Он больше не ждал наводящих вопросов.
С рычанием он бросился на свою дрессировщицу и, сдавив ее в объятиях, принялся осыпать ее плечи и ее грудь страстными поцелуями.
– Ебу твоё телевидение! – на пике наслаждения выкрикнул Дима.
И Элла Семеновна оценила его остроумие.
– Ты там еще всех раком поставишь, – с улыбкой сказала Элла, надевая халат и отправляясь в душ.
А потом ее сожрали.
Подсидели Эллу Семеновну.
Но, на счастье Димы Бальзамова, произошло это событие уже после того, как она выполнила свою часть договора и устроила-таки своего протеже на работу на модный и только начавший тогда набирать популярность телеканал "NTV-R" Бальзамов всегда тушевался и не знал как себя вести, когда встречался с людьми, с которыми случилось несчастье. Или умер кто-нибудь из близких, или их уволили с очень высокой должности, переведя в никуда…
Зато за спиной пострадавшего Бальзамов любил предаваться сладострастному сплетничеству, радостно обсуждая подробности того или иного падения.
– А ты слыхал, этого-то сняли! А ведь шесть лет министром просидел. Небось, привык, небось, тяжело с кабинетом-то расстиаваться…
И поэтому, встречаясь потом в лифте, в коридоре или в буфете с человеком, переживающим карьерную драму, Бальзамов спешил отделаться парой слов и исчезнуть.
Так и с Эллой Семеновной.
Он столкнулся с ней после того, как ее уволили из "Интер-Медиа", и – бывает же такое – в том самом кабинете управления кадрами, где они познакомились.
Дима зашел в кадры за справкой для американского посольства, собираясь в командировку в Лос-Анджелес, а там – Элла Семеновна.
Они с нею уже некоторое время не общались..
Дима смылся в кусты и Эллу даже с Новым годом не удосужился поздравить, услышав, что ее – того… Увольняют. Благо к тому времени он уже сам купил себе машину и на квартиру деньги были уже почти собраны.
Дима вошел в кабинет, а там торт на столе, бутылка вина и сидит маленькая, но теплая компания. Две толстухи – помощницы начальника управления кадрами, и Элла Семеновна.
А был как раз канун восьмого марта.
Шестое число и пятница.
– Ну, смелее, смелее заходи, – первой пришла в себя Элла Семеновна.
Она уже была слегка навеселе.
И ситуация получилось такая, что приходилось кураж держать, потому как присутствовали зрители…
Причем зрители, которые были в курсе их с Эллой отношений.
– Заходи, милый друг, присаживайся! Выпей с нами по поводу нашего бабского праздника.
Дима не хотел присаживаться к чайному столику любопытных толстух-кадровичек, предвкушающих скандал. Как же! Уж они-то, записные останкинские сплетницы, уже сколько раз им обоим, и Элле, и ему, любовнику сахарной мамы, косточки перемыли!
А теперь такой сюжет – покруче иного бразильского сериала. Бесплатный театр с Безруковым и Немоляевой в главных ролях. И зрители сидят даже не в первом ряду партера, а прямо на сцене, как у самого прогрессивного режиссера вроде Виктюка или Льва Додина, у которых артисты порой смешивались со зрителями, дабы подчеркнуть мысль о том, что вся жизнь – театр.
– Заходи, смелее заходи! Присаживайся, тортику вот с нами покушай.
В голосе Эллы звучала нескрываемая ирония.
Когда и откуда эта ирония пришла к русским женщинам как средство внутренней психологической защиты?
Читаешь Островского или Достоевского, нет там иронии в речах брошенных и обманутых женщин. Ни у Катерины, ни у Настасьи Филипповны нет в голосе иронии в трудные моменты свиданий с бывшими любовниками. Надрыв есть. А вот иронии – нет.
