Технологии действительно были впечатляющими. Заколка с галстуком не были микрофоном и передатчиком. Против такого рода клопов в посольствах всего мира уже давно стоят устройства, регистрирующие работу передатчиков слабого действия, поэтому навешивать на генерала Макарова простого клопа с микрофоном, было бы наивным действием школьников, играющих в разведку. А они с Джоном работали не в школе.
Заколка с галстуком были гаджетом нового поколения, представляющим совершенно новую технологию фиксирования информации. В данном случае, пока еще только звуковой.
Чтобы не быть пойманной, зафиксированной защитными устройствами российских контрразведчиков, инженерная служба разведки Ее Величества разработала систему, которая не передает разговор генерала с послом в прямой эфир, а только записывает его. Причем новые технологии позволили избавиться от традиционных методов – микрофон-магнитофон-пленка и прочая безнадежно устаревшая дребедень!
Информация, вибрация и колебания теперь записывалась, вернее, просто фиксировалась самим предметом… Галстуком. И ни один прибор в России не смог бы обнаружить факта какой бы то ни было необычности этого галстука. Галстук и галстук! Застежка и застежка – хоть распили, хоть порви на части, нет в них никаких микросхем и записывающих головок! Просто предмет запоминает колебания.
Вот так! И потом только надо приложить к этому предмету специальный прибор и считать запомненные им колебания.
Сделать это предстоит Энн Дивенлоу, подруге Марии Витальевны.
Она найдет благовидный повод для визита к ней домой, усыпит внимание подруги, проникнет в гардероб ее мужа, найдет галстук и приложит его к своей сумочке буквально на десять секунд – всего и дел!
– Может, искупаемся? – предложил Джон. – А потом выпьем где-нибудь?
Энн знала, Джон тоже был плохим агентом, он не умел сдерживать внутренних позывов и проявлял в работе много эмоций.
Нация вырождается на глазах.
Где классический английский тип разведчика?
Канули в Лету времена великих, каким был Лоуренс Аравийский…
В кино показывают новую сказку о Джэймсе Бонде, а реальные агенты разведки Ее Величества – трусоваты, глуповаты, слабоваты на передок и все отдадут и продадут за полуденный секс с послеобеденной выпивкой.
– Нет, не поедем мы купаться, – ответила Энн. – Надо ехать к аналитику.
Джон знал.
Собственно, он сам был соавтором идеи, что шоу с этим инициативником, с Иваном, – это неплохое средство воздействия на мадам… Как они в России называют таких любовниц? Сахарная мама? Неплохо!
Аналитик на то и был аналитиком, чтобы придумать лишенную принужденных неловкостей ситуацию, которая выглядела бы совершенно естественно… Когда Энн смогла бы окончательно завербовать свою новую подругу. Теперь предстояло как-то обставить ситуацию, при которой Энн и Мария могли бы случайно включить телевизор и случайно увидеть там Ивана…
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки У Нежки с Бабасом все на мази, тусуются вдвоем туда-сюда. Перешептываются. Даже неинтересно, ясно, что дело кончится постелью. Интересно, покажут по всей стране эту сцену, без купюр, как есть? А может, вообще ее качественно срежиссируют?
Главреж нас в свои планы по поводу этого не посвящал. Но это все пофиг…
Главное, что Карабас после нашего с ним разговора, после моих непрозрачных намеков на меня, кажется, вообще внимания не обращает. Я ему всем видом сигнализирую, и вздыхаю при нем загадочно, и глаза прикрываю, типа, смущаюсь. И одеваюсь как можно сексуальнее. А он – ноль эмоций. Понятно мне, в чем там дело – это Алка его сбивает. Я ж не буду с Бабасом умные разговоры вести на французском и музыку эту отстойную слушать. Я понимаю, что ему с ней интересно, но что эта Алка понимает в сексе? Она ж действительно девочка. Жизни не видела.
Книжек начиталась и корчит из себя всезнайку. Не воспринимаю я ее как соперницу.
