– Чего он хотел?
– Он меня оскорблял. Говорил, что на прошлое Рождество я пытался его ограбить. «Ограбить вас – насчет этого я ничего не знаю, – ответил я. – Нам, наоборот, казалось, что вы грабите нас. Но вы победили, так что чего об этом вспоминать?» Тогда он говорит мне, что я должен отозвать это безумное требование двухсот миллионов фунтов. «Поговорите с Евгением, – говорю я. – Поговорите с Хобэном. Требование – не моя идея. Кричите на клиента, а не на меня, – говорю я ему. – Эти двое работают вместе, вот с ними и разбирайтесь». Тогда он мне говорит: «Если появится мой сын Оливер, не разговаривайте с ним, он гребаный псих. Скажите ему, чтобы он остановился, скажите, что не надо меня разыскивать. Скажите, чтобы он убрался из Стамбула и спрятался в какой-нибудь норе. Скажите ему, что шутки закончились».
– Как-то не верится, чтобы мой отец такое говорил.
– Это его послание. Его слова. И мои тоже. Я адвокат. Я излагаю главное.
Катись отсюда на хрен.Отвезти тебя куда-нибудь? В аэропорт? На вокзал? У тебя есть деньги? На такси я тебе дам. – Он завел двигатель.
– Кто сказал вам, что предатель – Массингхэм?
– Хобэн. Аликс знает, что говорит. У него в России свои люди, люди в системе. – Не включая подфарники, Мирски снял «Мерседес» с ручника и задним ходом выкатился к шоссе. Дорогу ему освещала луна.
– Почему Хобэн сказал вам, что Массингхэм предал «Свободный Таллин»?
– Он сказал мне, вот и все почему. Мы, между прочим, друзья. Нас многое связывает, нам пришлось через многое пройти, когда мы трудились на благо коммунизма и зарабатывали бакс-другой для себя.
– Где Зоя?
– Она свихнулась. Не связывайся с ней, слышишь? Русские женщины чокнутые. Аликс должен вернуться в Стамбул и положить ее в клинику. Аликс пренебрегает супружескими обязанностями.
Они спустились к подножию холма. Мирски то и дело поглядывал в зеркало заднего обзора. Следовал его примеру и Оливер. Увидел появившийся сзади «Форд» с Агги за рулем. Она проехала мимо.
– Ты – хороший парень. Надеюсь, что никогда больше не увижу твоего гребаного лица. – Мирски вытащил из-за пояса пистолет. – Нужен тебе?
– Нет, благодарю, – ответил Оливер.
Мирски остановился перед самым разворотом. Оливер вышел из машины. Мирски развернул «Мерседес» и покатил домой, даже не взглянув на Оливера.
Через несколько минут рядом остановился «Форд» Агги.
– Михаил был для Евгения Сэмми, – произнес Оливер, глядя перед собой.
Они припарковались у самой воды. Оливер говорил, Агги слушала.
– Кто такой Сэмми? – спросила она, уже звоня Броку по сотовому.
– Мой знакомый мальчик. Помогал мне с фокусами.
* * *
Элси Уотмор сквозь сон услышала звонок в дверь, после звонка услышала, как ее покойный муж Джек говорит, что Оливера снова приглашают в банк. А уж потом поняла, что это не Джек, а Сэмми, и он говорит, что у двери стоят двое полицейских в штатском, должно быть, кого-то убили, и один из них лысый. В последнее время Сэмми думал только о плохом. Смерть и несчастья не выходили у него из головы.
– Если они в штатском, с чего ты взял, что они полицейские? – спросила она, надевая халат. – Который час?
– Они приехали на патрульной машине, – ответил Сэмми, следуя за ней. – Белом «Ровере». С надписью «ПОЛИЦИЯ» на борту.
– Я не хочу, чтобы ты крутился рядом со мной, Сэмми. Будет лучше, если ты останешься наверху.
