Андрей Лазарчук

СВЯЩЕННЫЙ МЕСЯЦ РИНЬ

Победивший наследует все…

Откровение Иоанна Богослова

Убран стол был богато, но безвкусно: телефонный аппарат литого червонного золота с отделкой из темного саозского камня – личный подарок Императора О, – золотой письменный прибор с фигурой Георгия-Победоносца, пронзающего копьем нечто среднее между бизоном и крокодилом, пресс-папье из разрезанного вдоль большой оптической оси кристалла голубого нордита с вплавленным в него макетом московского Кремля, платиновые часы в виде Спасской башни, платиновая же зажигалка – миниатюрная копия памятника Минину и Пожарскому, и, наконец, огромного размера механический календарь с барельефными портретами Императора Всероссийского Александра Петровича и царицы Елизаветы Филипповны. Календарь был двойной: земной и местный. На Земле сегодня было шестнадцатое мая 2147 года. Здесь: одиннадцатый день месяца Ринь, года династии О четыреста шестьдесят шестого. И там, и здесь заканчивалась весна.

Телефон мягко мурлыкнул. Юл подвинул поближе микрофон и взял наушник.

– Слушаю вас внимательно, – сказал он на Понго.

– Пшхардоссу, – сказали на том конце провода на Понго, но с совершенно рязанским акцентом. – Хильдастро во Руссо-кха птрох?

– Вполне, – сказал Юл по-русски.

– Здравствуйте, – с облегчением вздохнули там. – Это единственная фраза, которую мне удалось запомнить. Я – Петров, я только что прилетел, и мне сказали в порту, чтобы я позвонил в российское представительство третьему секретарю, и дали этот номер…

– Их нет никого сейчас, – сказал Юл. – Я вот сижу, жду.

– А вы, простите?..

– Я переводчик. Седых. Юлий Седых.

– Ага… То есть, в чем дело, вы не знаете?

– Вроде бы нет… А вообще – кто вы?

– Ну, как сказать – я биохимик, а командирован Этнографическим обществом Мельбурна…

– Так вы не россиянин?

– Нет. Поэтому я и удивился…

– Я понял. Вспомнил. Вам нужен Филдинг?

– Да, и я…

– Слушайте, я вам все объясню. Филдинг и вся его группа сейчас в поле, километрах в ста отсюда. С тем пунктом очень плохое сообщение, но сегодня туда идет грузовик – отсюда, из представительства. Через два часа. В порту вас ждет машина из посольства, но вы скажите водителю, чтобы он вез вас не в посольство, а сюда – иначе не успеете. У вас большой багаж?

– Ну… лаборатория. Из одежды кое-что…

– В легковую машину поместится?

– Да конечно же. Это сумка и портфель.

– Понятно. Я вас тут встречу. Может сложиться так, что к Филдингу мы поедем вместе. До скорого.

– Спасибо.

– Ну, что вы.

Петров дал отбой, и Юл попытался по телефону дозвониться до посольства – бесполезно, телефонная связь в столице была из рук вон. Тогда он вызвал научного атташе по "жучку" – микроимпульсной рации. Специальным договором с Императором О работникам посольства, торговых представительств, представительств Российской Империи и прочим землянам запрещалось использование технических средств, превосходящих здешний уровень. Контрразведка бдительно следила за этим. Но засекать миллисекундные радиоимпульсы было пока не в ее силах.

– Привет, Бад, – сказал Юл, переходя на английский. – Как дела? Мне только что позвонил Петров, биохимик, которого вызвал Филдинг. Я сказал ему, чтобы он сразу, не заезжая в посольство, ехал сюда. Я правильно сделал?

– Правильно, – сказал атташе. – Передай ему, что я очень рассчитываю на встречу в скором будущем.

– Что нового о здоровье Кэт?

– Подтвердилось, – вздохнул атташе. – Итак, Юл, мне очень жаль, но тебе придется поехать туда.

– Так я и думал.

– Ты ни в чем не нуждаешься?

– У меня все с собой, как у доброго паломника.

– Хорошо. Как это по-русски: желаю удачи?

– Именно так, черный. Спасибо. Надеюсь, скоро увидимся.

– Надеюсь, червяк. Счастливой дороги.

Юл поиграл своим «жучком», разглядывая его, будто видел впервые в жизни. «Жучок» был выполнен в виде брелока для ключей: маленький зеленый крокодильчик. Почему-то рассыпались мысли, и собрать их пока не удавалось. То, что надо ехать, неожиданностью не оказалось. Отдохнуть от грязного, шумного, душного даже весной города – тоже неплохо. Предстоящая встреча с отцом Александром? Неприятно, конечно, видеть человека, которого ты взял и незаслуженно обидел – обидел сильно и зло… впрочем, не так уж и незаслуженно… Нет, Юл, сказал он сам себе, это не важно, отождествляет ли человек себя со своим государством или нет – важно, чтобы ты его не отождествлял. И если отец Александр полагает себя ответственным за бытие Православной Российской Империи, то это вовсе не значит, что он действительно в ответе за все, что там происходит… Нет, не только это. Что-то еще не позволяло с легкой душой забраться в огромную кабину грузовика и отправиться на встречу с природой, в окрестности Долины Священных Рощ Игрикхо. Юл сунул крокодильчика в карман. Разберемся по ходу дела…

