Шейн еле сдержалась, чтобы не застонать: она поняла, что эти двое будут препираться до тех пор, пока настоящие коровы не придут на дойку, а если еще дать волю яркой индивидуальности ее мужа, спор может затянуться до Рождества. Пора брать инициативу в свои руки.
— Чэз, может, ты пока поговоришь с Моджо, а я с доньей? Пенни, пожалуйста, приготовьте нам по чашечке кофе.
— Я не повар, чтобы готовить, — обиделся тот.
— Я это усвоила, но, насколько я знаю, всякий хороший ковбой может приготовить кофе лучше профессионального повара, не так ли?
На лице Пенни отразилось нечто похожее на удовольствие.
— Лучше? Пожалуй… Уж точно лучше, чем Моджо…
— Моджо занят на кухне? — догадалась Шейн.
— Он, и никто другой.
— Значит, он….
— ..повар. Так что ему вряд ли удастся… «Отлично, просто отлично! — подумала Шейн. — Не успела приехать, как уже оскорбила кого-то».
— Тогда, может быть, вы приготовите мне кофе, раз Моджо не может этого сделать? Вы не возражаете?
— Возражаю, мэм, — заявил Пенни, но тут же смягчился:
— Однако вы новенькая в этом доме, и я выполню вашу просьбу. Но только один раз. Понятно?
— Спасибо. Вы настоящий джентльмен.
— Вот так всегда! — нахмурился Пенни. — Сделай что-нибудь хорошее ближнему своему — и получишь в ответ оскорбление.
И он направился по коридору к кухне.
— Не нравится мне эта идея… — начал было Чэз.
— Ты можешь присоединиться к нам, как только поговоришь с Моджо.
— Но, Шейн…
Она ласково положила руку ему на плечо и почувствовала в своем сердце знакомый трепет.
«Как это возможно?! Ведь годы разлуки должны были заглушить эти чувства! А я стою здесь сейчас и глаз от него не могу отвести, несмотря на то, что мне нельзя обнять его, нельзя снова проникнуть в его сердце…» — билась в мозгу упрямая мысль.
— Помнится, ты искал себе хорошую жену, сказала она наконец. — Так позволь мне делать свою работу, Чэз. Я вполне могу побыть наедине с этой твоей доньей несколько минут, ничего не испортив.
— Но все же… — растерянно пробормотал он.
— Ты мне не доверяешь?
— Дело не в этом, — Чэз непроизвольным движением взлохматил волосы. — Во-первых, полностью ее зовут донья Изабелла Магдалена Вега де ла Круз.
«Это уже интересно!» — подумала Шейн, а вслух спросила:
— А во-вторых?
— Во-вторых… Шейн, черт побери, я…
— Она один из твоих секретов, да?
— Она часть одного большого секрета. Я просто не хочу, чтобы она рассказала тебе об этом вместо меня. Ты заслуживаешь уважения.
«Он заботится обо мне!» — эта мысль помогла разгореться искорке надежды, которую Шейн так бережно хранила в своем сердце.
— Что ж, будем надеяться, что она мне ничего не расскажет, — мягко сказала Шейн.
— Боюсь, это все-таки произойдет…
— Где твой кабинет?
Чэз указал на дверь слева:
— Иди. Я присоединюсь к тебе, как только смогу.
— Все будет хорошо, — улыбнулась она.
— Сомневаюсь, — Чэз притянул ее к себе и быстро поцеловал. Второй поцелуй был еще более страстным: мольба, обещание, требование — все слилось в нем. — Но… у меня есть идея.
Шейн не хотелось открывать глаза.
— Какая?
— Почему бы нашей непрошеной гостье не подождать нас? А мы могли бы тихонько подняться наверх и наверстать упущенное время… Думаю, с ней ничего не случится, если она посидит в одиночестве еще немного.
— Я, что же, стена между двумя врагами?
— Нет, ты… — Чэз нежно поцеловал ее в ушко, оазис, озеро среди бескрайней пустыни, росток жизни среди пыли и мертвых камней.
