Был вечер, комната тускло освещалась одной лампочкой. Со стены за ними наблюдали фотографии разыскиваемых преступников и пропавших детей. Через тонкую перегородку доносились крики пьяного, сидящего в обезьяннике, монотонное гудение радио, настроенного на полицейскую волну, удары дротиков, впивающихся в доску: свободные от вызовов полицейские коротали время, играя в дартс. Брок задался вопросом, а что бы сказала о ней Лайла. Имея дело с женщинами, он всегда пытался взглянуть на них ее глазами. «Милая девушка, Нэт, – сказала бы она. – В ней нет недостатков, которые хороший муж не исправил бы за неделю». Лайла полагала, что всем нужен хороший муж. Так уж она ему льстила.
– Он даже рассказывал мне о моллюсках, которых едят в Сиднее. – Хитер покачала головой. – Говорил, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал. Говорил, что когда-нибудь мы поедем туда. Посетим все рестораны, в которых он работал официантом.
– Я не думаю, что он когда-либо работал официантом, – заметил Брок.
– Однако он был официантом для вас, не так ли? Им и остается.
Брок пропустил шпильку мимо ушей.
– Ему не нравится то, что он делает, Хитер. Он видит в этом свой долг. Он должен знать, что мы на его стороне. Все мы. Особенно Кармен. Она для него все. Он хочет, чтобы она знала, что он – хороший человек. Он надеется, что вас не затруднит время от времени замолвить за него доброе слово, пока она будет расти. Он не хочет, чтобы она думала, будто он просто встал и ушел без всякой на то причины.
– «Твой отец ложью прокрался в мою жизнь, но вообще-то он – человек хороший»… Что-нибудь в этом роде?
– Хотелось бы услышать что-нибудь получше.
– Так расскажите мне эту жалостливую историю.
– Я не думаю, что это жалостливая история, Хитер. Я думаю, что вам надо улыбаться, рассказывая о нем. Чтобы она видела в нем отца, каким он мечтал стать.
Глава 12
В тот же вечер, готовясь к посещению Конуры Плутона, конспиративной квартиры, известной лишь пяти-шести членам команды «Гидра», Брок предпринял исключительные даже по его высоким стандартам меры предосторожности. Сначала подземкой добрался до южного берега Темзы, потом на автобусе поехал на восток. Достаточно долго простоял в сандвич-баре, из которого открывался прекрасный вид на улицу. Сев во второй автобус, вышел из него двумя остановками раньше, устроил себе неспешную пешеходную прогулку, любуясь портовым ландшафтом: ржавыми кранами, полузатонувшей баржей, горой старых покрышек. Наконец поравнялся с чередой кирпичных арок, отдаленно напоминавших виадук. Ворота в каждой вели в ремонтный цех, гараж или склад. Брок остановил свой выбор на воротах с цифрой 8 и прикрепленном к ним куске фанеры с обнадеживающей надписью: «УЕХАЛ В ИСПАНИЮ. ПОШЛИ ВСЕ НА ХЕР». Нажал на кнопку звонка, на вопрос, кто пожаловал, ответил, что он брат Альфа и пришел справиться насчет «Астон-Мартина». В воротах открылась дверца, Брок попал на склад, заваленный автомобильными агрегатами, старыми печами, номерными знаками. По скрипучей деревянной лестнице поднялся к новенькой стальной двери, которую, дабы она не выделялась на фоне обшарпанного интерьера, предусмотрительно разукрасили граффити. Там он постоял, дожидаясь, пока затемнится «глазок». После того как это произошло, дверь открыл худющий мужчина в синих джинсах, ботинках на толстой ребристой подошве, рубашке в клетку и с наплечной кожаной кобурой, из которой торчала обернутая липким пластырем, словно где-то порезалась, рукоятка автоматического пистолета «смит-вессон» калибра 9 мм. Брок переступил порог, дверь захлопнулась.
– Как он себя ведет, мистер Мейс? – полюбопытствовал Брок. В голосе чувствовалось нервное напряжение.
