подобного. У меня ножик есть.
      - А-а... Тогда режь.
      Буквально через поларбуза фильм кончился, и друзья обрели свободу. Еще через поларбуза они набрели на магазин на улице Иммануила Пушкина, в котором имелся "портвейн молдавский розовый" за два двадцать.
      - О! То, что нам надо, - сообщил Серж, - ГАДОСТЬ жуткая... Я гарантирую.
      - А может, не стоит...
      - Стоит, стоит. Итак, две бутылки...
      Потом возникла проблема, в чем все это нести (в руках - это как-то слишком игриво, сказал Серж), и в ближайшем табачном киоске купили авоську. Туда загрузили портвейн, шампунь "Селена" и лампочку, и, поскольку районный центр уже порядком всех утомил, решили поехать обратно. По дороге придумали экспортное название купленного шедевра виноделия: "FLOYD МОЛДАВСКИЙ PINK".
      Лагерь пребывал в состоянии между полдником и ужином. Андрюшу приятно удивили радостные крики пионеров "Андрей приехал! Андрей приехал!"; он еще не знал, что полдня без любимого вожатого - это довольно много. Серж был встречен так же; он бодро прошел со своей авоськой к себе и водрузил ее на стол.
      После отбоя все трое, пользуясь освобожденностью по поводу выходного от укладывания пионеров, пошли в баню, как и намеревались. Заведение сие работало всю ночь, что вообще было удобно. Серж пришел все с той же авоськой, звеня бутылками.
      - Лампочку-то зачем взял?
      - Ничего не понимаешь. Чтобы ввинтить...
      Ввинтили ее в предбаннике, а в самом душевом отделении просто выключили свет. Молдавский PINK FLOYD шел под душем удивительно хорошо. Было замечено странное явление: действие алкоголя наступает значительно быстрее. Вскоре Андрюша от избытка чувств лег на пол под струями воды; для разнообразия ощущений он поливал отдельные части тела и пола вокруг шампунем "Селена", и его (Андрюшу? - прим. AS) сразу смывало волной; а Саша с Сержем катали по полу пустые бутылки, изучая изменение звука от степени наполнения их водой (f=K/(Vo-V) - прим. AS). Потом было замечено другое явление: проходит действие алкоголя тоже необычайно быстро. Вскоре наступило полное просветление и освежение тела и духа; правда, непосредственно перед этим Андрюша зачем-то кинул в Сержа куском мыла и попал в маленькое окошко под потолком, которое, соответственно, разбилось.
      Еще в предбаннике так и забыли красную лампочку; говорят, ее потом вывинтили, и были уверены, что это - дело рук руководителя фотокружка; он сам недостаточно убежденно оправдывался, посему лампочку вернули ему.
      А Саша в тот вечер почувствовал необычайный прилив бодрости и решил прогуляться перед сном. Никто его не поддержал, и он пошел один: миновал калитку, темный ночной лес, и вышел к полю... Это было гороховое поле, однако днем на нем можно было встретить сторожа, посему рвать горох наиболее целесообразно было в темноте. Этот горох был весьма престижен среди пионеров, потому что на эту сторону их никогда не водили, и вообще нарвать его было достаточно трудно.
      Стояла красивая звездная ночь. Теплый воздух был тих и неподвижен, и свежие аэроионы смешивались с запахом травы и полевых цветов. Саша подошел к опушке леса...
      И тут его внимание привлек подозрительный шорох неподалеку. Будучи человеком решительным, Саша пошел на звук, и, хотя шорох больше не повторялся, сразу нашел его источник и извлек из куста двух девочек.
      Девочки были из второго отряда, как он понял, выведя их на более светлую опушку. По крайней мере, одну он помнил точно - с белыми волосами, стройную и вообще выделяющуюся; Саша находил ее симпатичной. Вторая была гораздо хуже, но, наверное, тоже из второго отряда, какая-нибудь подружка. "Ну и отрядец, - думал он, - даже не посмотрели, сколько человек у них спит..."
      Сначала Саша хотел отвести их к начлагу, но передумал, видя их ужасно испуганный вид - да и зачем лишние разборки с начлагом Наташе и Андрею ?.. Как он понял, они пошли за горохом, его увидели первыми и спрятались...
      ...Андрюша ложился спать. Когда он собирался совсем раздеться, в дверь постучали, вошел Саша и за ним - Света и Лена. Саша молча поставил обеих посередине комнаты и столь же молча удалился.
      Андрюша рассматривал это явление секунд десять и пришел к твердому убеждению, что сие - не галлюцинация. Обе были бледны от страха, и на красивом Светином лице это было совершенно новым выражением. В неярком освещении это придавало ей даже какую-то необычную прелесть...
      "Так," - думал Андрюша, - "Обе по-вечернему одеты... Значит, Саша их где-то поймал после отбоя и привел сюда..."
      - Ну, вы садитесь, - сказал он дружелюбно.
      Девочки сели. Последовала пауза.
      - Ну и в чем, собственно дело?.. - спросил он наконец. Лена ответила:
      - Мы... ходили... смотреть на звезды.
      - Куда?
      - За территорию... На опушку... Где горох...
      - А. Понятно.
      Последовала снова пауза. Андрюша любовался Светой... Света молчала и смотрела в пол. По сути ситуации моральное превосходство было не на ее стороне, и это было для нее непривычным состоянием. Выражалось оно в полной беспомощности и, опять же, страхе. Андрюша спросил:
      - Ну и... как звезды?
      - Ничего...
      Андрюша встал. Ему хотелось спать, и еще хотелось смотреть на Свету, но вовсе не разговаривать с Леной. "Чего их держать" - думал он, - "Подумаешь, в лес сходили"... И он сказал:
      - Короче, это очевидная глупость. Ночью лучше спать: и вообще, сначала могли бы у меня спросить... (при этом он выдвинул ящик тумбочки; ящик был доверху набит горохом). Вот видите? Сейчас берете себе некоторое количество , и идете к себе в палату. Нарвали, якобы, там. И больше не надо гулять по ночам: ну ей-богу, поймают, отведут куда-нибудь к начлагу, мне потом влетит... Совершенно очевидно, не стоит...
      Света подняла глаза. На них было написано удивление и восхищение; ей хотелось сказать Андрею, обьяснить ему, что они пошли только чтобы не отставать от остальных, Слугина каждый день ходит, даже Иванисова с тремя подружками... И еще им действительно хотелось посмотреть на звезды, и просто узнать - страшно ли ночью в лесу... Она чувствовала облегчение и радость от того, что у них такой вожатый, которому можно сказать все, и он сразу все поймет; даже горох им дал, как будто они нарвали больше всех, а как было бы плохо, если бы все узнали, что их поймали... Свете было просто легко и хорошо, и ей даже не хотелось превосходства над Андреем; хотя именно после последних слов он был действительно на высоте.
      Андрюша на прощание выдавил сонную улыбку и проводил до двери. Успокоенная Лена и возбужденно-радостная Света ушли к себе, и через полчасика все уже спали. Андрюше снилась Света. Свете снились австралийские медведи (?!).
      13.
      Утром было солнечно, а точнее, даже жарко. Никому ничего не хотелось делать, даже играть в настольный теннис; пионеры дислоцировались между прохладными корпусами и пятнисто-жаркими полянами вдоль забора лагеря. Перед вторым отрядом по утрам была тень; и на лавочке в тени в этот день, где-то в половине одиннадцатого, можно было застать трех человек, трех вожатых: Сержа, Андрюшу и Наташу. Причем сидели они именно в порядке перечисления.
