— Мне хочется узнать, сколько раз нужно ударить человека в челюсть, чтобы выбить ему все зубы.
И, не дожидаясь реакции Джимбо, Чэз покинул столовую.
Он нашел Шейн в конце коридора: она растерянно оглядывалась, не зная, в какую дверь войти. Мягко обняв ее за плечи Чэз повернул ее к себе, взял на руки и отнес в свою спальню. Он осторожно опустил ее на кровать.
— Не надо… — тихо попросила Шейн, словно догадавшись, что будет дальше.
Теперь Чэз был уверен, что она плакала. Он понимал, что в данной ситуации нужно проявить терпение, и поэтому очень старался снова стать тем Чэзом, которого она хотела бы видеть перед собой.
— Дорогая, нам нужно поговорить.
— Я так не думаю.
— Нам очень нужно поговорить…
— Тогда говори. Только не зажигай свет.
— Но тогда я не увижу твою реакцию на мои слова, — возразил он.
— Я знаю.
«Хорошо. Пусть будет по-твоему. Это даже справедливо», — подумал Чэз, садясь на стул возле кровати.
— Я прошу прощения, Шейн, — начал он, — за те слова, что сказал Джимбо. Признаю: я должен был рассказать тебе о Сарите, прежде чем мы поженились.
Шейн забралась с ногами на кровать, прижимая к груди подушку. Неожиданно Чэз почувствовал возбуждение: он вспомнил, какой желанной она была той судьбоносной ночью, страстной, красивой, загадочной.
— И почему же ты этого не сделал? Почему скрыл, что у тебя есть дочь?
— Потому что… — начал было Чэз и задумался. «Еще два дня назад меня интересовало только собственное мнение, а теперь я учусь быть обходительным мужем. Забавно!» Потом он продолжил:
— Я был так потрясен твоим обманом, что мне и в голову не пришло предупредить тебя.
— Понимаю…
— Послушай, Шейн, я знаю, что причинил тебе боль не только тем, что не рассказал о Сарите, но и самим фактом ее существования.
— Мы не были женаты. — Шейн уткнулась в подушку, и голос ее звучал глухо. — У тебя не было никаких обязательств передо мной, значит, зачем было говорить правду. Я понимаю.
— Неужели?! — скептично воскликнул Чэз и осекся.
Шейн в ярости отбросила подушку, как ненужную опору. Голос ее звучал гневно:
— Тебе, конечно, трудно в это поверить, но… Да, я могу тебя понять! Ты просто не хочешь знать, почему это мне по силам.
Чез действительно страшился ее ответа и поэтому стал поспешно рассказывать правду:
— Ее звали Мадлен. И она делала мою жизнь проще в то нелегкое время.
Шейн смотрела на него, но в темноте Чэз не видел выражения ее лица, и ему казалось, что перед ним снова загадочная незнакомка в маске. Голос ее звучал холодно и даже немного враждебно, когда она спросила:
— Ты любил эту женщину?
— Я обязательно должен отвечать?
— Тебе кажется, что ты не способен любить, не так ли?
Этот последний вопрос, заданный бесстрастным голосом из темноты, заставил его похолодеть. Чэзу очень не хотелось услышать нечто подобное еще раз, поэтому, безошибочно определив по нежному аромату духов, где именно находится Шейн, он сел на кровать и обнял ее за плечи. Шейн вздрогнула: она явно не ждала этого.
— Однажды я любил тебя. Разве этого не достаточно?
— Нет, не достаточно! — Шейн уперлась рукой ему в грудь, стараясь оттолкнуть его. Чэз же, напротив, распалился от ее прикосновения. — Ты боишься жить, Чэз. Никогда не думала, что такое возможно, но ты тому живой пример.
— Ошибаешься, жена, я не боюсь жить, — прошептал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. — Просто я осторожен, подозрителен и циничен чуть больше, чем это нужно.
Шейн отстранилась, и Чэз не стал настаивать, но объятий не разжал.
— И что же у тебя было с Мадлен? — спросила она.
— Это было всего лишь развлечение.
— Для нее или для тебя?
