Андрей Лазарчук

ПАРАГРАФ 78

Скоро выдохнешь ты, и дыхание твоё прекратится. Ты увидишь предвечный Чистый Свет. Невероятный перед тобой распахнется простор, безбрежный, подобный океану без волн под сияющим небом.

Как пушинка будешь плыть ты, свободный, один!

Не отвлекайся, не ликуй, не бойся! Это миг твоей смерти! Дорожи смертью, ибо в ней состоит великий выбор. Сохраняй ясность мысли, не замутняй её даже состраданием. И пусть любовь твоя станет бесстрастной.

* * *

А если возродиться тебе предстоит в Аду, ты услышишь чудное притягательное пение, которое повлечёт тебя к себе с неодолимой силой кармы. Сопротивляйся изо всех сил! Ад – это место, где черные дома, голые белые стены, черные дороги и бездонные пропасти. Там ты будешь страдать веками…

Бардо Тодол, тибетская Книга мёртвых

–3.

Так вот ты какая, вечность…

Цифры твои горят рубином: 00:00:04 – не меняясь уже много лет. И я знаю, что ещё не раз вспомню всё, что захочу, а что мне помнится лучше всего, вспомню сто и тысячу раз. Я стал подобен воннегутовскому Билли Пилигриму: могу перемещаться по своей жизни в любую точку. Вперёд и назад. И даже отходить – не слишком далеко – в стороны. Не слишком далеко – отчасти потому, что боюсь не найти обратной дороги… Разве что час зачатия я не помню. А может, и помню, просто не могу передать, как это было, – не придумано слов. А до смерти мне ещё далеко: когда станет 00:00:00 – и потом ещё сколько-то тысячелетий будет идти сюда пламенный фронт. Я не стану этого ждать, а просто возьму и вернусь куда-нибудь… ну, скажем, лет в шесть. Мы на рыбалке с отцом, этот пруд тогда казался мне огромным, а пятикопеечные карасики, которые водились в нём – настоящей рыбой. Стрекоза садится на перо поплавка, и поплавок медленно тонет… Две старые ивы, справа и слева от нас, с такой невероятной морщинистой корой, похожей на шкуру носорога, и вытоптанный кусок берега напротив: там к водопою гоняют деревенское стадо. Мы сидим с отцом рядом на доске и жуём бутерброды, запивая их сладким чаем из термоса.

Через год отец утонет – он, призовой пловец, утонет на мелком месте в двух шагах от берега, оступится в ямке, хлебнёт и мгновенно задохнётся: синкопическое утопление, так это называется. Спазм голосовых связок: они страшно натягиваются и перестают пропускать воздух. И мы на некоторое время останемся втроём: мать, Катька и я. Потом будет и другая жизнь, хуже, лучше – не знаю. Но другая.

Потом третья, четвёртая, пятая…

Пятая, кажется, стала последней. Зато она никогда не кончится.

Бесконечность жизни – это во-первых. Во-вторых – практическое всеведение.

Я могу вспомнить всё, все детали, вплоть до микроскопических, и как бы развернуть в уме панораму события, чтобы увидеть то, чего в момент самого события не видел или не успел заметить. Или успел, но не понял, что это такое. Или не захотел понять. Я могу быть бесстрастным, потому что мне уже всё равно.

В-третьих, я ничего не могу изменить, я не могу шевельнуться, сердце моё не бьётся, глаза не мигают. И даже цифры передо мной не меняются: 00:00:04. Бессмертие, всеведение, бессилие.

Всемилость? А почему бы нет? Я ни на кого не держу зла. Даже на тех, кто меня убил.

Да, и ещё: возможно, я теперь гений. Я вижу связи между событиями, которые на первый-второй-десятый взгляды между собой и не связаны вовсе, а оказывается – связаны-таки, но настолько сложной и запутанной цепочкой причин и следствий, что ни один аналитический отдел не разберёт и за год работы. А я – просто вижу. Так что Док не соврал. Мы ему тогда не поверили, но он точно не врал. Просто пытался кое-что утаить. А может быть, ему всего лишь очень хотелось ошибиться.

Но он не ошибся. И не соврал.

–2.

С тем, что живёт во мне, я могу сделать всё. Всё, что захочу. Это такой конструктор. Я могу заново и нацело смонтировать мою жизнь – по минутам, как была, или даже по секундам – и с гиперссылками. Которые объясняли бы каждую из секунд. Могу изъять себя из событий и посмотреть, как всё развивалось бы без меня. Могу что-то ещё изменить – и тоже посмотреть, на что это повлияет.

Знаю, что могу, потому что всё это я уже делал.

Много раз.

–1.

И ещё – я могу создавать в себе другие личности. Это началось само по себе – довольно давно, на таймере было 00:00:06, – и тогда меня испугало. Есть же такой стереотип: раздвоение личности – одна из граней безумия. Так что я постарался взять этот процесс под контроль. И теперь все эти чужие сознания, которые живут во мне, как рыбы в океане, – они все мне знакомы. Кого-то из них я люблю больше, кого-то меньше. Но нет ни одного, кого я не любил бы совсем. Я никогда не заведу себе подопытного Иова, чтобы изучить на его примере, как из зла создаётся кромешная любовь.

Нет, вру. Один такой нелюбимый есть. Это я сам.

Сейчас я уже могу себе в этом признаться.

Но это я сам последних нескольких месяцев. Ещё тех, календарных. Тех времён, когда было время, и времени было достаточно.

Думаю, что все остальные – это тоже я. Даже панна Гертруда. Даже неандертальский мальчик.

Как много всего из меня могло бы получиться, оказывается…

Но получилось, как всегда, самое простое и самое непритязательное. А заодно и неизлечимо больное. Но теперь это уже не имеет значения.

А ведь совсем недавно имело.

Смешно.

Неандертальский мальчик спит у камина в моём загородном дворце. Я иногда снюсь ему в виде огромного доброго дядьки, одетого в облако. От меня хорошо пахнет. Наяву ему помогают две простодушные деревенские тётушки, добрые и надёжные. Он уже умеет говорить, ухаживать за собой, есть с помощью ложки. Любит мыться. Любит книжки с картинками. Любит, когда ему из них читают.

