"Реальность станут разбирать на части прямо на наших глазах. На всей материи распустят швы. Да, то еще будет зрелище."
      "Да." Питер уселся в свое громадное кресло и сложил пальцы квадратиком видоискателя.
      Дуг хотел бы знать, что он себе представляет. "Ты восхищаешься этим."
      "Думаю, да. И не против данных обстоятельств. Ну... тех, что вы здесь."
      "Мне казалось, ты не любишь людей."
      Питер секунду глядел удивленно, потом опустил глаза. В эту единственную секунду Дуг заметил у старика намек на стыд или смирение. "Ну, в общем-то да, наверное... но тут другое. Вы - из моего племени. И, как я сказал, я знал, что рано или поздно кто-нибудь завернет сюда."
      Он поднял бокал и льющийся в окно свет нового солнца зажег пламенем напиток.
      Перед тем, как они покинули дом, Питер нашел Дуга в спальне наверху, пытающегося дозвониться до кого-нибудь по мобильному телефону. Он уже пробовал утром включить ТВ: белый экран и бесконечное повторение "Боже, храни королеву."
      "Продаешь акции?", улыбнулся старик.
      Дуг смотрел на него несколько мгновений, пытаясь понять, не стоит ли что за шуткой. "Ну, на самом-то деле, парочка друзей живет в Ньюкасле. Я подумал... попробую-ка узнать, там ли они еще?"
      "И каков результат?"
      "Никакого. Должно быть, линия не работает, или, может быть, до нее уже добрались. Или что-то еще."
      Питер несколько секунд смотрел в ответ, покусывая нижнюю губу и, очевидно, так и сяк крутя в мыслях что сейчас скажет. Потом он положил руки на плечи Дугу и привлек его к себе так, что они почти соприкоснулись носами. Когда он заговорил, дуг почувствовал запах бренди и табака. Приятный запах, живой. Он вызвал неожиданную ностальгию по давно умершему деду.
      "Дуг", сказал старик, "давай отправляться. Похоже, мы умрем еще до заката, умрем все, и ни ты, ни я, ни кто-то другой абсолютно ничего не сможет сделать. А самое ужасное... что все это не имеет никакого значения."
      "Откуда ты это взял?", спросил Дуг, чувствуя, как в груди, словно солнце, подымается гнев. "Почему не имеет значения то, что моя жена и дочь находятся на пороге смерти?"
      "Все находятся на пороге смерти. Все будет уничтожено. Через день-два от поверхности этой планеты не останется ничего, только море безмозглых, прожорливых микророботов. Никаких животных, никаких минералов, никаких металлов. А когда им нечего будет больше разрушать, думаю, они начнут разбирать на части друг друга, потом реконструировать и снова разбирать. Все станет бессмысленным, все забудется, и единственной физически ощутимым свидетельством существования человечества будет несколько космических зондов, отправившихся к звездам, да столетие радио- и телепередач, уплывающих в глубокий космос. Некому будет горевать, некому вспоминать, некому скучать по нам. Будет похоже, словно мы никогда и не существовали вовсе. Ничего не будет иметь никакого значения."
      Он так сжимал плечи Дуга, словно пытался вдавить истину в его безвольные мускулы.
      Дуг шагнул к окну, отодвинул в сторону занавес и выглянул на восходящее солнце. Оно казалось больше обычного, краснее, и, отвернувшись, он сохранил на сетчатке его образ. Глядя на склоны холмов, на леса и болотистые откосы, подымающиеся до гор, он все видел окрашивающий все красный послеобраз солнца.
      Это был красивый восход, может быть, потому, что он был одним из первых, на который Дуг по-настоящему обратил внимание. Наверное, далеко на юге пыль стоит в воздухе, пыль, или эти штуки, перехватывали солнечный свет и расстилали его по небу, подчеркивая цвета и расплескивая артистическую палитру света над равнинами. Наверно, это подарок со стороны конца света. И он его не станет отвергать.
      Он обдумал то, что сказал Питер. Он не согласен с ним, он считает, что все имеет значение, а теперь еще больше, чем когда-либо, потому что любовь все еще находится здесь, даже когда уже нет надежды, и тогда он повернулся к старику.
