Роман: Проза
      Аннотация: модный роман
      Andrew ЛЕБЕДЕВЪ
 

 
      (РОМАН в стиле лайв-риэлити)
      If I stick a knife in my heart Suicide right on the stage – would it satisfy You?
      Ore will You say the boy is insane?
      Mick Jagger "Its only Rock-n-Roll" (Если я всажу себе нож в сердце прямо на сцене – ты будешь удовлетворен? или ты скажешь, что парень просто спятил?
      Мик Джаггер "Это только Рок-н-ролл")
 

 
      Пусть говорят, а нам какое дело?
      Под маской все чины равны,
      У маски нет души, ни званья нет, – есть тело, И если маскою черты утаены, То маску с чувств снимают смело…
      М.Ю.Лермонтов "Маскарад"
 

 
      – Слыхала? Слыхала, сейчас по Эху Москвы передавали, что эта, что ведущая этого нового шоу в машине разбилась? Ну, как ее? Ну, слыхала?
      – Ой, все они наркоманки, спаси, Господи!
      – Да не наркоманка она, да ты ее тысячу раз видела в рекламе дезодоранта, ну, вспомнила?
      – Джанифер Лопез что ли?
      – Сама ты Джанифер Лопез, ну эта, которая шоу про дуриков всяких вела с пяти до шести по будням, про свадьбы, да про разводы, вспомнила?
      – Эта, красивая такая, понтовая что ли?
      – Ну да! Вспомнила-таки!
      – И что? Разбилась?
      – Да, Доренко по Эху Москвы вот только что говорил…
      – Ну и ну, дела!
      – Вот так то вот, не все коту масленица…
      – Точно, деньги шальные зарабатывают, ночи напролет гуляют, наркотиков этих там нанюхаются, и гонят, и гонят потом по городу под сто километров…
      – Хорошо сама, а то еще невинных людей зашибут, так потом и ответственности никакой – всяко откупятся. Вон этот, артист, что в сериале то играл, ну ты его помнишь, так на остановку с людьми пьяный наехал, шесть человек в больнице, а этому и ничего, дело уголовное прикрыли, все шито-крыто.
      – Точно! Творят, что хотят…
      – Так как все же эту то звали? Не вспомнила?
      – Не, не вспомнила…
 

 
      Агаша… Надо же так по-скотски над своим собственным чадом издеваться, чтобы маленькое безответное бессловесное и беззащитное существо Агашей назвать! Надо же так самозабвенно любить себя самого и лелеять собственные sweet foolish little things – эти знаковые реперы своего частного мироощущения, чтобы дочку свою на всю жизнь обозвать именем – связанным с какой-то своей собственной дурацкой привязанностью, которую ребенок, помеченный потом этой маркой, всю жизнь будет заведомо не любить и даже проклинать!
      Каким надо быть эгоистом, чтобы свою дочь назвать в честь любимого автора детективных романчиков?
      Не спросили папаша и мамаша пятидесяти двух сантиметровую девочку, а взяли и записали ее в ЗАГСе как Агашу.
      И была бы хоть Агаша Кристи.
      А то ведь – Агаша Фролова.
      Поп, когда бабушка Вера в тайне от родителей принесла уже годовалую Агашку в церковь, тот таким именем крестить ребеночка отказался. Окрестил Аграфеной.
      Еще лучше стало…
      Это точно. Как корабль назовут, так он и поплывет.
      Назови шхуну – "Беда", она и задаст радости капитану с командой – так что мама не горюй!
      Вот и Агашка.
      До пятого класса ее как только не дразнили… И какашкой, и мордашкой…
      Потом кулаками и когтями она заставила-таки одноклассников уважать себя и добилась, чтобы кликали по фамилии. Фроловой.
      А в восьмом и девятом, когда расцвела вдруг ранней спелостью первой июньской черешни, стала откликаться на мягкое и даже нежное – слово "агат".
      Первый парень на их деревне – Витя Тимофеев даже в Москву ради нее съездил на выставку полу-драгоценных камней и привез ей оттуда на день варенья бусы из этих камешков – из агатов.
      Агаша на выпускном эти бусы надела и всю ночь в городском парке Витю потом целовала.
      – Агашка, ты паспорт не забудь, возьми!
      – Не забуду, я его всегда с собой таскаю.
      – Вот, блин, у тебя же регистрации московской нет, а без нее на телевидение пропуска не выпишут.
      – А че ты раньше мне сказать не могла? Вот рохля!
      Натаха Кораблёва – подруга закадычная – она иногда простотой своею просто до белого каления, до неистовства могла довести. Так бы и врезала ей.
      – Что теперь делать то? Мы же уже с режиссером договорились…
      – Ну, во-первых, не с режиссером, а с ассистентом или с администратором, но это неважно, – Натаха делает умное, где-то и кого-то подсмотренное ею выражение морды-лица, – а во-вторых, можно такой хитрый финт ушами сделать, поехать на вокзал и взять на завтра билет до Твери, билет именной.
      – И что?
      – А то, что с билетом и без регистрации пропуск выпишут.
      – А билет потом сдать? – догадывается догадливая Агаша.
      – Умная, – кивает Натаха, – дуй теперь на вокзал, до съемки три часа осталось.
 