– Все зависит от того, что вас интересует, сэр, – тихим голосом ответил Мейс. – Читает, когда может сосредоточиться. Играет в шахматы, это кстати. В остальное время решает кроссворды, самые сложные.
– По-прежнему испуган?
– До потери пульсации, сэр.
Брок двинулся по коридору, миновал крохотную кухню, комнатку с двумя койками, ванную и лицом к лицу столкнулся со вторым мужчиной, коренастым, с длинными волосами, забранными в хвост на затылке. У него кобура была парусиновая и висела на шее, как детский слюнявчик.
– Все хорошо, мистер Картер?
– Очень хорошо, благодарю вас, сэр. Только что сыграли партию в вист.
– Кто выиграл?
– Плутон, сэр. Он жульничает.
Мейс и Картер – на время проведения операции, потому что Айден Белл своей властью назвал их по фамилиям археологов, нашедших могилу Тутанхамона. А Плутон получил свою кличку в честь правителя подземного царства. Толкнув деревянную дверь, Брок вошел в длинную, чердачную комнату с окнами под крышей, забранными металлическими решетками. У печки стояли два кресла, обитые рубчатым плисом, между ними – ящик, на котором лежали газеты и игральные карты. Одно кресло пустовало, во втором сидел достопочтенный Ранулф, для простоты – Рэнди Массингхэм, он же Плутон, не в столь уж далеком прошлом сотрудник Форин оффис и других уважаемых учреждений, одетый в синий на «молнии» кардиган из магазина «
», а привычные кожаные туфли заменивший оранжевыми шлепанцами, отделанными полосками искусственной замши. Он было подался вперед, схватившись за подлокотники, но, увидев Брока, расслабился и откинулся на спинку кресла, заложив руки под голову и скрестив ноги на ящике, чтобы продемонстрировать полное отсутствие волнения, тревоги и тем паче страха.
– Опять дядюшка Нэт, – промурлыкал он. – Послушайте, вы принесли мне освобождение от тюремной повинности? Если нет, не тратьте понапрасну своего времени.
Брок всем своим видом показывал, что находит вопрос весьма забавным.
– Будьте благоразумны, сэр. В душе мы оба государственные служащие. Когда министры подписывали сертификат о неприкосновенности в уик-энды? Если я проявлю большую активность, на меня начнут злиться. Кто такой доктор Мирски? – спросил он, исходя из принципа, что лучшими вопросами для следователя являются те, на которые он уже знает ответ.
– Никогда о нем не слышал, – надувшись, ответил Массингхэм. – И мне нужна более приличная одежда из моего дома. Я могу дать вам ключ. Уильям за городом. Останется там, пока я не скажу. Только не приходите по вторникам и четвергам, когда миссис Амброуз прибирается по дому.
Брок покачал головой:
– Боюсь, это абсолютно невозможно, сэр, в сложившейся ситуации. Они могут наблюдать за домом. И меньше всего мне хотелось бы привести их за собой сюда, увольте. – То была маленькая ложь. В панике Массингхэм сдался на милость Службы так быстро, что не успел прихватить с собой какие-либо вещи. Брок, зная, что его подопечный питает слабость к красивой одежде, воспользовался возможностью одеть его в бесформенный кардиган и шерстяные брюки с резинкой на талии. – Перейдем к делу, сэр, – Брок сел, раскрыл записную книжку, достал ручку Лайлы. – Маленькая птичка чирикнула мне на ухо, что в прошлом ноябре вы и вышеупомянутый доктор Мирски играли в шахматы в «Соловьях».
– Ваша птичка вам солгала, – отрезал Массингхэм.
– При этом обменивались фривольными шутками, вы и доктор Мирски, как мне сказали. Он же не вашей ориентации, не так ли?
– Никогда не встречался с ним, никогда не слышал о нем, никогда не играл с ним в шахматы. И он не моей ориентации, раз уж вы спросили. Он совсем другой, – ответил Массингхэм. Подхватил с ящика последний номер «
», развернул журнал, сдедал вид, что читает. – И мне здесь очень нравится. Парни – просто душки, еда – пальчики оближешь, район – прекрасный. Я даже думаю, а не купить ли мне этот дом.