      Наташа была внимательна и красива, как картинка; однако Серж разговаривал не с ней, а с Андрюшей. Андрюша разговаривал с Сержем, а иногда с Наташей: беседа содержала абсолютный нуль информации, и всем было просто лень, особенно Андрюше.
      В отдалении на детских качелях сидела Слугина Катя и наблюдала за происходящим, иногда слегка покачиваясь от нечего делать. Тишина нарушалась только скрипом качелей, редким шорохом листьев и отдельными фразами вполголоса.
      Тут на веранде громко хлопнула дверь, и на площадку выскочила Журавлева Света. Чем-то очень рассерженная, обиженная и вообще не знающая, чего сделать; должно быть, после очередной ссоры с Иванисовой, а заодно и со всеми остальными.
      Она увидела группу на лавочке в тени боярышника, остановилась секунды на три (никто еще не успел отреагировать на ее быстрое появление), и на лице ее были написаны ненависть и обида; надо сказать, что в этот момент красивая, как картинка, Наташа что-то говорила Андрюше, и он кивал головой. Света сделала еще пару шагов и громко огласила:
      - Андрей, скажи им, что я не пойду купаться!! Что я, нанялась тащиться к какой-то грязной луже в такую жару, и бултыхаться в ней по колено?!
      И, больше не обращая внимания ни на что, Света повернулась и быстро пошла по дорожке, отходящей под углом. Пока никто ничего не успел заметить на ее лице...
      У Андрюши в голове был сумбур. Однако он что-то предположил относительно взвинченного состояния Светы; он просто сравнил ее с Наташей в момент произнесения фразы. Растрепанные волосы, старые мятые джинсы, засученные до колен, какая-то полурасстегнутая рубашка навыпуск... И - Наташа, которая смотрелась сейчас необыкновенно здорово... И все-таки Света была лучше.
      Андрюша посидел еще минуту, пока окончательно не потерял нить разговора, и встал прогуляться.
      - Жарко сегодня.., - сказал Серж после долгой паузы.
      - Да, жарко.., - ответила Наташа.
      - И дождя еще два дня не будет, - продолжал Серж после следующей паузы.
      - По-моему, в понедельник обещали попрохладнее, - поддержала беседу Наташа.
      ...Короче, описывать этот разговор было бы полным идиотизмом; перед каждым изречением Сержа протекала долгая пауза, а Наташа, как правило, отвечала сразу. И, как Серж ни изнывал от жары, он сделал свое наблюдение: Наташа волнуется. Она не может разговаривать с ним спокойно и хладнокровно... Ну, а если так - все ясно, думал Серж; с ней все в порядке, теперь можно уже действовать нормально. Этак через пару деньков сходить с ней искупаться ночью...
      ...А Андрюша в это время брел по поляне, о чем-то думая. Детей вокруг было мало; подняв голову, он увидел впереди качели. На качелях сидела Света, которая уже успела причесаться. В остальном ее настроение, очевидно, было таким же, как и пять минут назад; Андрюшу она пока не видела.
      Он никак не мог сообразить, как себя вести сейчас; и все в такой же задумчивости Андрюша прошел мимо Светы. Она даже не посмотрела в его сторону, хотя и заметила. Андрюша почему-то замедлил шаг, повернулся и... подошел к ней. Просто он чувствовал, что иначе не может; лицо Светы не отразило ни радости, ни равнодушия, оно оставалось все таким же печальным.
      - Ты одна не хочешь идти купаться?
      - Не знаю. А что?
      - Если несколько человек, то можно было бы отделиться от остальных и пойти, скажем, в лес. Там сейчас прохладно. А если все хотят купаться, то мне придется пойти со всеми, и тебе, разумеется, тоже.
      - Да... Пойдем лучше в лес.
      - Спроси у ребят, кто еще пойдет в лес.
      Света радостно кивнула и пошла спрашивать. Ее глаза, в которых только что блестели слезы, снова вспыхнули, будто еще два безоблачных небосвода.
      Андрей проводил ее взглядом и тоже пошел вербовать желающих прогуляться в лес. Набралось семь человек; этого было вполне достаточно. Пять мальчиков, Света и еще одна девочка, Вера Цирунова, которая очень хотела поймать в поле бабочку. Это была тихая девочка, которая дружила со всеми сразу и ни с кем в отдельности.
      Для прогулки Света надела шорты, в которых Андрюша ее еще ни разу не видел. Она сейчас была очень довольна и не обращала ни на кого больше внимания. К тому же это был редкий случай, когда Света была не в комплекте с Леной: очевидно, с ней она поругалась тоже.
      Андрюша вывел компанию в лес, и, немного погуляв, все расположились на опушке с великолепными соснами. Это была не та, гороховая, опушка, а по другую сторону лагеря; на поле росла одна трава.
      Мальчики дружно полезли на дерево. Вообще, здесь прекрасно работало правило о том, что они в среднем отстают на два года... Итак, мальчики полезли на дерево, а остальные наблюдали.
      - Что же они так невысоко.., - сказала Света.
      - Боятся... А ты можешь выше?
      Света пожала плечами, помедлила секунду, и пошла к ближайшей сосне... Потом Андрей долго бродил вокруг ствола и говорил: "Ну ладно, достаточно... Свет, слезай... Я вижу, ты можешь все!.."
      (Примечание. "Автор, скажите, Вы когда-нибудь залезали на сосну?.. Так вот, я Вам напомню, как она выглядит: весьма гладкий ствол и внизу почти нет сучьев..." - в ответ я продемонстрировал фильм, в котором юная особа по имени Света легко залезает на сосну, и вдобавок позднюю фотографию Автора лично, восседающего на ветке опять же сосны - и это в его-то не детские годы, 1989!)
      ...Итак, значительно превысив рекорд мужской половины, Света спустилась и скромно отошла в сторону, отряхивая испачканные руки.
      Вера давно уже ловила бабочку в поле. Андрюше это занятие показалось интересным...
      - Хочешь, тоже поймаем бабочку?
      - Давай...
      Давно Андрюша не занимался настолько приятным делом. Они со Светой искали бабочку, сидящую на траве, и осторожно подкрадывались с двух сторон, пытаясь накрыть ее руками; бабочка улетала, и они бежали за ней, пока не замечали следующую, или пока бабочка не садилась. В Андрюшиных мыслях витали только Светины радостные глаза, разлетающиеся в разные стороны волосы, и вся она, такая стройная и невыносимо красивая, в белых шортах... Наконец они нашли бабочку, которая не собиралась улетать, хотя они подошли уже совсем близко. Еще секунда... и Андрюшины и Светины руки легли друг на друга одновременно. Бабочка была под ними. Андрюша чувствовал Светины волосы, коснувшиеся его волос, чувствовал ее дыхание, и чувствовал ее лицо, которое вдруг оказалось так близко... Все в нем замерло, и он просто не мог пошевелиться. Света тоже остановилась; она чувствовала то же самое...
      Прошло несколько минут (секунд?..). Андрюша медленно вынул свои руки из-под рук Светы, и, держа бабочку в кулаке, осторожно положил ее на перевернутые ладони Светы. Бабочка встрепенулась и улетела, а она все смотрела на свои ладони, а Андрюша смотрел на нее, и изображение раздваивалось, Света стояла все так же на коленях, их плечи и волосы соприкасались...
      Наконец они поднялись на ноги и бесцельно побрели по полю. Света собирала цветы.
      - Ты хочешь набрать букет?
      - Нет... Я сделаю венок.