***

 
      Вообще, от метро Алексеевская до телецентра ходит маршрутка. Прямо до АСБ-1.
      А можно еще проще, можно от Ленинградского вокзала на электричке до платформы Останкино доехать. Тем более, что Агаша за билетом на родную свою Тверь туда на вокзал теперь поехала.
      Но с этой задрыгой с Натахой разве по-человечески можно договориться?
      Давай в пол-пятого у выхода на ВДНХ
      Давай.
      А потом вспомнили обе, что там два выхода.
      Так на каком?
      Принялась звонить по мобильному – номер абонента выключен или находится вне зоны…
      Подождала минут пять, позвонила еще – тот же результат.
      Еще не хватало теперь опоздать!
      Подошла к группке нагло и выпендрёжно тусующихся частников.
      – Сколько до телецентра?
      – Шестьсот, – ответил самый наглый, и морду свою бесстыжую осклабил-вылупил. Так бы и врезала ему!
      – Да пошел ты, я тебе что? Приезжая, что ты меня заряжаешь?
      Сказала и сама себя поймала на том, что а ведь и приезжая… Правильно наглый частник ее раскусил.
      Выскочила на дорогу, замахала рукой, как машут стартеры из палубной команды авианосцев. Остановившемуся на старых "жигулях" пенсионеру скороговоркой в раскрытое окошко выпалила – до телецентра на Королева пятьдесят рублей.
      Садясь, поймала на себе презрительно-ненавидящий взгляд того наглого частника, что заряжал ее на шестьсот.
      А Агаша только фыркнула, и палец средний ему в форточку оттопыренный показала.
      Ехали молча.
      Агаша сразу на себя напустила.
      Пусть этот пенсионер подумает про нее, что она крутая модная штучка, что едет теперь на телевидение не в массовку на телешоу, а к себе на работу. Ведущей или помощницей режиссера.
      Даже размечталась по недолгой короткой дороге.
      Размечталась, что будет вот когда-нибудь каждый день ездить сюда по этой вот улице на своей машинке. На своей собственной модной машинке вроде вон той – Пежо, в которой та фифа сидит. Будет ездить в Останкино в телецентр, где у нее будет свой кабинет, свой столик в кафе на первом этаже, свое парковочное место на стоянке перед семнадцатым подъездом…
 

