На собрание отобранных по результатам кастинга Иван опоздал. Задержался в институте, потом долго частника ловил, потом пробки…
      В комнате кроме врио главреда и двух его помощниц сидели три девушки и два парня.
      Одна девушка была Ивану знакомой – это была Вера Мигунова, она однажды приезжала к ним на дачу со своим отцом, когда тот еще работал на "Норма Ти-Ви".
      – Вот, знакомьтесь. Это еще один ваш коллега и товарищ, зовут его Иван, – сказал врио, показывая рукой на Ивана.
      Три девушки и два парня синхронно повернули свои головы в сторону, куда показывала развернутая ладонь врио.
      Иван коротко кивнул всем сразу и шумно уселся на свободный стул.
      Двое парней ему сразу не понравились.
      Один шарил под пирата.
      Кортесовская бородка, серебряная серьга в левом ухе и красная косынка на голове.
      Другой играл роль рыночного братка из тех, что в спортивных костюмах с бритыми затылками с ларёчников дань собирают…
      Да и девушки не очень нравились Ивану.
      Одна – типичная провинциалка с претензиями… В глазах – готовность любым способом доказать, что она самая современная и самая прозападная… Таких Иван на дух не переносил, любят изъясняться модными словечками, через слово вау и у-упс, а в глазах пустота, а в башке медный звон…
      Вторая зашаривает под умненькую с передачи "Что? Где? Когда?". В очечках, в беленькой блузочке с галстучком… Сексуальность почти нулевая, не смотря на то, что грудки под галстуком и под блузкой вполне ощутимого размера…
      Иван тяжело вздохнул, и достал из кармана мобильник. Поглядел на дисплей – нет ли там смс-сообщений или пропущенных звонков? Звонков от Марии Витальевны… От его сладкой мамы… Звонков и сообщений не было. ….
      Выдержки из дневника участницы шоу "Последняя девственница" Русалочки.
      "Завтра запускают наш проект. Контракты подписаны, инструкции и наставления получены. Завтра к часу дня нужно приехать в студию, где все и начнется… Меня удивило присутствие в нашей команде Ивана, сына папиного начальника. А его мое присутствие, по-моему, никак не удивило. Могу себе представить, как ранит папу факт пребывания в эфире одновременно и меня, и сына его главного обидчика. Но моя цель благородна и высока. Я хочу выиграть этот миллион для папы. Он ведь говорил тогда в кафе, когда мы виделись с ним в последний раз, что, если бы у него были деньги, он удалился бы из Москвы куда-нибудь на природу, на берег Оки.
      Где купил бы обыкновенный крестьянский дом без всего этого новомодного рублевского навороченного выпендрежа. Купил бы, поселился там и писал бы книги.
      И может быть, был бы счастлив. Мне хочется, чтобы папочка был счастлив. Мне так не хватало его иногда, я так тосковала по нему. И теперь я загадала для себя, что если я сделаю это для папы, то и сама тогда смогу рассчитывать на благосклонность Судьбы. Итак, завтра!" …
      После собрания, выйдя из АСБ, Иван перешел на другую сторону дороги и, поймав частника, поехал к метро "Алексеевская". Там потусовался возле ларьков, посмотрел, чем торгуют, поперебирал в руках какие-то компакт-диски с музыкой, ничего не купив, спустился под землю и поехал в сторону "Тургеневской".
      Машинально перешел на "Кировскую" и поймал себя на мысли, что не стал бы возражать против того, чтобы в толпе нашелся какой-нибудь маньяк из тех, что сталкивают незнакомых им пассажиров на рельсы перед выскакивающим из тоннеля поездом. Пусть бы этот маньяк выбрал бы теперь его – Ивана!
      Сел в поезд, идущий до "Комсомольской". Вышел через остановку, перешел на кольцевую линию. Сел в поезд, идущий до "Киевской".
      Маньяка для Ивана сегодня не нашлось.
      Он вышел на "Киевской" и пешком дошел до набережной Москва-реки. Броситься с моста в реку? Вон полынья какая черная, страшная!
      Проголосовал, остановил желтую "Волгу"-такси.
      Спросил водителя, не знает ли тот адреса посольства Австралии?
      Шофер ничуть не удивился, позвонил по рации своей диспетчерше и та, порывшись в справочных недрах, сказала, куда ехать.