Но спит он только на ковре у камина. Ковёр толстый, нога в нём тонет чуть не по колено. Мальчику это нравится.

Сначала я хотел рассказать эту историю ему, а потом подумал: нет, не надо. Пусть хотя бы для него мир окажется добрым.

Тогда я рассказал её самому себе – пятнадцатилетнему. Я мыл машины богатых парней и мечтал о том, как этих парней перебить.

Постепенно они сами друг друга перебили…

Я рассказал её один раз, потом сделал так, как будто не рассказывал, и рассказал ещё. И ещё, и ещё, и ещё. Мне нравилось, как он слушал. Какие у него были глаза.

Я рассказываю, а потом заставляю забывать. Снова рассказываю. Я, как шахматист, отрабатывающий дебют, отрабатываю своё поражение.

Что, никак не могу успокоиться?

Не знаю.

0.

За условное начало я решил взять тот случай, после которого группу «Мангуст-4/4» расформировали, бойцов поувольняли как бы по сокращению, а я огрёб полный ящик помидоров.

То есть на самом-то деле можно было взять некий момент раньше: когда в группу перевелась Лиса, например; или когда Скиф, ещё только-только лейтенант, вдруг почувствовал в промежности зуд, а в РК-54 – маршальский жезл. Я в тот раз просто начистил ему рыло – с глазу на глаз. Хорошо, что он не успел наворотить ничего непоправимого.

А главное: никто, кроме меня, ничего в тот раз не понял. И не надо.

А можно – взять немного позже. Когда мне поставили диагноз и сказали примерный срок. Когда с объекта «304» пришёл странный сигнал. Когда…

Это пропустим.

В общем, я подумал и решил взять за отправную точку тот дурацкий со всех точек зрения случай. Нипочему. Просто решил.

Mea vole, mea culpa.

Что в переводе означает: я начальник, я и отвечу за всё.

Ещё: разумеется, я не мог знать всё онлайн. Я многое знал – больше, чем это положено командиру моего весьма среднего звена, – о многом догадывался и ещё больше – тупо вычислял. Так вот, то, что я буду рассказывать, состоит примерно на треть из того, что я прямо и непосредственно знал в момент событий, на треть – из того, что смог вычислить, вспомнить и сопоставить позже, но ещё будучи в… как бы правильно сказать?.. – в неизменённом состоянии. Наконец, последняя треть – это то, что я вычленил из того массива знаний, который стал доступен мне позже, в самом начале вечности. Может быть, я вычленил не всё, может быть, до чего-то просто не дотянулся… Но не думаю, что там, в далёких уголках памяти, за прикрытыми (хотя и не запертыми) дверями, в ненадписанных коробках и безымянных папках, хранится нечто такое, что сильно повлияло бы на смысл этой истории. И я бы охотно обошёлся вообще без этой последней трети, но – не получается, слишком много белых пятен и непонятных связок. То есть если рассказать только то, что было, почти всё останется не только непонятным, а – неправильным, кривым, нелогичным.

Собственно, таким оно мне долго и казалось…

Это я сейчас всеведущ. Тогда я таким не был.

Сейчас я бессмертен, тогда я умирал. Я не показывал виду, но знал, что умираю.

Наконец, тогда я ещё никого не простил.

И последнее: я буду стараться делать вид, что не знаю настоящих имён ребят (потому что так положено по инструкции: только оперативные псевдонимы и личные номера), что я не имею права разглашать тайны, что я связан инструкциями и уставами. Метод Станиславского: сами придумайте себя и потом живите строго по придуманному, а иначе получится лажа.

Впрочем, лажа получится в любом случае. Никогда ещё жизнь человека – любого – не заканчивалась как-то иначе. Человек проигрывает всегда.

Закон сохранения смерти.

Всё. «Время. Начинаю про Гудвина рассказ…»

Гудвин – это я.

1.

Новые маскировочные комбинезоны оказались дерьмом – да, они неплохо сливались с грунтом, с трёх шагов не разобрать, что перед тобой: валун или человек, – но температуру не держали совершенно, к двум часа дня у меня уже почти полгруппы было санитарных потерь: тепловые удары. Весна весной, а климат климатом: ночи здесь сравнительно холодные, но днём докатывает до сорока в тени, а полежи-ка на солнцепёке?.. Соболь, оклемавшись, приполз обратно, а вот Спам, Гризли и Хряп так и провалялись в тенёчке до конца операции, и Хряпа медики сразу после этого дела списали, он и раньше сдавал, это был не первый такой случай у него.

Мы со Скифом лежали в ежевике на краю обрыва и смотрели вниз. Нас интересовал вон тот особнячок с садом, потому что в нём, во-первых, был заводик по изготовлению «джана» – это такой опиат-полусинтетик, который курят, он тогда в моду вошёл и у публики, поскольку применение уж очень простое и беспроблемное, и у дилеров – на него в тот момент ещё не было индикатора, и собачки его не унюхивали, так что потери на трансферте оказывались минимальными. А во-вторых, сегодня в этом особнячке должны были собраться главы четырёх «трестов», так теперь банды называются, и о чём-то своём договориться, и нам нужно было троих ликвидировать до приезда четвёртого, которого по дороге специально задержат; это должно было перевести на него стрелки и в итоге вызвать войну между трестами. Задерживала его другая группа, резидентная, и справились они блестяще, всё так-в-тик, а вот мы облажались.

(Впрочем, война всё равно началась – ну, по другому сценарию, делов-то. Но начальству разве до деталей есть дело? Приказ не выполнен? Выполнен, товарищ генерал, но криво. Понятно, понятно, вот тебе чупа-чупс за щеку, вот тебе вазелин, теперь повернись и снимай штаны…)

Высоко над нами, не видимый совсем, ходил кругами дрон «Аргус». Изображение поступало на ТК. И ещё с трёх камер на земле поступало изображение, так что можно было синтезировать полноценное 3D. Что Скиф и делал в своё удовольствие.

Хватит, сказал я, дай нормальный вид отсюда.

Он проворчал что-то малопочтительное, но вид дал, даже стилизовав его под поле зрения старого оптического бинокля, пижон. Я стал рассматривать окна. На всех окнах были жалюзи, полностью закрывающие обзор, но кое-где из-за угла наклона пластин между ними всё-таки оставались оптические щели. Я отметил подходящие окна – два на втором этаже и три на первом – и стал в эти щели заглядывать. Дело муторное и не всегда удаётся.