***

 
      А Натаха естественно уже в стеклянном предбаннике перед бюро пропусков стоит.
      Стоит – ни стыда – ни совести.
      – Ты что? Ты без меня хотела пойти?
      – У меня батарейка в мобильнике подсела, а мы с тобой про выход то не договорились, я на маршрутку и сюда, – оправдывалась Натаха, – иди скорее пропуск выписывай, вон к той вон девушке сперва, к ассистентше…
      Агаша на Натаху обиделась.
      Точно, она одна без нее хотела на съемки попасть.
      – Паспорт в Москве зарегистрирован? – не очень то приветливо спросила ассистентша.
      – У меня билет обратный на завтра есть, – ответила Агаша – А надо и чтобы сюда, – бросив на Агашу короткий безучастно-дежурный взгляд, с усталым укором сказала ассистентша.
      Сердечко в груди у Агаши замерло.
      Вот блин зараза!
      Со всех сторон обложили этими регистрациями, этими условностями, что она – террористка что ли?
      – Ну ладно, – сжалилась вдруг ассистентша, – пойду попрошу, может и по обратному билету пропуск выпишут…
      Пошла.
      Пошкандыбала родимая.
      Агаша ее даже в спину перекрестила, как это бабушка Вера часто делала, когда Агашка на экзамен или в поликлинику уходила.
 

***

 
      Всю группу массовки, сколько их тут набралось – десятка два таких же как они с Натахой энтузиасток и энтузиастов – повели через рамку и турникет – мимо двух дядек в бронежилетах с автоматами. У автоматов такие смешные конические раструбы на стволах, как у старинных пиратских пистолетов с картинок про Бармалея.
      Гурьбой до лифта.
      Гурьбой по коридорам до студии.
      Как барашков пастухи водят.
      Только посоха и овчарки этой ассистентше еще не хватает.
      В лифте Агаша перехватила несколько, как ей показалось презрительно-насмешливых взглядов.
      Какие-то штучки – секретутки режиссерские с папочками в которых, небось, либо сценарии, либо договоры с актерами или сценаристами…
      Уж у этих то всё в порядке – у секретуток.
      И с московской регистрацией и с хаткой-норкой-квартиркой.
      Папочка в министерстве, дочку в МГУ на филфак или на журфак после школы определил, а после журфака сюда по звонку по знакомству. И уж точно – папочка Агашей в честь писательницы или еще того лучше Алабамой какой-нибудь в честь Америки дочку не называл… А оттого что имя правильное, у них и жизнь правильная. Приезжает в Останкино к одиннадцати, да еще оправдываясь дорожными пробками на пол-часа опаздывает. Потом пол-часа макияж, да с подружками бавардаж* . Кофе, сигаретки… Работа тоже мне! Отнести ксерокопию договора из кабинета в кабинет. А попробовала бы она три тонны грязной посуды со столов в мойку перетаскать, да три тонны заказов с кухни и из бара клиентам на столы…
      Эта сразу в первый же день с такой работы убежит!
      А еще глядит с презрением – де ты мне не ровня, ты приезжая без регистрации – в массовку пришла, а я штучка-дрючка московская. Меня сам Костя Эрнст дрючит иногда…
      Агаша грустно хмыкает своим мыслишкам.
      Вот такая вот тут жизнь.
      А что?
      Сама бы такой жизнью пожила.
      Променяла бы свой официантский поднос и передничек на папку с документиками.
      Запросто!
      Куда сегодня эта фифа вечером потащится?
      Небось за ней бойфрэнд на "тойоте" к восьми вечера подкатит?
      Повезет ее в Сад-Эрмитаж или на Новый Арбат в Ангару?
 

