Лишь в XX в., и особенно в последние десятилетия, в научной литературе стала осознаваться парадоксальная на первый взгляд ситуация: эпоха бури и натиска, военных опустошений и грабежей, была одновременно эпохой активного экономического строительства, создания прочной системы трансконтинентальных коммуникаций и центров, расцвета международной, устойчивой и многосторонней «северной торговли» [334, с. 17-46, 161-242; 336, с. 310-312; 328, с. 142; 85, с. 81-82].
Города, пути, транспортные средства для этой торговли были те же, что и для военных походов викингов. Оба вида деятельности разворачивались на одной и той же арене. Основные же предпосылки для северной торговли сложились задолго до эпохи викингов, и вне Скандинавии.
В течение всего VII в. происходит последовательный подъем экономики северо-восточных областей Франкского государства. Наряду с мелкотоварным крестьянским хозяйством и ремеслом (сукноделие у фризов) возобновляется городское производство гончарной керамики, стекла, железных изделий. Рейн, Шельда, Маас приобретают значение важных торговых путей. Здесь возникают центры, известные под латинско-германским названием vicus (герм. Wik, в значении «порт, гавань, залив»). Уже в VIII в. они играют заметную роль в экономике, в некоторых из них начинается чеканка монеты. Франко-фризская торговля втягивает в свой ареал Британию, Ютландию, Скандинавский полуостров, достигает Ладоги [55, с. 54-63; 266, с. 238; 272, с. 40]. Формируется западная ветвь морских торговых путей.
В то время начинается движение в восточной части континента, по Волжскому пути. Уже в VIII в. арабское серебро из стран Переднего Востока и Средней Азии, через Северный Кавказ по Волге распространяется далеко на север, достигая обских угров, а к рубежу VIII-IX вв. — Волго-Окского междуречья и Ладоги [59, с. 144-146; 122, с. 9, 19; 249, с. 86-100; 157, с. 96-110]. Складывается восточная ветвь трансъевропейской системы торговых связей.
В конце VIII — начале IX в. западная и восточная ветви смыкаются на Балтике образуя уникальный в своем роде «серебряный мост», перекинутый через североевропейский barbaricum, и связавший пространства от Британии на западе до Прикамья на востоке, от окраинных областей Норвегии на севере до причерноморско-каспийских степей на юге Европы.
В сложении этой трансконтинентальной системы важную роль сыграли норманны и славяне. В начале IX в. фризские фактории в Скандинавии уступают место норманнским поселениям, таким, как Скирингссаль-Каупанг в Норвегии, Хедебю и Рибе в Дании, Бирка в Швеции. На южном берегу Балтики, в землях славян и балтов, к началу IX в. возникли свои центры — Ральсвик на Рюгене, Менцлин на Пеене, Колобжег и Волин в Поморье, Трузо (Эльблонг) в земле прусов, Зеебург (Гробини) в Курземе, Даугмале на Даугаве. Вместе с Ладогой они завершили оформление циркумбалтийских коммуникаций на раннем этапе. Все более активную роль играют речные пути. Немецкий Гамбург на Эльбе связывал Франкскую империю не только с фризами и норманнами, но и с глубинами западнославянского мира. Возрастает значение Вислы, Немана, Западной Двины, Невы. С подключением к этой водной системе Днепровской магистрали образуется новый канал международного общения — Путь из варяг в греки. Находившиеся на нем города — Новгород, Полоцк, Смоленск, Киев — увеличивают прочность и жизнеспособность системы. Их партнерами со временем становятся города «нового поколения» — Старый Любек, Старгард (Олденбург), Мехлин (Мекленбург), Росток, Шверин, Аркона, Щецин, Гданьск, Сигтуна, Лунд, Орхус, Нидарос, Берген, Осло, — те самые, на основе которых столетия спустя сформируется Ганза.