Со вторым этажом у меня не получилось, засветка на окна шла чрезмерная, а вот с первым – получилось на двух окнах. Они утопленные в стене были и прикрытые стальными решётками, то есть немножечко в тени, – а кроме того, там и щели оказались пошире. Так что, повозившись некоторое время с фильтрами, растрами и настройками, я стал видеть внутренность почти всего первого этажа, – правда, с разрешением достаточно хреновым, и картинка обновлялась секунд за десять – ну, как на старых видеофонах, если вы их ещё застали.

В общем, только на первом этаже у них было восемь человек с оружием открытой носки, определённо, и ещё двое или трое вроде бы появлялись в поле зрения – но это без особой уверенности.

Будет ещё трое гостей и с ними шестеро охранников. Это как минимум. Мы точно не знаем, о чём они договорились. Ну, и челядь: шоферы, повара-подавальщицы, горничные, уборщики, рабыни и танцовщицы… Кое-кто из них может оказаться со скрытым стволом.

Жаль, что вариант с бомбардировкой задробили. Боятся начальники дразнить союзничков, боятся.

Ладно. Будь я начальником, тоже боялся бы. Всё-таки ещё никому не удалось создать достаточно мощной авиабомбы, которая не оставляла бы «отпечатков пальцев».

Наша ведь главная задача – не просто прихлопнуть трёх-четырёх боссов, тут же новые подрастут, за ночь буквально, а – войну трестов спровоцировать. То есть оставить позади себя пакет правдоподобных чужих следов.

Над созданием образа каковых трудолюбиво мудохались-не-спали мечтатели из оперативного отдела, штабные аналитики – и сам Карбон.

Суки.

Они напридумывали, а резать-то – нам.

Я так лежал и растравлял себя изнутри, чтобы не думать о другом.

Да ладно, чего там: они почти и не скрывались, разве что не трахались на стойке в буфете, отодвинув салат и компот. По поводу Лисы я никогда не питал иллюзий, достаточно в эти глаза заглянуть, и всё понятно, – другое дело, что я, помимо службы, власти над ней не имел – и не хотел, чтобы она надо мной имела; а она имела. В общем, с её стороны это было в то время натуральное «блядство протеста», другого определения я не нашёл; другое дело, что потом…

Но это было уже потом.

Машины появились в начале четвёртого, два здоровенных китайских джипа, один серебристый, другой какой-то весёлой пёстренькой раскрасочки, – и изумрудный мини-вэн. Тут не ценят тёмных тонов, тут другие вкусы.

Они подъехали, постояли с минуту у ворот, въехали внутрь. Ворота закрылись.

И тут же нам пришёл сигнал от резидентной группы, что наш основной клиент, он же главная жертва грандиозной подставы, задерживается примерно минут на двадцать, это с гарантией, а повезёт – то и на полчаса.

Двадцать минут нам должно было хватить даже с запасом.

Вперёд, сказал я.

Авангард наш, группа ближнего боя – Пай, Фестиваль, Люба и Спам – уже у забора, в одном броске до особнячка. Лиса с гранатомётом «Оса» заняла позицию у поворота дороги, за полосатым бетонным блоком – нагло, конечно, но лучше ничего не придумать. Скиф убегает от меня в снайперское гнездо. Там нельзя было сидеть долго, оно как на ладони, засекли бы, а теперь уже всё равно: времени у них не останется ни на что.

Я даю приказ дрону переместиться немного назад, чтобы видеть, что там происходит в тылу противника, а пока он неторопливо закладывает вираж, складываю ТК и взваливаю на спину мешок со взрывчаткой.

Соболь берёт второй мешок.

2.

Первая очередь гранат из «Осы» приходится по окнам первого этажа – бронестекло разлетается брызгами, это вам не пули. Без малейшей паузы ребята забрасывают внутрь БШГ-2 – безосколочные штурмовые – и, пока валит дым, Люба лепит на дверь вышибные заряды. Прячется, смотрю на остальных, все в мёртвой зоне, нажимаю кнопку детонатора. Дверь отлетает наружу метра на три, это отдельная тема – физика направленных взрывов и куда что при этом летит. В прихожей всё пылает, туда бросают ещё пару гранат и прыгают буквально в разрывы. Несколько очередей – думаю, пока просто наугад.

Лиса методично обрабатывает второй этаж. Не очередью, а сдвоенными выстрелами – одна граната разносит стекло, другая влетает внутрь. Всё равно кто-то должен сбегать посмотреть, что там осталось: тридцатимиллиметровая граната – штука специфическая, в метре от разрыва нежный фарш, а уже в полутора – ссадины; чтобы радикально решить такой дом, гранат понадобится штук шестьдесят – две полные ленты.

Да и не похоже это будет на почерк трестовских боевиков…

В доме снова вспыхивает пальба.

Там ещё три этажа вниз. Сам завод.

Дрон занимает наконец новую позицию, зуммер, я притормаживаю бег, раскрываю ТК. Наплыв… Вижу.

В заднем дворе никого.

Соболь обгоняет меня. Оглядывается. Я машу ему: давай дальше.

Из дома никто не должен уйти. Но задний двор просматривается с позиции Скифа только на две трети.

А там сарай, там гараж, там навес над чем-то непонятным.

И вот из-под этого навеса кто-то показывается на миг и снова исчезает, и я говорю об этом Скифу.

Выстрела не слышу, в доме очень шумят. Гранатами ребята прищучили не всех. Кто-то где-то засел и отбивается. Я не лезу с советами, последнее это дело – лезть с советами в такой момент, тем более, они всё видят сами, а я – только то, что попадает в поле зрения нашлемных камер. То есть по большей части дым и огонь.

Да, выстрела я не слышу, но вижу, как из-под навеса вываливается тело. Скиф – хороший стрелок.

Но на Лису он запал зря. А он ведь на неё всерьёз запал, как мокроусый пацан, такое сразу видно.

Я подхватываю ТК и перемещаюсь метров на сорок вперёд, здесь пень от давно спиленного пирамидального тополя, обросший молодыми побегами. Рядышком с ним я и дождусь практического конца силовой фазы.

