Тим Леббон
      Происхождение истины
      Они застряли в дорожной пробке. Просто некуда было деваться. И пришлось смотреть на растворяющегося человека.
      Дугу хотелось повернуться, закрыть дочери глаза и спрятать это зрелище от ее невинного разума. Но в последнюю пару дней она видела картинки и похуже, и, вероятно, в будущем они будут не лучше. Он не слишком долго сможет защитить ее от правды. В нормальном мире было бы единственно верно, если б его тревога превратилась в действие, но мир сегодня разительно отличается от мира на прошлой неделе. Слово "норма" отныне потеряло все свое значение.
      И, кроме того, зрелище ее притягивало.
      В витрине магазина стояло девять телеэкранов и все показывали одну и ту же картинку: человек сидит, привалившись к стене булочной, рядом выпавшая из рук сумка, хрустящие булочки и пачки мороженного рассыпались по горячей мостовой. Его ноги исчезали от колен и ниже. Он следил за процессом превращения своих ног в газ - лицо вытянулось в удивлении, брови поднялись, челюсть отвисла, лоб сморщился. Картинку схватили телескопическим объективом, установленным на вертолете. Она была туманной и подрагивала. Этот человек умирал где-то на севере Франции. А они наблюдали это, здесь и сейчас, в Лондоне.
      "Не дотрагивайтесь до окон", сказал Дуг, хотя сам же закрыл их и запер дистанционником. "И держите вентиль открытым." На заднем сидении рядом с Геммой лежало три баллона со сжатым воздухом. Один уже кончился, второй открыли несколько минут назад.
      "Что будет, когда они закончатся, папа?", разумно спросила Гемма. Черт ее побери, она так разумна. "Что тогда? К нам внутрь попадет наружный воздух?"
      "Он уже попал", пробормотала Люси-Энн с пассажирского места.
      Дуг глянул на жену, но она не повернулась и не отреагировала на взгляд.
      "Он не сможет, дорогая", ответил он. "Давление внутри ему не даст."
      "А если эти штуки могут ползать?"
      На такое ответа не было, поэтому Дуг промолчал. Вместо этого он смотрел на человека на экране, чувствуя, как в желудке начинаются тошнотворные спазмы. Он склонился на баранку. "Давай же, двигай." Ему хотелось, чтобы Гемма видела такого как можно меньше.
      "Если б они были здесь, мы бы уже знали", вздохнула Люси-Энн. "Они бы начали с машины."
      "Не говори так", сказал Дуг.
      "Это правда!"
      "Да, но...", тихо ответил он, "не перед Геммой же..."
      "Почему ему никто не поможет?", спросила Гемма без осуждения. Ей было всего десять, но за последние несколько дней она узнала многое. Вроде того, что иногда людям нельзя помочь. Если люди не могут помочь себе сами... а против этого помочь не может никто... то лучше оставить их и забыть об их существовании, притворясь, что их никогда и не было.
      Через несколько минут человек, которого они наблюдают издалека, перестанет существовать, а через несколько часов то же самое произойдет прямо здесь, где они находятся сейчас.
      Когда машины двинулись, Дуг услышал, как дочь отвернула до отказа воздушный клапан второго баллона. Он бросил последний взгляд на экран и увидел, почему.
      Картинка задрожала и закружилась, когда нано принялись за вертолет.
      ***
      Получасом позже они оказались на краю города вместе с по крайней мере миллионом других людей. Дуг не был убежден, почему открытое место кажется предлагающим большую защиту от того, что вскоре придет. Он предположил, что это инстинкт выживания, настойчивое побуждение к бегству, бывшее, вероятно, расовым похмельем после стольких войн и этнических конфликтов, случавшихся в течении столетий. Как дети своих предков, эвакуированных в семьи, которых они не знали, чтобы жить жизнью, которой они не понимали. Теперь он подвергал такому же свою жену и дочь. Бросить все, что они знали, ради того, что неизвестно. Если не считать, что причиной бегства было не желание скрыться. От того, что может прийти и обязательно придет всюду, не убежишь. С таким же успехом можно стараться убежать от гравитации.
      Но ему надо что-то делать. Это не предмет спора. Шанс есть всегда.
      Он держался в быстром ряду, делая не многим более двадцати миль в час. Правая лодыжка ныла там, где он натрудил ее на педали газа, стремясь утопить педаль как можно глубже и оставить как можно больше миль между ними и городом. Другие автомобили пытались пронырнуть туда, где появлялось свободное место, и на обочинах стояло множество разбитых и опрокинутых машин. Обычно в таких случаях водители останавливаются и помогают. Теперь они просто иногда замедляли ход, соединенными усилиями спихивали сцепившиеся машины в сторону, и продолжали путь.
      Стоял палящий летний день. Стекла у всех были подняты. Дуг перехватил взгляды нескольких водителей - в них присутствовало недоверие и животный страх перед неизвестным, даже перед незнакомцами в эти опасные времена. Что заставило осознать, как мало все в действительности изменилось, как недалеко зашло человечество, даже если людям нравилось думать о себе, как о стоящих высоко и далеко над остальной природой. Ведь были ученые, утверждавшие, что находятся всего в нескольких годах от создания Теории Всего. Ныне эти эгоистические ублюдки стали клубами газа, выделяющимися из центра гибели человечества.
      Где находится этот центр, теперь знали немногие. Те, кто точно знали, были уже мертвы, смешавшись с учеными, убившими их, с лабораториями, где они работали, с одеждой, которую они носили, с лабораторными пробирками, микроскопами и ускорителями частиц, с культурами бактерий и записными книжками, полными глупостей...
      "Папа, я хочу писить", захныкала Гемма.
      "О, милая, надо немного потерпеть", сказала Люси-Энн.
      Дуг искоса взглянул на жену. Этого делать не стоило. Он видел ее лишь короткий миг и понял, как он сильно ее любит. И еле сдержал внезапное рыдание.
      "Но, мама..."
      "Мама права, Гемма. Потерпи, мы скоро приедем."
      "Когда?"
      "Скоро."
      "Но..."
      "Гемма", тихим голосом сказал Дуг, "ты видела человека по телевизору?"
      "Да", шепотом ответила она. "Он... умер."
      "Он заразился ужасной... это микроб, Гемма. Он находится в воздухе там, где был этот человек, и распространяется. Мы не хотим заразиться им, но если мы остановимся..."
      "Я тоже не хочу, чтобы ты им заразился!", выпалила она, пустившись в слезы и в сдавленные рыдания. "Я не хочу, чтобы ты и мама заразились им!"
      Дуг чувствовал, что выходит из себя, и возненавидел себя за это. Она же напугана, она видела по ТВ умирающих людей. В ее возрасте самое страшное, что видел он, был раздавленный кот на обочине дороги. Он принес туда цветы и прикрепил к фонарному столбу. Кот исчез на следующий день. Его детский разум смотрел на смерть, как на временное состояние. Люси-Энн повернулась всем телом на сидении и обняла Гемму, успокаивая мягкими мамиными словами, которые Дуг не расслышал. Он протянул руку и похлопал жену по бедру, легонько сжав его: все идет хорошо, пытался он этим сказать. Он понимал, что она понимает, что он лжет, но важно утешение. Важна цивилизация. Без каждодневной рутины и без надежды цивилизация рассыпается.
      Он припомнил картинки из Рима, переданные за несколько минут перед тем, как камеры были затоплены, раздроблены и разъяты на свои компоненты и далее на атомы тучами нанос: громадное облако, смутно нависающее вдали, первобытный суп из всех вещей: органических, металлических, пластиковых, исторических, из камней, воздуха и воды. Нанос захватывали все, раздробляя все и распространяясь вширь белым шумом реальности.