      Собственно, это оказалось не так и далеко. …
      – Мне необходимо увидеться с советником господина посла по безопасности, – на английском сказал Иван вышедшему навстречу к нему сотруднику. – Я сын генерального директора одного из телевизионных каналов, студент Московского института междунароных отношений, у меня есть заявление для господина посла.
      Ивана провели в небольшую приемную и попросили подождать.
      Через десять минут сотрудник вернулся и попросил Ивана показать его паспорт.
      Паспорт Иван уже показывал нашему российскому милиционеру и австралийскому морскому пехотинцу, когда входил в здание.
      Теперь этот мрачного вида чиновник вертел в руках ксиву Ивана, то и дело переводя взгляд с фотографии на оригинал и обратно.
      – Я сделаю копию и верну его вам? – спросил чиновник.
      Иван кивнул.
      Прошло еще десять минут.
      Чиновник вернулся, теперь сопровождаемый двумя сотрудниками. Один из них, мужчина, походил на колониального английского офицера времен правления королевы Виктории. С ним была блондинка лет тридцати, в белой блузке и в сером шерстяном жакете.
      – Меня зовут Джон Эванс, – представился долговязый, а это моя помощница Энн Дивенлоу.
      Джон протянул Ивану его паспорт.
      – Мы готовы выслушать вас, мистер Борщанский…
      – Кофе? Или чашку чаю? – спросила Энн, подарив Ивану быструю тренированную улыбку.
      – Я хочу сказать вам одну важную вещь, – начал Иван, нервно, взад и вперед раскачиваясь в кресле. – Дело в том, что я знаком, что я близко знаком с женой генерала Макарова, работающего теперь в Австралии.
      Энн и Джон переглянулись… Не выдержали разведческого этикета, настолько были поражены началом разговора.
      – Этот Макаров, – нервно продолжал Иван, – он не то ГРУшник, не то контрразведчик по линии ФСБ, я точно не знаю, знаю только, что он генерал и что его жена Мария Витальевна Макарова сейчас улетела к нему в Канберру.
      Эванс развел руками, потом снова свел их, держа левый кулак в своей правой ладони: ну, что же далее, мистер Борщанский, что из этого?
      – Я был близко знаком с женой генерала, – повторил Иван, – и я хотел бы отправиться в Австралию для того, чтобы снова быть с нею, понимаете?
      Джон и Энн снова переглянулись.
      – Простите, вы были любовниками с миссис Макаровой? – спросила Энн.
      – Да, – ответил Иван, слегка запнувшись, – да, мы были любовниками, и я не хочу, чтобы наши отношения прерывались.
      – Мы понимаем, – кивнул Джон, – но как мы можем помочь вашему чувству?
      – Мы могли бы быть взаимно полезны, – сказал Иван, – я уверен, что личность генерала Макарова небезынтересна для определенных служб Её Величества Королевы, и я мог бы оказаться полезным, в обмен на вашу помощь…
      – Помощь в сердечных делах? – недоверчиво переспросила Энн. …
      Они проговорили более двух часов.
      Джон попросил Ивана рассказать о своей жизни, об учебе в МГИМО, о работе отца в Останкино… Они с Энн не выпытывали никаких интимных подробностей его отношений с Марией Витальевной, просто просили рассказать о себе…
      И когда Иван дошел до проекта "Последняя девственница", в котором он со следующего дня должен был сниматься, Джон пришел в нескрываемое оживление и попросил рассказать подробнее.
      Расставались они не друзьями, но приятелями. Приятелями, имеющими доверительные отношения.
      Пожимая Ивану руку, Джон сказал:
      – Приступайте к съемкам в шоу, а через три месяца, мы что-нибудь такое придумаем!
      По дороге домой Иван мечтал о том, как он снова будет вместе с Марией Витальевной.
      Генерала, благодаря его стараниям, выдворят из Австралии и отправят на пенсию, и Мария Витальевна, разочаровавшись в отставнике-муже, бросит его, уйдя к Ивану. А Иван, выиграв на телешоу приз в триста тысяч, купит домик в Испании, где они будут вместе с нею… С его сахарной мамой. …
      Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки Приводимые выдержки из дневников некоторых участников шоу подвергнуты незначительной литературной обработке издательством "Капитал-Марс".
