Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Проститут

ModernLib.Net / Лебедев Andrew / Проститут - Чтение (стр. 7)
Автор: Лебедев Andrew
Жанр:

 

 


      Но Лана все равно тревожилась и волновалась. С какой стати этот московский щеголь так беспокоится о будушем Ланы? Неужели ее доченька, ее маленькая девочка…
      При мысли об этом Мила побледнела.
      Но тут на выручку Баринову пришла Мелик-Садальская:
      – Поверьте мне, Мила… – Садальская едва было не сказала "Милочка" и даже покраснела, подумав, как двусмысленно и нехорошо бы это прозвучало. – Поверьте мне, я знаю Баринова много лет. Он хоть и хвастун и самовлюбленный нарцисс, но человек порядочный, и порой способный на бескорыстную доброту.
      Заступничество Мелик-Садальской положительным образом подействовало на Милу. Эту даму часто показывали по питерскому телевидению и Мила ей доверяла, потому как за Мелик-Садальской закрепился имидж женщины очень умной, честной и принципиальной.
      Мила уже почти согласилась с доводами Баринова, и вздыхая уже кивала, дескать да, я понимаю, Ланочке это все очень хорошо будет и для карьеры и для учебы, не век же ей в провинциальной дыре прозябать, и грех от такого случая выйти в свет отказываться, но тут Баринов едва все не испортил.
      – У них главным продюсером едет очень опытный человек, я его давно знаю, – уже предвкушая благоприятный исход переговоров, добавил Баринов. – Дмитрий Бальзамов у них главным…
      Мила переменилась в лице.
      – Бальзамов? – переспросила она.
      – Бальзамов, – кивнул Баринов, подумав, ах и сволочь же этот проститут Бальзамов, он и здесь свой неизгладимый след оставил…
      Люба Мелик-Антонова-Садальская внимательно, с каким-то болезненным любопытством продолжала разглядывать Милу.
 