– Видите ли, сэр, главная проблема предоставления неприкосновенности заключается в том, – пока еще дружелюбным тоном объяснял Брок, – что министр и его окружение должны знать, от чего они предоставляют человеку неприкосновенность, и в этом зарыта собака.
– Я уже слышал эту проповедь.
– Тогда, если я ее повторю, вы, возможно, будете знать слова наизусть. Нет никакого смысла, и вы, безусловно, это понимаете, снимать телефонную трубку и звонить какому-нибудь высокопоставленному лицу, которого вы знаете в Форин оффис или где-то еще, и говорить: «Рэнди Массингхэм хотел бы обменять некую важную информацию на гарантии неприкосновенности, так что, старина, дайте нам отмашку». Отмашки не будет, ни сразу, ни потом. Мои начальники – крючкотворы. «Неприкосновенность от чего? – спросят они себя. – Мистер Массингхэм роет тоннель в хранилища Банка Англии или растлевает несовершеннолетних школьниц? Он в одной лиге с Вельзевулом? Если так, мы бы предпочли, чтобы он обратился к кому-то еще». Но когда я задаю этот вопрос вам, получается, что я понапрасну сотрясаю воздух. Пока вы, откровенно говоря, не сказали нам ничего путного. Мы будем защищать вас, если вам того хочется. Мы счастливы тем, что можем защищать вас. Условия, возможно, не самые лучшие, но защита вам гарантирована. Однако, если вы будете упорствовать, мои начальники не только не проявят милосердия, но предложат предъявить вам обвинение в действиях, препятствующих свершению правосудия.
Картер принес чай.
– Мистер Массингхэм звонил сегодня в офис, мистер Картер?
– В семнадцать сорок пять, сэр.
– Откуда?
– Из Нью-Йорка.
– Кто был с ним?
– Я и Мейс, сэр.
– Как он себя вел?
Массингхэм отбросил еженедельник.
– Как чертов барашек. Делал все, что от меня требовалось, и по высшему разряду, не так ли, Картер? Признайте.
– Голос звучал убедительно, сэр. Манера у него, конечно, слишком уж панибратская, но таков он всегда.
– Если вы мне не верите, прослушайте запись. Я в Нью-Йорке, погода как в раю, я улетел в Америку, чтобы вдохнуть новую надежду в души и сердца наших пугливых инвесторов с Уолл-стрит, а потом собираюсь проделать то же самое в Торонто, и есть ли какие-то новости о нашем бедном странствующем Тайгере? Ответ – нет, между всхлипываний. Так, Картер?
– Я бы сказал, что описание достаточно точное, сэр.
– С кем он говорил?
– С Анджелой, своей секретршей.
– Ты полагаешь, она это проглотила?
– Она всегда это проглатывает, – пробурчал Массингхэм.
Картер отбыл с каменным лицом.
– О, дорогой, я кажусь ему слишком уж голубым?
– Видите ли, мистер Картер – человек глубоко верующий, постоянно ходит в церковь. Трепетно относится к клубам для мальчиков и футбольным командам.
Массингхэм огорчился:
– О господи. Черт побери! Нельзя быть таким вульгарным. Пожалуйста, передайте ему, что я искренне извиняюсь.
Брок вернулся к записной книжке, добродушно покачивая седой головой, словно добрый папаша из сказки.
– Итак, сэр, позвольте мне, пожалуйста, вновь спросить вас об этих очень угрожающих телефонных звонках.
– Я рассказал вам все, что знаю.
– Да, конечно, но у нас возникли определенные трудности. Видите ли, мы никак не можем определить, откуда же вам звонили. Когда к нам обращаются с просьбой о защите, мы обязаны определить источник опасности. Подобная ситуация у меня ассоциируется с весами. На одной чашке – опасность, на другой – убедительные доказательства вашего желания сотрудничать с властями после предоставления вам неприкосновенности. Как я вспоминаю, у вас сложилось твердое ощущение, это следует из ваших показаний моим сотрудникам, что звонили из другой страны.
– Да, я обратил внимание на звуковой фон. Трамваи, все такое.
