— Вряд ли нам удастся их от этого отговорить, — ответила она не без иронии.

— Тогда решено.

Несколько минут прошло в молчании. Затем Дани встала, испытывая неловкость не столько из-за огромного живота, сколько из-за присутствия мужчины, которому вскоре предстояло стать ее мужем.

— Я провожу тебя.

— Позаботься о ней. Гемма, — попросил он, открыв дверь. — И свяжись со мной, если возникнут какие-нибудь проблемы.

— ПРОСЬБА ПОНЯТА, МИСТЕР КОУЛТЕР. ПРИЯТНОГО ВЕЧЕРА.

— Ну-ка, постой… — Дани нахмурилась.

— Солнышко, ты вот-вот должна родить, — Ник заговорил таким рассудительным тоном, что она чуть не врезала ему по физиономии. — Я просто хочу быть уверен, что не возникнет никаких осложнений. Гемма их, во всяком случае, не допустит.

— Мне не нравится, когда за мной постоянно шпионят.

— Гемма не шпионит. Она тебя защищает. Это ее работа.

— Временная работа, — еле слышно процедила Дани.

— Это ее работа до тех пор, пока я не отменю свой приказ.

— Лучше скажи, пока я не узнаю код, позволяющий тебе отменять мои приказы. — И прежде чем он сумел бы окончательно смутить ее своей железной логикой, добавила: — Ты так и не объяснил, почему вернулся домой раньше времени.

— Ну, скажем, я почувствовал, что надо срочно возвращаться.

— Почувствовал? — вежливо осведомилась она. — Ты, Ник Коултер, мог что-то почувствовать?

— Что бы ты там ни думала, я не компьютер, — ответил он с завидным самообладанием. — Если та новогодняя ночь ничего для тебя не прояснила, то как-нибудь я непременно объясню тебе разницу между собой и компьютером. — И с этими словами закрыл за собой дверь.

Как всегда, последнее слово осталось за ним. Понимая, что ведет себя совершенно по-детски, Дани высунула ему вслед язык. Как назло, именно в этот момент Гемма что-то Пропищала — не иначе как произошел очередной сбой в голосовом модуляторе.

— Да заткнись ты! — рявкнула Дани.

— ОШИБКА ВОСЕМЬСОТ ДВА И ЧЕТЫРЕСТА ТРИНАДЦАТЬ. ПОЖАЛУЙСТА, СФОРМУЛИРУЙТЕ ПРОСЬБУ В СООТВЕТСТВИИ С ПРАВИЛАМИ. УДАЧНОГО ВАМ ДНЯ, МИССИС ШЕРАТОН, — высокомерно ответствовала Гемма.

— О да, у меня будет удачный день, — пробормотала Дани, идя вперевалку по коридору. — Дай только найти кусачки — и я перережу все твои провода. Тогда посмотрим, за кем останется последнее слово.

Ник стоял спиной к закрытой двери, остро чувствуя и символичность этой сцены, и иронию положения, в котором очутился. В очередной раз один…

Перед его мысленным взором мелькнул образ мальчугана, стоика поневоле. Он так же одиноко стоял, прижавшись спиной к закрытой двери, а перед ним была огромная, уже пустая автостоянка. Он ждал. Ждал, как всегда. Он привык ждать. Сзади него находилось напоминавшее фабричное здание школы. Пока он так стоял и ждал, прямо перед его глазами, медленно кружась, проплыла снежинка, дрожа в ледяных объятиях ветра. Но мальчик стоял не шелохнувшись, не желая признать, что на улице жутко холодно, что снег в Сан-Франциско выпадает крайне редко, что час уже поздний. Отказываясь дать волю чувствам, терзавшим душу. Плакать бесполезно. Слезами горю не поможешь, даже если бы у него сохранилась способность плакать. Но плакать он разучился. Все его слезы уже давным-давно замерзли, превратившись в ледяную глыбу.

Поэтому он просто ждал. Как всегда.

Воспоминание пришло и ушло, а Ник по-прежнему стоял, опустив голову. Он стиснул зубы от охватившего его напряжения, а руки невольно сжались в кулаки. Нет, никогда больше он не останется стоять снаружи. Он Обязательно найдет способ войти и обрести тепло, в котором отчаянно нуждается. Неважно, сколько потребуется времени, но он непременно отогреется рядом с Дани благодаря жару ее сердца.

— Как ты себя чувствуешь?