 
      Джон подошел к Агаше во время всеобщего перекура.
      Администраторша сжалилась, отпустила массовку организованно покурить.
      Этот Саламахин – этот звезда-ведущий целый час жарил-парил всех под ослепительными и невыносимо жаркими софитами и сам -то слинял к себе в кабинет, где наверняка кондиционер и водя "пернье" со льдом. Слинял, а ассистентше не велел их распускать, де "ща вернусь и продолжим". Но он пол-часа не возвращался и ассистентша разрешила далеко не расходясь – сходить пописать, или пойти покурить по одной.
      Сноска -*бавардаж – от фр. Bavardage – болтать, болтавня Джон к ним с Натахой тут и выкатился.
      Не как чёрт из коробочки, а как артист Бочкин из соседнего ателье.
      – Что, девушки, на массовку в шоу к Саламахину пришли? – дежурно, но уверенно по-хозяйски спросил Джон, всем своим видом показывая, что уж он – то ни на какое чужие шоу ни на какую массовку не подписывается потому как сам себе шоумэн.
      – А что? – выпуская ноздрями дым, переспросила Натаха – Наверное, хотели бы сниматься на постоянном контракте, – уверенно предположил Джон из коробочки – Ну, – стряхивая пепел прямо на пол, гмыкнула Натаха Она как бы была вся такая из себя усталая от постоянных предложений сниматься.
      Ее прям-таки, как бы уже все утомили этими постоянными домоганиями подписать контракт.
      – Есть конкретное предложение, девчонки, типа у вас фактураки подходящие, имидж, манеры и все такое…
      – Топлесс не снимаемся, – пуская дым ноздрями и опустив длинные накладные ресницы, сказала Натаха.
      Вообще Джон все время не на Натаху, а на Агашу во все глаза глядел.
      Агаша внутренним нервом всегда чувствовала, когда ей на грудь со значением глядели.
      И Джон тоже со значением глядел.
      С большим таким значением.
      – Вот моя визитка, если что, – сказал Джон протягивая Агаше ярко-красный картонный прямоугольник.
      Джон ПетровЪ
      Режиссер риэлити-лайв шоу.
      Ниже – телефоны, телефоны, факсы, адреса электронной почты…
      – Я на обороте вам номер моего мобильного напишу, – спохватился Джон, вынимая авторучку и забирая у Агаши свою визитную карточку.
      Он подарил девушкам ослепительную улыбку образцовой рекламной дентальности и со словами, – звоните, если надумаете сниматься, – убрался восвояси.
      Убрался, оставив обеих подружек в состоянии мечтательной прострации.
 

***

 
      Поздно вечером, уже засыпая, в последнем усилии ослабленной воли нажимая красную кнопку "лентяйки" вечно мерцающего в углу телевизора в котором счастливчики и счастливцы выпендривались на своем риэлити шоу, Агаша лепетала Натахе, – спишь?
      Звонить Джону завтра будем?
      И ночью уже снилась обеим девушкам их телевизионная слава.
      Слава, пришедшая к ним вместе с Джоном Петровым и принесшая им много денег, новую не съемную, а свою квартиру, машинку цвета Маренго и целый выводок франкоговорящих поклонников, которые до самого утра ласкали девушек своими щекотными французскими усиками.
      Жаль, жаль что сны не держатся в памяти дольше двух секунд!
 

 
      Ты! Бесхарактерный, безнравственный, безбожный, Самолюбивый, злой, но слабый человек:
      В тебе одном весь отразился век,
      Век нынешний, блестящий, но ничтожный.
      Наполнить хочешь жизнь, а бегаешь страстей.
      Все хочешь ты иметь, а жертвовать не знаешь, Людей без гордости и сердца презираешь А сам – игрушка тех людей М.Ю.Лермонтов "Маскарад"
 

 
      Дюрыгин знал, что нужно постоянно себя доказывать.
      Если хочешь быть чемпионом – нужно не реже раза в год свое чемпионство подтверждать.
      Показательно набив кому-нибудь морду.
      Естественно, битие морд имелось в виде этакой фигуры речи, потому как здесь в этом телевизионном креативном мире морды если люди и бились, то не в прямом, а в переносном значении, в столкновении идей и характеров, где полем битв были кабинеты главных продюсеров, а главной добычей – большие суммы гонораров.
      Дюрыгину нравилась эта американская форма оценки качеств, выражавшаяся в словосочетании – сколько стоит этот человек?
      – Сколько я стою?
      Он любил повторять своей любовнице, – я стою десять миллионов. Моя голова стоит ста их голов. Мои идеи на вес золота.
      Теперь вот Дюрыгину перебежал дорогу Зарайский.
      А сетка вещания ведь не резиновая.
      Два одинаковых по формату лайв-шоу на одном канале поместиться никак не могут.
      Что у Зарайского есть?
      Идея его шоу гораздо слабее, но у него есть Ирма Вальберс – незаходящая рейтинговая звезда.
      А у Дюрыгина такой даже и в половину по классу ведущей нет.
      А есть только идея супер-шоу.
 

