И тут в горле у Сухинина вдруг образовался ком.
      Я хочу ей позвонить.
      Я хочу увидеть ее.
 

***

 
      Это было в Волгограде в одна тысяча девятьсот семьдесят четвертом году.
      Митрохин приехал туда на строительство газопровода Уренгой-Помары-Ужгород рядовым бойцом ССО. Только что еле-еле с тройки на четверку сдал весеннюю сессию за шестой семестр и без стипендии переполз на четвертый курс. А деньжата были нужны. Самое время расцвета любовных игр настало. А любовь всегда нуждалась в средствах. И самому хотелось выглядеть красивым, а это сверх мамашиных-папашиных вливаний требовало "экстра-мани", потому как если пальто и костюм по мнению родителей, были необходимы ребенку, учащемуся в ВУЗе, и родители покупали их юному Митрохину из своих, выполняя тем самым свой общественный долг, а вот американские джинсы по их мнению и кожаная лакированная курточка на молниях, это уже было пижонством и излишествами и на такую одежду родительский бюджет не раскошеливался. А кроме того Митрохину был необходим вертикально стоящий катушечный магнитофон "Юпитер-стерео" с колонками. И уж на это самое раскрутить родителей ну никак не представлялось возможным. Мама, та наивно полагала, что и старенький моно-магнитофон "Айдас" и без того слишком громко играет в Юркиной комнате – все эти Юрайя Хипп и Дип Парпл с Назаретом… Куда уж тут еще и стерео Юпитер с колонками – не нужен он мальчику и громкая музыка она только мешает занятиям.
      Деньги были нужны не только на джинсы "Рэнглер"… (причем на обязательно клёшеный "рэнглерочек")… денюжки были нужны и на Юпитер-стерео – это само-собой, но они были нужны и на развлечения. На бухло… на бухалово, причем на хорошее бухалово. Ведь пригласить однокурсницу домой (покуда родители на работе, а сами мы мотаем-прогуливаем две первые пары) – надо бы и приличного вина выставить…
      Токай – Фурминт например. Или уж на худой конец – Алазанскую долину. Вобщем, вписываясь бойцом стройотряда, юный Митрохин предполагал заработать. А – на джинсы, Б -на стерео-магнитофон, и В – на беспечную весёлость жизни на весь осенний семестр. Особенно мечталось Митрохину о сентябре… В сентябре так классно мотать лекции! До зачетов и до сдачи курсовых далеко, деканат еще не начал лютовать, так хватай подругу со второго курса из тех, что живут в общаге и потому не очень скованы предрассудками, и тащи ее на хату, покуда маман с паханом на работах гроши зарабатывают! Магнитофон-Юпитер на полную мощность, Юрайя Хипп, Дип-Папл, Назарет… Бутылочка Токая на столе, сигаретки "Мальборо" от спекулянта Эдика с четвертого курса… И вот уже у девочки глазки затуманились, вот уже и две верхних пуговки на кофточке расстегнуты, вот уже и рука проникла в чашечку бюстгальтера…
      Строить им следовало подъездные и станционные железнодорожные пути временной грузовой станции, на которую вскоре непрерывным потоком должны были начать прибывать составы с трубами большого диаметра – прямо из ФРГ, как шепотом говорил их бригадир Сева.
      Вообще, этот участок газопровода строили Чехи. Но пересечение нитки с рекой Волгой было слишком сложной и ответственной задачей и её выполнял наш советский Двадцатый трест Главного управления строительства Министерства нефтяной и газовой промышленности.
