ОТ АВТОРА
День добрый, уважаемый All!
Спасибо всем за теплые слова, в адрес моего романа. Со многими мыслями я, естественно, не согласен, но — IMHO… Предлагаю Вашему вниманию забавный фрагмент и предысторию создания романа.
«Шахриярскую царицу»я написал за сутки — начал в шесть часов вечера и, с перерывом на нормальный сон, закончил в четыре дня следующего. Относился я тогда ко всему этому крайне легкомысленно и было то аж в 91 году, где-то в октябре месяце. Тогда я по заданию издательства, в котором состоял, работал над редактурой крайне мерзкой эротической романы — меня поразило, насколько там все несвязно сюжетно, насколько серьезно, без тени юмора и герои и автор относятся к действу и насколько пошло: мне приходилось убирать многочисленные «клиторы», «влагалища»и даже «межножья»… да… И я решил написать нечто подобное, но: 1) весело; 2) увлекательно; 3) описывать постельные сцены (ради которых задуман рассказ) предельно откровенно, но по возможности без пошлостей. И еще: меня всегда поражал образ странника (рыцаря, ковбоя, частного сыщика), болтающегося бесцельно по миру и совершающего приключения, друг с другом не связанные и с отрывом от жизненного пути героя — приключение: роман или фильм… Я не могу врубиться в психологию такого героя — ну никак, хотя понимаю — есть такие. И в «предыстории»к «Шахриярской царице» сделал ну очень робкую попытку понять. Следующим шагом в этом направлении был собственно «Наследник…»
Я не собирался запускать эту вещицу, она была нужна мне для других целей, я на ней отрабатывал некоторые приемы. Но так получилось, что зашел Бобров, ему дежурить было в ночь, ну я и дал рукопись, что б другу не скучно было. А он, восхищенный, запустил ее Сидоровичу и Бурдэ. Сидор и сказал типа: парень, а предыстория-то ничего, раскрути, мы опубликуем. Я раскрутил — «Наследник Алвисида». Совсем не то, что планировалось в начале. Сейчас работаю над вторым романом. План полностью отработан, но воплощение, скорее всего, будет несколько сложнее плана — я думаю больше не заранее, а непосредственно над текстом, герои сами совершают поступки, порой от меня не зависящие. К примеру, сэр Таулас появился в голове ровно за секунду до рождения на бумаге, а потом занял собственное место в романе и я не мог с ним не считаться. Но и это не самое — так, в описании турнира, для какого-то разнообразия, мне потребовались реплики разных зрителей. Так родилась некая красавица, в планах не существовавшая — Аннаура. Бабы — все стервы, вечно путают наши планы, но ведь и без них же мы никуда, вот в чем все дело! И в этом вся прелесть!
Теперь несколько моих замечаний по Вашим словам. Насчет количества любви в романе. Почти каждый автор пишет именно то, что сам хотел бы прочитать, я не исключение. А любви в моем романе, ни на капельку не больше, чем в моей жизни, из-за нее мой путь был таким, а не другим — глупо отрицать, что любовь, сексуальные поползновения играют значительную роль в побудительных мотивах взрослых людей и уж тем более в становлении юноши.
Насчет реплики Бережного. Он прав по поводу герцога Иглангера. Мне по сюжету было необходимо, чтобы вот этот в возрасте сильный мужчина и колдун влюбился в соплячку и наделал глупостей. Я не мог понять подобное, но мне надо было. Я посмотрел на своего великовозрастного неженатого друга, у которого при виде моих пацанов всегда мука на лице, сильно это дело раздул и написал, получилось, на мой взгляд, правдоподобно. А Серега прочитал и: — У, — говорит, — Эдипов же комплекс! Мать ему мерещится… Может быть и так, я-то ее в натуральный рост описывал…
А вот насчет компьютерных прибабахов… Я действительно ничего в программировании не понимаю, я пользователь. Но два моих друга — Кирсанов и Олексенко — понимают, да еще как! Сколько вечеров проговорили… так что случайностей нет. А Билл Гейтц и мелкомягкие… Кирсанов, по непонятным мне причинам, испытывает к ним… мягко сказать неудовлетворение, и его любимая поговорка, которую я перенял, «Ненавижу Майкрософт и советскую вычислительную технику!»— я три года сидел на флоповом ЕС — 1840, где что-то постоянно барахлило, и прочувствовал…
Если будет желание All'a, я выложу письменный план второго романа, интереса ради. Чтобы услышать Ваше мнение, которое мне отнюдь не безразлично.