Просто, наверное, Карабас пока замыкает. Я ж вижу, что смотрит он в мою сторону не без интереса. Да и смысла нет им с Русалочкой сходиться, как я понимаю, они ж оба – блатники. Им смысла нет вдвоем в койку прыгать. Я почти уверена, что Русалочке и достанется этот миллион, а они уж там его и поделят как надо. Но перетереть с Русалкой эту тему просто необходимо. Что у нее на уме. ….
Жить осознанно?
Никто так не живет.
Разве что единицы из миллионов – философы.
Но жизнь философов, как правило, не задается.
Как жил Кант в своем Кёнигсберге? Счастливо улыбаясь, глядел на звезды, а счастья земного не имел!
Великий Ницше имел такие роскошные усы, и другом его был Вагнер… А с женщинами?
А с женщинами счастлив не был!
Жить осознанно?
Это значит ответить на главный вопрос – "зачем"?
Определиться с пресловутым "смыслом жизни".
И если после этого определения не захочется сразу покончить с собой, то тогда придется пойти дальше и определить жизненные приоритеты. Что и кого беречь и спасать? Вечную душу ли? Или благословенное здоровье чресел и желудка?
У женщин с этим все бывает легче и проще.
Они проскакивают первую позицию (необходимости определиться с главным, с "зачем") и сразу перескакивают на распределение приоритетов: типа дом-семья, дети и душевное спокойствие и комфорт… или – гулять, пить, кутить, танцевать и песни петь!!!!
Это происходит от того, что в женщинах центр тяжести ближе к земле.
У них таз развит больше, чем голова, по массе.
А от низкого центра тяжести они более устойчивы в равновесии и менее склонны ко всякого рода дестабилизирующим рефлексиям.
Поэтому и Мария Витальевна всегда быстро приспосабливалась, автоматически и не задумываясь, на подсознательном автопилоте находя верный жизненный путь.
Что?
Полюбить теперь мужа, когда он вдруг появился в ее жизни этак по-английски, out of the blue?
Кстати.
Кстати говоря, у нас у русских отчего-то "на английский манер" ассоциируется только с обычаем исчезать с вечеринок без того, чтобы попрощаться с гостями и хозяевами, а на самом-то деле английский манер заложен не в факте исчезновения, а в факте появления "out of the blue", что по-русски означает "вдруг откуда ни возьмись"!
И вот в ее комфортной московской жизни, в которой все было – и квартира на Екиманке, и Мерседес-кабриолет, и кредитки гоулден виза, по которым без лимита можно было покупать в бутиках Жуковки и Барвихи, и теннис с красивыми голубоглазыми блондинами – где все было, вдруг появился муж, который до этого присутствовал только в поле мнимых чисел. И нужно было теперь бросить эту привычную столичную жизнь в России, ради супружеского долга и ехать в самую далекую даль, до которой тридцать часов лёту и восемь промежуточных посадок в местах с самыми экзотическими названиями – Катманду, Бомбей, Куала-Лумпур, Бангкок, Джакарта…
И вот вопрос!
Если муж существует только там, на уме, то почему супружеский долг перед мнимым виртуальным супругом должен быть реальным?
Супруг был виртуальный, а лишения связанные с супружеским долгом – самые что ни на есть материально-воплощаемые.
Мария Витальевна, слава Богу, не задумывалась над этим.
Она просто определилась на уровне подсознанья.
Надо!
И сделала правильный выбор, потому что дело было не в мнимости виртуального супружества с Макаровым, а в реальности материальных благ, кои от этого супружества происходили.
Муж, может быть, и был виртуальным, но деньги, которые он давал на жизнь, они были в высшей степени реальными.
Потому что всё: и теннисная ракетка за пятьсот долларов, и утренний круассан с финским маслицем, и бензин в баке Мерседеса, на котором Мария Витальевна ехала после завтрака на корт, – все эти реалии московской жизни были оплачены мнимым виртуальным мужем…
И был бы в ее жизни красивый мальчик Иван Борщанский, не будь у нее виртуального мужа?
