– А куда? – продолжал выспрашивать Смайли. – Владимир тоже вам сказал?

– В Германию.

– Которую?

– В нашу. На север.

– Как бы случайная встреча? Тайник? Передача живьем? Какого рода встреча?

– На ходу. Мне следовало ехать поездом. Из Гамбурга на север. Передача должна была состояться в поезде, подробности – по получении согласия.

– И все должно было остаться частным соглашением. Ни Цирка, ни Макса?

– На то время – очень частным, Джордж.

Смайли тщательно подбирал слова, чтобы не быть бестактным:

– А компенсация за ваши труды?

В ответе Тоби отчетливо прозвучал скепсис:

– Если мы получим документ – так он его и назвал, о'кей? Документ. Значит, если мы получим документ и документ этот окажется подлинным – а он клялся, что это так, – мы сразу попадем на небеса. Во-первых, мы несем документ Максу и рассказываем Максу всю историю. Макс поймет все значение документа, Макс поймет чрезвычайную его важность. Макс вознаградит нас. Подарки, повышения по службе, медали, Макс посадит нас в палату лордов. Точно. Вот только проблема оказалась в том, что Владимир не знал: Макс давно пылится на полке, а в Цирке работают бойскауты.

– А он знал, что Гектор тоже на полке?

– Пятьдесят на пятьдесят, Джордж.

– Как это понимать? – И тут же ответил: – Не важно. – Смайли отменил собственный вопрос и снова погрузился в долгое молчание.

– Джордж, бросьте вы все это, – настойчиво произнес Тоби. – Мой вам настоятельный совет: оставьте. – Он снова молча стал выжидать.

Казалось, Смайли его не слышал. Глубоко потрясенный, он размышлял о масштабе ошибки, допущенной Тоби.

– Дело в том, что вы отослали его ни с чем, – пробормотал он, уставясь в пространство. – Он к вам обратился, а вы захлопнули перед ним дверь. Как вы могли, Тоби? Именно вы!

Упрек заставил Тоби в ярости вскочить – возможно, именно эта цель и преследовалась. Глаза его вспыхнули, щеки порозовели – спавший в нем венгр проснулся.

– И вы, возможно, хотите услышать почему? Вы хотите знать, почему я сказал ему: «Пошел к черту, Владимир. Уйди, пожалуйста, с моих глаз долой: меня от тебя тошнит?» Хотите знать, кто его контакт там, кто этот Волшебник Северной Германии со слитком золота, благодаря которому мы назавтра станем миллионерами, Джордж, – хотите знать эту личность? Вы, случайно, не помните такое имя – Отто Лейпциг? Многократно награжденный нами званием «Подонок года»? Изготовитель фальшивок, торговец разведданными, доверенное лицо, сексуальный маньяк, сутенер, а также преступник всех мастей? Помните такого великого героя?

Смайли снова привиделись клетчатые стены гостиницы и отвратительные охотничьи гравюры, изображающие Джоррокса, снова в памяти всплыли две фигуры в черных пальто – гиганта и карлика и крупная, в коричневых пятнах рука генерала, лежащая на узком плечике его подопечного. «Макс, вот это мой добрый друг Отто. Я привел его, чтобы он сам рассказал свою историю». Смайли послышался глухой грохот самолетов аэродрома Хитроу.

– Смутно, – ровным тоном ответил Смайли. – Да, я смутно припоминаю некоего Отто Лейпцига. Расскажите мне о нем. У него, кажется, было много имен. Но это помним и все мы, не так ли?

– Около двух сотен, но на Лейпциге он остановился. Знаете почему? Лейпциг находится в Восточной Германии – ему нравилась тамошняя тюрьма. Такой он был чокнутый шутник. Вы, случайно, не помните, что он продавал? – Считая, что перехватил инициативу, Тоби смело шагнул вперед и, став перед сидевшим с безразличным видом Смайли, бойко продолжил: – Джордж, неужели вы даже не помните, какую невероятную и полнейшую ерунду этот подлец год за годом поставлял нашим западноевропейским резидентурам, главным образом в Германии, под пятнадцатью разными именами? Наш эксперт по новому эстонскому порядку? Наш главный источник по отправкам советского оружия из Ленинграда? Наше внутреннее ухо в Московском Центре, в конце концов, наш главный наблюдатель за Карлой? – Смайли сидел, не шелохнувшись. – Как он надул одного только нашего берлинского резидента на две тысячи немецких марок за статью, переписанную из журнала «Штерн»? А как обкручивал старика генерала, присосался к нему, точно пиявка, и сосал, все снова и снова: «мы, коллеги-прибалты» – по этой линии! «Генерал, я добыл для вас царские драгоценности, одна беда: нет денег на авиабилет»! Иисусе Христе!