      ...Когда через час обеспокоенные пионеры отправились на поиски Андрюши и Светы, их нашли где-то в середине поля. Света сидела, надев венок, и рассматривала Андрюшу, а Андрюша лежал на спине, глядя в небо, и мечтательно перебирал пальчики ее левой руки - они даже не разговаривали... Они были просто вместе, и все.
      Эту картину застали только двое мальчиов, вполне безучастных ко всему подобному... Андрюша вспомнил, что пора идти обратно, и с сожалением поднялся. На территорию лагеря он вступил за десять минут до обеда, с великолепным венком на голове. Его гурьбой окружали отдохнувшие и радостные дети.
      14.
      Больше в тот день ничего достойного не произошло, за исключением драки во время киносеанса, которую устроили двое из Андрюшиного отряда (пионер Сережа ударил по лицу пионера Петю). Ни его, ни Наташи при этом не было, и такое положение дел крайне возмутило старшего педагога, Надежду Иосифовну, этакую пожилую фундаментального вида даму.
      Наташу она отругала, Андрюшу же просто не нашла; на сем дело и закончилось.
      На следующий день было столь же жарко, и все отправились купаться на сей раз полным отрядом. Света в этот день абсолютно не обращала на Андрюшу внимания, и это было настолько в противовес вчерашнему, что Андрюша не знал, что и подумать... Во всяком случае, натура у нее была невероятно сложная, он в этом все больше убеждался, и в то же время всегда подсознательно чувствовал, как себя с ней вести в том или ином случае.
      Однако, если бы он проанализировал эту оптимальную манеру обращения со Светой, то обнаружил бы, что вся она сводится к простой идее: "Мне от тебя ничего не нужно; я с тобой общаюсь только по долгу службы, или потому что тебе так хочется. Я могу сделать то, что ты просишь, но МНЕ от тебя ничего не нужно"; именно сей странный мотив воспринимался Светой как чисто мужское поведение, вызывал желание играть дальше и завлекал ее все больше. Отметим кстати, что и она довольно часто изображала из себя нечто подобное, например, сегодня... Итак, Света равнодушна к Андрюше, а Андрюше ну абсолютно никакого дела нет до Светы. Отряд рассаживается на пляже.
      Народу здесь уже было более, чем достаточно, по берегу ходил Саша в шортах на подтяжках, без майки, и его красивые мышцы вызывали восторг у подопечных. Глядя на десятиминутные окунания пионеров в узенькие огороженные полоски воды с максимальной глубиной метр сорок, Андрюше становилось тоскливо. Сначала он тоже принимал участие в проведении мероприятия, а потом вместе с Сашей и Сержем сел в тени, и они долго играли в карты. Одновременно с игрой Андрюша получал тонкое эстетическое удовольствие от созерцания Светы в купальнике: больше времени она была на берегу, чем в воде. С ней постоянно разговаривали еще двое подружек, Андрюша созерцал их тоже, но Света была на порядок выше в его глазах. Как все точно, красиво, пропорционально... нет, взрослая женская фигура, даже идеальная - это совсем не то... почему он раньше не замечал ничего такого? Может быть, это величайшая удача, что он поехал в пионерлагер ь...
      ...На обратном пути все было по-прежнему. Перед обедом, когда Андрей задумчиво смотрел, как пионеры моют руки, Света вдруг подошла и поделилась впечатлением:
      - Это же надо столько мыть руки... Как будто хотят их стерилизовать до блеска.
      Совершенно спокойно и хорошо сказала, будто они только что разговаривали, и это была ее следующая фраза.
      - Да... Только почему стерилизованное обязательно должно блестеть?
      - Не знаю. Это я просто так.
      Тут, кстати, мытье рук закончилось и беседа, соответственно, тоже. Однако с этого момента Андрей чувствовал некую невидимую связь со Светой - как у людей, которые понимают друг друга без слов, достаточно только посмотреть друг на друга; а остальные ничего не замечают... Что-то подобное иногда появлялось и раньше, но сейчас это было просто прекрасно. Может быть, это мне только кажется, думал Андрюша... да нет же, вот ее взгляд, он именно ТАКОЙ...
      Впрочем, оставим его наедине со своими мыслями. Весь этот день начальство, очевидно, решило посвятить купанию - просто на субботу был запланирован банный день в некоторых отрядах, и никто его отменять не собирался, несмотря на утреннюю часть программы... Кстати, в бане был ремонт, и работало только одно отделение; туда запускались дети группами по пол-отряда одного пола и мылись по очереди.
      - А твои сегодня тоже моются? - спросил Серж у Андрюши.
      - Кажется... да.
      - Ага... Слушай, ты не посмотришь - как там, не освободилось уже? А то мне сейчас своих вести.
      - Ладно. Сейчас.
      Андрюша пошел к бане, и у задней ее стены обнаружил музыкального работника Юру, который заглядывал в маленькое окошко. Это было то самое окошко, что они разбили ночью два дня назад. Новое стекло вставили, а белой краской еще не закрасили, благо большинство пионеров до такой высоты не доставало.
      Увидев Андрюшу, Юра хотел что-то сказать, но подумав, что все равно ничего не обьяснишь, просто отошел и скрылся из виду. Желая узнать, что же так привлекло Юру в этом окне, Андрюша тоже заглянул... и увидел девочек своего отряда.
      ...Объясним, что Юра оказался здесь совершенно случайно - он сам хотел вымыться, и заглянул, чтобы узнать - девочки там сейчас, или мальчики. Однако зрелище оказалось слишком интересным...
      ...А в воскресенье приезжали родители: часть пионеров отдавали им на растерзание до обеда, а остальная часть гуляла по лагерю в ожидании приезда или просто так. Андрюша спал, и Саша спал тоже. Саша был очень утомлен утренней раздачей детей родителям; ему снились большие междугородные автобусы - "Икарусы", которые ехали по вертикальным стенкам этакого стакана, а может столба, а может, это были трамваи, а Саша хватался за них руками, причем потом оказалось, что там был еще зеленый забор с башенными часами, и сквозь него португальские партизаны ходили на разведку... Саша проснулся и решил прогуляться, однако от приехавших нигде не было спасенья. Как только он вышел из корпуса, сразу наткнулся на родителей Стеллы Ивановой, и на саму Стеллу, которая радостно произнесла:
      - О, вот он - это Саша!.. Да, наш вожатый... Саш, ничего, что мои родители на территории?..
      Саша поздоровался, ответил на пару вопросов, и родители Стеллы вместе с ней самой пошли к воротам наружу. "Ну и маразм",- думал Саша, - "Проводить родителей на территорию лагеря только для того, чтобы показать вожатого..."
      К Свете Журавлевой родители приехали тоже. Кстати, они предложили ее забрать - прямо сейчас, или где-нибудь через недельку, если Свете надоело в лагере... Света отказалась. По ее описаниям, в лагере ей было очень хорошо и интересно.
      15.
      Кстати, в '79 году еще выпускали "Маяк-203", этот самый популярный тогда магнитофон. Последовавший "Маяк-205" совершенно по сравнению с ним не тянет: дороже, а внутри то же самое, только отделка корпуса другая. Много сейчас выпускают магнитофонов (да, это в оригинале, 1983), и все их одинаково плохо берут... Так, о чем это я... Ах, да, о "Маяке-203".
      Итак, Юра стоял перед вышеупомянутым магнитофоном и втыкал в него шнуры. Это был тот самый особоценный аппарат, который радист никому не доверял, кроме Юры, потому что с него транслировались на весь лагерь горны и прочие насущные звуковые эффекты. Юра же проводил с ним дискотеки или огоньки, как, например, сейчас - огонек второго отряда.