И были бы в ее жизни те два красивых молдавана, что клеили обои в ее гостиной в квартире на Екиманке?
Не было бы мужниных денег, не было бы и теннисной ракетки, не было бы и денег на ремонт квартиры, не было бы и корта, на котором она познакомилась с Иваном, не было бы и квартиры, и "Мерседеса", и кредиток…
Но что-то бы вообще было вместо этого?
Наверное…
Но это уже была бы другая реальность.
Может, в ней был бы скучный муж-бизнесмен, который приставил бы к Марии Витальевне платного агента – подсматривать за ее любовными связями? А может, в новой реальности была бы бедная жизнь учительницы английского языка, работающей в обычной московской школе, и муж простой инженер? …
Счастье Марии Витальевны было в том, что она никогда не задумывалась, она просто жила.
Жила, доверяясь автопилоту, который был у нее не то в теменной, не то в затылочной части… А может и вовсе не в голове, а ниже? Но был!
Автопилот в ней точно, на все сто процентов присутствовал.
– Люблю я тебя, заразу, – признался ей Макаров, крепко обнимая и по-хозяйски прихватывая, облапливая ее руками во всех сладких мягких местах ее нежного тела.
– Люблю и за это все прощаю.
Мария Витальевна улыбалась и исподлобья бросала на мужа игриво-ласковый взгляд.
Собственно, а что?
Можно и с мужем жить!
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки Алка как всегда сидела в позе сфинкса и читала очередную книженцию.
– Что читаешь? – спросила я как можно доброжелательней. – Интересно?
– Нет, это не очень, – Русалочка зевнула, прикрыв рот рукой, и натянула плед на ноги. Все-таки есть в ней определенный шарм, уж точно не как у бестолковой Нежки.
– А что так?
– Да это учебник по латыни. Вот, решила повторить.
– Вау! – я вообще обалдела. – Ты чё, ещё и по-латыни разговаривать учишься?
Алка засмеялась:
– Да ты что? Кто ж на латыни разговаривает? Это мертвый язык. Язык медиков и юристов. А я в медицинском учусь.
– Ах ну да, ну да, точно! – вспомнила я и запнулась. Ну вот о чем будешь с этой ученой дамой говорить?
А она вдруг сама мне комплимент отвесила:
– Знаешь, Шапо, мне нравится, как ты одеваешься.
– Правда?
– Ну да, ты всегда с большим вкусом подбираешь одежду. Это, между прочим, не всем дано.
– Ну как же, надо выглядеть на уровне, – усмехнулась я. – На нас же вся страна смотрит.
– Так уж и вся? – засмеялась Алка и посмотрела на черные зрачки направленных на нас камер.
– Ну, если не вся, то две трети точно. Так что нужно быть на уровне, а не как эта Нежка. В ней ведь что? Только бюст! А так она, если присмотреться, склонна к полноте. Не замечала?
– Нет, – честно призналась Русалочка.
Я решила, что можно приступить к обработке этой умненькой девочки и сразу в лоб спросила:
– Слушай, Алочка, а вот тебе кто больше из наших парней нравится? Я так понимаю, что с Карабасом у вас дружеские отношения, а вот сексуально кто тебя больше привлекает?
И тут Алка вспыхнула, покраснела, уткнулась в свою латынь и тихо, но строго так мне и заявляет:
– Я предпочитаю об этом не распространяться. Тем более перед камерами.
Для меня это было неожиданностью. Я взбесилась даже и закричала:
– Ну ты подруга даешь, блин! А чего ж ты тогда на шоу приперлась? Книжки читать?
Ах, ну да, конечно! Миллион зарабатывать! – тут я повернулась к ближайшей камере.
– Так что, дорогие телезрители, главное – нашей Русалочке свои финансовые проблемы решить!