Дани досадливо скривилась, ерзая на неудобной деревянной, скамье около кабинета судьи. Как бы часто она ни меняла лозу, как бы сильно ни растирка поясницу, облегчение не наступало.

— В моем теле нет ни одной клеточки, которая бы не разрываюсь от боли, не ныла, не причиняла бы мне страданий.

Ник не засмеялся, не стал он и говорить принятые в таких случаях банальности. Он просто обнял ее и осторожно надавил на поясницу костяшками пальцев.

— Так лучше?

— Где ты этому научился? — Она даже тихонько застонала от удовольствия.

— Нигде. Просто инстинкт. Инстинкт? У Ника? Верится с трудом.

— Я хотела бы кое-что с тобой обсудить.

— Очередной сюрприз? — весело спросил он. — Хочешь сказать, у нас будут близнецы?

У нас! Она сцепила руки на коленях. Как просто у него это получается. У нас. Он постоянно подчеркивает неразрывную связь между ними, не уставая напоминать о том, что его в не меньшей степени, чем ее, волнует благополучие ребенка, которого она носит под сердцем.

— Нет, у меня не будет близнецов. — Господи, ну как же неприятно все это обсуждать! — Речь идет о моих родных.

— Но ведь они собирались прийти на церемонию?

— Да. Только… Ну, когда я сказала им о свадьбе, у них создалось впечатление… что мы женимся, потому что хотим этого.

— Я лично хочу.

— Да, знаю. Хочешь жениться на мне из-за ребенка. Но они думают, что из-за меня. Потому что ты меня любишь. — Нервничая, она бросила на него быстрый взгляд. — У меня не хватило духа сказать им правду.

Он воспринял ее слова совершенно спокойно.

— И как они отнеслись к этой новости?

— Они в восторге, — честно призналась Дани.

Ее родные приняли Ника с не меньшей готовностью и энтузиазмом, чем ее предстоящую свадьбу. Спору нет, в ее семье Ника всегда любили. Более того. К Нику они относились гораздо лучше, чем к Питеру. Хотя ничего удивительного. Ведь им была известна вся горькая правда о ее покойном муже — насколько он был лишен чувства чести. И хотя у нее никогда не было повода сомневаться в порядочности Ника, ей казалось, что он неспособен на глубокие чувства. И это, пожалуй, будет единственным сходством между обоими ее мужьями.

— Твои родители не спрашивали тебя, почему мы так долго тянули со свадьбой? — поинтересовался Ник.

— Спрашивали. — Да, здесь ей пришлось нелегко. — Я сказала км, что мы отложили Принятие окончательного решения до твоего возвращения из Европы. Нам нужно было проверить свои чувстве, убедиться в том, что они не изменятся. — И что они на это сказали? — Сказали, что если люди достаточно уверены в своих чувствах, чтобы вместе спать, то вполне готовы и для того, чтобы пожениться.

— Недаром мне всегда так нравились твои родители. — Ей послышались веселые нотки в его чуть хрипловатом, низком голосе. Но он как ни в чем не бывало продолжал свои расспросы: — А как насчет ребенка? Они не удивились, что я не женился на тебе сразу же, как только узнал о твоей беременности?

Она все время боялась этого вопроса.

— Я сказала им, что ты узнал о ребенке только по возвращении из Европы, — призналась она.

— Ты проявила изрядное мужество.

— Я сказала правду.

— Однако остается еще один весьма любопытный вопрос: почему же все-таки ты сразу не сообщила мне о ребенке?

— Если помнишь, ты должен был вернуться через три месяца. Я подумала, что будет лучше сообщить тебе эту новость лично.

— Лгунья. Может, себя ты и сумела обмануть, но на самом деле скрывала от меня правду по одной простой причине: ты боялась.

Дани стиснула зубы. Даже под пыткой она ни за что не сознается в том, что он абсолютно прав. Слишком уж неприятна правда. Она не осмелилась поднять на него глаза.

— Я не виновата, что ты решил задержаться в Европе.

— Я бы вернулся раньше, если бы ты только сказала. Черт, я вылетел бы первым же рейсом! Тебе даже не надо было ничего объяснять. Достаточно было бы только сказать:

«Возвращайся домой».

— Как бы там ни было, ты так и так вернулся раньше времени. — Снова стрельнуло в пояснице. Дани поморщилась от боли, попробовала поменять положение, но это не помогло. — Когда я открыла дверь, поверить не могла, что это ты.

— Я и сам был несколько ошарашен, — сухо отозвался он.