– И вы до сих пор не можете понять, кто звонил. Вы думали об этом день и ночь, но по-прежнему пребываете в неведении.
– Если бы я понял, кто звонил, то сказал бы вам, Нэт.
– Хотелось бы так думать, сэр. Итак, вам с короткими интервалами позвонили четыре раза. Один и тот же голос произносил одни и те же слова. И звонили не из Англии.
– Да, фон… атмосферные помехи… не менялись. Это трудно объяснить.
– Звонил, часом, не доктор Мирски?
– Может, и он. Если говорил через носовой платок, или как там они изменяют голос.
– Хобэн? – Называя фамилии и имена, Брок чутко следил за реакцией своего подопечного.
– Не хватало американского акцента. И Аликс говорит так, словно ему час тому назад оперировали нос.
– Шалва? Михаил? А может, сам Евгений?
– Английский слишком хорош.
– И старик, полагаю, говорил бы с вами на русском. Хотя в этом случае слова, возможно, не прозвучали бы столь угрожающе. – Он процитировал записанное в книжке: –
«В списке вы следующий, мистер Массингхэм. Вам от нас не спрятаться. Мы сможем взорвать ваш дом или пристрелить вас, когда захотим».Больше ничего не вспоминается?
– Их произносили с другой интонацией. У вас они звучат нелепо, как со сцены. По телефону они меня до смерти напугали.
– Очень жаль, что этот загадочный человек не позвонил вновь после того, как вы обратились к нам и мы начали прослушивать ваш телефон, – смиренно вздохнул Брок. – Четыре звонка за столько же часов, а стоило вам обратиться к нам, как отрезало. Поневоле задумаешься, а вдруг ему известно больше, чем нам хотелось бы.
– Ему известно многое, это все, что я знаю.
– Конечно, конечно, сэр. Между прочим, каким паспортом воспользовался Тайгер?
– Полагаю, английским. Вы меня уже спрашивали.
– Как бывший сотрудник министерства иностранных дел, вы, безусловно, знаете, что в этой стране помощь в приобретении или изготовлении поддельного или подправленного паспорта любой страны является уголовно наказуемым преступлением?
– Разумеется, знаю.
– В таком случае, если я смогу продемонстрировать достопочтенному мистеру Ранулфу Массингхэму, что он, находясь в здравом уме и полностью отдавая себе отчет в своих действиях, передал другому человеку поддельный паспорт вместе с похищенным свидетельством о рождении, вы, вполне возможно, смените это во всех отношениях прекрасное жилище на тюремную камеру.
Массингхэм выпрямился, пальцами правой руки помял нижнюю губу. Взгляд ушел внутрь, лицо стало предельно сосредоточенным, словно он обдумывал ход, способный решить судьбу шахматной партии.
– Вы не можете посадить меня в тюрьму. Не можете и арестовать меня.
– Почему?
– Потому что раскроете операцию. А вам хочется как можно дольше оставаться в тени. Такова ваша обычная практика.
Внутренне Брока не могла порадовать столь точная оценка ситуации. Внешне он продолжал лучиться дружелюбием и добропорядочностью.
– Вы совершенно правы, сэр. В моих интересах уберечь вас от беды. Но я не могу лгать начальству, и вы не должны лгать мне. Поэтому будьте любезны без дальнейших проволочек сказать, на чье имя выдан поддельный паспорт, которым вы снабдили мистера Тайгера Сингла.
– Смарта. Томми Смарта. Чтобы инициалы остались прежними, ТС. Как на его запонках.
– А теперь давайте вернемся к нашему доброму доктору Мирски, – предложил Брок, скрыв победу под маской загруженного делами бюрократа, и высидел еще двадцать минут, прежде чем ретировался за дверь, чтобы сообщить новости своей команде.
Но с Тэнби он поделился и своими тревогами.
– Он слишком многое от меня скрывает, Тэнби. Все, что я от него слышу, – мелочовка.