Предлагаемый ниже текст, не подвергся изменениям (исключая лишь прогон через RUSP). Да, забыл совсем. Я же его продал. Позвонил знакомый, ему надо было сдавать очередной том по Блейду, попросил срочно за пару дней написать рассказ. Я уже знал, что этот фрагмент в роман не войдет железно и предложил ему. За три дня я переделал рассказ под бравого Ричарда Блейда, и в седьмом томе («Ричард Блейд — ПРОРОК») она вышла под тем же названием и псевдонимом Дж.Ллорд. Но тот текст значительно отличается от первоисточника, только какая-то канва и некоторые имена сохранились, и то не все… А сей текст, лишь говорит о том, как изменяется замысел и из чего рождается, только этим и интересен. Он никогда и нигде не будет опубликован в данном виде. Да и в обработанном под Блейда виде — тоже вряд ли, во всяком случае я буду сопротивляться. Опыты, знаете те ли, хороши для друзей, а не для публики…
С уважением Андрей Легостаев 7.2.1995
1
Мулла закончил брачную церемонию и захлопнул увесистую священную книгу. Его помощники быстро собрали свои принадлежности и вышли из зала. Священнослужитель величественно прошествовал к массивным резным дверям, подметая богатым парчовым халатом дорогие персидские ковры. Саларбар стукнул глухо своим церемониальным посохом о плотный ворс ковра и, пятясь, не поворачиваясь спиной к своей всемогущей повелительнице, миновал проем дверей. Два бронзовокожих охранника с обнаженными сверкающими кривыми саблями, почтительно пропустили старцев, обвели опытными взглядами зал и, верноподданнически поклонившись царице, вышли. Резные, покрытые золотом и украшенные рубинами, гиацинтами и изумрудами двери плотно сомкнулись, навечно отрезая черноволосого жениха от солнечного света и радости жизни. Позади царицы Дельарам сквозь узкое окно в черном бездонном небе виднелась ослепительная Нахид — звезда любви, обрамляя своим нежным светом роскошные иссиня-черные волосы царицы, словно истинное сияние фарра.
Дельарам сделала приглашающий жест, налила в драгоценный кубок с каменьями прекрасного вина и пододвинула к новому мужу золотое блюдо с изысканными фруктами, привезенными из далеких стран. Царица повелительно щелкнула пальцами и в сладострастно-соблазнительной позе развалилась меж красных и желтых шелковых подушек, отражающих поверхностью своей яркий, но неровный свет множества свечей.
Из-за непрозрачной перегородки, великолепно пропускающей звук, после властного щелчка царицы заиграла завораживающая, чарующая музыка. Флейта тихо, но настойчиво выводила прелестную мелодию под аккомпанемент руды и чанга. Мысли окутывались розовой поволокой от этих звуков, шафран и амбра кружили голову. Великолепное вино обожгло желудок. Как морская рыба, выброшенная безжалостной волной на суровый берег жадно глотает воздух, так и черноволосый сильный мужчина упивался этим, по всей вероятности последним в его жизни, вечером. И, глядя на царицу, он вдруг поймал себя на безумной мысли, что ни о чем не жалеет. Что ночь с женщиной, раскинувшейся средь шелковых подушек напротив, него стоит жизни самой.
Дельарам была действительно достойна самой дерзкой мечты самого многоопытного и пристрастного мужчины. Высокая и стройная, словно стебель шенбелида, с кожей такого же золотисто-желтого оттенка, как у этого цветка, с высоко взметнувшимися вверх тонкими черными бровями, подведенными сурьмой, бездонными карими глазами, жемчужными ослепительными зубами, открывшимися в обворожительной улыбке меж накрашенных китайской мастикой карминовых уст — она была поистине прекрасна, словно волшебная гурия в райском саду. «Так же прекрасна, — подумал мужчина, — кобра, завораживающая жертву, в своей непоколебимой уверенности, что поступает единственно верно».