– Не останусь, – возразил Сэмми, и вот это непослушание тоже тревожило ее. За несколько дней, прошедших с отъезда Оливера, мальчик изменился к худшему. Вновь начал писаться по ночам, хотел, чтобы все гибли в катастрофах. Она прильнула к «глазку». Один мужчина стоял в трилби. Второй, без единого волоска на голове, обходился без шляпы. Никогда раньше Элси не видела коппера с гладким, как бильярдный шар, черепом. Лысина блестела под уличным фонарем, и она почему-то решила, что коппер мажет ее особым маслом. За ними, в затылок минивэну Оливера, стоял белый «Ровер». Она открыла дверь, но цепочку не сняла.
– Уже четверть второго, – сказала она в щель.
– Мы очень сожалеем, миссис Уотмор, очень сожалеем. Вы миссис Уотмор, не так ли?
Говорил шляпа, лысый наблюдал. Лондонский выговор, правильный английский.
– Допустим.
– Я – детектив-сержант Дженнингс, это – детектив-констебль Эмис. – Он помахал в воздухе
. – Мы действуем на основе информации, касающейся одного человека, с которым мы хотели бы поговорить до того, как он совершит новое преступление. Мы думаем, что с вашей помощью нам удастся его найти.
– Им нужен Оливер, мама! – прошептал Сэмми у ее левого локтя, и она едва не повернулась, чтобы наказать ему не раскрывать глупого рта. Сняла цепочку, и полицейские прошли в холл, держась очень близко друг к другу. «Наверное, бывшая жена натравила на него полицию, потому что он перестал платить алименты, – подумала Элси. – Или он в очередной раз напился и кого-то отметелил». Она представила себе Оливера, каким находила его на полу, но на этот раз уставившегося в стену тюремной камеры. Сэмми отирался рядом с ней.
Полицейский в шляпе снял ее. Глаза слезились. Он словно чего-то стыдился. А вот лысый никакого стыда не испытывал. Он заметил книгу регистрации постояльцев и теперь по-хозяйски пролистывал ее. Элси обратила внимание на широкие плечи и узкие бедра. Прямо-таки атлет.
– Его фамилия Уэст, – сказал лысый констебль, переворачивая очередную страницу. – Знаете какого-нибудь Уэста?
– Полагаю, Уэсты у нас останавливались. Фамилия-то очень распространенная.
– Покажи ей фотографию, – буркнул констебль, не отрываясь от регистрационной книги.
Сержант достал из бумажника пакетик из кальки, показал Элси фотографию Оливера, со спутанными волосами и опухшими веками, чем-то похожего на Элвиса Пресли. Сэмми поднялся на цыпочки, чтобы глянуть на фотографию, и говорил: «И мне, мне».
– Имя – Марк, – пояснил сержант. – Марк Уэст. Рост шесть футов, темные волосы.
Элси Уотмор руководили только интуиция да короткие звонки Оливера, похожие на крики о помощи с тонущего корабля:
«Как вы, Элси? Как Сэмми? У меня все в порядке, Элси, не волнуйтесь обо мне. Я скоро вернусь».Сэмми сменил пластинку: «Покажи мне, покажи мне», – и щелкал пальцами у нее под носом.
– Это не он, – внезапно осипнув, ответила она, коротко и решительно.
– Это вы про кого? – спросил лысый констебль, оторвавшись от регистрационной книги. – Кто не он?
Глаза у него были бесцветные и пустые, и вот эта пустота особенно напугала ее: она поняла, что этому человеку напрочь чуждо само понятие доброты. Он мог бы наблюдать за смертью собственной матери, и в нем ничего бы не шелохнулось.
– Я не знаю мужчину, фотографию которого вы мне показываете, значит, это не он, не тот, кто мог бывать в моем доме, не так ли? – Она вернула фотографию сержанту. – Вам должно быть стыдно будить в такой час добропорядочных людей.
Сэмми не вытерпел изоляции. Оторвавшись от юбок матери, он шагнул к сержанту, протянул руку.
– Сэмми, пожалуйста, иди спать, – одернула его Элси. – Я серьезно. Тебе завтра в школу.
– Покажи ему фотографию, – скомандовал констебль, хотя его губы не шевельнулись. Констебль, отдающий приказы сержанту.
Сержант протянул фотографию Сэмми, и тот устроил целое представление, вглядываясь в нее сначала одним глазом, потом двумя.