***

 
      В этот вечер Мила предавалась воспоминаниям.
      Она даже не пошла на свидание с Лубянским под предлогом, что нездорова.
      Взяла в магазине бутылочку недорогого испанского вина и закатилась без предупреждения к своей бывшей классной Елене Львовне Бирюковой. Елена Львовна была их классной руководительницей в девятом и в десятом. Пришла в школу прямо из педагогического института и заменила на этом посту умершую от инсульта физичку Аллу Григорьевну. Елена Львовна тогда была всего на восемь лет старше их – тогдашних десятиклассников и десятиклассниц. Ах, как они тогда дружили! И все благодаря Елене Львовне. Ведь старенькая Алла Григорьевна только формально была классным руководителем. Что она могла? Разве ей было под силу ходить с классом в походы с палатками? Или устраивать домашние вечера с литературным лото и с дискотекой? А вот Елена Львовна могла. По молодости, по энтузиазму. Недаром половина мальчишек их класса были в Елену Львовну тайно влюблены. И Вова Лубянский, кстати, тоже.
      Да и девчонки ее просто обожали.
      Благодаря Елене Львовне они все и сдружились.
      Жила их классная по-прежнему одна. В общежитии на Вокзальной улице. Общежитие это уже давно стало муниципальным жильем, комнаты в общежитии приобрели статус недвижимого имущества, но по сути – ничего не изменилось. Как жила их учительница в общаге, занимая комнату в конце коридора на втором этаже, так и осталась там. Ни Горбачев, ни Ельцин, ни Путин квартиру ей не дали. А на учительскую зарплату разве скопишь?
      По темной давно не ремонтированной лестнице Мила поднялась на второй этаж, потом по длиннющему общему коридору прошла в самый его конец. Мимо двух коммунальных кухонь, где гремели кастрюлями и сковородами толстые нестарые еще бабенки в затрапезных халатах, отмахиваясь от вечно полупьяных мужей, выпрашивающих то на пиво, то на сто пятьдесят к воскресной селедочке… В коридоре на Милу едва не наехал катавшийся здесь на велосипеде сопливый пацан с личиком олигофрена – этакий наглядный плод пьяной общажной любви.
      – Потому вот и я детишек-то не завела, – сказала Елена Львовна, пропуская Милу в свои нехитрые апартаменты. – Это соседский, Колей его зовут… Брысь, а ну брысь отсюда, Коля! – незлобливо махнула на пацана их бывшая классная.
      Олигофреническому Коле явно надоело кататься по коридору, и он попытался было проникнуть к соседке тете Лене вслед за ее визитершей.
      – Нет, нельзя, Коля! Иди по коридору катайся!
      Обнялись, расцеловались.
      – Что? Ланочка с Надюшей Бойцовой едут на Кубу? – всплеснула руками Елена Львовна.
      Лана и Надя не были ей чужими, потому как обе девочки с пятого по одиннадцатый класс учились в той же школе, где и мама Мила. Более того, с девятого по одиннадцатый Елена Львовна была у обеих беглянок классной руководительницей.
      Конечно, уже не такой бойкой и удалой заводилой, как в годы учебы мамы-Милы, но тем не менее, и пушкинские литературные вечера в школе, и постановки любительского школьного театра, в которых Ланочка принимала самое активное участие, были придумкой Елены Львовны. Особенно Елена Львовна гордилась организованным ею костюмированным балом Наташи Ростовой. Это было, когда Ланочка и Надя Бойцова учились в десятом классе.
      Каким энтузиазмом надо обладать, чтобы договориться с реквизитной киностудии Ленфильм о прокате двух десятков бальных платьев середины ХIХ века и двух десятков гвардейских мундиров гусарских и лейб-гренадерских полков, чтобы на один вечер нарядить девочек и мальчиков для настоящего бала… Кстати, папа Нади Бойцовой, полковник таможни, здорово тогда помог. Он и оплатил прокат костюмов, и организовал доставку реквизита туда и обратно… Без его связей бал бы не удался.
      – Так что, Надя с Ланочкой едут на Кубу? С телевидением? Сниматься в реалити-шоу? – восторженно глядя на свою бывшую ученицу, спросила Елена Львовна.
      – Ой, не знаю, что и делать, – качая головой, ответила Мила. – Там такое обстоятельство открывается, не знаю, как и быть.
      Хозяйка обтерла принесенную Милой бутылку и принялась искать штопор.
      – Я уже почти согласилась подписать разрешение на выезд за границу, – продолжила Мила, волнуясь. – Из Москвы такие ходатаи прикатили, главный кинокритик столицы и с питерского телевидения такая дама приехала, ну эта, наша известная, которая "Шестое колесо" в перестройку все вела…
      – Мелик-Садальская, что ли? – найдя, наконец, штопор, переспросила Елена Львовна.
      – Ага, она самая.
      – И что, они так за Ланочку с Надей просили? Зачем им девчонки наши понадобились?
      – Вот и я тоже засомневалась сперва, – в сомнении поджав губки, ответила Мила, – и зачем им наши девчонки понадобились? Тем более, что в их этой команде на Кубу такие знаменитости – и поэты, и писатели, и фигуристки, и певицы… Но потом там такое обстоятельство открылось, что хоть стой, хоть падай.
      – И что за обстоятельство такое? – закончив с нехитрой сервировкой их простенького девичьего застолья, спросила хозяйка.
      – А то, что режиссером у них там никто иной, как Дмитрий, – после паузы ответила Мила.
      – Какой Дмитрий? Ах, неужели? – схватилась за покрасневшие щеки учительница Елена Львовна. – Неужели он?
      – Ага, он, – кивнула Мила.
      Пригубили вина.
      Помолчали.
      – Ну и что же теперь делать? – спросила Елена Львовна, пересаживаясь на диван к Миле.
      Учительница ласково обняла свою бывшую ученицу за плечи и заглянула ей в глаза.
      – А сам-то он знает, что Лана его дочь?
      – Нет, конечно, не знает.
      – Ну и как нам теперь поступить? Сказать ей?
      – Ой, не знаю, ой не знаю, Елена Львовна, – ответила Мила, и вдруг, прижавшись к учительскому плечу, разревелась, как девочка.
 