Сколько мужчин сидело до него в этом великолепном зале этого прекрасного и величественного дворца? В зале, который является личным покоем луноподобной царицы Шахрияра Дельарам, в зале, потрясающим своей роскошью и изысканностью обстановки, с тяжелыми дорогими коврами на полу и обитыми драгоценным аксамитом стенами. Сколько мужчин — совсем безусых юношей и много повидавших отважных воинов, захваченных в плен в далеких странах — сидели на этих мягких подушках, на которых сидит сейчас он? Так же сидели, не в силах оторвать взгляда от прекрасной женщины, которая принесет сегодня ему неземное наслаждение и вечное забытье холодной могилы. Все жителя огромного Шахрияра знали, что каждую ночь к царице приводят нового мужа и никто не выходил еще живым из ее покоев.
Царица тоже не отрывала взгляда от своего нового мужа, она раздевала его мысленно, снимала с него чистую белую рубаху, вышитую золотым узором, снимала роскошные штаны, выданные ему во дворце, и даже снимала с его курчавой черной головы положенный ему как мужу царицы кулах — атрибут знатности. Раздевала черноволосого красавца взглядом, оценивая мужские стати его и сравнивая с предшественниками. Она наслаждалась прекрасной музыкой, игристым вином и тающими во рту фруктами. Она наслаждалась видом нового мужа — запуганным и очарованным. Она не торопилась, она знала, что не упустит своего, и надеялась, снова надеялась, как и сотни предыдущих ночей, что в этот-то раз она получит то, чего добивается. Что вот уж этот-то красавчик с мускулистыми руками и неотразимыми смоляными усами принесет ей столь долго искомое и почти забытое блаженство плотской любви.
Пятнадцать лет прошло, как умер единственный возлюбленный, приносивший ей удовлетворение, и с тех пор она изведала тысячи мужчин и не могла найти того, кто сравнился бы с мудрым и мужественным царем Джавадом. Она проклинала тот черный в ее жизни день, когда она, ненасытная, убила его своей жаждой любви — он был уже не молод, но не мог отказать в ласке своей юной и горячей возлюбленной. Сердце перестало биться у всемогущего Джавада, опьяненного страстью и обладанием самой прекрасной женщиной в мире. И с тех пор не снимала Дельарам с себя одежд белого, синего, черного и желтого цветов — цветов траура. Год она была неутешна, но женское естество взяло свое, и, устав от государственных дум и дел, она искала себе нового возлюбленного. И никто не мог подарить ей наслаждение, сравнимое с чувством, которое она испытывала от близости с царем Джавадом. И все ее многочисленные любовники делили участь Джавада — до тех пор пока не найдется тот, кто…
Дельарам откинула голову на подушки. Разметались в разные стороны черные незаплетенные волосы, стянутые лишь тонкой работы серебряным обручем.
Нет, этот красивый молодой человек тоже вряд ли сможет…
Царица вновь повелительно щелкнула пальцами — перед ними появились три стройных молоденьких танцовщицы, прекрасных, словно сказочные пери. Под нежную красивую мелодию, выводимую невидимой флейтой, они стали извиваться в танце. Газовые, почти прозрачные накидки — зеленые у самой высокой, бирюзовые у младшей, и розовые у третьей — лишь подчеркивали безукоризненность линий их молодых, стройных тел. Плавность движений, неверный свет и пляшущие длинные тени на стенах навевали мужчине мысли, что он перенесся в сказочную страну, — настолько все это было нереально и восхитительно.
Царица со снисходительной улыбкой наблюдала за своими рабынями. Как бы красивы они ни были, им никогда не сравниться с ней. Она была прекрасна и величественна — тщательно вымытая служанками, натертая дорогими заморскими благовониями, она гордо сидела средь подушек и слушала музыку. Парчовый черный халат, отороченный искусной вышивкой серебром, распахнулся, и тонкий, нежного янтарного цвета батист рубашки не скрывал очаровательной формы ее высокой груди с рубиновыми пятнами сосков и удивительно восхитительной талии. Она подобрала под себя ноги в шелковых шароварах цвета индиго, подчеркивающих стройность и красоту ее бедер.