      О, боже мой, выдохнула Люси-Энн, сжимая его руку и расплескивая кровавые слезы красного вина из своего бокала. Они с этим, конечно, что-нибудь сделают?
      Они? Ну, ученые... Но она замолчала, когда картинка перепрыгнула дальше на север, показав весь горизонт как неразличимое серое пятно, где перемешались земля и вода. Армагеддон передвигался с ветром, нанос плыли в воздухе и ползли в толще самой земли, так было сказано.
      "Дуг, ей действительно надо пописать."
      Он взглянул в зеркальце и увидел, что жена качает Гемму в объятиях. Загудел сигнал, завизжали шины, он взглянул вперед и нажил на тормоз, как раз в тот момент, когда донесся зловещий хруст металла и стекла от столкновения. Несчастье произошло в нескольких машинах впереди в медленном ряду. Какой-то Мондео въехал под хвост большого грузовика. Грузовик продолжал двигаться. Даже когда из-под капота Мондео вырвалось ужасное пламя и водитель дергал ручку, пытаясь открыть смятую дверцу, грузовик продолжал двигаться. Его водитель понимал, что остановиться в буквальном смысле означает умереть.
      "О, боже", прошептала Люси-Энн, и Дуг поставил ногу на газ. По крайней мере хоть что-то изменилось - любопытствующие уже сменили свои приоритеты и теперь предпочитали покинуть сцену как можно быстрее. Может, боялись пожара, но более вероятной причиной был жаркий стыд.
      "Можешь делать свои дела на пол сзади", сказал Дуг. "Слышишь меня, милая?"
      "Я не могу на пол", с отвращением сказала Гемма. "Это чудовищно."
      "Делай, как говорит папа, если действительно невтерпеж. Если нет, то потерпи, сможешь выйти, когда мы остановимся."
      "А когда мы остановимся?", спросил Дуг и пожелал этого не говорить. Он видел, что Люси-Энн смотрит на него, но продолжал двигаться вперед.
      "Не знаю. Каков наш план? Есть ли он, вообще, или мы просто бежим из дома, как... как крысы с корабля?.."
      "Ну, не надо! План такой же мой, как и твой. Когда сообщили о первом случае в Париже..."
      "Извини, Дуг", быстро произнесла она, и сжала его ногу. Правда, ему это нравилось, всегда нравилось. Прикосновение может заменить тонны слов.
      В хвосте Гемма пробралась меж сидений. Вскоре кабину заполнил кислый запах мочи.
      Дугу хотелось закрыть глаза, расплакаться освежающими слезами. Горячий узел завязался в животе: страх за семью, любовь к дочери, безнадежное смущение перед тем, что вынуждает ее делать.
      "Моча иногда применяется для лечения некоторых симптомов ожогов от медуз", вдруг сказала Гемма, "особенно в тропиках. Иногда невозможно достаточно быстро найти обычные лекарства, поэтому мочатся на жертву."
      Он взглянул через плечо на дочь, стиснутую между сидениями, с трусиками на коленях. Какое странное высказывание...
      Она взглянула в ответ широко открытыми глазами.
      Он посмотрел на Люси-Энн, которая, казалось, не расслышала, но решил промолчать. В молодых глазах Геммы было что-то неуютное - чувство потерянности в день, наполненный ужасом - и он решил, что не станет пугать ее еще больше.
      Часом позже они свернули с шоссе. Дуг поехал на север и Люси-Энн не стала возражать. Молчаливое согласие расстроило его больше, чем он представлял.
      ***
      Через полчаса после оставления шоссе М4, траффик значительно поредел. Люди оставляли столицу, но для большинства совсем нелегко было бросить шоссе, словно главная дорога могла привести их куда-то в более безопасное место.
      Был почти полдень.
      Дуг включил радио и пробежался по каналам. Бездумный поп, классические старые мелодии, примыкающие впритык друг к другу без комментариев диск-жокея, репортаж о футболе, в котором он узнал матч, сыгранный год назад. Подобие нормальности, однако прошитое скрытой ужасной истиной: что дела идут худо и могут больше никогда не улучшиться. Он вставил в плейер кассету и группа REM немного успокоила его.
      Люси-Энн бесцельно крутила большими пальцами изредка поглядывая в окно. Дуг время от времени трогал ее ногу, чтобы успокоить ее и успокоиться сам. Ему хотелось, чтобы и она делала то же самое, но из них двоих он всегда был более тактильным, тем, кто нуждался в прикосновении, как и в улыбке, чтобы чувствовать себя хорошо. Иногда он смотрел на нее, желая сделать большее, но понимая, что ничего другого он сделать уже не сможет. Она так же хорошо, как и он, понимала, что они не убегут, что они едва только отдаляют неизбежный конец.
      Он подумал о смерти и попытался направить мысли куда-нибудь в другое место. "Ты окей, милая?"
      Гемма прошептала, что да, она окей, но глаз не подняла.
      "Так куда же мы направляемся?", сказала Люси-Энн, обращаясь к свои рукам.
      Дуг некоторое время молчал. Недавний указатель смотрел в сторону Бирмингема и Ковентри, однако направление их поездки диктовалось столько же случаем, сколь и сознательным выбором. "На север", сказал он, потому что самой лучшей идеей было просто напросто прочь от Франции.
      Люси-Энн подняла глаза. "Шотландия", прошептала она.
      "Что ж, можно попробовать, но зависит от горючего и..."
      "Нет, нам надо ехать в Шотландию! Дядя Питер живет рядом с Инвернессом, мы поедем туда и он примет нас, он о нас позаботится." Сейчас она смотрела на него и лицо ее осветилось. Он ненавидел увиденную там фальшивую надежду.
      "Кто такой дядя Питер?", спросила с заднего сидения Гемма.
      "Дуг фыркнул: "Именно."
      "Дуг, он не из дурных."
      "Ты не виделась с ним больше десяти лет. Черт, мне кажется, что в последний раз это было на нашем чертовом венчании!"
      "Он немного эксцентричен, вот и все."
      "Это значит, что он вытворяет странные вещи?", спросила Гемма. "Только я совсем не против. Мне очень нравятся люди, которые вытворяют странные вещи."
      "Тогда поедем и повидаемся с ним", сказала Люси-Энн. "Правильно, папа?"
      Дуг медленно кивнул, уже побежденный. Поехать, повидаться с ним они могут, конечно могут, но что потом? Вот что по-настоящему беспокоило его: что потом? У него не было ответа, а поиск ответа может заставить его сдаться, свернуться в клубок и умереть.
      "Последними словами Эдгара Алана По были: 'Бог, спаси мою душу'", прошептала Гемма еле слышно.
      "Что?", спросил Дуг.
      "А?"
      "Что ты сказала, милая?" Навстречу проехали какие-то машины, одна помигала огнями, но он не обратил на них внимания. Насколько ему известно, Гемма никогда не читала По, и уж точно не читала о нем.
      "Ничего, папа."
      "Она устала и напугана, Дуг", сказала Люси-Энн так тихо, чтобы звук двигателя заглушил ее слова. "Давай просто рулить на север и оставим все, как есть. Когда мы доберемся..." Она замолчала, так и не договорив подразумевающегося слова "если".
      За нее мысленно договорил Дуг.
      Еще машина проехала мимо, мигая фарами, водитель бешено замахал, потом заторопился и прибавил скорость.
      "Теперь-то что?" Дуг притормозил и повернул машину, не выезжая на шоссе. Когда он увидел, что перед ними, то нога соскользнула с акселератора, машина скользнула в травяной кювет и остановилась. Он забыл нажать на тормоз. На несколько секунд он даже перестал дышать.