С мягким жужжанием откатилась дверь, и появился священник отец Дионисий, хозяин кабинета, тот самый третий секретарь представительства, которому должен был позвонить австралиец Петров. В задумчивости остановился он на пороге, не решив еще, видимо: входить в кабинет или отправляться дальше по каким-то своим секретарским делам. Отец Дионисий был красив, как онейроп. Возможно, он был вообще самым красивым мужчиной, которого Юл видел в реальной действительности. Был он также умен, и ходили слухи о его трениях с архиепископом. Сейчас он смотрел на Юла в упор – и не видел его.

– Здравствуйте, Павел Андреевич, – напомнил о себе Юл.

– Ох, извините, Юлий Владимирович, – вернулся к действительности отец Дионисий. – Здравствуйте! Смотрю на вас и не вижу…

– Есть проблемы?

– Проблемы… проблемы – это слишком мягко сказано… Игрикхо продолжают свое. Трех младенцев украли даже в столице…

– За сто километров? – не поверил Юл.

– Для них это ночь пути. Двух девочек и мальчика. Мальчика не успели даже окрестить… И – ничего не сделать…

– Вспомните – четыре года назад…

– Не совсем… не совсем так… четыре года назад… – он замолчал, нахмурившись, прислушиваясь к чему-то в себе, но Юл знал, чего он не договорил.

Четыре года назад не было «Купели».

– Да, Павел Андреевич, – сказал Юл, – что там с моим делом?

– Вы уж извините – не получилось у меня ничего. Не позволили. Даже слушать не стали. Вы же их знаете – иной раз упрутся…

– Когда-нибудь я просто вырою подкоп под библиотеку, – сказал Юл. – И тем самым открою себе неограниченный абонемент. Вы не знаете – там полы деревянные или каменные?

– Надеюсь, что вы шутите, – сказал отец Дионисий.

– В каждой шутке есть доля шутки… – проворчал Юл. – А если попробовать прямо сказать, что это необходимо для того, чтобы разобраться с проблемой студентов?

– Именно так я и поступил, – сказал отец Дионисий.

– А нельзя ли… м-м… попросить архиепископа?..

– Попросить? Попросить можно… – отец Дионисий не то усмехнулся, не то поморщился. – Вы не обидитесь, если я прямо скажу, что Его Преосвященство никогда не станет хлопотать за нехристя, да еще по фамилии Седых?

– А вас это не смущает – и фамилия, и что нехристь?

– Это моя работа – общаться с иностранцами. Кроме того… кроме того, я понимаю, что за месяц работы в книгохранилище мы узнаем больше, чем за все годы нашего пребывания тут.

– Так значит, я могу рассчитывать на вас?

– Я сделаю все возможное. Но вы же знаете – с повторной просьбой можно обращаться только после следующего пустого дня.

– Когда им нужны антибиотики, они забывают о регламентации, – проворчал Юл. – Это дней через пятьдесят?

– Через сорок восемь, если быть точным. Кстати – вы не помните, когда сегодня будет прохождение «Европы»?

– Было утром и будет около полуночи. Да, вам ведь звонил некто Петров…

– Он прилетел?

– Прилетел, и я сказал ему, чтобы он приезжал сразу сюда.

– Спасибо, – сказал отец Дионисий. – С этими Игрикхо я совсем забыл про него. И вот еще что: переводчица группы Филдинга заболела…

– Да, мне сказал атташе. Я готов. Но – вы-то как будете обходиться без переводчика?

Отец Дионисий сделал неопределенный жест.

– Обратимся к Мрецкху. Да и, Бог даст, отец Афанасий вот-вот на него поднимется.

– Настоящая эпидемия, – сказал Юл. – Отец Афанасий, Боноски, Селеш, Хомерики, теперь вот – Кэтрин… Остались Ким и я.

– Что и доказывает. Юлий Владимирович, что вы такой же переводчик, как я – онейроп, – отец Дионисий широко улыбнулся и пояснил: – Шучу.

– Вы не знаете, в таком случае, чей именно я агент? – прищурился Юл. – Омска, Ростова или, может быть, Петербурга?

– Я приношу вам самые искренние извинения, – сказал отец Дионисий. – Я глупо пошутил. Простите меня.

– Дело в том, – сказал Юл, – что я слышу эту шутку уже не в первый раз.

– Вы имеете в виду тот инцидент с отцом Александром?

– И его тоже.

– Что поделаешь… Вы должны простить нас: россиянам трудно расстаться с представлением, что каждый подданный Конфедерации просто обязан быть шпионом.