Да уж, по-дурацки это у меня вышло, но наплевать. Или вырежут, или зрители оценят искренность чувств и эмоций, все равно – хуже не будет. Короче, разговор у нас получился тупиковый, а тут еще Волчара притащился:
– Чё, девчонки, ругаетесь? – радостно спросил он. – Люблю когда девки ругаются!
И Волк принялся рассказывать про свой рынок, про то, как однажды он видел драку двух торговок и какой это был кайф.
– Да заткнись ты! – прервала я его дурацкий рассказ.
– А чё?! – не унимался Волк. – Одна торговка, лет сорока которая, у другой чуть ухо не откусила! Ты бы видела, кровища хлестала! Ментов понаехало! Вообще – атас!
Вроде бы чего там – ухо, а крови – фонтан.
– Ну не дурак ли? – меня передернуло.
А Волк к Алке обратился:
– Алочка, ты же медик, вот просвети меня, чего там в ухе такое отгрызть можно было, что кровища хлестала, как из крана.
– Волк, прекрати, – презрительно ответила Алочка. – Действительно, ведь противно слушать!
– А я чего? Я ж думал, вам интересно!
Я тогда поняла, что, и правда, тяжело это – в закрытой комнате с одними и теми же людьми находиться. Выслушивать весь этот бред! Хоть бы французский, действительно, знать, можно было бы с Карабасом на французском разговаривать.
Вот блин! Поскорей бы все это дело закончилось! Ничего-ничего скоро Бабас ко мне как миленький прискачет! Не все же ему с этой Русалкой друг другу по ушам ездить.
2.
Жить с мужем или одной лучше?
И хочет ли современная девушка вообще замуж?
Эту темку подбросил врио.
Надо было теперь эту темку на кухне повертеть-покрутить.
– Слышь, Нежка, выходи за меня, а?
Все на шоу давно для удобства сократили и трансформировали свои ники.
Белоснежка превратилась в Нежку, Красная Шапочка на французский манер стала Шапо с ударением на "о", Русалочка – стала Алочкой без двойного "эль".
И парни тоже упростились.
Серый Волк стал просто Волком, Бармалей стал откликаться на Барлей, а Карабас-Барабас превратился у них в Бабаса.
Общаться стало легче.
– Слышь, Нежка, выходи за меня, а? – повторил Барлей. – Хатку на наш приз купим на Москве, размножаться начнем!
– Я приз получу, и на фиг ты мне сдался, – откликнулась Нежка из своего угла.
– А чтобы размножаться! – настаивал Барлей.
– Зачем ей от такого урода рожать? – встряла в разговор Шапочка-Шапо. – Если Нежка отсюда с призом выйдет, при ее-то внешних данных да с деньгами она и поприличней кого найдет.
– Да и вообще, зачем мне дети? – хмыкнула Нежка. – Я по странам по разным поезжу, в Америку, в Бразилию на карнавал, на эту на как ее? На Капакабану!
– Точно, Нежка, ты с твоей грудью на карнавале как самбу-мамбу-ламбаду начнешь трясти, так все негры сбегутся на твою попку да титьки поглядеть – слюну пустить, – поддакнула Шапо. – Любви будет целый Тихий океан.
– Там у них Атлантический, – поправил Барлей.
– Ух ты! Он какие вещи знает, – изумилась Шапо. – Может, мы его недооценили?
– Наша главное достоинство не здесь, – Барлей показал себе на лоб. – А здесь, – и он перевел указательный палец себе на гульфик.
– Ну, если деньги будут, то тоже приезжай в Бразилию, – лениво зевая и не прикрывая при этом рта, сказала Нежка.
– Точно, – кивнула Шапо. – Негритянку-бразильянку себе отхватишь.
– Не, – замотал головой Барлей. – Я лучше на свой приз фото-студию открою на Филях и стану там модных девчонок фотографировать для анкеток, для портфолио, для Интернета…
– Ты – и бизнесмен? – хмыкнула Шапо.