— Для нас обоих, — спокойно ответил он. — Она была самой младшей в семье и любила бунтовать. Родные хотели всецело подчинить ее себе. Тогда она назло им связалась со мной. И этого они ей не простили.
— Ее семья знала, кто ты?
— Да.
— И они забрали ее, да? — Шейн прижалась к нему. — О, Чэз!
Чэз улыбнулся бы, если б ситуация не была столь трагичной.
— Нет, Шейн, они поступили не так, как Рейф. Их поступок был продиктован отнюдь не любовью к ней: ее выгнали из дома без гроша в кармане.
— Родные отказались от нее?! — Шейн была в шоке. — Да как они только решились на такое!
— Ущемленная гордость. Нежелание идти на компромисс. Кто знает? Ее поддержала только донья Изабелла, ее бабушка.
— Почему же ты ничего не сделал для нее? Почему не женился на ней?
— Я не знал, что ее выгнали из дома. А если бы и знал, Мадлен все равно не вышла бы за меня. Я уже говорил тебе, что это были временные отношения. Когда мы почувствовали, что больше не испытываем влечения друг к другу, Мадлен собрала вещи и, пожелав мне всего наилучшего, уехала вместе с доньей Изабеллой в неизвестном направлении. А потом и я переехал на место новой работы.
— И они не рассказали тебе о Сарите?
— Нет. Я узнал обо всем только три месяца назад. Донья Изабелла сообщила, что Мадлен погибла в автокатастрофе, а она привезла с собой мою дочь.
— Какой неожиданный сюрприз! Или это еще слабо сказано? — усмехнулась Шейн.
— Для меня это был настоящий шок, — сказал Чэз.
— Донья Изабелла наверняка считала, что ты, как отец, должен знать о существовании дочери. Иначе зачем она привезла ее?
— Я и сам пытаюсь это понять. Если она против того, чтобы я заботился о Сарите, то зачем нужно было сообщать о ее существовании? Зачем все эти игры?
— Неужели она не хочет, чтобы ты воспитывал собственную дочь?
— По-видимому, я должен дать ей свою фамилию, и все. Но это несправедливо: лишь отец может окружить девочку необходимым вниманием и заботой.
— И его жена, — с болью в голосе добавила Шейн.
— Да, и она тоже, — вздохнул он.
Повисло тягостное молчание. Чэз чувствовал, что Шейн снова удаляется от него, чувствовал, каких невероятных усилий ей стоит войти в его положение.
— Кажется, пришло время обсудить, чего именно ты ждешь от меня, — сказала она наконец.
— Что ты имеешь в виду?
— Джимбо отчасти был прав. Ты хотел приобрести себе жену, чтобы она превратила твое ранчо в уютный дом, — Шейн выскользнула из его объятий, — и, в общем, был почти честен со мной, просто забыл упомянуть, что этот дом будет создаваться для Сариты, а не для нас.
— И что же? — напряженно поинтересовался Чэз. Своими словами Шейн резала его без ножа.
— Я хочу знать, что из этого получится. Что тебе нужно от меня?
Чэз не знал, что ей ответить, поэтому встал, направился к платяному шкафу и достал оттуда рубашку со словами:
— Мы оба устали и измученны. А поскольку я не знаю, что сделал Джимбо с твоими чемоданами, надень это. Распакуешь завтра.
— Я не буду спать здесь.
— Тогда давай переберемся в другую спальню, мне все равно, где мы будем ночевать.
— Я имею в виду, что… не хочу спать с тобой в одной постели.
— Мы будем спать вместе, — отрезал Чэз тоном, не терпящим возражений.
И тут ему показалось, что его драгоценная супруга ругается сквозь зубы. Да, наверняка показалось! Тем более что это не могло изменить его решение: он чувствовал, что выиграл это «генеральное сражение». Всеми силами стараясь скрыть свое торжество, Чэз открыл дверь в спальню и увидел на пороге поднос с едой. Подняв его, он обернулся с явным намерением предложить что-нибудь Шейн и замер. Освещенная светом из коридора, она стояла на коленях посреди кровати, собираясь надеть рубашку. Для Чэза время остановилось. Золотистые волосы Шейн чарующими волнами ниспадали на плечи. А этот манящий изгиб бедер, а эта идеальная талия! Что уж говорить про грудь — полную, высокую! В ее больших черных глазах читалась беспомощность, возбуждавшая его еще сильнее. Чэз пинком закрыл дверь и попытался перевести дух. Получилось не очень. Его охватила всепоглощающая страсть, требуя немедленно овладеть ею.
