е. фактически, целая страна. И даже если предположить, что советский народ в конце концов выберет вариант организации не в форме государства, а в форме корпорации, для организации корпорации нужен начальный капитал, т.е. та же самая земля с заводами и фабриками. Советскому народу необходимо вернуть то имущество, которое было украдено у него в период "перестройки" и "радикальных реформ". Пытаться собрать советский где-нибудь на незаселенной ничейной земле (в Антарктиде?, на искусственных островах в океане?) и начать строить новую страну с нуля, как это предлагают некоторые горячие головы (мне доводилось получать от моих читателей письма с подобными предложениями), на мой взгляд на сегодня совершенно нереалистично (подчеркиваю, на сегодняшний день, поскольку экспансия человечества в космос всегда была и будет одной из важнейших задач советского народа в отдаленной перспективе).
      Во первых, непонятно на какие средства переезжать - известно сколько сейчас стоят билеты на транспорт и какие сейчас зарплаты у советских людей. Во вторых, непонятно куда ехать - вся земля на Земле уже поделена: отнимать ее у других народов означает вести бесконечные войны (новейшая история уже знает пример одного такого искусственного государства в Палестине, вся короткая история которого - это именно история бесконечных войн). Если же имеется в виду построение искусственных островов в океане, то мне представляется, что авторы подобных предложений не совсем ясно понимают каких материальных ресурсов это потребует - во всяком случае на сегодняшний день это нереально. В третьих, при переезде придется бросить все то имущество, которое у нас еще осталось. В 50-е годы советский народ восстановил европейскую часть страны не на пустом месте, а опираясь на ту промышленность, которую удалось в первые месяцы войны переместить в Сибирь. Если же сейчас бросить, например, космодром Байконур - территорию размером с Бельгию, на которой Советский Союз в течение 40 лет, в период своего максимального экономического могущества, вел непрерывное строительство стартовых сооружений, монтажно-испытательных комплексов, станций слежения и пр., воспроизвести это все в другом месте за разумные сроки (скажем 10 или даже 20 лет) не сможет ни одна, даже самая богатая страна в мире. Про освоение космоса придется забыть очень надолго. И это только один "объект" из очень длинного списка.
      Далее, самое главное - это люди, интеллектуальные ресурсы. Но людей надо где-то учить. Представьте себе, сколько может стоить учебно-материальная база (хотя бы оборудование для лабораторных работ) всех тех тысяч учебных заведений, которые были открыты за годы советской власти - это что, тоже все бросить?
      Далее, знания и талант обученных людей должны быть востребованы (собственно говоря, это главная причина по которой я постоянно поднимаю вопрос о советском народе, поскольку нынешние режимы на территории бывшего СССР неспособны их востребовать по самой своей природе). До тех пор пока человечество не перейдет на нанотехнологические методы производства, таланты инженеров могут быть востребованы только при наличии в стране промышленной инфраструктуры. Инфраструктура эта не создается за один день. Пытаться построить страну на голом месте означало бы обречь целое поколение советских людей на строительство "котлована" под будущую промышленную инфраструктуру, строительство, плоды которого они возможно и не увидят -не доживут. А может случиться и еще хуже - к моменту завершения этого строительства все человечество перейдет на нанотехнологии, и все усилия по возведению промышленной инфраструктуры окажутся напрасны. Таким образом, я не вижу смысла заново воспроизводить то, что наши деды сделали для нас еще в 30-е годы - индустриализировали страну. Мы должны использовать оставленное ими наследство для того, чтобы идти вперед и разрабатывать новые технологии - термоядерную энергетику, нанотехнологии, технологию бессмертия и технологии освоения космоса - для себя и для всего человечества. Любой другой курс действий означал бы предательство по отношению к самоотверженным усилиям поколения наших дедов.
      Единственным реалистичным вариантом на сегодня представляется строительство Советии как страны на основе объединения стран советского мира.
      Но чтобы понять, что делать дальше, и как строить Советию, необходимо сперва извлечь уроки из гибели СССР, чтобы не повторять его ошибок.