Шейн знала этого человека. Это был не Чэз, за которого она недавно вышла замуж, а настоящий любящий мужчина, в которого она однажды страстно влюбилась. И она молча радовалась его возвращению, радовалась тому, что прежний Чэз еще не совсем исчез. Приложив определенные усилия, она могла освободить его из ледяного панциря, в который он сам себя заточил, но для этого требовалась величайшая осторожность.
— Мне бы тоже хотелось подняться с тобой наверх и остаться там навсегда, — ответила она с обезоруживающей честностью.
— Ну что ж… Жена, надевай-ка свою маску, и давай представим, что мы незнакомы друг с другом и у нас нет ни прошлого, ни будущего, а есть только один сладостный миг.
Прежняя боль вернулась так же неожиданно, как и исчезла.
— И сколько будет длиться этот сладостный миг? — поинтересовалась она, изо всех сил стараясь скрыть обиду.
— Тут все зависит только от нас. Думаю, долго, очень долго.
— Я хочу…
— Чего же?
Шейн посмотрела ему прямо в глаза, надеясь отыскать там те же противоречивые чувства, что ей самой не давали покоя.
— Я хочу знать, — ответила она, — была ли та ночь для тебя чем-то большим, чем простое кувыркание в постели, или нет.
Шейн не стоило говорить эти слова: казалось, холодный ветер охладил его пыл — лицо Чэза стало каменным. Ледяной панцирь оказался слишком крепок. Такая неожиданная перемена не могла не вызвать слез. Шейн потупилась, стараясь скрыть их.
— До того как мы поженились, я предупреждал тебя, что… — сурово напомнил ей Чэз.
— Я знаю.
— Не проси у меня больше, чем я могу дать тебе.
Шейн улыбнулась, своей улыбкой мгновенно разогнав грозу.
— Жаль разочаровывать тебя, но я буду продолжать просить об этом.
— А я буду продолжать отказывать.
— Как хочешь. — Шейн окончательно взяла себя в руки. — Почему бы нам не заняться делами? Это поможет нам скоротать время до вечера.
Чэз притянул ее к себе и подарил мимолетный поцелуй со словами:
— Запомни, я воспользуюсь своим правом при первом же удобном случае.
Сейчас его взгляд напоминал взгляд голодного зверя, готового наброситься на долгожданную пищу, которую вот-вот отнимут.
— Неужели ты думаешь, что чувства, которые нас связывали, когда-нибудь исчезнут? — тихо спросила она.
— Не сомневаюсь в этом, — подтвердил он. — Однажды мы проснемся и поймем, что нас разделяет жаркая пустыня или высокая каменная стена.
— И когда этот день настанет, тебе не придется просить меня уйти — я сама уйду.
Чэз кивнул, но что-то не давало ему разжать объятия. Внутренний голос говорил Шейн, что бессмертная любовь существует, обещал, что их любовь победит все преграды, убеждал, что теперь, когда они нашли друг друга после стольких лет, ничто их больше не разлучит. И все же осторожность взяла верх, и Шейн невероятным усилием воли сделала шаг назад.
— Я пойду представлюсь донье Изабелле, сказала она.
— Я не задержусь.
И они направились в разные стороны.
Открывая дверь кабинета, Шейн мысленно готовила себя к тому, чтобы встретиться с загадочной доньей и мужественно встретить неприятные вести.
Донья Изабелла восседала в кресле перед рабочим столом Чэза и даже не повернула головы, когда вошла Шейн: ее руки были чопорно сложены на коленях, а подбородок высокомерно поднят. Она сидела удивительно прямо, и Шейн даже подумала, что наверняка ее приучали к такой осанке при помощи розог. Она сидела, не двигаясь, в этой позе до тех пор, пока Шейн не подошла к ней. В красивых черных глазах доньи читалась ее мятежная жизнь и стальная воля. «А это уже интересно!» — подумала Шейн и представилась:
— Донья Изабелла, меня зовут Шейн Макинтайр. Я жена Чэза. Простите, что заставила вас ждать, но мы только что приехали.
— Жена?! — На строгом лице женщины отразилось нечто похожее на удивление. — Значит, он выполнил мое требование. Признаюсь, я удивлена.