      "Что ж, думаю, мы не позволим этому победить нас."
      Питер кивнул.
      Дуг улыбнулся в ответ, удовлетворенный компромиссом.
      ***
      Они обогнули дом и направились к лесочку, которым поросло подножье горы. Питер нес рюкзак, распухший от свежего хлеба и прочих вкусностей из его холодильника. Люси-Энн несла на плече другую сумку, звякающую при ходьбе.
      Дуг нес Гемму. Он тихо напевал, наслаждаясь выражением удовлетворенности и счастья на ее лице. Ему нравилось, как подрагивают уголки ее рта, когда он с нею говорит, ему всегда это нравилось. Нет ничего чудеснее в мире - видеть, как улыбается дочь, когда видит его. Значит, он все делает правильно.
      "Все в порядке, милая?", тихо спросил он.
      Она поцеловала его в щеку, откинулась и улыбнулась. "Да, спасибо, папа. И можешь опустить меня, я хочу пройтись."
      "Дорога длинная."
      Она пожала плечами, глядя в голубое небо. "Мне все равно. Хороший день для прогулки. И в любом случае, тебе легче."
      Он остановился и поставил Гемму на землю. Она поспешила вперед, и его взгляд затуманился навернувшимися слезами, но он отогнал их прочь. Если она увидит его плачущим, ее последний день будет омрачен. Этого он не допустит, вне зависимости от того, что говорит Питер, как бы он ни был убежден, что теперь больше ничего не имеет значения. Он никогда не причинит боли собственному ребенку.
      Скоро они оказались в лесу. Питер показывал дюжины видов цветов и вереска Гемме, которая внимательно кивала, нюхала соцветия и колола пальцы вереском, смеясь от удовольствия. Люси-Энн шла рядом с Дугом и держала его за руку, ничего не говоря. Прикосновение уже было достаточным общением, каждое легкое пожатие пальцев или ладони посылало сообщение любви, дружбы и спокойствия тому и другому. Он испытывал счастье.
      Вспышками чудесного рыжего цвета с ветки на ветку перелетали белки. С высоты деревьев пели птицы, а иногда порхали под кронами, подхватывая что-то с земли или просто запевая свои неведомые песенки.
      Через двадцать минут после выхода из дома Дуг достал из кармана свой мобильный телефон и бросил его там, где шел. Он больше не беспокоился, что мусорит. И не чувствовал никаких угрызений совести.
      Ньюкасл находился всего в двухстах милях.
      "В здешних горах есть золото", сказал Питер впереди. "Я даже немного промышлял сам. Во всяком случае, почти неделю помешивал глину в лотке."
      "Нашел что-нибудь?", спросила Люси-Энн."Ни чешуйки, ни комочка, ни самородка. Но неделя была прекрасная. Я брал с собой еду и хорошую книжку, проводил весь день в чаще и возвращался уже на закате, чуть не плутая в темноте." Он остановился и выглянул из-под последних деревьев на нависающий над ними склон горы, плечи его от тяжелого дыхания ходили вверх-вниз.
      Он же старик, пришлось напомнить себе Дугу. Они идут слишком быстро, спеша попасть туда, куда хотят, потому что скоро их настигнет неминуемое. "Нам стоит сбавить темп", сказал он. "Никакой спешки нет."
      Люси-Энн взглянула на него и улыбнулась, ее глаза заблестели слезами, которые она не желала выплакать.
      "Странно, что некоторые металлы так ценятся", продолжал Питер в своем собственном мире. "Странно, какие мы невежественные, думаем, что можем расставить по важности все вещи, из которых состоит мир. Шкала. На ней все и держалось, между прочим."
      "Мне казалось, что все держалось на гравитации", пробормотал Дуг.
      "Литий является легчайшим из металлов", сказала Гемма. Она вприпрыжку бежала перед ними, временами останавливаясь, чтобы нагнуться и посмотреть на цветок, на камень, на ползущую мошку. Теперь она стояла на месте и словно смотрела в небо, но там не на что было смотреть, только на синеву. Она продолжила, голос ее был тем же, что всегда знал Дуг, но слова ее, тон, сообщаемые знания были чистейшей загадкой.