«Северная торговля» конца VIII — первой половины XI в. впервые представляла собой налаженное движение встречных потоков товаров, затрагивавшее так или иначе весь континент и выходившее за его пределы. Западные страны (в первую очередь Франкская империя) вывозили на север серебро и изделия высококвалифицированного ремесла [266, с. 142-156; 334, с. 40-46; 401, с. 468, 474]. Структурно близкий ассортимент товаров экспортировал мусульманский Восток [59, с. 146-148; 401, с. 471-473]. С Севера экспортировалось главным образом сырье; определенное значение имел и транзит товаров. Важнейшей статьей вывоза была пушнина: соболь, горностай, черно-бурая лисица, бобр — из Восточной Европы; меха куницы, белки — из Восточной Европы и скандинавских стран; шкуры оленя, моржа, тюленя — из Скандинавии. Вывозили также мед, воск, лен, выделанные кожи, дерево, янтарь, мамонтовую и моржовую кость. Заметное место в экспорте занимала торговля рабами и рабынями [59, с. 146-148; 334, с. 180-209]. В обмене между славянами и скандинавами зафиксирован вывоз на Север славянской гончарной керамики и ввоз скандинавских железных изделий, каменных сосудов, продукции ювелирного ремесла [348, с. 177-178].
В циркулировании этой массы материальных благ были свои особенности, заставляющие говорить о «торговле» лишь с известными оговорками. Основные товары северного экспорта могли поступать на рынки в результате не экономической деятельности (как дани или военная добыча). Не случайно большое место в этом обращении занимает работорговля [303, с. 174]. Дань мехами («скорою») взимали не только древнерусские князья, но и норвежские хавдинги [ПВЛ, 946 г.; King Alfred's Orosius, Periplus]. Точно так же и встречный поток товаров мог достигать Севера не только в результате торговых сделок; первые партии арабского серебра поступили в Скандинавию, скорее всего, в качестве отмеченной русской летописью «варяжской дани» [171, с. 69]. Военное вмешательство и морской разбой так же, как систематические грабежи торговых центров (они, в частности, привели к запустению Дорестада во второй половине IX в.) [266, с. 14], существенно корректировали динамику обращения товаров. Рабы-христиане так же, как «датское серебро», составляли ощутимый вклад в «северную торговлю», при этом вовсе не зависевший от доброй воли западноевропейских партнеров норманнов. Столь же значительным фактором было, видимо, практически непрерывное перераспределение ценностей в среде самих викингов, осуществлявшееся вооруженной рукой.
Эта торговля, сопровождавшаяся высокой военной активностью и еще лишенная твердой правовой основы, порождала своеобразные организационные формы. Временные объединения компаньонов («товарищей»), felag могли создаваться как для торговых поездок, так и для военных походов [142, с. 154]. Структура отношений внутри военной дружины и купеческого товарищества если не совпадала, то была очень близкой.
Сложным, внутренне противоречивым и переходным по своему характеру образованием были и центры «северной торговли» — вики [335; 344]. При всей зыбкости и нечеткости структуры, они стали местом кристаллизации качественно новых социально-экономических функций. Здесь концентрировалась торговля и зарождалось ремесло, здесь развивались формы городского самоуправления и права, формировались новые общественные группы — купцы, ремесленники, а на определенном этапе — и раннефеодальный дружинный слой [31, с. 11-17]. И хотя семантическое соотношение wik — vikingr остается дискуссионным [407, с. 101-102; 377, с. 22], историческая взаимосвязь этих явлений бесспорна: оба принадлежат переходной эпохе, воплотили ее генеральные тенденции развития.
Вики и структурно близкие им центры развивались, во многом отступая от классической схемы генезиса раннего города: рост земледельческой округи — подъем земледелия — разделение труда, отделение ремесла — развитие обмена, выделение торговли — концентрация ремесленно-торговых функций в неаграрных поселениях [132, с. 140-144]. Межобластной обмен, связанный с различной хозяйственной специализацией разных районов Скандинавии, видимо, уже зарождался в вендельское время. В эпоху викингов, на рынках виков бонды, конечно, охотно покупали местного производства железные изделия и горшки из жировика в обмен на свою сельскохозяйственную продукцию: а она, в свою очередь, пользовалась спросом у фризских и немецких купцов наряду с пушниной или корабельными канатами [314, с. 191]. На основе центров локальной торговли, местных рынков возникли многие города Скандинавии XII-XIV вв. [387, с. 15-17; 89, с. 60-61].