– Но ведь не все оказалось сфабриковано, верно, Тоби? – мягко возразил Смайли. – Кое-что, как мне припоминается, было – по крайней мере в определенных областях – весьма неплохим материалом.

– Можно по пальцам пересчитать.

– Например, его материал о Московском Центре. Что-то не помню, чтобы мы когда-либо подвергали его сомнению.

– О'кей! Итак, Центр время от времени кидал ему корму, чтобы он поставлял нам и дальше свой мусор! Как же еще, ради всего святого, вести себя двойному агенту?

Смайли хотел было оспорить это утверждение, потом передумал.

– Понятно, – заключил он наконец, как бы склоняясь перед доводами собеседника. – Да, мне понятно, что вы хотите сказать. Подсадная утка.

– Не подсадная утка, а подонок. Немножко отсюда, немножко оттуда. Двурушник. Ни принципов. Ни норм. За хлеб с маслом готов работать на любого.

– Я понял, – торжественно произнес Смайли все тем же приглушенным тоном. – И он, конечно, обосновался в Северной Германии, верно? Где-то около Травемюнде.

– Отто Лейпциг никогда нигде не обосновывался, – с презрением заявил Тоби. – Джордж, этот малый – непоседа, настоящий бродяга. Одевается точно Ротшильд, имеет машину и велосипед. Знаете, кем он последнее время работал, этот великий шпион? Ночным сторожем на каком-то вшивом складе в Гамбурге! Забудьте о нем.

– И у него был партнер, – произнес Смайли все тем же тоном наивного простака. – Да, мне и это сейчас припомнилось. Иммигрант, восточный немец.

– Не восточный немец, а хуже. Саксонец. Фамилия Кретцшмар, имя – Клаус. Клаус через «л», не спрашивайте почему. Я хочу сказать, у этих парней нет никакой логики. Клаус-то тоже приличный подонок. Они вместе воровали, вместе сутенерствовали, вместе писали поддельные отчеты.

– Но это было давно, Тоби, – мягко вставил Смайли.

– Какая разница? Это был идеальный брак.

– В таком случае, думаю, он недолго длился, – глубокомысленно заявил Смайли, рассуждая вслух.

Но, возможно, на этот раз он пережал в мягкости, а возможно, Тоби просто слишком хорошо его знал. Только в живых глазах венгра вспыхнул настороженный огонек, а гладкое чело прорезала морщина презрения. Он отступил на шаг и, в упор глядя на Смайли, задумчиво провел рукой по безупречно подстриженным седым волосам.

– Джордж, – нарочито вежливо обратился он. – Послушайте, кого вы пытаетесь провести, а?

Смайли не вымолвил ни слова, только взял в руки статуэтку Дега, повернул и поставил на место.

– Джордж, выслушайте меня хоть раз. Пожалуйста! О'кей, Джордж? Разрешите прочитать вам хотя бы раз лекцию.

Смайли взглянул на него и тут же отвел глаза.

– Джордж, я вам обязан. Вы должны меня выслушать. В свое время вы вытащили меня из сточной канавы в Вене, когда я был вонючим юнцом. Таким вот Лейпцигом. Бродягой. Вы устроили меня на работу в Цирк. Так что мы немало времени проводили вместе, украли кое-каких лошадок. Вы помните первое правило ухода в отставку, Джордж? «Никаких подработок. Никаких попыток связать концы в узелок. Никакого частного сыска, никогда». Вы помните, кто вдалбливал нам это правило? В Саррате? В коридорах? Джордж Смайли вдалбливал. «Распрощались – значит, распрощались. Закрыли ставни и – по домам!» Так чем это вдруг вы вздумали заниматься? Целоваться со старым сумасшедшим генералом, который хоть и умер, но не желает спокойно лежать в земле, и с шутом-перевертышем Отто Лейпцигом? Что все это значит? Последняя кавалерийская атака на Кремль? Мы распрощались с этим, Джордж. У нас нет разрешения на такие дела. Мы им больше не нужны. Забудьте об этом. – Он помолчал, внезапно смутившись. – Да, о'кей, Энн заставила вас напереживаться из-за Билла Хейдона. Да, существует Карла, и Карла был папочкой для Билла в Москве. Джордж, я хочу сказать, дело принимает очень серьезный оборот, вы меня понимаете?