***

 
      Баринову эта женщина из Всеволожска очень понравилась.
      Даже больше чем просто понравилась.
      Он пока что не торопился назад в Москву, жил на квартире у университетского приятеля Лени Максимова на Васильевском острове и улаживал свои дела в издательствах. И каждый день звонил во Всеволожск Миле Самариной.
      – Я без вашего разрешения, заверенного у нотариуса, в Москву не вернусь, – говорил он Миле в трубку. – А потом, я еще очень хочу пригласить вас поужинать в ресторане "Палкинъ", бывали там?
      Мила у Палкина ни разу не ужинала. Как впрочем, ни разу там и не обедала. Она для интереса спросила Володю Лубянского, что это за Палкин такой, и тот, ревниво приподняв брови, сказал, что у Милы все равно нет подходящего платья и бриллиантов, чтобы ужинать в таких ресторанах, а в джинсах турецкого производства в такие заведения не пускают.
      – Тебе надо куда попроще, – сухо сказал Лубянский, – иди лучше в чебуречную на Майорова, туда тебя сто пудов пустят.
      Милу такое напутствие ее любовника очень разозлило.
      Разозлило и настроило на такую волну, на такое настроение, которое ее подруги называли "вредничанием".
      – Разорю, – решила про себя Мила, идя на свидание. – Выставлю дураком, не все мужчинам над девушками издеваться…
      И надевая на свидание демократичные джинсы со свитерком, Мила переполнялась решительностью отомстить этому московскому хлюсту если уж и не за все обиженное женское поголовье планеты, то за себя – обязательно. За все обиды, причиненные и Бальзамовым, и Лубянским, и Хвастовым, и Красовским…
      Баринов вообще-то знал, что на любую женщину порой находит этакое помешательство, и чем ласковее ты с ними, тем больше они капризничают.
      Так что мужчинам всегда приходится отдуваться за грехи своих предшественников.
      Но Баринов это воспринимал чисто философически. Сам ведь тоже грешен.
      Они договорились поужинать не в таком пафосно-одиозном месте, как "Палкинъ", а где-нибудь попроще. "У меня нет соответствующих нарядов, – простодушно призналась Мила. – Я там себя буду неуютно чувствовать, давайте что-нибудь подемократичнее".
      Повод для встречи был.
      Мила привезла Баринову разрешение для Ланочки и для Нади.
      Баринов встретил Милу на Финляндском вокзале.
      Подарил ей букет из пятнадцати бордовых роз. Сам был такой красивый. И одновременно забавный. Как профессора в американских фильмах – в белой рубашке с галстуком-бабочкой и в мягкой вязаной клетчатой кофте вместо пиджака.
      Поцеловал Миле руку, сказал ей что-то по-французски.
      Ей было приятно.
      На такси доехали до Невского.
      – Вот, заказал столик в "Литературном кафе", – сказал Баринов. – Я отчасти литератор, так что это для меня профессиональное место…
      Мила улыбнулась и принялась изучать меню.
      – Что не зъим, то понадкусываю, – углубляясь в чтение, прошептала Мила… …Та-а-ак…
      Рыбная закуска: икра кетовая, красная икра лососевых рыб, масло сливочное, семга малосольная, филе форели… Это хорошо, это мы будем обязательно… Балык осетровый – холодного копчения – тоже неплохо… Щука фаршированная под соусом "1000 островов"… Интересно, а что такое "1000 островов"? Надо бы у официанта спросить… Сыр рокфор с персиками в собственном соку, не хочу, но попробовать можно, Филе говядины фаршированной омлетом с черносливом, нет, но… Филе индейки с черносливом и дольками апельсина, запеченное под золотистой корочкой сыра, картофельные крокеты.
      Она перелистнула меню, вернувшись в раздел холодных закусок.
      Баринов, как тонкий психолог, сразу разгадал настрой своей визави и спокойно ждал развязки.
      Ждал развязки и ничего не подозревавший отменно вышколенный официант.
      А Мила все изучала…
      – Та-а-ак… Салат "Нептун" – это что такое?
      Блондин официант, похожий на артиста Альберта Филозова, принялся объяснять:
      – Это пикантный салат из мидий, креветок и морских гребешков под винным соусом…
      – Та-а-ак, – продолжала Мила, входя в раж. – А салат "Ярославна"?
      – Это салатик со свежим огурцом, отварным языком и грецкими орехами, приправленный майонезом, украшенный маслинами и долькой апельсина, – отвечал официант.
      – А вот это ассорти "Лукоморье"? – Мила ткнула пальчиком в меню и, сделав наивное личико, поглядела на официанта.
      – Это ассорти из лосося слабой соли, осетрины "Броше", миног маринованных и валованов с красной и черной икрой, на листьях салата, со сладким перцем, маслинами и корнишонами, – вздохнув, ответил официант.
      Исполненный ангельского терпения официант пересказал Миле почти все меню.
      По карте вин Баринов выбрал для них бутылку шампанского и коньяк "Courvoisier".
      – Будем гулять! – сказал он, ласково улыбнувшись своей спутнице.
      – Будем, – с вызовом ответила Мила.
      В какой-то момент вечеринки опытный любовник всегда понимает, будет сегодня виктория или нет.
      К исходу бутылки шампанского Баринов понял – сегодня она не откажет.
 