* * *
Группа наблюдения доложила, что объект дома, в одиночестве. Телефонные операторы уточнили, что объект дважды отказался от приглашения на ужин, первый раз сославшись на игру в бридж, которую нельзя пропустить, второй – на более раннее приглашение. Часы показывали десять вечера. Капли прямого теплого дождя танцевали на мостовой. На Парк-Лейн Тэнби привез его в своем кебе. Радом с ним на заднем сиденье Агги рассказывала о том, какая вкусная в Глазго китайская лапша.
– Если ты устал, мы можем подождать до завтра, – голосу Брока недоставало убедительности.
– Я в порядке, – ответил Оливер, верный оловянный солдатик.
К. Олтремон,прочитал он, изучая подсвеченные таблички с фамилиями у кнопок звонков, ладонью прикрыв глаза от дождя.
Квартира 18.Он нажал кнопку, вспыхнул свет, в динамике что-то прокудахтало.
– Это я, – признался он яркому лучу. – Оливер. Подумал вот, не угостишь ли кофе. Долго я тебя не задержу.
Металлический голос прорвался сквозь треск помех:
– Господи. Это действительно ты. Я жму на кнопку, ты толкаешь дверь. Готов?
Но дверь он толкнул слишком рано, поэтому ему пришлось подождать и толкнуть вновь. В просторном холле двое охранников в серых костюмах несли службу за белоснежным столом. Младшего, как следовало из таблички на нагрудном кармане, звали Мэтти. Того, что постарше, он читал «
», – Джошуа. – Средний лифт, – указал Мэтти Оливеру. – И ничего не трогайте, мы все сделаем сами.
Кабина лифта пошла вверх, Мэтти остался в холле. На восьмом этаже дверь открылась, она уже ждала его, вечно тридцатилетняя, в вываренных джинсах и кремовой шелковой рубашке Тайгера с завернутыми по локоть рукавами. На запястьях позвякивали золотые браслеты. Она шагнула вперед, прижалась к нему всем телом, так она встречала всех своих мужчин, грудь – к груди, бедро – к бедру, только с Оливером, из-за его роста, соответствующие части тела не совпали, как ей того хотелось. Длинные, только что расчесанные волосы Катрины пахли ванной.
– Оливер, как это ужасно! Бедный Альфи… и остальное… Куда уехал Тайгер?
– Я думал, ты мне скажешь, Кэт.
– И где тебя носило? Я думала, он отправился на твои поиски. – Она оттолкнула Оливера, чтобы получше разглядеть. Он заметил, что морщинок прибавилось, а вот шаловливая улыбка осталась прежней, хотя, чтобы держать ее, требовалось больше усилий. Расчетливый взгляд, сладкий голосок. – Ты стал более ответственным, дорогой? – спросила она, оценив увиденное.
– Да нет. Думаю, что нет. – Глупый смешок.
– Но ты стал другим. Мне нравится. Собственно, ты всегда мне нравился, не так ли?
Он последовал за ней в гостиную. Все как прежде. Культовые скульптуры, картины, антикварная мебель, восточный колорит. Собственность фонда, зарегистрированного в Лихтенштейне. «Я подготовил контракт, Уинзер его выправил, фонд принадлежал Кэт, обычная схема».
– Не хочешь ли выпить, дорогой?
– С удовольствием.
– Я тоже.
Из бара-холодильника, замаскированного под испанский дорожный сундук, она достала серебряный кувшин с сухим мартини, один замороженный стакан наполнила до краев, второй – наполовину. Загорелые руки, каждый февраль Кэт летает в Нассау. В пальцах никакой дрожи.
– Мужская доза. – Полный стакан она протянула ему, женскую дозу оставила себе.
Он глотнул мартини, и его повело. Он бы опьянел, даже если бы она угостила его томатным соком. Второй глоток, и все пришло в норму.
– С бизнесом порядок? – спросил он.
– Полный порядок, дорогой. В прошлом году мы показали такую прибыль, что Тайгер учинил жуткий скандал. – Она устроилась на бедуинском седле. Он – у ее ног на стопке длинношерстых подушек. На ее голых ногах крохотные ноготки алели пятнышками крови. – Рассказывай, дорогой. Не упускай никаких деталей, даже самых отвратительных.
