В общем, основная идея уже понятна: если не попирать законы природы и давать пчёлкам максимальную возможность жить своей жизнью, об их здоровье можно будет не беспокоиться. Мы не устраним болезни совсем, слабые семьи будут болеть и гибнуть, но их будет немного.
      Так оно и было лет 200 назад, когда люди знали о существовании пчелиных болезней, но не придавали им значения. И вовсе не экология виновата в том, что ситуация изменилась, а мы – современные люди. И это подтверждается тем, что и сейчас кто-то держит своих пчёл "дедовским методом", не насилуя их природу и не бегая в магазин за лекарствами.
      Этому принципу следую и я на своей пасеке – не лечу пчёл и не провожу никаких профилактик. И мёд от этого становится только лучше – в него не попадают ядовитые вещества, предназначенные для уничтожения болезнетворных микроорганизмов и паразитов и, похоже, абсолютно не исследованные по воздействию на здоровье человека.
      Мне, по крайней мере, никаких свидетельств на этот счёт не попадалось, зато попадались данные, что бипин, к примеру, действует негативно не только на клеща Варроа, но и на организм самой пчелы. Это так, к слову.
 
 
      Что касается самого страшного бича всех пасек – варроатоза, то на этот счёт есть очень интересные размышления. Читаем книгу "500 вопросов и ответов по пчеловодству", авторы Котова Г.Н., Лысов И.Д., Королев В.П., "Прометей", 1992.:
 
       "466. Можно ли добиться полного излечения пчелиных семей от варроатоза? Теоретически можно, если все пчеловоды будут добросовестно относиться к проведению лечебных обработок, не нарушая регламента применения лечебных средств. Практически можно добиться снижения зараженности до 2- 3%, что дает возможность пчелам давать товарную продукцию".
      Что же получается? Избавиться от клеща полностью невозможно. Какое-то его количество (причём не только варроатозного – есть и другие виды, паразитирующие на пчёлах) всегда находится в улье. Это первое.
      Второе: если количество клеща не превышает определённого уровня, семья считается здоровой. Если клещ сильно размножился, семья "заболевает". Интересно, правда?
      Вопрос напрашивается сам собой: что мешает клещу размножиться в любой семье и сгубить её полностью? Ответ: здоровая, сильная пчелиная семья каким-то образом сдерживает развитие клеща, снижая его количество до незначительного уровня. Тогда опять вопрос: почему, имея механизм подавления клеща, пчелиная семья не уничтожит его полностью?
      Ответ: клещ очень хитрая и коварная тварь! Он умудряется обмануть добрую и доверчивую пчелу.
      Это шутка. А чтобы говорить серьёзно, нам придётся сделать небольшое отступление и продолжить наши рассуждения о разумности природы вообще.
      Симбиоз в природе (философское отступление)
      Так вот, среди людей, как это можно легко пронаблюдать, существует два крайних подхода, касающихся сосуществования всех живых существ на планете Земля.
      Один из них рассматривает жизнь как постоянную борьбу между всеми разнообразными её формами за место под Солнцем, в ходе которой они уничтожают и поедают друг друга. Причём побеждает сильнейший (или наиболее приспособленный) индивид.
      Другой подход рассматривает жизнь как огромный симбиоз всех её форм и проявлений. Хищники и их жертвы, паразиты и их носители, травоядные и растения – все играют свою маленькую, но уникальную роль в единой симфонии жизни. Являясь порождением единого Вселенского Разума, они не могут не участвовать в выполнении одной общей для всех задачи.
      На эту тему есть масса интересной литературы. И я, хотя и являюсь убеждённым сторонником второй точки зрения, не ставлю своей целью кому-либо её навязывать.
      Но мне трудно будет объяснить верующим в борьбу, почему я совершенно спокойно отношусь к клещу и ничуть не обижаюсь на него за то, что он есть. Ведь и у клеща наверняка есть своя функция, имеющая какой-то глобальный смысл. Зачем тогда природе нужно было бы его создавать? Об этом стоит задуматься.
      Пчёлы и их окружени ся от клеща полностью.
      А способ избавления от клеща, как мне представляется, у пчёлок есть. Паразит, как известно, устраивается на загривке у пчелы, и достать его она сама не в состоянии. Но ведь пчёлки И почему постоянно облизывают и чистят друг друга, так у них принято. бы им своими е
 
