Я протягиваю ей пятерку, Сергей Фроленок — тоже потянулся за деньгами. Он вынул купюру из кармана, не выбирая, а она оказалась рваной по центральному сгибу, держалась миллиметрах на пяти.
— Вы мне рваную десятку дали. Замените на другую! — словно кассирша в сбербанке проворчала старушка.
Сергей был настолько ошарашен, что заменил.
ПРИЛОЖЕНИЕ
74. СТЕНОГРАММА ЗАСЕДАНИЯ СЕМИНАРА ФАНТАСТИКИ:
«Авторы считают своим долгом предупредить читателя, что ни один из персонажей этого романа не существует (и никогда не существовал) в действительности. Поэтому возможные попытки угадать, кто здесь есть кто, не имеют никакого смысла.»
Из предуведомления к роману А. и Б. Стругацких «Хромая судьба».
РУКОВОДИТЕЛЬ: Сегодняшнее заседание необычно для нашего семинара, так как предметом обсуждения является вещь нестандартная, я бы сказал даже, уникальная. Честно признаться, я предпочел бы, чтобы присутствующие сегодня в этом зале высказали предположение: как долго обсуждаемое произведение продержится в памяти… м-м… благодарного человечества. Поднимите руки, кто вообще читал сие произведение… Так, больше половины, хорошо… Значит сюжет господину прокурору пересказывать не нужно. За сим, уважаемый прокурор, прошу…
АВТОР: (Всхлипывает).
ПРОКУРОР: Во-первых, до сих пор мне не доводилось ознакомиться с обсуждаемой вещью, но с другой стороны, не имея возможности противиться желанию нашего многоуважаемого руководителя, пришлось дать согласие на прокурорство, хотя объективные причины для отказа безусловно имеются. К таковым относится, во-первых, то, что вещь эту просто невозможно дочитать до конца.
Тем не менее, я приступаю непосредственно к произведению. На мой взгляд, во-первых, оно о том, как один разгильдяй, человек без стержня и опоры, не никудышный, но и ничем не примечательный, определяет в итоге, в ходе многочисленных коллизий, свою жизненную позицию, переживая, во-первых, жизненную драму, потерю любимого существа, крах жизненных идеалов, изменяя при этом, во-первых, своим жизненным принципам, и пренебрегая своими обязанностями как человека и гражданина.
Прошу учесть такой момент. Предложенная тема не нова и неоднократно отражалась в мировой литературе…
АВТОР: (Всхлипывает).
ПРОКУРОР: Другой момент, не менее привлекательный, заключается в том, что автор пытается решить свою задачу, во-первых, средствами неординарными, нестандартными, нешаблонными и необычными. Моментами ему это удается. Как-то: момент с кражей видится психологически обоснованным, но эсхатологический базис его непродуман. Другой момент, — собственно, сама трагедия главного героя, — производит поразительно тягостное ощущение сопричастности героя автору и наоборот. Но этот же привлекательный момент имеет и свою оборотную сторону. Отражая собой, во-первых, саму сущность психологических конфликтов своего времени, он — я имею в виду главного героя, — в то же время сам преломляется на мировоззрении своей эпохи. Психологическая недоработка характера демонстрирует достаточно ясно, что авторская концепция вещи создавалась в процессе написания…
АВТОР: (всхлипывает).
ПРОКУРОР:… что, конечно, нельзя не приветствовать.
Теперь о языке. Во-первых, лексика. Удивительно мал словарный запас автора. Просто удивительно мал. Мал просто удивительно. Просто удивительно, как с таким малым словарным запасом автору удалось написать такое, в общем и целом, значительное произведение. А произведение — в общем и целом, подчеркиваю, — показалось мне очень и очень значительным.
Поэтому я предлагаю уважаемым коллегам подумать, почему именно на этого героя автор возложил миссию пробуждения нашей совести? Почему?.. Спасибо за внимание.