– Этого Марка Уэста здесь не было, – объявил он и сунул фотографию в руку сержанта, после чего, ни разу не оглянувшись, поднялся по лестнице на второй этаж.
– Что вы можете сказать насчет Хоторна? – спросил лысый констебль, вновь изучавший регистрационную книгу. – О. Хоторн. Кто он?
– Это Оливер.
– Кто?
– Оливер Хоторн. Он здесь живет. Фокусник. Выступает перед детьми. Дядя Олли.
– Он сейчас здесь?
– Нет.
– Где?
– Уехал в Лондон.
– Зачем?
– Выступать. Его пригласил один из давних клиентов.
– Что вы можете сказать о Сингле?
– Эта фамилия мне незнакома. – В ней начала закипать злость. – Вы не имеете права. У вас нет ордера на обыск. Убирайтесь!
Элси открыла им дверь и вдруг почувствовала, как раздувается у нее язык: отец говорил, что так случается, если человек лжет. Лысый констебль подошел к ней вплотную, дыхнул ей в лицо виски и имбирным пивом.
– Никто из ваших постояльцев в последнее время не уезжал в Швейцарию по делам или на отдых?
– Я таких не знаю.
– Тогда почему кто-то отправил открытку со швейцарским крестьянином, размахивающим флагом на горной вершине, вашему сыну Сэмюэлю, написав, что скоро вернется, и почему марку, наклеенную на открытку, внесли в счет мистера Марка Уэста, остановившегося в отеле Цюриха?
– Не знаю. И открытки я не видела, не так ли? Бесцветные глаза приблизились, запах паров виски усилился.
– Если вы лжете мне, мадам, а я думаю, что так оно и есть, вы и ваш болтливый сын пожалеете о том, что родились на свет, – процедил констебль. С улыбкой пожелал ей спокойной ночи и направился к белому «Роверу». Сержант последовал за ним.
Сэмми сидел на ее кровати.
– Я все сделал правильно, не так ли, мамик? – спросил он.
– Они напуганы куда больше, чем мы, Сэмми, – заверила она сына, а ее саму начала бить дрожь.
Глава 18
Давным-давно, в молодости, Нэт Брок бил человека, пока тот не заплакал. Слезы, такие неожиданные, вызвали у Брока жгучий стыд. Входя в Конуру Плутона менее чем через час после разговора с Агги, он вспомнил этот инцидент, как вспоминал всегда, когда возвращалось искушение, и поклялся, что удержит себя в руках. Картер открыл стальную дверь и по выражению лица Брока понял: что-то произошло. Мейс, попавшийся в коридоре, прижался к стене, чтобы пропустить босса. Тэнби остался на улице, за рулем кеба, с включенным счетчиком и радио. Часы показывали десять вечера, Массингхэм сидел в кресле, пластмассовой вилкой ел обед, принесенный из китайского ресторанчика, и смотрел, как тележурналисты хвалят друг друга за остроумие. Брок вытащил штепсель из розетки и приказал Массингхэму встать. Страх на лице Массингхэма напоминал пятно, которое выделялось все сильнее с каждым днем допросов. Брок запер дверь и сунул ключ в карман. Потом не смог объяснить, почему он это сделал.
– Такая вот ситуация, – начал он ровным и спокойным голосом, как и намеревался. – Михаила Ивановича Орлова убили при захвате «Свободного Таллина». Вы это знали, но не хотели поделиться с нами этой информацией. – Пауза не приглашала Массингхэма подать голос, служила лишь для того, чтобы усилить тяжесть обвинения. – Почему нет, спрашиваю я себя? – Массингхэма хватило лишь на чуть заметное пожатие плеч. – Известно также, что Евгений Орлов винит в смерти брата вас и Тайгера Сингла. Вы это тоже знали?
– Это все Хобэн.
– Простите?
– Хобэн меня подставил.
– Как он это сделал? И откуда, позвольте спросить, вы об этом узнали?
Долгое молчание, затем тихо и невнятно:
– Это мое дело.
– Может, что-то было на видеокассете убийства Альфреда Уинзера, полученной вами? Может, из текста письма, полученного вместе с кассетой, вы поняли, что вам грозит?