Соболь уже там.

Спам докладывает, что второй этаж дома зачищен и первый уровень подвала – тоже. Но на втором кто-то, кажется, остаётся.

Кажется или остаётся?

Пока да.

Такой вот содержательный разговор.

На Скифа выбегают двое, он их кладёт. Молодец. Я приказываю ему взять под контроль задний двор и постройки. Дрон показывает, что там пусто, живых нет, но – на всякий случай.

Спам докладывает, что в подвале – да, один был, уже нету, а люк вниз, на третий уровень, заперт – взрывать сразу или подождать, пока я?

Люк – взрывай.

Взрывают.

Вижу, как Скиф берёт под контроль задний двор и постройки. Дрон показывает Скифа условным значком, потому что простое изображение ничего не даёт, нет даже тени. Всё-таки эти комбезы не такая уж лажа.

Ребята чистят подвал, их плохо слышно и совсем не видно, тут вместо арматуры в бетоне часто используют сетку рабицу, она экранирует. И ещё помехи, как от сильно искрящей проводки – что вполне может быть именно помехами от сильно искрящей проводки.

Складываю ТК, подхватываю мешок и иду к дому. Соболь за мной. Говорю Лисе: прикрывай нас.

Она подхватывает «Осу» и идёт следом, шагах в десяти. Хочу сказать: девочка, брось пищаль, возьми что полегче. У нас с Соболем на плечах по сорок килограммов «ти-наф» – это такая полусамоделка, которую очень любят трестовские боевики, она пришла на смену аммоналам. Штука во всех отношениях хорошая – но при попадании высокоскоростного осколка может рвануть. А у «Осы» осколки крошечные, но именно что высокоскоростные.

Ладно, тогда нам уже будет всё равно.

Лиса переспрашивает про второй этаж. Там наших нет, заверяет Спам, и Лиса снова начинает долбёжку. Кого-то заметила или просто чтобы не тащить боезапас?

Низ чист, докладывает Спам.

Отлично…

Внутри дом просто огромен, куда больше, чем снаружи. Маловато мы взяли взрывчатки…

То есть развалить я его могу и десятью килограммами. Но мне-то надо иначе: мне надо изобразить взрыв наглый, но торопливый, как если бы бомба была заложена едва ли не в присутствии хозяев…

А время поджимает.

Нахожу подходящее место: гараж. Вот несущая стена, есть сообщение с подвалом, есть три бочки с бензином. А в подвале баллоны с газом и с кислородом, для производства «джана» нужен долгий нагрев, а потом окисление, – и какой-то номерной растворитель в больших пластиковых бутылях – литров так с миллион. Быстро с Соболем минируем всё это, я выставляю на детонаторе на всякий случай ещё и таймер, вдруг что пойдёт не так.

Когда перестрахуешься – бог наказывает тебя за излишнюю осторожность. Когда прощёлкаешь клювом – за глупость. Во всех остальных случаях – за наглость. А если почему-то не наказывает, значит, готовит изысканную пакость на завтрашний вечер, когда ты уже расслабишься.

Первый взрыв будет в гараже: вот эта стена развалится, потолок ляжет, – и с небольшой задержкой последует взрыв в подвале, в замкнутом уже пространстве, – и следом пожар.

Неплохо, неплохо.

Лимит времени исчерпан, уходим.

Что? – не понимаю. Что?

Это Скиф. Ему нужен кто-то, умеющий вскрывать замки.

Хочу послать его на хер, не успеваю: Соболь уже рядом с ним, вышел из гаража – и рядом.

Минута на всё – предупреждаю я.

Они согласны.

Через двадцать секунд: здесь гражданские.

Кто?!

Гражданские. Заложники. Рабы. Здесь они их держали, в зиндане, в яме.

Б-б-блиннн…

С этого момента всё идёт кувырком.

Раскрываю ТК, вызываю дрон. Так… вот дорога…

В общем, к нам гости. Все флаги. Потому что за джипом Ха… впрочем, стоп; шифровать – так шифровать всё; назовём нашу невинную жертву Агнец; оперативный псевдоним «Агнец»; уписаться можно. Так вот, за джипом этого барана в пристойном отдалении пристроились два тёмненьких малозаметных бронеавтобуса, на которых любит кататься местная полиция.

Так не договаривались…

Считаю: баран будет здесь буквально минут через… четыре. Да, четыре. С поворота дороги он увидит выбитые окна и двери, и даже дымок, потому что на втором этаже от разрывов что-то потихоньку занялось, а тушить уже поздно. А ещё через шесть-восемь минут здесь будут нормально вооружённые, хорошо натасканные, а главное – наши, которые не знают, что мы – за них. И будет их человек тридцать.

Нам ни при каких обстоятельствах нельзя ни убивать их, ни сдаваться им.

Забыл сказать: мы на чужой территории. За границей. Ну, и так получилось, что у нас нет ни виз, ни паспортов с регистрацией, ни охотничьих лицензий – ну, ничего у нас нет.

А времени у нас, чтобы малозаметно отойти, закрыть след и дождаться эвакуации, просто не то что нет – его у нас глубоко в минусах. Поэтому я командую немедленный отход, маршрут у ребят уже на планшетах, Лиса спрашивает, можно ли бросить гранатомёт, боезапас выработан – можно, говорю я, только брось его в доме, знаю, не дура – и тут Скиф выдаёт, что ему нужно ещё как минимум две минуты, а мы можем идти, он нас догонит.

Вот этими самыми словами.

Если его убить, придётся тащить тело.

Тихо объясняю ему, что, во-первых, двух минут у него нет, потому что, подпункт во-первых-А: сейчас здесь будут гости; подпункт во-первых-Б: на таймере взрывателя осталось… так… минута сорок шесть. И если он сейчас не возьмёт себя за жопу и не последует по предложенному ему маршруту (маршрут выведен на планшет, планшет же прикреплён к левому предплечью, и надо на него быстро и внимательно посмотреть – примерно так, как смотрят на часы, опаздывая на поезд) – то его, Скифа, оторванная жопа сделается предметом серьёзного международного разбирательства и тем вундерваффе, то бишь сверхоружием, которым международная наркомафия одержит решительную победу в затянувшемся противостоянии с силами правопорядка – то бишь с нами. А во-вторых, приказы следует выполнять беспрекословно, ответственность на мне, молчать.