      Люси-Энн была хорошей матерью. Она повернулась на сидении и привлекла Гемму к себе, снова держа ее в объятиях и загораживая глаза девочки спинкою своего сидения.
      "Вытаскивай нас отсюда", сказала она. "Дуг, вытаскивай нас отсюда. Дуг, проснись..."
      Когда эти люди подняли глаза и увидели, что он на них смотрит, Дуг поехал задним ходом, потом стремительно развернулся. Он до отказа нажал на газ и взглянул в зеркало заднего вида. Если навстречу мчится машина, то они столкнутся, разобьются и сгорят. По крайней мере он надеется, что они сгорят, ему не хотелось бы остаться в живых, чтобы эти подонки могли добраться до него, до Люси-Энн и Геммы, и сделать с ними то, что они делают с той семьей на дороге.
      Собака поразила Дуга больше всего. Почему собака?
      Мотор взвыл, машина пошла юзом. Он снова взглянул на удаляющуюся сцену и увидел, что люди вернулись к своему занятию. Это не имело значения. Он не отпускал акселератор, пока неуклюже не проехал поворот и закрутился в воротах фермы. Машина бортом царапнула ограду. Гемма наконец вырвалась из хватки Люси-Энн и закричала.
      Дуг чувствовал, что тоже близок к крику. Еще вчера существовала нормальность, чуть подсвеченная тревогой по поводу тех неприятностей, что, очевидно, произошли в Средиземноморье, и подавленный страх, что такое может прийти сюда.
      А сегодня - вот это.
      Он покачал головой и сказал: "Мы попробуем другую дорогу."
      Люси-Энн не ответила. Она все пыталась обнять Гемму, защитить ее, спрятать от того дурного, что твориться с миром сегодня. Если б только это было так легко сделать.
      ***
      Днем по радио передали заявление правительства. Премьер-министр сообщил "тяжелые известия" о южных пригородах Лондона - они разрушены - но уверял, что будет сделано все, что может быть сделано, чтобы найти выход из этого кризиса. Дуг подумал, как далеко на самом деле прячется этот ублюдок? Наверное, за полярным кругом.
      Гемма по-детски захихикала и сказала: "Tibia, fibula, tarsus, metatarsals, phalanges."
      Ранним вечером они увидели первые указатели на Эдинбург. Радио больше не говорило.
      ***
      Дядя Питер был не просто эксцентрик, он был воистину безумен и хотел, чтобы люди сознавали его безумие. Весь его участок был ночью залит светом, демонстрируя все, что он там понаделал. Кое-чему, подумал Дуг, лучше бы оставаться спрятанным.
      Пока они крейсировали по длинной, извилистой подъездной дороге, появились первые признаки его сумасшествия. У каждого дерева возле дороги нижние ветви были подрезаны, раны замазаны черным дегтем, сучья унесены неведомо куда. К обнаженным стволам прибиты чучела животных, на каждом дереве свой вид: белка на платане, воробей на вязе, голова оленя на дубе. Словно дядя Питер был охотником, и у него дома не хватило места для трофеев.
      А сам дом, мягко говоря, тоже был весьма необычным.
      "Святые угодники", шепотом пробормотал Дуг, когда они проехали последний поворот. Громадный старый монолит, кирпичные подоконники осыпались от возраста, окна потеряли форму от смертельного оседания, грозящего зданию и обещающего в конечном счете поглотить его в каменистом грунте. От плинтусов до карнизов здание выглядело вполне нормальным, хотя и несколько взъерошенным.
      Но над всем торчали гаргульи.
      Громадные, сделанные не из камня, а из пластика и фибергласса, но от этого только страшнее. Кричащие краски и неуклюжий дизайн действовали на нервы. Кроваво-красные зубы, разъятые глотки, драконьи глаза - это были саблезубые монстры, более чем способные исполнить свою службу... если, конечно, эти твари занимаются тем же делом, что и их кузины из традиционного серого камня. Они казались ожившими иллюстрациями из книги для подростков.
      "Безумен, как мартовский заяц", сказал Дуг. "Люси, дядя Питер кажется мне слегка свихнувшимся."
      "Он всегда был немного сдвинутым", ошеломленно прошептала она.
      "Вау", все что удалось сказать Гемме. "Вау."
      В машине воняло. В ней мочились все трое, Дуг отказался остановиться, даже когда его умоляла Люси-Энн, плакала, ругалась, пытаясь не обмочить свое сидение, - и они не открывали окна в течении одиннадцати часов. Уровень топлива был на красной черте уже пятьдесят миль, а последние двадцать Дуг молча благословлял зажигание Фольксвагена. Еда, которую второпях они успели захватить, на жаре скисла, пинта молока пролилась, баллоны с кислородом кончились несколько сотен миль назад... мотор испускал болезненные рычащие звуки... фактически, они ехали последние ярды.
      Когда он выключил зажигание, машина задрожала и вздохнула. Он был уверен, что никогда больше не заведет ее, а уж без перебора и смазки это точно невозможно. Равным образом он был убежден, что необходимости в этом тоже уже не возникнет.
      Они сидели, уставившись на дом. Дуг ожидал, что в любую секунду из дома может выбежать безумный дядя Питер с дробовиком в одной руке и бутылкой скотча в другой, поливая машину свинцовым дождем и прихлебывая из бутылки за свое сомнительное здоровье. Но дверь оставалась закрытой, все было спокойно. На крыше, смущаясь светом, перепархивало несколько ворон по возможности избегая гаргулий.
      "Вороны", сказала Гемма. "Семейство Corvidae. Например, Corvus corax, Corvus corcone, Corvus frugilegus, Corvus splendens, и сорока Pica pica. Главным образом, насекомоядные, зимой становятся всеядными. Земляные черви и личинки. И семена. Они едят... они едят личинок и семена..." Она подвинулась, наклонясь между передними сидениями, глядя в переднее стекло на птиц, перепархивающих на крыше дома.
      "Что?..", спросил Дуг. "Милая, где ты научилась такому? Этому учат в школе?"
      Гемма повернулась к нему, глядя пустым взглядом. Рот слегка приоткрыт, нить слюны угрожает капнуть на пол. "Что?"
      "Милая, ты в порядке?" Не теперь, подумал он. Господи, не дай ей заболеть, ведь осталось так мало времени...
      "Папа, я так хочу пить", сказала она слабым, севшим голосом. Не таким сильным, как мгновением раньше. Не таким четким.
      "Гемма, откуда ты узнала все это о воронах?"
      "Оставь ее, Дуг", сказала Люси-Энн. "Давай просто заведем ее внутрь. Ради бога. Нам нужно передохнуть."
      Дуг кивнул, пригладил волосы Геммы и попытался распрямить ноги. Он учуял тревогу и сомнение в голосе Люси-Энн, и то, что она так же ничего не понимает, как и он. Гемма никогда и ничем не блистала в школе... никогда и ни к чему не проявляя особого интереса... оставаясь на самом краю, чтобы не быть посланной в спецшколу для отстающих тугодумов.
      Corvus corax, Corvus corcone, Corvus frugilegus... Боже, откуда она это взяла?
      "А-а-а", загудел голос и дверца Дуга рывком распахнулась. Он дернулся в сторону, с облегчением глотая свежий воздух, думая в то же время, что, наверное, вдыхает воздух, где уже есть нанос, что они уже внутри него, начав обрабатывать его легкие, и что следующий выдох может появиться перед ним облачком красноватого тумана.
      "Дядя Питер", сказала Люси-Энн.