      Сегодня нас друг другу презентовали. Общее впечатление – так себе компашка, но ничего, бывает хуже, уж я-то знаю. Но что поделать, три месяца париться по любому с ними придется. Здесь уж я не в силах что-нибудь изменить.
      Девчонки.
      Белоснежка – стиля нет, шмотки-прикид стандартный. Для понта очечки нацепила.
      Очечки и белая блузка – не стиль! Правда, нужно отметить, что грудь у нее – фейерверк! Но это дела не решает: если ты сама из себя ничего не представляешь, то грудь не поможет. Ей же надо уметь правильно пользоваться. У меня, например, размер – А 75, но грудь у меня упругая и аккуратная. Главное в этом деле что?
      Красивая форма, а не размер. Большая грудь – биг проблемс! Абсолютно ясно, что костюм надо подбирать не по-человечески: юбку, брюки, пиджаки – отдельно, но это бы все еще небольшая проблема… Самое главное, что парни за грудью ни твоего стиля, ни тебя самой не видят. И уж конечно, большая грудь – маленькие мозги.
      Это точно! Так что большая грудь – это скорей минус, а не плюс в жизни.
      Разумеется, для шоу эта белоснежкина выдающаяся часть тела – в тему, в самый раз для картинки. Правильно организаторы сделали, что ее взяли.
      Русалочка… Русалочка это – вау! Это – нечто!
      Прикид у нее на уровне. Сразу видно, цивильный, дорогой бизнес-костюмчик. Хорошо сидит, хорошо подобран. Сразу видно, не за сто баксов на рынке брала. Только вот глазки у этой Русалочки, типа, умненькие и смотрела она на всех, как мне показалось, надменно. Мне почему-то сразу стало ясно, что она здесь неспроста.
      Скорее всего, по блату прошла. Ну, это уж у нас, как везде, водится – без блатников никуда.
      Парни.
      Серый Волк – лысый, накачанный, одевается в спортивные костюмы. Хорошо хоть не с рынка, на котором, наверняка, работает. Костюм на нем был точно не китайская подделка. Качественный. Это хорошо. Больше говорить о нем и нечего, лысый – он и есть лысый, наверняка какой-нибудь ларек держит с пиратскими двд, или того хуже – с мелочевкой: сигаретами и бабл-гамом.
      Бармалей мне поначалу понравился. Просто, чисто по-человечески. Бородка стильная, хоть и по стандарту скроенная, а не эксклюзивная. Красная бандана, сережка…
      Вроде бы ничего. Под мачо косит. Но как только он рот раскрыл – абзац! Улыбается слащаво, заискивает перед организаторами. Скользкий тип. Не люблю таких.
      Карабас-Барабас… Вот если бы было в моих планах влюбиться в кого-нибудь, то Карабас – вроде подходящая кандидатура. Я сейчас и вспомнить не могу, в каком он прикиде был. Мне запомнилось только, что он очень классно держался. Уверенно, не заискивал ни перед кем, в рот режиссеру не глядел, типа ловит каждое слово. Это – хорошо. Хотя тоже, как посмотреть, может, тоже блатник.
 

 
      Врио носил модные брюки, модные свитера, модные ботинки… И даже носки на нем были очень модные, в чем можно было запросто убедиться, когда он садился в низкие кресла и высоко поддергивал свои пижонские штаны.
      Вся работа врио состояла из перманентного балаболства о том, какой должна быть их новая программа.
      Едва притащившись в Останкино по утру, которое для начальства определялось часом пополудни, врио приступал к нескончаемым тёркам, начиная обычно с кабинета генерального директора, куда по нахалке входил без доклада, едва спросив у секретарши: "Кто там у него?" Вопрос этот он задавал из формального любопытства, потому как ответь ему Эмма, что "там у него Президент Российской Федерации", врио все равно бы зашел, и зайдя, поддернул бы свои пижонские штаны, плюхнулся бы в кресло и оборвав собеседников на полуслове, принялся бы тереть о своей программе риэлити…
      Собственно, Борщанский прощал врио его бесцеремонность за то, что тот, по его мнению, "знал свое дело" и "знал, как это делать".
      Врио порою и сам поражался своей нахальной везучести: как это все поверили в то, что он, совершенно обыкновенный недоучившийся студент Щукинского, снявшийся в двух эпизодических ролях и едва полгода поработавший ассистентом у одного известного режиссера, именно он знает, как это надо делать? Он смог убедить в этом половину Останкино.