Ах да, говорит Скиф, таймер. И посылает Соболя таймер остановить. Или хотя бы подкрутить минутки на три.

И Соболь идёт.

А я перестаю быть командиром.

3.

Поясняю.

Мы всё-таки не армия. Это в армии власть командира почти безлична, безличностна, там, если хотите, командир – чисто номинальная функция, выполнять её может и должен тот, кого поставит начальство, – то есть кто угодно. Лейтенант, славный уже тем, что сумел доползти до последнего курса офицерского ПТУ.

Это правильно, когда речь идёт о массовых формированиях с охренительной текучкой кадров.

У нас другое. Командир набирает группу сам, набирает под себя, бойцы – его дополнительные руки-ноги-глаза-головы. У нас почти нет текучки, потому что группа гибнет, как правило, целиком. Или целиком выбирается из глубокой жопы – что бывает много чаще. Но практически всегда – целиком. И командир у нас не функция, а структура, железо.

Приказ не может быть нарушен – как не может повиснуть в воздухе подброшенный булыжник, или ток не может не пойти через тело, если провода подведены, ведро воды вылито и рубильник включён, или пуля, уже вылетев, не может вернуться в ствол. Такова структура группы, на этом всё держится.

Если же приказ нарушен, если кто-то нарушение поддержал – то это означает одно: структура группы изменилась.

В лучшую или худшую сторону – не моё дело. Но с этой секунды я не командир, и группы больше нет. Это не пламя амбиций, поймите. Это простой, холодный, почти математический факт. Если параллельные пересеклись, значит, мы имеем дело с другой геометрией, только и всего.

Нам – физическим нашим телам – тогда повезло: Агнец не остановился на повороте и не стал пялиться на дом или куда-то звонить, – нет, машина его влетела во двор, и сам он, опережая на полкорпуса своих горилл, ворвался в дом через вынесенную нами дверь. Мы потом уже узнали, что в доме была его семья – жена и трое детишек, – типа почётных заложников, аманатов.

Восток-с…

(Как вы понимаете, ляпсус с семьёй Агнца полностью обнулял всю нашу операцию, и вина за это ложилась на разведку, резидентуру, аналитиков, начальство вообще и Карбона в частности. Другое дело, что иногда и в жизни, а не только в арифметике, минус на минус дают плюс – и другая накладка в другом месте (и совершённая даже несколько раньше) непредсказуемо сложилась с нашей, что привело-таки к желанной для нас войне трестов… но это уже совсем о другом; может быть, расскажу когда-нибудь. Или нет. В каком-то смысле это одно и то же: рассказывать – или не рассказывать…)

Я краем глаза следил за входами и выходами, а в центре поля внимания у меня были эти два мудакеза, Скиф и Соболь, которые волокли буквально на себе и за собой маленькую гроздь людей, и я считал: вот им ещё шагов десять до сравнительно безопасной зоны, вот – пять, два, один…

(Так, наверное, чувствовал себя Ахиллес, догоняя ту неуловимую черепаху.

Говорят, он её в конце концов догнал. «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса…» Думаете, почему он потом так на Гектора взъелся? У Гектора был щит из черепашьего панциря, и Ахилл решил, что тот дразнится.)

В общем, они пересекли невидимую линию, и я нажал кнопку детонатора.

Все гражданские, общим счётом три души, остались целы, хотя и прокатились кубарем сколько-то шагов. Ободрались, обожглись, кого-то вскользь зацепило мелкими каменными осколками, но именно вскользь. И только Соболю долбануло куском кирпича в колено и порвало крестовидные связки.

Цыганское счастье. Мы несли его на руках, как самое дорогое, передавая друг другу. Дома ему сделали несколько операций, но нейлоновые связки так по-настоящему и не прижились, так что Соболя пришлось списать вчистую. Пока шёл разбор полётов, он лежал в госпитале, когда подоспела раздача – про него забыли, а когда вспомнили – он уже был на гражданке. Сейчас он боцман на спасательном катере…

Нет, об этом не писали в газетах. В газетах писали разное другое всякое. Вот это, например, из лучших статей, которые попались мне на глаза после нашего незаметного возвращения.

...

Газета «Новый Стрингер» от 12 апреля 2018 года.

«КОРРУПЦИЯ НА БОЛЬШОЙ ВЫСОТЕ» – сколько же стоило участие в «шоу тысячелетия»?

Во главе эпохального шоу «Красная планета» объединенное руководство Большого ТВ поставило одиознейшую фигуру – Юрия Степанкова, которого до этого дважды пыталось выгнать без выходного пособия, но побоялось, памятуя ту роль, которую он сыграл при объединении каналов. Ходят слухи, что не в последнюю очередь благодаря ЮС Большое ТВ превратилось из жалкого придатка Министерства информации в могучего финансового монстра и главного спонсора нынешнего кабинета министров. Именно ЮС принадлежит знаменитая фраза: «От канала до кагала – один шаг».

Нам стало известно, что, помимо официального финансирования, ЮС требовал с участников шоу по 750000 евро за участие в программе с гарантией выхода в финал. Поскольку, как было заявлено, на Землю вернется только один из участников шоу, сама постановка вопроса выглядит более чем странной.

Конечно, по-прежнему остается тайной сам способ «отчисления» выбывающих. Блуждающие в обществе слухи и домыслы не получают пока никакого внятного подтверждения. Опрошенные нами специалисты склоняются к мысли, что выбывающие остаются на корабле, но в замороженном виде. По возвращении в окрестности Земли их оставят на высокой круговой орбите до тех пор, пока не появится надежный метод разморозить и оживить их. Может быть, им предстоит болтаться там сотни и тысячи лет.

Можно представить себе, какие суммы накопятся на их страховых счетах!

По нашим сведениям, только двое участников шоу не заплатили за участие ни копейки. Это Василий Ф. Бабакин, потомственный металлург и победитель всероссийского конкурса «Играй, гармонь!» – и Вероника Попович, внучка «космонавта-4» и знаменитой летчицы-рекордистки.