      "Подумал, что хорошо бы в следующие день-два повидаться с кем-нибудь из родственников", сказал голос. Потом человек наклонился, дав голосу лицо. Действительно, диковатое лицо, с торчащими космами волос, со щеками в синих венах, свидетельствующих о годах неумеренного потребления алкоголя. Хотя глаза - они были другие. Безумные, да, но и интеллигентные тоже.
      "Извините, что говорю именно так", сказал дядя Питер. "но я ничего не могу для вас сделать, кроме успокоения. Когда наступит время, все же приятнее находиться в компании."
      Дуг, его жена и дочь с трудом выбрались из машины, и дядя Питер терпеливо помогал каждому. Он поддерживал, когда подгибались ноги, когда судорогой сводило мышцы, он вытер слезы с лица Геммы, когда она заплакала. Когда к нему подошла Люси-Энн, он крепко обнял ее и закрыл глаза. Дуг ощутил краткий, но резкий приступ ревности, бессмысленный, но неизбежный, и сам привлек в объятия Гемму, словно отбрасывая свою неуверенность.
      "Любопытный домик", сказал он, поднимая глаза на гротескные украшения высотой в три этажа.
      "Все сделал сам", сказал Питер. "Я, наверное, полный псих!"
      Смеясь, они оставили позади безумную ночь и вошли в дом.
      ***
      "Лондон погиб несколько часов назад", сказал Питер. "Так сказали по ТВ." Пока Дуг резал овощи, он чистил картошку. Люси-Энн и Гемма купались и переодевались в одной из спален наверху. Спать никому не хотелось. "Не был там лет десять. Как хотелось бы сейчас пройтись по Трафальгарской площади и покормить голубей."
      "В Лондоне жил мой отец", сказал Дуг. Он не торопился с каждой нарезаемой морковкой, наслаждаясь жестким, хрустящим звуком. Солидный звук. Твердый звук. Не слишком далеко к югу слова солидный и твердый больше ничего не значат.
      "Что ж", сказал Питер, но не стал продолжать.
      Некоторое время они работали молча. Дуг размышлял о смерти, Питер, наверное, делал то же самое. Все, чем Дуг занимался ныне, было подсвечено неизбежностью собственной кончины: время наступит, когда вот эта еде еще не полностью переварится; не стоит больше ложиться спать, это пустая трата времени... значит, не будет больше снов. Гемма не вырастет, чтобы пойти в университет, не выйдет замуж, не родит собственных детей...
      "Это просто нечестно!", крикнул он, швыряя нож на каменный пол. Он мгновенно пожалел о вспышке, почувствовав, как голову сжала холодная лапа стыда. Не видел человека лет десять, а пытается разрушить его кухню.
      В этом тоже ирония, подумал он. Через несколько дней... даже часов... кухни здесь не будет.
      Питер взглянул на него, но ничего не сказал, продолжая чистить картошку.
      Дуг подумал, зашел ли старый псих так далеко, как ему вначале показалось? "Зачем все эти огни? И чучела на деревьях? И гаргульи?"
      Питер стряхнул воду с рук и высыпал овощи в громадную кастрюлю с кипятком. "В обратном порядке: гаргульи, чтобы отпугнуть людей от дома; чучела на деревьях, чтобы не шастали по моей земле; огни, чтобы было видно, что я сделал. Я долго трудился. Зачем же половину суток прятать красоту?"
      Дуг улыбнулся простой логике. "Но зачем вообще отпугивать людей от дома?"
      Старик пожал плечами: "Просто не терплю людей."
      В коридоре послышался стук каблуков и в кухню вошли Гемма и Люси-Энн. У обоих влажные волосы, свободные одежды, что Питер разыскал в своем таинственно хорошем гардеробе, и розовые после ванны лица, от которых сердце Дуга заныло.
      "Твой черед", сказал Питер.
      "Что?", не понял Дуг.
      "Душ. Одежда. Прости за прямоту, но от тебя воняет."
      "От папки воняет! От папки воняет!"
      Он согласился и, поцеловав жену и дочь - крепко обняв Гемму и долго целуя Люси-Энн - направился по винтовой лестнице в спальню.
      На постели лежали полотенца, на столике стояла корзинка с фруктами, рядом с кроватью была откупорена и дышала ароматом бутылка красного вина, стояли два бокала., дверь из их спальни вела в спальню Геммы. Подумал, что хорошо бы в следующие день-два повидаться с кем-нибудь из родственников, сказал этот безумный старый чудак. И хотя он утверждал, что не терпит людей, Дуг видел, что это совершенно не так.
      ***
      От души наевшись отбивной, жареной картошкой, овощами и громадными ломтями чесночного, пропитанного маслом хлеба, все четверо прошли в гостиную и уселись с напитками в руках. Гемма почти немедленно уснула, угнездившись под рукой Питера, а трое взрослых, хотя и уставшие, сидели, пока снаружи не загорелось солнце.
      Меж ними сложилась странная атмосфера, чувство, что они знакомы целую вечность, и что между этой и последней их встречей не было пропасти в десять лет. Люси-Энн и Питер казались особенно расположены друг к другу, не видя нужды вспоминать прошлое или говорить об отсутствующих или умерших членах семьи. Вместо этого они говорили о Гемме, о том, что она совершила за свою короткую жизнь, что она хотела совершить. О ее перспективах.
      И некоторое время Дуг был этим счастлив. Он полуприкрыл глаза, наслаждаясь ощущением бренди, сочащегося по жилам и вносящего огонь в застывшие мускулы, прислушиваясь к приглушенным голосам Питера и Люси-Энн. Он находил утешение в их тоне, если не в их словах. Он попробовал отключиться от того, что они говорят - потому что ни в чем больше не было никакого смысла - и вместо этого наслаждался миром звучащих голосов, чистым удовольствием ирреальной сцены семейного общения.
      Но потом Гемма пошевелилась и забормотала во сне.
      "Никогда такого с ней не было...", медленно сказала Люси-Энн. И больше не произнесла ничего.
      Никто больше не говорил. Оставалось лишь прислушиваться к тому, что бормочет девочка.
      "Первые птицы появились в Юрском периоде двести тридцать миллионов лет назад", пробормотала она в бок Питеру.
      Старик широко открытыми глазами смотрел на нее вниз, но не шевелился, чтобы ее не беспокоить.
      "Первые млекопитающие и динозавры - в Триасе двести сорок восемь миллионов лет назад, однако динозавры достигли своего пика сто сорок четыре миллиона лет назад. Первые растения на суше появились в Силуре четыреста тридцать восемь миллионов лет назад." Она немного задумалась, потом сморщила лоб, словно в поисках чего-то скрытого в словах. "Первые люди. Пару миллионов лет назад. В эпоху плейстоцена."
      Она села и открыла глаза: "Один миг."
      "Гемма?", прошептал Дуг, но она вдруг начала плакать.
      "Умная у вас девочка."
      "Гемма, милая?"
      Лицо Геммы стало более мягким, когда она проснулась. В глазах появились слезы, нос сморщился. "Папа", сказала она, "мама..." Потом слезы полились всерьез и Дуг взял дочь на руки и тесно прижал к себе.
      "Гемма, что с тобой, малышка?", сказала Люси-Энн. В голосе не чувствовалось ни тревог, ни сомнений, обуревавших Дуга. Может, она просто не слышала, что говорила Гемма?
      "Голова болит", выдохнула Гемма в плечо Дуга. "И мне надо в туалет."
      "Пойдем." Люси-Энн взяла Гемму и понесла ее из комнаты, через несколько секунд мужчины услышали звук ее шагов на лестнице.