      К вечеру родители разьехались, и огонек прекрасно вписывался в общее приподнятое настроение. Проистекать он должен был в игротеке - отдельном павильончике, в котором имелись столы, стулья, еще что-то и умеренно настроенное пианино. Юра подключал аппаратуру, пионеры что-то рисовали и готовили необходимые аксессуары для вечера. В павильон вошел Андрюша.
      - Что это вы здесь изображаете? Номерочки какие-то...
      - А это почта. Каждому дают номер, и все посылают друг другу письма. Я, например, почтальоном буду...
      - А, хорошо... Ну дайте мне, что ли, номер...
      Андрюша был первый, кому дали номер, и номер поэтому дали первый. Очень красивый и нарисованный на первом взлете вдохновения...
      Наконец мероприятие началось. Сначала были выступления, затем легкая трапеза, потом танцы. Первую часть большинство воспринимало как суровую необходимость, в основном дожидаясь второй и особенно третьей части программы. Все уныло смотрели на двадцать раз виденные и из года в год повторяющиеся сценки, шуточки и прочие актерские испорожнения. Еще Юра чего-то играл на пианино, и кто-то что-то пел; в общем, сие заняло минут сорок. Еще полчаса заняла трапеза.
      Но вот выключили свет и включили фотоосветительную лампу внутри тумбочки, накрытой красным пионерским знаменем; каждый желающий мог махать им туда-сюда и устраивать мигающее красно-белое освещение. Юра поставил первую серию быстрых танцев и сел попить чаю.
      По его опыту проведения танцев, за вечер, где состав танцующих не меняется, нужны две быстрых "волны" и две медленных: минут пятнадцать быстрых, одна песня медленная, еще пару быстрых и последние полчаса сплошь медленные. Однако когда компания более интимная - например, сейчас, огонек одного отряда - такое уже хуже работало; здесь нужно было полчаса быстрых и все оставшееся время - медленные.
      Итак, Юра сел пить чай, и Андрюша с неприятным удивлением заметил, что сел он за стол с Апаковой Леной и Журавлевой Светой. Следует сказать, что Андрюша по воле случая с начала огонька со Светой не общался и сидел вообще довольно далеко от нее. Света разговаривала с Юрой, причем с видимым интересом. Иногда она смотрела на Андрея, но он в этот момент специально смотрел в другую сторону. Потом Юра, Света и Лена пошли в кружок потанцевать: Андрюша становился все более хмурым, но безучастно наблюдал за происходящим. Наконец Юра со Светой что-то долго выбирали около магнитофона, Юра сменил ленту и зазвучал медленный танец. Юра танцевал со Светой. Было еще несколько Светиных взглядов на Андрюшу, но тот сидел совершенно спокойно и читал письма:
      "1 от 19. Какую погоду ты любишь?"
      "1 от 8. Какая девочка из нашего отряда тебе больше всех нравится?"
      "1 от 25. Будь здоров."
      "1 от 33. Что такое любовь?"
      "1 от 9. Как ты относишься ко мне?"
      "1 от 12. Мы пойдем завтра купаца?"
      "1 от 24. Что лучше - джинсы или шорты?" (Кто бы это мог быть с таким вопросом?.. К сожалению, большинство носило номера в карманах и показывало их только почтальону, посему определить авторов было непросто). Андрюша написал:
      "19 от 1. Лунную"
      "8 от 1. А тебе?"
      "25 от 1. Спасибо"
      "33 от 1. Это я тебе потом скажу..."
      "9 от 1. Да. Именно так, как ты думаешь".
      "12 от 1. Нет"
      "24 от 1 Лучше плавки".
      Когда танец кончился, Света вернулась за столик, и тут ей принесли письмо:
      "25 от 1. Спасибо"
      Андрюша с увлечением ел лимонные вафли.
      И тут Юра, который все это время возился с аппаратурой, обьявил белый танец. Света встала... и пошла к Андрею.
      - Андрей, пошли потанцуем.., - произнесла она.
      Андрей увидел ее взгляд, в котором ничего не пытались скрыть... и почувствовал себя необычайно счастливым человеком.
      - Пошли...
      - Ты не обиделся на меня за что-нибудь?
      - Да нет...
      - Это хорошо. Я совсем ничего не имела в виду...
      Юра смотрел на них, и думал. С одной стороны, причин для беспокойства вроде бы и не было - для Светы такое было абсолютно нормальным - и в то же время у него возникло какое-то ощущение... что-то в этой сцене было не так.
      Андрюша со Светой танцевали уже несколько танцев подряд. Когда музыка кончалась, они стояли рядом и разговаривали, ожидая следующего танца. Юра становился все мрачнее... и тут он увидел последнюю мелочь, которая ему сказала все... и на душе сделалось невыносимо горько. Андрюша говорил что-то Свете на ухо; Светины глаза были закрыты.
      Юра сидел и ел в тоске конфеты "Ласточка". Танцевали почти все, красный фонарь уже никто не трогал; потом Юру пригласила какая-то девочка, и он присоединился ко всем тоже.
      Так продолжалось бы очень долго, если бы не появилась старший педагог Надежда Иосифовна и не сообщила всем, что огонек пора кончать, уже половина одиннадцатого, и о чем только думают вожатые... И еще ей очень не понравилась Светина голова на Андрюшином плече, но пока она ничего не сказала...
      Юра выключил магнитофон. "Ну еще, еще немножко!" - кричали пионеры; "Никаких "еще"! Спать всем!" - кричала Надежда Иосифовна; наконец увидев, что дело сделано, удалилась.
      - Хочешь еще? - спросил Андрюша Свету.
      - Да. Давай еще...
      Андрюша выволок предусмотрительно заготовленный Сашин магнитофон и включил кассету с подписью "Eloy '78". Юра унес только "Маяк-203", как самую ценную аппаратурную часть, а усилитель "Электрон-20" готов был оставить. Можно было бы, конечно, из вредности и его забрать, но Юра был не таким человеком. Он был просто печален и не собирался ни с кем сражаться... Итак, огонек продолжался. Андрюша не думал о последствиях. Каждая минута этого танца стоила дня из тех, что проходили раньше...
      Пока Андрюша возился с магнитофоном, Юра подошел к Свете:
      - Какие новости?
      - Да так... А что тебя интересует?
      - Вдруг скажешь что-нибудь хорошее...
      - Нет. Ничего хорошего - для тебя. До свидания!
      ...Юра был разбит и уничтожен. Юра был низвергнут.
      16.
      Наташа шла по дорожке от корпуса к игротеке - возвращалась после недолгого визита к себе в комнату. Кажется, теперь ее присутствие было просто необходимо: огоньку давно бы уж пора закончиться, а Андрюша, как видно, и не думает об этом...
      Итак, Наташа шла, и навстречу ей шел... Серж. Вот они встретились и поздоровались. Серж спросил:
      - А ты что сейчас делаешь?
      - Да так, ничего, - ответила Наташа, у которой все проблемы сразу вылетели из головы, - у нас, вообще-то, сейчас огонек...
      - А, понятно.., - сказал Серж, пропустив мимо ушей последнее сообщение, - а у меня сейчас настроение какое-то мрачное... Пойдем ко мне, посидим, а?.. Очень хочется поговорить с кем-нибудь...
      - Хорошо, пошли.., - она с трудом сдерживала внезапную радость; про огонек уже не было ни малейшего воспоминания. Серж, вообще говоря, правильно подумал, что может уже с ней обращаться, как со своей girlfriend; Наташа была такому только счастлива.