Явно «по блату» в команду попали и теннисистка Полина Вишневатая, дочь одноклассника ЖС Павла Вишневатого, который «совершенно случайно» является одним из «алюминиевых баронов» и занимает сороковую строчку в списке «Русского Форбса», и Екатерина Жаренова, настоящая фамилия которой, Маманегорюй, всё скажет тем, кто еще помнит сравнительно недавнюю историю: незадачливого премьера времен позднего Путина, а ныне – крупнейшего продовольственного магната, владельца международной сети фаст-фудов…

Каковы же «выходцы из народа» – Юрий Баринов и Игорь Зброев? Первый из них начинал в мужском стриптизе московского клуба «Министерство красивой жизни», где и познакомился с сорокапятилетней Ланой Собакиной, в то время владелицей издательского дома «Палисандр». Уже через полгода Юрий стал крупнейшим акционером сети бутиков «Лана/Луна», после чего бросил свою пассию и пустился в свободное плаванье. Через его руки прошли стареющие примадонны, бизнес-вумены и телеведущие, и всех он оделял любовью своею, ибо такова была сила чресел его. По самым аккуратным подсчетам наших финансовых аналитиков, Баринов за три года спустил свое столь нечаянно доставшееся ему состояние (оцениваемое в семнадцать-двадцать миллионов евро) и остался у разбитого корыта, а именно: сделался инструктором в том самом ансамбле мужского стриптиза, с которого начинал свою карьеру. Но кто-то из его дам (скорее всего, бывший депутат Госдумы, которую мы из осторожности назовем «СГ», а кто она, вы догадаетесь сами) подал сексуальному гиганту руку помощи, и Баринов попал сразу в финал отборочного конкурса «Красной планеты». Как рассказывали отчисленные девушки, Баринов не обделял своим вниманием ни одну из них.

Игорь Зброев отличился на другом поприще. Майор ВДВ, прошедший вторую чеченскую войну, он в две тысячи седьмом демобилизовался якобы по состоянию здоровья – и в течение следующих пяти лет жизнь его покрыта покровом тайны. Такая невнятность биографий бывает у представителей только одного рода занятий… ну, вы знаете, какого именно. Работа в частных охранных агентствах, переезды из города в город, то-се… и так до тех пор, пока отважного экс-майора не приветил опять же депутат Госдумы Григорий Панков (он же «Гоша», он же «Орлик», он же «Синявый») и не сделал своим помощником. Под крылом Синявого Орлика бравый майор развернулся. К сожалению, объем этой статьи не позволяет нам рассказать о его «подвигах»… но нам на ушко сказали, что в деле укрепления Большого ТВ именно деятельность Зброева принесла Синявому пять с половиной процентов акций холдинга. Понятно, что такой подвиг просто не мог остаться без благодарности…

Нелли Ткаченко по прозвищу Свисток, первая выбывшая из экипажа и по условию игры оставшаяся на ОКС, – племянница Вахи Сапарова, владельца лотерей «Русская рулетка», «Русская матрешка», «Экология», «Ключи от рая», «Седьмое небо» и «Толстый шанс». Неужели Свистку просто повезло?

Что интересно, несколько лиц на борту «Поколения» нам уже знакомы. Это так называемый «писатель» Мариэтт Новиков, однажды засветившийся на реалити-шоу «Бестселлер» и вообще не сползающий с голубых экранов, пытавшийся вести программы «Год Змеи», «Город Солнца» и «В час по чайной ложке» (что характерно – продюсером всех этих программ был неиссякаемый Юрик Степанков, явно неравнодушный к прелестям рыжекудрого автора «Чёрного-чёрного дыролаза» и «Меж белых холмов»), Лиза Курбыктова, которую многие должны помнить по «Фабрике-33» (правда, там ее звали Лайзой Кью, и вместо сегодняшней короткой стрижки она носила уродливый лиловый парик), Филя Артамонов, прошлогодний победитель конкурса двойников Филиппа Киркорова, и Настя Чистова, она же Рута Фламмель, фотомодель.

Возникает вопрос: а кто же пилотирует межпланетный корабль? Это знаменитый путешественник, альпинист, моряк и лётчик Магомет Хамхуев, журналист Олег Панасенко, в своё время прошедший полный курс тренировок в центре подготовки космонавтов, и Валя Стоцкая, известная всем как кузнец-оружейник; мало кто знает, что она инженер-ракетчик, специалист по системам управления.

Примерно то же самое можно сказать о Гарике Арутюнове. До того, как стать клоуном и шоуменом, он был пилотом стратегического бомбардировщика Ту-22м. Как нам сказали знающие люди, полученных на службе навыков ему хватит, чтобы довести корабль и до Марса, и потом до Земли.

Надо полагать, эти четверо и будут главными претендентами на «выживание»…

Это слово мы намеренно взяли в кавычки. Мы предпочитаем думать, никаких смертоубийств и не планировалось. Выбывшие члены экипажа будут замораживаться жидким гелием в специальных капсулах и ждать, пока наука не научится их оттаивать и оживлять. Не исключено, что это произойдет в очень отдаленном будущем.

Впрочем, уже завтра мы многое узнаем. Произойдет первый совет экипажа, после которого кому-то предстоит войти в капсулу – и не выйти из неё…

Аделаида Звенигородская

4.

Разбор полётов шёл так:

Дознаватель А: – Сколько вы обнаружили гражданских лиц?

Скиф (то ли устало, то ли лениво): – Троих.

Дознаватель Б: – Вы получили приказ на ликвидацию объекта до этого или после?

Скиф: – Я всё это уже рассказывал. И излагал письменно. Полный хронометраж…

Дознаватель А: – Это не имеет значения. Отвечайте на вопрос.

Скиф: – Я получил информацию о том, что объект будет ликвидирован, до того, как обнаружил зиндан.

Дознаватель Б: – То есть вы уже знали, что времени на эвакуацию заложников у вас практически нет?

Скиф: – Знал.

Дознаватель Б: – Вы сообщили командиру о находке?

Скиф: – Я сообщил командиру о находке. Я уже сто раз говорил: да, я немедленно сообщил командиру о находке. Если я повторю это ещё раз пятьсот, суть не изменится.

Дознаватель А: – Как знать. И что дальше?

Скиф: – Несмотря на то, что я доложил командиру о том, что в зоне поражения находятся гражданские лица, он приказал мне зону покинуть, чтобы он мог уничтожить объект.