— Надо отдать тебе должное, ты умело это скрыл.

— Сказались годы практики как-никак. Его последние слова заинтриговали ее, и она решилась взглянуть на него.

— Правда? Ты долго учился скрывать свои чувства? — Ее разбирало любопытство. — А зачем?

— В свое время это казалось мне единственным логичным решением. Его шутливый тон не смог ее обмануть. Она: постепенно училась понимать его, не обращая внимания на маску равнодушного спокойствия. Ее весьма озадачивала лишь одна необычная деталь: всем своим поведением он словно взывал к ней, умоляя сорвать с него эту маску и увидеть наконец-то, что он так тщательно прячет.

— Но что-то ведь должно было подтолкнуть тебя к этому решению? Так что же?

Ответить он не успела. Пришли родители Дани в сопровождений целой толпы родственников. Как всегда, все смеялись и говорили одновременно.

— Поздравляю! — еще издали крикнула Рут, мама Дани. — Ни о чем не беспокойтесь, мы уже обо всем позаботились. — Она быстро чмокнула дочь в щечку, и Ник тут же попал в ее горячие объятия.

Дани пришла в восторг, увидев, как он смутился. Похоже, ему не помешает еще немного подучиться скрывать свои чувства.

— Мама, о чем ты позаботилась?

— О свадьбе, разумеется. — Рут хлопнула в ладоши. — Сюда, девочки! Хорошее начало — залог счастливого брака.

Сестры окружили Дани, каждая держала в руках подарок. От неожиданности у нее на глаза навернулись слезы. Она одновременно испытывала и смущение и радость: смущение — оттого что скрыла от них правду и не призналась, что эта свадьба — не более чем деловое соглашение, а радость — потому что ее родные по-настоящему любят ее и ничуть не стесняются открыто проявлять свою любовь.

— Что это такое?

— Во-первых, кое-что старое, — улыбнулась Рут. — Ну, чего же ты ждешь? Открывай.

Дани быстро развернула бумагу: внутри оказалась крошечная подарочная коробочка. Взглянув с улыбкой на Ника, она открыла подарок.

— Бабушкин медальон. Боже, мамочка! Неужели ты решилась с ним расстаться? — Она бережно открыла замочек, распахнула обе створки и увидела две фотографии: свою и Ника.

Он заглянул ей через плечо и удивленно приподнял брови.

— Откуда она у вас? Ах да, вспомнил. Вечеринка на Рождество два года назад. Здорово!

— Пришлось немного попыхтеть, но мы люди упорные. — Рут погладила Данин живот. — Как только маленький появится на свет, вы сможете поместить сюда и его фотографию. И останется место еще для одной. — Она лукаво подмигнула. — Учитывая, что Даниэла обожает детей.

Дани вся зарделась, но не успела ничего ответить, так как ей вручили еще один сверток.

— Что-то новое? — догадалась она, потяув за нарядную розовую ленточку. Сняв крышку с коробки, Дани оцепенела при виде наволочки цвета слоновой кости: изящно вышитые шелком, на ней переплелись монограммы «Н» и «Д».

— Мы не знали, какого размера простыни вам подойдут, — объявила Рут. — Поэтому оставшуюся часть комплекта закажем, когда ты скажешь, какие вам нужны. Тебе нравится?

И как только она об этом не подумала? Ведь родители, естественно, уверены, что, поженившись, они станут жить вместе, то есть у них будет один дом и одна постель. Она водила пальцем по тончайшей вышивке, стараясь унять дрожь в руках.

— Очень… очень Красиво. Спасибо.

— Что до размера, — добавил Ник, окончательно смутив ее, — то кровать у нас большая, габариты «кинг».

— Сделаю заказ сразу, как приеду домой.

— Теперь настал черед чего-то взятого взаймы. — Из круга сестер выступила вперед Джейми, самая старшая. — Может, помнишь? Я надевала ее на свою свадьбу. Тебе она так понравилась, что я подумала, ты захочешь ее надеть.

Дани начала разворачивать один за другим слои тонкой бумаги, которой была обернута широкополая шляпа, в свое время заменившая ее сестре фату. Изысканная, очень женственная, с кружевной отделкой и огромным бархатным бантом, она как нельзя лучше шла к ее темным волосам. Несомненно, на Дани эта шляпа тоже будет смотреться очень эффектно.

— Спасибо, Джейми. — Дани пыталась улыбаться, потрясенная заботливостью и вниманием, проявленными ее семьей. — Чудесный подарок.