– Они сказали мне, что я следующий в списке. Михаил мертв, я его предал. Я и те, кого я люблю, в первую очередь Уильям, заплатят за это кровью, – охрипшим голосом отвечал Массингхэм. – Меня подставили. Хобэн обманул меня.
– Обманул вас, когда вы, в свою очередь, обманывали Тайгера, не так ли?
Ни ответа, ни возражений.
– Вы сыграли активную роль в более раннем плане, который реализовали на прошлое Рождество, с тем чтобы лишить вашего работодателя Сингла всех его активов и создать новую структуру, контролируемую Хобэном, вами и Мирски. Это кивок, мистер Массингхэм? Скажите да, пожалуйста.
– Да.
– Благодарю. Через минуту я попрошу мистера Мейса и мистера Картера зайти сюда, чтобы я мог официально предъявить вам обвинение в совершении нескольких преступлений. В том числе и в противодействии следствию сокрытием информации и уничтожением улик и вступлении в сговор с известными и неизвестными лицами с целью импорта запрещенных к ввозу в страну веществ. Если сейчас вы будете сотрудничать со мной, я дам свидетельские показания на вашем суде и буду просить о смягчении драконовского приговора, который, без сомнения, ожидает вас. Если не будете сотрудничать, я представлю вашу роль в этой истории таким образом, что вы получите максимальные сроки по всем пунктам обвинения, и я посажу Уильяма рядом с вами, как соучастника совершенных вами преступлений. Я также буду отрицать под присягой, что у нас состоялся этот разговор. Каким будет ваш ответ, мистер Массингхэм? Да, я буду сотрудничать, или нет, не буду?
– Да.
– Да что?
– Да, я буду сотрудничать.
– Где Тайгер Сингл?
– Не знаю.
– Где Аликс Хобэн?
– Не знаю.
– Готовить камеру для Уильяма?
– Нет, конечно, нет. Это правда.
– Кто выдал «Свободный Таллин» русским властям? Пожалуйста, постарайтесь дать точный ответ, потому что возможности что-то в нем изменить у вас уже не будет. Шепот:
– Этот мерзавец свалил все на меня.
– Кто в данном случае мерзавец?
– Я уже говорил, черт бы вас побрал. Хобэн.
– Я бы хотел услышать факты, подтверждающие вашу версию, пожалуйста. Сегодня у меня что-то путается в голове. Я не понимаю, какой навар могли получить вы и Хобэн с того, что «Свободный Таллин» и несколько тонн высококачественных наркотиков попадут в руки русских, не говоря уже об убийстве Михаила.
– Я не знал, что Михаил будет на борту этого чертова корабля! Хобэн мне не говорил. Если б я знал, что Михаил будет сопровождать груз, то никогда бы не пошел на поводу у Хобэна.
– Что вы под этим подразумеваете?
– Он хотел последней соломинки. Особенно крупной неудачи в череде неудач. Хотел Хобэн.
– Но и вы тоже.
– Хорошо, мы оба хотели! Он это предложил, я увидел логику в его предложении. И подыграл ему. Дурак! Вас такой ответ устраивает? Захват «Свободного Таллина» привел бы к очередной разборке, и тогда Хобэн сумел бы решить вопрос с Евгением.
– В каком смысле решить вопрос? Говорите громче, пожалуйста. Я плохо вас слышу.
– Решить вопрос – значит убедить. Вы понимаете английский? Хобэн связан с Евгением. Он женат на Зое. Он – отец единственного внука Евгения. Он мог на этом сыграть. После захвата «Свободного Таллина» Евгений больше не стал бы сопротивляться, мы реализовали бы намеченный ранее план. И Тайгер уже не сумел бы уговорить Евгения дать задний ход.
– Тогда получается, что Хобэн посадил Михаила на корабль и ничего вам не сказал.
– Этого я не знаю. Возможно, Михаил сам решил сопровождать груз. Хобэн заранее знал, что груз будет перехвачен, но не остановил Михаила.
– В итоге Михаила убили, и вместо бумажного путча вы получили грузинскую кровную месть.