Однако трудно сказать, насколько эти локальные центры определяли динамику торговли в VIII-IX вв., так как археологически такие местные рынки, не связанные с внешней торговлей, не изучены. Рунические надписи, которые косвенным образом (упоминания о строительстве мостов, дорог, переправ) свидетельствуют о налаживании внутренних коммуникаций, появляются лишь в конце эпохи викингов [401, с. 501]. Показательно и происхождение специальных терминов для обозначения местных торговых центров: они заимствованы либо из староанглийского (ceaping = k
Основанная прежде всего на внешних связях торговая функция вика предшествовала его функциям как центра развития ремесла [334, с. 161-261], и последнее в течение эпохи викингов так и не обрело законченной цеховой организации. Отсюда — отсутствие прямой преемственности между Виками IX-XI вв. и собственно средневековыми городами Дании, Норвегии, Швеции.
Эти обстоятельства заставляют историков делать оговорки о «частичном» отделении ремесла, «особом» развитии международной торговли, выделении «экономически мощного слоя» без его точной историко-социологической атрибуции [235, с. 62-82]. Но подобные оговорки не раскрывают сути явления. Она же заключается в том, что вики, как и «северная торговля», были следствием не только непосредственно экономического развития. Для их расцвета огромное значение имело систематическое поступление на Север значительных материальных ценностей, добытых не экономическим путем. В. известной мере расцвет виков есть результат походов викингов; наряду с торговым оборотом, именно военная добыча составляла устойчивую гарантию процветания этих центров.
Суммируя все известные данные и характеристики северной торговли, общества эпохи, викингов и его внешних контрагентов, можно выделить внутренние и внешние факторы, определившие динамику развития виков.
Внутренние факторы:
— подъём экономики Скандинавии в VI-XI вв.;
— вызванный этим подъемом рост могущества родоплеменной знати в VII-VIII вв., создание предпосылок для обмена, налаживание его путей и центров, монополизация внешней торговли родоплеменной знатью, что со временем ведет к обострению противоречия между знатью и свободными общинниками;
— экспансия викингов, как способ разрешения этого противоречия;
— дифференциация в ходе экспансии ее различных аспектов:
а) колонизационного, связанного с общественным слоем бондов и реализованного во второй половине IX — первой половине X в. на Британских островах, в Исландии, в Нормандии; б) торгового, выразившегося в выделении слоя «торговых людей» и организации в XI в. первых купеческих объединений [334, с. 177]; в) военно-феодального, воплощенного в деятельности профессиональных военных дружин, вожди которых основывали новые владения или включались в сложившиеся феодальные структуры других государств; этот слой выступает в конечном счете основным потребителем в сфере северной торговли, а на определенном этапе (около середины X в.) стремится занять в ней господствующие позиции (ср. «торговлю русов», дружинников киевского князя, ежегодно сбывавших в Константинополе собранную дань — Const. Porph., 9) [186, с. 318-342].
Внешние факторы:
Западные
— перемещение ввиду арабской опасности в VII в. центра Франкской державы на север;
— подъем экономики северо-восточной Франции и Фрисландии;
— торговая активность фризов в VII — первой половине IX в.
Восточные
— поступление с конца VIII в. арабского серебра в Восточную Европу;
— формирование к началу IX в. Волжско-Балтийского пути;
— включение в торговые связи славянских, финно-угорских, балтских племен.
Генеральная тенденция, определившая действие всех этих факторов — формирование в Европе раннефеодального строя, с соответствующим перераспределением излишков общественного производства. В передовых обществах (Франкская империя, Византия, Арабские халифаты) этот процесс регламентировался раннефеодальным государством. На периферии феодального мира, в «варварских обществах» Северной и Восточной Европы, накопленные богатства циркулировали более свободно. Если в условиях застойной структуры племенного общества (норманны вендельского периода, саксы перед франкским завоеванием, прусы и пр.) поступавшие ценности монополизировались племенной знатью, то в условиях широкой экспансии, ослабления этой структуры у славян времен расселения в Средней и Восточной Европе и у скандинавов эпохи викингов приток новых средств стимулировал активность обширного «военно-демократического» дружинного слоя, а сами средства — многократно, нередко насильственным путем перераспределялись. Лишь постепенно, в ходе длительной конкурентной борьбы выделились наиболее организованные и сильные коллективы, объединившиеся вокруг могущественных и авторитетных вождей, первых князей и конунгов предфеодальных государственных объединений.
