— По твоим словам, Тайгер говорил, что Мирски участвовал в заговоре против него.

— В этом месяце, дорогой. А в прошлом он был архангелом Гавриилом. А потом — бах, Мирски присоединился к плохишам, а Евгений, старый дурак, прислушался к этому сладкоголосому поляку, подонку Рэнди и, насколько я понимаю, к тебе. Где ты обосновался, дорогой?

— В Сингапуре.

— Я про сегодня.

— В Камдене. У приятеля по юридической школе.

— Приятель мужского пола?

— Да.

— Может, зря? Если ты не такой, как Рэнди, но я в этом очень сомневаюсь. — Он хотел рассмеяться, но поймал ее потемневший от страсти взгляд. — У меня есть свободная кровать. Большая и удобная. Удовлетворение гарантируется.

Оливер обдумал предложение и решил, что оно его не удивило.

— Знаешь, я только должен заглянуть в его квартиру, — виновато улыбнулся он, словно одно мешало другому. — Посмотреть, не осталось ли там каких-либо бумаг. Пока этого не сделал кто-то еще.

— Ты можешь заглянуть в его квартиру, а потом вернуться в мою.

— Только у меня нет ключей, — улыбнулся он.

В кабине лифта они стояли бок о бок. Ключи на кольце из сплетенных слоновьих волос она держала в руке. Взяла его руку, положила ключи на ладонь, сложила над ними его пальцы. Потом притянула Оливера к себе и поцеловала, продолжала целовать и тереться об него всем телом, пока он не обнял ее. Ее груди свободно перекатывались под рубашкой Тайгера. Она ласкала его язык своим, тогда как рука поглаживала растущий бугор на брюках. Она вновь взяла его за руку, разжала пальцы, выбрала ключ, который они вместе вставили в замочную скважину и повернули. Потом вставили второй ключ. Лифт поднялся и остановился, двери открылись в ярко освещенный коридор на крыше, похожий на стоящий на запасных путях спальный вагон. По одну его сторону темнели трубы, по другую — сверкали огни Лондона. Из связки она выбрала еще два ключа, один медный, с длинной ножкой, вновь поцеловала Оливера, а потом подтолкнула к двери из красного дерева, в которую упирался коридор.

— Поторопись, — прошептала она. — Обещаешь?

Он подождал, пока кабина ушла вниз, потом нажал на кнопку вызова и подождал, пока она поднимется пустой. Снял кроссовку и сунул между дверьми, чтобы кабина никуда не уехала. Он знал, что из трех лифтов только один обслуживал пентхауз, а потому в столь поздний час лишь у Катрины, Тайгер не в счет, могло возникнуть желание все-таки составить ему компанию. В одной кроссовке, с ключами в руке он заковылял по коридору. Замки легко открылись, дверь подалась, и он очутился в доме джентльмена восемнадцатого века, пусть и построенном пятнадцать лет тому назад на крыше. Оливер никогда здесь не спал, не смеялся, не принимал душ, не занимался любовью, не играл. Иногда, обуреваемый одиночеством, Тайгер по вечерам приглашал его сюда, и они смотрели глупые телепередачи, налегая на спиртное. Еще он помнил, как Тайгер рвал и метал, когда городские власти не разрешили ему оборудовать на крыше вертолетную площадку. Помнил и летние вечеринки, устраиваемые Катриной для друзей, которых не было у Тайгера.

«Оливер! Нина, сюда, пожалуйста! Оливер, расскажи еще раз анекдот о скорпионе, который хотел переправиться через Нил. Но только медленно. Его высочество желает все записать…»

«Оливер! Удели мне минутку, дорогой мальчик, позволь оторвать от твоей очаровательной спутницы! Еще раз расскажи его светлости о юридической основе проекта, который ты так красноречиво представлял нам этим утром. Поскольку разговор неофициальный, ты, возможно, захочешь воспользоваться более доходчивой терминологией…»