Он опустил руки по швам. И уставился на застывшую фигуру перед ним. Смайли почти закрыл глаза. Опустил голову. Щеки его обвисли, и возле глаз и вокруг рта образовались глубокие провалы.

– Мы никогда не подвергали сомнению материалы Лейпцига по Московскому Центру, – твердо произнес Смайли, словно и не слышал последних слов собеседника. – Я отчетливо помню, что мы никогда не подвергали их сомнению. Как и его донесения о Карле. Владимир полностью ему доверял. Касательно материалов по Москве, как и мы.

– Джордж, кто же говорит о том, что материалы по Московскому Центру подвергались сомнению? Ну хорошо, о'кей, время от времени у нас появлялся перебежчик, и он говорил: «Все это мура, а вот это, возможно, верно». А где подтверждение? Где железная основа, как вы любили говорить? Какой-нибудь малый вкручивает вам: «Карла построил новые Детские Ясли в Сибири». Ну хорошо, а кто скажет вам, что это не так? Не проясняйте – тогда и не проиграете.

– Поэтому-то мы и терпели его, – продолжал Смайли, как если бы ничего не слышал. – Там, где дело касалось Советской спецслужбы, он вел с нами честную игру.

– Джордж, – тихо произнес Тоби, покачивая головой. – Вам пора проснуться. Все разошлись по домам.

– Вы расскажете мне сейчас остальное, Тоби? Скажете в точности, что вам говорил Владимир? Пожалуйста!

И вот в конце концов, словно против воли отдавая дань дружбе, Тоби, как и просил Смайли, выложил все начистоту, с откровенностью, попахивавшей поражением.

Статуэтка, которая вполне могла быть творением Дега, изображала балерину с поднятыми над головой руками. Она стояла, выгнувшись назад, приоткрыв губы словно в экстазе, и, – будь это подлинник или подделка – несомненно, имела будоражащее, хоть и приблизительное, сходство с Энн. Смайли снова взял ее в руки и стал медленно поворачивать, глядя на нее то с одного боку, то с другого, но не прицениваясь. Тоби снова уселся на свой обтянутый атласом табурет. По скошенному окну бойко шагали тени ног.

Тоби встретился с Владимиром в кафе на этаже аэронавтики в Музее науки. Тоби повторил: Владимир в крайне возбужденном состоянии все время хватал Тоби за плечо, что совсем ему не нравилось, ибо привлекало к ним внимание. Отто Лейпциг совершил невозможное, твердил Владимир. «Он выудил большую рыбу, один шанс из миллиона, Тоби». Отто Лейпциг добыл то, о чем всегда мечтал Макс. «Мы одним махом удовлетворим все наши желания», – как выразился Владимир. Тоби не без ехидства спросил его, какие желания он имеет в виду, и Владимир либо не захотел, либо не мог ответить.

«Спросите Макса, – упорствовал он. – Если вы мне не верите, спросите Макса, скажите Максу, что на крючке большая рыба».

«Так на чем вы сговорились? – спросил Тоби, зная, что, когда речь идет об Отто Лейпциге, сначала надо договориться об оплате, и только потом, много-много времени спустя, получишь товар. – Сколько он хочет, великий герой?»

Тоби признался Смайли, что даже не пытался скрыть свой скептицизм, «что с самого начала испортило атмосферу встречи». Владимир изложил условия. У Лейпцига есть некая история, начал Владимир, и есть также материал, подтверждающий правдивость этой истории. Во-первых, есть документ, и документ этот Лейпциг назвал Vorspeise, или закуской для возбуждения аппетита. А у Владимира есть второе доказательство – письмо. И, наконец, есть сама история, которую подтвердят другие материалы, хранящиеся у Лейпцига в надежном месте. Документ показывает, как добывалась история, материалы сами по себе бесспорны.

– А предмет? – решил уточнить Смайли.