Шейн опустилась в соседнее кресло, вместо того чтобы сесть напротив; так она надеялась расположить к себе донью.
— И почему же наш брак вас так удивляет? спросила она.
Донья Изабелла бросила на Шейн пронзительный взгляд;
— Я не думала, что он сможет найти женщину, которая согласится жить с ним.
— Я не просто согласилась… Крючковатый нос доньи презрительно фыркнул.
— Поверьте, это отнюдь не располагает меня к вам.
Шейн попыталась перевести серьезный разговор в шутку:
— А мне обязательно нужно понравиться вам?
— Если вам нужна моя поддержка, то вы должны делать все, что в ваших силах, чтобы я была счастлива.
«Любопытно, очень любопытно!» — подумала Шейн, а вслух сообщила:
— Я попросила приготовить для нас кофе. Это хорошее начало?
— Отнюдь. Я предпочитаю чай.
— Как неловко! — Шейн продолжала свою игру. — Боюсь, Пенни снова обидится, если я попрошу его, ковбоя, сделать вам чашку чая.
Улыбка промелькнула на холодном лице доньи.
— Он грубый старик.
— А мне он нравится. Мне нравится его непосредственность.
— Которую он проявляет слишком часто и чрезмерно. Такое поведение неуместно для работника.
— Вы хотите, чтобы я поговорила с ним? — несколько удивленно спросила Шейн.
— А это принесет какую-нибудь пользу?
— Вряд ли.
— Зачем же тогда это нужно? Шейн наклонилась ближе к донье и сказала шепотом:
— Ради удовольствия.
Донья Изабелла хотела было рассмеяться, но тут дверь распахнулась, и вошел Пенни с двумя дымящимися чашками кофе.
— Ваш черный кофе. Хочу заметить, что виски прекрасное дополнение к нему, — сообщил он, со стуком ставя фарфоровые чашки на стол, потом подозрительно уставился на двух молчавших женщин. — Что такое? Почему вы так на меня смотрите?
Собеседницы обменялись понимающими взглядами.
— Спасибо за кофе, Пенни, — поблагодарила его Шейн, старательно пряча улыбку. — Надеюсь, эта маленькая услуга не обременила вас?
— Обременила, потому что… — начал было тот, но строгий взгляд доньи Изабеллы заставил его ретироваться. — Если хозяин будет искать меня, я в амбаре. Там я не выгляжу глупо.
Как только дверь за Пенни захлопнулась, донья Изабелла вновь стала серьезной и, одарив Шейн колким взглядом, сказала:
— Что ж, я объясню вам, что нужно делать.
— Спасибо за доверие, но я не понимаю, почему я должна слушать именно вас? — нахмурилась Шейн.
— А разве Макинтайр не рассказал вам об этом?
— Еще нет.
Донья Изабелла снова презрительно фыркнула, тем самым, очевидно, скрывая более сильные эмоции, способные уронить ее «королевское достоинство».
— Что ж… Тогда я подожду, пока он скажет вам об этом, прежде чем выносить свой приговор.
— Почему же?
— Потому что нужно убедиться, что вы останетесь с ним, когда узнаете, зачем я здесь.
— Понимаю, — солгала Шейн, но донья Изабелла предпочла пропустить эту очевидную ложь мимо ушей.
А Шейн вспомнила ту памятную ночь на балконе, вспомнила, что именно сказал ей Чэз о своем секрете: «Мой секрет не таит в себе ничего такого, за что меня могли бы посадить в тюрьму». «Его секрет как-то связан с этой женщиной. Но как?» — снова и снова спрашивала себя Шейн.
— ..и делай то, за что я тебе плачу! — Голос Чэза вывел ее из задумчивости.
Сильный удар прервал его слова, потом снова:
— И это все, на что ты способен?! Ты не можешь даже сделать хороший бросок! Какой из тебя повар!
Шейн испуганно вскочила: за дверью происходило что-то ужасное!
— Простите, я на минутку, — извинившись, она поспешила к двери.