      Начав какую-то длинную тираду с присутствием лирики, философии и легкой поэтической грусти, Серж довел Наташу до своих аппартаментов.
      - Ты любишь темноту? Я люблю в такое время сидеть без света, так лучше думать...
      - Да... лучше не включай...
      -...Возьмем темноту за исходную точку... Когда человек рождается, у него нет ничего, кроме времени: из времени он создает себя, все, что собой представляет... То есть, время заключает в себе некую ценность. Но человек сначала никогда не знает, сколько стоит время, он не может сравнить его с остальными, материальными ценностями... Это трудно хотя бы и потому, что сначала его много - и весь путь кажется бесконечным...
      ...В открытое окно вливались крики ночных птиц и ярко-серебряный лунный свет; он отражался в Наташиных глазах и в глазах Сержа, когда он говорил. Все, что говорил Серж, было очень похоже на правду и на какой-то высший смысл; скоро он увидел в Наташиных глазах слезы.
      - Тебе не холодно? - внезапно спросил он и положил руку на ее плечо. Он почувствовал легкую дрожь, но дрожь была не от холода, а от его прикосновения... - о, тебе холодно! - тотчас заявил он, оборачивая Наташу своей курткой (частично) и своей рукой (в основном)... Наташа была теперь вплотную к нему, и даже наклонила голову в его сторону. Серж говорил почти шепотом... Следующая внезапная фраза была такая:
      - А у тебя жесткие волосы?.. Вот здесь как будто жесткие, а так раз, и рассыпаются... Вот у меня - очень жесткие волосы; потрогай... Вот... А ничего, если я тебе прическу поправлю - будет чуть-чуть другая? ...
      Наташа была в волшебном полусне; ей было все естественно, хорошо и приятно... да и надо отдать должное: Серж действовал деликатно. Все было медленно, постепенно и осторожно.
      - Нет, не здесь... Это лучше вот так...
      ...Однако отвлечемся наконец от сей счастливой пары (пусть только читатель не усердствует в домысливании дальнейшего!), и отвлечемся от другой счастливой пары, которая танцует в игротеке... давайте-ка рассмотрим вон того одинокого человека, который бродит по темным аллеям...
      Юра бродил по лагерю и думал, почему он проиграл. Нет, дело не в красоте, и не в подходе... хотя, может быть. Так, надо проанализировать все сначала.
      Итак, в 12-13 лет у девочек впервые появляется заинтересованность в рассматриваемом вопросе, что обусловлено чисто биологическими факторами; это явление Юра называл "сексуаль
      ружающим, изменения манеры поведения, изменения отношения к подругам... Потом возникает способностью ЛЮБИТЬ - ей может понравиться кто-то, только это обычно не сразу реализуется... Сначала долгие оценки и разговоры между собой... так, все правильно... а теперь допустим, что кому-то она понравилась до того, как возникла способность любить. Ей хочется нравиться, и так оно и есть - это воспринято как должное... Так, но это отпадает. Юра понимал, что у Светы эта стадия давно пройдена. Правда, она уверена, что нравится чуть ли не поголовно всем вокруг - это в данном случае естественно... И тут - подтверждение: кто-то взрослый ею заинтересовался. Это ее радует, потому что ей хотелось этого, и, разумеется, интересно узнать поближе такого человека. Она еще не подозревает, что может влюбиться. Просто она так долго была уверена, что нравится всем вокруг, но никто ей ничего такого не показывал, разве что кто-нибудь ее возраста... а он в ее глазах - дебил, глупее на два года... Да, к человеку, который ее заметил, есть уважение - ведь оценил же, что она действительно вся из себя такая; и еще любопытство - а как же это он так подумал, почему это он решил; и еще радость: во здорово-то!.. И еще хочется поиграть с ним, чтобы полностью насладиться новым ощущением... Стоп. Вот тут-то у нее и есть вероятность влюбиться. Совершенно неожиданно, "играючи"... А любят они по первому разу сильно, будь здоров как... Отсутствует способность сравнить и сознательно оценить, все происходит с ними моментально... Нравится вообще непредсказуемо что. Внешние данные. Манера общения. Еще черт знает что... и совсем непонятно что. Как правило, обьектом увлечения становится совершенно произвольный человек, и он ни о чем не догадывается... или часто просто посылает бедную девочку куда подальше, особенно если он значительно старше. "Молода еще"... Так, вот здесь Андрюша-то и мог стать предметом увлечения. Совершенно случайно: он ведь все время рядом...
      "Какой же я дурак! Почему же я не поехал вожатым! Ведь так же ничего, ничего не можешь сделать, а вожатый может все, что угодно.., и все элементарно, "по долгу службы"... Какой же я дурак!.."
      А Андрюша?
      Он тоже оценил Свету, думал Юра; правда, немного и с ее помощью, а хотя... наверное, они понравились друг другу одновременно.
      Как ни странно, Юра в общем уважал Андрея... хотя бы потому, что тот пришел к тому же, что и он сам...
      ...Однако читатель уже порядком утомлен. Опишем-ка мы еще двух человек, очень серьезных и решительных в эту минуту. Они идут к игротеке. Это - начальник лагеря и, опять же, старший педагог.
      Вот дверь в игротеку распахивается, и их взору предстает второй отряд, покачивающийся в танце в полной темноте. Вот вожатый, обнимающий какую-то девочку... "Все ту же!" - в ужасе отмечает про себя Надежда Иосифовна, и ужас переходит в силу и решительность.
      - Э-э... В чем дело?! - произносит начлаг.
      ...Не буду описывать жуткие сцены разгона огонька; достаточно сказать, что через двадцать минут все были уложены старшим педагогом лично, и малейшее сопротивление угрожало повлечь за собой страшные кары...
      - А вас, Андрей, э-э... я прошу зайти ко мне сразу же, как освободитесь, - сказал начлаг с максимальной глубиной суровости в голосе. Потом подумал и добавил:
      - А где э-э... Наташа?..
      - Не знаю, - признался Андрей.
      17.
      Венеамин Андреевич, начальник лагеря, был, надо сказать, в этаком озабоченном и озадаченном настроении. Только что Надежда Иосифовна подробно осветила ему состояние дел во втором отряде, и он чувствовал, что надо принимать крутые меры; случай же с огоньком - вообще абсолютное безобразие. Итак, налицо полный развал работы, еще немного - и пионеры начнут тонуть, убегать, нарушать все правила внутреннего распорядка, а вожатые своим наплевательским отношением будут только содействовать этому. Да и не просто наплевательским - прямо противоположным, разлагающим, ниспровергающим все нормы советской морали! Это надо же - после отбоя проводить огонек, назло всем, когда уже было сказано немедленно его прекратить...
      Итак, Венеамин Андреевич думал обо всем этом, о крутых мерах, которые необходимы, и... все же совершенно не знал, что именно делать. По мягкости своего характера он почти никогда не мог принять твердого решения; он чувствовал себя хорошо, когда все шло так или иначе по расписанному плану, по заранее установленному распорядку, и сразу терялся, когда происходило что-либо из ряда вон выходящее. Кстати, здесь он мог наделать редких глупостей, особенно когда его действиями руководили кучи разнообразных и взаимно исключающих рекомендаций от многих советчиков сразу... Пока советчик был один - Надежда Иосифовна, и она настоятельно требовала влепить Андрею выговор или вообще отстранить от работы, перевести на должность сменного вожатого.