– Не раскрыт, – коротко ответил Тоби. – Гектор не удостоился. Добудьте Макса и о'кей – Владимир раскроет предмет. А Гектор пока должен молчать и выполнять поручения.

Какой-то момент казалось, что Тоби снова примется отговаривать Смайли.

– Джордж, послушайте, старик просто полностью выжил из ума, – начал он. – Отто Лейпциг абсолютно его захомутал. – Затем глянул на замкнутое и неприступное лицо Смайли и удовольствовался лишь тем, что повторил совершенно возмутительное требование Отто Лейпцига: – Владимир должен вручить документ лично Максу по всем Московским правилам: никаких посредников, никакой переписки. Предварительную подготовку они провели по телефону…

– По телефону между Лондоном и Гамбургом? – прервал его Смайли, самим своим тоном давая понять, что эта новая для него информация весьма нежелательна.

– Он сказал мне, что они разговаривали кодом. Старые друзья, они знают, как дурачить. Но с доказательствами – никаких игр, говорил Влади, с доказательствами – никакого одурачивания. Ни по телефону, ни по почте, ни грузовиком – тут нужен верблюд – и точка. Влади помешан на соблюдении безопасности, о'кей, мы-то это знаем. Отныне действуем только по Московским правилам.

Смайли вспомнил про свой телефонный звонок в Гамбург в субботу вечером и снова подумал: интересно, откуда говорил Отто Лейпциг?

– Как только Цирк сообщит, что заинтересован, – продолжал Тоби, – Цирк выплачивает Отто Лейпцигу пять тысяч швейцарских франков в качестве гонорара за доступ к материалу. Джордж! Пять тысяч швейцарских франков! В качестве задатка! Только за право участия в игре! Затем – нет, Джордж, вы должны это выслушать – Отто Лейпцига привозят самолетом в Англию на конспиративную квартиру для снятия информации. Я хочу сказать, Джордж, я в жизни не слыхивал подобного бреда. Хотите услышать остальное? Если, выслушав Отто Лейпцига, Цирк захочет купить материал, – хотите услышать, сколько он запросил?

Смайли, конечно же, хотел.

– Пятьдесят косых в швейцарских франках. Может, выпишете мне чек?

Тоби ждал возгласа возмущения, но его не последовало.

– Все Лейпцигу?

– Несомненно. Такие условия поставил Лейпциг. Где еще найдете такого психа?

– А что Владимир просил для себя?

Небольшая заминка.

– Ничего, – нехотя произнес Тоби. И, похоже, чтобы избавиться от сказанного, снова взвихрил волну возмущения: – Баста. Итак, теперь Гектору оставалось только лететь в Гамбург на собственные денежки, сесть на поезд, идущий на север, и разыграть зайца для какой-то сумасшедшей игры в ловушки, которую затеял Отто Лейпциг с восточными немцами, русскими, поляками, болгарами, кубинцами, а также, без сомнения, будучи человеком современным, с китайцами. Я сказал ему – Джордж, послушайте меня, – я сказал ему: «Владимир, дружище, извините, но хоть раз уделите мне внимание. Скажите, что в жизни может быть такого важного, чтобы Цирк заплатил из своего драгоценного змеиного фонда пять тысяч швейцарских франков за какую-то дохлую встречу с Отто Лейпцигом? Мария Каллас никогда столько не получает, а, поверьте, поет она много лучше Отто». Он схватил меня за плечо. Вот тут. – Тоби показывает. – Сжал плечо, точно это апельсин. У старика силенок еще хватало, уж можете мне поверить. «Привезите мне документ, Гектор». Говорил он по-русски. Там место очень тихое, в этом музее. Вокруг все мгновенно приутихли, прислушиваясь. У меня возникло скверное чувство. А он заплакал. «Ради всего святого, Гектор, я старый человек. У меня нет ног, нет паспорта, нет никого, кому я мог бы верить, кроме Отто Лейпцига. Поезжайте в Гамбург и возьмите документ. Когда Макс увидит доказательство, он мне поверит – Макс умеет верить людям». Я попытался успокоить его, делал намеки. Говорил, что с эмигрантами нынче никто не хочет возиться, политика изменилась, новое правительство. Посоветовал: «Владимир, поезжайте домой, сыграйте в шахматы. Послушайте, я как-нибудь зайду в библиотеку, может, вместе сыграем». Тут он мне ответил: «Гектор, я все это затеял. Я приказал Отто Лейпцигу выяснить ситуацию. Я послал ему денег для проведения основной работы, все, что имел». Послушайте, это же был старый, разочарованный человек. Забудьте об этом.