— Чэз? — испуганно позвала Шейн. И тогда он понял, что просто не может обидеть ее неуважением, и, с великим трудом взяв себя в руки, подошел с подносом к кровати.
— Ты ничего не ела за ужином, — хрипло сказал он. — И я попросил принести тебе это.
— Ты тоже, — тихо ответила она.
Чэз зажег лампу, стоявшую на тумбочке возле кровати. Шейн уже оделась и сидела на кровати, натянув одеяло по самый подбородок. Теперь он окончательно убедился, что она недавно плакала: опухшие веки и высохшие слезы на щеках подтверждали это. Чэз почувствовал себя беспомощным: он злился на себя за то, что стал причиной ее слез, на Шейн — за то, что она такая открытая и ранимая. «Если бы она наконец поняла, что любовь не стоит того, чтобы из-за нее страдать, если бы смогла умертвить в себе все сентиментальные чувства, — думал он, — жизнь стала бы намного проще, и мы могли бы наслаждаться обществом друг друга без всякого стеснения, а главное, без чувства вины». Чэз поставил поднос на кровать. Моджо любезно приготовил для них свой фирменный салат с кусочками жаренного в оливковом масле цыпленка и красным сладким перцем. Чэз подцепил на вилку несколько особенно аппетитных кусочков и предложил их Шейн. Она не отказалась.
— Вот это уже дело, дорогая! — обрадовался он, когда Шейн съела еще пару ложек салата и булочку, а потом снова стал серьезным и вернулся к наболевшей теме. — Я сделаю все возможное, чтобы вернуть дочь. Донья Изабелла путает мне все карты. Но если она захочет сбежать с Сари-той, я ей этого не позволю… по крайней мере, без долгой и упорной борьбы. Но постараюсь ее избежать.
— И поэтому ты женился на мне, — Шейн не сводила с него пристального взгляда, — чтобы иметь права на Сариту?
— Да, именно так, — неосторожно ответил он. Шейн опустила глаза.
«Почему же мне так хочется заставить эти прекрасные глаза смотреть на меня? Почему хочется пробудить в них пылкий огонь, такой, как в ту ночь, когда мы занимались любовью? — спрашивал себя Чэз. — Ведь меня должно устраивать, что она холодна со мной!» Но он не осмеливался прикоснуться к ней, зная, что тогда уже не сможет остановиться. Словно угадав его мысли, Шейн плотнее завернулась в одеяло.
— Ты хочешь, чтобы я постаралась угодить донье Изабелле? — тихо спросила она.
— Да. Это было бы… — Чэз убрал поднос и поставил его на стул рядом с кроватью. — То есть я хочу сказать, что у тебя это получится намного лучше, чем у меня.
— Значит, в данном вопросе ты даешь мне полную свободу?
— А у меня есть выбор?
— Что же будет потом, когда ты получишь Сариту?
— Что конкретно ты имеешь в виду? Шейн свернулась беззащитным комочком в углу просторной кровати.
— Ты вернешь дочь. А что будет со мной, если я не забеременела от тебя?
Глава 6
Моей давно потерянной невесте
Я принял важное решение. Может, это и глупо, но я не могу поступить иначе.
Приближается Бал Золушки, и я решил рискнуть в последний раз.
Я назвался именем друга, а это значит, Элла не увидит моей фамилии в списке гостей и не предупредит Рейфа. Я обязательно буду там. Может, таким образом я прощаюсь с тобой. А может, просто льщу себя напрасной надеждой снова увидеть тебя. Да, я все еще надеюсь встретиться с тобой. Странно, не правда ли? После стольких лет разлуки!