      "Он плавает в воде, обладая плотностью 0.57. Соответствующая атомная масса равна 6.941. Он применяется в батарейках, а его соединения используются для лечения маниакальных депрессий. Свое название он получил в 1818 году от Джона Берцелиуса." Она тяжело села и наклонилась вперед, головой меж колен, говоря в землю. "Но, конечно, фактически его открыл студент Арведон."
      Потом ее вырвало.
      "Что это за чертовщина?", спросил Дуг. "Питер, что это такое?" Он подбежал к своей маленькой девочке, почти не удивляясь, почему это он думает, что старик должен понимать, что говорит Гемма.
      Люси-Энн подошла к ней первой и подняла ее, не обращая внимания на брызги рвоты, пятнавшей ее. "Милая?", спросила она. "Ты в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь?"
      "Голова болит", слабо откликнулась Гемма, уткнувшись лицом в шею матери.
      Дуг подбежал к ним и встал позади Люси-Энн, откидывая влажные волосы с бледного лица Геммы. Она вспотела, капли пота стекали вниз и темными пятнами виднелись на рубашке Люси-Энн, от нее пахло рвотой.
      Вчера динозавры, сегодня литий, думал Дуг. Черт, я ничего не знаю о литии. Они что, этому сегодня учат детей в школе?
      Питер вернулся к ним, тревога морщила его лоб. "Что она говорит?", спросил он.
      "Какая разница? Она больна." Люси-Энн была в гневе. Дуг понял это в то мгновение, когда она заговорила, но ей не хотелось его обнаруживать перед стариком-дядей.
      Однако, за занавесом своей причудливой бороды Питер был мудр. "Извини, Люси-Энн, не подумал. Просто... ну, у тебя очень смышленая девочка."
      "Исследования в области нанотехнологии начались в начале 80-х годов", забормотала Гемма, "и множество ученых были убеждены, что..."
      "Гемма", сказал Дуг, смущенный, испуганный, выведенный из равновесия. Не его дочь говорила эти слова, не Гемма, которую он знал, не маленькая девочка, любившая телемультики и Винни-Пуха, катавшаяся на трехколесном велосипеде и помогавшая ему копаться в саду, при условии если он уберет с дорожки всех червяков, потому что они скользкие...
      Это была не она.
      "Погодите, не мешайте ей, послушаем", сказал Питер.
      "...что она является новым достижением инженерного искусства. Первых роботов, достаточно маленьких, чтобы путешествовать по венам, срезая жировые бляшки и уничтожая раковые клетки, создали японцы. В лабораториях имени Белла фирмы АТТ в Нью-Джерси сконструировали оборудование диаметром меньше человеческого волоса и был построен электромотор в одну десятую миллиметра поперечиной... а потом все стало совершенно секретным и различные вовлеченные организации начали поворачивать исследования все более в военную сторону." Наступила пауза, достаточно долгая, чтобы отметить смену тона. "Как всегда, Человек выделяется лишь своей глупостью и ничего доброго не может прийти от него."
      "Гемма, пожалуйста, милая...", произнесла Люси-Энн и сказанное прозвучало так беспомощно, что на несколько мгновений все застыли.
      Потом Гемма захныкала, несколько секунд плакала, и погрузилась в сон.
      ***
      Разбудить ее им не удалось.
      Дуг и Люси-Энн отказались отойти от нее, поэтому Питер заторопился прочь и намочил свою рубашку в ближайшем ручье. Он выжал ее на лицо Геммы, когда Дуг держал ее на руках. Вода пролилась на лицо, побежала по закрытым векам - веки дрожали, когда она за ними вращала глазами - немного воды они даже влили ей между губ.
      Но Гемма не желала пробуждаться.
      "Нам надо вернуться", сказала Люси-Энн. "Положим ее в постель, укроем потеплее." Голос задрожал и Дуг разглядел в ее глазах правду об их положении, даже если рот пытался опровергнуть ее.