Распахнув ее, Шейн увидела, что Чэз стоит к ней спиной и грозит кулаком поспешно удаляющемуся мускулистому гиганту и, закрыв за собой дверь, подошла к нему. Ей было очень неприятно узнать, что ее муж явно не ладит с доньей, а тут еще и конфликт с Моджо!
— Что происходит? — тихо спросила она. Чэз был явно на взводе.
— Я просто пытаюсь образумить своего тупого, как мул, повара… которого я скоро уволю! — Он нарочно повысил голос на последних словах, чтобы угроза дошла до адресата.
— Я не понимаю, почему он против нашего брака, против всего этого?
Чэз смотрел на Шейн, удивляясь тому, насколько быстро она вникла в суть проблемы. «Еще немного, — подумал он, — и Шейн сама все поймет».
— Полагаю, мне следовало предупредить его, что я приведу в дом женщину. Но так как я не был уверен в успехе, то я…
— Струсил? — пошутила Шейн. — Я не виню тебя, он такой огромный!
К счастью, чувство юмора не оставило Чэза, и он правильно воспринял ее слова.
— Видела бы ты его на кухне с ножом для резки мяса! — ответил он и кивнул на дверной косяк, где застрял кухонный нож.
У Шейн перехватило дыхание.
— Он бросил его в тебя?!
— Не беспокойся, дорогая, он целился не в меня, я стоял в другом месте. Моджо просто хотел «поставить точку» в нашем разговоре.
Шейн закрыла глаза и стала читать молитву.
Старая няня научила ее молиться, когда Шейн была еще совсем маленькой и жила в Коста-Рике. Потом она переехала во Флориду, и эти детские молитвы, «прогоняющие чудовищ из-под кровати», уже не помогали.
— Так почему же все-таки он против нашего брака? — наконец поинтересовалась она.
— Он боится, что ты многое изменишь в этом доме, а Моджо становится жутким собственником, если дело касается его кухни.
«И только-то!» — с облегчением подумала Шейн, и у нее от радости подкосились ноги.
— Что с тобой?! — Чэз заботливо подхватил ее. — Он не обидит тебя, обещаю.
Шейн верила ему. Чувствуя тепло его мускулистого тела, вдыхая пряный лесной аромат его одеколона, она действительно чувствовала себя защищенной. Чэз потрепал ей волосы и прижал к себе. В его глазах читалось неукротимое желание, а губы шептали «любовь моя». «Не может этого быть! Неужели…» — с восторгом подумала Шейн и забыла про все на свете: все расплавилось в жаре поцелуев и сладостных вздохов.
— У нас все получится. Вот увидишь! Я позабочусь об этом, — прошептал Чэз, отрываясь наконец от ее губ.
«Как это типично по-мужски!» — улыбнулась она про себя, а вслух спросила:
— А Моджо — тоже один из твоих секретов?
— Нет. Знаешь, я порядком устал от пустых разговоров.
Неожиданно дверь в кабинет распахнулась, и донья Изабелла показалась в дверях.
— Я тоже думаю, что мы слишком затянули наш разговор. — Колючие глаза доньи смотрели на них осуждающе. — Вы что же, так и будете стоять здесь, как влюбленные черепахи? Или все-таки сдвинетесь с места, чтобы решить свою судьбу?
— Прошу прощения, — извинилась Шейн. Как же она могла забыть про такую важную гостью! Моджо с ножом для резки мяса, нежданные объятия, поцелуи — было от чего потерять голову и забыть даже о такой презентабельной особе, как донья Изабелла! — Мы в вашем распоряжении.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, сказал Чэз, занимая кресло за столом. — Вижу, вам кофе принесли…
— Он остыл.
— А по-моему, не настолько, чтобы его нельзя было пить.
— Донья Изабелла предпочитает чай, — вмешалась Шейн, стараясь погасить назревающий конфликт.
— Забавно. В прошлый раз она ненавидела чай.
— Пожилая женщина имеет право менять предпочтения, когда ей вздумается, — парировала донья Изабелла. — Это одна из немногих радостей в жизни стариков.
— И вы в этом преуспели…
— Если вы имеете в виду, что я люблю создавать другим сложности… то мой ответ «да», я очень люблю этим заниматься.