– А что? – воинственно выпятив грудь, переспросил Барлей. – Не похож, что ли, на бизнесмена?
– Как моя бабушка говорила, хозяйство вести – это не мудями трясти, – смерив глазками собеседника, фыркнула Шапо. – А ты, Барлей, не обижайся, но ты парень без мозгов, тебе даже до Волка и то далеко, не то что до Бабаса нашего, где тебе приз заработать? Тебе ни одна девчонка у нас не даст!
Как ни странно, Барлей не обиделся, а наоборот, вдруг рассмеявшись, хлопнул себя по колену и громко спросил, обращаясь ко всем присутствующим:
– А если я вместо девчонки, Бабаса вашего трахну или Волка? Сколько мне денег спонсоры из "До-До" отвалят? А?
Девчонки засмеялись.
Нежка громко и заливисто, а Шапо хмыкнула пару-тройку раз.
– Или если я буду сам себя трахать каждую ночь? – Барлей увлеченно принялся развивать тему. – Сколько мне дадут эти итальянцы из "Бель-Эттона" и из "До-До"?
Если за каждый раз по триста баксов, то я готов по три раза за ночь!
– И тебе не стыдно? – изобразив невинное личико, спросила Шапо.
– А ты думаешь кто-то всерьез здесь верит в то, что вы тут все девочки? – вопросом ответил Барлей.
На третьей камере загорелась красная лампочка.
Надо было поворачиваться лицами к работающей камере.
И одному из участников шоу, чей черед по договоренности наступал, предстояло переодеться в новую тряпочку от "Бель-Эттона".
На этот раз это была Шапо.
Она лениво потянулась, выгнула спинку…
Уже знала, что режиссер сейчас возьмет крупный план.
Потянулась и принялась стягивать с себя свитерок, оставаясь в черном лифчике с кружавчиками…
– А мне девчонки с маленькими титечками больше нравятся, – сказал Барлей, оборачиваясь к Шапо. – Так что давай, выходи за меня, я тебя любить буду, а Нежка пускай себе едет в Бразилию к неграм, родит там от кого-нибудь футболиста для ЦСКА…
Шапо встала перед Барлеем, и, делая жевательные движения челюстями, стала пристально глядеть на него, все еще держа в руках не надетую покуда обновку от "Бель-Эттона".
– Любить меня будешь? – переспросила Шапо.
– Буду, – кивнул Барлей.
Шапо лихо села к Барлею на колени, расставив ноги и лицом к нему.
– Ну! – сказала она томно и искательно. – Ну… ну так люби!
Барлей положил руки на чашечки ее черного лифчика.
– Но-но! Не трогать! – прикрикнула Шапо, шлепнув Барлея по рукам.
– А как же любить? – удивленно спросил Барлей.
– Глазками, глазками люби, – ответила Шапо и часто-часто заморгала длинными ресницами, а потом так же легко, как и села, вспорхнула с Барлеевых коленок.
– Вот и пойми вас, девок! – буркнул Барлей. – Чего вам надо?
– Денег и любви, – назидательно заключила Шапо. – Потому что нет денег – нет любви, как финны говорят, кюрпа сесси, йола раха…
3.
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Русалочки.
Как можно сохранить внутреннюю чистоту в условиях абсолютной нравственной разнузданности окружающего пространства?
Я не знаю!
Может, в этом и есть непознанный доселе секрет спасения?
Причем не только личного спасения, но общего спасения, потому что спасаясь, человек дает надежду другим.
Я шла сюда, чтобы спасти папу.
А теперь я хочу спасти Ивана.
Он мне рассказал о своей болезни.
Иначе, чем болезнью, я как будущий врач, как медик, эту его привязанность к старой, взрослой женщине назвать не могу.
Это болезнь.
Он бедный и несчастный больной.
Как он мог быть с женщиной, которая вдвое старше его?
Ему девятнадцать, а ей тридцать восемь!
Она ровесница моей мамы.