***

 
      День начинался по давно заведенной Дюрыгиным канве, что в его понятии соответствовала красивой европейской жизни. Дюрыгину вообще нравилось ощущать себя не каким-нибудь там рязанским азиатом, а самым что ни на есть заправским европеянином, который и зарплату в евро получает, и в отпуск на Мальдивы летает, чтобы там под парусом походить, да винд-серфер с волны на волну покидать…
      Дюрыгин встал, сходил в свой любимый сверкавший германецкой белизною и взлелеянный молдавскими рабочими санузел, включил радио Эхо Москвы, не без самолюбивого удовольствия надел обтягивающие полу-лосины, туклипсные тапки на шнуровке, наколенники с налокотниками, обтекаемый каплевидный шлем. Погляделся в зеркало – хорош ли собой?
      Хорош!
      На все сто процентов – хорош!
      Сволок вниз по лестнице свой американский алюминиево-титановый лисапет, что за три тысячи евро купил себе на прошлый День варенья, оседлал его во дворе и сделал сперва круг по их дворовой охраняемой консьержем парковке, дабы убедиться, что его Дюрыгина "маздочка" стоит себе в полном порядочке и ждет – не дождется своего хозяина.
      Приветливо поздоровался с парой соседей – чьих имен не знал, но чьи машины уважал за их юный возраст, престижную дороговизну и ухоженность.
      На втором круге нажал кнопку привешенной на шее инфракрасной "лентяйки" и выехал за открывшиеся ему ворота.
      Въехал в дорожный карман, дал по нему резкий спурш до самого парка, где по тенистым аллейкам бегали – трясли грудками стройные студентки, и куда стайками выводили погулять хозяйских пуделей и лабрадоров наёмные выгульщики собак.
      Собак то как раз Дюрыгин и не любил.
      Привяжется какая-нибудь дура, бежит, лает, да все пытается зубами за шину или за педаль ухватить.
      У Дюрыгина на раме для таких дур специально баллончик с перцовым газом был прицеплен.
      Пару раз он его даже в ход пускал.
      Но, вроде кажется только себе навредил, потому как хозяин ротвейлера – по роже явный мент, вдруг наорал на Дюрыгина и пообещал на следующем кругу его догнать и морду ему набить.
      Теперь Дюрыгин всегда сворачивал в соседнюю аллею, когда ротвейлера с толстомордым хозяином замечал.
      Проезжая мимо трусящих по периметру парка длинноногих бегуниц, Дюрвыгин приветливо приподнимал руку и протяжно, на американский манер выкрикивал "ха-а-ай".
      И девочки тоже, улыбались и радостно повизгивали, – "хай-хай".
      Приехал до дому.
      Втащил велик на второй этаж.
      Стянул с себя едва увлажнившуюся потом футболку.
      Принял душ, побрился, надел свежую, приготовленную Людой сорочку.
      В холодильнике йогурт и апельсиновый сок.
      В шкафу быстрая овсяная каша, которую только надо лишь залить кипятком.
      Поглядел машинально – что там показывают по телевизору?
      Пощелкал туда-сюда.
      Новости "евроньюс", индекс доу-джонса, курс доллара, цена барреля нефти марки "брент"…
      Неинтересно, но нужно.
      Щелкнул на спутниковый канал – "дива футюра", там девушка с бюстом снимала с себя трусики – интересно, но не нужно!
      На обоих мобильных уже было по два безответных вызова.
      Поглядел.
      На одном Людмила – звонит спозаранку, на другом – Витя Бакланов и какой-то неопознанный абонент.
      Ю-Эф-Оу…
      Аниндентивайд флаинг обжект.
      Людмиле он перезвонит потом из машины, когда встанет где-нибудь в пробке там на Профсоюзном проспекте, Вите Бакланову позвонит из офиса, а вот кто этот Ю-Эф-Оу ? Может это из канцелярии генерального?
      Впрочем, что гадать?
      Перезвонят, если надо.
 