— Я так и думал… Но давайте не будем об этом. Вы познакомились с моей женой. Я выполнил ваше требование. Теперь дайте мне то, чего я хочу.
Донья Изабелла задумчиво посмотрела на Шейн.
— Прекрасный выбор… Не думала я, что вы проявите такую мудрость, — сказала она наконец.
— Так в чем же дело?!
— Вы не сказали ей, не так ли? — вздохнула донья Изабелла.
— Я собирался сделать это сегодня вечером… — В голосе Чэза чувствовалось напряжение.
— Скажите ей прямо сейчас.
— Не провоцируйте меня, сеньора…
— Скажите ей об этом прямо сейчас. Я должна быть уверена, что она не уйдет от вас, узнав правду.
— Вы не имеете права…
— Ошибаетесь, у меня оно есть.
— Давай же, Чэз, — Шейн сделала последнюю попытку примирить их. — Если это доставит удовольствие донне Изабелле, расскажи мне все.
— Дорогая, я хотел рассказать тебе об этом… Но не так.
«Значит, все действительно непросто…» — подумала она, стараясь ничем не выдать своего волнения. Всю жизнь Шейн приходилось скрывать свои мысли и чувства под маской напускного спокойствия. Жизнь с тетей многому ее научила, а потом первый брак с Чэзом… Ну что же, каким бы ни был его секрет, она сможет вынести и это.
— Все в порядке, Чэз, — мягко произнесла она. — Помнишь, когда мы встретились, я сказала, что смогу смириться с твоим секретом. И я действительно так думала.
— Очень хорошо… — довольно неуверенно начал Чэз, в его душе все еще оставались сомнения. — У донны Изабеллы есть то, что мне нужно.
— И даже больше… — надменно добавила донья.
— Чтобы получить желаемое, — продолжал он, я должен был исполнить ее требования: купить ранчо…
— ., и жениться, — подсказала Шейн.
— Да, — подтвердил он.
— И что же она должна дать тебе взамен? Скажи мне!
Чэз сомневался всего лишь мгновение, а потом все-таки ответил:
— Она должна вернуть мне мою дочь.
Глава 5
Моей давно потерянной невесте
Прошел еще один год с тех пор, как ты была в моих объятиях.
Сколько же мы с тобой не виделись? Года четыре? Четыре невозможно долгих года! Как же я скучаю по тебе, любовь моя! Ждешь ли ты меня? Или уже встретила другого мужчину? Эта мысль постоянно преследует меня, лишая разума.
Неужели мне все приснилось: и наша встреча, и объятия, и то, что мы стали половинками единого целого?! Испытываешь ли ты те же чувства, что и я? Вспоминаешь ли ты обо мне, видишь ли во сне мое лицо?
Слышишь ли ты мой голос так же ясно, как я слышу твой? Он чудится мне в дуновении ночного ветерка, в птичьей песне по утрам, в журчании быстрого ручья, в весенней капели… А может, я просто живу воспоминаниями о прошлом.
Ты ускользаешь от меня, дорогая. Я чувствую. И я знаю, что, если это случится, я потеряю самого себя. Я перестану быть тем мужчиной, которого ты любила.
Вернись ко мне! Ты нужна мне, любимая!
Чэзу потребовалось все его самообладание, чтобы остаться на месте: ему хотелось подойти к Шейн, взять ее на руки, отнести наверх в комнату и там, наедине, спокойно объяснить ей что к чему, стараясь хоть как-то смягчить ее боль, но донья Изабелла не сводила с него строгого взгляда. Шейн сидела удивительно прямо, подбородок был горделиво поднят, и только в больших черных глазах да в чуть заметном дрожании плотно сжатых губ читалось страдание.
— Как ее зовут? — спросила она наконец чуть дрожащим голосом. — Как зовут твою дочку?
— Сарита.
— Красивое имя. И… сколько ей сейчас? Искренность, с которой Шейн интересовалась его дочерью, заставляла Чэза чувствовать себя еще более беспомощным.
— В прошлом августе ей исполнилось три года.
— Она того же возраста, что и мой племянник Донато. А… кто мать девочки?