Он лгал, но с Катриной ложь давалась на удивление легко. О случившемся он узнал в Гонконге. Оливер следовал легенде, предложенной Броком. Пэм Хосли факсом сообщила, что Уинзер убит, Тайгер «покинул свой стол, чтобы заняться срочными делами», намекая на то, что Оливеру пора возвращаться в Лондон. Он прилетел в Гатуик, на такси приехал на Керзон-стрит, разбудил Гупту, помчался в «Соловьи», чтобы повидаться с Надей.
– Как там она? – спросила Катрина с той особой заботой, какую проявляют любовницы к женам любовников.
– Выглядит очень неплохо, благодарю, – помявшись, ответил Оливер. – Что удивительно. Да. Очень взбалмошная.
Пока он говорил, ее взгляд не отрывался от его лица.
– Дорогой, ты же не обращался к нашим
, не так ли?
– вкрадчиво спросила она, как игрок в бридж, пытающийся по выражению лица догадаться, а какие карты у соперника.
– К кому именно? – вопросом ответил Оливер, уже всматриваясь в нее.
– Я подумала, что ты мог бы позвонить нашему дорогому Бернарду. Или ты с ним не на дружеской ноге?
– А ты?
– Мы с ним не так дружны, как ему хотелось бы, слава богу. Мои девушки стараются его избегать. Он предложил Анджеле пять «штук», чтобы она поехала с ним на его виллу под жарким солнышком. Анджела ответила, что она не такая. «С каких это пор?» – потом спросила я ее.
– Я ни с кем не говорил. На фирме изо всех сил стараются скрыть исчезновение Тайгера. Они в ужасе от того, что может случиться, если об этом станет известно.
– Так почему ты пришел ко мне, дорогой? Он пожал плечами. Ее взгляд по-прежнему не отрывался от его лица.
– Подумал, что узнаю обо всем от самого близкого ему человека.
– То есть от меня. – Она ткнула его пальчиком в бок. – А может, ты обратился не по адресу?
– Ближе тебя у него никого нет, не так ли? – Он чуть отодвинулся.
– За исключением тебя, дорогой.
– Плюс ты – первая, к кому он пришел, услышав об убийстве Альфи.
– Неужели?
– Если верить Гупте, то да.
– А куда он поехал потом?
– К Наде. Она, во всяком случае, так сказала. Я полагаю, она ничего не придумала. Какой смысл?
– А после Нади? К кому он поехал потом? К какой-нибудь подружке, о которой я ничего не знаю?
– Я подумал, что он мог вернуться сюда.
–
Дорогой,с какой стати?
– Видишь ли, он не силен в решении бытовых вопросов. Особенно если хотел улететь в другую страну. Честно говоря, я думал, что он взял тебя с собой.
Она закурила, удивив его. Чем еще она тут занималась в отсутствие Тайгера?
– Я спала, – она закрыла глаза, выпустила струю дыма, – прикрытая только моей скромностью. В «Колыбели» выдалась безумная ночь. Кто-то привел арабского принца, и тот воспылал страстью к Воуре. Ты помнишь Воуру… – Вновь тычок пальцем ноги в бок. – Роскошная блондинка, грудь – мечта, бесконечные ноги. Она вот тебя помнит, дорогой… как и я. Ахмед хотел увезти ее в Париж на своем самолете, но бойфренд Воуры только что вышел из тюрьмы, и она не решилась. Со всей этой суетой я попала сюда под утро, в начале пятого, отключила телефон, приняла снотворное и отрубилась. А открыв глаза, увидела, что уже время ленча, а надо мной стоит Тайгер в этом ужасном коричневом пальто и говорит: «Они отстрелили Уинзеру голову».
– Отстрелили Уинзеру голову? Как Тайгер об этом узнал?