А в советский быт эта склонность к иронии пришла от одесситов-юмористов, растиражированных телевидением…
– Ну, как дела, милый друг? Рассказывай! – саркастически интересовалась Элла. – Ты теперь у нас восходящая звезда телеэфира, нам не чета. Мы у тебя скоро автографы брать будем…
Дима молчал.
Принял из рук одной из толстух чашку с простеньким чаем из пакетика и успокоив себя мыслью, что рано или поздно это неприятное испытание кончится, сидел как мебель.
– А ведь помните, девоньки, это ведь вы его в люди вывели, – развлекалась мама-Элла.
– Это вы мне Диму вместо молдавских маляров подослали! Сантехника и маляр в одном флаконе.
– Это точно, – кивнула одна из толстух, – он к нам такой забавный, такой наивный тогда пришел. Здрасьте, я ваша тётя из Ленинграда, я буду у вас жить и работать.
– Ага, с улицы пришел с дипломом и с трудовой, как будто здесь завод или фабрика, а не телевидение, – поддакнула вторая толстуха. – Простой, как три рубля! Думал, что в Останкино режиссеров принимают на работу, как слесарей на фабрику.
– А вы его ко мне и подослали, – весело подмигнув подругам, хохотнула Элла, – этаким слесарем по дамской части.
Все три подруги похотливо заржали.
Дима тоже криво усмехнулся.
Вот он кто, оказывается, – слесарь по дамской части. Он дамочкам своим инструментом жить помогает, а они с ним расплачиваются. Деньгами и протекциями.
После Дима узнал, что Элла совсем ушла из медиа-бизнеса и, познакомившись с каким-то кавказцем на пятнадцать лет моложе неё, занялась самым примитивным бизнесом – мелкооптовой торговлей дорогой парфюмерией.
Этот её Рафик или Тофик возил в своей подержанной "ауди" клетчатые сумки с товаром. А она заводила знакомства с хозяевами бутиков и магазинов, ездила в Польшу и Калининград… В общем, вертелась.
Толстухи даже говорили, что она теперь по-своему счастлива.
Глава 3.
Женская дружба – есть ли она?
А если она есть, то отчего бы не быть жизни на Марсе?
1.
– Так, внимание, все слушают сюда! – Бальзамов трижды звонко хлопнул в ладоши и властно оглядел собравшихся. – Не спать! Не болтать! Не посылать sms-ки, а слушать сюда.
Шесть девушек и шесть парней, отобранных на кастинге для нового телешоу "Остров Свободы", сидели в небольшой офисной гостиной на восьмом этаже, где телеканал "NTV-R" арендовал у владельцев останкинского АСБ триста квадратных метров под кабинеты и редакции.
По замыслу главного продюсера, рекламных спонсоров и ведущего шоумэна Димы Бальзамова, это реалити-шоу должно стать одновременно и гламурным, и демократичным.
Безумный "glamorous world" был представлен здесь солисткой популярной девичьей группы "Carton Babies", которую Лана знала только под ее сценическим псевдонимом Капля; актрисой Викой Малаевой, снявшейся в сериалах "Паганини" и "Пляжный роман";
Ксаной – диск-жокейкой с радио "Вега-FM" и спортсменкой-фигуристкой Машей Чернышевой… Лана и Надя (Ланочка уговорила Баринова сделать протекцию и Наде Бойцовой) были девушками с улицы, что должно было придать шоу этакий вкус доступности и демократичности – чтобы каждая телезрительница могла представить себя на их месте.
Среди парней Лана сразу узнала Геннадия Байдукова – модного художника, которого очень часто показывали по телевизору, Василия Дементьева – артиста, сыгравшего доброго бандита в длиннющем сериале о маленьком городке где-то в Сибири. А вот про писателя Женю Красновского и спортсмена Игоря Марголина Лана, к стыду своему, и слыхом не слыхивала. Только здесь и узнала, что они, оказывается, очень известные всей стране личности.
А вот Ваня Степанов и Мурат Азиев тоже пришли на шоу с улицы, из толпы, как и Лана с Надей.