РУКОВОДИТЕЛЬ: Спасибо. Я думаю, что вы не правы, но все равно спасибо. Адвокат готов? Прошу…
АДВОКАТ: Прежде всего я считаю нужным не согласиться с уважаемым прокурором в вопросе возможности прочтения обсуждаемого произведения. Особенно же в подвопросе интерпретации текста. Любой мало-мальски грамотный человек знает, что такое периодические дроби. Эти дроби бесконечны, если записывать их в простой позиционной системе счисления. С другой стороны, записать эти дроби чрезвычайно просто: достаточно заключить период в скобки. С учетом этого нужно рассматривать и обсуждаемую вещь. Заключая общую идею вещи, с фатальной периодичностью возникающую то и дело перед читателем, в подобие таких скобок, мы сумеем прочесть эту вещь достаточно легко. Упростив таким образом композицию произведения и сведя ее к элементарному числу с одним макроопределением в цикл, мы получаем возможность вплотную подойти к теме, главной теме вещи.
АВТОР: (Всхлипывает).
АДВОКАТ: Будучи необъективным максималистом, я рассматриваю данное произведение, как притчу о бесконечности познания человеком Добра и Зла в каноническом звучании этих понятий. Автор, на мой взгляд, достаточно четко определил идейную направленность вещи, что является его несомненным достоинством. Особенно мне импонирует постоянный поиск автором новых форм литературного и эмоционального воздействия на читателя. Каждым словом, запятой, фразой, оборотом автор стремится выкорячиться и не быть похожим ни на кого. Принимая во внимание новаторскую идею в сюжетном построении романа, я могу с уверенностью сказать, что это произведение навсегда останется в истории текущего литературного процесса.
РУКОВОДИТЕЛЬ: Та-ак… Спасибо. Есть желающие высказаться? Лес рук. Вы, пожалуйста…
1-й УЧАСТНИК: Вообще-то, произведение мне понравилось. Хотя из двадцати пяти первых страниц я бы выкинул страниц… двадцать.
АВТОР: (Всхлипывает).
1-й УЧАСТНИК: Или двадцать пять. Там сначала все ужасно затянуто, я просто не мог дотерпеть, когда же начнется самое главное. Автор все время меня настраивает: вот сейчас такое будет, такое! — а это «такое» только на последней странице.
РУКОВОДИТЕЛЬ: Погодите-ка… Но что же останется, если выкинуть первые двадцать пять страниц? Вот вы представьте себе… И что останется?
ПРОКУРОР: Подсчитано — ничего не останется.
1-й УЧАСТНИК: Ну и что? Может, в этом и заключена суровая сермяжная правда?
РУКОВОДИТЕЛЬ: Нет здесь правды. Ни сермяжной, никакой. А что у нас говорит куратор уважаемого автора?
ПРОКУРОР: Он ничего не говорит. Он не пришел.
РУКОВОДИТЕЛЬ: Почему?
ПРОКУРОР: У него вчера был приступ. Написал за сутки три повести и сейчас отходит.
РУКОВОДИТЕЛЬ: А-а… Жаль… Было бы интересно послушать его мнение по поводу обсуждаемого произведения.
2-й УЧАСТНИК: Я был у него, он говорит: «А что-о-о-о? Ниче-го-о-о-о-о!»
АВТОР: (Всхлипывает).
РУКОВОДИТЕЛЬ: Хорошо. Кто еще жаждет выступить? Пожалуйста.
3-й УЧАСТНИК: Я в произведении ничего не понял. Что это за персонажи? Ни уму, ни сердцу. И потом, эпизод с собакой. Это просто так собака, или собака со смыслом? Вот в чем я хотел бы разобраться. Это раз. Потом — два. Это, конечно, очень в манере Достоевского. В смысле преступление. Но наказание-то постигает только одного из двух правонарушителей! Вот что мне непонятно. Это по жизни так или художественный вымысел? Это раз. И еще. Сцена похорон практически полностью исчерпывает возможности сюжета. А автор продолжает накручивать событие на событие… Это что — неумение вовремя остановиться или какое-то особое достоинство авторской манеры? Непонятно. Совершенно непонятно… Я посижу, подумаю, потом еще встану — скажу.