– Ума не приложу, дорогой. Возможно, оборот речи. Мне, конечно, учитывая, что я сама была никакая, только этого и не хватало. «Кто мог застрелить Уинзера? – простонала я. – Кто эти „они“? Откуда ты знаешь, что это не ревнивый муж?» Нет, ответил он, это заговор, и они все заодно, Хобэн, Евгений, Мирски и их прихлебатели. Он сказал, что не смог найти наверху обувной щетки. Ты знаешь, каким он становится, когда впадает в панику. Он готов умереть, но только в начищенных туфлях. – Оливер, который представить себе не мог паникующего отца, предпочел согласно кивнуть. – Потом ему потребовалась мелочь для телефона-автомата. Он лепетал что-то бессвязное, и сначала я подумала, что он хочет, чтобы я поменяла свой номер телефона. «Нет, нет, деньги, – он замотал головой. – Монеты по фунту, по пятьдесят пенсов». – «Что ты мелешь? – ответила я. – Ты же оплачиваешь мои телефонные счета. Снимай трубку и звони». Мой телефон его не устроил. Он мог позвонить только с телефона-автомата. Все остальные номера прослушивались его врагами. «Найди Рэнди», – предложила я.
Рэнди он искать не хотел. Только монеты. «Позвони Бернарду, – осенило меня. – Если у тебя неприятности, Бернард поможет». – «Нет, отсюда звонить не могу», – последовал ответ. «Но, дорогой, Бернард – полиция, – я все пыталась урезонить его. – Полиция полицию не прослушивает». Он лишь покачал головой. Сказал, что я ничего не понимаю, потому что в отличие от него не представляю себе ситуации в целом.
– Бедняжка, – пожалел ее Оливер, все еще пытаясь свыкнуться с мыслью, что Тайгер может лепетать что-то бессвязное.
– Разумеется, мы не смогли найти эту чертову мелочь. Откуда? Мелочь для парковок я держу в автомобиле. Автомобиль стоял в подвале. Честное слово, в тот момент я подумала, что твой глубоко уважаемый папа тронулся умом… Что с тобой, дорогой? Ты так побледнел, словно съел что-то несвежее.
Но Оливер ничего не ел. Просто пытался выстроить последовательность событий, и у него не выходило ничего путного. По его расчетам получалось, что прошло максимум двадцать минут после того, как Тайгер получил письмо Евгения с требованием выплаты двухсот миллионов фунтов. Однако, по словам Гупты, Тайгер, покидая Керзон-стрит, полностью сохранял контроль над собой. Вот Оливер и гадал, какое событие, случившееся в промежутке между уходом из офиса и появлением в квартире Кэт, привело к тому, что Тайгер запаниковал и начал лепетать что-то бессвязное.
– В общем, мы кружили по квартире минут десять, я – в наброшенном на голое тело кимоно, искали мелочь. Мне даже захотелось вернуться в мою однокомнатную квартирку, где около кровати у меня всегда стояла жестянка с десятипенсовиками для газового счетчика. Нашли два фунта. Этого явно не хватало для международного звонка. Но, разумеется, он не говорил, что ему надо звонить в другую страну, во всяком случае, пока мы не перестали искать монеты. «Ради бога, – сказала я ему, – попроси Мэтти сходить к газетному киоску, пусть купит тебе телефонные карты». Его это не устроило. Он никому не доверял. Заявил, что купит их сам. И ушел, ни разу не назвав меня мамой. Мне потребовался не один час, чтобы снова заснуть и увидеть тебя во сне. – Она глубоко затянулась, вздохнула. – И все это твоя вина, чтоб ты знал, не только Мирски и Борджа. Мы все в сговоре против него, мы все его предали, но твое предательство самое ужасное. Я даже заревновала. Это правда?
– Как же мне это удалось?
– Бог знает, дорогой. Он сказал, ты оставил следы, он прошел по ним к источнику и выяснил, что этот источник – ты. Впервые я услышала, что у следов есть источник, но так он сказал.
– Он не сказал, кому хотел позвонить?
– Разумеется, нет, дорогой. Мне же нельзя доверять, ты понимаешь. Он размахивал своим
, то есть нужного номера не помнил.
– Но хотел звонить в другую страну.
– Так он сказал.
«Время ленча», – вспомнил Оливер.
– А где находится ближайший газетный киоск?
– Выйдешь из подъезда, повернешь направо, пройдешь пятьдесят ярдов и наткнешься на него. Ты у нас стал Эркюлем Пуаро, дорогой? Он назвал тебя Искариотом. Я думаю, ты слишком глубоко копаешь, – добавила она.