Мужчина пожирал глазами лишь царицу, которая пусть на несколько часов, но будет ему принадлежать — напрасно извивались в сложнейших движениях полуобнаженные танцовщицы. Он жаждал ее, он не представлял уже, как мог раньше жить, не зная ее, ради нее можно и умереть!
Царица улыбнулась ему, отставила драгоценный кубок и встала. Скинула халат и присоединилась к девушкам. Музыканты за перегородкой словно почувствовали это, музыка стала громче и сладострастней. Дельарам извивалась в дивном танце — он не в силах был оторвать от нее глаз. И он не понял даже, куда и когда исчезли девушки и как царица оказалась в его объятиях. Он стоял посреди зала, дрожа от вожделения, и держал ее за восхитительную талию, подвластную его рукам, и утопал в ее бездонных гипнотизирующих глазах.
— Возьми меня, — чуть слышно прошептала она своими прелестными губами, и мужчина с жадностью впился в них, потеряв последние крохи рассудка.
Царица закрыла в вожделении глаза и выскользнула у него из рук, распластавшись на ворсистом роскошном ковре. Он упал на колени пред ней, покрывая жадными жаркими поцелуями точеные плечи и тонкую лебединую шею. Грудь женщины вздымалась часто в страстном прерывистом дыхании, вгоняя кровь в мужское достоинство, заставляя его наливаться сталью, распирая плотную материю шаровар. Она обхватила молодого человека руками и с силой вжала голову его в податливые холмы своей груди. Он задыхался от счастья. Она поднялась с ковра, срывая в нетерпении с себя сковывающие одежды, открывая восхищенным глазам нового мужа белый плоский живот и закрытое густыми черными волосами от нескромных глаз потаенное место, вожделенное для любого мужчины. Тонкий батист рубашки разорвался под ее чрезвычайно длинными и крепкими ногтями, покрытыми позолотой, и он, успев поразиться огромным багряным набухшим соскам царицы, впился в один из них губами, забыв обо всем на свете. Забыв, что это его последняя ночь в жизни, — кроме этого подвластного сейчас ему тела, он не желал знать больше ничего. В порыве страсти он чуть сильнее сжал сосок зубами и царица сладостно застонала об боли и страсти. Жадные нетерпеливые руки ее стаскивали с него шаровары, пытаясь найти вожделенный мужской орган.
Он провел рукой по трепетной и гладкой коже живота ее, рука спустилась по внутренней стороне бедра и обожглась о жаркую влажность нежных тайных губ, ожидавших его. И он вошел со сладким стоном, чувствуя себя самым счастливым человеком во всем мире. Дельарам закричала от наслаждения, принимая его в себя и царапая спину его до крови своими острыми и длинными ногтями.
Но крик ее длился недолго — она разочарованно прикусила губу. После нескольких резких и страстных движений она ощутила внутри себя сильную горячую струю, и тело ее очередного любовника безвольно обмякло на ней. Он скатился с нее на ковер рядом и застонал от безмерного счастья и истощения.
Царица почувствовала липкую жидкость меж ног, плечи ее брезгливо дернулись. Она хотела крикнуть стражу, чтобы отсекли эту черноволосую курчавую голову с закрытыми в истоме глазами. Но чувство любовного голода пожирало ее, тело хотело ласки властной мужской руки, каждая клетка ее великолепного тела жаждала, чтобы овладели ею.
Она встала, оставив лежать на ковре расслабленное тело очередного, явно не последнего, мужа, пребывающего сейчас на девятой сфере небесной. Стянула медленно с себя порванную в лохмотья тонкую желтую рубашку, провела ладонью по низу живота. Коснулась пальчиками подрагивающего взбухшего соска, взгляд упал на перстень с диамантом — последний подарок ее несравненного Джавада. Она улыбнулась с тоской — гордый профиль покойного царя встал пред ее взором. Она качнула головой, отгоняя видение, золотое ожерелье на шее ее звякнуло мелодично и тихо. Флейта нежно выводила грустную, щемящую музыку. Эту мелодию так любил слушать Джавад, лаская свою юную жену.
— Что потускнел смарагд горячих уст?
Что аромат волос уже не густ? — грустно прошептала она свой любимый бейт.