 
      Мне представляется, что клещ может служить цели отбраковки слабых, нежизнеспособных пчёл. Он ускоряет их гибель, чтобы предотвратить ещё больший вред, который мог бы быть нанесён пчелиной семье. И пчёлы, "зная" об этом, не избавляют лапками и челюстями не удалить клеща со спины подруги? Я думаю, что удаляют. Но не всегда.
      Как вам такой вариант?
      Но ведь бывает так, что нехороший клещ, беспредельно размножившись, уничтожает всю семью! Ответ на этот вопрос вы уже знаете: в этой семье ослаблены все пчёлы!
      По причинам, о которых сказано было уже достаточно…
      Кстати сказать, в то время, когда варроатозный клещ начал бесчинствовать на территории России (дата известна точно – 1964 год), бывало так, что погибали целые пасеки. А вернее, почти целые – часть семей всё равно выживала. И некоторые пасеки клещ вообще обходил стороной. Почему?
      С одной стороны, это было советское время, когда практически все пчёлы содержались на крупных колхозных или совхозных пасеках согласно требованиям официальной пчеловодческой науки. Южные матки рассылались по стране сотнями тысяч, дадановский улей и соответствующая рамка были приняты за стандарт и выпускались промышленностью, а всякие отклонения не приветствовались.
      Но, с другой стороны, ещё живы были пчеловоды старой, дореволюционной школы, делавшие многое по-своему (предпочитавшие, к примеру, среднерусскую породу пчёл). Быть может, именно им и обязаны выжившие пчёлки своей жизнью?
      И по сей день на крупных, промышленных пасеках практикуется постоянная, в течение всего года, обработка пчёл профилактическими препаратами от различных болезней. Следует этому принципу и большинство пчеловодов-любителей. При этом особое внимание уделяется борьбе с клещом Варроа как самым опасным паразитом.
      Даже наш знакомый, Владимир Дмитрич, который отродясь своих пчёл никакими лекарствами не обрабатывал, профилактику от варроатоза осенью проводит – на всякий случай. Так силён страх перед этим паразитом.
      Убеждали делать это и меня. Аргумент простой: не обработаешь осенью пчел бипином (средство от клеща), все погибнут. От этих слов поначалу было, конечно, страшновато, но своих пчёл я так ни разу не обработал. И не собираюсь.
      Ведь если я держу своих пчёлок (местной породы, разумеется) естественным способом, то они сами справятся с любым заболеванием. А если какая-то семья и погибнет, то от другой, здоровой, будет устойчивое потомство, и пасека восстановится.
      В противном случае, если я помогу пчёлам справиться с тем или иным заболеванием, их потомство может быть лишено механизма защиты от него.
      А если учесть, что болезнетворные микроорганизмы легко приспосабливаются к любому препарату, против них направленному, то к чему это ведёт? Притом, что пчёлы уже разучились справляться с болезнью самостоятельно? Всё понятно.
      А если добавить к этому обширную практику продажи поддельных (или очень низкого качества) препаратов? Или тот известный факт, что неправильная дозировка лекарства может иметь прямо противоположное действие? Что они вредны и для самих пчёлок?
      В результате жизнь пчеловода-промышленника становится очень тяжёлойОна превращается в ту самую борьбу, о которой я с самого начала и говорил.
      Хотите ли вы такой жизни? Не думаю. Вот и становится пасечников всё меньше и меньше…
      Не так давно заезжал к нам в гости хороший знакомый, пчеловод из Тульской области. У них с женой 15 лет стажа и более 100 пчелосемей. Редко когда встретишь таких симпатичных, жизнерадостных и трудолюбивых людей! Но жизнь у них – не позавидуешь! С ранней весны и до поздней осени кипит работа на пасеке. Смена маток, подкормки, профилактика болезней, установка вторых корпусов и магазинов, противороевые мероприятия, отводки, многократные ревизии пчелиных гнёзд…
      Сергей и Таня (наши Тульские друзья) очень привязаны к пчёлам и вряд ли когда-нибудь бросят пасечное дело, но, наблюдая за их работой и слушая их рассказы, вряд ли решишься завести хотя бы одну пчелиную семью!
      Однако мы с вами уже удалились от темы пчелиных болезней, а возвращаться к ней нет уже никакого желания. Потому предлагаю двинуться дальше. Давайте коснёмся слегка истории пчеловодства вообще. Немного истории
      Пчёл люди держали издревле. В наших широтах для этой цели использовались дупла деревьев, борти и колоды, на юге – соломенные сапетки и глиняные сосуды. Как это делалось? Вопрос интересный, но, к моему великому сожалению, не совсем ясный. В литературе сотни раз описано устройство дадановского улья, но нет ни одного детального описания старых методов работы с колодой. Кроме общих слов о том, что соты резали раз в году (осенью), а пчёл частенько закуривали серой.
      Если кто встречал подробности, напишите, пожалуйста! Уверен, что всё было не так просто. Старые пасечники наверняка имели свои знания и навыки, передававшиеся из поколения в поколение.
      Проблемы, связанные с колодным содержанием пчёл, вполне очевидны. Это быстрое старение сотов в гнездовой части и необходимость из замены, извлечение мёда вместе с сотами, которые могли бы послужить ещё много раз и так далее. Можно себе представить, как непросто было вырезать соты – они ломались, по стенкам колоды тёк мёд, беспокоя пчёл и привлекая воровок.
      Направление, в котором шла мысль пасечников, очевидно: придумать такое пчелиное гнездо, в котором языки сотов можно было бы легко извлекать и ставить обратно. Таким образом, сначала появились втулочные ульи, потом рамочные. Но это не решило проблему, пока не был сделан ряд изобретений и открытий. Вот они:
      1851 год. Свободное рамочное пространство, Л. Лангстрота.
      1857 год. Искусственная вощина, И. Меринг.
      1865 год. Медогонка, Д. Грушка.
      Таким образом, появилась рамочка с натянутой в ней вощиной. Вощина – это лист воска, на котором выдавлены донышки сотов, то есть, по сути, средостение между ячейками, направленными в противоположные стороны.
 