Он стоял в холле, низ живота сладко ныл от прикосновений Катрины. Он двинулся дальше, по-прежнему охваченный страстью. Все плыло перед глазами, он не знал, куда идти, и виной тому была Кэт. Он обогнул угол, миновал гостиную, бильярдную, кабинет. Вернулся в холл, порылся в карманах пальто и плащей в поисках так любимых Броком клочков бумаги. Увидел у телефона раскрытый блокнот с несколькими строчками, написанными почерком Тайгера. Все еще изнывая от страсти к Катрине, сунул блокнот в карман. В одной из комнат он что-то заметил, только не помнил, в какой. Добрел до гостиной, ожидая озарения, пытаясь стряхнуть воспоминания о груди Катрин, уютно устроившейся в его ладони, о ее лобке, трущемся о бедро. «Не в этой комнате», — подумал он, проведя руками по волосам в надежде разогнать туман, затянувший мозг. И, уже выходя в бильярдную, краем глазом ухватил кожаную корзинку для мусора между креслом для чтения и журнальным столиком, понял, что видел ее и раньше, только не придал значения содержимому корзинки, желтому бумажному пакету с мягкой подложкой. Взгляд Оливера поднялся к приоткрытым дверцам шкафа. За ними, друг над другом, стояли телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр. Подходя ближе, он увидел подмигивающий зеленый огонек видеомагнитофона. На нем лежал белый футляр от видеокассеты. Пустой. Голова Оливера очистилась от тумана. Похоть, пусть и временно, сошла на нет. Он сразу все понял, хотя на торце футляра не было слова «ЗАЛОГ» и стрелочки, указывающей на зеленый огонек включенного в сеть видеомагнитофона. «Залог тому будет доставлен Вам отдельно почтовым отправлением». Зазвонил телефон.

Звонят Тайгеру.

Мирски, который называет себя Мюнстером.

Катрина, чтобы сказать, что хочет подняться наверх, но лифт не работает.

Лысый Бернард, чтобы предложить свои услуги.

Охранники, чтобы сказать, что они уже поднимаются.

Брок, чтобы сообщить, что его раскрыли.

Телефон все звонил, но Оливер не снял трубку. Не было и автоответчика. Он нажал клавишу «EJECT» на передней панели видеомагнитофона, вытащил вылезшую из его чрева кассету, положил в белый футляр, последний сунул в желтый конверт с мягкой подложкой. «Мистеру Тайгеру Синглу», — значилось на наклейке. Ниже: «ЛИЧНО». Ни адреса отправителя, ни наклейки с названием курьерской службы. Вернувшись в холл, Оливер вздрогнул, увидев собственную фотографию в парике и мантии барристера. Сдернул с вешалки кожаный пиджак и набросил на плечо, прикрыв зажатый под мышкой пакет. Вытащил кроссовку, надел ее, вошел в лифт и после короткого колебания нажал кнопку первого этажа. Кабина величественно двинулась вниз. На десятом этаже Оливер забился в угол, чтобы Катрина не увидела его в окошечко, когда он проезжал мимо восьмого этажа. Мысленным взором увидел обнаженную Кэт, раскинувшую руки и ноги на кровати, которую она делила с Тайгером. В холле Мэтти читал «Мейл он санди», позаимствованную у Джошуа.

— Вас не затруднит отдать эти ключи миссис Олтремон? — Оливер протянул Мэтти связку.

— Конечно, приятель, — ответил Мэтти, не отрываясь от газеты.

Выйдя из подъезда, Оливер повернул направо. Как и говорила Кэт , киоск «Газеты и сигареты от Мухаммеда. 24 часа» оказался ярдах в пятидесяти от дома. Рядом с ним краснели три телефонные будки. Позади раздался автомобильный гудок. Оливер обернулся, опасаясь, что Катрина преследует его на «Порше», принадлежащем «Хауз оф Сингл». Но увидел Агги, которая махала ему рукой, сидя за рулем зеленого «Мини».

— Абердин, — выдохнул он, плюхнувшись на пассажирское сиденье. — И побыстрее.

Гостиная дома в Камдене запахом сандвичей и ушедших людей напоминала зал кинотеатра по окончании сеанса. Брок и Оливер сидели на продавленном диване. Брок не настаивал на присутствии Оливера, но тот уйти не пожелал. По экрану побежали черно-белые цифры. «Это порнофильм, — подумал Оливер, вспомнив прикосновения рук и тела Кэт. — Именно этого мне сейчас и не хватает». А потом увидел Альфреда Уинзера, на коленях, с руками за спиной, схваченными в запястьях наручниками, и ангела смерти, в маске и белом плаще, приставляющего ствол поблескивающего в лучах солнца автоматического пистолета к голове несчастного. Услышал отвратительный голос Хобэна, объясняющего Альфи, по каким причинам тому сейчас разнесут голову. А думать Оливер мог только о Тайгере в коричневом пальто реглан, увидевшем и услышавшем все это, прежде чем спуститься на восьмой этаж в квартиру Кэт. В кухне остальные члены команды пили чай и слушали бубнящий голос Хобэна. Мужчины держались вместе, Агги сидела чуть в стороне, закрыв глаза, прижимая к зубам костяшки больших пальцев, вспоминая, как с помощью травинок она имитировала крики птиц, чтобы еще больше расположить к себе Заха.