      "Ты ведь понимаешь, что это бессмысленно, дорогая", осторожно сказал он. "Мы вернемся в дом лишь к ленчу, а я сомневаюсь, что мы снова сумеем выбраться до... конца дня." Он поднял глаза на Питера, стоявшего на небольшом расстоянии, давая семье личное пространство, в котором, как он думал, они нуждались. "Что ж, Гемме также удобно будет там на горе, как и в какой-нибудь постели под крышей."
      Люси-Энн плотно сжала рот, пытаясь сдержать слезы. "Мне хотелось, чтобы она не спала, когда мы умрем", тихо сказала она. "Я эгоистка, да?"
      Дуг чувствовал, как лицо его горит и в носу щекотят закипающие слезы. Он думал точно так же. "Мы будем вместе", сказал он, "спит она или не спит."
      "Что она говорила?", тихо спросил Питер. "О нанос? Она ведь говорила о нанос, не так ли? Наверное видела в программах телевидения, смотрела документальные фильмы, новости? Никогда их сам не смотрел, но мне кажется, для маленькой девочки вроде Гемму звучало весьма технично."
      "Это говорила не она", ответил Дуг и тесно прижал ее к груди. Она была теплой и слегка дрожала. Чуть шевелились веки, когда под ними двигались глаза. Он посмотрел на Питера: "Мы можем идти дальше?"
      Старик нахмурился и хотел еще что-то сказать, Дуг это видел. Однако, он кивнул и улыбнулся, жестом показывая вперед. "Понеси ее пока", сказал он Дугу, "когда устанешь, возьму я."
      "А потом я", сказала Люси-Энн. Она держалась близко к Дугу, протягивая руку через каждые несколько шагов, чтобы погладить дочь по волосам или дотронуться до мужа.
      Восхождение стало труднее, склон горы круче, когда они вышли из лесочка, однако пейзаж смягчал усталость, которую уже ощущал Дуг. Дочь такая маленькая, но сонная она весит втрое. Мертвые тяжелеют, вспомнил он где-то прочитанное, и от этой мысли стало холодно. Но затем он даже улыбнулся. Когда умрут они, то совсем ничего не будут весить.
      "Отсюда хороший вид на дом и сады", сказал Питер, давая им отдохнуть и оглянуться на проделанный путь.
      Дуг опустил дочь на землю. Она слегка застонала и что-то забормотала, но он не слишком прислушивался. Он боялся услышать такое, чего вовсе не желает знать.
      Питер был прав. Лес покрывал склон горы вплоть до самого дна долины, а на краю стоял его дом, хозяйственные постройки и шла извилистая подъездная дорога, ведущая к шоссе. Счастливым образом чучела и гаргуйли с такого расстояния были не видны, поэтому сцена приобретала величие и невинность, не смущаемую параноидальными фобиями старика. Было заметно, насколько изолировано это место. Там и сям местность пересекали дороги, но кусочек поля с юга, которым Питер пользовался в более сельскохозяйственном смысле, был отсюда не виден. Земля полностью оставалась во владении дикой природы.
      "Теперь мой черед", сказал Питер и нагнулся, беря Гемму на руки.
      "Питер, не надо, ты уже не юнец." Дуг потянулся и попытался забрать Гемму из его рук, но старик взглянул с таким выражением, что он отступил и, сдаваясь, поднял руки. "Только не перетрудись", сказал Дуг. "Я не представляю, как мы с Люси-Энн понесем вас обоих."
      Они продолжали подниматься, Дуг и Люси-Энн шли по бокам Питера, постоянно притрагиваясь к дочери, держа ее за руку, шепча что-то и пытаясь ее пробудить.
      "Далеко еще?", спросила Люси-Энн через несколько минут.
      "У нас нет определенного места назначения", ответил Питер. "Скажите, когда захотите остановиться, и мы остановимся."
      Она кивнула. "По мне, я шла бы вечно. Если следующий шаг давал бы нам лишнюю секунду, я продолжала бы идти."
      Дуг понимал, что она хочет сказать, но он также понимал, что это не всерьез. Они, конечно, могут побороться за несколько лишних секунд, но могут также сесть, поговорить, поесть в последний раз, выпить последний бокал вина.