Чэз понимал, что, если немедленно не прекратить этот неприятный разговор, Шейн разрыдается, и, конечно, не мог этого допустить. «Нет, я не доставлю этой старухе удовольствия видеть, как страдает моя жена!» — подумал Чэз и ответил:
— Мы поговорим об этом позже, ладно? — Потом он повернулся к донье Изабелле:
— Вы не возражаете? Теперь вы довольны?
Та сразу поняла, в чем дело, и кивнула:
— Все в порядке, сеньор Макинтайр. Мое присутствие здесь больше не требуется. Я разрешаю вам объяснить все жене так, как вы сочтете нужным.
— Уж пожалуйста! — пробормотал Чэз, поднимаясь. — Я провожу вас.
— А как же Сарита? — напомнила Шейн. Донья Изабелла встала, опираясь на трость, и в сопровождении Чэза направилась к двери.
— Я приведу ее через месяц, — как бы между прочим сообщила она.
Чэзу не понравились ее слова.
— Но вы же сказали, что если я…
— Вы выполнили все, что я просила, но я не ожидала увидеть кругом такую разруху.
— Это намек или очередное требование? Донья Изабелла пожала плечами:
— Я всегда старалась быть с вами корректной, потому что вы были учтивы со мной, несмотря на самые сложные задания с моей стороны.
— И я очень ценю это. — Похоже, ради Шейн Чэз решил обуздать свой гнев. — К тому же очевидно, запасенный вами список требований рано или поздно закончится. Или вы собираетесь бесконечно дополнять его?
Он явно перестарался: эти слова не понравились гостье.
— Осторожнее, Макинтайр. Сарита — еще не ваша собственность. — Красивые черные глаза доньи грозно сверкнули.
— Она все равно будет жить со мной. Донья Изабелла помолчала, а потом обратилась к Шейн:
— А что вы думаете по этому поводу, сеньора? Согласны ли вы заботиться о Сарите? Та не колебалась ни минуты:
— Девочка будет жить с нами. Она будет мне родной дочерью.
Ответ Шейн потряс Чэза: ее слова подразумевали семейное постоянство, которого нельзя достичь, сохраняя дистанцию. А ведь главной его целью было вернуть дочь, а не найти себе жену, особенно такую впечатлительную, как Шейн. Его интересовала только Сарита. Все эти годы Чэз Макинтайр отчаянно боролся с собой, стремясь стать другим человеком. И, кажется, ему это удалось. Когда-то, давным-давно, будучи молодым и глупым, он был готов все отдать такой женщине, как Шейн, потому что верил, что любовь — это благословение, а не горе. Теперь Чэз думал иначе: девять долгих одиноких лет избавили его от наивных фантазий и мир для него окрасился в мрачные тона. Вот и сейчас он думал, что, оставшись с ним, Шейн тоже познает темную сторону любви, и это разобьет ей сердце. «Рейф ведь предупреждал меня», — тоскливо думал он.
— Мне нужна моя дочь, сеньора, — сказал Чэз, очнувшись от горестных мыслей. — Я достаточно ждал. Я выполнил все ваши требования: вы хотели, чтобы я купил для нее дом, — я приобрел ранчо; вы хотели, чтобы я нашел ей мать, — вот она.
— А теперь я хочу убедиться, что и это ранчо, и эта женщина подходят моей Сарите.
— Не провоцируйте меня, сеньора Изабелла… На мгновение горделивая маска спала с лица доньи, показав, что за ней скрывается беспомощная старая женщина, заботящаяся лишь о благе своей любимой девочки.
— Сарита — моя единственная правнучка, — начала она; в голосе ее слышалась боль. — Она отнюдь не заблудившийся котенок или щенок, которому нужен дом: ей есть где жить. Если я сочту, что вы неспособны стать ей хорошим отцом, Сарита уедет со мной в Мехико. Там я смогу обеспечить ее всем необходимым.
— Неужели?! — У Чэза на этот счет были большие сомнения. — Тогда зачем вы пришли ко мне? Зачем рассказали о ее существовании, ведь ваша внучка так страдала от того, что встретила меня однажды вечером? Вы с Саритой могли вернуться в Мехико без лишнего шума. Так почему же вы попросили меня забрать ее к себе, если так хорошо заботитесь о ней?