      Андрюша предстал перед начлагом,когда тот сидел за столом и хмуро придумывал первую фразу разговора. Он встретил спокойно-сосредоточенный взгляд Андрея, взял в руки большую стопку каких-то листов, и, постукивая ее об стол - чтобы подровнять - начал:
      - Э-э... садитесь.
      Андрей сел. Начлаг продолжал постукивать пачкой листов то об стол, то об ладонь, пачка подравнивалась, снова расползалась, снова собиралась в ровный бумажный монолит, и конца этому процессу видно не было. Венеамин Андреевич выдавил наконец из себя самое едкое выражение и произнес:
      - Э-э... скажите мне: что вы лично сделали за истекшие две недели смены?
      Андрюша молчал. Перечисление всех мелочей представлялось ему несколько унизительным делом.
      - Огонек после отбоя?.. Но, э-э... согласитесь, что этого как-то мало...
      Андрюша помолчал и произнес:
      - Лучше меньше, да лучше.
      Начлаг рассыпал бумаги по столу и ошеломленно поднял на него глаза. Секунд десять он открывал и закрывал рот, и наконец спросил:
      - Что вы имеете в виду?!
      На этот вопрос невозможно было ответить.
      - Нет; что вы имеете в виду?!
      - Ничего.
      - Ах, ничего!! - ...но дальше ничего изречь не смог: только гневно собирал листы снова в стопку, переворачивал, подравнивал, причем чем больше подравнивал, чем больше листов выбивалось обратно... "Интересно, что на них написано?" - думал Андрюша.
      Видя, что начлаг как-то иссяк, в разговор вступила Надежда Иосифовна:
      - Скажите, Андрей... а какое отношение вы имеете к этой девочке - Журавлевой Свете, если не ошибаюсь?..
      - Что значит - какое отношение? Отношение вожатого к своему пионеру.
      - Нет, просто я замечала, что вы ей уделяете какое-то повышенное внимание, не укладывающееся в рамки взаимоотношений между вожатым и его подопечными... Вы, надо сказать, мало общаетесь со своими ребятами, и только Света и Лена как-то в центре вашего внимания. Как-то это... наводит на странные размышления...
      - Мне непонятны Ваши рассуждения. К каждому необходим свой подход: уделять всем одинаковое количество времени просто нецелесообразно.
      - Однако ваш подход... несколько иного порядка... Не мне вас учить, что может из этого получиться. Вы - вожатый, и вам доверили детей; вы несете за них ответственность. Ваши же действия... просто неприемлемы с этих позиций.
      - Мне непонятно, о чем вы говорите.
      ...Начлаг слушал, и в нем росли испуг и беспокойство. Чрезмерно близкие отношения вожатого с пионеркой - этого еще не хватало... Черт знает, что еще можно от него ожидать... А что, если они УЖЕ... и тогда...
      В испуганной фантазии начлага росли все новые и новые картины, он подумал, что необходимо провести медицинскую экспертизу... потом представил, что из этого выйдет. Какой позор, если подозрение не подтвердитс я... а если подтвердится? Позор еще больший. Он, начальник лагеря...
      "Нет, никакой экспертизы! А ему... ему же нельзя... нельзя оставлять его с детьми! Немедленно... надо что-то делать... Только что?.."
      - Я отстраню вас от работы! - вскочил начлаг.
      - Как нравится.
      - Что!?
      - Как вам нравится, говорю.
      - М-м... э-э.., - но продолжения фразы опять не последовало... Начлаг был растерян полностью, ему хотелось забыть все и остаться одному; а в следующую секунду опять приходил страх за возможные деяния этого вожатого - что-то все же надо было делать, но что?..
      ...Он стучал, и стучал, и стучал свей стопкой бумаги по столу, и становился все более нервным. Вдруг он произнес:
      - Идите.
      - Что?
      - Идите!
      Андрей ушел.
      - До свидания...
      Начлаг не ответил, только хмуро опустил надоевшую стопку на дальний край стола... А Надежда Иосифовна сразу заговорила:
      - Да снять его с работы за такое! Поставить на подмену. Или вообще из лагеря выгнать! Какое безобразие, и ведет-то себя как!.., - и так далее и в том же духе еще довольно долго; а начлаг думал, что выгнать из лагеря - это как-то слишком, а поставить на подмену - это ничего не дает; он же и там будет заниматься развращением несовершеннолетних!
      - Э-э...Так надо ему просто запретить!
      - Что? Так он же даже не признает свою вину, ведет себя как нахал, и...
      - Э-э... а что же делать?
      - Так снять его с должности! Или выгнать!
      - Ну, выгнать, это... А если поставить на подмену - вы полагаете, это все равно? Речь ведь не только э-э... о развале работы, а еще и о... э-э...
      - Венеамин Андреевич, он заслуживает немедленного увольнения. Просто хам! И как он...
      - А не слишком ли это..
      - Слишком? Да что вы! Выгнать его в три шеи! Если такого оставишь, он же весь лагерь превратит... ну я не знаю во что, просто неприлично сказать...
      - А выгнать, вы полагаете... э-э... надо?..
      ...Так они разговаривали довольно долго, а может, и не так - восстановить подробности уже очень трудно; да и не стоит, пожалуй, отягощать данную главу слишком обильным повествованием; пусть лучше читатель воспримет ход мыслей начлага и старшего педагога как некое авторское упрощение действительных событий... Итак, начлаг все колебался, но каждое новое рассуждение говорило в пользу предложенного решения: Андрея выгнать. Вспомнили и прочие "неприглядные" поступки вожатого второго отряда; постепенно начлаг утвердился в своем убеждении, что это сразу решит все проблемы, и успокоился. Надежда Иосифовна была довольна: этот нахал и хам Андрей наконец получит по заслугам.
      - Ладно. Значит, завтра, э-э... приказ? Прямо так сразу?..
      ...Однако отметим здесь еще одну черту начальника лагеря: когда решение было уже принято, и он больше не колебался, переубедить его становилось абсолютно невозможным, даже если неправота начлага становилась очевидной. К несчастью, в тот вечер с ним не было никого, кроме Надежды Иосифовны; иначе суровое решение начлага не стало бы уверенностью.
      Кстати, Наташу в тот вечер так и не нашли. О ней просто не вспомнили.
      18.
      На следующее утро, еще до линейки, Андрюшу вызвали к начлагу и потребовали написать заявление об увольнении по собственному желанию. Что он и сделал.
      Перед линейкой Андрюша вернулся в отряд, тщательно выстроил всех пионеров, и, встав перед строем, сообщил:
      - С сегодняшнего дня начальство лагеря больше не нуждается в моей помощи. Таким образом, меня выгоняют. Поднимите руки, кто согласен с этим решением.
      Строй вскипел. Все были явно возмущены происшедшим: "Нет!" - кричали пионеры,- "Мы не согласны!.." Вместо линейки все гурьбой отправились к резиденции начлага, и остановить это побуждение было совершенно невозмрожно.
      Начлаг испугался снова, однако скоро этот испуг перешел в суровость и непреклонность. Присутствие Андрея в лагере представлялось ему все более опасным; для усмирения второго отряда были мобилизованы остальные вожатые.
      - Это же надо! Просто э-э... бунт поднял!
      - Может, милицию вызвать? - посоветовала Надежда Иосифовна.
      - Это зачем же? - отозвался оказавшийся поблизости Саша.
      - Как? Пооведение этого Андрея просто возмутительно, криминально!...
      - Э, нет. Он здесь ни при чем. Это сами дети...
      - Что же, они сами пошли к начальнику лагеря, чтобы кричать и создавать беспорядок?