      Он никогда больше не будет заниматься любовью с женой, никогда не почувствует ее дыхание на своей щеке в тот миг, когда она замрет от счастья, никогда не станет любовно бороться с ней, пока Гемма нападает на обоих вместе со своими игрушечными медведями, никогда не позавтракает перед телевизором, никогда не поплывет с прокаленного солнцем пляжа на яхту, никогда не насладится хорошей картиной, завораживающей книгой, звучной музыкой... музыку он больше не услышит никогда...
      Дуг жил ради музыки.
      "Здесь", сказал он. "Мы остановимся здесь. Проживем здесь все, что осталось, нет смысла идти выше и дальше." Он обнял Люси-Энн и поцеловал ее в шею.
      Питер опустил Гемму на землю, разогнулся и схватился за поясницу, постанывая и ругаясь. "Умная девочка, точно, но и тяжеленная тоже."
      И, словно по сигналу, Гемма проснулась и снова начала говорить.
      ***
      Она рассказывала о вироидах, о нитях нуклеиновых кислот без протеиновых оболочек, и о том, как они вызывают задержку роста у растений. Она разгласила тайны основ теории хаоса, особенно связанные с погодными явлениями и распространением инфекционных заболеваний. Потом, после паузы, она снова вернулась к нанотехнологии, как основанная на кремнии, за последние несколько лет она превратилась в технологию, базирующуюся на биологии. И как были созданы самореплицирущиеся наномашины, изобретенные человеком вирусы, у которых над из природными соперниками имелось одно главное преимущество: они прекрасно могли функционировать сами по себе. Они одинаково хорошо пожирали органические и неорганические материалы, разлагая их на части, перестраивая свои органы, создавая все больше таких же, как они сами. Для размножения они не нуждались в хозяине-носителе.
      И поэтому они были неостановимы.
      Питер откупорил бутылку вина и разлил по трем бокалам, но пил только он. Дуг и Люси-Энн пытались успокоить дочь, но Гемма только отмахивалась от них, говорила, что чувствует себя прекрасно, а потом продолжала причудливый монолог.
      И, самое странное, ее глаза во время разговора сверкали, руки рисовали фигуры в воздухе, иллюстрирующие ее идеи и мысли, и она улыбалась, открывая им очередную сложную истину. Дуг понял: это говорит она. Это Гемма произносит жуткие, удивительные вещи, его дочь, его маленькая девочка. И все трое взрослых вскоре хорошо поняли то, что Дуг подозревал все время: ничего из этого Гемма прежде не знала.
      Она одновременно и училась и рассказывала.
      "Гемма", вновь попробовал Дуг, "откуда ты все это знаешь? Кто рассказал тебе? Гемма, ты пугаешь папу и маму."
      Она остановилась. Мгновенно, на пол дороге серии уравнений, в которых взрослые потерялись в тот же момент, когда она начала о них говорить. Она посмотрела на Дуга и за светящимся энтузиазмом лицом он разглядел свою уставшую, испуганную дочь. "Я не хочу пугать тебя, папа. В самом деле не хочу. Но некоторые вещи должны быть высказаны."
      Она снова отвернулась, глядя на юг, словно бросая вызов приближающемуся року примерами того, что достигло человечество за слишком короткий период проживания на этой планете. Тот факт, что рок был плодом пошедшего в неверном направлении труда самого человечества, значения имел не больше, чем причина ветра, звука или облаков. "Это больше некому сказать", прошептала она. А потом снова начала монолог.
      Связь рефлексивных точек на ступнях с различными функциями организма...
      Фракционирование, то есть, как жидкий воздух можно разделить на составляющие при температуре минус 196°С...
      Броуновское движение, а от него к Эйнштейну, а от него к единой теории поля, а потом к суперструнам и теории всего...
      "Заставь ее остановиться!", закричала Люси-Энн, вставая и шагая прочь. Красное вино из ее бокала выплеснулось на землю. "Пожалуйста, Дуг", сказала она, не оборачиваясь, "верни нашу дочь обратно хоть на время."