***
Валя Макрушина, она же Капля, оказалась в шоу у Бальзамова, ублажив по полной программе тюменского нефтяника, которому ее одолжил на ночь Мэлс Фаризов.
А другие?
Вика Малаева… Она была актрисою, и даже за кулисами… Так, кажется пел о таких женщинах сладкоголосый грузин Меладзе?
Из сотен и сотен столичных актрис Бальзамов выбрал ее из-за ее умопомрачительной фигуры. И ему пришлось побороться за то, чтобы заполучить Вику на свое шоу.
– Не все же блатных протеже на шоу брать, – говорил он про Вику посвященным во все тонкости его дела друзьям. – Надо кого-то и для души самого продюсера взять в команду, разве не так?
Вика Малаева была коренной москвичкой. Родилась и выросла в актерской семье, и с самого детства вертелась за кулисами и на съемочных площадках.
Папа Вики, Максим Малаев, играл или, как принято говорить в театральных кругах,
"служил" в одном из старейших и престижнейших театров столицы и снимался в кино у самых знаменитых режиссеров. Мама Вики тоже была актрисой и тоже служила в театре. В том же самом, где и папа, на Тверском бульваре, неподалеку от литературного института имени Горького, куда Вика из-за школьной своей любви к Булгакову и Достоевскому хотела поступать после одиннадцатого класса престижной языковой школы на улице Маросейке.
Однако для поступления в литературный институт ни папиных-маминых связей, ни талантов Вике не хватило.
Рассказы, которые Вика Малаева представила в комиссию литинститута, хоть и были опубликованы в Интернете на сайте в библиотеке Максима Мошкова и даже вышли в печатном сборнике "молодой прозы", за что папе Вики пришлось заплатить издателю по тарифу триста долларов за печатный лист, на творческом конкурсе провалились.
Папа тут же пристроил красавицу-девочку в театральное училище-студию в класс к своему приятелю – древнему седовласому мастеру, игравшему и снимавшемуся чуть ли не у самих Эйзенштейна и Александрова.
Умопомрачительная фигура Вики сослужила ей и хорошую, и одновременно плохую службу.
Был за девчонкой грех.
Однажды ловкий фотограф-порнограф уговорил неопытную дурочку-девчонку сняться в эротике… Влиятельный папочка пришел в ярость и решил было засадить негодяя за решетку. Но до тюрьмы дело тогда не дошло, потому как публичный скандал семье Малаевых был некстати. Вике едва исполнилось семнадцать, и ее карьера актрисы только-только начинала вырисовываться где-то там за горизонтом окончания театральной студии. И хоть и предлагали папе Малаеву его друзья милиционеры упечь ловкого фотографа по другой статье, подбросить ему в студию наркотиков или патронов от "Макарова" (впервой, что ли?), папа все же решил ограничиться избиением соблазнителя своей любимой дочурки. И не только опасаясь скандала – дочку пожалел, она была сама не своя от любви к негодяю, посмевшему снять Викусю не просто голой, но еще и в действии, в паре с партнером… С самим фотографом-порнографом.
Да…
Это была любовь, это была драма.
А ведь как не хотел папаша Малаев отпускать дочку в компании подруг-одноклассниц одну в Сочи!
Не хотел, но поддался уговорам жены, мол не одна едет, а с Леночкой и Оленькой, да и жить там будут в хорошей гостинице, где сам Аркадий Борисович – режиссер их театра – останавливался…
Сама Вика в ту осень, вернувшись из Сочи, словно с ума сошла. Ни с матерью, ни с отцом на контакт не шла. Собрала вещи, и фюить! Слиняла из дому к этому проходимцу.
Папаша Малаев только через своих милиционеров, когда те хорошенько потрясли за плечики подружек Вики – Леночку и Олю, вышел на след тридцатипятилетнего мерзавца.