      Чехи, тем не менее, на стройке попадались. Все на зависть – патлатые, моднявые, все в американских джинсах, и если не по рабочему, а по выходному, то в шузах на платформе.
      – Поехали в выходные в город, – предложил тогда Пузачёв, – чехи в городе кафе открыли для своих, Острава называется, там и пиво чешское, и сливовица, и повар чех, кнедлики-хренедлики и всё такое…
      Главным тормозом было то обстоятельство, что при любых рамсах на вылазку в иностранное кафе денег у них не было.
      – А еще у чехов можно джинсы купить, – сказал Пузачёв, – чехи джинсиками приторговывают за милую душу.
      Вобщем…
      Колебались, но не долго.
      Решились-таки пойти, да украсть два рулона сетки "рабица"…
      Сетка эта у них на гидроизоляцию шла.
      Под станционными путями трестовские трубу коллектора прокладывали, и сверху по гидроизоляции сетку "рабица" клали, её потом под раствор и засыпали грунтом.
      Сетка должна была гидроизоляцию от разрывов предохранять.
      – Эх, и хорошая же с этой сетки загородка для кроликов! – вздыхал их бригадир Анатолий, назначенный в отряд из местных строителей, чтобы студенты браку в работе не понаделали.
      И без Анатолия было ясно, что сетка дело стоящее.
      Недаром сетку эту вместе с рубероидом прораб велел на ночь запирать в кладовой вместе с инструментом.
      – А не то покиздят всё, идти их мать, – плевал на землю прораб, растирая плевок кирзовым сапогом.
      Воровать пошли после ужина.
      У Митрохина был ключ от висячего замка. Взяли три рулона сетки и два рулона рубероида.
      – Эх, хорошо бы машину, – кряхтя и сгибаясь под тяжестью ноши, сказал Сухинин.
      – Тебе еще и бабу и отсосать, – передразнил его Пузачёв, – неси, давай, и помалкивай.
      С покупателями Пузачев договорился заранее.
      С двумя местными из тех рабочих, у кого свои дома и своё хозяйство с кролями, с поросёнками… Им эта сетка рабица на клетки для кур, да для кроликов, ох как нужна! А рубероид – тоже всегда в хозяйстве сгодится – крышу в сарае сделать, или если в доме протекла – то починить.
      За всё-про -всё эти двое местных обещали дать им сто пятьдесят рублей. Как раз на три пары джинсов – Пузачеву, Митрохину и Вовке Сухинину.
      Шли в полной темноте по узкой тропинке, да по косогору.
      Падали два или три раза, смеялись, шипели друг на друга, ругались…
      Наконец, пришли.
      Мужичонки эти стоят. Тачка у них с собой – запасливые.
      – Вот сто рублей, больше нету, – сказал тот мужичонка, который постарше.
      – Но мы же договаривались на сто пятьдесят, – возмутился Пузачёв.
      – Больше нету, хочешь, бери, не хочешь, не бери, – сказал тот, что помоложе.
      Ну и что с ними? Драться что ли!
      Взяли стольник, да назавтра махнули в город Волгоград.
      Кто не бывал в Волгограде, тот не знает… А так – город вытянулся повдоль реки Волги на манер страны Чили, что тоже вытянулась повдоль Тихого океана…
      Только страна Чили вытянулась на тысячу километров, а город Волгоград только на пятьдесят… Но все равно это очень и очень много.
      Кстати, Москва в диаметре в среднем пятьдесят километров. Но это в диаметре…