Я должен знать правду о тебе. Я должен забыть тебя и начать новую жизнь. Хотя бы попытаться. Я стараюсь убедить себя, что наша встреча ничего не изменит: ведь мы уже совсем другие люди… Мне просто хочется увидеть тебя в последний раз и… уйти.
Я должен убедиться, что поступаю правильно, расставаясь с тобой. Но если ты будешь там, мы сможем взглянуть на мое решение по-другому, не так ли, любовь моя? Если же нет… Это и будет твой ответ.
Жди меня, жена. Я иду.
— Поживем — увидим, — уклончиво ответил Чэз.
— Я хочу получить ответ прямо сейчас, — потребовала Шейн. Чэз понял, что она не отступит. Он впервые встретил женщину, которая так отчаянно стремится к правде, что не боится пострадать ради нее. — Если я не беременна, — продолжала она, — что случится с нашим браком?
— Черт побери, дорогая! Конечно же я не выкину тебя на улицу.
— Но ты уже не будешь нуждаться во мне, я не буду интересовать тебя как женщина, не так ли?
Шейн озадачила, поставила его в тупик, и поэтому он опять сказал не то, что следовало бы:
— Я не могу ответить на этот вопрос… Но если ты беременна, то, конечно, сможешь остаться.
— Значит, только при таком условии… В противном случае нашему браку конец.
— Я не говорил этого! — воскликнул Чэз, всей душой желая уподобиться медоточивому Дон Жуану, который не задумываясь сыпал обещаниями как из рога изобилия. — Дорогая, я так устал, что сам не знаю, что говорю. Я уже два дня не смыкал глаз. А сегодняшний день, согласись, был полон стрессов.
Очевидно, его старания не пропали даром, потому что Шейн повернулась к нему спиной и спокойно сказала:
— Я собираюсь спать. Присоединяйся.
— Отличная идея.
Чэз торопливо разделся и лег рядом с ней. Не удержавшись, он нежно погладил ее по спине. Но Шейн отвергла его ласку:
— Давай не будем… Иначе я не смогу… Думаю, нам лучше спать, не прикасаясь друг к другу.
«Действительно, — упрекнул себя Чэз. — Она очень устала и страдает: последние два дня были очень непростыми как для меня, так и для нее».
— Хорошо. Мы не будем прикасаться друг к другу, — согласился он.
— Замечательно. Спасибо.
«Это вовсе не так замечательно», — думал Чэз, терпеливо ожидая, когда она заснет. Потом он осторожно развернул ее к себе лицом. И Шейн доверчиво прижалась к нему. Он чувствовал волнующую округлость ее груди, а стройная ножка, дразня, прижалась к его бедру. Чэзу пришлось (уже в который раз!) сдерживать себя. Шейн заворочалась и, совершенно неожиданно для Чэза, чмокнула его в щеку, пробормотав что-то неразборчивое. Он почувствовал удивительное спокойствие и очень скоро заснул.
Шейн просыпалась постепенно: ей было тепло и уютно, да и сладкий сон еще не совсем покинул ее. Неожиданно послышался громкий дребезжащий звон колокольчика, и она открыла глаза. Чэз стоял у кровати, не сводя с нее пристального взгляда.
— Доброе утро! — весело поздоровался он, все так же испытующе глядя на нее.
Очевидно, он ждал ответа. Но Шейн помнила вчерашний разговор и не спешила начинать новый.
— Я слышала звон колокольчика, — сказала она наконец.
— Это Моджо сообщает, что завтрак готов, объяснил Чэз и замолчал, как будто хотел сказать что-то еще, но не знал как. — Прости меня, — извинился он, — вчерашняя ночь не была такой романтичной, какой она должна быть после свадьбы. Я постараюсь, чтобы впредь все было по-другому — намного лучше.
— Лучше?
— Да, лучше, — напрягся Чэз. — Я имею в виду, менее… болезненно.