      Дуг вспомнил, как пару лет назад Гемма прошла через короткий период, когда она с криком просыпалась ночью. Это продолжалось всего около недели, но звук ее вопля был ужасен, и после первого же случая ни один из них совсем не спал, пока это не кончилось так же внезапно, как и началось. А когда ее спрашивали, в чем дело, она только и отвечала: "Луна, папа, луна висит в моей комнате и смеется надо мной!" Он так никогда и не понял, чего же она боялась, потому что луна была знакомая штука, а человечка на луне она даже любила.
      Теперь ему казалось, что он понимает, что тревожило ее в те несколько неистовых ночей. Человечка на луне она знала по своим сказкам, но тот же человечек, смеющийся над ней, был вещью совершенно новой, чем-то угрожающим, неприятным и тайным, подделкой того, что она знала.
      Именно поэтому Дуг чувствовал себя сейчас точно так же. С приближающейся смертью дочь пугала его потому что вела себя так, как никогда прежде. Это была еще Гемма, но Гемма странная.
      У него не было времени освоиться с этой странностью. Ему надо жить с нею и с нею умереть.
      "Она пытается нам что-то сообщить", произнес Питер.
      "Что?" Дуг не мог отвести взгляда от дочери. Если он отвернется, что-то может произойти.
      "Гемма пытается нам что-то сказать. Она передает информацию, идеи, теории, историю... она швыряет нам части головоломки и просит достроить ее." Он оживился, встал, и начал расхаживать, отпивая из бокала и размышляя. Выражение его лица стало мягким, не сардоническим, как обычно.
      Дуг покачал головой. "Питер, она напугана. Последнюю пару дней она видела по ТВ, как умирают люди, она видела... она видела, как банда мужиков насилует женщин на дороге. Не думаю, что Люси-Энн удалось достаточно быстро закрыть ей глаза..." Он замолчал. Люси-Энн вернулась, нервно ломая пальцы, села рядом с Геммой и попыталась вывести ее из этого странного гиперактивного транса.
      Питер выхлебал еще бокал вина и налил его дополна. "Похоже, она заново проживает всю жизнь человечества перед наступлением его конца. Перед тем, как мы утонем, выговаривает перед нами нашу коллективную память."
      "Она просто говорит, что слышала."
      "Ты знаешь, что это не так, Дуг, правда?" Питер протянул руку, словно предлагая какую-то невидимую истину. "Это может казаться невероятным, но что более невероятнее того, что здесь и сейчас?"
      Дуг отвернулся от Геммы и почувствовал, что какой-то груз упал с его плеч, какая-то страшная тяжесть ответственности, словно слова старика убедили его, что ничего из происходящего не является его виной. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, вдыхая аромат вина, разлитого Люси-Энн.
      "Так что же она пытается сказать?" Он хотел подшутить над Питером, но как только заговорил, понял, что ему любопытно. А, может быть, в словах старого безумца была искра истины?
      Питер пожал плечами, но чуть судорожнее, чуть оживленнее, чем прежде. "Я не знаю. Что, может быть, есть еще надежда. Способ остановить все это."
      Дуг коротко и горько рассмеялся. "И мы сможем это сделать, не так ли?"
      Питер нахмурился, потом покачал головой. Он посмотрел на юг вдоль долины, где недалеко за горизонтом аннулировалось прошлое, настоящее и будущее. "Конечно, нет. Но если так, в этом была бы горькая ирония, не так ли?"
      Все затихли, все, кроме Геммы. Горькая ирония, подумал Дуг. Да, действительно.
      Он посмотрел на Гемму, прислушался к тому, что она сейчас говорит, и очень сильно попытался не обнаружить в этом никакого смысла.
      ***
      Гемма снова впала в неспокойный транс, так и не прекращая говорить. Даже обвиснув на руках Люси-Энн с головой, свесившейся набок, она продолжала бесконечный монолог. Несколько птиц уселись на ближайшем дереве, щебеча и вытягивая головы, может, прислушиваясь, а может, и нет. И что бы они услышали, подумал Дуг? Непонятное подшучивание или непереносимую истину? Потому что, откуда бы Гемма ни взяла все это, монолог начинал становиться болезненным.