Центрами этого перераспределения ценностей, а проще говоря — местами дележа награбленной добычи, даней и выкупов, а также полученных в обмен на эти средства заморских товаров — драгоценностей, украшений, оружия, дорогих тканей, рабов, серебра и прочих атрибутов социального престижа, и стали древнесеверные вики — исторические предшественники городов Северной Европы. Ряд формальных характеристик объединяет все эти «торговые места», или, по определению видного западногерманского археолога — медиевиста Г.Янкуна, «города старшего типа» [336, с. 312].
Вики характеризуются системно связанными признаками:
в отличие от городов — столиц областных или племенных территорий, они нередко расположены на «ничейной земле», на пограничье племен и народов (что обуславливало их свободу от юрисдикции местных властей);
находясь на важных торговых магистралях, они, как правило, удалены от морского побережья на сравнительно безопасные места;
по крайней мере, на раннем этапе вики не имели укреплений, оборонительные валы сооружались по мере роста поселения (в Бирке и в Хедебю они появились лишь в X в.);
вики отличались значительной площадью, в несколько раз превышавшей площадь современных им западноевропейских городов;
численность населения была непостоянна, пульсирующая в зависимости от торговых сезонов;
динамика застройки, на раннем этапе — свободная, с «пятнами селитьбы», постепенно уплотняющаяся, приобретающая регулярный характер с элементами городского благоустройства (мостовые, набережные, колодцы и прочее);
вики окружены могильниками с разнообразными вариантами обряда; связанные в массе с чужеродным населением, пришлым, не располагавшим правами на землю в округе, эти могильники теснятся близ виков, накладываясь на территорию поселений;
вещественный материал фиксирует сравнительно ранние следы торговой деятельности, местное ремесло организуется позднее, на определенном этапе существования торговых центров;
расцвет виков ограничен VIII-X вв., в XI в. они исчезают, сменяясь основанными королевской властью «городами младшего типа», которые со временем перерастают в средневековый правовой город.
Сходство структуры объединяет фризские и скандинавские вики и ряд синхронных им западнославянских поселений (Ральсвик, Менцлин, ранний Волин). В Восточной Европе она представлена в так называемых «открытых торгово-ремесленных поселениях» (ОТРП): Ладога, Рюриково городище под Новгородом, Гнездово под Смоленском, Тимерево под Ярославлем [30, 139]. Все они составляли единую систему центров и путей, двигаясь по которой арабское серебро достигало Британии, а изделия ирландских ювелиров — Верхней Волги [274, с. 14; 70, с. 170, 226].
Один из первых виков Скандинавии, Рибе, возник близ западного побережья Ютландии как звено в североморской системе фризско-скандинавской торговли, не позднее середины VIII в. [371, с. 225-268]. Поселение открытого типа было связано водным путем с заливом Северного моря и поддерживало интенсивные контакты с Дорестадом и другими фризскими виками. Рибе сохранял значение и после образования ряда новых виков и городов. В 948 г. здесь (как в Орхусе и Хедебю) был учрежден один из трех первых датских епископатов.
Норвежский вик Скирингссаль (Каупанг), как и Рибе был тесно связан с североморскими центрами. Поселение возникло у выхода из Ослофьорда в открытое море, на южной окраине ареала «королевских курганов» Вестфольда, у подножья скалистой гряды, вдоль берега удобной бухты, защищенной цепью островов. С поселением связаны могильники Ламэйя и Бикьхольберг, где раскопано около двухсот погребений [292]. Наиболее ранние комплексы датируются началом эпохи викингов, могил позднее середины X в. — нет. Расцвет Сккирингссаля относится к 870-890 гг. (когда он отмечен в «Орозии» короля Альфреда). Среди могил Каупанга — свыше 100 курганов с сожжениями (в 3-х из них ладейные заклепки, фиксирующие обряд типа В). Серия ингумаций в ладье типа Nt — одна из самых значительных в Норвегии [364, с. 269]. Грунтовые могилы с ингумациями в гробах принадлежат, видимо, иноземному населению: этот обряд в Норвегии эпохи викингов нигде, кроме Скирингссаля. не зафиксирован [291, с. 48]. Сочетание разных вариантов обряда свидетельствует о сложном составе населения, объединявшем норвежцев, выходцев из Швеции, Дании (ингумации в гробах известны в Хедебю), Западной Европы.
Скирингссаль функционировал лишь в период поступления арабского серебра (до последней четверти X в.); он был теснейшим образом связан не только с западными (фризскими и английскими), но и с другими скандинавскими центрами, контролировавшими морские пути на Балтике.