***

 
      Баринов жил на Васильевском на квартире у Лени Максимова.
      Он останавливался здесь уже не первый раз. Был у них, у университетских друзей, такой обычай – гостить друг у друга жить, а не в гостиницах. Приезжает кто в Москву -сразу с вокзала к Баринову на Малую Бронную. А приезжает Баринов в Питер – сразу либо к Максимову на Васильевский, либо к Вайнштейну на Дыбенко…
      Максимов, кстати, хату свою на этот раз Баринову в полное распоряжение оставил.
      Выпил со старым приятелем по рюмке портвейна за встречу, отдал Баринову ключи, а сам отбыл в Кирилловское на дачу.
      – Понимаешь, старина, жена не простит, если я с нею эту неделю на даче не проведу, – оправдывался Максимов. – Она специально отпуск под хорошую погоду подгадывала, а у нас ведь знаешь сколько в Питере солнечных дней. Это вам не Сочи…
      Баринов на друга не обижался – пусть его едет бабиться с женой, правда, скучновато одному в чужой квартире вечерами… Но теперь Баринов очень рад был сложившимся обстоятельствам.
      – Поедем ко мне, – сказал Баринов Миле, когда они сели на заднее сиденье такси.
      – Поедем, – ответила она.
 

***

 
      Леня Максимов был женат на их однокурснице – Иришке Успенской. Иришка была сама родом из Великих Лук, а, как известно, самыми записными питерскими интеллигентками становятся именно прописавшиеся здесь провинциалки. Впрочем, и самые коренные москвички получаются тоже из приезжих…
      Иришке на даче в Кирилловском стало плохо от перегрева на непривычно жарком в этот год солнышке, и Леня решил везти жену в город. Но умная Ирочка заставила мужа, прежде чем садиться в машину, позвонить гостю. А вдруг он там не один?
      – Сашка, а у тебя здесь кто-то был, – сказала Ирочка, по второму или по третьему кругу обходя квартиру. – Признавайся, кого приводил? Не Любку свою любовь Мелик-Садальскую?
      – Да ты чё, Иришка! – взмолился Баринов, округляя глаза. – У меня таких старых женщин никогда не было, я тебе что? Геронтофил какой-нибудь, что ли?
 