      - Да. Андрей им очень понравился, и они не хотят с ним расставаться.
      - Вот это уже непонятно.
      - И действительно, э-э... чем он мог завоевать такую популярность?.. Он же вроде, э-э... не очень много с ними работал...
      - Все дело в подходе. Такие вожатые попадаются редко. Прежде всего его должны уважать.
      - Мм... э-э...
      - Надо держать себя не так - как лицо, назначенное командовать, чтобы заставлять их выполнять режим - а как равный с ними, но только - умнее и авторитетнее! И не надо ничего заставлять делать, надо просто давать понять целесообразность и нужность этого!
      - Это как же... Позволять им что угодно?!
      - А что значит, что угодно?
      - Ну там, убегать... Не спать во время тихого часа...
      - А почему... Почему к ним такое отношение, будто они только и стремятся что-то нарушить?.. Это - нормальные, хорошие дети, и лагерный режим создан специально для них, а не против них! Надо просто им дать понять, что одному скучно, что на тихом часу стоит поспать, чтобы снять усталость, что даже зарядка - тоже, в общем, дело... Они же нормальные люди, и в них нет изначально криминальных побуждений. Просто они не все понимают...
      - Между прочим, - в разговор вмешался Серж,- мне даже девочки сообщают, когда они ночью собираются мазать мальчиков зубной пастой. А вам такое сообщали, когда вы работали?
      - И что же, э-э... позволяете?!
      - Да. Только я говорю: ну ладно, но для этого же вам надо проснуться среди ночи... а как не хочется вставать в такое время, да и будильника у вас нет, проспите небось... Утром будете - сонные, жуть... Результатов все равно не увидите, умоются все уже... А на следующую ночь к вам пойдут... И знаете - не осуществляется обычно мероприятие после такой беседы: "Че-то лень было", - говорят, - "мы проспали..."
      - Э-э... мм-да...
      ...Начлаг туманно констатировал, что что-то где-то в этом есть, хотя и не все (э-э) безусловно правильно, Надежда Иосифовна была категорически против таких методов.. однако разговор есть разговор, а более насущная задача - усмирение пионеров второго отряда...
      Линейку провели кое-как, завтрак тоже. Андрюша ходил по лагерю, за ним толпой - его дети, многие девочки плакали. На Наташу никто не обращал внимания. Наконец детей "изолировали", то есть просто заперли в столовой. Причем заперли всех, кроме... Журавлевой Светы и Апаковой Лены, которые успели спрятаться; но об этом потом. Пионеры первого и третьего отрядов явно прониклись настроением Саши и Сержа соответственно и тоже вели себя беспокойно; Серж и Саша явно были на стороне Андрея. Короче, когда Серж вернулся в отряд, он обнаружил всех детей угнанными в лес посредством Ларисы - осталась только одна девочка, Белавкина Ира, которая скорбно сидела на лавочке перед корпусом.
      Стоп. Надо же представить одно из важных действующих лиц нашего повествования - да простит мне читатель, что оно впервые появилось только в восемнадцатой главе!.. Итак, Ира. Она в третьем отряде нашего лагеря, очень милая и послушная девочка, ей тринадцать лет. Если посмотреть на нее непредвзято, то она весьма симпатична; однако на сей раз, пожалуй, достаточно.
      - Здравствуй. А тебя почему не взяли?
      - А я не пошла. У меня почему-то голова болит...
      - Ах ты, бедная... Ну что, отвести тебя ко врачу?
      - Вообще-то я не хочу... А ты считаешь, нужно сходить?
      - Ну, я же не знаю, что с тобой... Прямо смотреть жалко. Давай я тебя в утешение поглажу по головке, и пошли...
      Серж выполнил свое намерение и повел Иру в изолятор. Там все недомогание обьяснилось простым перегревом на солнце, и даже не дали никаких таблеток - пройдет, только нужно отдохнуть...
      - Вот видишь, нужно было не ходить...
      - Зато теперь все ясно; ты уже знаешь, что пройдет, и теперь пройдет быстрее.
      - Да. А все-таки хорошо, что я не пошла с ними. Здесь сейчас лучше.
      - Конечно, лучше. Я сам поэтому не пошел...
      Они вернулись к корпусу отряда, и тут их застали Саша и Андрей. Поговорили о том, о сем, чего могло бы быть и чего можно было бы сделать... и в конце концов сошлись на мысли, что Андрюше стоит еще приехать, посему взяли с него честное слово приехать на последнюю ночь. Разместить его тайком от начлага гарантировали. Поскольку все это было страшной тайной, Ире обьяснили важность сохранения услышанного в секрете... но на нее можно было положиться, Серж это знал.
      Андрюшу изолировали тоже: в его комнату поместили бывшего сменного вожатого Володю, ныне вожатого второго отряда, а он сам должен был провести последнюю ночь в корпусе с обслуживающим персоналом; рано утром следующего дня отправлялась очередная оказия в Москву.
      У Андрея было много впечатлений за этот день, однако главным было прощание со Светой.
      - Может быть, мне тоже уехать?.. Меня родители могут забрать... через недельку...
      - Не надо. В этом случае они наверняка что-нибудт скажут родителям.
      - Ну и что?..
      - Да нет, оставайся. Я ведь еще сюда приеду...
      - Когда?
      - В последнюю ночь.
      - Вот здорово!.. Я буду тебя ждать...
      ...Андрей даже не знал, плохо это или хорошо - то, что его выгоняют. Ему было больно видеть эту растерянную плачущую девочку, очень жаль было с ней расставаться, и в то же время он чувствовал себя необычно счастливым человеком. Случившееся событие сразу отбросило все условности в отношениях между ними, и остались только самые искренние и чистые побуждения; совершенно незабываемым ощущением были ее теплые руки, державшие его так, словно боялись отпустить....
      Они погуляли в лесу, оставив Апакову Лену на территории; когда наконец вернулись, Лена сообщила, что Свету уже ищут. Андрей последний раз погладил ее по волосам и грустно улыбнулся; Света кивнула и вытерла слезы.
      На ужин она пришла с абсолютно спокойным и каменным лицом, глядя сквозь всех своими прекрасными небесно-стеклянными голубыми глазами...
      19.
      Ночью в лагере тоже были кое-какие беспорядки. Такой возраст: стоит только всколыхнуть, и долго потом их не успокоишь.... Начало было тихое: второй отряд был уложен спать лично старшим педагогом, вожатые тоже легли спать, и все, казалось было в порядке. Но к середине ночи такое утверждать уже было сложно...
      ...Больше всего досталось бедной Наташе, и заслуга в том была, конечно, Кати Слугиной. Пробравшись к Наташе в комнату, она отрезала пуговицы от всей одежды и сложила их в конверт "для вопросов и предложений", висящий на отрядном уголке... третьего отряда! Единственное платье, на котором не было пуговиц, обнаружили на верхушке флаговой мачты (!), причем блок-подьемник был надежно заклинен. Саму же Наташу Катя слегка измазала зубной пастой "Сигнал", а также немножко покрасила ей волосы флакончиком зеленки.
      Володю просто измазали пастой с ног до головы; в процессе живописания он немного просыпался, поворачивался на другой бок, и засыпал снова. Однако здесь фантазия, признаем, была гораздо беднее, чем у Кати...
      Домик начлага был заперт, поэтому ему просто стрельнули в форточку из тюбика все той-же зубной пастой, а потом для верности замотали проволокой ручку двери снаружи. То же самое сделали и Надежде Иосифовне, плюс разрисовали ей стекла - довольно живописно, правда, в несколько излишне откровенной манере...