Эти центры — Хедебю и Бирка, дают основной материал для характеристики северных виков. При этом Хедебю, где планомерными раскопками исследована территория поселения и ближайшие окрестности города [334], позволяет представить динамику развития вика во времени. Бирка, благодаря сведениям о ней в «Vita Anskarii» и систематичным исследованиям огромного могильника [269], представляет важные данные для анализа социальной структуры древнесеверного торгового центра эпохи викингов [347, с. 141-159; 109, с. 141-158; 319, с. 77-86].
Хедебю располагался в самой узкой, южной части Ютландского полуострова, там, где в сушу с востока врезается фьорд Шлей. Речная система Лидер — Треене связывала его с Холлингстедом на берегу Северного моря и позволяла пересечь «ютландский засов» кратчайшим путем между Балтийским морем и Северным. Поселение на Шлей, на берегу бухты Хеддебюер Hoop, возникло в начале VIII в. (может быть, на исходе VII в.) как фризская торгово-ремесленная фактория. Ее следы — небольшое неукрепленное поселение и грунтовый могильник на правом берегу ручья, протекающего южнее «полукруглого вала» Хедебю. Исследованы сожжения в урнах («яйцевидные горшки», типичные для северо-восточного побережья Фрисландии), а также ингумации с южной ориентировкой, которые Янкун датировал VIII в. (они перекрыты могилами с западной ориентировкой и наборами овальных фибул IX в.) [334, с. 126-128].
Это поселение уступило место в начале IX в. новому, быстро приобретающему упорядоченный план и динамично растущему. Ось застройки образовывал ручей (русло его было выпрямлено и укреплено деревянной набережной с мостками), перпендикулярно ему располагались улицы, разделенные на прямоугольные огражденные участки, застроенные сравнительно единообразными прямоугольными домами (в двух случаях отмечен классический stallhaus, с жильем и стойлами под одной кровлей). Размеры построек от 3X3 до 17,5X7 м; они сменяют друг друга на одних и тех же местах. Стабильность застройки свидетельствует о частной собственности на земельные участки в городе (при этом некоторые дома, по наблюдению Янкуна, использовались лишь для сезонного пребывания). Набережные, мостовые и другие элементы городского благоустройства дают основания для вывода об определенной кооперации сил обитателей Хедебю для производства этих работ [334, с. 118-122; 386, с. 30-39].
Много находок, связанных с местным ремеслом: остатки стеклодельной печи (стекло шло на изготовление бус), обильные железные шлака, литейные формы и матрицы. Ремесленники Хедебю владели техникой литья в односторонней форме, с утраченной формой, филиграни и грануляции. Найдены также полуфабрикаты костяных гребней разных стадий изготовления, янтарные изделия и заготовки, а с начала X в. в Хедебю производилась и гончарная керамика. Концентрация всех этих находок на сравнительно небольшом участке позволяет сделать вывод о выделении в X в. особого ремесленного квартала [334, с. 165-174, 251].
Мастера-ремесленники, однако, составляли лишь часть населения этого города. Многочисленные находки, связанные с торговлей, и прежде всего гирьки и монеты, позволяют судить о формировании в среде скандинавского населения Хедебю еще одной новой социальной группы — купцов. По наблюдениям Янкуна, в Хедебю кроме гирек, соответствующих северным мерам веса — марке (204,6 г), двойному эре (49,9 г), эре (24,3 г), эртогу (8,6 г), есть веса 7,8 г, 5,09 г, 2,2 г, 0,2 г, равные или кратные весу найденных в Хедебю монет. Не позднее 825 г. в Хедебю начинается чеканка первых северных монет [358, с. 195, 202]. Мы вправе видеть в «торговых людях» Хедебю творцов денежной системы европейского Севера, инициаторов денежного обращения.