4-й УЧАСТНИК: Я займу внимание уважаемого собрания ровно на одну минуту или шестьдесят секунд. Я попрошу засечь время и если не буду укладываться — обрывайте меня безжалостно. Засекли? Кто засек? Вы засекли? Спасибо. Сколько я уже времени потратил?… А сколько осталось? Черт, надо поторапливаться, а то ведь не уложусь. Значит, так. То, что произведение интересное, говорить вряд ли нужно. Не нужно этого говорить. Произведение, конечно, неинтересное. Я, во всяком случае, когда его читал, скучал просто невероятно. Жуткое раздражение испытывал. Так бы взял просто — и…
ИЗ ЗАЛА: Время!
АВТОР: (Всхлипывает).
4-й УЧАСТНИК: Спасибо. Я, вообще-то, мог бы долго говорить на эту тему, но… (разводит руками) не судьба…
РУКОВОДИТЕЛЬ: Да-а… Мрачно. Пожалуйста…
5-й УЧАСТНИК: Как всегда по обыкновению, я буду краток. Наблюдая за сегодняшним обсуждением, я никак не мог отделаться от мысли, что происходящее совершенно неадекватно тому, что мы обсуждаем. Как если бы нам пришлось бы с таким вот серьезным видом… ну, как у нашего многоуважаемого председательствующего, обсуждать, ну, скажем, художественные достоинства лаптя. Это, конечно, мое личное мнение — я могу ошибаться…
АВТОР: (Всхлипывает).
РУКОВОДИТЕЛЬ: Интересно, в чем же вы видите сходство между обсуждаемым произведением и лаптем?
5-й УЧАСТНИК: Это неосознанная ассоциация.
РУКОВОДИТЕЛЬ: Очень далекая ассоциация.
5-й УЧАСТНИК: Я пошел на это сознательно…
РУКОВОДИТЕЛЬ: На что?
5-й УЧАСТНИК: На рискованную аналогию. Собственно, почему мне кажутся уместными рискованные аналогии именно при обсуждении этого лап… прошу прощения, произведения? Потому что внешняя простота этого, с позволения сказать, опуса предполагает изначально, что автор обращается к высоко интеллектуальному читателю — каковыми мы здесь все и являемся, я, во всяком случае, точно — способному за этой внешней простотой разглядеть… ну, скажем, некое гиперболизированное изображение сегодняшних наших мерзких реалий. Или философское обобщение сенсуальных впечатлений автора от определенных событий… Прошу не заблуждаться — я сказал сенсуальных, а не сексуальных, как, видимо, послышалось некотором из здесь присутствующих. Сенсуальных, кто бы что по этому поводу не думал. Хотя, конечно, вероятно, безусловно, наверное, я полностью с этим согласен, сексуальные впечатления могут рассматриваться также, ибо они входят в число впечатлений сенсуальных.
АДВОКАТ: Помилуйте, какие же могут быть сексуальные… хи-хи… впечатления у героя от собаки?
5-й УЧАСТНИК: Я вам потом объясню, с глазу на глаз. Если вы, конечно, этого захотите.
РУКОВОДИТЕЛЬ: Не отвлекайтесь!
5-й УЧАСТНИК: Нисколько! Я чувствую, что необходимо пояснить насчет сенсуальных впечатлений. Представьте, что в очереди, скажем, вы наступили на ногу некоему абстрактному джентльмену несколько слабых умственных способностей. Он немедленно дает вам по физиономии, как обычно и поступают в подобных обстоятельствах в нашей прекрасной стране. В результате вы получаете этакое сильное сенсуальное впечатление.