      У пчёлок есть два ярко выраженных инстинкта строительства сотов: производство "с нуля" и ремонт (восстановление) нарушенных пластов. Следуя второму, они "оттягивают" ячейки, намеченные на восковой пластине, в результате чего образуется аккуратная рамочка, внутри которой заключён сотовый язык.
      А поскольку между боковыми брусочками рамочки и стенками улья оставлен зазор 6.5-9.5 миллиметров (открытие Лангстрота!), который пчёлы не заделывают, человек может запросто её вынуть и вставить обратно. Мечта!
      Итак, с изобретением рамочного улья пасечник получил следующие возможности:
 
      · Вставлять в гнездовую часть улья свежую вощину, постепенно удаляя старые, почерневшие соты;
 
      · Легко извлекать из улья соты с мёдом, откачивать их и качественную сушь (пустые соты) возвращать в улей;
 
      Но, кроме этого, пчеловоды получили возможность совершать любые манипуляции с пчелиными семьями: переставлять рамочки из одного улья в другой, делить семью, делать отводки и многое-многое другое…
 
       Это-то всё и сгубило!
      Сейчас есть много людей, ратующих за возвращение к колоде. Я не противДавайте думать и пробовать. Но для себя я выбираю пока именно рамочный улей, имея в виду УМНЫЙ улей и естественный подход к содержанию пчёл, поскольку не считаю изобретение вощины и рамочки злом. Отнюдь!
      А в чём зло?
      В злоупотреблении своими возможностями, в пренебрежении жизнями живых существ, которых мы считаем ниже себя, в приоритете наших мелких меркантильных интересов над глобальными, общечеловеческими и планетарными.
      В истории уже не раз бывало так, что хорошее изобретение постепенно доводилось до абсурда и со временем начинало работать совсем в другую сторону, нежели предполагалось вначале. И яркой иллюстрацией этой закономерности стала рамочка с вощиной. История рамочки
      Сегодня, когда благодаря труду многих поколений умных и добросовестных исследователей, мы имеем очень подробную картину жизни пчелиной семьи, нам не так просто проследить ход мыслей пчеловодов середины 19-го века. На что они опирались, предлагая тот или иной тип улья и размер рамочки? А их было множество!
      На страницах пчеловодческих энциклопедий можно увидеть картинки и фотографии сотен самых разнообразных, порой удивительных конструкцийНо мысль их создателей чаще всего остаётся для нас сокрытой. А как хотелось бы к ней прикоснуться! Я бы с радостью встретил переиздания первоисточников пчеловодства – трудов Прокоповича, Губера, Квинби, Лайанса…
      Впрочем, подробное исследование истории промышленного пчеловождения выходит за рамки этой книги, а нас в данный момент больше всего интересует результат.
      А результат на сегодняшний момент такой. Из всего многообразия систем ульев и содержания в них пчёл (а это вещи взаимосвязанные) осталось и завоевало мировое господство всего несколько. И знать их совершенно необходимо.
      А ещё важнее понимать принцип их действия, на который в традиционной литературе упор никогда не делается. Постараемся этот пробел заполнить.
      Современные системы промышленного пчеловождения
      Часть первая. Улей Лангстрота-Рута
      На нынешний момент самым распространённым в мире является улей Лангстрота-Рута (иногда называемый многокорпусным). Изобретён в Америке протестанским пастором Л.Л. Лангстрота в 1851 году, усовершенствован и запущен в массовое производство пчеловодом-промышленником Рутом.
      Улей состоит из корпусов (обычно до 6 штук), которые ставятся один на другой. Рамочка низко-широкая, 230х435 мм, 10 рамочек в корпусе.
      Система содержания пчёл в многокорпусном улье внешне выглядит очень просто и технологично, что привлекает к ней внимание многих пчеловодов, особенно новичков. В чём она заключается?
      Весной на корпус, в котором семья зимовала, ставится второй, наполненный рамочками с вощиной и сушью. Через некоторое время в него переходит матка (там теплее и места свободного больше), после чего в определённый момент корпуса меняются местами, и вразрез между ними ставится третий.
      Недели через две-три, когда семья освоит новый корпус и наберёт силу, операция повторяется. То есть корпуса вновь меняются местами, и между ними ставится ещё один. И так далее. А поскольку пчеловоды-промышленники качают мёд в течение всего лета, матку приходится заключать в расплодном корпусе с помощью разделительной решётки, через которую рабочая пчела проходит, а матка в силу своих размеров не может.
      У всех, кто впервые с данной системой знакомится, возникает вопрос: к чему вся эта перетасовка корпусов? Нельзя ли просто сверху "накинуть" ещё один, и пусть работают? Многие пробовали, не получается! Почему?
      Давайте вспомним, что в природе пчёлки тянут соты исключительно сверху вниз, а такой ситуации, чтобы дупло вдруг расширилось вверх, просто не бывает! Поэтому новый корпус, поставленный на гнездо, они просто игнорируют, продолжая жить так, как будто его нет. А вот если разъединить две половинки гнезда и вставить корпус между ними, то "дырку" заделывать им придётся, деваться некуда.
 
      А почему, спросите вы, пчёлки принимают самый первый корпус, устанавливаемый весной? Мысль такая: после зимы и начала весны, проведённых в тесноте, им в радость и такой вариант получения жизненно важного пространства, без которого хоть как-то развиться им просто невозможно. К тому же суммарная высота гнезда на двух корпусах – 470 мм, то есть самая приемлемая для подготовки к будущей зиме.
      Но это касается первого корпуса, который ставится поверх зимовавшего. А со следующими корпусами этот номер (установка просто сверху) уже не проходит, и приходится прибегать к перестановкам.
      Поскольку подготовить гнездо к зиме в условиях постоянного его нарушения пчёлам не удаётся, то пчеловоду, по-хорошему, стоило бы один медовый корпус сохранить и поставить его осенью на гнездовую часть. Кто-то из пчеловодов-любителей так и делает, но это хлопотно и невыгодно, поэтому пчёл в зиму, как правило, закармливают сахаром.
      В Канаде, к примеру, на огромных промышленных пасеках схема практикуется такая: сверху гнездового корпуса ставят кормушку, в которую заливают около 25 килограммов патоки. Пчёлки перетаскивают её к себе и с тем проводят зиму.
      Вот такая схема (я описал основные принципы, в подробности не вдаваясь). Так ведь всё замечательно и технологично, скажете вы, есть пошаговое описание всех необходимых действий, бери да делай. Как инструкция к бытовому прибору!
      Но это только так кажется. Ведь пчёлы – это не велосипед и не кофеварка, а разумные живые существа! И им хочется самим выстраивать свою жизнь, а не следовать схемам, навязанным извне человеком.
      Но технология-то работает! Сотни тысяч пчеловодов ею пользуются, миллионы пчелосемей живут в ульях Лангстрота, и мёд несут, и доход пасечнику!
      Да, это так. Но какой принцип лежит в её основе? Давайте его честно сформулируем:
       Система пчеловождения в многокорпусном улье основана на периодическом (примерно раз в две недели) разрушении пчелиного жилища, и опирается на инстинкт пчёл по восстановлению его целостности.
      Нормально ли это? Естественно ли для пчёл? Судите сами. О том, как на такой подход человека реагируют пчёлы, будет сказано ниже.
      А сейчас несколько слов о другом промышленном улье – дадановском.
      Часть вторая. Улей Дадана-Блатта
      Многокорпусный улей больше подходит для промышленного пчеловодства в зонах тёплого и жаркого климата, где не так велика опасность переохлаждения гнезда, связанная с манипуляцией целыми корпусами, и где в силу этого пчёлы легче переносят постоянное разрушение их жилища. Поэтому многие наши пчеловоды, пытавшиеся перейти на многокорпусные ульи, оставили эту затею и вернулись к дадановскому.
      Это тот самый случай, когда свой хрен всё-таки слаще чужой редьки.
      Так чем же принципиально отличается дадановский улей от многокорпусного? Другим принципом действия.
       Принцип действия дадановского улья основан на периодическом изъятии мёда, который пчёлы запасают для предстоящей зимовки.
 
 
      Помните, мы говорили о том, что среднерусская пчела (равно как и её родственники – степная украинская и серая лесная европейская пчела) чувствует себя очень неуютно, если "над головой" у неё нет хотя бы 15-ти сантиметров мёда? И всячески старается этот запас обеспечить?
      Это стремление и используют хозяева "даданов". Устроен этот улей так: корпус на 12 рамок высотой 300 миллиметров (300х435 мм) и магазины с полурамками 145х435 мм. Система работы с пчёлами выглядит примерно таким образом:
      Зимует семья, как правило, в одном гнездовом корпусе (без магазина). В конце зимы пчёл, как правило, подкармливают, затем весной проводят ревизию гнезда и в начале устойчивого взятка подставляют в гнездо рамочки со свежей вощиной. После этого улей какое-то время не трогают, а когда семья более или менее войдёт в силу (этот момент прозевать нельзя, здесь требуется опыт и чутьё), на корпус ставят магазин.
      Пчёлы не возражают – появляется место, куда можно складывать запас на зиму, ведь высота гнезда теперь в сумме составляет 455 миллиметров (300+145+10, последняя цифра – расстояние между рамками корпуса и магазина). Высота магазина небольшая, и сильного переохлаждения гнезда не происходит.
      Но вот магазин полон, и что делать дальше? По мысли создателей данного улья (как мне представляется), можно снять полный магазин и поставить на его место пустой. И пусть работают дальше!
      На практике все пчеловоды делают немного по-разному. Кто-то, к примеру, полный магазин не убирает, а приподнимает и вразрез с корпусом ставит пустой. Кто-то от магазинов отказался совсем и работает только с корпусами, кто-то использует и корпуса, и магазины. Но это детали, а для нас важен принцип, который заключается в периодическом изъятии (или отделении от гнездовой части) запасов мёда, приготовленных пчёлами на зиму.
      Как на это реагируют пчёлы, мы ещё рассмотрим, а сейчас попытаемся понять, почему улей Дадана так распространён в России.
      Ведь это очень странная затея: заставлять пчелиную семью зимовать на сотах высотой всего 30 сантиметров! Давайте вспомним – 20-25 сантиметров занимает клуб, и запасов над ним остаётся всего 5 – 10 (вместе с магазином было бы 20- 25!). То есть в гнездовом корпусе мёда немного, основной должен быть выше – в магазине, но его забрали. А это значит, что мёда в гнездовом корпусе останется месяца на три зимовки от силы.
      Хотя тут уже есть свои хитрости. Можно осенью гнездо перебрать и добавить полномёдных рамок (клуб при этом примет неестественную форму, но ничего, пчёлы потерпят!), а можно осенью, сняв магазины, закормить пчёл сахарным сиропом, и тут уж они сами решат, куда его пристроить.
      А поскольку этих мер всё равно недостаточно, для пчёл строят зимовники (там теплее и потребление мёда несколько ниже) и в конце зимы дают подкормку.
      Но вопрос всё равно остаётся открытым – к чему такие мучения? Почему бы ни сделать гнездовой корпус хотя бы сантиметров на 40? И этот вопрос хозяева "даданов", как правило, оставляют без ответа.
      А ответ простой. Именно такая (даже чуть больше) высота рамки и была в большинстве ульев, изобретённых на территории дореволюционной России. А родиной Дадановского улья была Франция (позднее изобретатель перебрался в Америку), где период нахождения в клубе почти в два раза меньше, чем у нас. И трёхсот миллиметров хоть и на пределе, но для зимовки хватает.
      То есть замысел автора заключался в том, чтобы сделать высоту гнезда минимально возможную для зимовки, и при этом сам Шарль Дадан говорил, что хорошо бы сделать рамку ещё ниже, да нельзя!
      А мы смело взяли её и перенесли в Россию! Невероятно, но факт. Как это произошло, можно только догадываться.
      Думаю, причина простая. Германия, где улей Дадана был широко принят на вооружение, была на рубеже веков передовой и очень авторитетной в техническом отношении державой, оттуда всё везли и копировали, в том числе и то, что было совершенно не нужно (к примеру, тяжёлые отвальные плуги для глубокой вспашки земли). К тому же производство ульев и аксессуаров к ним было там налажено массово, а значит и цены были невысоки.
      Вот и начал против всякой логики внедряться французский улей на территории России. А потом подоспела революция, и при Советской власти дадановская рамка вместе с ульем были приняты за стандарт, вводимый насильно и безоговорочно на всех пасеках страны. И тут уж стало не до дискуссий…
      Почему я уделяю этой теме так много внимания? Да потому, что до сих пор самый распространённый у нас улей – дадановский! И тем, кто только планирует заняться пчёлами, наверняка придётся столкнуться с убеждёнными его сторонниками. Хотя, надо сказать, позиции их уже не так прочны, как раньше. Приходилось мне уже не раз сталкиваться с жёсткой критикой этого улья, вплоть до присвоения ему названия улья-убийцы…
      Времена меняются!
      А чтобы подкрепить свои размышления и дать дополнительную пищу вашим, приведу несколько цитат из уже упоминавшейся книги И.А Шабаршова, в которой очень интересно описываются труды известного пчеловода Анатолия Ивановича Буткевича, бывшего на рубеже 19-20 веков одним из самых ярых пропагандистов дадановского улья.
      Правда, только в начале своей деятельности…
      Итак:
 
       "А. С. Буткевич с первых же шагов принял для себя двенадцатирамочный улей Дадана. И он его вполне устраивал, особенно на первых порах… Этот улей он считал для себя во всех отношениях удобным и сподручным в работе. Однако вскоре начались трудности, обусловленные именно конструкцией улья. В конце медосборного сезона, например, он обнаруживал, что гнезда почти пусты, хотя магазины набиты медом. Отнять их, значит оставить семью без корма. На зиму приходилось давать им сахарный сироп, или медовую сыту. Хотя это, по его словам, и "не беда", однако требует громадных затрат труда, хлопотно и небезопасно в смысле пчелиного воровства и распространения болезней. К тому же подкормки не всегда надежны. Как правило, семьи после них израбатываются и ослабевают, особенно к весне…
       Примирить две совершенно противоположные системы ухода, как и уйти от роения, в дадановских ульях и ульях собственной конструкции А. С. Буткевичу так и не удалось. "Для меня,- писал он,- удерживать пчел в отчих ульях оказалось невозможным, хотя я и перепробовал не одно средство, чтобы достигнуть этой цели". В другом месте он признается: "Меня пчелы заставили сложить оружие перед силой своего непреодолимого стремления к роению"…
       Вначале А. С. Буткевич был горячим приверженцем противороевой системы. Он разделял идеи своих великих учителей – А. М. Бутлерова и Л. Лансгротта. Чего он только ни делал, чтобы избавиться от роения, но заставить пчел работать на старом месте в дадановских ульях ему не удавалось. "Наконец, задумавшись над фактом удивительной рабочей энергии роевой пчелы,- писал он,- я задал себе вопрос: да есть ли вообще какой-либо смысл стараться во что бы то ни стало удержать пчелу в отчих ульях? Не лучше ли дать волю ее законному стремлению к новым местам, чтобы там полностью использовать повышенную рабочую энергию роевой пчелы?!" Так он пришел к системе роевой свободы, отказался от всяких противороевых приемов, признав их грубыми, насильственными, противоестественными. Даже провозгласил девиз: "Ближе к природе и поменьше ломки!" В какой-то степени этот девиз звучал справедливо, особенно если учесть, что в те годы "вольностей" в обращении с пчелами было предостаточно, однако не настолько, чтобы отрицать вмешательство в жизнь пчел, порой неестественное для насекомых, но выгодное человеку.
       Возражая А. С. Буткевичу и указывая на его теоретический страх перед "неестественностью" в жизни пчел, профессор Г. А. Кожевников писал, что "…мы должны смотреть на природные инстинкты пчелы только как на более или менее послушное нашей технике средство устраивать жизнь пчел по нашему усмотрению, решать, как выгоднее нам распорядиться этими инстинктами" подчеркнуто Кожевниковым").