Донья Изабелла не ответила. Лицо ее снова стало каменным. Опираясь на трость, она прошла через всю комнату и, остановившись в дверях, сказала:
— Сарите необходим уют, тем более что здесь она будет жить вдали от всего остального мира. Завтра утром мы с ней уезжаем в Сан-Франциско и вернемся в конце месяца. Мне будет очень интересно посмотреть, каких результатов достигнет ваша жена в обустройстве дома для моей Сариты.
— Я сделаю все возможное, чтобы угодить и девочке, и вам, — улыбнулась Шейн, открыв дверь и провожая донью Изабеллу. — Буду рада вас снова увидеть.
— Ну, если вы так этого хотите… — проворчала гостья, идя рядом с ней.
А Чэз тем временем изо всех сил старался скрыть раздражение. «Ох уж эта Шейн со своей добротой! — думал он. — Прекрасно! Просто прекрасно! Женщина, о которой я грезил все эти годы и с которой надеялся обрести счастье, объединилась с женщиной, которая досаждает мне вот уже три месяца. Ничего хорошего из этого союза не выйдет».
— Джимбо! — наконец позвал он.
Массивный загорелый мужчина неуклюже вошел в комнату. Его быстрое появление ясно говорило о том, что он был где-то поблизости. Очевидно, в этом и заключалась его работа: Джимбо присматривал и за своим братом Моджо, и за Пенни, и за всеми остальными работниками. На ранчо Чэза у него была, пожалуй, самая «трудная» работа, к тому же, судя по всему, задачу ему облегчало врожденное любопытство.
— Вы звали? — спросил он.
— Подай ужин и проследи, чтобы на столе было достаточно выпивки.
— Ох, босс, — поморщился Джимбо, — вы что же, собираетесь напиться в первую брачную ночь?!
— У меня не будет никакой первой брачной ночи… — отмахнулся Чэз, а потом задумался: «А вдруг… Можно ли считать наше с Шейн бракосочетание свадьбой? Наверное, нет. Черт побери!» Из задумчивости его вывел удивленный взгляд Джимбо. — И нечего на меня так смотреть! Не мне одному нужно забыться сегодня, но это тебя абсолютно не касается. Делай, что ведено.
Джимбо понимающе кивнул:
— Сделаю. Шампанского или вина для леди?
— Никакого шампанского! Принеси вина. «Мерло», думаю, подойдет, — заказал Чэз, прекрасно понимая, что даже хорошее вино не поможет изменить прошлое, тем более что теперь в его жизни есть Сарита. — И держи Моджо на кухне. Я не хочу, чтоб он напугал мою жену в первый же день ее пребывания здесь.
— Он непременно захочет посмотреть на нее.
— Обойдется.
— Хорошо. Но Моджо может отказаться готовить для вашей жены, особенно если она посягнет на его вотчину — кухню.
— Когда это случится, тогда и будем думать, отмахнулся Чэз, думая о том, что у него и так полно проблем более чем серьезных. — Так ты приглядишь за своим братом?..
— Будьте спокойны. Я разберусь с ним, — смиренно согласился Джимбо и ушел на кухню. Минут через пятнадцать стол был накрыт.
— Еще вина? — предложил Чэз.
— Нет, спасибо.
— Ты уверена? Это очень хорошее вино…
— Спасибо, мне уже достаточно.
Чэз сжал в руке бокал вина так, что тонкое стекло едва не треснуло, а пурпурно-красная жидкость перелилась через край и испортила лучшую скатерть, какая только была в этом доме. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным. «Снова отказ. Шейн не стала есть ни салат, ни лепешки. Если она не принимает от меня даже еды, то вряд ли захочет со мной разговаривать…»
— Не заставляйте ее, босс, — бодро посоветовал Джимбо, ставя на стол новое блюдо. — Может, леди не любит вино. А если вы хотите напоить ее, то я могу принести ту крепкую смесь, что спрятана у вас в ящике письменного стола. Чудесный кофе получится, если добавить туда немного алкоголя.