Глава 4

 
      Милая Лана Самарина Художник Гена Байдуков явно положил глаз на Вику Малаеву.
      Но у него был соперник. Вика нравилась еще и Жене Красновскому. Этому модному писателю.
      Вот и теперь Гена с треногой мольберта через плечо и с планшетом через другое, спускался в гостиничный бар. Там уже сидела его Вика, а подле нее вил свои лианы обольщения инженер человеческих душ Женя Красновский. Строил девушке куры…
      – Об чем литературный спор? – с деланной легкостью спросил Гена.
      – О том, что есть современная женщина и что есть современный мужчина, – задорно стрельнув глазками, ответила Вика. Какой девушке не понравится, если за нею ухаживает не один красивый и талантливый кавалер, а сразу два!
      – Ну и что же вы решили? Что есть мужчина и что есть женщина? – поинтересовался Гена, размышляя, что бы выпить – мохито, пина-коладу или дайкири?
      – Мы сошлись на том, что если сравнивать с автомобилем, то мужчина с его упорством, рвением и настойчивостью – это педаль газа, а женщина с ее рассудком и осмотрительностью, – это педаль тормоза, – ответила Вика.
      – А что же тогда руль? – в недоумении спросил Гена.
      – А руль… – задумалась Вика. – А руль у нас…
      – Путин! – с хитрой улыбкой подсказал Гена.
      – Не, Путин – это не руль, – с сомнением покачал головой писатель Женя Красновский, – Путин это типа gps для бортового компьютера…
      – Слишком сложно, – хмыкнул Гена, ногой задвигая мольберт под табурет, – вы идеализируете роль гаранта.
      – А разве он нами всеми не руководит? – приподняв красивые тонкие бровки, спросила Вика.
      – Вот ты, Вика, в армии не служила, – начал Женя.
      – Я не служила, мы, слава Богу, не в Израиле, у нас девушек не призывают, – парировала Вика.
      – Я к тому, что если бы ты служила, то поняла бы, что значит дежурный по полку офицер, – вздохнув, сказал Женя. – Дежурный офицер исполняет обязанности во время своего дежурства, но он не командует полком, понимаете?
      – Ты о чем? – спросил Гена.
      – Я о гаранте, – ответил Женя, – в смысле того самого руля.
      – А кто тогда рулит и командует? – спросил Гена.
      Женя не успел ответить.
      В бар спустился их режиссер и продюсер.
      – Внимание всем! – подняв руку, громко обратился к собравшимся Бальзамов. – Завтра в восемь тридцать отбываем к месту съемок! Автобус будет у входа в гостиницу в восемь пятнадцать, никому не опаздывать, опоздавших буду штрафовать!
      – Куда едем? – поинтересовалась Вика.
      – Народный кооператив имени Хосе Марти, – ответил Бальзамов, – пропрохлаждались здесь, два съемочных дня потеряли, пора наверстывать.
 