Дознаватель Б: – Что сделали вы?

Скиф: – Я попросил у него несколько минут для эвакуации гражданских лиц.

Дознаватель Б: – То есть в боевой обстановке и в условиях жесточайшего цейтнота вы не выполнили прямой приказ командира?

Скиф: – Да.

Дознаватель Б: – Не слышу!

Скиф: – Да не пиздите, всё вы прекрасно слышите.

На следующий день:

Дознаватель В: – Вы получили приказ на ликвидацию объекта до этого или после?

Скиф: – У вас что, записи не ведутся?

Дознаватель В: – Повторяю: вы получили приказ на ликвидацию объекта до этого или после?

Скиф: – Говоря строго, я не получал приказа на ликвидацию объекта. Минирование и подрыв осуществлял командир группы лично. Я получил приказ покинуть опасную зону.

Дознаватель В: – Вы знали, что, пока вы находились в зоне поражения, командир не мог произвести ликвидацию объекта?

Скиф: – Так точно.

Дознаватель В: – Почему?

Скиф: – Мой труп мог оказаться недоступен для эвакуации, оставлять же его мы не имели права, поскольку вероятность его идентификации была более чем вероятна, уж извините за каламбур.

Дознаватель В: – Это не каламбур, а тавтология. Продолжаю: итак, вы блокировали ликвидацию объекта, нарушив отданный вам прямой приказ. Может быть, вы неверно этот приказ истолковали?

Скиф: – Нет. Я истолковал приказ единственно верно.

Дознаватель В: – Итак, вы спасли несколько человек. Хорошо. На Страшном суде зачтётся. Но это не может быть оправданием нарушения приказа, полученного в боевой обстановке, – причём вы, с одной стороны, приказ поняли однозначно и истолковали верно, а с другой – ясно отдавали себе отчёт в том, что нарушение его может привести к срыву всей операции. Это так или не так?

Скиф: – Это так.

Дознаватель В: – Тогда почему вы нарушили приказ командира?

Скиф: – Он отдал приказ, не располагая всей необходимой информацией.

Дознаватель В: – А вы уверены в том, что, нарушая приказ, располагали всей необходимой информацией?

Скиф: – Сейчас я знаю, что нет. В тот момент был уверен, что да.

Дознаватель В: – Каков ваш стаж в «Мангусте»?

Скиф: – Это есть в личном деле.

Дознаватель В: – Так каков же ваш стаж в «Мангусте»?

Скиф: – Пять с половиной лет.

Дознаватель В: – От рядового бойца?

Скиф: – Так точно.

Дознаватель В: – Я не могу поверить, что офицер с такой блестящей характеристикой и с такими заслугами, как у вас, мог вдруг вообразить, что владеет обстановкой лучше, чем командир.

Скиф (голос почти не меняется, но я-то слышу): – Не понимаю, что вы хотите этим сказать.

Дознаватель В: – Вы испытываете личную неприязнь к командиру вашей группы?

Скиф: – Это не имеет отношения к делу.

Дознаватель В: – Ну, почему же… Так что вы мне ответите на этот вопрос?

Скиф: – Повторяю: это не имеет отношения к делу.

(Для справки: «рядовой боец» и «рядовой» у нас отнюдь не синонимы; рядовые бойцы в «Мангусте» начинаются с лейтенантов)

Через неделю:

Генерал А: – Итак, вы нашли заложников, когда уже заканчивали зачистку, но несмотря на это, командир все равно приказал уничтожить объект?

Скиф: – Так точно.

Генерал Б: – Какими были ваши действия?

Скиф: – Я принял решение вывести гражданских лиц из зоны поражения.

Генерал Б: – Невзирая на то, что вам был отдан прямой приказ покинуть зону поражения немедленно?

Скиф: – Так точно.

Генерал А: – Вы знаете, что только по счастливой случайности операция закончилась сравнительно успешно?

Скиф: – Так точно.

Генерал А: – Предположим, в тот момент, принимая решение, вы знали бы обстановку в том же объёме, что и ваш командир…

Генерал Б: – Сергей Игнатьевич…

Генерал А: – Подожди, Пал Палыч. Мне интересно. Так вот, капитан: какое решение вы приняли бы?

Скиф долго молчит.

Генерал А: – Мы слушаем.

Скиф: – Думаю, то же самое. Да. То же самое. Я бы постарался действовать быстрее… но делал бы то же самое.

Генерал Б: – Рискуя жизнями всех бойцов вашей группы, бойцов резидентной группы, вертолётчиков, пограничников… наконец, жертвуя жизнями тех людей, которые погибли бы от наркотиков… от не уничтоженных вами наркотиков? Я правильно понял?

Скиф молчит.

Генерал А: – Подождите в приёмной. Нам надо посовещаться.

Скиф: – Разрешите идти?

Генерал Б: – Идите.

5.

Во многих старых книжках такое вот ожидание сравнивают с очередью к зубному врачу. Никогда не сидел в очереди к зубному: в нашем госпитале таких очередей никогда и не было. Да и работают зубодёры сейчас без боли и пыли, так что народ вроде бы перестал бояться.

И на экзамен это было не похоже. И на суд.

В общем, мы сидели и ждали.

Потом вышел Скиф, и тут же вызвали меня. Скиф был белый с лица, только кончик носа красный – и ещё пятна на скулах.

Мне вопросы задавали так, формально – всё было подробнейшим образом изложено в двадцатистраничном рапорте со схемами, хронометражем и флэшами с нашлемных камер.

В наше время бесполезно что-то утаивать или приукрашивать.

Я сказал, что у Скифа это первый за всё время службы срыв, и объясняю я его только тем, что он засиделся в замах. Все кондиции капитана С. позволяют ему возглавить новую группу, я бы порекомендовал Прикаспийское направление – знание языков, местности, обычаев…

На меня посмотрели, как на идиота, и сказали, что решение уже, в сущности, принято.

6.

За штат вывели всех, кроме меня. Скифа – за дисциплинарное нарушение, несовместимое и так далее, остальных – по сокращению штатов. Меня оставили в рядах, но бессрочно отстранили от оперативной работы.

Но до того, как это объявили, Лиса получила возможность показать себя во всей красе.