– В этом-то все и дело. Я – предатель, следовательно, я – главная цель. А Хобэн все преподнес Евгению так, словно Тайгер уговорил меня на предательство, поэтому его вина не меньше моей.
– Я опять упустил ход ваших мыслей.
Почемувы – предатель? Как вы поставили себя в такое положение? Почему Хобэн сам не дал знать кому следует о «Свободном Таллине»? Почему переложил грязную работу на вас?
– Наводка должна была прийти из Англии. Если бы она пошла от Хобэна, Евгению стало бы об этом известно. В России у него осталось немало друзей.
– И вы нашли предложение Хобэна логичным, не так ли?
– Да! Потому что в нем был здравый смысл. Если наводка пришла из Англии, значит, к этому приложил руку Тайгер. Если это сделал я, то по приказу Тайгера. Тайгер обманывал Евгения. Вина за случившееся возлагалась на Тайгера.
– Но и вы попали под удар.
– Как все обернулось… да. По замыслу Хобэна… да. По моему плану – нет. – Дрожь исчезла из его голоса, на лице отражалось негодование.
– Значит, вы подыграли ему? Ответа не последовало. Брок шагнул к нему. И этого маленького шажка вполне хватило.
– Да, я ему подыграл. Но я не знал, что Михаил будет на борту. Я не знал, что Хобэн собирается кинуть и меня. Откуда я это мог знать?
Брок вроде бы глубоко задумался. Кивал, потирал подбородок, рассеянно соглашался: действительно, откуда?
– Итак, вы согласились передать информацию в Москву. Передать как? – Нет ответа. – Позвольте догадаться. Мистер Массингхэм пошел к старым друзьям из, скажем, Форин оффис или других государственных ведомств. – Нет ответа. – Я кого-нибудь из них знаю? Я спрашиваю, я кого-нибудь из них знаю? – Массингхэм покачал головой. – Почему нет?
– А как, по-вашему, я мог выяснить, какой груз увозил «Свободный Таллин» из Одессы? Подслушал в пабе? Случайно подсоединился к чужому телефонному разговору? Разведывательные службы набросились бы на меня, как стая волков.
– Да, набросились бы, – после короткой паузы признал Брок. – Вы заинтересовали бы их куда больше, чем «Свободный Таллин». Вас это совершенно не устраивало, не так ли? Вам требовался не задающий лишних вопросов пассивный союзник, а не офицер-разведчик, умеющий думать. И к кому вы все-таки обратились, мистер Массингхэм? – Брок стоял так близко, слушал так внимательно, что говорить оба могли и шепотом. Поэтому внезапный крик Брока произвел впечатление разорвавшегося снаряда. –
Мистер Мейс! Мистер Картер! Сюда, пожалуйста! И побыстрее!Они, должно быть, ждали по другую сторону двери, которую высадили, обнаружив, что она заперта, и встали по обе стороны Массингхэма чуть ли не до того, как последнее слово сорвалось с губ Брока.
– Мистер Массингхэм, – продолжил Брок, – я хочу, чтобы вы, пожалуйста, сказали мне, какому правоохранительному агентству Великобритании вы сообщили, разумеется, под большим секретом, о незаконном грузе, который можно будет найти на борту «Свободного Таллина», отплывающего из Одессы?
– Порлоку, – прошептал Массингхэм между тяжелыми вздохами. – Тайгер говорил мне… если что-то потребуется от полиции, иди к Порлоку… У Порлока везде свои люди… он все уладит… если бы я кого-то изнасиловал… если бы Уильяма поймали с кокаином… если бы кто-то кого-то шантажировал или мне требовалось убрать какого-то человека… в любом случае Порлок помог бы, Порлок работал на него.
А потом, к всеобщему замешательству, Массингхэм заплакал, обвиняя Брока своими слезами. Но на угрызения совести времени у Брока не было. Тэнби маячил в дверном проеме со срочным сообщением, а Айден Белл в компании очень крутых парней ждал наготове в аэропорту Нортолт.