Шейн недоверчиво оглядела себя: волосы растрепаны, ночная рубашка расстегнута на две пуговицы, плечо оголено… От удивления она расширила глаза, рот открылся сам собою. Чэз, очевидно, понял все несколько иначе, потому что кивнул и вышел из комнаты. «Менее болезненно? Что это значит?» — растерянно думала Шейн. Несколько минут она лежала в кровати и размышляла. Неожиданно Шейн обратила внимание, что сладко спала в центре кровати, а рядом, видимо, спал Чэз, потому что простыни были смяты. «Значит, ночью мы с Чэзом спали обнявшись, неужели мы…» — мелькнула мысль. «Менее болезненно» — эти слова преследовали ее и в душе, и тогда, когда она разбирала чемодан. «Нет, вряд ли, — решила она наконец. — Но что бы там ни было, это хорошее начало. Чэз старался сблизиться со мной, а значит, у нашего брака еще есть надежда». Теперь Шейн видела свет в конце туннеля и верила в счастливое будущее.
Она нашла Чэза в столовой, он налил им обоим кофе. Шейн села напротив него и сделала несколько глотков ароматного напитка.
— Каковы твои планы на сегодня? — поинтересовался он.
— Буду думать над тем, как превратить это жилище в уютный дом.
— Уже есть какие-нибудь идеи? Шейн отпила еще немного.
— Никаких.
— Не паникуй. Уверен: ты что-нибудь придумаешь. — Чэз подождал, пока она допьет кофе, и предложил:
— Почему бы тебе не начать день с более близкого знакомства с этим местом? Может, так у тебя появятся идеи. Например, ты можешь осмотреть все спальни и выбрать одну для Сариты.
«Прекрасно!» — подумала Шейн, а вслух спросила:
— Сколько помощников ты мне можешь выделить?
— В твоем распоряжении Джимбо. Он заведует практически всем на ранчо, и до сегодняшнего дня мне вполне хватало его помощи, чтобы контролировать всех работников. Если понадобится, мы можем нанять еще нескольких в ближайшем городке. Там всегда найдутся люди, которым нужна временная работа. Скажи Джимбо, что тебе нужно, и он обо всем позаботится.
Словно подтверждая слова Чэза, в дверях появился Джимбо, неся в руках дымящиеся тарелки.
— Доброе утро, — боязливо поздоровался он. «Он наверняка считает, что мы с Чэзом еще сердимся на него за вчерашнее», — улыбаясь, подумала Шейн и решила, что сделает все возможное, чтобы сегодняшний день был тихим и спокойным.
— Я голодна, — сообщила она Джимбо.
— Отлично, леди. Хороший день начинается с хорошего завтрака, — просиял тот, ставя перед ней большое блюдо со всякой всячиной. — Если захочется добавки, на кухне еще есть еда.
Чэз усмехнулся, а Шейн вежливо отклонила предложение:
— Спасибо, этого вполне достаточно.
— Не смешите меня: такой порции едва хватит комару.
— Этого достаточно, спасибо, Джимбо.
— Моджо обязательно придет сюда, чтобы выяснить, в чем дело, — скорбно предупредил он. — Надеюсь, вы не слишком привязались к своей супруге, босс.
— Шейн — моя жена. Я обязан защищать ее. А если Моджо так хочет высказаться, я охотно предоставлю ему такую возможность.
Шейн положила на колени салфетку, отрезала кусочек яичницы и быстро положила его в рот, чем заслужила довольную улыбку Джимбо.
— Рада сообщить тебе мое первое условие, подмигнула Шейн мужу.
— Да? И что же это?
— Мне нужна собака. Большая, голодная и свирепая, как волк.
— И где ты будешь держать этого волка, жена? улыбнулся Чэз.
— Около себя, конечно.
— Я посмотрю, что можно сделать, дорогая. Двадцать минут спустя Шейн отодвинула тарелку в сторону и простонала:
— Все. Не съем больше ни кусочка!
— Но ты съела только половину! Моджо…
— Моджо! Снова этот Моджо. Это уже не смешно! — воскликнула Шейн.
Положив салфетку на стол, она встала и решительным шагом направилась в сторону кухни. Чэз поспешил за ней:
— Дорогая, это не очень хорошая идея…
— Напротив, это замечательная идея, — ответила Шейн, открывая дверь на кухню.
Джимбо сидел у стола, а возле кухонной раковины, спиной к ней, стоял гигант — очевидно, пресловутый Моджо.