В самых ранних культурных слоях широко представлены импорты, вплоть до рейнской и западнославянской керамики [332]. В середине IX в. поселение занимало площадь около 5 га, с запада к нему примыкал могильник, насчитывавший не менее 1000 погребений типа D1 [385; 304]. К югу от него открыто небольшое обособленное кладбище, из 10 камерных могил типа D2, второй половины IX — начала X в. [263, с. 61-115]. Шведский обряд позволяет связать этот памятник с известиями письменных источников о шведском викинге Олаве, захватившем Хедебю. Его сыновьями были Хноба (Кнуб, Chnuba? — известен конунг на Шлей с таким именем) и Гюрд, последним из этого рода был Сигтрюг. В окрестностях Хедебю есть два рунических камня, на которых шведско-норвежским письмом вырезаны надписи: «Асфрид поставила сей памятник по Сигтрюгу, сыну своему и Клуба», и «Асфрид, дочь Одинкара, поставила сей камень по конунгу Сигтрюгу, сыну своему и Кнуба. Горм вырезал руны» [334, с. 87-93]. Кнуб, Гюрд, Сигтрюг, Одинкар, Асфрид, Горм — это имена членов династии, восходящей к викингу Олаву (и связанных с нею людей), во второй половине IX — начале X в. правившей в городе. К ней же относится, несомненно, и такой памятник, как «ладейно-камерная могила», исследованная в 1908 г. Ф.Кнорром [289].
Шведское господство в Хедебю было недолгим. В X в. кладбище с камерными могилами захлестывается городской застройкой, достигшей площади 24 га и окруженной «полукруглым валом» [334, с. 81-82]. В этом состоянии город пережил свой расцвет и встретил упадок.
С середины X в. датские конунги устанавливают свой контроль над Хедебю. В 948 г. здесь был учрежден епископат. С представителями королевской администрации, возможно, связаны богатые погребения в курганах близ Хедебю. Один из них стоял севернее вала (здесь в разное время найдены оружие, золотые и позолоченные вещи X в.). Возле другого, с погребением конца X в., стоит рунический камень с надписью: «Конунг Свейн поставил сей камень по Скарду, дружиннику своему, который ездил на Запад, но умер ныне при Хедебю». Второй камень, в память f
В борьбе со Свейном Эстридссеном норвежский конунг Харальд Суровый около 1050 г. напал на Хедебю и разрушил город.
Из края в край пылал Хедебю
в ярости битвы. Крепко
грозное это деянье
Свейна грустить заставит.
Ярое пламя ввысь вздымалось
крыши круша хоромин
Я созерцал его ночь напролет
попирая града забрало,
— так воспел скальд Харальда гибель датского торжища. Судьбу виков в конечном счете решили конунги.
После разгрома 1050 г. Хедебю уже не оправился; его упадок заметен еще в конце X в., а последний удар вику на Шлей нанесли славяне в 1066 г. Во второй половине XI в. функции торгового и административного центра взял на себя возникший к северу от Хедебю Шлезвиг [411, с. 101-113].
Основные этапы развития Хедебю отразили судьбы северных виков в целом. В VIII в. — фризская фактория, контролировавшая выход на Балтику, на первом этапе экспансии викингов (793-833 гг.) Хедебю превращается в скандинавский вик, с пестрым, но культурно однородным населением. В конце IX в. шведские викинги, захватив город, утверждают здесь собственную «династию» и укрепляют вик. Затем власть над Хедебю оспаривают друг у друга датские конунги и германские кайзеры. Город растет, благоустраивается, совершенствует укрепления, организуется, становится центром христианской религии. Наконец, он гибнет — достигнув статуса королевского владения, но не выдерживая конкуренции с новыми городами, основанными конунгом и состоящими под его защитой.
Бирка, «старейший торговый город Швеции» [267], прошла путь развития, во многом близкий Хедебю. Вик на оз. Мелар возник еще в пору расцвета Хельгё, поблизости от него, на о. Бьёрко. В северной части острова, над глубоко врезанной бухтой, высится обрывистая скала. На ней находилось городище Borg, окруженное валом с тремя воротами. К северо-востоку от Борга расположены еще две бухты. Название одной из них, Kugghamn, от фризского kugg — «корабль», видимо, связано с торговой активностью фризов. Вторая, «Крестовая гавань» Korshamn, возможно, напоминает о христианской миссии Анскария в 830 и 852 гг.
От Куггхамна и Корсхамна до Борга, вдоль береговой линии протяженностью 600 м, лежит знаменитая «Черная Земля», Svarta jorden, или Bystan — «поселение» (площадь, занятая культурным слоем). С востока она ограничена земляным валом, с шестью воротными проемами (южная часть насыпи не сохранилась). За валом — крупнейший курганный могильник Швеции, Hemlanden (1600 курганов и каменных кладок). Близ северной и южной части вала, на границе Хемландена с «Черной Землей», раскопками открыты два грунтовых кладбища, сливающихся с курганным могильником (некоторые курганы в древности были перекрыты насыпью вала, в которую, в свою очередь, были впущены грунтовые захоронения [269, с. XIX]).