Брок только порадовался тому, что Массингхэма в полночь вытряхнули из постели. Стоя в крошечной прихожей, он с чувством глубокого удовлетворения слушал возмущенные крики Массингхэма, которого пошли будить Картер и Мейс. Когда его вывели из спальни, он напоминал приговоренного к публичному осмеянию: бесформенный халат, шлепанцы, полосатая пижама, круглые, полные мольбы глаза, по тюремщику с каждой стороны. «Так тебе и надо», — подумал Брок, прежде чем скрыть свои чувства за маской бесстрастного бюрократа.

— Прошу извинить за вторжение, сэр. Но я получил сведения, которыми хочу поделиться с вами. Мистер Мейс, принесите, пожалуйста, диктофон. Министр захочет лично прослушать эту запись.

Массингхэм превратился в статую. Картер отступил от него на шаг. Мейс отправился на поиски диктофона.

— Пригласите моего адвоката, — выпалил Массингхэм. — Я больше не скажу ни слова, не получив письменных гарантий.

— О гарантиях поговорим чуть позже.

Брок распахнул дверь в комнату, где они недавно беседовали. Массингхэм двинулся первым, более не удостаивая Брока своим вниманием. Сел в привычное кресло. Мейс принес диктофон, включил.

— Если вы привлекли к ответственности Уильяма… — начал Массингхэм.

— Я не привлекал. Никто не привлекал. Я хочу поговорить с вами об опасности. Вы помните о том, что вам грозит опасность?

— Естественно, помню.

— Это очень хорошо, потому что секретариат министра создал мне серьезные проблемы. Они думают, что вы что-то скрываете.

— Так надавите на них.

— Мне бы этого не хотелось, благодарю вас, сэр. Итак, время ленча, Тайгер Сингл покидает Керзон-стрит. Но вас там уже нет. В одиннадцать утра вышли из кабинета и направились к своему дому в Челси. Почему?

— Это преступление?

— Зависит от причины, сэр. Вы оставались дома полных десять часов, до девяти вечера, когда запросили защиты. Вы это подтверждаете?

— Разумеется, я это подтверждаю. Я вам об этом уже говорил. — Голос Массингхэма звучал воинственно, но сам он очень уж нервничал.

— Что заставило вас уйти домой еще утром?

— У вас нет воображения? Уинзера убили, об этом стало известно, офис превратился в дурдом, телефоны разрывались от звонков. Мне надо было позвонить нескольким людям. Я хотел это сделать в тишине и покое. И где я мог их обрести, как не дома?

— Но дома вам начали угрожать по телефону. — Брок отметил про себя, что и лжецы иногда говорят правду. — А в два часа дня к вам прибыл курьер с посылкой. Что было в посылке?

— Ничего.

— Еще раз, сэр.

— Я не получал посылку. Следовательно, незнаком с ее содержимым. Это ложь.

— Кто-то из ваших домашних получил ее. И расписался в получении.

— Докажите это. Ничего у вас не получится. Курьерской службы вы не найдете. Никто ни за что не расписывался, никто ничего не получал. Все это выдумки. И если вы думаете, что ее получил Уильям, то напрасно.

— Уильям тут совершенно ни при чем, сэр. Посылку получили вы.

— Предупреждаю вас: не впутывайте в это дело Уильяма. В тот день с десяти утра он был в Чичестере. Они целый день репетировали.

— Позвольте спросить, что?

— «Сон в летнюю ночь». Эдуардианская пьеса. Он играл Пака.

— И когда он приехал домой?

— В семь вечера. «Уходи, уходи, уходи, — сказал я ему. — Выметайся из дома, тут небезопасно». Он не понял, но уехал.

— Куда?

— Заниматься своими делами.

— Он что-нибудь взял с собой?

— Разумеется, взял. Собрал вещи. Я ему помогал. Потом вызвал ему кеб. Он не может водить машину. Не получается. Брал уроки, но толку никакого.

— Он взял с собой посылку?