— Доброе утро, — поздоровалась она. Моджо даже не пошевелился.
— Это хозяйка? — не оборачиваясь, спросил он брата.
— Да, — кивнул Джимбо.
— Чего ей здесь надо?
— Не знаю. — (Взгляд в сторону Шейн.) — Что мы можем сделать для вас, хозяйка?
— Мне и Моджо следует познакомиться поближе.
— Но вы с ним вообще не знакомы.
— Вот и познакомимся. — Шейн скрестила руки на груди.
Моджо осторожно поставил вымытую сковородку в сушилку, вытер руки о фартук и повернул к ней загорелое, изрезанное шрамами лицо. В отличие от других людей, имевших обыкновение вздрагивать от ужаса при виде такого уродства, Шейн несколько минут спокойно рассматривала его шрамы, а потом смело подошла к нему. Не обращая внимания на сопротивление, которое ей пытался оказать Моджо, она откинула непослушную прядь с его лба и увидела жуткий рубец.
— Тебе повезло, — спокойно сказала Шейн, если бы шрам был хоть на дюйм ниже, ты бы стал одноглазым, как пират. Автомобильная авария?
— Мой бедняжка мул уже не может бегать как раньше.
— Мул?!
— Это шутка, — усмехнулся Джимбо. — Мы с Моджо не ездим верхом.
— Потому что ни одна лошадь вас не поднимет, — вступил в разговор Чэз. Моджо нахмурился:
— Я имел в виду наш джип.
— А… понимаю, вы с Джимбо так называете свой автомобиль, — догадалась Шейн. Джимбо казался удивленным:
— Угадали. Однажды, дело было в горах, наш «мул» решил не слушаться Моджо и врезался в сосну.
— Знакомая ситуация. — Шейн помолчала, обдумывая, стоит ли рассказывать об этом Чэзу, и решила, что лучше всего это сделать прямо сейчас, при свидетелях. — Так же и я получила свой шрам, — продолжала она. — Мне очень повезло: я сохранила руку. Правда, в плохую погоду рубец все еще ноет.
Шейн закатала рукав блузки и показала его. Она видела, как побледнел Чэз. Моджо присвистнул:
— Здоровый!
— И это еще не все, — улыбнулась она и сообщила:
— У меня есть еще несколько маленьких шрамов на бедре, но их я вам не покажу: муж будет возражать.
— Что же произошло? — очнулся Чэз.
— Автомобильная авария. Как у Моджо.
— Как? Когда?
— А сколько вы лежали в больнице? — спросил Моджо, и Шейн была рада, что не придется отвечать на вопросы мужа.
— Два с половиной месяца.
— Ха, тут я вас обошел: я провалялся на больничной койке шесть месяцев, и врачи до последнего сомневались, что я выживу.
— А я потеряла половину своей крови.
— Не может быть!
— Хорошо, пусть не половину, но крови было очень много. Если бы Рейф не довез меня до больницы вовремя, я бы точно погибла.
— Рейф был там? — снова вмешался Чэз.
— Он ехал следом, — осторожно ответила Шейн.
— И где это случилось?
— В Коста-Рике. Горные дороги там очень опасны.
— Я запрещаю тебе ездить по горным дорогам.
— Но ведь это единственный путь в город…
— Ты не будешь ездить по горным дорогам! рявкнул Чэз.
Шейн вздрогнула и снова обратилась к Моджо:
— Насчет кухни…
— Что такое? — помрачнел тот.
— Это место очень заинтересовало меня.
Моджо сложил руки на груди:
— Вы что-то хотите мне сказать?
— Верно. Хочу открыть тебе еще один секрет, раз уж сегодня такой особенный день.
— Какой же?
— Я не умею готовить. Моджо просиял:
— Не умеете? Правда?!
— Абсолютно. Наша экономка в Коста-Рике пыталась меня научить, но безуспешно. Чэз наконец-то позволил себе улыбнуться:
— И сколько обедов ты сожгла?
— Много. А Рейф был удивительно тактичен со мной, наверное, потому, что спас меня от… — Шейн замолчала, но было уже поздно.
— От кого? От меня?