Не торопясь пошла к самому дорогому, что есть у нее: на подставке, покрытой до пола черным бархатом, под хрустальным колпаком лежал амулет, доставшийся ей среди прочего наследства Джавада. Крупных размеров мужской фаллос и мошонка, искусно сделанные из необычного, переливающегося всеми оттенками красного — от нежно-розового до багряного, фиолетового и сиреневого — минерала.
— Для чьих очей мое очарованье,
Кто мой попутчик в дальнем караване?
Дельарам не знала, как попал сей предмет к Джаваду, но она любила это странное произведение искусства. Она часами могла стоять перед высокой подставкой и смотреть на хрустальный купол. Иногда амулет вспыхивал ярко-красным светом, и тогда она падала в изнеможении на пол, вновь ощущая в себе могучий орган покойного Джавада, извивалась на полу от наслаждения, испытывая необыкновенное счастье, которое давно недоступно ей с другими мужчинами. Ибо валятся все с ног, как и этот вот, что лежит сейчас на полу. Она даже имени его не знала — зачем оно ей. Он не похож даже на бледную тень ее ушедшего в мир иной возлюбленного.
— Иди сюда, — властно произнесла она. Голос ее заставил бы задрожать и мертвого и восстать из могилы. Мужчина одним прыжком подлетел с ковра и встал на ноги, которые дрожали еще от пережитого оргазма.
— Да, госпожа моя, иду.
Он подошел и в недоумении уставился на странный предмет, с которого не сводила глаз царица.
— Смотри на него, — с едва скрываемым презрением произнесла Дельарам. — Не отрывай от него взгляда, пока не почувствуешь в себе силу не упасть расслабленно, едва начав.
Оставив униженного и разозленного мужчину у подставки, она прошла к своей огромной постели и улеглась на тонкую, нежную, восхитительно прохладную ткань. Амулет был волшебным — он придавал мужчинам силу, но не настолько, насколько желала ненасытная Дельарам.
Он очень долго стоял, не в силах отвести взгляда от переливающегося кровавым цветом предмета. Его собственный фаллос постепенно набухал, в жилах вновь заиграла кровь, и вновь безумно захотелось обладать этой своенравной женщиной, распростертой сейчас на роскошной постели. В окно пробились первые робкие лучи рассвета.
Он осторожно сел на край постели пред царицей, впитывая в себя слепящую красоту ее тела, и робко провел по смуглому бедру.
— Не надо, — холодно произнесла Дельарам, не открывая глаз. Презрение открыто сквозило в ее голосе. — Не трать сил понапрасну, приступай к делу, пока я не позвала стражу.
Он проглотил подбежавший к горлу ком и взобрался неуклюже на царицу. Она железными холодными пальцами безразлично и уверенно обхватила его фаллос, оцарапав больно мошонку острыми твердыми ногтями, отточенными по краям, и вставила его в себя. Мужчина навис над ее нежной грудью своим волосатым черным торсом, упершись в постель обеими руками, и принялся совершать резкие сильные толчки, стараясь причинить боль этой столь ненавистной и такой желанной красавице. Она равнодушно открыла глаза и уставилась неподвижным взглядом в расписной потолок покоя. Мужчина разозлился, толчки его были сильны и резки, голова ее дергалась от толчков, но ни искры жизни не мог увидеть он в этих ледяных черных глазах. Пот его холодными неприятными каплями ударялся в ее грудь.
«Как все нестерпимо скучно — нет в мире второго Джавада. Даже в таком темпе он не продержится долго, — думала Дельарам. — И орган его не столь упруг, не столь могуч, и лицо его обезображенно бессильной похотливой гримасой…»
Она вдруг застонала, изогнулась вся дугой, упираясь плечами в постель, и с силой сдвинула ноги. Он недоуменно открыл глаза и туманным взглядом посмотрел на сжатые в экстазе карминовые губы царицы. Рука ее уверенно протиснулась меж прижавшихся друг к другу тел, и сильные пальцы сомкнулись у основания вонзившегося в ее лоно органа. Остро наточенные ногти привычно и сильно сомкнулись, разрывая трепещущую плоть, второй рукой царица властно и беспощадно отталкивала мужчину от себя.