* * *
Они пересекли длинный мост над черной водой, вновь углубились в холмы. Агги вела «Форд», следуя путаным командам Оливера: «Здесь налево… нет, направо… подожди минутку… налево!» Агги не спорила, полностью доверившись его интуиции. Наклонившись вперед, он напоминал большую гончую, пытающуюся взять след. Время перевалило за полночь, и не приходилось рассчитывать, что какой-нибудь пожилой джентльмен укажет им, куда ехать. Им встречались деревеньки, рестораны на вершинах холмов, мимо, словно атакующие штурмовики, пролетали спортивные автомобили, ревя мощными двигателями. Проезжали они и черные пустые поля, внезапно их окутывали клубы тумана, из которых они выныривали, проехав несколько десятков ярдов.
– Синяя плитка, – говорил он ей. – Синяя плитка с арабской вязью, и на ней цифры три и пять, выложенные белым.
Он записал несколько возможных вариантов адреса, и вместе с Агги, плечом к плечу, они сидели на площадках у шоссе, изучая дорожную карту, потом столь же внимательно карту улиц. «Может, эта, Оливер? Как насчет этой?» Она практически ничем не напоминала ему об их близости, разве что иногда направляла его палец, двигающийся по карте, а однажды поцеловала мокрый от пота висок. По телефону-автомату она предприняла неудачную попытку найти англоязычного оператора справочной службы, который мог бы дать им адрес и телефон Орлова Евгения Ивановича или Хобэна Аликса, отчество неизвестно, но, то ли в этот день случился праздник, то ли день рождения, то ли в справочной Стамбула по ночам англоязычные операторы не работали, короче, вежливый голос на очень ломаном английском попросил ее позвонить завтра.
– Вспомни, что ты видел из французских окон, – предприняла она новую попытку, свернув на смотровую площадку для туристов и выключив двигатель. – Какой-нибудь ориентир. Вилла находилась на европейском берегу Босфора. Ты смотрел на Азию. Что ты видел?
Он ушел от нее далеко-далеко. Внутрь себя. Стал тем Оливером, каким она увидела его впервые в Камдене, в сером пальто-шинели, обиженным, с яростно горящими глазами, никому не доверяющим.
– Снег, – ответил он. – Много снега. Дворцы на другом берегу. Суда, праздничные огни. Там были ворота, – его память вроде бы заработала. – Сторожка над воротами, – поправился он. – В нижней части сада. Сад террасами спускался к каменной стене с воротами и этой сторожкой над ними. По другую сторону стены узкая улица. Мощеная. Мы по ней гуляли.
– Кто?
– Евгений, я и Михаил. – Пауза ради Михаила. – Обошли сад. Михаил им гордился. Ему нравилось, что сад большой. «Как Вифлеем», – говорил он. В сторожке горел свет. Кто-то там жил. Люди Хобэна. Охранники. Михаил их не жаловал. Хмурился и плевался, когда видел кого-то в окно.
– Какой формы?
– Я их не видел.
– Не охранник, Оливер. Сторожка.
– С амбразурами.
– Не поняла. О чем ты? – резко, чтобы вывести его из ступора.
– С башенками. Каменными зубьями. – Он что-то такое нарисовал на запотевшем ветровом стекле. С амбразурами.
– И мощеная мостовая, – напомнила она.
– А она при чем?
– Может, вилла расположена в деревне? Раз мостовая мощеная, значит, как мне представляется, она в населенном пункте. Может, по другую сторону стены горели уличные фонари, когда ты смотрел на засыпанный снегом сад?
– Светофор. Слева от сторожки. Вилла на перекрестке. Внизу – мощеная улочка, сбоку – шоссе. Светофор там, где улочка пересекается с шоссе. Почему он сказал, что отец говорил словно с луковицей во рту? – размышлял Оливер вслух, пока она изучала карту. – Почему отец думал, что я приеду следом за ним? Наверное, знал, что я увижусь с Надей.
– Не отвлекайся, – попросила Агги. Оливер вновь порылся в памяти.
– Дорог было две. Вдоль берега и горная. Михаил больше любил горную, потому что там мог продемонстрировать водительское мастерство. Еще там были магазин посуды и супермаркет. Освещенный щит с рекламой пива.