Когда я спросила его, "как он мог", Иван ответил мне, что для девушек это, мол, нормально, если первый мужчина на двадцать лет старше, когда невесте, к примеру, девятнадцать, а жениху тридцать восемь… Но это же совсем другое дело! Да, я признаюсь сама себе, да, и у меня были мечты, и у меня были желания. Но я с ними справилась, я преодолела. Я сама себе приказала: все это ерунда. Грязь и ерунда!
А Иван все не унимался, он пристал ко мне, он воспользовался моей слабостью, и я сказала ему, зачем пришла на это шоу, и сказала про папу.
И вот Иван мне выдал по полной программе, у меня-де к отцу скрытая, в латентной форме сексуальная привязанность…
Я врезала ему по физиономии.
Он извинился.
Но потом я поняла, что это он не со зла и не от дурных мыслей.
Это он от того, что ему самому необходимо разобраться в себе.
В своей собственной болезни. В своей собственной губящей его страсти. Того рода болезненной страсти, что так прекрасно описал врач Сомерсет Моэм… И так прекрасно назвал свой этот труд о такого рода болезни – "Бремя страстей человеческих".
Так и Иван, он бедный страдает под этим бременем, под бременем любви к этой своей Марии Витальевне к этой Милдред…
И я, если мне не грош цена как врачу, я должна вылечить его.
И пусть я не знаю пока как, я должна стараться.
Я помню, про это свое профессиональное и этическое должен и должна, как это написано у великого Камю в его "Чуме"…
Когда кругом смерть и страх заразиться.
А врач исполняет свои обязанности, ходит к больным и помогает зачумленным, сам не думая о смерти.
А Иван болен.
Он зачумленный.
Он страдает под бременем своей страсти.
И я не должна опускаться до обид.
Я медик.
И я его люблю.
Он сказал мне эту гадость про меня и отца не со зла и не от грязных мыслей.
Он просто думал в этот момент о себе и о своей, как он ее называет, "сахарной маме".
Вот и провел такую аналогию, дескать, врач да исцелися сам! …
Вообще, мы придумали новую игру.
Вернее не игру, а способ потаённого общения в условиях работы телекамер.
Да и соседи, тоже раздражают своей бесцеремонностью, не дают посекретничать – пошушукаться, пошептаться.
Говорить по-французски нам запретил главный редактор. Ладно!
Но в условиях контракта нет ничего про то, что мы можем общаться шепотом, практически под одеялом, как это бывало в тех пионерских лагерях, куда ездили наши дедушки и бабушки, рассказывая там друг-дружке страшилки про черную комнату, про черную руку в красной перчатке…
Кстати, как бабушка рассказывала, хорошо им было в этих пионерских лагерях. А вот папам и мамам уже не пришлось такого изведать – чтобы в палате на тридцать мальчиков или на тридцать девочек в полной тиши рассказывать до двух часов ночи про духов подземелья, а потом вдруг броситься команда на команду подушками друг дружку молотить или встать под утро и вымазать всех зубной пастой…
Папы и мамы уже на министерских дачках росли и в пионерские лагеря не ездили…
И вместо рассказов про черную руку в черной комнате, смотрели по видику "Кошмар на улице вязов"…
Фредди Крюгер по телику, он, может, и сильнее впечатляет, но романтизма все же поболее будет у бабушек с их ночными бдениями в общей палате.
Так что, секретничать мы с Иваном по бабушкину рецепту научились. Ложились голова к голове и наволочкой, снятой с подушки, накрывались.
Так я Ивану и про папу рассказала, как он переживал после того, как его с работы сняли, и про то, как мы с ним в детстве дружили и везде ходили.
А Иван мне про свою, про эту рассказал.
4.
Из студии выходили довольно часто.
К зубному, к гинекологу, да и просто на прогулку, подышать.
Соблюдали, разумеется, правила конспирации, чтобы зрители шоу никого из своих кумиров на улице не засекли.