– Я лишь хочу понять, что к чему, – ответил он. Вырисовывалась картина, которая не укладывалась у него в голове: Тайгер, доведенный до безумия, охваченный безрассудным страхом, в коричневом пальто реглан и начищенных туфлях, сжавшись в комок, кому-то звонит из телефонной будки, тогда как его любовница пытается заснуть. – На Рождество у него была крупная разборка. Какие-то люди пытались взвалить на него вину за какие-то неудачи. Он полетел в Цюрих и поставил их на место. Тебе это ни о чем не говорит?
Она зевнула.
– Смутно. Он собирался уволить Рэнди. Но он постоянно собирается уволить Рэнди. Они все преступники. Включая Мирски.
– Евгений тоже?
– Евгений шарахается из стороны в сторону. Легко поддается влиянию.
– И кто на него влияет?
– Бог знает, дорогой. Ты что-то забываешь про стакан.
Он отпил мартини. Катрина курила и, наблюдая за ним, задумчиво массировала одну ногу другой.
– Ты – единственный, кто ускользнул от него, не так ли, несносный мальчишка? Он никогда не говорит о тебе, ты это знаешь? Только когда возбужден. Ну, не в смысле
возбужден,такое случается только по високосным годам. Поначалу ты учился, потом перенимал методы зарубежного бизнеса, потом снова учился. Он все еще гордится тобой по-своему. Просто думает, что ты предатель и дерьмо.
– Он, возможно, объявится через несколько дней, – заметил Оливер.
– О, если он один, то обязательно прибежит. Он терпеть не может собственной компании, поэтому я и упомянула о подружке. Он уже не получает от меня всего того, что ему нужно. Да и я от него, откровенно говоря. Возможно, ему надо поменять лошадей. Отчасти причина в его возрасте. Отчасти – в моем, если не кривить душой… – Ее пальчик вновь ткнул Оливера, уже ближе к промежности. – У тебя есть подружка, дорогой? Которая знает, как свести тебя с ума?
– На данный момент я как бы между двумя стульями.
– Эта милая Нина как-то приходила ко мне в «Колыбель». Не могла понять, почему ты сказал Тайгеру, что собираешься жениться на ней, а ее оставил в неведении.
– Да, пожалуй, напрасно.
– Передо мной извиняться не надо. Что тебе в ней не понравилось? Не проявляла активности в постели? Тело-то у нее отменное. Грудь, попка, все при ней. Я даже пожалела, что я не мужчина.
Оливер отодвинулся от нее.
– Надя говорит, Мирски часто здесь бывает, – он сменил тему. – Заезжает в «Соловьи», играет в шахматы с Рэнди.
«Узнай как можно больше о Мирски», –наказывал Брок.
– Он играет не только в шахматы, дорогой. Сыграл бы и со мной, если б ему представилось хоть полшанса. Просто бы изнасиловал. Он еще хуже, чем Бернард. Между прочим, звать его Мирски не разрешалось. Паспорт у него был на другую фамилию. Меня это не удивляло.
– И как же вы его звали?
– Доктор Мюнстер из Праги. Тот еще доктор. Я его личный секретарь, на случай, если ты этого не знаешь. Доктору Мюнстеру нужен вертолет, чтобы побыстрее попасть в «Соловьи»? Старушка Кэт его найдет. Доктор Мюнстер решил остановиться в президентском номере в «Гранд-Риц-Палас»? Старушка Кэт его забронирует. Доктору Мюнстеру нужны три шлюхи и слепой скрипач? Кэт справится и с ролью сутенера. Насколько я понимаю, он подкатывался и к Снежной Королеве.
– По твоим словам, Тайгер говорил, что Мирски участвовал в заговоре против него.
– В этом месяце, дорогой. А в прошлом он был архангелом Гавриилом. А потом – бах, Мирски присоединился к плохишам, а Евгений, старый дурак, прислушался к этому сладкоголосому поляку, подонку Рэнди и, насколько я понимаю, к тебе. Где ты обосновался, дорогой?
– В Сингапуре.