– Какого пива?
– «Эфес». Турецкого. И мечеть. С антенной на старом минарете. Мы слышали муэдзина.
– И видели антенну. – Агги завела двигатель. – Ночью. Торчащую над стеной с обитаемой сторожкой. Мощеная улица, населенный пункт, Босфор внизу, Азия напротив, номер дома тридцать пять. В путь, Оливер, мне нужны твои глаза. Только не умирай, сейчас не время.
– Магазин посуды.
– Что в нем замечательного?
– Он назывался «Джамбо Джамбо Джамбо». Я сразу представил себе слона в посудной лавке.
В телефонной будке они нашли справочник, в нем – адрес «Джамбо Джамбо Джамбо», но, когда посмотрели на карту, такой улицы там не оказалось, а может, ее переименовали. Они спускались по склону холма, лавируя между выбоинами, когда Оливер вдруг наклонился вперед и схватил ее за плечо, приказав остановиться. Они выехали на перекресток. Прямо перед ними уходила вдаль мощеная улица. С кирпичной стеной по левой стороне. Где-то на середине над ней возвышалось что-то с башенками. Справа поднималась мечеть. С антенной на минарете. Правда, Агги подумала, что это громоотвод. В конце улицы горели красные огни двойного светофора. Выключив фары и оставив только подфарники, Агги доехала до ворот со сторожкой. В окнах-амбразурах свет не горел. На светофоре она повернула налево, миновав щит с указанием расстояния до Анкары.
– Еще раз налево, – приказал Оливер. – Теперь остановись. Пройдем сотню ярдов, там будут еще ворота и двор. Где деревья. Дом под деревьями.
Агги свернула на песчаную обочину, стараясь не давить жестяные банки и бутылки. Выключила и подфарники. Они превратились в двух любовников, уединившихся в укромном местечке. Под ними лежал Босфор. Кваканье лягушек перекрывало стрекот цикад.
– Я пойду один, – заявил Оливер.
– Я с тобой, – возразила Агги. Она уже положила сумку на колени и теперь рылась в ней. Достала сотовый телефон и сунула под сиденье. – Дай мне турецкие деньги.
Он протянул ей толстую пачку, половину она вернула, остальное сунула под сиденье вместе с паспортами Синглов. Вытащила ключ из замка зажигания, сняла его с кольца с брелком фирмы проката автомобилей. Вылезла из кабины. Он последовал за ней. Агги подняла багажник, достала чехол с инструментами, из него – монтировку, сунула за пояс. Закрыла багажник, направила на землю луч маленького ручного фонарика.
– Если тебе надо, у меня есть швейцарский армейский нож, – подал голос Оливер.
– Помолчи, Оливер. – Она наклонилась и подобрала ржавую банку без донышка. Заперла дверцы, показала Оливеру банку и ключ. – Видишь? Если мы разминемся или у нас возникнут проблемы, тот, кто добирается до машины первым, уезжает. Без промедления. – Она положила ключ в банку, банку приставила к внутренней стороне переднего левого колеса. – Встречаемся у минарета. Если не получается, под табло на центральном вокзале, каждые два часа, начиная с шести утра. Тебя же учили, как вести себя в случае чрезвычайных обстоятельств.
– Я справлюсь. Не волнуйся.
– Допустим, нам пришлось разделиться. Тот, кто доберется до автомобиля первым, сразу же звонит Нэту по горячей линии. Для этого достаточно нажать на единицу. Но сначала подключить питание, понимаешь? Ты меня слушаешь, Оливер? У меня такое ощущение, будто я говорю сама с собой. Иди сюда. – Она обхватила его ухо обеими руками. – Это основное правило оперативника. Большинство людей, когда делают то, что не следует, думают, что они герои, хотя на самом деле они – говнюки. А вот если ты все делаешь правильно, у тебя часто создается ощущение, что ты – говнюк. В этом главная ошибка. Ты слышишь меня, Оливер? Ты идешь первым, места тебе знакомы. Марш!