      7.3. Уроки катастрофы
      Советский народ переживает сейчас глубокий кризис. Но всякий кризис - это не только трудности, это еще и шанс разрешить накопившиеся противоречия и выйти из кризиса более сильными, чем мы были, когда в него вошли. Кризис - это не конец, это возможность нового начала, возможность избавиться от всего старого, застойного, закостеневшего, от чего трудно избавиться в обычных условиях.
      Если посмотреть на перечень проблем, с которыми столкнулся СССР к началу 80-х годов, значительная их часть была порождена окостенелостью идеологии, ее отставанием от жизни, ее догматизмом, и, что очень важно, превращением конкретного экономического механизма в идеологический фетиш.
      У истоков общесистемного кризиса СССР лежал идеологический кризис, и невозможно будет создать устойчивое и жизнеспособное государство советского народа, не проведя глубокой идеологической реформы.
      Для того, чтобы начать реформировать советскую идеологию нам необходимо ответить на главные вопросы: Как нам все же относиться к коммунизму? Не выбросили ли мы вместе с ним гуманизм, да может быть и вообще рационализм как таковой? Неужели смысл жизни человека действительно в собирании дензнаков? А как же творческое начало в нем? Почему мы отдали коммунизм на откуп уличным горлопанам и аппаратным дядям, которые снова мечтают о том, чтобы использовать для обмана масс самую светлую и прекрасную мечту человечества, мечту об обществе, в котором людям не приходится перегрызать друг другу горло, чтобы выжить? Почему мы не реформировали коммунизм, когда видели, сколь архаичным он стал в эпоху Брежнева, почему не привели идеологию в соответствие с реалиями конца двадцатого века и научно-технического прогресса? Может быть, если бы вовремя удалось реформировать коммунизм, не было бы сейчас этого кошмара, когда страна разодрана в клочья, полыхающие в кострах локальных гражданских войн, когда большая часть населения влачит жалкое полунищенское существование, недостойное жителей цивилизованной страны, когда ... Да вы все сами знаете ...
      Когда я писал эту книгу, мне хотелось, чтобы мои читатели, пусть даже они будут самыми убежденными демократами - коммунизм как идея, а не как сложившаяся в нашей стране практика, не противоречит демократии - хоть немного задумались над этими вопросами. Потому что я убежден, что единственная идея, которая может возродить рассыпавшуюся страну - это отнюдь не национальная идея кулика, хвалящего свое болото. Это может быть только реформированный демократический коммунизм, ориентированный на повышение уровня жизни народа посредством развития высоких технологий. Против этого, по-моему, может выступать только коррумпированная верхушка, но таких людей в нашей стране не более десяти процентов. Остальные боятся коммунизма потому, что их приучила к этому нынешняя пропаганда, приравнявшая коммунизм к сталинизму. На самом деле коммунизм не ограничивается сталинизмом, он даже не ограничивается марксизмом, выбор гораздо шире, и этот выбор за нами. Этой книгой мне хотелось пробить хотя бы маленькую брешь в стене возведенной повседневной отупляющей пропагандой, которую мы слышим сегодня со всех сторон. Мне хотелось бы, чтобы даже самый замороченный пропагандой читатель начал понимать: выбор зауженный до выбора между нынешним режимом и сталинскими лагерями - это обман. На самом деле выбор гораздо шире.
      Давайте искать, давайте выбирать. Но мы не можем себе позволить просто так выбросить коммунизм на свалку истории, хотя бы уже потому, что, хотим мы этого или не хотим, но коммунизм является такой же идеологической основой советского народа, как, например, православие для русского, или, скажем католицизм для итальянского или испанского народов. Аналогии с католицизмом сразу же заставляют вспомнить Реформацию, когда идеология, отставшая от жизни, была сильно подправлена, и появилось Протестантство.
      Советская идеология отставала от реалий конца двадцатого века. Советские инженеры стали в нашей стране самой многочисленной социальной группой, численностью превосходившей рабочих, а идеология по-прежнему провозглашала рабочий класс гегемоном. Советский народ стал народом, состоящим из ярко выраженных творческий индивидуальностей, а идеология, несшая в себе пережитки средневекового коллективизма, по прежнему относилась к этому народу как к однородным "массам" полуграмотных крестьян. Все это привело к тому, что идеологию перестали воспринимать всерьез, и во многом предопределило гибель СССР. Коммунистическая идеология остро нуждалась в Реформации, которая привела бы ее в соответствие с потребностями новой силы, выходившей на передний план исторического процесса. Необходимо было переформулировать коммунизм в духе техницизма. Нельзя сказать, что в СССР в этом направлении совсем ничего не было сделано - провозглашение науки производительной силой общества было шагом в верном направлении, но этого было явно недостаточно. Необходимо было очистить идеологию от накопившейся в ней архаики, от пережитков средневекового утопического социализма. Избавиться от идеалистического представления о том, что "нового человека" можно создать с помощью промывания мозгов, без построения материально-технической базы коммунизма, и от вытекающего из этого представления морального максимализма. Вернуться к материалистическому пониманию истории. Начать, наконец, сложный и болезненный, но совершенно необходимый процесс постепенного перехода от "коммунистической религии" к настоящему коммунизму. Создать механизмы, предотвращающие от идеологического окостенения в будущем. Однако такая реформация так и не была проведена.
      Поменять что-либо в те времена, когда идеология была задогматизировано, и все в стране окостенело, было просто невозможно. Сегодня, в условиях пусть очень куцей, но все же демократии, перед советским народом открывается, по крайней мере, теоретически, возможность отстаивать свои национальные интересы и преобразовывать страну в соответствии с советскими идеалами прогресса и справедливости. Но эта теоретическая возможность может быть реализована на практике, только если советский народ сумеет самоорганизоваться и создать полноценную советскую общину. По-видимому, необходимо также создание политической силы, которая представляла бы интересы советского народа.
      Исторически наша страна является страной коммунистической идеологии, так же как и Китай. Однако в данный момент у нас есть одно преимущество по сравнению с Китаем. В Китае коммунистическая идеология приспосабливалась к рыночным реформам эволюционным путем, и в ней осталось множество анахронизмов, что неизбежно, когда идеология является официальной - у нее слишком много официальных блюстителей чистоты. У нас же, в связи с потерей идеологией официального статуса (потерей, судя по всему, временной) на короткий (с точки зрения истории) срок открылась уникальная историческая возможность радикальной реформы, я бы даже сказал "реформации", идеологии, приведения ее в соответствие с реальными потребностями сегодняшнего дня.
      Нет худа без добра, и нынешний идеологический хаос, при всех его отрицательных последствиях имеет одно положительное - он дает шанс провести такую Реформацию сравнительно безболезненно. Во времена так называемого "застоя" сделать это было невозможно идеологическая система уже была слишком окостеневшей. Сейчас для реформации настал самый подходящий момент. Позже, если власть в стране захватят националисты, прикрывающиеся коммунистической идеологией, этого сделать будет уже нельзя. Только сейчас, в нынешней обстановке идеологического хаоса возможна настоящая реформация коммунизма.
      Подчеркну еще раз, что я имею в виду не такую "реформацию", когда пытаются соединить несоединимое - коммунизм с религией и национализмом. Я имею в виду переосмысление коммунизма в техницистском духе - назовем это технокоммунизм. В каком-то смысле это должно стать возвращением к истокам, к тем юношам конца 19-го века, начитавшимся научно-фантастических романов, но только с учетом их трагических ошибок.
      Мы могли бы создать идеологию, которая, с одной стороны, обеспечивает историческую преемственность со всем тем хорошим, что существовало в советском прошлым (и тем самым привлекли бы на свою сторону опыт прошлых поколений), а, с другой стороны, в гораздо большей степени, чем нынешняя китайская идеология, соответствует реалиям начала двадцать первого века, реалиям открытого, информационного, постиндустриального общества. Между тем наша интеллигенция встала в позу: ей, видите ли, не нравятся слова "коммунизм" и "советский". В области идеологии она предпочитает распространять либо полный нигилизм, либо средневековую религиозную идеологию, не имеющую никакого отношения к реалиям современного мира. Реформа коммунистической идеологии целиком отдана на откуп русским националистам и сталинистам. И нам потом придется жить по той идеологии, которую они сочинят, потому что народ, в конце концов, раньше или позже, все равно неизбежно проголосует за коммунизм. И если у него не будет выбора между различными вариантами коммунизма, он проголосует за тот вариант, который ему предложат националисты. Таким образом, своим пещерным антикоммунизмом, своим нежеланием создавать "просвещенный" коммунизм, интеллигенция может в очередной раз погубить страну.
      У нас есть уникальный исторический шанс спасти страну, шанс, который возможно никогда уже не повториться.
      Реформа должна сохранить в идеологии то, что действительно важно, что является для советской цивилизации определяющим и основным: приверженность научному мировоззрению и идеалам гуманизма, эгалитарного общества, и технического прогресса. Это принципиальные положения, не подлежащие ревизии, и я думаю, что относительно этих принципов никаких возражений не будет у большинства советских людей, включая даже советских антикоммунистов (им может не понравится слово "эгалитарный", но следует помнить, что здесь я имею в виду обеспечение равенства возможностей, а не уравниловку). Вся остальная часть идеологии должна быть гибкой, способной к эволюции и приспособлению к конкретным историческим условиям.
      Но прежде чем рассматривать конкретные особенности новой, реформированной идеологии, необходимо сперва ответить на один принципиальный вопрос: сколько свободы общество может позволить индивидууму?
      Легко понять, почему этот вопрос так важен при определении контуров идеологической реформы. Если посмотреть на происшедшую катастрофу с точки зрения "человека с улицы", то можно увидеть, что одной из причин, по которой он так относительно легко согласился с разрушением Советского Союза, было недовольство тем, что его заставляли "шагать строем", "быть как все", не давали достаточно возможности развернуться его инициативе. Иными словами, ограничивали его свободу. Можно сказать, что Советский Союз к концу своего существования давал своим гражданам меньше свободы, чем возможно можно было бы им позволить без ущерба для государства (и даже может быть с пользой для него). С другой стороны, совершенно очевидно, что та степень свободы, которую обрели отдельные граждане в ходе Перестройки, оказалась столь высокой, что привела к полному разрушению страны. Можно сказать, что начало гибели СССР положил недостаток свободы, а окончательно его погубил ее избыток. Ясно, что для нормального развития страны уровень свободы в ней должен точно соответствовать возможностям страны. Поэтому прежде чем пытаться понять какой должен быть уровень свободы в будущей стране советского народа, нам следует разобраться в таких абстрактных на первый взгляд вопросах как "что значит, что общество может позволить себе свободу" (выражение, которое я часто употребляю на страницах этой книги), и каким образом зависят друг от друга свобода, технический прогресс и социальные ограничения на поведение людей (такие как мораль, право, общественное мнение и т.д.).
      7.4. Что значит "общество может позволить себе такой-то уровень свободы"?
      Существует и довольно широко распространена "ультралиберальная" точка зрения, что чем больше свободы в обществе, тем быстрее в нем движется прогресс. Если встать на такую точку зрения, фраза "общество не может позволить себе свободы" покажется абсолютно бессмысленной. С такой точки зрения общество наоборот не может позволить себе несвободу, ибо в несвободе прогресс останавливается и общество чахнет. Однако, как и все крайние точки зрения, она очевидно неверна. Ясно, что если одним махом отменить в обществе все законы и моральные нормы, то в нем выживут лишь энергичные мускулистые ребята с большими дубинами, а не задумчивые изобретатели новой техники. Ясно, что существует какой-то предел свободы, за которым начинается хаос и разрушение общества, после которого прогресс уже невозможен. Но где проходит этот предел?
      Рассмотрим воображаемый пример. Для простоты представим себе очень примитивное общество, скажем, какое-нибудь первобытное племя, живущее на острове в океане. Представим себе также, что единственной пищей островитян является некое растение, обладающее следующими свойствами: его плоды особенно вкусны на ранней стадии созревания, но если их все оборвать и съесть до того, как в них созреют семена, то на следующий год растение вообще не даст всходов и все племя погибнет от голода. Легко понять, что в таком племени должны существовать очень серьезные запреты ("табу") на срывание этих плодов до определенного дня в году, поскольку от этого зависит физическое выживание племени. Можно даже представить, что шаманы этого племени, обобщив печальный опыт вымерших племен с соседних островов, подвели под этот запрет "теологическую базу", сказав, что "духи предков запрещают срывать плоды раньше времени". Можно также представить себе, что вождь племени, не очень полагаясь на веру своих сородичей в духов предков, подкрепил религиозный запрет вполне светским законом о смертной казни для нарушающих "табу", ибо от выполнения этого табу зависит жизнь всего племени. Ну а для эффективного проведения этого закона в жизнь он ввел институт доносительства, так что "стучащие" на тех, кто срывает плоды раньше времени, получают определенные льготы. Единственные два человека, которым на острове (в порядке исключения) разрешено срывать ранние плоды - это сам вождь и верховный шаман племени (путем долгих и трагических проб и ошибок было установлено, что два едока еще не могут нарушить нормальный цикл воспроизводства этого растения, но при большем числе едоков гибель всего племени от неурожая на следующий год гарантирована). Итак, мы видим классическую ситуацию крайне несвободного общества, где верхи притесняют низы с очевидной пользой для себя, используя все средства, с помощью которого общество может оказывать давление на индивидуума, начиная с моральных, религиозных, этических запретов, традиций и обычаев, психологического давления группы, и кончая юридическими нормами. Жить в таком несвободном обществе крайне неприятно. Можно представить себе, что в нем наверняка есть свои "диссиденты", которые обличают корыстный интерес вождя и верховного шамана в создавшемся положении дел, и уверяют сородичей, что единственная причина, по которой введено это табу - это для того, чтобы создать привилегии верхушке племени. Но подобная правда этих "диссидентов" - это всего лишь пол-правды, поскольку у введения табу была еще и другая, вполне объективная причина. И если неразумные сородичи послушаются призывов "диссидентов", восстанут и станут срывать плоды раньше времени, то на следующий год все племя вымрет. Это пример общества, которое объективно не может позволить себе быть свободным - у него нет для этого достаточных ресурсов. Выражение "не может себе позволить" означает, что если оно введет определенные свободы, не сообразуясь с объективными обстоятельствами и доступными ресурсами, то такое общество ждет неминуемая гибель.
      Теперь представим себе, что на острове потерпел кораблекрушение замечательный ботаник-селекционер, который быстро разобрался в ситуации, и через несколько лет вывел новый сорт этого растения, семена в котором созревают до появления плодов, и поэтому плоды его можно есть в любой момент. Этот новый сорт быстро распространился по острову, однако вождь и верховный шаман не отменили прежнее табу на срывание ранних плодов, поскольку привилегия срывать ранние плоды является символом их высокого социального статуса, который они терять не хотят. С этого (но только с этого) момента призывы "диссидентов" к отмене табу становятся обоснованы и полезны для общества, поскольку только с этого момента утверждение "диссидентов" о том, что табу существует лишь для сохранения привилегированного положения верхушки племени становится полной правдой.
      Пример этот может показаться несколько надуманным, но если проанализировать любой наугад взятый запрет, можно увидеть что этот пример - упрощенная модель того, как на протяжении всей истории человечества возникали практически все известные запреты и ограничения - религиозные, моральные, юридические, да и просто неписаные обычаи, нарушать которые не рекомендуется, если не хотите вызвать к себе враждебного отношения окружающих. Оглядываясь назад, из настоящего в далекое прошлое, можно легко сделать ошибочное заключение, что большинство этих запретов являлись лишь орудием тирании властей и продуктом невежества и суеверия масс. Именно так преподносят нам историю большинство учебников - как мужественную борьбу просвещенных и благородных борцов за свободу с тиранами и мракобесами. На деле все обстоит немного сложнее. Тирания и невежество действительно имели место, но это лишь одна сторона медали. Подавляющее большинство запретов родились в силу объективных обстоятельств и до тех пор, пока эти объективные обстоятельства сохранялись, действия "борцов за свободу" были по сути вредительскими - в случае их успеха они нанесли бы огромный ущерб всему обществу, а не только привилегированным властям. Другое дело, что когда в ходе технического прогресса общество получало новые ресурсы и перед ним открывались новые возможности, запреты действительно превращались в оковы, сдерживавшие дальнейший прогресс общества, борцы за свободу, борясь с консерватизмом властей и устаревшими взглядами обывателей, действительно делали полезную для общества работу. Учебники истории запечатлевают их триумфы, но при этом часто забывают сказать, на каких достижениях технического прогресса эти триумфы объективно основаны - отсюда у читателей учебников может создаться впечатление, будто борьба за свободу это всегда и при всех условиях хорошее и полезное для общества занятие.
      Из этого примера легко можно сделать следующие выводы:
      1. Любые проблемы, стоящие перед обществом, в принципе можно решить двумя способами: социально-психологическим (т.е. путем введения запретов и ограничений на поведение людей) или техническим (т.е. путем преобразования природы)
      2. Не всегда все проблемы, требующие немедленного решения, можно сразу решить техническим способом. Уровень научнотехнического развития общества должен соответствовать сложности технической задачи. Иногда обществу требуются столетия научнотехнического прогресса, чтобы дорасти до решения той или иной задачи техническим путем.
      3. А пока уровень научно-технического развития недорос, обществу неизбежно приходится вводить те или иные ограничения на поведение индивидуума (т.е. решать задачи социальнопсихологическим путем).
      4. Если социально-психологические запреты не совсем задушили технический прогресс (это большое "если", но это уже отдельный разговор), то раньше или позже в ходе технического прогресса появляется возможность технического решения той или иной проблемы, которая до этого момента решалась с помощью наложения ограничений на поведение индивидуума.
      5. С этого момента (но не раньше его), данное ограничение перестает быть объективно необходимым и оправданным, и превращается в инструмент ничем не оправданной тирании общества над индивидуумом. Только с этого момента борьба с этим ограничением становится делом полезным и оправданным.
      Итак, уровень свободы, которым могут пользоваться индивидуумы, не нанося при этом ущерба обществу, напрямую зависит от имеющихся в распоряжении общества материальных ресурсов. Имеющиеся ресурсы - это объективный, материальный фактор, обойти который невозможно никакими субъективными, идеалистическими призывами к большей свободе. Бедное общество не может быть свободным. Единственный способ увеличить объем доступных обществу ресурсов - это повысить уровень технического развития общества. Решение основного противоречия гуманистической цивилизации, противоречия между свободой индивидуума и интересами общества, возможно только на пути технического прогресса. Свобода человека растет по мере покорения им сил природы.
      Но объем доступных обществу ресурсов зависит не только от уровня развития техники, но и ото всех других обстоятельств жизни общества (в частности климата - при прочих равных условиях общество вынужденное тратить значительную часть своих ресурсов на отопление, с точки зрения конечного пользователя - индивидуума располагает меньшим объемом свободных ресурсов и потому менее свободно).
      Зависимость уровня свободы от доступности ресурсов позволяет объяснить огромное количество самых разнообразных фактов. Например, результаты проведенного в начале 1990-х годов исследования, показавшего, что слаборазвитые страны, которые вначале вводили у себя демократию и всяческие свободы, и только потом начинали проводить реформу экономики, неизбежно в конце концов разорялись. Те же, кто (как Китай) начал с развития экономики, оставив политические реформы на потом, процветали, и даже смогли потом позволить себе постепенно вводить демократические свободы.
      В более глобальном, всемирно-историческом плане можно сказать, что эта зависимость объясняет, почему на протяжении веков все большее число людей становятся свободными, почему постепенно исчезает на Земле рабство, почему рушатся моральные устои и запреты, закрепленные в традиционных религиях.
      Но полностью мораль никогда не отомрет, поскольку человечество никогда не сможет достичь абсолютной свободы от сил природы (хотя и будет постоянно все больше и больше приближаться к такой свободе, по мере накопления своего технического могущества). На любой момент времени всегда будут существовать какие-то вещи, которые человеческое общество не сможет себе позволить (из-за нехватки ресурсов, из-за невозможности обратить вспять последствия некоторых действий и т.д.). Какие-то действия нежелательные для общества в данный момент и в данных условиях, общество будет вынуждено запрещать. Т.е. законы, запрещающие делать то-то и то-то будут существовать всегда. Например, до тех пор, пока человечество не научится легко и дешево воскрешать убитых, запрет на убийство будет действовать (как и тысячи других законов, предотвращающих невозместимый - на данном этапе развития техники - ущерб).
      Но человек не может идти по жизни со сводом законов в руке, каждый раз перелистывая этот толстый том, прежде чем сделать маленький шажок, чтобы убедиться, что шажок этот не нарушает никаких законов. Т.е. для повседневной жизни человеку нужны не сознательное знание законов, а автоматические, "бессознательные" навыки такого поведения, которое не позволит ему приблизиться к той опасной черте, за которой начинаются нарушения законов. Тут и появляются мораль и этика. Мораль также соотносится с законом, как навыки соотносятся со знаниями.
      В нравственности нет ничего сверхъестественного, она имеет вполне материальное происхождение, и представляет из себя, пользуясь терминологией психологов, "интериоризированный" закон плюс некоторый "запас порядочности", чтобы быть от нарушения закона подальше. Но кроме того, что нравственность имеет материальное происхождение, она еще и исторична, т.е. она изменяется вместе с развитием человечества. По мере увеличения могущества человека над природой юридические законы смягчаются они предоставляют все больше и больше свобод, прав и возможностей все более широкому кругу людей. А вслед за законами начинают смягчаться и нравственные требования.
      Хочу обратить особое внимание на то, что такое расширение прав, свобод и возможностей, допустимых законом - результат вполне материального прогресса техники. Благодаря ему, общество, которое не могло раньше позволить себе (чисто материально) таких свобод, теперь в силах их себе позволить. Иными словами, мораль, в конечном счете, определяется уровнем технического развития общества.
      Но здесь есть один тонкий момент. Развитие техники может сделать общество настолько богатым, что оно cможет позволить себе ввести новые свободы для своих граждан. Но "иметь возможность позволить себе" еще не значит "захотеть это сделать". "Захотеть сделать это" общество может только тогда, когда оно привержено гуманистическим идеалам. Если попытаться выразить эти идеалы одной фразой в самом обобщенном виде, то получится что-то вроде: "Каждый человек имеет право стремиться к свободе". Под приверженностью общества идеалам гуманизма я понимаю наличие в обществе определенных механизмов, которые учитывают это стремление людей к свободе и соотносят его с тем, что именно общество может позволить себе и своим гражданам на данный момент. Эти механизмы вырабатывают определенный компромисс между этим стремлением и реальными возможностями общества, и этот компромисс находит отражение в законах, а в конечном счете и в морали.
      Так что мораль определяется не только уровнем технического развития общества, но и его идеалами. Хочу особо подчеркнуть этот момент: в паре "идеалы-мораль", идеалы первичны, а мораль вторична. Идеалы могут (и по-видимому) должны быть постоянны, как доминанты, определяющие направление развития общества, мораль же, являясь "мгновенным снимком" текущего состояния общества и его возможностей, может, и должна меняться.
      Мы не можем составить кодекс морально-нравственных правил людей будущего, поскольку мы не можем знать в каких конкретных условиях они будут жить, какими ресурсами и техническими возможностями они будут располагать. Более того, поскольку, я надеюсь, у человечества все же хватит ума не допустить полной остановки технического прогресса, эти возможности и ресурсы будут расти, и, соответственно, мораль будет меняться в целом в сторону расширения свобод.