Подобный же грунтовый могильник располагался к северу от Борга. Рядом с ним в поздний период существования Бирки на искусственной укрепленной террасе были выстроены жилища, вероятно, для военного гарнизона города: расположенные над гаванью, они позволяли контролировать одно из самых уязвимых мест в системе обороны вика [269, с. XX].
К югу от Борга — еще два курганных могильника, с ладьевидными оградками и обычными насыпями. Несколько небольших кладбищ, расположенных на о. Бьёрко к юго-востоку от основного скопления памятников Бирки связаны с более поздними поселениями XI-XV вв.
Судя по данным фосфатного анализа, площадь поселения IX в. была несколько больше территории в 12 га, огороженной в X в. валом, и достигала 16 га. Обильный материал, полностью еще не опубликованный свидетельствует об оживленной ремесленной деятельности: сотни фрагментов гребней, полуфабрикаты и отходы документируют косторезное ремесло. Обработка стекла, заготовка бую — стеклянных, сердоликовых, из горного хрусталя и янтаря — связаны с производством, основанным как на местном, так и на привозном сырье. Развита была обработка камня (сосуды из жировика, точильные бруски), литье бронзы, обработка благородных металлов, ткачество, кожевенное дело. Технический уровень характеризуют приемы филиграни по золоту и серебру или простейшие способы дамасцировки — в кузнечном ремесле [261, с. 13-19; 282; 278; 279]. Обработка железа, поступавшего из металлургических центров в горных округах на северо-западе Средней Швеции, так же как и массовое производство на рынок других видов ремесленных изделий, свидетельствуют о тесных взаимосвязях Бирки с округой [262, с. 63].
Труднее судить о других функциях Бирки. Здесь, безусловно, находились не только дома и склады купцов, пристани и корабельные сараи, мастерские ремесленников и жилища, обслуживающего все эти отрасли деятельности люда. Судя по близости королевской усадьбы Адельсё (на соседнем острове, в виду города), Бирка играла важную административную роль в «домене» свейских конунгов [401, с. 463]. Конунг бывал здесь, что подчеркивает ее административно-политические функции. Не случайно Бирка была избрана и центром новых идеологических функций, здесь началась первая проповедь христианства в Швеции.
Для восстановления структуры вика на оз. Мелар, как политико-административного и культового центра, надежных данных пока нет. Неясен характер укрепленного Борга (хотя здесь открыты ранние погребения по обряду сожжения, с богатым инвентарем) [269, с. 127-131]. Обособленный, возможно дружинный, квартал известен с X в. Столь же неясна структура церковной организации. Правда, в северной части Хемландена зафиксирован каменный фундамент постройки, размером 30X15 м; подобная же кладка, 30X12 м есть в южной части Хемландена (обе — на территории, защищенной валом X в.). Первую из них еще в XX в. народная молва называла «Kyrkan» — «Церковь» [269, с. XXI]. Именно вокруг этих неисследованных построек располагаются два грунтовых могильника с массовыми ингумациями: возможно, это — христианские кладбища возле церквей, основанных Анскарием [109, с. 155].
Подробности миссии Анскария (Ансгара) в Бирке известны благодаря его жизнеописанию, составленному Римбертом около 875-888 гг. [Rimbertus, X-XXVII]. Бенедиктинские монахи Ансгар и Витмар были посланы на Север императором Людовиком Благочестивым и архиепископом реймсским Эбо, который был назначен папским легатом в северных странах после крещения датского конунга Харальда Ворона (в Майнце, в 826 г.). Миссионеры (по дороге ограбленные викингами) прибыли в Бирку в 829 или 830 г. Они были приветливо встречены конунгом Бьёрном, и «префектом вика» Хертейгром, построившим сразу после прибытия бенедиктинцев первую в Швеции, церковь.
Проповедь христианства, разрешенная королевским советом, на первых порах шла успешно. Примерно десять лет в Бирке действовали епископ Гаутберт и священник Нитхард, подчинявшиеся архиепископу реймсскому. Ансгар стал архиепископом гамбургским.