Тоби умолк. Смайли не шевелился. Тоби встал, подошел к буфету, налил две рюмки чрезвычайно посредственного хереса и поставил одну на столик, рядом со статуэткой Дега, сказав: «На здоровье». Он осушил свою, но Смайли по-прежнему сидел неподвижно. Тоби тут же зашелся от гнева и ярости.

– Значит, я убил его, Джордж, о'кей? Это ошибка Гектора, о'кей? Гектор лично всецело ответственен за смерть старика. Этого мне только не хватало. – Он беспомощно выбросил руки вверх. – Джордж! Наставьте меня, Джордж! Значит, ради этой истории мне следовало ехать в Гамбург, неофициально, без прикрытия, без няньки? Знаете, где там проходит граница Восточной Германии? В двух километрах от Любека? Меньше? Помните? В Травемюнде надо держаться левой стороны улицы, не то по ошибке можно стать перебежчиком. – Смайли даже не улыбнулся. – А если бы мне удалось вернуться, я должен был позвать Джорджа Смайли, пойти с ним к Солу Эндерби, постучать, точно бродяга, в заднюю дверь… «Впустите нас, пожалуйста, Сол, у нас абсолютно верная информация от Отто Лейпцига, всего пять косых в швейцарских франках за то, что он вам расскажет о вещах, совершенно запрещенных по законам бойскаутов». Мне так следовало поступить, Джордж?

Смайли достал из внутреннего кармана потрепанную пачку английских сигарет. Из пачки вынул самодельный снимок и молча передал его через столик Тоби.

– Кто второй мужчина? – бесстрастно спросил Смайли.

– Не знаю.

– Не его партнер, саксонец, человек, вместе с которым он крал в старые времена? Кретцшмар?

Тоби покачал головой, всматриваясь в снимок.

– Так кто же второй? – не отступался Смайли.

Тоби вернул ему фотографию.

– Джордж, пожалуйста, обратите внимание на то что я скажу, – спокойно ответил он. – Вы меня слушаете?

Смайли, возможно, слушал, а возможно, и нет. Он засовывал снимок назад в пачку из-под сигарет.

– В наши дни такие вещи подделывают, вы это знаете? Это очень просто, Джордж. Я хочу поставить чью-то голову на другие плечи, у меня есть необходимое оборудование, я это делаю за две минуты. Вы человек не технический, Джордж, вы в этом ничего не понимаете. Фотографии не покупают у Отто Лейпцига, а Дега не покупают у синьора Бенати, понимаете?

– А негативы подделывают?

– Безусловно. Подделывают фотографию, затем снимают ее, получается новый негатив – почему бы и нет?

– А это подделка? – поинтересовался Смайли.

Тоби помедлил с ответом.

– Не думаю.

– Лейпциг много разъезжал. Как мы вызывали его в случае необходимости? – спросил Смайли.

– Строго говоря, он находился в пределах досягаемости. Абсолютно.

– Так как же мы его вызывали?

– На обычную встречу путем объявления в разделе бракосочетаний «Гамбургер абендблатт». Петра двадцати двух лет, блондинка, маленькая, в прошлом певица – чепуху в таком роде. Джордж, послушайте меня. Лейпциг – опасный прощелыга с большим количеством низкопробных связей, главным образом – в Москве.

– А в срочных случаях? Были у него дом, девушка?

– В жизни у него не бывал дома! На пожарный случай Клаус Кретцшмар играл роль ключника. Джордж, ради Бога, послушайте меня хоть раз…

– А как добирались до Кретцшмара?

– У него есть парочка ночных клубов. Этакие бордели. Мы оставляли там записку.

Раздался предупреждающий звон зуммера, и сверху донеслась какая-то перепалка.

– Боюсь, у синьора Бенати сегодня совещание во Флоренции, – блондинка стояла насмерть. – В этом вся беда, когда работаешь в международном масштабе.

Но посетитель отказывался ей верить: Смайли слышал, как протестующе повысился голос. На секунду карие глаза Тоби резко взметнулись при звуке голосов, затем, со вздохом открыв шкаф, он достал потасканный шарф и коричневую шляпу, несмотря на то что в верхнем окне с улицы заглядывало солнце.