Потом оказалось, что фотографиями он торговал – продавал их разным журналам и агенствам… Но самое интересное, когда разгневанный папа Малаев кричал дочери в лицо и тряс вещдоками в виде цветных распечаток с голым телом на глянцевой бумаге: "Он же продавал твои фотки! Он же обогащался за твой счет!" – на Вику это совершенно не действовало. Она все равно была готова хоть на край света снова бежать за своим Тимурчиком…
Но убежать Вике не дали.
Милиционеры так хорошо побеседовали с фотографом и так толково ему объяснили его обстоятельства, что жених сам пожелал навсегда исчезнуть из жизни Вики.
Год прошел, и она его забыла.
Забыла, как в Сочи, сраженный ее умопомрачительной фигурой, Тимур бросил к ее ногам ночной город с его клубами, дискотеками и ресторанами…
Такую вот плохую службу сослужила Вике ее умопомрачительная фигура.
А хорошую службу сослужила она ей, когда на третьем курсе Вика участвовала в одной постановке, где ей надо было исполнить танец с элементами стриптиза. Вику заметил один серьезный режиссер, оказавшийся в зале и как раз очнувшийся от дрёмы, в которую его вогнало неинтересное действо, – его разбудила громкая дробь Викиных каблуков… Так вот, после спектакля знаменитый предложил Вике принять участие в кастинге на главную роль в сериале, который должен был сниматься по заказу главного телеканала страны.
– Мне нужно свежее, не замыленное в других сериалах личико и красивые длинные ножки, – доверительно сказал знаменитый.
Это дело пришлось обсуждать не только с мастером класса, в котором училась Вика, но и с папашей Малаевым, потому как после сочинского романа Вику в доме взяли на короткий поводок.
Зная все нравы съемочных площадок, папаша Малаев сначала нахмурил брови, но, понимая, какой редкий шанс подвернулся его дочурке, согласие дал.
Уже на четвертом курсе Вика, при всех ее очень скромных драматических талантах, стала звездой.
Сериал "Паганини" знаменитого режиссера попал в рейтинги, и главная героиня в исполнении Вики сразу стала любимицей телезрителей.
– Фигура, внешние данные ее прославили, – говорили в театральном училище.
И это была почти правда.
Но сама Вика считала, что подобные заявления – это ревнивые сплетни.
– Я буду хорошей актрисой, – говорила Вика маме, когда та в очередной раз смотрела дома сериал "Паганини", – вот увидите, меня еще в Голливуд пригласят.
В Голливуд – не в Голливуд, а вот на съемки реалити-шоу ее пригласили.
Известный продюсер Бальзамов заинтересовался.
Когда Вика сообщила об этом предложении мастеру своего класса, тот очень возмутился.
– Я понимаю, когда театральную актрису приглашают сниматься в кино! Это нормально, и я всегда отпускаю своих студентов на съемки. Но это же не кино, это какой-то бордель, все эти телешоу!
Но потом, после того, как с ним поговорил папа Малаев, старый преподаватель смягчил гнев на милость.
На Вике ловелас Бальзамов обломался.
Не сработала с ней его обычно беспроигрышная схема блиц-ухаживаний.
– Хочешь большой и чистой любви?..
Такая схема отлично срабатывала с провинциальными искательницами останкинского телевизионного счастья.
А вот с уже избалованной известностью уроженкой столицы приглашение посетить сеновал (или амбар, или овин) не проканало.
Пусть даже амбар этот был квартиркой в престижном районе столицы, нафаршированной всеми достижениями технологии уюта – Вика ни капли не впечатлилась.
Но Бальзамов особо не расстроился, находя утешение в трех своих основных принципах, которые, словно три кита, составляли опорную парадигму его мироздания.
Во-первых, настоящий ловелас должен спокойно относиться к отказу девушки. Ведь его жизнь – это постоянные предложения красивым женщинам, по десять раз на дню, и если хотя бы две из десяти соглашаются, то с сексуальной жизнью бабника все в порядке – секс ночью обеспечен. А отказы – это обычный нормативно допускаемый процент брака…
Во-вторых, секс сексом, а работа тоже должна делаться. Поэтому на шоу надо брать не только своих и чухих любовниц, но и любимчиков публики, которые будут делать рейтинг программе. Поэтому отказ актрисы – не основание, чтобы вычеркнуть ее из списка участников шоу.