Ник осторожно водрузил шляпу ей на голову. Затем немного сдвинул набок.

— Ты восхитительна, — сказал он так искренне, что она не могла не поверить. — Само совершенство.

— Ну, не совсем, — вмешалась в разговор младшая сестра Дани — Кэнделл. — Она еще не получила подарок от меня. Вот, держи, — она протянула узкую коробку.

— Я уж прямо-таки боюсь ее открывать, — пробормотала Дани, памятуя о склонности сестры к не вполне безобидным розыгрышам. И, конечно же, ее опасения подтвердились: внутри лежала вызывающе кокетливая черная подвязка.

— Надо посмотреть, как она на тебе сидит. — И с дразнящим смехом Кэнделл двумя пальчиками взяла подвязку и опустилась перед Дани на колени.

— Примеркой займусь я, — с безмятежной улыбкой заявил Ник.

Не успела Дани опомниться, как Ник уже держал ее лодыжку и снимал туфлю. Глаза неправдоподобной синевы как бы бросали ей вызов. Очень осторожно он поставил ее ступню себе на колено. Она вся задрожала, когда он нежно начал натягивать ей на. ногу подвязку.

Сначала его руки просто скользнули по ее узкой стройной лодыжке. Но потом он принялся ритмично перебирать пальцами по нежной коже, заставляя кровь бежать быстрее и пробуждая сладострастие. Дани хотелось высвободиться из его рук, и в то же время она жаждала этого любовного танца. Но на глазах у всей своей семьи она, конечно же, не могла позволить себе ни того, ни другого. Поэтому продолжала молча выносить эту пытку, пока он медленно, миллиметр за миллиметром, все выше и выше натягивал на ее чулок подвязку. Вот он уже добрался до колена и замер на мгновение в нерешительности, коснувшись края ее платья.

— Хорошо, выше Не надо, — быстро прошептала она.

— Еще чего! — возразил он.

Ее родные начали подзадоривать Ника идти до конца. Он же, устремив на Дани насмешливый взгляд, чуть улыбнулся и стал натягивать подвязку дальше, пока не нашел край чулка. Вот его пальцы чуть задержали свой бег, ощупывая тугую эластичную резинку.

— Так-так, что тут у нас? — прошептал он. Дани видела, что сестры еле сдерживаются, чтобы не прыснуть со смеху.

— На мне чулки с эластичной резинкой, — чувствуя страшную неловкость, тихо произнесла она. — Благодаря этой резинке мне не нужна подвязка.

— Очень интересно. Я непременно должен их увидеть.

— Ни за что!

— Но, дорогая, я никогда прежде не видел таких чулок. — В его глазах блеснул озорной огонек. — Ты, наш ребенок и эти чулки. Я бы многое отдал, чтобы взглянуть хоть разок.

— Поверь мне на слово, в данном случае неведение — истинное благо. Кроме того, я не в том состоянии, чтобы устраивать тебе стрип-шоу.

Озорной огонек в его глазах погас.

— Жаль нарушать вашу идиллию, но нам пора, — объявила Кэнделл.

Наклонившись к Дани, Ник бережно помог ей встать со скамьи.

Пропустив в кабинет судьи членов ее семьи, он чуть задержался в дверях. Она с любопытством наблюдала за ним.

— Ник?

— Иду!

Он еще с минуту постоял, окинув взглядом пустой коридор. Дани нахмурилась. Может, у него есть родственники, которых он пригласил на свадьбу, и теперь он надеялся, что те все-таки появятся в последний момент? А она считала, что у него никого нет.

— Кого ты… — начала было Дани, когда он обернулся к ней. Казалось, жестокая зимняя стужа заморозила в нем всякое проявление жизни, а беспощадный арктический ветер проник ему в душу. Боже правый, отчего вдруг такая резкая перемена? — беспомощно терялась она в догадках.

В одно мгновение с ним произошло нечто такое, что заставило его снова замкнуться в себе. И это нечто связано с тем, кто должен был появиться, но так и не появился.

— Готова? — резко спросил он.

— Я-то готова, — прошептала она, полная мрачных предчувствий. — Вопрос в том, готов ли ты.

Он посмотрел на нее, и она чуть не вскрикнула. Боже милостивый, какая ужасающая пустота в этих синих глазах, смотревших на нее безо всякого выражения!

— Пожалуй, нет смысла ждать. — И с этими словами он взял ее под руку. — Пойдем. У нас свадьба, и наше присутствие обязательно.