      Между обособленным от корпусов туалетом - возле столовой - и первым отрядом красовалась длинная дорожка из сорока пар обуви, устремленная к туалету, с подписью: "не зарастет сюда народная тропа"...
      ...В общем, всего было достаточно, но совершенно неожиданнным был финал. Дело в том, что из всех нарушителей порядка поймали только одноко человека........ это была Стелла Иванова! И на нее-то и обрушился весь гнев начальства.
      Все было просто. Марина, старшая пионервожатая, разбуженная каким-то тер-актом в ее адрес, бегала по всем отрядам, пытаясь поймать нарушителей. И вот в комнате у Саши, вожатого первого отряда, была найдена вышеозначенная Стелла. Она стояла рядом с кроватью, явно намереваясь намазать вожатого зубной пастой или еще чем-нибудь; а Саша мирно спал, причем он даже не проснулся, когда вошла Марина.
      Стеллу вывели и повели к начлагу: Марина была очень зла. Странным было то, что у Стеллы не нашлось ни зубной пасты, ни чего-либо подобного; но этот парадокс как-то не волновал Марину. Чертыхаясь, она разматывала проволоку, коей начлаг был надежно опечатан снаружи... а Саша спал, ничего и не подозревая о сорвавшемся покушении.
      Начлаг был злой и сонный ("Что это у вас на лице?" "Э-э... где?.. А-а... М-да... Зубная паста.."). За пятиминутную беседу он не извлек из Стеллы ни единого слова; она просто стояла и смотрела в пустоту широко раскрытыми глазами, не отвечая на вопросы, как будто намеревалась стоически перенести все мучения, которым ее здесь подвергнут.
      Ничего не добившись, начлаг выгнал Стеллу, сказав, что будет разбирать ее поведение утром при всех, на линейке, и лег спать. Но заснуть ему больше не удалось...
      Венеамин Андреевич был возмущен, оскорблен, просто шокирован таким хамством. "Да выгнать ее из лагеря к чертовой матери!"- думал он уже под утро, яростно ворочаясь на жесткой лагерной кровати, - "Чтоб все видели! Чтоб другим неповадно было! Ишь, распустились!.." Пасмурное утро застало начлага в настолько злом и выведеннном из себя состоянии, какового сотрудники лагеря не помнили уже года два. Он хмуро проследовал мимо линейки, на которой дежурные пионеры снимали с мачты Наташино платье и отмывали с асфальта красивую надпись: "Начлаг - <ч>удак"; встретил Таню, дежурную вожатую, и снова вызвал к себе Стеллу Иванову. Результат был прежний.
      Стелла смотрела на него молча и терпеливо, точнее, смотрела СКВОЗЬ него, словно начлаг был какой-то несущественной мелочью... Стелле было абсолютно все равно, и любое разбирательство окружающих казалось уже смехотворным. "Ну, погоди же", - подумал Венеамин Андреевич и потащил ее на линейку; она как раз началась.
      - Вот! Э-э... Видишь, на тебя смотрит теперь вся дружина. Вот и расскажи им, что ты делала этой ночью... Молчишь?!. Ну тогда я расскажу. Эта... э-э... девочка вчера хотела измазать зубной э-э... пастой вожатого своего отряда, э-э... Сашу. Ну, так?! (смех в отрядах) А что вы смеетесь?! А ну-ка, кто смеется, сейчас будет здесь, э-э, тоже...
      ...Серж смотрел на начлага, и ему становилось нехорошо. Он представлял себе, каких дров сейчас может наломать начлаг; сейчас он был настолько непредсказуем, что мог выкинуть любую глупость. Некоторые знающеие его вожатые думали примерно то же; но остановить начлага было уже невозможно.
      - Ну? Так? Ты хотела...
      - Я не хотела.
      Голос Стеллы был ясен и отчетлив; это были ее первые слова. Она спокойно и безразлично смотрела на весь лагерь, стоящий перед ней, зеленые деревья сзади и серую слоисто-дождевую облачность... Начлаг, казалось, был удивлен. Но не дольше секунды - он сразу же кинулся дальше в бой, не разбирая дороги.
      - Э-э... не хотела? А что же ты хотела?.. Нет, ты всем скажи, в микрофон: зачем ты НОЧЬЮ пробралась в комнату вожатого?
      - Я... хотела на него посмотреть.
      Серж в ужасе ждал, что будет дальше. В радиоузле морщился Юра, слушая бестактные слова начлага.
      - Посмотреть?.. Э-э... А... почему? Почему?! Молчишь?! Нет, ты всем скажи, в микрофон: ПОЧЕМУ это ты хотела посмотреть на вожатого?!
      Стелла стояла, и ей было уже все равно. И линейка, и начлаг, и весь лагерь - все было таким ничтожным, несущественным, мелким... Ей было уже неважно, что с ней сделают дальше, и что о ней подумают, все было как будто в тумане... белом, как эти облака... Стелла думала, что и так еще дня два - и она бы не выдержала... И все стало ясным, ровным и безразличным. И над притихшим лагерем отчетливо прозвучали ее слова:
      - Потому что я люблю его.
      ...Были еще полсекунды. И был крик.
      Кричали младшие пионеры - сами не зная, почему, просто от необычности ситуации, и все сразу слилось просто в монотонный громкий гул голосов... Вдоль отряда шел Серж, не глядя на Стеллу, на начлага, не глядя на трибуну, спиной к ним, и автоматически одергивал своих детей... В радиоузле замер Юра, ожидая дальнейшего; он вслушивался в динамики, и только еле заметно покачал головой в ответ на какую-то свою мысль. В общем гуле раздавались команды дежурной вожатой Тани: "Дружина! Напра-нале-во! С линейки! Шагом! Марш!.." - пожалуй, действительно самое лучшее, что можно было сделать...
      Стеллу сразу оставили в покое; начлаг лишился дара речи минут на тридцать. К Стелле подошли двое подружек и повели ее на завтрак.
      На опустевшей линейке стоял Витя Ухолкин, который ничего не видел и не слышал вокруг. Он был полностью ошеломлен, и даже забыл о том, куда нужно сейчас идти...
      А Саши не было на линейке, он дежурил в столовой. Когда ему путано и взахлеб рассказали о случившимся и передали, что ему срочно надо подойти к административному корпусу, он еще ничего не понимал. Он шел от столовой, а навстречу пионеры шли с линейки на завтрак; все взгляды были устремлены на него. Возле административного корпуса стояли начлаг, Надежда Иосифовна и Марина. Они осторожно попытались прозондировать почву относительно причин случившегося, но Саша был настолько неподдельно удивлен, что все успокоились; тем более Саша был на очень хорошем счету.
      В общем, изумленного Сашу проинструктировали, насколько осторожно ему следует вести себя дальше; Стеллу выгонять никто не собирался единственным выходом в такой ситуации было просто замять дело и вести себя как можно более корректно... Смятенный Саша сидел в столовой и пытался понять, как это такое может быть и почему же все это так получилось; ничего он понять не мог, лишь с удивлением обнаружил, что уже долго в упор смотрит на какую-то пионерку из четвертого отряда с длинными рыжими волосами; она оглянулась на него и отвернулась. Саша на всякий случай вышел из столовой.
      ...Два часа назад лагерь покинул Андрюша; он еще ничего не знал о случившемся. Водитель лагерного "рафика" гнал машину в Москву по очередным делам, по шоссе навстречу белому небу. Солнца не было видно, но для Андрюши весь мир был освещен: солнце светило внутри него.