3-й УЧАСТНИК: (мрачно) . Вообще-то, я получаю затрещину…
5-й УЧАСТНИК: Конечно же. Вы правы. Ну и что? Одно другому не мешает. Даже наоборот… именно потому, что одно другому не мешает, вы, кроме затрещины получаете и сильное сенсуальное впечатление. Так вот, я полагаю, что испытав определенный комплекс сенсуальных впечатлений, автор просто переносит их в свои произведения, преломляя под определенным углом художественного видения, как любят выражаться эти… литературоведы, естественно. В данном конкретном случае мы имеем, по-моему, совершенно конкретную реакцию автора на нынешнюю дороговизну мясных продуктов и отсутствие в повседневном рационе элементарной колбасы… И не более того. По-моему, я так думаю, на мой, естественно взгляд — я могу ошибаться, но мне так лично кажется.
РУКОВОДИТЕЛЬ: Вы, конечно, не правы… Вы опять все сводите к отсутствию колбасы.
5-й УЧАСТНИК: Конечно же, безусловно я не прав. Но я лично так считаю, хотя, конечно, могу и ошибаться, но это мое мнение, которое…
РУКОВОДИТЕЛЬ: Спасибо. Кто еще желает?
2-й УЧАСТНИК: Следуя известному лозунгу «лучше меньше, да больше», я скажу коротко, но емко. О Достоевском можно говорить вечно. О Хэмингуэе можно говорить всю жизнь. О Кире Булычеве можно рассуждать целый год. О Вилли Конне — сутки. Об этом произведении можно вообще не говорить.
АВТОР: (Всхлипывает).
3-й УЧАСТНИК: Я категорически не согласен! (Садится).
РУКОВОДИТЕЛЬ: Спасибо. Пора закругляться. Я в заключение произнесу несколько слов, но может наш уважаемый автор хочет что-нибудь сказать?
АВТОР: Я… Я… (всхлипывает) Я… (срывается с места и выбегает из зала).
РУКОВОДИТЕЛЬ: Спасибо.
Пауза. Потом за дверями слышится громкий всхлип и выстрел.
РУКОВОДИТЕЛЬ: (После паузы). Ну, что ж… Я думаю, что мы сегодня поговорили с пользой. Правда, ни один из ораторов так и не счел нужным коснуться поднятого мной в самом начале обсуждения вопроса, хотя говорилось много и говорилось это много хорошо. Большинство обсуждающих несло полную ахинею, но в чем-то, может быть, были и недалеки от истины. А произведение, несомненно, заслуживает внимания. Пока уважаемый секретарь соберет конверты с оценками, я позволю себе обратить внимание собрания на известную архетиптичность использования сюжетной схемы. Сразу вспоминается Достоевский. Пушкин сразу вспоминается, его бессмертное:
«И я любила вас; и что же?
Что в сердце вашем я нашла?»
Кстати, в этих строках замечательных скрывается сюжет для фантастического романа, ибо в сердце… Однако вернемся к теме нашего сегодняшнего разговора. Да, чувствуется в этой вещи некая архаичность слога; так писать можно было прошлом веке, но никак не в девяностых годах нынешнего. Как будто не было в российской литературе Булгакова, Набокова, меня… «Сказки про белого бычка», наконец… Вы уже собрали конверты? Да, спасибо. Посчитайте, пожалуйста и сообщите нам результат. А потом пошлите родным и близким… А вообще-то, уважаемые коллеги, нам с вами еще расти и расти до такого тонкого умения излагать главную мысль. Ведь все же понятно: «У попа была собака. Он ее любил. Она съела кусок мяса. Он ее… « Ну и далее по тексту. Очень, очень сильно…
Результаты голосования (по 13-бальной системе): 17 копеек на 19 голосовавших. И сторублевая купюра образца 1961 года.
(с) ОБЕРХАМ. Обработка аудиозаписи. 1991 г.
75. ГЕРОИ ГОРОДА ФЭНДОМА, или
76. ВЕСЕЛЫЕ БЕСЕДЫ БЕЗ СВЕЧЕЙ
(документальная пьеса в двух актах)
77. АКТ ПЕРВЫЙ
Время и место действия: «Интерпресскон-94», пансионат «ЗАРЯ», номер Николаева, 5 мая, 23.45.
НИКОЛАЕВ: На Волгакон много всяких понаехало. Со всеми не перезнакомишься. Слышал я краем уха, что с японцем хреново говорить — совсем по-английски не тянет, даже «дриньк» без джапанского акцента произнести не может. Но меня это не касается. Сижу у «поросят». По кроватям народ впритык жмется, а стаканов только два. Жду очереди, читаю рукопись. Из-за плеча кто-то спрашивает: «Ну как, инт'ересно?» — «Ничего,» — говорю и поворачиваю голову. Вижу, сидит фэн — может, из Казахстана, может, из Узбекистана, к их акценту я еще в армии привык. А к Боре кто только не приезжает… Тут как раз стаканы подают. «За Бор'иса?» — провозглашает южный. «С незнакомыми не пью! — говорю и представляюсь: — Николаев, Санкт-Петербург». — «Норихиро Ооно, — отвечает тот. — Джапан». Я растерялся, только и выдавил: «Так все же жалуются, что ты отвратительно по-английски говоришь… „ — «Ну, плохо я говор'ю по-английски…“ — развел руками японец.
БЕРЕЖНОЙ: Как?! Я ж с ним полчаса только по-английски и трепался… Не может быть!
ЧЕРТКОВ: Может, Столяров с ним переписывается, этот Ооно — профессиональный переводчик с русского…
БЕРЕЖНОЙ: А вот мне Женька Лукин про Борю рассказывал — как Боря со сменным мастером в обеденный перерыв на пару спирт пили. Спирт был очищенный
— то есть, сначала использованный, а потом очищенный. Хлопнули по стакану и вдруг чувствуют — начинают слепнуть. Темнота кругом… Вот спичку если зажечь — огонек еще видно туда-сюда, а кругом — мрак. Расстроились, конечно. Еще бы — горе, слепые теперь на всю жизнь. Ну да что ж теперь поделаешь… «А с бутылкой что?» — спрашивает мастер. «Ну не пропадать же продукту, — говорит Боря. — Теперь уж все равно, давай допьем!» Ну и допили.
ГОРНОВ: И что потом?
БЕРЕЖНОЙ: Вот и Лукин его спросил, что потом. «А ничего, — ответил Боря, — развиднелось помаленьку…»
ЧЕРТКОВ: На Аэлите устроили конкурс красавиц — довольно вяло все прошло. Так Боря выполз на сцену, выбрал самую симпатную девицу, облобызал и заявил: «Такой достойной девушке надо дарить цветы. Но не сезон. Не нашел я нигде цветов. Вот тебе розочка!» Достает из обширных штанин пустую бутылку, разбивает о стойку микрофона и «розочку» подносит красавице. Это Боря Завгородний!
НИКОЛАЕВ: Кстати, насчет пьянства. Сижу на Фанконе, с оргкомитетом пью. Им уезжать через полчаса. Тут кто-то заходит и покупает семнадцать бутылок вина. Интересуюсь ненароком — кому? Коломийцу. Запоминаю — на всякий случай. Оргкомитет уезжает. Сил полная грудь. Иду к Коломийцу. Там просторная комната с десятью койками — пионерлагерь. Посредине стол, заставленный семнадцатью бутылками. За ним гордо возвышается Андрей Михайлович — хозяин. И вокруг — двадцать пар голодных глаз, следящих за его жестами, как за пассами иллюзиониста. Сажусь скромненько в уголке. Молчу. Коломиец спрашивает: «О чем думаешь, Андрюша?» — «Да вот думаю, напишу в „Оберхаме“, что, мол, сидел Николаев у Коломийца, а тот не налил Николаеву стакан. „ — „Как не налил?!“ — возмущается Андрей Михайлович и, щедро наполнив стакан, протягивает его мне, вызывая завистливый блеск в глазах Игоря Федорова и остальных. Выпиваю. „Ну, что напишешь в «Оберхаме“?“