      Дуг тяжело вздохнул. Нечто произошедшее в последнюю минуту серьезно испугало его, какие-то грани сказанного Геммой во сне совершенно не подходили к тому, что сейчас происходит и через что они походят.
      "Что ж, я купил ей книгу о динозаврах", сказал он. "Всем детям нравятся динозавры, но я уверен... ну, она говорила с такими подробностями..."
      "Похоже, она умная девочка."
      "Мы все умрем, правда?", спросил Дуг. "Ты, я , Люси-Энн... Гемма..."
      "Конечно", кивнул Питер. "Мы ничего не можем поделать. Но у нас еще есть немного времени, не знаю сколько, но какое-то время есть. Как насчет того, чтобы провести его с удовольствием?" Он улыбнулся и подлил в бокал Дуга. "Вот. Хранил для особых случаев."
      "Вроде конца света?"
      Старик удивил его тем, что громко захохотал. "Конец света? Да, черт побери, почему бы и нет? Можно пока и повеселиться перед тем, как проклятые маленькие роботы наложат на нас свои червивые лапы."
      И двое мужчин выпили за это.
      "Солнце восходит", через пару минут сказал Дуг. "Полагаю, что день наступит сегодня."
      "Мы отправимся на прогулку", вдруг сказал Питер. "У меня, знаешь ли, громадный участок. Стадо оленей, озеро и дорожка в гору, чтобы поохотится. Будет чудесно. Я приготовлю нам ленч. Я сам пеку хлеб, когда попробуешь упадешь в обморок от удовольствия, он у меня просто божественный. И я прихвачу несколько бутылок моего вина..."
      "Припасенного для подходящего случая?"
      Питер кивнул. "Именно. Это подходящий случай. Ты увидишь - у нас будет прекрасный день. С горы мы посмотрим на закат. А если выпадет смотреть не на закат... что ж, оттуда мы посмотрим и на другое. Из того, что я слышал, мне кажется, это будет то еще зрелище."
      "Реальность станут разбирать на части прямо на наших глазах. На всей материи распустят швы. Да, то еще будет зрелище."
      "Да." Питер уселся в свое громадное кресло и сложил пальцы квадратиком видоискателя.
      Дуг хотел бы знать, что он себе представляет. "Ты восхищаешься этим."
      "Думаю, да. И не против данных обстоятельств. Ну... тех, что вы здесь."
      "Мне казалось, ты не любишь людей."
      Питер секунду глядел удивленно, потом опустил глаза. В эту единственную секунду Дуг заметил у старика намек на стыд или смирение. "Ну, в общем-то да, наверное... но тут другое. Вы - из моего племени. И, как я сказал, я знал, что рано или поздно кто-нибудь завернет сюда."
      Он поднял бокал и льющийся в окно свет нового солнца зажег пламенем напиток.
      Перед тем, как они покинули дом, Питер нашел Дуга в спальне наверху, пытающегося дозвониться до кого-нибудь по мобильному телефону. Он уже пробовал утром включить ТВ: белый экран и бесконечное повторение "Боже, храни королеву."
      "Продаешь акции?", улыбнулся старик.
      Дуг смотрел на него несколько мгновений, пытаясь понять, не стоит ли что за шуткой. "Ну, на самом-то деле, парочка друзей живет в Ньюкасле. Я подумал... попробую-ка узнать, там ли они еще?"
      "И каков результат?"
      "Никакого. Должно быть, линия не работает, или, может быть, до нее уже добрались. Или что-то еще."
      Питер несколько секунд смотрел в ответ, покусывая нижнюю губу и, очевидно, так и сяк крутя в мыслях что сейчас скажет. Потом он положил руки на плечи Дугу и привлек его к себе так, что они почти соприкоснулись носами. Когда он заговорил, дуг почувствовал запах бренди и табака. Приятный запах, живой. Он вызвал неожиданную ностальгию по давно умершему деду.
      "Дуг", сказал старик, "давай отправляться. Похоже, мы умрем еще до заката, умрем все, и ни ты, ни я, ни кто-то другой абсолютно ничего не сможет сделать. А самое ужасное... что все это не имеет никакого значения."
      "Откуда ты это взял?", спросил Дуг, чувствуя, как в груди, словно солнце, подымается гнев. "Почему не имеет значения то, что моя жена и дочь находятся на пороге смерти?"
      "Все находятся на пороге смерти. Все будет уничтожено. Через день-два от поверхности этой планеты не останется ничего, только море безмозглых, прожорливых микророботов. Никаких животных, никаких минералов, никаких металлов. А когда им нечего будет больше разрушать, думаю, они начнут разбирать на части друг друга, потом реконструировать и снова разбирать. Все станет бессмысленным, все забудется, и единственной физически ощутимым свидетельством существования человечества будет несколько космических зондов, отправившихся к звездам, да столетие радио- и телепередач, уплывающих в глубокий космос. Некому будет горевать, некому вспоминать, некому скучать по нам. Будет похоже, словно мы никогда и не существовали вовсе. Ничего не будет иметь никакого значения."
      Он так сжимал плечи Дуга, словно пытался вдавить истину в его безвольные мускулы.
      Дуг шагнул к окну, отодвинул в сторону занавес и выглянул на восходящее солнце. Оно казалось больше обычного, краснее, и, отвернувшись, он сохранил на сетчатке его образ. Глядя на склоны холмов, на леса и болотистые откосы, подымающиеся до гор, он все видел окрашивающий все красный послеобраз солнца.
      Это был красивый восход, может быть, потому, что он был одним из первых, на который Дуг по-настоящему обратил внимание. Наверное, далеко на юге пыль стоит в воздухе, пыль, или эти штуки, перехватывали солнечный свет и расстилали его по небу, подчеркивая цвета и расплескивая артистическую палитру света над равнинами. Наверно, это подарок со стороны конца света. И он его не станет отвергать.
      Он обдумал то, что сказал Питер. Он не согласен с ним, он считает, что все имеет значение, а теперь еще больше, чем когда-либо, потому что любовь все еще находится здесь, даже когда уже нет надежды, и тогда он повернулся к старику.
      "Что ж, думаю, мы не позволим этому победить нас."
      Питер кивнул.
      Дуг улыбнулся в ответ, удовлетворенный компромиссом.
      ***
      Они обогнули дом и направились к лесочку, которым поросло подножье горы. Питер нес рюкзак, распухший от свежего хлеба и прочих вкусностей из его холодильника. Люси-Энн несла на плече другую сумку, звякающую при ходьбе.
      Дуг нес Гемму. Он тихо напевал, наслаждаясь выражением удовлетворенности и счастья на ее лице. Ему нравилось, как подрагивают уголки ее рта, когда он с нею говорит, ему всегда это нравилось. Нет ничего чудеснее в мире - видеть, как улыбается дочь, когда видит его. Значит, он все делает правильно.
      "Все в порядке, милая?", тихо спросил он.
      Она поцеловала его в щеку, откинулась и улыбнулась. "Да, спасибо, папа. И можешь опустить меня, я хочу пройтись."
      "Дорога длинная."
      Она пожала плечами, глядя в голубое небо. "Мне все равно. Хороший день для прогулки. И в любом случае, тебе легче."
      Он остановился и поставил Гемму на землю. Она поспешила вперед, и его взгляд затуманился навернувшимися слезами, но он отогнал их прочь. Если она увидит его плачущим, ее последний день будет омрачен. Этого он не допустит, вне зависимости от того, что говорит Питер, как бы он ни был убежден, что теперь больше ничего не имеет значения. Он никогда не причинит боли собственному ребенку.