И в-третьих, наконец, в шоу будет много девушек. И много времени. Так что либо эта еще передумает, либо с другими сладится.
На том душа и успокоилась.
Глава 5
Тесен мир.
Но счастью в нем тесно не бывает.
1.
Сделавшись на старости лет сентиментальным, Баринов, перед тем как окончательно решить вопрос с участием Ланы в реалити-шоу Бальзамова, решил встретиться с продюсером лично.
Сговорились пересечься в "Двух Соколах" на Ленинградке. Потому как Бальзамову из Останкино это было удобнее, чем тащиться в центр к Баринову на его Чистые пруды или тем более – в модную Барвиху.
"Два Сокола" – стильный снэк-бар с пивным меню и комнатой для игры в американский пул – хоть и расположился между Соколом и Октябрьским Полем, но своим названием был обязан вовсе не станции метро Сокол, а старо-советским ностальгическим амбициям владельцев бара – узбеков братьев Фаризовых, которые в оформлении заведения использовали образ из старого школьного букваря для первоклашек образца пятидесятых годов. На последней страничке учебника были стихи их соотечественника – народного акына и певца советских степей Абая, в которых мудрец узбекского народа воспел могучий зеленый дуб как символ Советского Союза, и на ветвях того дуба сидели два Сокола – Ленин и Сталин…
Посреди бара прямо возле барной стойки, за которой с бесконечным упорством протирал свои образцово-чистые стаканы русский бармен в узбекской тюбетейке, высился под самый потолок искусственный дуб с двумя чучелами крупных соколов…
– Вот и мы с тобой, как два этих сокола, – сказал Баринов, пожимая слегка влажную и всегда холодную ладонь Бальзамова. – Поклекочем, поклюём чью-то печёнку и разлетимся в разные стороны…
– Печенку Прометею вроде как не сокол, а орел клевал, – усаживаясь в кресло, хмыкнул Бальзамов.
– Молодец, хорошо у вас на питерском журфаке с историей античной литературы дело обстояло, – одобрительно улыбнулся Баринов.
– У нас знаменитая Шарова-Ампеткова античку читала, – с явным удовольствием вспомнил студенческие годы Бальзамов, – она на лекции и на экзамены со своей собачкой приходила, ей ректорат за ее гениальность все ее чудачества прощал…
– Помню я эту профессоршу, хорошо помню, – кивнул Баринов, – она на мою работу по Платону рецензию написала.
– А что ты про протежейку твою? – делая официантке знак, спросил Бальзамов.
Баринов сделал паузу, дожидаясь, покуда официантка – тоже, кстати, русская, но, как и бармен, в узбекской тюбетейке, – примет заказ. Перехватив взгляд своего визави, которым тот ощупал стройную фигурку псевдо-узбечки, известный критик крякнул, откашлялся и начал как проповедь с амвона:
– Знаешь, Бальзамов, в Писании сказано: "Всякий, кто в мыслях своих пожелал женщину, тот уже совершил прелюбодеяние с ней".
– Ты что, друг мой, решил податься в кино и теперь роль попа репетируешь? – изумился Бальзамов.
– Не ёрничай, – неодобрительно покачав головой, строго сказал Баринов. – Я очень беспокоюсь за свою девочку, которую к тебе на шоу отдаю. Я ж знаю твою похотливую натуру.
– Кто бы говорил! – всплеснул руками Бальзамов. – Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, Баринов… Невинный ты наш! Или ты сам на эту малолетку запал и переживаешь, чтобы я твой пирожок не тронул?
Баринов начал злиться.
– Ни на кого я не запал. Но хочу тебя предупредить, чтобы ты держался подальше от Ланы. Даже и подумать не смей о том, чтобы к ней подкатить.