***

 
      Лане повезло. В автобусе она села на гидовское место сбоку от шофера. Туда ее сам Бальзамов определил, – садись, говорит, сюда, тебе лучше все видно будет…
      И правда,
      Красотища!
      Море, пальмы, горы…
      Лана подумала, что если бы надо было выдумать флаг для страны счастья, она бы взяла полосками все цвета у этого яркого дня. Синий цвет из глубины Карибского моря, нежно-голубой с зеленоватым – цвет прозрачной прибрежной волны из полосы прибоя, потом полоску белой пены перед желтой полоской песчаного пляжа. Зеленый цвет пальм и зарослей тростника. Коричневый цвет гор Сьерра Маэстро. И снова полоса синего-синего неба. Такой бы она и сделала флаг страны вечного счастья.
      Полосатый. Все цвета радости.
      Шофер Санчес, или дядя Саша, как его звали все русские друзья, был метис.
      Огромные выразительные глаза с красными прожилками, худое, но мускулистое, словно высохшее от жары тело и блестящий сахарный оскал зубастой улыбки. Этакий черный кофе с белым кубинским сахаром!
      – Тебя Лана зовут? – скашивая свои блестящие глаза и улыбаясь, спросил Санчес.
      – Лана, – кивнула Лана.
      – Ты красивая, Лана, – сказал дядя Санчес, – тебе хороший парень для любви нужен.
      – Санчес крутанул руль, обгоняя медленно кативший впереди трактор. Трактор с сахарным тростником из какого-нибудь народного кооператива имени товарища Рауля Кастро. Крутанул руль и спросил: – Есть у тебя парень для любви?
      Лана смутилась и покраснела.
      – Ну, если парня нет, то я к тебе в субботу на танцы приеду, – сказал Санчес. – Лучше меня любовника на всей Кубе не найдешь, у меня девять дюймов, это двадцать три сантиметра по-вашему, понимаешь? – и шофер радостно загоготал. – Такого любовника, как я все девушки хотят от Варадеро до Сантьяго де Куба!
      Бальзамов сидел в первом ряду за шофером и похотливо разглядывал Лану. Ах, какие ножки, какая грудь!
      – Чем старше становишься, тем более молодые женщины тебе нравятся, – признался как-то Бальзамову его давнишний приятель из питерских телевизионщиков, в ту пору, когда Бальзамов был желторотым журналистом-репортером в команде Мамы-Любы… И эти слова Бальзамову запали в душу. – В сорок тебе нравятся двадцатилетние, в пятьдесят – семнадцатилетние, а в шестьдесят, страшно подумать, девочки тринадцати лет…
      Теперь Бальзамов довил себя на мысли, что он развивается куда как быстрее, чем его наставник с питерского ТВ. Бальзамову в тридцать пять нравились двадцатилетние, а к сорока он начал поглядывать на совсем юных.
      Ах, Ланочка!
      Стройная, высокая, худенькая… Ножки длинные, стройные, кожа как шелк…
      – Ты у нас какого росту? – по-свойски подсев к Ланочке, поинтересовался Бальзамов.
      – Метр семьдесят три, – ответила Ланочка, отчего-то внутренне деревенея.
      – А весишь?.
      – Пятьдесят пять. – А что?
      – Самые что ни на есть модельные параметры, – плотоядно поглядев на грудь своей спутницы, подытожил Бальзамов. – Вернемся в Москву – отправлю тебя в модельное агентство. А пока надо форму поддерживать. Давай по утрам бегать вместе.
      – Ну, я не знаю, – неуверенно протянула Лана. Мысль о модельном агентстве была заманчивой, но Лана отлично знала, чем приходится расплачиваться за такие подарки судьбы.
      – Подумай, – вкрадчиво уговаривал Бальзамов, все так же улыбаясь липко-ласковой своей улыбочкой. Сказал и положил свою ладонь Ланочке на спину, на то место, где под ти-шорткой была застежка ее лифчика.
      Ланочка замерла. Явная симпатия взрослого мужчины ей, конечно, льстила, но одновременно вызывала какое-то необъяснимое отвращение.
      – А ты правда родственница Саши Баринова? – спросил Бальзамов.
      – Я? – удивленно переспросила Лана.
      – Ну да, ты, – кивнул Бальзамов, и рука его скользнула ниже по спине к талии.
      – Я не родственница, а что?
      – Да так, – слегка усмехнулся Бальзамов, – я думал, что вы родственники, а оказывается, нет.
      – Он просто мой друг, – сказала Лана и тут же, покраснев от неловкости, уточнила:
      – Не в том понимании друг, как бойфрэнд, а просто друг.
      – Ну-ну, конечно, я понимаю, – усмехнулся своим мыслям Бальзамов, и рука его будто поглаживая, снова пошла вверх по ее гибкой спине.
      "Ну все, она моя, – решил для себя Бальзамов, когда выйдя первым из автобуса, он галантно подал Ланочке руку. – Любая дурочка готова на все при мысли о модельном агентстве, и эта ничем не лучше. Вот назло этому Баринову трахну ее и Баринову потом попеняю, чтобы не врал, мол, дочка приемная… Сам-то небось уже девочку для себя застолбил!"
 