***

 
      С Людмилой у Дюрыгина отношения были просто образцово-классные.
      Он целых полтора года выводил привередливую Людочку на такой канон отношений, чтобы ему – минимум ответственности и обязанностей, а от нее – максимум самоотдачи, верности и тепла.
      Приятели, наверняка завидовали ему.
      Особенно женатые.
      Людмила – бывшая чемпионка Федерации по прыжкам в воду, призерша Олимпийских игр…
      Фигура – умопомрачительная.
      И что ценно – сама приедет на уикенд, за ней и заезжать никогда не надо, своя машинка у нее, и приедет причем всегда со своей снедью, сготовит, в хате бардак приберет, вещи его после стиральной машины погладит…
      Сын Людмилы двенадцати лет на все выходные всегда к ее бывшему супругу отбывал – маме руки развязывал.
      Людка сама тренером работает – в модном шейпинг-фитнес-фигитнесс – клубе. Деньги неплохие зарабатывает. А дружбой с Дюрыгиным гордится.
      Пара они.
      Как же!
      Сам то Дюрыгин – известный продюсер и режиссер.
      И телеведущим успел достаточно побыть. Настолько достаточно, чтобы гаишная шобла придорожных милиционеров вежливо его узнавала и если что – отпускала по здорову и по добру от греха – а то ведь с этими журналистами можно и на гласность нарваться!
      Московское утро.
      "Мазда" весело катила по Профсоюзному.
      Удивительно!
      Пол-двенадцатого, а пробки нет.
      Что эти думские и из министерств? Уже все проехали? Или они все в Питер подались на юбилей реки Невы и Ладожского озера с Вороньим камнем? Вслед за главным питерским уроженцем?
      Они лет шесть тому назад с ребятами из Ар-Пи-Тэ-Вэ как-то специально ездили в Питер снимать родной двор державного начальника, где будущий порфироноситель прыгал с дровяных сараев и играя в войнушку, вместо "лимонок", бросал в неприятеля вывернутые в подъезде лампочки… Басков переулок… Номер дома Дюрыгин уже позабыл. Помнил только, что неподалеку от главных державных пенат, возвышалось какое-то строгое военное здание – не то штаб округа, не то еще какое-то строго-секретное системное "блэк-бокс-чемодан". Может оттуда, в далеком пятьдесят седьмом – наблюдая за невинными детскими забавами мальцов-огольцов с Баскова, какой-то прозорливый аналитик отдела кадров в погонах майора и вычислил и предугадал в пацане Вове будущего царя?
      Однако, зря надеялся и напрасно радовался Дюрыгин.
      На траверсе гостиницы ЦК Профсоюзов встал-таки в пробке.
      Сейчас что ли этого фокусника премьера в его Белый дом повезут?
      Дюрыгину нравился придуманный одним его приятелем образ фокусника, достающего шарики изо рта и зайцев из шляпы, образ так удачно и остроумно подходивший к их нынешнему главе правительства.
      Похож!
      Вот уж на все сто процентов похож!
      Тоненько и мелодично затенькал телефон и музыкальный центр, управляемый умным компьютером, автоматически убавил звук.
      – Але? Валерий Максимович? – Дюрыгин узнал в гарнитуре голосок секретарши самого главного, – с Михаилом Викторовичем можете разговаривать?
      С самым главным Дюрыгин не то что из машины мог разговаривать, да будь он теперь в постели с девушкой или разбираясь на обочине с прилепившимся дотошным гаишником – всегда и в любом виде стал бы он говорить с самим Михаилом Викторовичем…
      – Соединяю, – бодренько пискнула в трубку секретарша…
      Пискнула и не соединила…
      Обманула, или разъединилось?
      Дюрыгин, заходя в приемную самого главного, всегда пялился на ювелирно-аккуратные очертания Оленькиной фигурки и грешен – рисовал себе в своем испорченном детскими фантазиями воображении эротический картинки соития секретарши Оленьки с ее шефом.
      Может, она и теперь как раз занялась напряженными чреслами его высокопревосходительства?
      Но нет, вот тенькнуло и соединилось.
      – Валера? – Дюрыгин услыхал в правом ухе неповторимый тембр голоса шефа, – говорить можешь?
      – Могу, – ответил Дюрыгин, пропуская из правого ряда наглую девицу на красной "рено".
      – Я насчет твоей заявки. Там не все однозначно, мне твоя идея нравится, но ты сам знаешь твой главный минус.
      – Знаю, – буркнул в гарнитуру Дюрыгин.
      – Вобщем, старина, если надыбаешь классную ведущую, я твой союзник.
      – Сколько у меня еще времени? – спросил Дюрыгин – Если начинать шоу в сентябре, – задумчиво пробормотал главный, – если начинать шоу в сентябре, то у тебя еще шесть недель.
      Шесть недель…
      Велика Москва, как говорил комиссар Клочков, но в иной ситуации хорошую ведущую на этой самой Москве и в шесть месяцев не найдешь!
 