– Что, даже подумать нельзя? – заржал продюсер.
– Мысли материальны.
– В смысле, если я думаю о груди этой официантки в тюбетейке, то вскоре эта грудь материализуется в моих лапах? Так, что ли?
– Дурак ты, Бальзамов, сальный дурак, – покачав головою, вздохнул Баринов и в упор посмотрел на продюсера, – тебя только могила исправит. Самые страшные преступления начинаются с невинных мыслей и взглядов вроде твоих.
– Я не понимаю, о чем ты? – скривился Бальзамов.
Ему этот разговор уже начал надоедать. И если бы Баринов не был такой важной персоной в московской тусовке, продюсер давно послал бы его к черту!
– В общем, если трахнешь мою протеже, я тебя убью, – резко выдохнул Баринов. – Считай, что это мой тебе меморандум латентного киллера.
– Ну, тогда ладно. А кто она тебе?
– Девочка она хорошая.
2.
Подействовало ли на Бальзамова последнее китайское предупреждение критика и моралиста Баринова?
Скорее наоборот… Оно только распалило его воображение.
Хотя… Кроме Вали Макрушиной и Вики Малаевой на Кубу с Бальзамовым собрались еще ехать фигуристка Маша Чернышева – чемпионка мира в одиночном катании и диск-жокейка модного радио Ксана Соловей.
Конечно, если бы не последняя травма колена, которая поставила крест на всех надеждах принять участие в грядущих Олимпийских играх, Маша ни в жизнь не согласилась бы ехать и сниматься в сомнительном для ее честной биографии телешоу.
Но даже золотые во всех отношениях немецкие ортопеды, глядя на ее рентгеновские снимки, сочувственно качали головами и разводили руками.
– Спортсмен всегда должен быть готов к тому, что рано или поздно со спортом придется расстаться и начинать новую жизнь, – говорил тренер Маше и ее маме.
– Пока тебя не забыли, пока для миллионов любителей фигурного катания ты еще звезда, надо ловить момент и использовать свою популярность на других поприщах, – развивал тему менеджер и директор спортивных коммерческих программ Эдуард Борисович Пастерный, с которым у тренера Маши всегда были очень и очень хорошие отношения.
– Соглашайся, Машка, это твой шанс, – уговаривал Машу тренер. – Пастерный тебя на телевидение к Бальзамову в телешоу устроит, у него там все схвачено. Ты ведь знаешь, сколько бывших чемпионок пропали из виду, никто их и не вспомнит теперь.
Через год пройдут Олимпийские игры, появятся новые чемпионы и тебя забудут. Так что даже не сомневайся, иди на телевидение.
***
– Ой, а я тебя знаю, ты ди-джейка с радио Вега FM, – сказала Маша своей соседке, присев на предложенный ей Бальзамовым стул.
– И я тебя знаю, ты фигуристка Чернышева, – улыбнулась Ксана.
Бальзамов хлопнул в ладоши, прося внимания и тишины.
– Дамы и господа! Здесь собрались утвержденные участники нашего шоу. Все совершеннолетние сдают менеджеру Славе Зайцеву свои общегражданские и заграничные паспорта, понятно? У всех есть загранпаспорта? Вот у тебя нет? И у тебя? Ну, это мы быстро сделаем, Слава Зайцев этим будет заниматься, все вопросы к нему. Так, еще! Есть у нас несовершеннолетние? Есть? Ты и ты? Да? Надо взять разрешение обоих живых родителей на загранпоедку. Это тоже Слава Зайцев объяснит, как сделать. Предварительная дата вылета – третье октября.
– Разрешение от родителей? – переспросила Лана. – Значит, мне надо домой во Всеволожск ехать?
– Да.
– Понятно…
– А куда и откуда полетим?
– Билетами Слава занимается. Слава, как с билетами?