      Скоро они оказались в лесу. Питер показывал дюжины видов цветов и вереска Гемме, которая внимательно кивала, нюхала соцветия и колола пальцы вереском, смеясь от удовольствия. Люси-Энн шла рядом с Дугом и держала его за руку, ничего не говоря. Прикосновение уже было достаточным общением, каждое легкое пожатие пальцев или ладони посылало сообщение любви, дружбы и спокойствия тому и другому. Он испытывал счастье.
      Вспышками чудесного рыжего цвета с ветки на ветку перелетали белки. С высоты деревьев пели птицы, а иногда порхали под кронами, подхватывая что-то с земли или просто запевая свои неведомые песенки.
      Через двадцать минут после выхода из дома Дуг достал из кармана свой мобильный телефон и бросил его там, где шел. Он больше не беспокоился, что мусорит. И не чувствовал никаких угрызений совести.
      Ньюкасл находился всего в двухстах милях.
      "В здешних горах есть золото", сказал Питер впереди. "Я даже немного промышлял сам. Во всяком случае, почти неделю помешивал глину в лотке."
      "Нашел что-нибудь?", спросила Люси-Энн."Ни чешуйки, ни комочка, ни самородка. Но неделя была прекрасная. Я брал с собой еду и хорошую книжку, проводил весь день в чаще и возвращался уже на закате, чуть не плутая в темноте." Он остановился и выглянул из-под последних деревьев на нависающий над ними склон горы, плечи его от тяжелого дыхания ходили вверх-вниз.
      Он же старик, пришлось напомнить себе Дугу. Они идут слишком быстро, спеша попасть туда, куда хотят, потому что скоро их настигнет неминуемое. "Нам стоит сбавить темп", сказал он. "Никакой спешки нет."
      Люси-Энн взглянула на него и улыбнулась, ее глаза заблестели слезами, которые она не желала выплакать.
      "Странно, что некоторые металлы так ценятся", продолжал Питер в своем собственном мире. "Странно, какие мы невежественные, думаем, что можем расставить по важности все вещи, из которых состоит мир. Шкала. На ней все и держалось, между прочим."
      "Мне казалось, что все держалось на гравитации", пробормотал Дуг.
      "Литий является легчайшим из металлов", сказала Гемма. Она вприпрыжку бежала перед ними, временами останавливаясь, чтобы нагнуться и посмотреть на цветок, на камень, на ползущую мошку. Теперь она стояла на месте и словно смотрела в небо, но там не на что было смотреть, только на синеву. Она продолжила, голос ее был тем же, что всегда знал Дуг, но слова ее, тон, сообщаемые знания были чистейшей загадкой.
      "Он плавает в воде, обладая плотностью 0.57. Соответствующая атомная масса равна 6.941. Он применяется в батарейках, а его соединения используются для лечения маниакальных депрессий. Свое название он получил в 1818 году от Джона Берцелиуса." Она тяжело села и наклонилась вперед, головой меж колен, говоря в землю. "Но, конечно, фактически его открыл студент Арведон."
      Потом ее вырвало.
      "Что это за чертовщина?", спросил Дуг. "Питер, что это такое?" Он подбежал к своей маленькой девочке, почти не удивляясь, почему это он думает, что старик должен понимать, что говорит Гемма.
      Люси-Энн подошла к ней первой и подняла ее, не обращая внимания на брызги рвоты, пятнавшей ее. "Милая?", спросила она. "Ты в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь?"
      "Голова болит", слабо откликнулась Гемма, уткнувшись лицом в шею матери.
      Дуг подбежал к ним и встал позади Люси-Энн, откидывая влажные волосы с бледного лица Геммы. Она вспотела, капли пота стекали вниз и темными пятнами виднелись на рубашке Люси-Энн, от нее пахло рвотой.
      Вчера динозавры, сегодня литий, думал Дуг. Черт, я ничего не знаю о литии. Они что, этому сегодня учат детей в школе?
      Питер вернулся к ним, тревога морщила его лоб. "Что она говорит?", спросил он.
      "Какая разница? Она больна." Люси-Энн была в гневе. Дуг понял это в то мгновение, когда она заговорила, но ей не хотелось его обнаруживать перед стариком-дядей.
      Однако, за занавесом своей причудливой бороды Питер был мудр. "Извини, Люси-Энн, не подумал. Просто... ну, у тебя очень смышленая девочка."
      "Исследования в области нанотехнологии начались в начале 80-х годов", забормотала Гемма, "и множество ученых были убеждены, что..."
      "Гемма", сказал Дуг, смущенный, испуганный, выведенный из равновесия. Не его дочь говорила эти слова, не Гемма, которую он знал, не маленькая девочка, любившая телемультики и Винни-Пуха, катавшаяся на трехколесном велосипеде и помогавшая ему копаться в саду, при условии если он уберет с дорожки всех червяков, потому что они скользкие...
      Это была не она.
      "Погодите, не мешайте ей, послушаем", сказал Питер.
      "...что она является новым достижением инженерного искусства. Первых роботов, достаточно маленьких, чтобы путешествовать по венам, срезая жировые бляшки и уничтожая раковые клетки, создали японцы. В лабораториях имени Белла фирмы АТТ в Нью-Джерси сконструировали оборудование диаметром меньше человеческого волоса и был построен электромотор в одну десятую миллиметра поперечиной... а потом все стало совершенно секретным и различные вовлеченные организации начали поворачивать исследования все более в военную сторону." Наступила пауза, достаточно долгая, чтобы отметить смену тона. "Как всегда, Человек выделяется лишь своей глупостью и ничего доброго не может прийти от него."
      "Гемма, пожалуйста, милая...", произнесла Люси-Энн и сказанное прозвучало так беспомощно, что на несколько мгновений все застыли.
      Потом Гемма захныкала, несколько секунд плакала, и погрузилась в сон.
      ***
      Разбудить ее им не удалось.
      Дуг и Люси-Энн отказались отойти от нее, поэтому Питер заторопился прочь и намочил свою рубашку в ближайшем ручье. Он выжал ее на лицо Геммы, когда Дуг держал ее на руках. Вода пролилась на лицо, побежала по закрытым векам - веки дрожали, когда она за ними вращала глазами - немного воды они даже влили ей между губ.
      Но Гемма не желала пробуждаться.
      "Нам надо вернуться", сказала Люси-Энн. "Положим ее в постель, укроем потеплее." Голос задрожал и Дуг разглядел в ее глазах правду об их положении, даже если рот пытался опровергнуть ее.
      "Ты ведь понимаешь, что это бессмысленно, дорогая", осторожно сказал он. "Мы вернемся в дом лишь к ленчу, а я сомневаюсь, что мы снова сумеем выбраться до... конца дня." Он поднял глаза на Питера, стоявшего на небольшом расстоянии, давая семье личное пространство, в котором, как он думал, они нуждались. "Что ж, Гемме также удобно будет там на горе, как и в какой-нибудь постели под крышей."
      Люси-Энн плотно сжала рот, пытаясь сдержать слезы. "Мне хотелось, чтобы она не спала, когда мы умрем", тихо сказала она. "Я эгоистка, да?"
      Дуг чувствовал, как лицо его горит и в носу щекотят закипающие слезы. Он думал точно так же. "Мы будем вместе", сказал он, "спит она или не спит."
      "Что она говорила?", тихо спросил Питер. "О нанос? Она ведь говорила о нанос, не так ли? Наверное видела в программах телевидения, смотрела документальные фильмы, новости? Никогда их сам не смотрел, но мне кажется, для маленькой девочки вроде Гемму звучало весьма технично."
      "Это говорила не она", ответил Дуг и тесно прижал ее к груди. Она была теплой и слегка дрожала. Чуть шевелились веки, когда под ними двигались глаза. Он посмотрел на Питера: "Мы можем идти дальше?"