 
      Натаха предательница.
      Агаша сама давно смутно подозревала что эта подруга ее рано или поздно бросит где-нибудь раненую помирать – не вынесет с поля боя, не подаст руки, не протянет тонущей багор, не кинет круг, не войдет за ней в горящую избу…
      Агашка потащилась с утра в свое вонючее кафе на каторгу и визитки этого Джона в сумочке не обнаружила.
      Ах, какая она доверчивая дура!
      И ведь даже не догадалась списать телефон с визитки, сделать копию или вбить его в память телефона.
      Теперь на свиданку с продюсером с Джоном пойдет Натаха, а Агаша останется в пролете.
      И вот сейчас, пока Агаша на своей смене, Натаха наверняка, ну просто наверняка звонит Джону и договаривается с ним о пробах, о кастинге или о чем там еще?
      Дружба – дружбой, а телевизионная карьера врозь!
      Агашка вздохнула горестно.
      Вздохнула, вспомнив, как однажды отдувалась за Натаху…
      Они тогда первый год были на Москве – зелеными дурочками были совсем.
      Ничего не знали и не понимали правил никаких.
      Ну и зашли по несознанке в одно нерусское кафе.
      Не соображали еще по зелени своей, что в спальных районах вообще лучше ни в какие ресторации не ходить – там везде сплошь одни хачики да урюки с шашлычниками.
      Ну, и затащили их обеих в тесную гардеробную, де, давайте, девчонки, порадуйте братских представителей Кавказа оральным сексом!
      Хитрая Натаха тогда в тубзик попросилась – ее пустили, а один урюк на дверях встал… А она – ловкая такая, через окошко под потолком – сперва в мужской тубзик переползла, а оттуда через окно на улицу.
      И не вернулась.
      Ни хоть бы даже и с ментами – но не вернулась.
      Ох, отдувалась за нее Агашка, ох отдувалась…
      А потом Натаха сказала, де в ментовскую бесполезняк – голый номер обращаться, менты сами заставят всей их смене сосать. Так что надо просто забыть – и все…
      Агашка две недели злилась на Натаху, хотела даже с хаты от нее с другой компаньонкой отъезжать, но потом отошла.
      Помирились до поры.
      Год вместе прожили и вот увлеклись идеей на телевидение просочиться.
      Сперва в массовки, а оттуда – кто знает?
      Смену еле-еле доработала.
      И так устала что почти половину от своих чаевых – заработанных натруженными ножками – решила истратить на такси. Вернее на частника, потому как на такси из Текстильщиков до Новогиреева и всей суммы едва бы хватило.
      Приехала, ввалилась – сил не было уже даже душ принять, не то чтобы на чай да на разговоры.
      А Натаха та вся светилась прям-таки и судя по всему как раз нуждалась в слушателе.
      – Ну что? – спросила Агаша, валясь лицом на подушку, – изменила мне? С Джоном встречалась?
      – Ага, встречалась, – бесстыдно призналась подруга. И тут же поспешно принялась оправдываться, – ты понимаешь, я бы и тебя бы обязательно взяла бы с собой, и без тебя бы ни за что одна бы не поехала, но ты ведь в своем кафе сегодня весь день на смене была, а у меня выходной. Я позвонила, дай, думаю узнаю, есть ли он вообще этот Джон на белом свете, или все это вранье. А он возьми, да и предложи мне сразу на встречу к нему приехать. Я тебе уже хотела звонить…
      – Да не ври ты, – сквозь подступающий сон пробормотала Агаша, – ты же его визитку у меня из сумочки стырила, а говоришь, хотела потом позвонить.
      Обидно было Агаше.
      Обидно, что предала ее Натаха.
      Третий раз уже предала.
      Но спать хотелось ужасно.
      – Утром поговорим, – сказала Агашка засыпая.
 