– У нас на выбор две даты вылета. Если полетим третьего числа, то Люфтганзой через Франкфурт и далее до Варадеро Гавана Интернэшнл. А если пятого, то Аэрофлотом до Варадеро Интернэшнл. Вылет в обоих случаях из Шереметьево-Два.
– Какие деньги брать? Доллары или евро? А рубли можно?
– Отвечаю, – тут Слава достал из кармана бумажку и уткнулся в нее. – Денежная единица на Кубе – кубинский песо. Можно расплачиваться долларами США, поэтому берите с собой мелкие купюры. На Кубе принимаются основные кредитки, кроме карт, выданных банками США.
– Поня-я-я-ятно!
– Кстати, внимание, через неделю после нашего прилета на Кубе будут праздновать свой самый большой праздник, 10 октября – начало борьбы за независимость Кубы от Испании.
– Надо водки с собой прихватить.
– И огурчиков.
– И селедочки.
– А на Кубе есть селедочка?
– Куба, господа и дамы, – это остров, там есть селедка.
– Про это еще Хемингуэй писал, как старик селедку ловил.
– Ага, старик такой старый был, что его селедка едва в море не утащила.
– И старый и пьяный, это Хемингуэй про себя написал…
– Ладно, будет вам глумиться. Мы, кстати, будем там снимать в доме-музее Хемингуэя.
– Офигеть!
– А кто такой Хемингуэй?
– Это ихний президент, который с бородой и в берете. Фидель Кастро Хемингуэй, он старика и море написал.
– Да ну вас, дураки вы все.
– А негры там есть?
– А на фига тебе негры?
– Нужны.
Весело было на первом собрании.
А уж как весело будет там…
На Кубе!
Глава 6
Куба – си, янки – но!
ДНЕВНИК ЛАНЫ
1.
Летим…
В спинки сидений вмонтированы телевизоры. Полноценно работают не у всех… У Вали Чернышевой и у Вики Малаевой цветные, а у остальных или черно-белые, или вообще не работают. Со звуком беда даже у тех, которые показывают цвет, Но девчонки все-таки ухитрились посмотреть и "Дом у озера", и "Трассу Е60". Народ впереди упился и скандалил на пол-самолета. А нам лететь еще часов шесть… не спится… Наблюдаем движение нашего самолета по карте и gps… У Бальзамова свой gps… летим над океаном, внизу все в облаках… Не страшно, только скорее хочется на землю. 03.10.06. Прилетели в 5.30 утра (по Москве). Здесь еще 4 октября, 21.30. Кое-как проходим таможенный контроль… У Бальзамова проверяют ручную кладь, находят gps и… понеслось! Почти три часа мы пытались убедить десять таможенников, практически не говорящих по-английски, в том, что эта вещь абсолютно не имеет никакого отношения к интернету… Тщетно… Понимают только то, что им нужно. В результате лишились не только gрs, но и наладонника Вики Малаевой. Но их обещали вернуть по вылету назад за определенную плату. Маразм. Утешает только то, что мы за этот день десятые, кто подарил свой gps на благо Кубинской армии. Но делать нечего – вышли из аэропорта. Влажно и очень тепло.
У выхода из аэропорта нас встречают.
– Знакомьтесь, это товарищ Санчес, он говорит по-русски, он будет нашим гидом.
Нас сажают в автобус.
Кажется, на таком автобусе возили еще Форрест Гампа в детстве. Автобус американский фирмы МАК… Ему сто лет в обед. И главное, в нем нет кондиционера.
Но зато и стекол по бокам тоже нет.
– Белорусский кондиционер, – шутит Слава Зайцев.
Едем по дороге вдоль океана.
– А когда будем купаться, товарищ Санчес?
– Купаться будете, когда сделаете всю работу.
– Какую работу?
– Вы сюда приехали не отдыхать! Товарищ Бальзамов будет снимать большое кино.
– Ха-ха-ха!
Смотрим в окна.
По дороге едут в основном либо старые американские машины, как из старых американских кино про бандитов, либо наши старенькие "Жигули" и "Москвичи", которых на Москве уже и не увидишь.