      Старик нахмурился и хотел еще что-то сказать, Дуг это видел. Однако, он кивнул и улыбнулся, жестом показывая вперед. "Понеси ее пока", сказал он Дугу, "когда устанешь, возьму я."
      "А потом я", сказала Люси-Энн. Она держалась близко к Дугу, протягивая руку через каждые несколько шагов, чтобы погладить дочь по волосам или дотронуться до мужа.
      Восхождение стало труднее, склон горы круче, когда они вышли из лесочка, однако пейзаж смягчал усталость, которую уже ощущал Дуг. Дочь такая маленькая, но сонная она весит втрое. Мертвые тяжелеют, вспомнил он где-то прочитанное, и от этой мысли стало холодно. Но затем он даже улыбнулся. Когда умрут они, то совсем ничего не будут весить.
      "Отсюда хороший вид на дом и сады", сказал Питер, давая им отдохнуть и оглянуться на проделанный путь.
      Дуг опустил дочь на землю. Она слегка застонала и что-то забормотала, но он не слишком прислушивался. Он боялся услышать такое, чего вовсе не желает знать.
      Питер был прав. Лес покрывал склон горы вплоть до самого дна долины, а на краю стоял его дом, хозяйственные постройки и шла извилистая подъездная дорога, ведущая к шоссе. Счастливым образом чучела и гаргуйли с такого расстояния были не видны, поэтому сцена приобретала величие и невинность, не смущаемую параноидальными фобиями старика. Было заметно, насколько изолировано это место. Там и сям местность пересекали дороги, но кусочек поля с юга, которым Питер пользовался в более сельскохозяйственном смысле, был отсюда не виден. Земля полностью оставалась во владении дикой природы.
      "Теперь мой черед", сказал Питер и нагнулся, беря Гемму на руки.
      "Питер, не надо, ты уже не юнец." Дуг потянулся и попытался забрать Гемму из его рук, но старик взглянул с таким выражением, что он отступил и, сдаваясь, поднял руки. "Только не перетрудись", сказал Дуг. "Я не представляю, как мы с Люси-Энн понесем вас обоих."
      Они продолжали подниматься, Дуг и Люси-Энн шли по бокам Питера, постоянно притрагиваясь к дочери, держа ее за руку, шепча что-то и пытаясь ее пробудить.
      "Далеко еще?", спросила Люси-Энн через несколько минут.
      "У нас нет определенного места назначения", ответил Питер. "Скажите, когда захотите остановиться, и мы остановимся."
      Она кивнула. "По мне, я шла бы вечно. Если следующий шаг давал бы нам лишнюю секунду, я продолжала бы идти."
      Дуг понимал, что она хочет сказать, но он также понимал, что это не всерьез. Они, конечно, могут побороться за несколько лишних секунд, но могут также сесть, поговорить, поесть в последний раз, выпить последний бокал вина.
      Он никогда больше не будет заниматься любовью с женой, никогда не почувствует ее дыхание на своей щеке в тот миг, когда она замрет от счастья, никогда не станет любовно бороться с ней, пока Гемма нападает на обоих вместе со своими игрушечными медведями, никогда не позавтракает перед телевизором, никогда не поплывет с прокаленного солнцем пляжа на яхту, никогда не насладится хорошей картиной, завораживающей книгой, звучной музыкой... музыку он больше не услышит никогда...
      Дуг жил ради музыки.
      "Здесь", сказал он. "Мы остановимся здесь. Проживем здесь все, что осталось, нет смысла идти выше и дальше." Он обнял Люси-Энн и поцеловал ее в шею.
      Питер опустил Гемму на землю, разогнулся и схватился за поясницу, постанывая и ругаясь. "Умная девочка, точно, но и тяжеленная тоже."
      И, словно по сигналу, Гемма проснулась и снова начала говорить.
      ***
      Она рассказывала о вироидах, о нитях нуклеиновых кислот без протеиновых оболочек, и о том, как они вызывают задержку роста у растений. Она разгласила тайны основ теории хаоса, особенно связанные с погодными явлениями и распространением инфекционных заболеваний. Потом, после паузы, она снова вернулась к нанотехнологии, как основанная на кремнии, за последние несколько лет она превратилась в технологию, базирующуюся на биологии. И как были созданы самореплицирущиеся наномашины, изобретенные человеком вирусы, у которых над из природными соперниками имелось одно главное преимущество: они прекрасно могли функционировать сами по себе. Они одинаково хорошо пожирали органические и неорганические материалы, разлагая их на части, перестраивая свои органы, создавая все больше таких же, как они сами. Для размножения они не нуждались в хозяине-носителе.
      И поэтому они были неостановимы.
      Питер откупорил бутылку вина и разлил по трем бокалам, но пил только он. Дуг и Люси-Энн пытались успокоить дочь, но Гемма только отмахивалась от них, говорила, что чувствует себя прекрасно, а потом продолжала причудливый монолог.
      И, самое странное, ее глаза во время разговора сверкали, руки рисовали фигуры в воздухе, иллюстрирующие ее идеи и мысли, и она улыбалась, открывая им очередную сложную истину. Дуг понял: это говорит она. Это Гемма произносит жуткие, удивительные вещи, его дочь, его маленькая девочка. И все трое взрослых вскоре хорошо поняли то, что Дуг подозревал все время: ничего из этого Гемма прежде не знала.
      Она одновременно и училась и рассказывала.
      "Гемма", вновь попробовал Дуг, "откуда ты все это знаешь? Кто рассказал тебе? Гемма, ты пугаешь папу и маму."
      Она остановилась. Мгновенно, на пол дороге серии уравнений, в которых взрослые потерялись в тот же момент, когда она начала о них говорить. Она посмотрела на Дуга и за светящимся энтузиазмом лицом он разглядел свою уставшую, испуганную дочь. "Я не хочу пугать тебя, папа. В самом деле не хочу. Но некоторые вещи должны быть высказаны."
      Она снова отвернулась, глядя на юг, словно бросая вызов приближающемуся року примерами того, что достигло человечество за слишком короткий период проживания на этой планете. Тот факт, что рок был плодом пошедшего в неверном направлении труда самого человечества, значения имел не больше, чем причина ветра, звука или облаков. "Это больше некому сказать", прошептала она. А потом снова начала монолог.
      Связь рефлексивных точек на ступнях с различными функциями организма...
      Фракционирование, то есть, как жидкий воздух можно разделить на составляющие при температуре минус 196°С...
      Броуновское движение, а от него к Эйнштейну, а от него к единой теории поля, а потом к суперструнам и теории всего...
      "Заставь ее остановиться!", закричала Люси-Энн, вставая и шагая прочь. Красное вино из ее бокала выплеснулось на землю. "Пожалуйста, Дуг", сказала она, не оборачиваясь, "верни нашу дочь обратно хоть на время."
      Дуг вспомнил, как пару лет назад Гемма прошла через короткий период, когда она с криком просыпалась ночью. Это продолжалось всего около недели, но звук ее вопля был ужасен, и после первого же случая ни один из них совсем не спал, пока это не кончилось так же внезапно, как и началось. А когда ее спрашивали, в чем дело, она только и отвечала: "Луна, папа, луна висит в моей комнате и смеется надо мной!" Он так никогда и не понял, чего же она боялась, потому что луна была знакомая штука, а человечка на луне она даже любила.
      Теперь ему казалось, что он понимает, что тревожило ее в те несколько неистовых ночей. Человечка на луне она знала по своим сказкам, но тот же человечек, смеющийся над ней, был вещью совершенно новой, чем-то угрожающим, неприятным и тайным, подделкой того, что она знала.