— Нет! Нет, — повторила она уже тише. — Мне никогда не нужно было спасаться от тебя.
— Тогда от кого же?
— От… моей тети, — наконец закончила она, потом ослепительно улыбнулась обоим братьям:
— Моджо, ты ведь будешь продолжать готовить для нас, не так ли?
— Да, и даже разрешу кое-что здесь изменить.
— Спасибо за разрешение, — поблагодарила Шейн. — Я прослежу, чтобы тебя не слишком загружали работой.
— Вы мне понравились, — сообщил Моджо, гладя ее по спине огромной пятерней. — Правда, вы очень худенькая, но я приму меры.
Чэз поспешил вмешаться, пока повар своим энтузиазмом не припечатал Шейн к полу:
— Она в полном порядке, Моджо.
— Нет, ей нужно есть за двоих.
— Что?
— У меня наметанный глаз, — гордо заявил Моджо, — как у мамы. А она разбиралась в таких вещах очень хорошо.
Шейн подхватила Чэза под локоть и потащила его к двери:
— Пойдем! Моджо просто шутит. Сейчас невозможно сказать ничего определенного на этот счет.
Тот позволил увести себя из кухни, шепча:
— Он рискует потерять работу, если не будет следить за тем, что говорит.
— Ты ведь все равно этого не сделаешь, улыбнулась Шейн.
— Да?! Ты так думаешь? Может, ты и права…
— Нет, вы не понимаете, босс!
— Тут нечего понимать, Джимбо, — сказал Чэз, не отрывая взгляда от записной книжки. — В этом доме Шейн вольна делать что угодно. Если она просит выкинуть что-либо, ты должен выполнить ее просьбу. Ясно?
— Но… но ведь это ваш любимый платяной шкаф! Я просто хотел предупредить вас.
— Спасибо, я буду крепиться.
— Все гораздо хуже. Уж не знаю, как сказать вам… У нее есть целый список, босс, как у доньи.
— Какой такой список? — удивился Чэз, откладывая в сторону ручку.
— Это уже слишком, не так ли? — Джимбо гигантскими шагами пересек комнату и снова вернулся к письменному столу. — Мне с самого начала не понравилась эта идея. К тому же список постоянно пополняется!
— Звучит просто ужасно, — усмехнулся Чэз. Джимбо уперся массивными кулаками в крышку стола и навис над Чэзом, его глаза грозно сверкнули.
— Что будем делать?
— Мне придется поговорить с ней. Где Шейн?
— В одной из спален. Я подожду здесь, пока вы утихомирите свою жену.
— У меня все получится, не сомневайся. Чэз нашел жену в спальне. Шейн сидела на скамеечке у окна, выходящего на пастбище, покачивая что-то в руках.
Рядом на столике он заметил злополучный список и улыбнулся: его жена очень быстро освоилась с ролью хозяйки. И оделась она соответственно, по-рабочему: свободные коричневые брюки, темная блузка, резиновые перчатки. Волосы собраны в строгий пучок. Чэз подошел к ней сзади и распустил туго затянутые волосы. Они мягкими золотыми волнами упали на плечи.
— Не знал, что такое вообще возможно, — начал он, — но ты действительно напугала Джимбо.
— Наверно, мой список дел вывел его из равновесия, — не оборачиваясь, согласилась Шейн.
— Джимбо сейчас дрожит в моем кабинете, как испуганный щенок, — усмехнулся Чэз. — Надеюсь, он не намочит ковер.
— Прости, — в ее голосе слышались веселые нотки, — я просто хотела организовать все как можно лучше.
— Сделай мне одолжение: постарайся поменьше организовывать втихую, тогда твой помощник обязательно вернется. — Шейн согласно кивнула, и Чэз спросил:
— Родились какие-нибудь идеи?
— У меня очень много задумок. Полагаю, ты приготовил это для Сариты?
— Угадала.
Шейн открыла коробочку, которую держала в руках, и извлекла оттуда куколку. Чэз считал, что именно такая кукла приведет в восторг маленькую девочку: фарфоровое лицо, длинные черные волосы, открывающиеся и закрывающиеся большие карие глаза, атласное платьице с кружевами, туфельки. Но сейчас он чувствовал, что ошибся, а где и в чем — не знал.