      Она понимала, что происходит, это стало очевидным. Вскоре после того она снова потеряла сознание. Большая част сказанного в последний час - о теории суперструн, о жидком воздухе, о вироидах - все образовывало некую часть громадного плана, который медленно формировался в воздухе вокруг нее. Если бы склоны гор смогли отозваться эхом на все ее слова разом, наверное сформировалось бы нечто, что смогли бы понять он, Питер, Люси-Энн, но тут уж они ничего не могли реально поделать. Все слышали отчаянное желание в голосу Геммы... ужасно слышать такое в голосе столь юной девушки, столь невинной... но никто не мог подняться до такого уровня.
      Они чувствовали себя еще более беспомощными, чем прежде.
      "Должно быть что-то", сказал Питер, не обращаясь ни к кому в отдельности, открывая вторую бутылку вина в поисках правды и утешения на ее дне. "Должно быть что-то, что мы можем сделать."
      "Есть ли надежда?", спросила Люси-Энн. "Действительно, Дуг? Есть ли надежда?"
      Неприятно было думать о ней, как о дурочке. Он ненавидел собственную и их беспомощность. Но более всего он ненавидел бессмысленную информацию, которую они получали. Почему им, почему здесь и сейчас? Почему не кому-то другому, кто мог бы с ней что-то сделать?
      "Потому что больше никого не осталось", тихо произнес он.
      "Хм?", поднял бровь Питер над очередным бокалом вина.
      "Я сказал, что больше никого не осталось", произнес Дуг. "Гемма говорит нам все это, потому что сказать это больше некому. Что ты говорил, Питер? Что мы, как утопающие, проживаем все знание человечества за один миг?"
      Питер, отвечая, пнул плодородную почву. "Ну, я имел в виду... понимаешь, метафорически. Должен быть кто-то еще, кто может что-нибудь сделать..."
      "Нет, ты имел в виду именно это. Ты верил в это, когда говорил."
      "Как это может нам помочь?", спросила Люси-Энн, глядя вниз на Гемму, дрожащую и бормочущую у нее на коленях. "Есть ли надежда?"
      Дуг встал и подошел к жене и ребенку и сел рядом так, чтобы можно было обнять их и притиснуть к себе. "Ничего не поможет."
      Довольно далеко в долине, казалось, начал сгущаться прямо при дневном свете тяжелый туман.
      "Нам ничего не поможет, милая. Мы за пределами всякой помощи. Мы протянули руку эволюции, а она оттолкнула нас в сторону."
      Люси-Энн покачала головой и вывернулась из-под его руки, чтобы взглянуть на него. "Нет, Дуг? Питер? Он не прав, не так ли?"
      Питер тоже подошел к ним, но не так, чтобы дотронуться. Он спокойно уселся в стороне, удовлетворенный наконец. "Может быть, истина в том, что знание никогда невозможно отменить. Нас не дразнили, нас учили до самого конца. Наш вопрошающий разум продолжал работать даже когда все потеряло всякий смысл. И это хорошо." Он улыбнулся и допил бокал вина. "А-а, хороший год. Любой год - хороший."
      Туман быстро продвигался вверх по долине и теперь Дуг видел, что он действительно темный и густой, словно коричневый суп, вращающийся в воздухе, пожирающий все, к чему притронется. Совсем рядом, уже возле дома Питера, птицы падали с неба, цветы роняли лепестки, листья облетали с деревьев, когда нанос начали свою бесчувственную запрограммированную работу деконструкции. И каждый упавший лист, каждая разъятая птица сразу отдавали свои составные части, чтобы нанос становилось все больше.
      Гемма снова очнулась и села прямо, повернувшись посмотреть на родителей и Питера. "Все так легко было сделать", сказала она печально. "Все ответы уже здесь, было бы только желание помочь самим себе."
      "Иди сюда", позвал Дуг, и она спряталась в его объятиях, одновременно обхватив руками талию матери.
      Свет начал меркнуть, и в странном шипении, словно триллион песчинок затанцевал в воздухе, утонули звуки ветра и резкие крики испуганных птиц.
      Зрение Дуга ослабло, кожа зачесалась, внутри стало тепло. Он хотел сказать своей семье, что любит их, но говорить он больше не мог. Однако, мышцы еще работали, и в этот миг он просто крепко обнял их.
      И ощутил ответное объятие.