– Да уж… – неопределенно хмыкнул Юл. Это он знал не понаслышке: во все свои приезды в Москву он ощущал плотный и наглый, на грани фола, прессинг во всем диапазоне: от примитивного уличного топтания и обысков в номере в его отсутствие до попыток тотального эхосканирования – так что приходилось постоянно, не снимая, носить на голове обруч охранителя. Все впечатления о Москве были приправлены головной болью и зудом от плотно сидящего обруча. Гаррота, вспомнил Юл нужное слово.

– Так я пойду, встречу Петрова, – сказал он, вставая.

– Да, пожалуйста, – сказал отец Дионисий. – И если у него окажутся лишние вещи – оставьте их в своей комнате, хорошо?

Юл вышел из здания в тот самый момент, когда в ворота въезжал кремового цвета лимузин – изготовленная на Земле имитация здешней марки «Золотое дерево». Не успела машина остановиться, как из нее выкатился кругленький, упругий, дочерна загорелый человечек в белой безрукавке и шортах.

– О! – сказал он. – Ну и жарища тут у вас! Это с вами я говорил по телефону?

– Со мной, – сказал Юл. – Где ваш багаж?

* * *

Ночь здесь всегда, в любое время года, наступала мгновенно. По серпантину взбирались в полной темноте. Шофер Цуха, из «детей дождя» – так назывались подкидыши к воротам Дворца, очень интересная социальная группа, имевшая даже свой язык, впрочем, похожий на Понго; их воспитывали так, что ни солгать, ни подвести хоть в малом они просто не могли; они работали или служили там, где эти качества были необходимы, а на карьеру рассчитывать не приходилось, – Цуха вел машину медленно, всматриваясь в сверкающее, как река на восходе, полотно дороги; с некоторых пор все дороги, ведущие к Священным Рощам, два-три раза в год посыпали битым стеклом, дабы босые паломники…

– Камень, – сказал Цуха.

Камень – толстенная плита размером с письменный стол отца Дионисия – лежал посредине дороги. Весу в нем было никак не меньше тонны. Пока Юл скреб подбородок, размышляя, что делать, Цуха снял с крыши кабины щит из досок, и втроем они положили щит так, чтобы получился пандус. По этому пандусу Цуха провел грузовик. Доски похрустывали и поскрипывали, но выдержали пятнадцатитонную машину.

– Крепкое дерево, – с уважением сказал Петров.

– Что он говорит? – спросил Цуха.

– Он говорит, что крепкое дерево, – перевел Юл.

– Да, – сказал Цуха. – Очень крепкое. Серое дерево очень крепкое. Очень крепкое и очень дорогое. Скажи ему.

– Дюймовая доска из этого дерева не пропускает пистолетную пулю, – сказал Юл. – Раньше из него делали латы, щиты…

– Опять камень, – сказал Цуха.

На этот раз не пришлось выходить из машины: камень лежал на краю дороги, и можно было протиснуться. Цуха прижал грузовик к скале, стал медленно, по сантиметру, проводить его мимо камня – и вдруг газанул, с ревом и скрежетом продрался на свободу, погасил огни и вслепую, наугад проехал метров сто.

– Что с тобой? – спросил Юл.

– Сейчас, – сказал Цуха. – Шевельнулась земля…

Позади раздался короткий обвальный гул, удар. Грузовик подпрыгнул.

– Боже мой, – прошептал Петров. – Что это?

– Змея Гакхайе, – сказал Юл. – Под этой дорогой погребена великая змея Гакхайе. Когда начинается ночь, змея вспоминает, что пора идти на охоту…

Цуха, открыв дверцу и встав на сиденье, всматривался поверх кузова в то, что происходит сзади. Потом сел, завел мотор, включил фары и повел машину быстро, как только мог. Лицо его блестело от пота.

– Вам вольно шутить, – начал было Петров и оборвал себя: сзади опять донесся – теперь далекий – обвальный грохот.

– Успели, хвала Создателю, – прошептал Цуха на языке «детей дождя»: с артиклями и редуцированными гласными; та же самая фраза на Понго могла привести прямиком в петлю, так как означала бы: «Мы вздрючили Создателя».

– Они сами падают? – спросил Петров.

– Иногда сами, – ответил Юл.

– А у меня окошко разбилось, – пожаловался Петров. – Я его локтем задел, а оно выпало.

Только сейчас Юл почувствовал, что кабина полна свежего холодного воздуха.

– Ничего, – сказал он. – Скоро приедем. Не замерзнете?

– Какое там, – сказал Петров. – А скажите, пожалуйста, вот когда мы выезжали из города, справа был такой длинный парапет…

– Это нижняя стена Дворца.

– Да какая стена – мы вдоль этой штуки почти час ехали.

– Размеры дворца – сорок пять на пятнадцать километров, – сказал Юл. – Вот, смотрите, – он пальцем на ветровом стекле нарисовал вытянутый овал. – Это дворец, а это – столица, – он обвел кружком нижнюю треть овала. – Такие вот тут масштабы власти.