      А весь секрет был в нахальстве.
      Как и у девяноста процентов успешных людей, работавших в этом стеклянном доме. В нахальной убежденности, что ты принадлежишь к некоей богом избранной группе тех, которые умеют то, чего не умеют другие. Собственно, это умение было не более чем нахальством, поддерживаемым психозом круговой поруки таких же нахалов, убедивших себя в том, что они богом избранные умельцы, обладающие неким сакральным знанием.
      – Кто там у него? – спросил врио Эмму, спросил, даже не замедлив своего движения к директорской двери.
      У Борщанского сидела Алина Милявская, коммерческий директор канала.
      – Хорошо, что и ты здесь, Алиночка, – поддергивая свои модные штанцы, с ходу начал врио. Он даже не поинтересовался, о чем шел разговор у генерального с коммерческим, врио был всегда уверен в том, что его тема заведомо важнее и интереснее для всех окружающих, чем все другие.
      – Новое телешоу предполагает и новую рекламную политику, новый набор спонсоров и рекламодателей. Правильно я говорю?
      И, не дождавшись ответа, Врио сразу начал о своем, как если бы присутствовавшие здесь должны были непременно быть в курсе хода его беспорядочных мыслей.
      – Я думаю, мы будем ставить парочкам наших любовников баллы по убывающей и периодически изымать игроков с низким рейтингом из шоу, заменяя их новыми. И еще, надо всем дать псевдонимы. А то эти Леша, Надя, Иван, Вера – это как-то не коммерчески. Это как-то несовременно!
      – А как ставить баллы по убывающей? – спросила Милявская. – Зрительские опросы?
      Интерактив?
      – Хренатив! – передразнил ее врио. – Работать не умеешь, что ли? Или тебя научить?
      Врио сменил позу, развалился на совещательском диване и, высоко подтянув под себя ногу, вальяжно по-котовьи потянулся.
      – Алина, ты же, бля-труля-ля, не со зрителями работаешь, а с рекламодателями, со спонсорами, с коммерсантами, которые у тебя рекламу размещают в окнах на нашем телешоу, вот ты с них и спрашивай, кто им на программе нравится, а кто нет! Ты главных спонсоров, кто больше бабок даст, кто больше рекламы поставит, их и пытай, кто самый в шоу симпатичный, и если надо будет, мы сценарий под главных спонсоров всегда перепишем.
      – Сценарий? – хмыкнула Милявская. – У вас что, уже решено и расписано кто кого невинности лишит?
      – А ты думала, что на телевидении все на самотеке? – врио изобразил удивление наивностью коллеги. – Ты думала, что все в прямом эфире, что ли?
      – И ничего я не думала, – поджав губки, ответила Милявская. – Просто я тоже должна все знать, я же рекламодателям время на шоу продаю, они же спрашивают.
      – Вот-вот! – ожил Борщанский. – Вот в этом-то как раз твоя рекламная политика состоит, Алиночка, ты должна с дорогими спонсорами доверительно, они же на нас как на богов смотрят. Они же считают нас некими ангелами, что ли, а ты им этак доверительно пару тайночек приоткрой за то, чтобы и они к тебе этаким бартером, за доверительность и сопричастность – модульный заказ на рекламное время по максимуму.
      – Соавторами и соучастниками их? – хмыкнула Алина.
      – Именно! – кивнул Борщанский.
      – Короче, – уточнил врио, – весь якобы зрительский интерактив, определяющий рейтинг участников будет через тебя от спонсоров, усекла?
      – Они же, то есть рекламодатели, – добавил Борщанский, – они же и вывод непопулярных игроков определять будут, они же и победителя определят.
      – За самое престижное место ролика в рекламном окне? – спросила Алина.
      – За самый крупный заказ, за генеральное спонсорство можно весь сценарий переписать, – сказал Врио. – Можно даже наших девственниц к главному спонсору в баньку прямиком со съемок направить…
      – Ну уж ты загнул! – махнула ручкой Алина. – Ты уж скажешь!
      – Алина! – игриво-грозно поглядел на женщину Врио. – Ты чё? Не знаешь главного жизненного правила? Кто заказывает музыку, тот и девушку танцует!