Он закричал — тонко и страшно, от боли и от ужаса. Он понял, что пришел последний миг его, но он не предполагал погибнуть от руки царицы, он надеялся умереть как воин — от сабли, что отсечет его голову. И не было у него сил ни душевных, ни физических сопротивляться этой обольстительной фурии. Кровь брызнула на нежное смуглое тело царицы, предмет гордости неудачливого мужа на одну ночь остался в чреве ее, а неожиданно для него самого кастрированный мужчина схватился руками за кровоточащее место и корчился рядом, пачкая нарядные тонкие ткани. Чего угодно он ожидал, но только не этого!
Дельарам сжала крепко ноги, чтобы не вывалилось ее приобретение, и набросилась на свою жертву, раздирая острыми ногтями кожу груди его, пытаясь добраться до сердца, впившись губами в губы его, подавляя животный крик и стараясь задушить несчастного. В этот момент она испытывала настоящее наслаждение, запах крови заменял ей любовный оргазм. Она оторвалась от потерявших цвет губ мужчины и жемчужными зубами впилась в тщательно выбритую шею, разрывая в клочья податливую плоть.
Наконец она оторвалась от бездыханного тела, которое покинули последние жизненные силы, и встала с постели, вытирая о свое нежное тело окровавленные руки. Она медленно подошла к амулету на покрытом черным бархатом высоком постаменте и опустилась на колени.
— О всевышний Аллах! — страстно обратила она свои очи в потолок. — Услышь мои молитвы, пошли мне мужчину, достойного любви. Я грешна, я слаба, я погубила моего Джавада. Но сжалься надо мной, всемогущий и милосердный, избавь меня от невыносимых страданий. Избавь мужчин моего народа от бессмысленной гибели — они не виноваты, что не могут сравниться с бесподобным Джавадом!
Она выпрямилась во весь рост. В узкие высокие окна зала пробивался нежный розоватый свет. Она подошла к огромному зеркалу и долго стояла перед ним, купаясь в лучах рассвета, — обнаженная, стройная, с взлохмаченными упрямыми черными волосами и измазанная в крови она была прекрасна и ужасна одновременно. Флейта выводила устало душещипательную проникновенную мелодию. Царица глубоко и печально вздохнула.
— Стража! — наконец повелительно крикнула она.
Тяжелые двери тотчас распахнулись, и на пороге появились ее телохранители с обнаженными саблями в руках.
— Уберите это… — Она махнула брезгливо рукой в сторону постели, ничуть не стесняясь своей наготы. — И позовите служанок, пусть вымоют меня.
Стражники с осунувшимися от бессонной ночи лицами привычно подхватили бездыханное тело, стараясь не смотреть на свою повелительницу. Они потащили очередную жертву к дверям, и вдруг Дельарам случайно перехватила пожирающий ее тело взгляд одного из охранников. Она резко повернулась в их сторону.
— Ты хочешь меня? — жестко, властно, но в то же время с надеждой спросила она.
Охранник выронил в ужасе руки мертвого, и тело со стуком упало на пол, пачкая кровью дорогой ковер. Стражник грохнулся на колени и взмолился:
— Пожалей раба своего, солнцеподобная. У меня больная жена и двое маленьких детишек дома! Я выколю глаза свои за то, что осмелились они взглянуть на бесподобную госпожу мою.
— Иди, — властно сказала Дельарам. — Ты вряд ли сильнее, чем этот. — Она презрительно кивнула на остывающее тело. — И грех оставлять детей сиротами без нужды. Но чтоб я больше не видела тебя.
Не переставая повторять жалкие и несвязные слова благодарности, стражник подхватил тело несчастного, и охранники поспешно покинули зал.
Свечи погасли, но за окнами набирал силу прекрасный весенний день. Дельарам подошла к окну и набрала полную грудь чистого горного воздуха. После непродолжительного беспокойного сна предстоит долгий утомительный день, отягощенный думами о судьбах страны, о новых фирманах и о войне с соседним Фархадбадом, ибо требуются новые пленные.
В это время в лучах рассвета к городу подъезжал на великолепном белом коне усталый всадник, дремлющий в седле, но в любое мгновение готовый выхватить острый двуручный меч, дабы защитить себя и покарать нечестивцев.