Сперва в отель…
Ха, разве это отель?
– Так, нам здесь сняты только два номера, чтобы занести вещи, ночевать здесь не будем, – объявляет Слава Зайцев, – через четыре часа мы выезжаем на машинах к месту съемки.
– А где наше место съемки?
– В горах Сьерра Маэстро.
– Хм!
В два тесных номера-двойки побросали наши чемоданы и рюкзаки, а также оставили на кроватях совсем обессилевших от перелета и смены часовых поясов Валю и Вику…
Остальные рванули к океану.
Как же не воспользоваться такой радостью!
– Бойтесь португальского кораблика, – говорит товарищ Санчес.
– А что это такое?
– Видишь, вот голубая гадина на песке с длинной щупальцей.
– Фу, гадость какая!
– А вот и не лезь в воду без спроса! Коснешься такой гадины – и в Москву в цинковом гробу в грузовом отделении полетишь.
– Прям как в фильме ужасов.
– А ты думала! Про то мы и снимать будем.
– Да ну тебя!
Сперва из всей команды, прибывшей в Варадеро, Лане больше нравился художник Гена Байдуков. Но так часто бывает, что парень, который тебе нравится, обращает внимание на другую девушку. Специально, что ли, в мире так устроено?
Вот есть Женя Красновский. В свои неполные тридцать лет – уже писатель, книга которого продается во всех московских книжных магазинах. Он и на шоу пошел, чтобы написать книгу о том, как десять молодых людей из разных слоев общества – и спортсмены, и диск-жокеи, и простые девчонки, как Лана, – собрались в одну команду и что из этого получится.
– А ты детектив напиши, – посоветовал Жене, с утра мучившему свой контрабандой пронесенный через таможню ноутбук, сосед по комнате художник Гена. – В стиле Агаты Кристи. Пусть в каждой главе у тебя будет происходить убийство, и с каждой главой количество людей в отеле будет уменьшаться на одну новую жертву, как в книжке "Десять негритят".
– Тогда я напишу, что художника убили первым, – отозвался Женя из своего шезлонга.
– Хи-хи, – прыснула Ланочка, ей нравилось, когда пикировались умные мужчины.
Только дурак и жлоб Ваня Степанов тут же все испортил.
Подал голос из своей тени:
– Художник, художник, художник молодой! Нарисуй мне девушку с разорванной п…дой!
Умный Женя потом объяснил Лане, что таким образом Ваня Степанов ревниво столбил свое пространство самца на интеллектуальном поле соперничества за самочек.
– Понимаешь, Ваня с его умственным развитием не может на равных пикироваться с Геной или с тем же Бальзамовым, так он показушной грубостью берет.
Ланочка все это отлично понимала, поскольку была отнюдь не дура, но тем не менее, ей бы больше понравилось, если бы Женя не умничал с ней, а подошел бы да врезал Ване по моське, чтобы тот больше не матерился при девушках.
Но Женя предпочитал умничать и не связываться со жлобом Ваней.
Лане, кстати, иногда казалось, что Женя везде таскает с собой этот ноутбук не для того, чтобы писать роман, а для того, чтобы все видели, что он писатель.
Сядет утром в гостиничном баре, закажет пина коладу, закурит сигару и давай на компьютере наяривать… Этакий новый Хемингуэй.
– А Грушницкий, тот для романтики образа носил солдатскую шинель и прихрамывал, – кивнув на Женю, шепнул в ухо Ланочке Игорек Марголин, пролетая мимо нее утренним стрижем.
Ланочка во второй раз за утро непринужденно хихикнула.
Игорек, хоть и спортсмен, а не глупый.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Милая Мила Самарина Баринов любил Питер такой любовью, какой американские интеллигенты любят старую добрую Англию.
Не без доли высокомерия, какое испытывают богатые дядюшки к своим бедным племянникам, но с безусловным признанием той высокой культуры, коей эти племянники по какому-то историческому недоразумению обладают.