***

 
      В колхоз… Вернее, в кооператив имени Хосе Марти приехали к вечеру, когда красное солнце уже садилось за коричневые горы.
      Их группе выделили один большой длинный барак, в котором раньше, как сказал веселый дядя Саша, была казарма для целой роты барбудос – солдат революции.
      Девчонкам отвели левую от входа половину барака, а парням правую.
      Барак был устроен таким образом, что в каждой его половине была "зимняя" часть со стенами и окнами и "летняя", вроде открытой веранды во всю длину фасада.
      Матрацы сразу было решено перенести в летнюю открытую веранду.
      – Задохнемся без кондиционера там, – сказала фигуристка Маша Чернышева, первой перетаскивая свой матрас на веранду.
      – А если на нас здесь нападут? – то ли шутя, то ли на самом деле опасаясь, спросила Вика Малаева.
      – Кто нападет? – переспросила певичка Капля из группы "Carton Babies". – Санчес с его девятидюймовым, что ли?
      "Странно, – удивилась Лана, тоже волоча по полу свой матрац, – все девчонки уже знают про размеры шофера Санчеса, он что, всем предлагает свои услуги?" Потом их кормили в кооперативной кантине.
      Давали свинину с бобами, сок и кофе.
      – С завтрашнего дня мы будем питаться сами, – объявил Бальзамов. – Сегодня назначим дежурных по кухне, кооператив обеспечит нас посудой, продуктами, водой и топливом для плиты. Свободные от дежурства по кухне с завтрашнего дня приступают к съемкам по плану, с которым я всех познакомлю.
      – Наконец, – сказала Вика.
      – Ура-ура! – захлопала Маша Чернышова.
      – А где Капля? – поинтересовался Бальзамов. – Ее никто не видел?
      – Не, не видали, – с набитым ртом, ответила ди-джейка Ксана.
      Лана, вдруг вспомнив, что ей надо успеть первой занять электрическую розетку, чтобы поставить на подзарядку аккумуляторы своего цифрового фотоаппарата, мелкой рысью метнулась из кантины к бараку.
      – Ты куда? – крикнул Бальзамов. – Сейчас будем распределяться по съемочным группам на завтра.
      – Я сейчас вернусь, мне надо! – крикнула Лана через плечо.
      Ее сумка с зарядным устройством была в зимней комнате.
      Там было темно.
      Совсем темно.
      Где этот чертов выключатель? Где эта сумка?
      В углу комнаты кто-то отчетливо громко сопел.
      И этот блеск пары глаз с огромными в прожилках белками.
      Санчес…
      И Капля…
      Санчес держал своими ручищами с пальцами, растопыренными, как клешни краба, Каплю за ее беленькую попку, а та откинулась назад в страстном забвении, закрыв глаза, открыв рот и издавая тихие стоны…
      – Ой, извините, – Лана смутилась до слез и метнулась к выходу.
      – Ты ко мне придешь! – крикнул Санчес ей в спину, продолжая делать свои танцующие движения в ритме быстрой сальсы.
      – Каплю не видела? – спросил Бальзамов, когда задумчивая Лана вернулась в кантину.
      – Нет, не видела, – ответила Лана.
      А поздно ночью, засыпая в этом диком незнакомом месте под треск и стрекот экзотических кузнечиков, невинная девочка Лана поймала себя на мысли о девяти дюймах. Или двадцати трех сантиметрах.
      – Неужели такое большое может поместиться в такое маленькое? – думала Лана, сгорая от стыда. – Но ведь Капля выглядела такой довольной… Ой, да ну ее к черту!
 

***

 
      На утро Бальзамов определил группы, которые по сценарию должны были соревноваться.
      В первую бригаду имени Эрнесто Че Гевары вошли мальчики Женя Красновский, Вася Дементьев и Ваня Степанов, а также девочки – Капля, Ксана и Вика Малаева.
      Во вторую бригаду имени Хосе Марти определили Гену Байдукова, Игоря Марголина и Мурата Азиева… Из девчонок сюда записали Ланочку, Машу Чернышову и… Надю Бойцову.
      Ох, не хотела Лана с Надюхой в одну бригаду, ох не хотела.
      Черная кошка между ними пробежала еще в Москве.
      – Мы будем заниматься тем, что обычно делают жители Острова Свободы, – излагал Бальзамов. – Рубить сахарный тростник, сушить табак, ловить рыбу…
      – А танцевать и заниматься любовью? – выкрикнула со своего места Капля.
      – В конце съемок у нас будет настоящий карнавал, там все будет, – пообещал Бальзамов.
      – А сценарий? – спросила умная, много повидавшая на съемках Вика.
      – Зачем тебе сценарий, – на помощь Бальзамову пришел Слава Зайцев по прозвищу Заяц. – Наше дело быстро отснять и уехать отсюда, а потом в Москве мы из отснятого любой сценарий сделаем, первый раз, что ли?
      – Ну-у-у, так неинтересно, – вытянулось личико у Вики.
      – Да нет же, Вика, – режиссер и продюсер принялся успокаивать единственную в команде актрису. – Интрига соревнования – вот наша главная задача, вы будете работать и набирать очки, а операторы будут снимать, снимать, снимать, и та бригада, которая наберет больше очков, и победит. И вот что главное. Посмотрите на Вику, она актриса, она знает, что актриса на съемочной площадке – раба сценария. И если по этому сценарию она должна любить Ленского, а не Онегина, то импровизация и придумки никакому режиссеру не нужны… А мне тут как раз нужны ваши искренние импровизации. Так что разбивайтесь на пары, флиртуйте, развлекайтесь как хотите, а мы, уж не обижайтесь на нас, мы будем снимать…
      Рррромантика!
 