— Я слышал, маленькие девочки очень любят ярких кукол, — неуверенно объяснил Чэз.
Шейн закрыла глаза, неожиданно почувствовав усталость. «Ну почему такой заботливый человек, как Чэз, убедил себя, что он бессердечный? Это просто не укладывается в голове!» подумала она, а вслух сказала:
— Она прелестна. Сарите понравится твой подарок.
— Я хочу подарить ей эту куколку на Рождество или просто так, чтобы она чувствовала себя как дома. Неплохо придумано, да?
Только сейчас Шейн осознала, насколько важен для Чэза этот ребенок, и поняла, что ей никогда не занять в его сердце столько места, сколько занимает Сарита.
— Думаю, это замечательный подарок для нее, сказала она, поднимаясь. Чэз удержал ее за руку:
— Я что-то не то сказал?
— Нет, конечно, нет.
— Ты расстроена, — он внимательно посмотрел на Шейн. — Почему? Из-за шкафа?
— Не будь смешным.
— Значит, из-за вчерашнего разговора. Ты боишься, что я выгоню тебя, как только верну Сариту?
Шейн не ответила: у нее не было сил спорить. Она не знала, как объяснить мужчине, который не верит в любовь, тот факт, что она всю свою сознательную жизнь искала настоящую любовь (и однажды нашла ее в его объятиях), что его маленькая дочь жаждет отцовской любви больше всего на свете и ее не заменит даже самая красивая кукла. Шейн потеряла родителей еще в детстве и росла в атмосфере строгости без любви, радости, спокойствия. Это были самые ужасные годы в ее жизни, оставившие в сердце глубокие раны. И она сделала вывод, что жизнь без любви пуста.
Шейн посмотрела в глаза мужу. Эти удивительные голубые глаза — то мрачные и холодные, как зимний вечер, то нежные и заботливые, как солнечный день.
— Ты боишься, что я выгоню тебя, как только верну Сариту? — настойчиво повторил Чэз.
«Неужели он не понимает!» — в отчаянии подумала Шейн, а вслух сказала:
— Нет, я не боюсь этого. Мне страшно, очень-очень страшно, когда ты говоришь абсолютно серьезно о том, что… разучился любить… по-настоящему.
Шейн посмотрела на него: на солнечный небосклон снова набежали тучи, лицо стало каменным, усмешка искривила губы.
— Не надо бояться правды, дорогая. Лучше смотреть ей в лицо.
Глава 7
Моей давно потерянной невесте
Я был на Рождественском Балу Золушки, а ты нет.
Я не знаю, о чем писать, что думать. Полагаю, это потому, что во мне не осталось вообще никаких чувств. Никогда не предполагал, что сдамся… Но результат налицо…
Я встретил другую женщину, Шейн. Я не люблю ее. Я чувствую, что не способен больше любить. Мы с Мадлен понимаем друг друга, и она выглядит счастливой, несмотря на то, что мне нечего ей предложить. Если честно, то абсолютно нечего! Да она и не просит. Мадлен пустая женщина. Ее пустота однажды погубит меня.
И почему я чувствую себя обманщиком по отношению к тебе? Я предал тебя, дорогая. Проcти, мне очень жаль. Но ничего уже не изменишь. Я не могу больше бороться. Итак, моя давно потерянная невеста, я говорю тебе «прощай».
Знай: моей настоящей любовью была и будешь только ты.
Чэз стоял на приставной лестнице и чистил водосточный желоб, забитый почерневшими листьями. Его не покидала мысль о том, что он мог потерять Шейн. Чэз годами искал ее, а ведь несколько лет назад она могла погибнуть в автокатастрофе на извилистых горных дорогах Коста-Рики — и он никогда бы не узнал о ее судьбе. От одной мысли об этом его бросало в жар. Закончив работу, Чэз поспешил в дом. Он нашел Шейн наверху: она отдавала приказы, что и как ломать в смежных спальнях. Шейн обернулась на звук шагов и вопросительно посмотрела на Чэза: