Часть первая

На площади Инвалидов сверкали огни ярмарочного праздника. Мужчина, который вел машину, притормозил, чтобы пропустить группу пешеходов, а девушка вскрикнула:

— О, праздник! Я их обожаю! Пойдем туда?

Мужчина слегка улыбнулся:

— Если хотите.

Он нашел свободное место у тротуара и, сделав два точных маневра, поставил машину. Они вышли. Девушка разгладила свою узкую юбку. Ей было не больше восемнадцати. Не колеблясь, она просунула свою руку под руку мужчины и прижалась к нему.

— Да, не жарко.

— А мы сейчас согреемся.

Было поздно, почти полночь. Карусели вращались без музыки, слышалось лишь жужжание их моторов. Машины весело сшибались на автодроме. К конфетной лотерее жадно прилипла кучка посетителей.

— Сколько здесь народа! И не скажешь, что будний вечер! — бросила девушка.

— Так всегда бывает в первые теплые дни. Никто не хочет идти домой. Куда вы хотите пойти? На «Поезд-призрак»?

Она улыбнулась; ее большие глаза блестели от возбуждения.

— Да, я люблю, когда страшно.

Мужчина взял два билета и помог своей спутнице устроиться в одном из вагончиков. На узком сиденье они оказались тесно прижатыми друг к другу, тепло к теплу, и для девушки это было приятное, слегка пьянящее ощущение. Бум! Приведенная в движение тележка толкнула двойные ворота и оказалась в темном туннеле.

Визг. Душераздирающий вой. Зеленый скелет с раздвинутыми руками. Юркие призраки. Удар, ответные толчки. Мокрые веревки, пробегающие по лицу. Она почувствовала, как рука мужчины легла ей на плечи. Наклонившись к уху, он ее спросил:

— Как вас зовут?

— Дениза. А вас?

Ответ потерялся в шуме. Она ощутила другую руку спутника на своем колене. Легкая дрожь. Вагончик резко толкнул последние ворота, выбросив их в ночь, пронзенную многоцветными неоновыми огнями. Они очутились у подножия помоста. Другие пары, смеясь, занимали освободившиеся места.

Денизу немного покачивало. В ром-баре она выпила пунша чуть больше, чем следовало. Она сказала: — Я чувствую себя пьяной.

— Я помогу вам идти.

Она позволила обнять себя за талию. Парень нравился ей. Немного староват по сравнению с теми, с кем она обычно встречалась, но зато воспитан и хорошо одет. Вдруг он повернулся и обнял ее. Несмотря на желание поддаться этим объятиям, она отпрянула. Оскорбленный, он сразу же ее отпустил.

— Не сейчас, — пробормотала она. — Вы слишком торопитесь.

Она захотела покататься на «Звезде», чтобы еще раз испытать страх. Он не возражал и тут же купил билеты. Она заметила пухлый бумажник и подумала, что он, конечно же, сделает ей ценный подарок. Такой элегантный парень с бабками и красивой машиной… Служащий обвязал их одним ремнем, порекомендовал не вставать, и огромные качели начали подниматься вверх все быстрее и быстрее. Потом кабина совершила полный круг и наконец замерла, оставив на мгновение своих пассажиров головой вниз. И тут Дениза почувствовала, что ей становится дурно. Обычно она очень хорошо переносила спиртное, но пунш… Сколько стаканов она выпила? Сначала два с первым парнем, потом три с этим… Она крикнула:

— Мне плохо! Я хочу выйти!

— Ну вот!

Вжи— их! И люлька одним махом опустилась на землю. Дениза почувствовала, как упал вниз ее желудок, потеряла на миг сознание и оказалась на тротуаре, поддерживаемая двумя крепкими руками.

— Ну как теперь? Тебе лучше?

— Да, уже прошло. В какой-то момент я подумала, что меня стошнит.

— Идем, выпьем немного у меня дома чего-нибудь ободряюще го. Хочешь сигарету? Она согласилась и скоро снова почувствовала себя полной сил. В машине она прижалась к плечу мужчины.

— Скажи, как тебя зовут?

— Ласково?

— Да нет. Ну просто, чтобы знать… чтобы не обращаться на «вы».

Он спокойно зажег сигарету. Пламя спички осветило его лицо. Он сделал одну затяжку, другую и ответил:

— Меня зовут Жильбер. Но ты можешь ко мне обращаться на «вы».

Откинув голову на спинку кресла, она хмыкнула. Девушка чувствовала себя хорошо, готовая уже растаять. Если, кроме всего прочего, он даст ей пару тысячных банкнотов, то это было бы прекрасно. Идеальный мужчина, не то что все эти мальчишки без гроша из ее окружения, которые хотели бы все получить и ничего не платить. Машина снова тронулась с места.

— Жильбер, а где ты живешь?

— В пригороде. Внезапно обеспокоенная, она отпрянула от него и спросила:

— Скажи, а ты меня отвезешь домой, а? Он усмехнулся. Машину он вел быстро и умело.

— Зачем? Тебя ждет мать?

— Да нет, конечно. Ты… мы останемся у тебя на ночь?

— А почему бы нет?

— Ты не женат?

Он вытянул левую руку, на которой не было кольца. Она пожала плечами.

— Это ни о чем не говорит. Женатые мужчины всегда снимают обручальное кольцо.

— Нет, я один.

— Во всяком случае, не сегодня вечером, — мурлыкнула она. — А твой дом далеко?

— В Медоне.

— Там славно. Я ездила туда с подружкой за ландышами, когда была маленькой. Мы тогда чуть не потерялись в лесу.

Машина проехала по мосту через Альму и двинулась по направлению к Исси. Дениза закрыла глаза и стала напевать под нос какой-то джазовый мотив. Минуту спустя она спросила:

— А что ты делаешь? Где работаешь?

— Вот любопытная.

Она, по— детски дурачась, требовала ответа.

— Мне-то ты можешь сказать. Ведь завтра уже мы будем друг другу чужими.

— Ну, а по правде, что тебе это даст?

— Да просто так.

— Я занимаюсь коммерцией. Покупаю вещи, а потом их выгодно продаю.

На щитке приборов прицепленный к ключу зажигания болтался брелок. Маленькая шахматная фигурка из слоновой кости.

— Жильбер, ты играешь в шахматы?

— Бывает.

— И я тоже, знаешь, хорошо играю. Когда не знаю чем заняться, я иду сыграть пару партий в «Людо». Сегодня можно будет сыграть партию.

При этой мысли она расхохоталась. Машина теперь стремительно мчалась по темной, почти пустынной дороге. Совсем рядом появилась листва, деревья. Машина съехала на какую-то заброшенную дорогу, по которой она долго тряслась. Начиная с площади Инвалидов, Жильбер курил одну сигарету за другой. Чтобы зажечь сигарету, ему приходилось снимать одну руку с руля и проделывать целый ряд движений. Дениза зевала. Чтобы немного взбодриться, она опустила стекло и свежий ветер стал хлестать ее по лицу. Жильбер спросил:

— Ты живешь одна в Париже?

— Да, мне так больше нравится. У меня маленькая комната в гостинице. Не очень удобная, но зато недорогая.

— И ты можешь водить туда кого хочешь?

— Да… То есть нет. Ты меня совсем заморочил.

Он засмеялся. Машина свернула направо, потряслась еще по ухабам и остановилась посреди маленькой лужайки. Жильбер закурил еще одну сигарету. Спичка дрожала в его руке.

— Что с тобой?

— Ничего. Выходи, мы приехали.

Он погасил фары, а Дениза, ступив на рыхлую землю, силилась что-нибудь разглядеть в непроницаемой ночи. Не очень твердым голосом она сказала:

— Я что-то не вижу дома.

Хлопнула дверца машины. Хруст веток, и совсем рядом с ней раздался голос мужчины:

— Сначала немного прогуляемся, как любовная парочка, не хочешь? В лесу так хорошо пахнет.

Он взял ее за талию. Она различала лишь красный огонек его сигареты. Казалось, он неплохо ориентировался в ночи. Спотыкаясь и понемногу привыкая к темноте, она двигалась рядом с ним по узкой тропинке. Низкие ветки касались ее волос. — Здесь прямо как в поезде-призраке.

— Точно. Но ты же говорила, что любишь, когда бывает страшно.

В голосе мужчины проскальзывали странные интонации. Внезапно Дениза почувствовала, что в ней поднимается что-то похожее на беспокойство. Ведь она совсем не знала этого парня. Все, что ей было известно о нем, это то, что он недурен собой, вроде бы с деньгами и подцепил ее два часа назад в ром-баре «Мартиника».

Безобидный парень, который, не рассказав ей ничего о себе, завлек ее в безлюдное глухое место среди ночи… Беспокойство стало перерастать в страх. Она попыталась быть рассудительной. Глупая она. Этому типу просто нравится заниматься любовью в лесу, после чего он увезет ее к себе, где они спокойно проведут остаток ночи. Горящий окурок, падая, прочертил дугу и едва слышно зашипел на земле, прежде чем потухнуть. У Денизы на высоких каблуках подворачивались ноги. Невольно у нее резко вырвалось:

— Ну скажи же, куда ты все-таки меня ведешь? Я устала. И по том здесь совсем не жарко.

Ответа не последовало. Ей показалось, что мужчина заставляет ее идти еще быстрее. Она захотела вырваться одним рывком бедер, но рука прочно удерживала ее за талию. Сердце Денизы выскакивало из груди. Истории о садистах стали приходить ей на память: девочка шестнадцати лет, чей изуродованный труп на прошлой неделе обнаружили в Сен-Жерменском лесу.

Страх продолжал расти, становился необъятным, переходя в панику; главное, не дать ему ничего заметить. Вести себя естественно, как девушка, которая показывает, что влюблена. Ей пришлось сделать страшное усилие, чтобы прижаться к мужчине и положить голову ему на плечо.

— Дорогой, остановимся. У меня болят ноги.

— Еще немного. Мы почти пришли.

Этот глухой бесцветный голос. Как будто Жильбер находился в каком-то ненормальном состоянии. То, как он ее держал, не стремясь обнять или потискать, было неестественно. Дениза почувствовала, что у нее трясутся руки. Она стиснула зубы. За годы своего бурного существования она знала разных мужчин, жаждущих любви, но никогда еще не встречала такого, как этот. Если бы она не выпила столько, то ни за что не позволила бы затащить себя в этот мрачный лес. Теперь слишком поздно раскаиваться.

— Здесь, — сказал мужчина. — Давай сядем.

Что это? Показалось? Дениза слышала тяжелое прерывистое дыхание Жильбера, слышала также и биение своего сердца. Она опустилась рядом с мужчиной. Если бы ей только удалось возбудить его в достаточной степени, чтобы он захотел ее, страх отступил бы, и тогда она знала бы как себя вести. Она обняла его за шею, стала искать его губы и поцеловала со всем умением, на которое только чувствовала себя еще способной, со всей силой отчаяния, поскольку она даже не могла мечтать о том, чтобы убежать в темноту. Мужчина принял поцелуй с плотно сжатыми губами. Бесчувственный.

— Ты мне нравишься, — шепнула она. — У меня сильно бьется сердце. Посмотри, как оно стучит.

Она завладела рукой мужчины, совсем вялой, и через вырез свитера просунула ее к своей груди. Обычно ни один нормальный мужчина не мог устоять перед такого рода призывом. Жильбер тотчас отдернул руку, как будто ожегся. Дениза почувствовала безнадежность своих попыток. На ощупь она стала искать на земле около себя какое-нибудь оружие, тяжелую ветку или камень. Пусто. Мелкие ветки да мокрые листья. Вскочить? Броситься наутек? Она знала, что не сможет далеко убежать. Что тогда? Надеяться, что кто-то окажется поблизости. Лесник, турист или парочка влюбленных… Она принялась кричать.

— Замолчи.

Она стала отбиваться, пуская в ход кулаки и ногти, но впустую. Ужас, который трудно было даже выразить словами, черная жуть заполнили ее тело, сжали и расплющили ее. Она больше не кричала. Мужчина лежал на ней, придавив своим весом, и рвал ее одежду. Она оставалась парализованной, не способной даже на малейшее сопротивление, чувствуя, как обнажается ее тело и как трещат швы на юбке. Затем руки мужчины стали медленно двигаться вверх по телу. Она взмолилась тихим голосом:

— Жильбер, я тебя прошу. Жильбер.

Пальцы сдавили ее шею. Все, что она смогла сказать совсем слабым голосом, который у нее оставался, было:

— Нет, Жильбер, нет! Жильбер!

Прикосновение ногтей к коже. Прерывистое дыхание убийцы.

— Жильбер!

Ощущение удушья. Теперь она уже больше не могла выговорить ни слова. Она произносила их только мысленно. Но что это за внезапный свет? Кто-то идет на помощь? Какой-то нематериальный свет одновременно желтый и красный, который постепенно переходил в черноту.

— Жиль…

Жильбер открыл глаза, довольный тем, что освободился от кошмара. Что-то давило ему на желудок. Ударом наотмашь он согнал с себя кота.

— Ферзевый Слон, брысь отсюда, — проворчал он.

Толстый полосатый кот смущенно мяукнул и запустил свои когти в подушку. Жильбер приблизил свое лицо к будильнику, стоящему на ночном столике. Одиннадцать часов. Он выпрыгнул из постели и, почувствовав головокружение, ухватился за занавески. Проведя рукой по лбу, застонал. Похмелье. Он раздвинул занавески, и солнечный свет наполнил комнату, в которой царил беспорядок. Шевеля во рту шершавым языком, Жильбер дошел покачиваясь до туалета, открыл аптечку, бросил две белые таблетки в стакан и наполнил его водой. Таблетки, шипя, растворились, и Жильбер с гримасой на лице залпом осушил стакан. Потом он решился посмотреть на себя в зеркало и ужаснулся, как это бывало каждый раз, когда он просыпался на следующий день после попойки.

Всклокоченные волосы, красные глаза с синяками под ними, густая щетина, кожа нездорового желтого цвета, а язык покрыт отвратительным белым налетом… Бр-р-р. Мурлыча, кот терся о его голые ноги. Возвращаясь в комнату, Жильбер по старой холостяцкой привычке обратился сам к себе:

— Однако это ужасно! Всякий раз, когда я пью, одно и то же. На— прасно я решаю никогда больше не начинать… хоп! Проходит две недели, и я снова берусь за свое! Ничтожество! Лучше умереть!

С глубоким отвращением он посмотрел на разоренную постель, разбросанную по всей комнате одежду, перевернутый стул, открытый шкаф. Он ничего не помнил, кроме своей пьянки. Жильбер прошел на кухню, поставил греться воду для кофе, налил молока в тарелку, которую поставил на пол и к которой бросился изголодавшийся кот. Опустившись на табурет и схватившись руками за голову, он попытался все вспомнить.

— Так. Вчера вечером я собирался пойти поужинать с Клотиль— дой. Но в последний момент она отказалась. К ней неожиданно приехала мать. И я оказался, как дурак, неприкаянным.

Далее он позвонил своим друзьям, пытаясь избежать одиночества. Но и Жерар, и Паскаль были заняты. А Сильвен даже не подошел к телефону. Тогда, смирившись со своим одиночеством, он отправился поужинать в неизвестный ресторан, хозяин которого предложил ему из гостеприимства рюмку ликера. Он отказался от угощения, чтобы не оставаться в долгу, и, испытывая легкую эйфорию, оказался в своем любимом квартале Сен-Жермен-де-Пре. В кафе «Ля Мален» он выпил один или два стаканчика виски, не переставая упрекать себя за это и рассуждая, что лучше было бы ему пойти домой и лечь спать, но выпитый алкоголь сковывал его волю. Сколько же времени он провел у стойки, глядя на девушек? Где-то около часа. Потом он направился к своей машине, оставленной у другого кафе. Какого? Может быть, возле «Флоры».

Теперь он увидел себя на террасе какого-то кафе беседующим с кем-то, сидящим за его столиком. Наверное, какой-то приятель. Может быть, женщина?

Вода начала выливаться через край кастрюли. Он выключил газ и налил воды в итальянский кофейник, который ему подарила Клотильда ко дню рождения. Пока кофе заваривался, он придирчиво изучал себя в осколке зеркала, прикрепленном у окна. Его выступающие скулы, маленькие и широко посаженные глаза слегка придавали ему черты монголоидной расы. Однако если ему побриться и аккуратно причесаться, он вновь стал бы тридцатилетним молодым человеком, слегка чудаковатым, но и немного привлекательным. Он выпрямился, выпятил грудь, подобрал живот. Вот уж несколько лет он не занимается больше спортом. Он становился сутулым, обрастал жиром, был противен самому себе и, тем не менее, ничего не делал, чтобы измениться. А ведь чего проще: каждое утро уделять десять минут гимнастике, в чем-то себя ограничить. Но лень и фатализм! Жильбер Витри знал, что попал в колею, по которой ему придется следовать до конца жизни.

Голова болела. Он выпил свой кофе с двумя кусками сахара, почувствовал себя лучше и вернулся в ванную, чтобы принять душ. Пресытившийся кот, свернувшись клубком, устроился на кровати с тем, чтобы больше не двигаться.

— Да, вчера вечером я отправился во «Флору» или в «Две маго». В любом случае это было на террасе и вокруг меня было полно народу. И кто-то сел ко мне за столик.

Прервав свой диалог, произносимый наполовину мысленно, наполовину вслух, он почистил зубы, потом, не торопясь, побрился. У него густо росла черная щетина, и он считал делом чести быть всегда тщательно выбритым. Затем, еще голый, он включил радио и стал одеваться под легкую музыку. В полдень он был готов. Сама мысль о еде была невыносимой, а о выпивке и того хуже, и он принял решение поработать. Жильбер прошел в кабинет-гостиную, где на низком столике у кресла его ожидала широкая шахматная доска с фигурами из слоновой кости. Он надел очки в роговой оправе и погрузился в созерцание фигур. Но дело продвигалось плохо. Мигрень, тяжелая голова, усталость и отсутствие всякой мысли. Нет, сейчас он работать не будет. А не посмотреть ли ему почту? Пройдя через комнату, он открыл дверь, которая выходила во двор дома. У коврика лежали письмо и газета, придавленные бутылкой молока, предназначенной для Ферзевого Слона. Забрав все, он поставил бутылку в холодильник, вновь устроился в своем кресле и открыл конверт. Там было приглашение участвовать на следующей неделе в шахматном турнире в Лиможе. Пожав плечами, он бросил приглашение на медный поднос, где уже накопилась почта предыдущих дней, после чего открыл газету. Он торопливо пролистал ее, отыскивая шахматную рубрику: «ШАХМАТЫ. ПРЕДСТАВЛЯЕТ ЖИЛЬБЕР ВИТРИ».

Он тщательно проверил точность поставленных задач и был удовлетворен тем, что в типографии никто от себя не добавил ни одной фигуры, затем сверил ответы на предыдущие задачи. Здесь тоже все было в порядке. А сколько писем он получил от разъяренных читателей: «Это недопустимо. Вы обозначили черного слона на Д2, а следовало читать на СЗ!».

Вооружившись ножницами, он вырезал свою рубрику и поместил ее в соответствующий раздел пухлого досье, потом небрежно просмотрел новости. Жильбер мало интересовался политикой, почти не интересовался спортом и совсем не проявлял интереса к разделу «Происшествия». Единственное, что привлекало его внимание, так это литературная и художественная рубрики, а также юмористические рисунки. На чтение газеты у него уходило около десяти минут.

Закончив читать газету, он с удовольствием отметил, что мигрень проходила и начал появляться легкий аппетит. Он решил выйти на улицу. В этот момент позвонили в дверь. Приглаживая рукой волосы, он пошел открывать. В человеке, который протягивал ему большой конверт, он узнал посыльного велосипедиста из газеты.

— Как дела, господин Витри? Вот ваши шахматные таблицы. Шарло просил их передать.

— Спасибо, Фреди. Подождите секунду…

Он пошел взять немного денег, но посыльный, спеша вернуться, уже умчался.

Жильбер открыл пакет, который ему прислали из типографии газеты. Один раз в три месяца ему доставляли таблицы, необходимые для составления шахматных задач.

Он принялся внимательно изучать таблицы, отпечатанные на прекрасной бумаге, посмотрел на обратную сторону, отыскивая там свою фамилию и адрес, и удовлетворенно улыбнулся. Папаша Монтини все выполнил в точности. В меньшем конверте на картонках были изображены шахматные фигуры, которые Жильберу оставалось только разрезать и наклеить на таблицы. Он аккуратно сложил содержимое конвертов в правый ящик своего рабочего стола и заявил Ферзевому Слону:

— Я иду обедать, старина.

Застегивая куртку, он открыл дверь, вышел по двор, закрыл дверь и сунул ключ под коврик для домработницы, которая должна была прийти в два часа. К тому же ключи мешают в кармане, да и воровать-то у него нечего.

Подойдя с улицы к окну гостиной, он убедился, что оно открыто, что позволяло коту выйти из дома тогда, когда ему захочется. Как и каждый раз, когда он уходил из дома, перейдя через улицу, он обернулся, чтобы полюбоваться своим домом.

Ему нравился его одноэтажный флигелек, покрытый белой штукатуркой, с зелеными ставнями, расположенный в самом центре Парижа и в то же время как бы изолированный от городского шума. Двор украшала маленькая лужайка с тремя большими деревьями, на которых птицы вили гнезда, и от этого Жильбер чувствовал себя совсем как за городом. Это очарование, конечно же, сразу исчезало, стоило завернуть за большое основное здание и попасть на шумную улицу Клер. На выходе консьержка сухо бросила ему «здравствуйте», на которое он ответил кивком головы.

В доме Жильбера не любили, за то, что он всегда противился продаже своего флигеля, который планировалось снести, чтобы на его месте построить большой доходный дом. Флигель ему очень нравился, да и что бы он стал делать с миллионами? Построил бы себе новое, более комфортабельное жилище? Всю свою жизнь он прожил в этом провинциальном дворе и совершенно не собирался когда-нибудь покинуть его.

На улице его вдруг охватили сомнения. Его машина? Где же он мог ее поставить прошлой ночью?

Он не стал особенно расстраиваться из-за этого, так как по опыту знал, что даже во время своих самых страшных попоек он все же продолжал действовать с определенной логикой. Маловероятно, что Он оставил машину в Сен-Жермен-де-Пре. Он должен был вернуться домой на машине, пусть даже управляя ею в самом жутком состоянии… В своем квартале у него было два излюбленных места, которые другие автомобилисты редко у него оспаривали. Оба места находились у. ворот домов, где неизбежно присутствовал запрет на стоянку, но ему удавалось договариваться с консьержками.

Он подошел к первому месту и обнаружил его пустым. Спустившись почти до улицы Сен-Доминик, он узнал свою серую «Рено — 403», стоящую в закутке. Подойдя к ней ближе, он нашел ее слишком грязной и дал себе слово помыть машину как можно скорее.

На приборной доске он нашел ключ зажигания, мгновение поиграл пешкой, служившей брелоком для ключей, и устроился за рулем.

Поскольку он не испытывал особого голода, то решил довольствоваться соседней пивной, чтобы перекусить. В близлежащем гараже он оставит машину, которую вымоют, пока он будет есть.

Все столики были заняты. Ожидая, пока уйдет кто-нибудь из клиентов, он остался у стойки, где заказал стакан минеральной воды. Ему хватило времени, чтобы сыграть несколько партий в электронный бильярд под заинтересованными взглядами двух мальчишек, прилипших носами к стеклу с улицы.

Жильбер любил электронный бильярд, потому что это была игра для одиночек. Как и шахматы, в каком-то роде. Как и в шахматах, здесь существовало некоторое число комбинаций и решений для выигрыша. Но в отличие от шахмат в бильярде оставалась доля случайности, которую он старался обыграть.

Освободилось одно место, он сел за стол и заказал легкий обед. У ходившего между столиками продавца газет он купил «Франс-Суар». Над пятью колонками выделялся заголовок: «ТРУП ЖЕНЩИНЫ ОБНАРУЖЕН В МЕДОНЕ». Жильбер сделал легкую гримасу и двинулся дальше в поисках кроссворда. Между блюдами он успел полностью разгадать его. Потом заплатил, отправился в гараж и забрал свою машину, вымытую должным образом.

Сидя за рулем, он заглянул в записную книжку. По привычке старого холостяка, он тщательно отмечал день за днем не только свои встречи — достаточно редкие, — но и все мельчайшие события в жизни. Вынув из кармана шариковую ручку, он вычеркнул сначала запись, относящуюся ко вчерашнему вечеру: «ужин с Клотильдой», и написал: «ужинал один», затем: «прогулка в Сен-Жермен-де-Пре». В соответствии с его личным кодом «прогулка» означала «дикая попойка». Также, как и слово «выход», за которым следовало дополнение «с Клотильдой», означало ночь любви со своей любовницей. Таким образом он мог потерять свою книжку, не рискуя выдать о себе слишком много информации.

Сегодня было 5 июня. На этой странице была запись: «В 16 часов зайти в газету за зарплатой». На его часах было около двух часов. Что делать, чтобы убить остающееся время? Пойти в кино? Отпадает: сеанс закончится не раньше половины пятого. Тем более идти в кино в такую прекрасную погоду было просто-напросто глупо. Он решил зайти к Клотильде на работу.

Через двадцать минут он уже толкал дверь крошечного магазинчика пластинок, который держала Клотильда на углу улицы Бюси. Редкий случай — молодая женщина была одна. Она радостно вскрикнула при виде Жильбера и наклонилась через стойку, чтобы он смог ее быстро поцеловать. — Очень мило, что ты зашел ко мне.

— Я по тебе соскучился. Вчера вечером я чувствовал себя таким неприкаянным…

Клотильде было тридцать два. Высокая, худая брюнетка, она не была очень красивой, но умела подчеркивать свои достоинства. Серое платье с довольно большим вырезом умеренно облегало ее, и только легкий штрих губной помады украшал ее узкое лицо.

От проигрывателя, стоявшего в углу магазинчика, тихо доносились итальянские мелодии. Жильбер придвинул к себе единственный находившийся тут стул и сел. Клотильда сказала ему:

— Ну-ка, покажись.

Он послушно наклонился вперед. От Клотильды ничего нельзя было скрыть. Она внимательно стала рассматривать его лицо и с легким оттенком упрека сказала:

— Ты выпивал.

— Немного.

Она вздохнула и продолжила:

— Надеюсь, ты остановишься вовремя.

— Несколько стаканчиков виски, чтобы утопить свое одиночество. Это ты виновата.

— О, ты думаешь, что я развлекалась! Когда я увидела, как вчера в шесть часов появилась моя мать, я чуть не отправила ее обратно. Но мы ведь так редко видимся.

— Что она тебе сказала?

Когда Клотильда смеялась, были видны ее крепкие ослепительные зубы.

— Как обычно она спросила меня, когда я выйду замуж. Что ты хочешь, она мечтает стать бабушкой.

— Она ею станет, может быть, даже гораздо раньше, чем надеется! — пошутил Жильбер.

— Жильбер Витри! Вы говорите непристойности.

В это время вошли два покупателя и начали рыться в выставленных пластинках, а Жильбер, отойдя в глубь магазина, закурил сигарету, чтобы занять время. Покупатели вскоре ушли, так ничего и не решившись купить. Зашла молоденькая девушка в джинсах, она попросила поставить ей послушать Телопуса Монка, благоговейно прослушала всю долгоиграющую пластинку и ушла, сказав, что подумает. Жильбер обратился к Клотильде:

— Ты не можешь выставить за дверь всех этих лжепокупателей? Ты же прекрасно видишь, что они не собираются ничего покупать. Клотильда улыбнулась.

— Ну что ты хочешь, себя трудно переделать. Ты же спишь со мной, не решаясь жениться на мне. А?

Жильбер страшно не любил, когда беседа поворачивала в это русло. Ничто не мешало ему жениться на Клотильде. За те два года, что длится их знакомство, он окончательно осознал, что никакая другая женщина не сможет дать ему столько счастья, сколько Клотильда, но он все-таки не мог решиться. Может быть, когда-нибудь это произойдет. К тому же Клотильда никогда по-настоящему и не настаивала. Жильбер угадывал за таким поведением советы ее матушки, которая расценивала шахматного игрока как малопривлекательную партию. Он посмотрел на часы и распрощался, быстро чмокнув ее второй раз (через витрину прохожие могут все увидеть, не так ли?).

— Вечером увидимся?

— Не сегодня, дорогой. Я обещала Учетте, что свожу ее на концерт…

— Тогда завтра?

— Завтра железно. Ты заедешь за мной?

— Договорились. И не вздумай отказаться, или я устрою скандал.

На другой стороне улицы совсем молодой парень после значительных колебаний вошел в «Охотничий рожок», чтобы взять там напрокат свой первый смокинг. Жильбер направился к своей машине. Он был весь в поту и хотел пить. Мигрень еще давала о себе знать.

В редакции газеты Жильбер Витри направился прямо к кассиру, который вручил ему гонорар за предыдущий месяц и сказал:

— Да, патрон попросил меня передать, что вы должны зайти к нему, когда придете. — Спасибо, я иду.

Смутно обеспокоенный, Жильбер сел в лифт и поднялся на пятый этаж. Он регулярно сотрудничал с «Ля Капиталь» уже более шести лет и за это время видел главного редактора, может быть, раз пять. В газете он никого не знал, за исключением сотрудников бухгалтерии и вахтера у входа. Каждую неделю он отправлял почтой свой материал и раз в месяц заходил сюда за гонораром.

Впрочем, это был наиболее приятный способ заниматься журналистикой, и он это прекрасно знал. Кроме этого, он работал еще на несколько провинциальных газет и на два очень серьезных шахматных журнала. Все гонорары в сумме составляли относительно высокую месячную зарплату, во всяком случае, на жизнь хватало.

Он обратился к секретарше, которую никогда раньше не видел. Она изо всех сил стучала на пишущей машинке.

— Я хотел бы увидеть Монтини.

— Не знаю, сможет ли он вас принять… У вас назначена встреча?

— Нет, но он попросил меня зайти. Жильбер Витри.

Молодая женщина нажала ярко-красным ногтем на хромированную кнопку переговорного устройства и прощебетала:

— Месье, господин Жильбер Витри просит, чтобы вы его приняли. Через громкоговоритель сухой голос Монтини пролаял:

— Пусть зайдет.

Жильбер знал дорогу. Он толкнул двойную дверь и был неожиданно удивлен окружившей его прохладой. Тут он заметил огромный кондиционер, стоящий около окна. Письменный стол почти полностью закрывал Монтини. Трое мужчин в рубашках с короткими рукавами стояли вокруг него и с почтением слушали.

— Входите, Витри, я задержу вас на пару минут.

Он где— то подобрал уже начатую сигару и принялся жадно ее сосать, но, заметив, что она погасла, отбросил, ворча от досады.

— Так вот, Мишель, я хочу, чтобы наши лучшие репортеры были брошены на это дело. Понятно? Во-первых, вы отыщите мне в архивах все нераскрытые убийства за последние полгода и только женщин, так? Если нам удастся доказать, что этот тип убивает не в первый раз, то это было бы для нас большим шагом вперед. Раздобудьте мне свидетелей, ищите повсюду, заставьте их говорить, заплатите им, если потребуется. Ясно? В этом деле мы оказались позади всех остальных, и нам необходимо теперь их обойти. Уловили? Сотрудники с готовностью поддакнули.

— Если бы мы смогли запустить фоторобот убийцы и на этом поймать его. Вот это была бы сенсация. Прикиньте этот вариант с вашими рисовальщиками и со свидетелями, если они найдутся. Покопайтесь в прошлом этой девчонки. Я хочу знать о ней все, да же ту церковь, где она первый раз причащалась. Расспросите кюре. Давайте, беритесь за дело и пошустрее!