Но особенно часто выходили в тамбур – на инструктаж и на накачку-прокачку. И на правёж.
Инструктаж, накачку и правёж проводили с ребятами и врио, и гендиректор Борщанский, и Алина Милявская и особенно – Константин Петрович. Этот очень любил своими творческими потенциями похвастаться. И заодно с Нежкой и с Шапо о сексе побеседовать.
Но случалось, что и не вызывали на правёж-инструктаж, а наоборот, кто-то из участников шоу, а то и все вместе просили встречи с режиссером или с руководством канала.
Такое бывало.
Кто-то на кого-то жаловался, или просто просил сводить к врачу или чего-нибудь особенного из еды-питья…
Но тут такое дело было, Иван потребовал встречи с отцом. С Анатолием Борщанским, с генеральным директором "Нормы".
Все сразу напряглись, как сеть на триста шестьдесят, уж больно Иван категорически папашу своего потребовал.
А Борщанский, тот тоже с норовом, ему уже утром сказали, что сынок его видеть желает, а тот – хоть бы хны!
И всего-то езды от Останкино до гостиницы "Космос", где студии в трех смежных номерах оборудовали, всего-то езды десять минут, так нет! Борщанский-старший целый день паузу выдерживал, характер показывал. Сперва полдня в офисе тусовался, потом обедать в Славянский базар ездил. Потом сиесту** себе устроил, куше-дормир авек зи-зи***, и только к семи вечера заявился в студиях.
Там этот исторический разговор отца с сыном и произошел. ** двухчасовой послеобеденный пререрыв в странах западной Европы ***с фр. букв. "лежать-спать с любовницей" …
После беседы с сыном, которая проходила тет-а-тет в переговорной, Борщанский-старший, ни с кем не пожелав разговаривать, хотя тут его пытались подловить и врио с какими-то своими вопросиками, и Милявская с бумажками на подпись, Борщанский всех решительно отверг и, прошагав к лифту, бросил только в мобильный своему шоферу, дожидавшемуся его внизу: "Заводи бибику, уезжаем в Усово"…
В Усово по Рублевке у Борщанского дача была. Вернее, коттеджик на тридцати сотках – с кортом и с крытым бассейном в оранжерее ботанического сада с кусочком натуральных островных джунглей: цветами Альбина-Регия и ручными попугаями ара…
В машине Борщанский крепко задумался.
Поднял стекло, отделяющее его от водителя, открыл бар. Налил себе виски.
Ничего себе сыночка вырастил!
Сын безжалостно ему все счета выкатил к оплате.
Ты меня матери лишил.
Ты меня в сексуально перекошенного урода из-за этого превратил.
Ты, лишив меня матери, сам мной никогда не занимался.
А знаешь, зачем я сюда на шоу пошел?
Чтобы денег заработать и от тебя, от сволочи скрыться, уехать от твоего счастья, что ты мне дал, взамен матери.
Твоё МГИМО мне мать заменило?
Думаешь, заменило?
Я из-за твоей опеки уродом стал, меня из-за этой тобой организованной биографии на старых женщин тянет, а не на девчонок, вот чего ты добился.
Где моя мать?
Думаешь, я ее сейчас поеду искать?
Но дело все в том, что всякая ложка нужна только к обеду…
Начну встречаться с матерью сейчас?
А она мне нужна была тогда, когда мне было и два и три и четыре годика.
А ты сам где был в это время?
Виски с приятелями лакал в Сочи да в Геленджике! А меня бабушке с дедушкой сплавил?
Так знай, я сюда пришел денег заработать, чтобы и от твоей гнусной рожи уехать подальше и от твоего МГИМО, где таких же уродов моральных готовят типа тебя…
– Что ты хочешь от меня? – спросил Борщанский-старший.
– Я хочу, чтобы главный приз достался Верочке Мигуновой, – сказал Борщанский младший. – Она сюда пришла, чтобы заработать деньги для отца, которого ты выгнал с работы, и если ты этого не сделаешь…
– Ее отец умер – сказал Борщанский старший. – На той неделе схоронили.