***

 
      С ррромантикой, мать ее, складывалось пока не у всех.
      Художник Гена Байдуков всерьез занялся портретом Вики Малаевой.
      А писатель Женя Красновский вроде как тоже обратил внимание на красавицу актрисы.
      И все насвистывал мелодию известного грузинского певца…
      "Она была актрисою, и даже за кулисами…" Вот и первый любовный треугольник.
      Ваня Степанов по очереди приставал то к фигуристке Чернышовой, то к диск-жокейке Ксане. Но обе его откровенно и решительно послали.
      – А флирт с местными они будут снимать? – вечером, натаскавшись тюков, спросила Лана свою соседку по спальному месту на веранде – Машу Чернышову.
      – С местными? – переспросила Маша.
      – Ну, да, – шепотом сказала Лана, – наш шофер Санчес Каплю вроде как закадрил, а она его…
      – Капля? – хмыкнула Маша. – Она тут пол здешнего кооператива скоро перекадрит и на уши поставит.
      Бригадиром первой бригады все единолично выбрали Вику Малаеву.
      Во второй бригаде имени Хосе Марти пришлось назначать. Все хотели Машу Чернышову, но Бальзамову это не понравилось. И по каким-то только ему одному известным соображениям он назначил Гену Байдукова.
      Гена сперва отнекивался, но хитрый Бальзамов ему намекнул, отозвав художника в сторонку, мол, так он сможет чаще встречаться с бригадиршей соперников, а значит, у него будет больше шансов завоевать ее благосклонность…
      Анна Луиза Гонзалез очень понравилась Ланочке.
      Красивая молодая женщина, профессор Гаванского университета, она изучала экономику сельского хозяйства и приехала сюда, в кооператив имени Хосе Марти, чтобы прочитать русским друзьям с московского телевидения лекцию о роли табака в экономике Кубы. Приезд Анны Луизы не был случайным. Она была родом из этих мест, и более того, приходилась дочерью председателю кооператива компаньеро Мигелю Гонзалезу. Поэтому неудивительно, что такая важная дама приехала в Пинар-дель-Рио, причем приехала на совершенно раритетном для московского глаза автомобиле марки "Москвич".
      Анна Луиза была совершенно белокожей, ее бледное лицо контрастировало с иссиня-черными волнистыми волосами, густо ниспадавшими ей на спину и плечи. Именно так и представляла себе Ланочка тех испанок, благородных жен и дочерей первых конкистадоров, которые приезжали сюда из далекой Гранады или Каталонии, основывать первые поселения на берегах новой испанской колонии.
      Анна Луиза перехватила восхищенный Ланочкин взгляд, улыбнулась и приветливо обратилась к ней:
      – Буэнос диас, амига! Как тебя зовут? Ты из Москвы? Ты студентка?
      Лана засмущалась. Она была в совершенном восхищении от той красоты и естественности, с какой сеньора Гонзалез ходила, общалась, говорила, водила свой маленький бежевый "москвичонок".
      На Анне Луизе были светло-коричневые брючки до середины икр, подчеркивавшие плавность форм и стройность бедер сеньоры. Сверху на ней была простая рубашка-ковбойка в зеленую клеточку, а волосы ее схвачены легкой газовой косынкой.
      В общем, Анна Луиза выглядела как хэмингуэевская женщина из старых американских фильмов про африканские сафари.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9