Он шел первым, она за ним. По дороге из утоптанной глины. Пятно света от ручного фонарика освещало ему путь. Пахло лисой или барсуком и росой. Ее рука легла Оливеру на плечо. Он остановился, оглянулся. В темноте не мог разглядеть ее лица, но почувствовал заботу в ее взгляде. «То же самое она должна чувствовать и в моем», – подумал он. Услышал сову, потом кошку, потом танцевальную музыку. Выше по склону, справа, показалась роскошная вилла, ярко освещенная, с забитой автомобилями подъездной дорожкой. В окнах метались тени танцующих.
– Кто там живет? – прошептала она.
– Воры-миллионеры.
Он ужасно ее хотел. Мечтал о том, чтобы они могли сесть в спальный вагон «Восточного экспресса» и заниматься любовью до самого Парижа. Белокрылая сова вылетела из кустов, до смерти напугав его. Он приближался к воротам, Агги держалась за его спиной. От дороги к воротам вели пятнадцать ярдов асфальта. Рядом с воротами, окованными тяжелыми цепями, стояла будка охранника. Ворота освещались прожекторами, поверху тянулась колючая проволока. На каждом столбе, выложенном синей плиткой с арабской вязью, белели большие цифры «3» и «5». Перебежав асфальт, Агги не отставала ни на шаг, Оливер подошел к другим воротам, не столь внушительным, служебным, для прохода персонала и доставки на виллу всего необходимого. Две стальные половинки, в шесть футов высотой, с металлическими пиками поверху, дабы насаживать на них христианских мучеников. За воротами находился задний фасад виллы с ливневыми трубами, бункерами для угля, гаргульями. Агги в свете фонарика осмотрела замок, вставила острый конец монтировки между стальными половинками, осторожно нажала. За язычком замка виднелся проводок. Агги послюнявила палец, коснулась проводка, покачала головой. Сунула монтировку за пояс Оливеру, привалилась спиной к воротам, сплела руки, ладонями вверх, прижала к животу.
– Вот так, – прошептала она. Он все сделал, как просила Агги. Она поставила ногу на его ладони, но лишь на какую-то секунду, а потом он увидел, что она перелетает пики для мучеников и исчезает среди звезд. Услышал, что она приземлилась, и его охватила паника. «Как мне последовать за ней? Как сможет она вернуться?» Калитка скрипнула и открылась. Он проскользнул в зазор. И сразу понял, что знает дорогу. Выложенная каменными плитами дорожка вела их между стеной и виллой. Здесь он играл в салки с внучками Евгения. Мощные контрфорсы держали стены. Огромные трубы для ливневых стоков тянулись по обеим сторонам дорожки. Дети любили с них прыгать. Оливер шел первым, иной раз касаясь рукой стены, чтобы не потерять равновесие. Ему вспомнился ярко освещенный коридор в пентхаузе Тайгера, по которому он хромал в одной кроссовке. Они добрались до фасада виллы. В лунном свете террасы сада казались плоскими, будто игральные карты. Далеко внизу стена и сторожка над воротами напоминали въезд в детский форт.
Агги обхватила его руками и осторожно вытащила монтировку. «Подожди здесь», – знаком показала она. Ему не оставалось ничего другого. Агги уже скользила вдоль фасада виллы, заглядывая в одно французское окно за другим, передвигаясь кошачьими прыжками, заглядывала и перепрыгивала к следующему, замирая, прежде чем заглянуть в него. Она махнула ему рукой, и он двинулся следом, осознавая собственную неуклюжесть. Лунный свет окрашивал все в белые и черные тона. Комнату за первым окном он не узнал. Никакой мебели. На полу – завядшие цветы, розы, гвоздики, орхидеи, клочки серебряной фольги. В углу пара досок, сбитых в форме креста. Заметил он и третью доску, прибитую к вертикальной под углом, вспомнил ортодоксальный крест. Посередине комнаты стоял мольберт, но Оливер не увидел ни кисточек, ни тюбиков с красками. Агги звала его за собой.
Он двинулся ко второму окну, разглядел детскую кровать, прикроватный столик, на нем лампу, стопку книжек, маленький халат на крючке. Заглянув в третье окно, он чуть не расхохотался. Сдвинутая к стенам драгоценная мебель Евгения из карельской березы. 