Они долго молчали.
А потом сын сказал.
– Если ты не дашь главный приз Верочке, то я тебе обещаю, что ты тоже потеряешь эту работу, как ее отец, я сумею это сделать… ….
Вот так.
Вот так бывает.
Верочка пришла, чтобы спасти отца.
А этот пришел, чтобы своего отца погубить.
Борщанский еще налил и еще налил..
Пил и не чувствовал, что пьянеет.
Выдержки из дневника участника риэлити-шоу "Последняя девственница" Серого Волка Отвела меня в сторону Танька-Шапка, туда, где камеры не достают и начала:
– Ну чё, Вовчик? Упс! Облажался ты по полной программе!
Я поначалу не понял, чё это за гон с ее стороны. Я всегда к ней с понятием относился, особо ее не дергал – рассчитывал сначала уж Белоснежку оприходовать, а потом и Шапку.
– Ты чё? Шапо? Ты мне, блин, конкретно говори, в чем проблема? Где ж я облажался?
Это эта овца со своим Карабасом облажались, а я чист.
Танька – девка ушлая, с понятием, она мне все объяснила так, как надо.
– Ты, Волк ты наш Серый, вообще не вьезжаешь, ни фига, – говорит. – Ты чё, правда рассчитываешь бабки срубить тут по легкому? Типа ты кого-нибудь соблазнишь и тебе сто штукарей вывалят с большой радостью и благодарностью?
– Ну а чё? Не так что ли?
– Так-то оно так, да вот не получится у тебя Белоснежку соблазнить, стопудово!
Не фиг было кулаками махать да тупить всех! Нежка теперь ни за что с тобой не будет.
Я прикидывать стал, не мог понять к чему это Шапка клонит:
– А ты, – говорю, – Шапо, как насчет покувыркаться со мной?
А она:
– А знаешь, Вовчик, может, в других обстоятельствах я и не против, но тока не та масть сейчас.
– Ну, ты чё, Танька? Ты к чему клонишь, не пойму?
– Я тебе щас объясню, – ответила она и стала объяснять издалека, типа, у меня фигура классная, шмотки на мне хорошо сидят, типа, в натуре, залюбуешься, что имидж у меня нормальный, и держаться я могу, и перед камерами не дрейфю. Я не выдержал и перебил её:
– Это, Шапо, я и сам все знаю. Мне уже об этом говорили! Ты-то чё от меня хочешь?
Он на серьезе и отвечает:
– Я тебе, Волчик, предлагаю в одной команде быть. Ты кое-что для меня сделаешь, я тебе помогу.
Я заорал, забыл даже, что другие камеры включены, и звук слышен.
– Ты чё, Шапка!? Да я под главрежем не прогибаюсь, перед тобой, что ли, должен!?
Вы чё-то все тут оборзели! Да похрен мне, чё вы мне втираете все про мои бисепсы, трицепсы. Я чувак свободный и независимый! Щас захочу всю вашу малину разгоню!
Карабасу вашему яйца оторву и по студии пущу.
Танька меня выслушала и продолжила:
– Да ладно, отрыватель. Ты дослушай! Я ж тебе, типа, сделку предлагаю. Ты чё, не вьезжаешь, что с твоими заморочками ты только себе рейтинг портишь?
– Да клал я на этот рейтинг!
– Не надо, Вова. Не надо! – Шапка заулыбалась. – Ты не задумывался, Вовчик, свои лоховские ларьки бросить? Ты ж теперь типа звезда эфира! Тебе теперь прямой путь в супермодели! Раздеваться-одеваться ты умеешь, прохаживаться туда-сюда, как самый основной, тоже умеешь. Чё еще надо.
Я прикинул и ответил:
– А че? Ты, Шапо, вроде, дело говоришь… Да, лучше мне сейчас типа затаиться, чтоб эти фирмачи поняли, что я чувак цивильный.