– Как он называется? – не унимался Смайли. – Ночной клуб Кретцшмара – как он называется?

– «Голубой бриллиант». Джордж, не делайте этого, о'кей? Что там оно ни есть, оставьте, бросьте. Хорошо, фото подлинное, что из этого? У Цирка есть снимок, как какой-то тип катается в снегу, получен от Отто Лейпцига. Вы что, вдруг решили, что это – золотая жила? Вы считаете, что это заведет Сола Эндерби?

Смайли посмотрел на Тоби и вспомнил о нем сразу все, и вспомнил также, что за те годы, что он знал Тоби и что они работали вместе, Тоби никогда не выкладывал правды, что информация для него представляла собой деньги, – даже считая информацию никчемной, он никогда ею не бросался.

– А что еще сказал вам Владимир насчет Лейпцига? – пытался выяснить Смайли.

– Он сказал, что ожило одно старое дело. В которое вкладывали деньги не один год. Какую-то чепуху насчет Песочника. Ей-Богу, Владимир вел себя как ребенок, вспомнивший старые сказки. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– А что насчет Песочника?

– Сказать вам, что речь идет о Песочнике. Только и всего. Песочник создает легенду для одной девчонки. Макс поймет. Джордж, он плакал, ей-Богу. Он мог ляпнуть что угодно, первое, что пришло в голову. Он жаждал действия. Просто старый шпион, которому приспичило. Вы сами говорили, что такие – хуже некуда.

Тоби подошел к находившейся в дальнем конце комнаты двери и уже открыл ее. Но вдруг повернулся и пошел назад, несмотря на шум сверху, доносившийся все отчетливее, потому что в манере Смайли что-то потребовало этого – «решительно более жесткий взгляд», как он назвал это потом, – «точно я его чем-то глубоко оскорбил».

– Джордж? Это же Тоби, понимаете? Коли вы сейчас же отсюда не уберетесь, этот малый, что наверху, стребует часть платежей и с вас, вы меня слышите?

Смайли едва ли слышал.

– Вкладывали деньги не один год, и Песочник создает легенду для девчонки? – повторил он. – А что еще? Тоби, что еще?

– Он снова ведет себя так, точно рехнулся.

– Генерал так себя вел? Влади?

– Да нет, Песочник. Джордж, слушайте: «Песочник снова ведет себя так, точно рехнулся. Песочник создает легенду для одной девчонки. Макс все поймет». Конец. Полная ерунда. Я передал вам все до последнего слова. Теперь расслабьтесь, вы слышите?

Голоса препиравшихся наверху стали громче. Хлопнула дверь, послышались громкие шаги, направлявшиеся к лестнице. Тоби в последний раз наспех потрепал Смайли по руке.

– Прощайте, Джордж. Если когда-нибудь вам понадобится венгерская няня, дайте мне знать. Слышите? Вы возитесь с таким психом, как Отто Лейпциг, так пусть такой псих, как Тоби, приглядывает за вами. И не выходите вечером один – вы слишком для этого молоды.

Взбираясь по стальной лестнице вверх, в галерею, Смайли чуть не сбил с ног взбешенного кредитора, спускавшегося вниз. Но Смайли не обратил на это внимания, как не обратил внимания и на пренебрежительный вздох пепельной блондинки, выходя на улицу. Главное, теперь у второго лица на фотографии было имя, а вместе с именем в памяти всплыла и история, которая, словно не установленная диагнозом боль, не давала ему покоя последние полтора суток, – история легенды, как бы сказал Тоби.

В этом, по сути, и состоит проблема, возникшая перед будущими историками, которые спустя несколько месяцев после того, как дело закрыли, стали фиксировать известное Смайли и его действия. Тоби рассказал Смайли столько-то, и Смайли столько-то сделал. Или: если бы то-то и то-то не произошло, развязка не наступила бы. Однако правда куда сложнее и меньше поддается анализу. Подобно пациенту, проверяющему себя после анастезии, – одна нога, другая нога, а руки сжимаются и разжимаются? – Смайли, произведя несколько осторожных движений, уверился в силе своего тела и ума и стал вникать в мотивацию противника, одновременно исследуя то, что двигало им самим.