— Не было никакой посылки. — Не голос — лед. — Ваша посылка — фантазия, мистер Брок. Она не существует и не будет существовать.

— Ровно в два часа дня ваша соседка видела мотоциклиста-курьера, поднимающегося по ступенькам к вашей двери с посылкой в руке и спускающегося по ним уже без нее. Она не видела, кто расписывался за посылку, потому что дверь была на цепочке.

— Соседка солгала.

— У нее полиартрит, она с утра до вечера сидит у окна, и от ее внимания ничего не укрывается, — терпеливо продолжал Брок. — Она очень хороший свидетель. Свидетель обвинения.

Массингхэм долго разглядывал свои пальцы, словно пытался определить, что в них изменилось с последнего вечера.

— Может быть, привезли телефонный справочник? — предложил он объяснение, которое могло устроить их обоих. — Эти люди из «Телекома» появляются в любое время дня и ночи. Наверное, я расписался за него и забыл об этом. Такое вполне возможно, учитывая мое тогдашнее состояние.

— Мы говорим не о телефонном справочнике. Мы говорим о желтом конверте с мягкой подложкой и белой наклейкой. Размером с… — он медленно оглядел комнату, пока не остановил взгляд на телевизоре и видеомагнитофоне, — …с книгу карманного формата. — Массингхэм проследил за его взглядом.

— А может, с видеокассету, — уточнил Брок. — Вроде тех, что стоят на полке. Только на кассете, которую прислали вам, на цветной пленке запечатлели убийство вашего недавнего коллеги Альфреда Уинзера. Массингхэм не произнес ни слова. Лишь зло блеснул глазами, как при упоминании Уильяма.

— С сопроводительным письмом, — добавил Брок. — Видеозапись вас шокировала, но письмо просто повергло в ужас. Я прав?

— Вы знаете, что правы.

— Письмо так подействовало на вас, что вы, прежде чем обратиться за защитой в таможню Ее величества, сочинили целую историю, напрочь отрицавшую существование пленки, которую вы отдали Уильяму, наказав сжечь и развеять пепел на четырех ветрах… вместе с письмом.

Массингхэм поднялся.

— То, что вы называете письмом, — проговорил он, глубоко засунув руки в карманы, гордо откинув голову, — на самом деле грязный пасквиль, выставляющий меня в самом неприглядном свете. На меня возлагалась ответственность за смерть Уинзера. Меня огульно обвиняли во всех мыслимых и немыслимых преступлениях безо всяких на то доказательств. — Словно актер, выходящий на авансцену, он шагнул к Броку, чуть ли не уперся коленями в лицо, продолжил, глядя на него сверху вниз: — Неужели вы действительно могли предположить, что я приду к вам, сотрудникам таможни Ее величества, с письмом, в котором черным по белому написано, что я — супердерьмо? Для этого надо быть сумасшедшим.

Сумасшедшим Брок, конечно же, не был, и вот тут он впервые по достоинству оценил своего противника.

— С другой стороны, мистер Массингхэм, если ваши клеветники написали правду, у вас было две веские причины уничтожить письмо и пленку, а не одна, не так ли? Он это сделал, ваш Уильям, не так ли… уничтожил вещественные доказательства?

— Это не доказательства, следовательно, он ничего не уничтожал. Это ложь, которую следовало уничтожить, и ее уничтожили…

Брок и Айден Белл сидели за чашкой чая в гостиной дома за рекой после просмотра видеозаписи убийства Уинзера. Только-только пошел третий час ночи.

— Плутон знает что-то важное. Что именно, мне неизвестно. — Брок практически повторил признание, сделанное им Тэнби. — И лежит это на самой поверхности. Словно бомба, у которой зажгли бикфордов шнур. Запах я чувствую, но не смогу увидеть, пока она не разорвет меня на клочки.

Потом, как это часто случалось в эти дни, разговор перешел на Порлока. Его поведение на совещаниях — вопиющее. Его роскошный образ жизни — вопиющий. Его главные источники информации в преступном мире, на поверку оказавшиеся деловыми партнерами, — вопиющее безобразие.

— Он испытывает терпение господа, — процитировал Брок Лайлу. — Он хочет узнать, как высоко он может взлететь, прежде чем боги подрежут ему крылья.

— Она хотела сказать, прежде чем у него расплавятся крылья, — возразил Белл. — Она имела в виду Икара.

— Хорошо, расплавятся, — согласился Брок. — Какая разница?