      А Волгоград – полосочка вдоль реки. Длинная и тонкая, как глиста.
      И по всей длине ходит скоростной трамвай.
      На нем и поехали.
      В Остраву выстроилась офигенная очередь желающих.
      – Ничего себе! – присвистнул Митрохин, – нам ни в жисть туда не попасть, если не повезет.
      Однако, повезло.
      Оказывается, бойцам стройотрядов в форменных зеленых курточках был приоритет. А тем более в таких красивых как у Пузачёва, Митрохина и Сухинина. У них на спинах контуры Петропавловской крепости и надписи полукругом: ЛЕНИНГРАД… ССО Горного института…
      – Это наши, – по русски сказал кто-то из чехов и приобняв ребят за плечи, протащил мимо грозного швейцара.
      Внутри пахло пивом и хорошими сигаретами.
      В углу наяривал самый настоящий джук-бокс, заправленный англо-американскими и чешскими пластинками. Из джук-бокса, что вместо крон приспособился глотать юбилейные ленинские рубли, неслись то златогласые песни Карела Гота, то забойные рифы модной группы Бахман Тёрнер Овердрайв…
      – Здорово тут у вас, – сказал Сухинин, когда они подсели к каким-то полу-знакомым чехам, – совсем как на Западе.
      – Если бы вы к нам в шестьдесят восьмом не подсылали бы свои танки, то и у вас бы всюду теперь так было, – ответил кто-то из чехов.
      Заказали пива.
      Пивичко, – с улыбкой подсказал и подправил патлатый, похожий на Джимми Пэйджа чех. Его имя было Владислав.
      Разговорились…
      О том, о сём… О рок-музыке, об ансамбле Лед Зеппелин, о сигаретах, о спорте, о хоккее с шайбой, о чемпионате мира…
      – Владислав, а у вас джинсы на продажу есть? – напрямую спросил Митрохин.
      – Есть, – с достоинством ответил Владислав, – новые "супер-райфл" по сто рублей.
      – А вчера говорили, что по пятьдесят, – обиженно и с удивлением проканючил Митрохин.
      – Нет, теперь по сто, потому что стрёма сильная, – решительно покачав головой так, что красивая шевелюра совсем по хард-роковски заходила ходуном, ответил Владислав.
      – А подешевле? – неуверенно спросил Сухинин.
      – Три пары слегка ношеных и линялых ливайсов на вас за сто рублей, – предложил Владислав.
      – Идёт! – за всех решил Митрохин, и глаза у них загорелись радостными огоньками.
      Эх…
      Эх и ах!
      Не было счастливее вечера в жизни Сухинина, когда он прямо в туалете кафе Острава переоделся в линялые американские джинсы! И как потом он пьяно отплясывал под песню Карела Гота "Элоис", что неслась из неутомимого джук-бокса…
      И впервые тогда, как ему показалось. Девчонки смотрели на него как на нормального крутого парня, а не как на тюху и обсоса… Потому что на нем были настоящие линялые голубые джинсы ливайс…
      Потом он еще целовался с какой-то из Воронежского стройотряда… А потом их едва не побили воронежские… Хорошо, Пузачев совсем трезвый был и развел, да и вовремя увел их.
      Наутро грянул гром.
      – Пузачев, Митрохин и Сухинин к комиссару отряда, – сказал бригадир, когда после развода все направились на рабочие места.
      – И что там за фигня такая? – поинтересовался Митрохин.
      – Заложили вас ребята. – сказал бригадир, – говорят, вы рубероид и сетку украли, да местным продали…
 