***

 
      А утром Натаха собиралась на работу в свой магазин.
      Не магазин, а ларек на метро Войковская.
      Собиралась и как всегда опаздывала.
      – Ну, рассказывай, что там у вас вчера с этим Джоном то было? – спросила Агашка едва почистив зубы и поплескав на мордашку.
      Натаха в предстартовой суматохе металась по квартирке.
      Из ванной на кухню – из кухни в комнату.
      Смешная – заполошная в черном лифчике и белых кружевных стрингах.
      – Лак мой не брала?
      – Не брала я твой лак, ты про Джона то расскажи!
      – Слушай, некогда мне, Агаша, опять на работу опаздываю, Тофик мне морду набьет, ей-Богу!
      – Ну так отдай тогда мне визитку Джона, – ровным спокойным голосом попросила Агаша, – у меня сегодня выходной, и я ему позвоню.
      И тут Натаха раскололась.
      Она напряглась сразу, как кошки напрягаются при виде собаки.
      Даже перестала на работу торопиться, как напряглась.
      – Слушай, Агаша, а ведь Джон просил меня, чтоб больше никому его телефон не давать.
      Сказала сучка и глядит не мигая.
      Агашку даже оторопь взяла.
      А Натаха совсем стыд потеряла, перешагнула за внутреннюю пограничную черту дозволенного, и преодолев ее тоже вошла в раж игры в справедливость, сутью которой является полная подмена белого черным и черного белым.
      – Погоди, постой, но ведь он сам мне первой свой телефон дал и ты у меня его попросту вытащила, – беспомощная перед вопиющей ложью, обезоруженная жуткой несправедливостью подруги, лепетала Агаша.
      А Натаха вылупила на Агашу свои бельма, застыла с колготками в руках, будто уже и не торопится совсем на работу свою.
      – Ну и что, что тебе первой дал, надо было первой и звонить, тут, подруга, кто первый съел, тот и смел.
      – Ну уж, – Агаша даже поперхнулась от такого поворота в Натахиной логике, – значит не дашь телефон?
      – Значит не дам и не обижайся.
      Хлопнула за компаньонкой дверь.
      Агаша так и осталась сидеть на неубранной кровати.
      Опустошенная и брошенная.
      – Надо искать кого-то с кем другую квартиру снимать, – сказала она себе и вздохнув, повалилась спиною обратно в подушки.
 

 
      – У нас в прямом эфире Ирма Вальберс, здравствуй Ирма!
      – Здравствуй, Сережа.
      Джон стоял, прислонившись спиною к стене так называемой "большой" эфирной студии, откуда делались передачи с приглашенными гостями.
      На самом деле "большой" эта студия называлась с определенным уровнем условности, с большой натяжкой.. Как условно бывают в природе большими комары или муравьи.
      Комнатка "пять на четыре", где посредине стоит эфирный микшерский пульт "саундкрафт – штудер" с диск-жокеем, а напротив него, впритык к пульту придвинут стол на который можно поставить три микрофона и к которому можно подсадить максимум трех гостей.