 

 
      Студия представляла из себя большую трехкомнатную квартиру.
      Спальня девочек, спальня мальчиков, гостиная и кухня-столовая.
      Ну, ванная и туалет, само собой.
      Вере досталась та кровать, что ближе к двери.
      Она спорить не стала.
      Ее новые товарки, Белоснежка и Красная Шапочка предлагали разыграть места в спальне на спичках. Но Вера, которую теперь звали не Вера, а Русалочка, махнула рукой, мол, выбирайте, а мне все равно.
      Парней звали Серый Волк, Бармалей и Карабас-Барабас.
      Причем, Карабас-Барабасом был Иван Борщанский, сын генерального.
      О том, что Карабас – сынок генерального, знала только Русалочка-Вера. Остальные участники шоу даже не догадывались, с кем свела их Судьба.
      Белоснежка, наверное, самая сексуальная из всех… Хотя, как объяснил всем рассудительный Карабас, девчонки и мальчишки здесь подобраны на самый разный зрительский вкус.
      Белоснежка – самая сладенькая, потому что блондинка с голубыми глазенками и грудь у нее больше, чем у Красной Шапочки и у Русалочки.
      В первый день режиссер заказывал побольше массовок в гостиной и на кухне. Чтобы зрители имели возможность познакомиться со всеми участниками и не путаться потом, кто есть кто.
      Завтрак таким образом затянули на два часа, все равно, в эфир потом пустят через монтажную, где повырезают длинноты.
      Но об этом вслух Карабас не говорил.
      У Бармалея к Карабасу по замыслу режиссера возникает неприязнь. Бармалей – этакий мачо испанского типа, вроде Бандероса в фильме про стрелка-убийцу.
      Бармалею не нравится умненький Карабас и он по-петушиному оттесняет Карабаса от девушек, от Русалочки и от Красной Шапочки. От обеих сразу. Причем пока это оттеснение имеет не очень агрессивный характер и выражается только в словесной пикировке.
      Бармалей цепляется к словам, задирается…
      Вера понимала, что таковой была задумка режиссера, что врио дал Бармалею такую установку.
      Они перед включением камер каждый по десять-пятнадцать минут беседовали с врио.
      Секретная беседа, без посторонних.
      Верочке тоже сегодня этот врио наговорил, мол, Русалочка – девочка для тонкого и умного ценителя, поэтому она должна вести себя подчеркнуто скромно, но в то же самое время она не должна сидеть молча, как клуша. Она должна говорить, но, в отличие от простушки Белоснежки, не говорить через слово вау и у-упс, не болтать о шмотках, попсе и дешевых курортах вроде Египта и Турции, а рассказывать о своих впечатлениях от книг Достоевского и Маркеса с Борхесом.
      А в качестве затравки к первой ссоре на кухне врио подсказал Верочке такой ход: она-де зайдет на кухню со своим компакт-диском и поставит в музыкальный центр Моцарта или Рахманинова вместо игравшей там Бритни или Шакиры, и тогда Белоснежка с Красной Шапочкой должны будут возмутиться, мол, упс, что за дела?
      Потом по сценарному плану умный Карабас должен будет вступиться за симпатичную ему умную Русалочку, а ревнивый Бармалей – прицепиться к Карабасу, нападая на него и хорохорясь перед Красной Шапочкой.
      Серый Волк, у которого толстый в складочках затылок выбрит под рыночного братка из Коньково, клеится к Белоснежке.
      А та еще как бы не решила, с кем ей дружить. Присматривается, как бы не прогадать?
      Сегодня дежурной поварихой на кухне Белоснежка. Верочка-Русалочка будет готовить и мыть посуду завтра.
      Придумывать ничего не надо.
      За всех всё уже врио придумал.
      У Белоснежки имидж простой и хозяйственной девушки, она умеет приготовить и борщ, и котлеты, и посуду моет без боя.
      А Русалочка завтра и посуды набьет и всю команду яичницей замучает. Яичница на завтрак, яичница на обед, яичница на ужин.
      Зато умная и Моцарта на пианино может.
      Выдержки из дневника участника риэлити-шоу "Последняя девственница" Серого Волка.
      Все пацаны мне сразу не понравились. Ну не люблю я, когда серьгу в ухо вдевают и платок на башку вяжут, как этот Бармалей.