***

 
      – Это что такое? – даже не стараясь и не пытаясь придать лицу умное вдумчивое выражение спросил Сухинин ходока-пришельца.
      – Линейный Магистральный Газоперекачивающий Узел, – робея, ответил ходок-пришелец.
      – М-м-м-да, – молвил Сухинин окончательно загрустив.
      Смешно… Эти ходоки-пришельцы, как они у себя в Управлении называли подрядчиков на соискание газпромовских денег, робели его. Его – Сухинина робели, хотя сам он был далеко не храброго десятка. Вот Пузачёв у них был храбрец, это да. А Сухинин – разве ж он боец? Он и морды то ни одной в своей школьно-студенческой молодости не раскровянил – не разбил никому. А тут вот – пожалте – боятся его теперь, робеют. А робеют и боятся отнюдь не потому что он – Сухинин такой вот страшный, смелый и сильный, а потому боятся, что занимает он такое положение, что захочет – профинансирует те или иные научные ислледования по их теме – по газу, а не захочет, так и не подпишет планов и договоров с учеными. И будут те сидеть и сосать лапу. Перебиваться с хлеба на квас, преподавательской работенкой или в институте Губкина, или в институте МАДИ на кафедре альтернативного топлива, или в Университете на Ленинских-Воробъевых горах. А зарплата профессорская теперь какая? Вот то-то и оно! Потому и боятся ходоки-попрошайки его Сухининского грозного вида. Хотя, это им ходокам так только кажется, что он грозный. Тоже мне – Иван Четвертый!
      Вот как место оказывается может изменить человека. Раньше Сухинин сам всех боялся – и милиционера на улице, и декана в их Горном институте на Васильевском, и геолога дядю Митяя, своего начальника боялся, ну… Ну, Пузачёва тоже боялся и ненавидел. А теперь? Зато с этими учеными ходоками-попрошайками ему не надо было корчить из себя умного семи пядей во лбу.
      – Так и что это у вас? – еще раз переспросил Сухинин глядя в схему.
      – Линейный Магистральный Газопере… – начал было ходок, но Сухинин его перебил.
      – Ладно, сколько вы просите по этому договору? Где смета?
      Профессор судорожно полез рыться в свой портфель.
      – Да вот же смета, – недовольно скривился Сухинин. Покуда испуганный ходок беспорядочно копался в недрах своего видимо дареного ему на юбилей кожаного портфельчика, Сухинин сам вперед него нашел на столе необходимую бумагу.
      Профессор подобострастно заблеял и изобразил на лице подобие самой любезной улыбки.
      Ходоки не вызывали у Сухинина никакой симпатии. От них веяло какой-то затхлой еще той – советской стариной, когда само понятие, само звание – профессор еще чего-то значило. А теперь. А теперь они – эти ходоки выглядели такими жалкими в своих ничтожных потугах хотябы одеться соответствующим образом, идя сюда, в Газпром. На улицу Наметкина…
      Сухинин машинально окидывал взглядом очередного ходока и ему на ум тут же приходило любимое Митрохинское выражение, – да у меня плащ дороже стоит, чем та его машина, на которой этот профессоришка приехал, а мои часы стоят дороже всей его квартиры с его женой и гаражом…
      Так или иначе, работать было надо, и эта тягомотная рутина с ходоками от нищей и тощей науки, была записана в план, и ответственным за эту часть деятельности их корпорации была возложена на департамент Сухинина.
      – Три миллиона четыреста тысяч, – задумчиво произнес Сухинин.
      – Так ведь мы новую экспериментальную базу под эти исследования строим, – начал суетливо оправдываться ходок.
      Сухинина это раздражало.
      Если для бедного профессора три с половиной миллиона рублей были вожделенным громадным кушем, из которого тот уже наверняка скроил себе миллиончик, априори, заранее обворовав вовлеченных в исследования аспирантов, которым вообще наверняка платить не собирается, то для Сухинина, для его департамента эти деньги были сущей копейкой на шпильки секретарше.
      А ведь для этого ходока миллион рублей, это сумасшедшие деньги, это доцентская зарплата за десять лет, или суммарная зарплата сотрудников всей кафедры альтернативного топлива его-профессоришки института за год… Знал бы он, сколько получаем мы с Митрохиным! Нет, лучше ему не знать…
      – Условия знаете? – на всякий случай спросил Сухинин, подписывая бумагу за бумагой.
      Профессора явно била нервная дрожь.
      – Конечно-конечно, – блеял профессор, – ведь не первый год с вами работаем, пятнадцать процентов от сметной стоимости…
      – Двадцать, – поправил его Сухинин, – с этого года двадцать.
      Профессор вздохнул и поспешно закивал, – конечно, конечно, двадцать процентов, я понял, не волнуйтесь.
      А Сухинин и не волновался. Вот еще! Будет он волноваться. Это профессор должен волноваться и чтобы в следующем году получить договор на разработки и на исследования, должен будет в этом году аккуратно принести двадцать процентов наличными. Потому как все равно он украдет у своих аспирантов и все равно сделает эти свои исследования, даже если бы откат составил и все пятьдесят…
      – А куда они денутся! – говорил в таких случаях Митрохин.
      И еще, подмигивая добавлял от себя, – курочка по зернышку, весь двор в говне.
 

***

 
      Кафе Острава…
      Едва их не выперли тогда из строй-отряда. Да что там! Едва из комсомола и из института не выперли!
      Если бы не папашка Пузачевский не вмешался.
      Прилетел из Питера и разрулил всё.
      Даром что ли – начальник главного управления Лен-транс-газ…
      Оставили их и в стройотряде, и в комсомоле и в институте.
      – Вы мне все по гроб теперь обязаны, потому что я один за вас перед папашей отдувался, – сказал Пузачев.
      Такие вот дела были.
      Такие вот джинсы.
 

Глава вторая