— Ну-ка, повтори еще раз!
— Что именно? — удивленно спросил Джимбо.
— Это слово на букву «б».
— Какое слово? «Босс», что ли?
— Точно. Я хочу, чтобы ты осознал его значение и вспоминал о нем всякий раз, прежде чем открыть рот. Это поможет тебе сохранить работу.
Джимбо чуть нахмурился:
— А что я такого сказал?
— Во-первых, ты суешь свой нос в дела, которые тебя совершенно не касаются. — Чэз очень старался говорить спокойно, но у него это плохо получалось. — Во-вторых, ты слишком много говоришь. В-третьих, я не хочу напоить мою жену!
— О, неужели?! Так вы сдаетесь?
— Джимбо!
— Вы хотите, чтобы я замолчал?
— Если ты этого не сделаешь сам, я помогу тебе, — пригрозил Чэз, сжимая кулаки.
— Молчу, молчу.
— Вот и хорошо.
Джимбо сел за стол рядом с Шейн:
— Могу я принести вам что-нибудь еще? Обратите внимание, босс, — он повернулся к Чэзу, — я ни во что не вмешиваюсь, а просто выполняю свою работу: прежде чем принести еду, я должен спросить, что именно желает хозяйка.
— Ничего не надо, Джимбо. Спасибо, — поспешила ответить Шейн.
— Но вы ведь съедите то, что я принес, да?
— По правде сказать, я не голодна.
— Это плохо, очень плохо.
— Неужели? — Шейн притворилась, что удивлена.
— Если вы будете продолжать в том же духе, Моджо явится сюда с ножом для резки мяса, требуя сатисфакции: он очень не любит, когда его блюда остаются без внимания.
— Джимбо!
— Босс, неужели вы хотите, чтобы он разрезал вашу жену на тысячу кусочков?! Я лишь хочу сберечь вашу собственность.
— Она не моя собственность, понятно?! — прорычал Чэз. «И почему все считают, что Шейн моя собственность? Сначала Рейф, потом Джимбо. Возможно потому, что она выглядит такой хрупкой. Все думают, что она не в силах „поднять“ это ранчо, и никто не догадывается, насколько она сильна духом, — размышлял он. — Моя жена принадлежит только себе и может самостоятельно принимать любые решения.
— Вот в этом и есть ваша ошибка: очень опасно говорить такие слова в присутствии женщины…
— Джимбо не может похвастать хорошими манерами, — объяснил Чэз жене, — может, поэтому он никогда не был женат.
— Хотите, дам совет, босс? Чэз вздохнул: видно, придется объяснять этому наглецу значение слова «босс»… кулаками!
— Нисколько, — ответил он.
— Когда вы отправились на тот дурацкий бал, как ни в чем не бывало продолжал Джимбо, вам следовало купить себе покорную жену. Хотя я ничего не имею против той, которую вы привезли сегодня. Она совершенно другая, и вы, должно быть, обещали ей спокойную жизнь при условии, что она будет заботиться о вашем доме и ребенке.
— Я не покупал себе жену! Я не говорил ничего подобного!
— Конечно, вы не говорили об этом открыто, согласился Джимбо, — но мы поняли ваши намерения.
Чэз посмотрел на Шейн и, к своему ужасу, понял, что она готова убежать от него прямо сейчас.
— Дорогая, я никому не говорил, что купил тебя! Клянусь!
— А слово «обмен» подойдет? — задумчиво протянул Джимбо. — Да, так гораздо лучше. Шейн встала из-за стола:
— Извините меня…
— Дорогая, подожди… Дай мне все объяснить…
Шейн мгновение поколебалась, но потом повернулась и бросилась вон из комнаты. Чэзу показалось, что она плачет. Он был готов растерзать Джимбо:
— Скажи Моджо, пусть приготовит чего-нибудь легкого из еды и оставит поднос у двери моей спальни. И чтобы все было тихо, или, клянусь, ты не доживешь до рассвета! А утром мы с тобой проведем небольшой эксперимент…
— Какой эксперимент? — осторожно поинтересовался Джимбо.