      Именно поэтому Дуг чувствовал себя сейчас точно так же. С приближающейся смертью дочь пугала его потому что вела себя так, как никогда прежде. Это была еще Гемма, но Гемма странная.
      У него не было времени освоиться с этой странностью. Ему надо жить с нею и с нею умереть.
      "Она пытается нам что-то сообщить", произнес Питер.
      "Что?" Дуг не мог отвести взгляда от дочери. Если он отвернется, что-то может произойти.
      "Гемма пытается нам что-то сказать. Она передает информацию, идеи, теории, историю... она швыряет нам части головоломки и просит достроить ее." Он оживился, встал, и начал расхаживать, отпивая из бокала и размышляя. Выражение его лица стало мягким, не сардоническим, как обычно.
      Дуг покачал головой. "Питер, она напугана. Последнюю пару дней она видела по ТВ, как умирают люди, она видела... она видела, как банда мужиков насилует женщин на дороге. Не думаю, что Люси-Энн удалось достаточно быстро закрыть ей глаза..." Он замолчал. Люси-Энн вернулась, нервно ломая пальцы, села рядом с Геммой и попыталась вывести ее из этого странного гиперактивного транса.
      Питер выхлебал еще бокал вина и налил его дополна. "Похоже, она заново проживает всю жизнь человечества перед наступлением его конца. Перед тем, как мы утонем, выговаривает перед нами нашу коллективную память."
      "Она просто говорит, что слышала."
      "Ты знаешь, что это не так, Дуг, правда?" Питер протянул руку, словно предлагая какую-то невидимую истину. "Это может казаться невероятным, но что более невероятнее того, что здесь и сейчас?"
      Дуг отвернулся от Геммы и почувствовал, что какой-то груз упал с его плеч, какая-то страшная тяжесть ответственности, словно слова старика убедили его, что ничего из происходящего не является его виной. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, вдыхая аромат вина, разлитого Люси-Энн.
      "Так что же она пытается сказать?" Он хотел подшутить над Питером, но как только заговорил, понял, что ему любопытно. А, может быть, в словах старого безумца была искра истины?
      Питер пожал плечами, но чуть судорожнее, чуть оживленнее, чем прежде. "Я не знаю. Что, может быть, есть еще надежда. Способ остановить все это."
      Дуг коротко и горько рассмеялся. "И мы сможем это сделать, не так ли?"
      Питер нахмурился, потом покачал головой. Он посмотрел на юг вдоль долины, где недалеко за горизонтом аннулировалось прошлое, настоящее и будущее. "Конечно, нет. Но если так, в этом была бы горькая ирония, не так ли?"
      Все затихли, все, кроме Геммы. Горькая ирония, подумал Дуг. Да, действительно.
      Он посмотрел на Гемму, прислушался к тому, что она сейчас говорит, и очень сильно попытался не обнаружить в этом никакого смысла.
      ***
      Гемма снова впала в неспокойный транс, так и не прекращая говорить. Даже обвиснув на руках Люси-Энн с головой, свесившейся набок, она продолжала бесконечный монолог. Несколько птиц уселись на ближайшем дереве, щебеча и вытягивая головы, может, прислушиваясь, а может, и нет. И что бы они услышали, подумал Дуг? Непонятное подшучивание или непереносимую истину? Потому что, откуда бы Гемма ни взяла все это, монолог начинал становиться болезненным.
      Она понимала, что происходит, это стало очевидным. Вскоре после того она снова потеряла сознание. Большая част сказанного в последний час - о теории суперструн, о жидком воздухе, о вироидах - все образовывало некую часть громадного плана, который медленно формировался в воздухе вокруг нее. Если бы склоны гор смогли отозваться эхом на все ее слова разом, наверное сформировалось бы нечто, что смогли бы понять он, Питер, Люси-Энн, но тут уж они ничего не могли реально поделать. Все слышали отчаянное желание в голосу Геммы... ужасно слышать такое в голосе столь юной девушки, столь невинной... но никто не мог подняться до такого уровня.
      Они чувствовали себя еще более беспомощными, чем прежде.
      "Должно быть что-то", сказал Питер, не обращаясь ни к кому в отдельности, открывая вторую бутылку вина в поисках правды и утешения на ее дне. "Должно быть что-то, что мы можем сделать."
      "Есть ли надежда?", спросила Люси-Энн. "Действительно, Дуг? Есть ли надежда?"
      Неприятно было думать о ней, как о дурочке. Он ненавидел собственную и их беспомощность. Но более всего он ненавидел бессмысленную информацию, которую они получали. Почему им, почему здесь и сейчас? Почему не кому-то другому, кто мог бы с ней что-то сделать?
      "Потому что больше никого не осталось", тихо произнес он.
      "Хм?", поднял бровь Питер над очередным бокалом вина.
      "Я сказал, что больше никого не осталось", произнес Дуг. "Гемма говорит нам все это, потому что сказать это больше некому. Что ты говорил, Питер? Что мы, как утопающие, проживаем все знание человечества за один миг?"
      Питер, отвечая, пнул плодородную почву. "Ну, я имел в виду... понимаешь, метафорически. Должен быть кто-то еще, кто может что-нибудь сделать..."
      "Нет, ты имел в виду именно это. Ты верил в это, когда говорил."
      "Как это может нам помочь?", спросила Люси-Энн, глядя вниз на Гемму, дрожащую и бормочущую у нее на коленях. "Есть ли надежда?"
      Дуг встал и подошел к жене и ребенку и сел рядом так, чтобы можно было обнять их и притиснуть к себе. "Ничего не поможет."
      Довольно далеко в долине, казалось, начал сгущаться прямо при дневном свете тяжелый туман.
      "Нам ничего не поможет, милая. Мы за пределами всякой помощи. Мы протянули руку эволюции, а она оттолкнула нас в сторону."
      Люси-Энн покачала головой и вывернулась из-под его руки, чтобы взглянуть на него. "Нет, Дуг? Питер? Он не прав, не так ли?"
      Питер тоже подошел к ним, но не так, чтобы дотронуться. Он спокойно уселся в стороне, удовлетворенный наконец. "Может быть, истина в том, что знание никогда невозможно отменить. Нас не дразнили, нас учили до самого конца. Наш вопрошающий разум продолжал работать даже когда все потеряло всякий смысл. И это хорошо." Он улыбнулся и допил бокал вина. "А-а, хороший год. Любой год - хороший."
      Туман быстро продвигался вверх по долине и теперь Дуг видел, что он действительно темный и густой, словно коричневый суп, вращающийся в воздухе, пожирающий все, к чему притронется. Совсем рядом, уже возле дома Питера, птицы падали с неба, цветы роняли лепестки, листья облетали с деревьев, когда нанос начали свою бесчувственную запрограммированную работу деконструкции. И каждый упавший лист, каждая разъятая птица сразу отдавали свои составные части, чтобы нанос становилось все больше.
      Гемма снова очнулась и села прямо, повернувшись посмотреть на родителей и Питера. "Все так легко было сделать", сказала она печально. "Все ответы уже здесь, было бы только желание помочь самим себе."
      "Иди сюда", позвал Дуг, и она спряталась в его объятиях, одновременно обхватив руками талию матери.
      Свет начал меркнуть, и в странном шипении, словно триллион песчинок затанцевал в воздухе, утонули звуки ветра и резкие крики испуганных птиц.
      Зрение Дуга ослабло, кожа зачесалась, внутри стало тепло. Он хотел сказать своей семье, что любит их, но говорить он больше не мог. Однако, мышцы еще работали, и в этот миг он просто крепко обнял их.
      И ощутил ответное объятие.