Это была одновременно и жалкая, и смешная сцена. Дело в том, что Лиса воображает себя гениальным манипулятором. То есть кой-каких приёмчиков она нахваталась, на лекциях сидела и записывала всё, что говорили, и потом на практикуме в городе отрабатывала очень старательно. Беда Лисы в том, что у неё всё написано на морде, на хитрой рыжей морде. И не только на морде. Она немного отходит в сторону, поводит плечиком, голову наклоняет – и всем телом тонко так намекает: расслабься, глупышка, сейчас я тобой буду манипулировать…

И манипулирует. (Кстати, голос у неё при этом тоже меняется, смешно…)

В общем, пока я недолго предстоял перед генеральской комиссией, Лиса всех завела.

И мангусты мои ушли как бы по своей воле, напружинив хвосты и побросав мне под ноги личные жетоны, а Спам, как самый брутальный, ещё и сплюнул. Настоящий же друг Пай сделал попытку меня успокоить – типа, она ушла к другому, прими и проч. – и даже подарил на память свою счастливую зажигалку.

А Лиса уплыла со Скифом под мышкой, будучи совершенно уверена, что обдала меня дерьмом с головы до ног. Я не стал её переубеждать. Мне хотелось только предупредить парня, чтобы был с ней поосторожнее, но я понимал, что сейчас это не прозвучит. Вернее, прозвучит, но неправильно.

Ничего, пусть всё поймёт сам.

Месяц там, два…

Как ни странно, они подержались вместе почти полгода.

7.

Я читал лекции курсантам и разрабатывал операции, которые потом исполняли другие. Меня пропустили через академию и дали полковника, заодно почти утроив жалование. Пять или шесть девчонок пытались составить мне семейное счастье, но у них почему-то ничего не получилось.

Потом пришла Лиса, поскреблась в дверь, и я её пустил.

Нормальной жизни настал конец.

Чтоб было понятно: Лиса некрасивая – и сознаёт это. У неё слишком широкие плечи, которые она пытается ссутулить, толстоватые ноги и кубической формы жопа. Зубы неровные, поэтому она редко улыбается. Природного цвета волос Лиса не помнит, красится то в морковно-рыжий, то такими чёрно-белыми перьями. Она злая, чудовищно неаккуратная – и…

Да ладно. Хватит уже того, что сказал. В общем, «я так вижу»…

И совершенно для меня неразрешимая загадка, почему мужики так на неё западают.

Я не исключение.

Что это: магия? Обаяние? Ещё какая-то хрень, которой нет названия?

Не знаю.

Возможно, в ней подсознательно угадываются черты первобытной женщины, праматери-Евы или какой-нибудь там античной богини плодородия. Очень трудно удержаться, чтобы не затащить её куда-нибудь в уголок и не трахнуть.

Если она, конечно, в настроении.

Если не в настроении, то тогда дело плохо. Я знаю по крайней мере два случая, когда она просто убила мужиков, слишком разгорячившихся. Это оба раза засчитано было как самооборона при попытке изнасилования, – да только я на девяносто девять и девять в периоде уверен, что она сама этих козлов подогрела и довела до точки кипения. Благо, ей почти ничего для этого делать не приходится…

Короче, она вернулась ко мне, ничего не рассказывая, и где она провела год после того, как бросила Скифа, я выяснял потом по своим каналам.

О, девочка покуролесила славно – и просто чудом обошлось без покойников, просто каким-то чудом…

Кстати, Скиф до сих пор считает её красавицей. А она его – гордым и мудрым. Они нашли друг друга, потом потеряли.

Ничто так не портит цель, как попадание…

8.

Я не только её отслеживал, я отслеживал и остальных. Спросите, зачем? Сам хотел бы знать.

По идее, Служба споспешествует тем сотрудникам, которые попали под сокращение. Да только сплошь и рядом получается так, что её услугами мало кому удаётся воспользоваться.

Ну, или не хотят ребята. Вот как Спам, например. Ему и работа светила денежная, и жильё какое-никакое, а своё. Хренушки. Всего за какие-то семнадцать месяцев Спам наспамил на семнадцать лет строгого, причём в крытке. При этом он никого не убил и даже не дал никому по морде. А? Как вам такая гиперактивность?

Или взять Фестиваля…

Лучше не брать Фестиваля. Я, лично я, готовил против него три захвата. Очень проработанных захвата. Три раза он выскользнул, хотя по всем канонам – не мог. Фестиваль заделался элитным транспортировщиком, на их жаргоне – «тележкой». Тележка берёт груз в точке А и перемещает его в точку Б. Что в грузе, тележка не знает, знает только страховую стоимость. Груз обычно небольшой, но дорогой. До легалайза это были, как правило, наркотики – не ширпотреб, разумеется, а эксклюзив; после легалайза – лекарства от СПИДа, рубины и изумруды, программные модели, биоматериал. По моим прикидкам, Фестиваль заработал около десяти миллионов, часть профестивалил, часть одолжил школьному другу на раскрутку дела, друг вскоре пропал – то ли сбежал с деньгами, то ли что похуже. В общем, сейчас Фест на мели, подрабатывает мелкими заказами.

Так вот, когда Фест перевозил наркотики, я хотел его убить.

Соболь сильно хромает, а так у него, единственного из наших, полный порядок.

Трое бывших моих подвизаются в охранном агентстве «Булат» – можно сказать, нашем дочернем предприятии. Это Пай, Гризли и Хряп. Гризли и Хряп сильно возмущались увольнением – ведь они, когда Скиф нарушал уставы, просто тихо-мирно лежали в холодочке и ни в чём непотребном не участвовали. За что сейчас Хряп, будучи непосредственным начальником Пая, на подчинённом и отыгрывается. А Пай не понимает, за что его, такого хорошего, так гнобят, – поэтому пьёт и курит, курит и пьёт.

Люба в своём репертуаре – то есть поближе к Спаму. Они с самого начала образовали идеальную боевую двойку, да и по жизни всегда держались вместе. Фест непрерывно и весьма сально зубоскалил по их поводу… наверное, и сейчас зубоскалит.

Короче говоря, прошло пять лет. И это были не самые скучные годы, ребята…

Напомнить? Напоминаю.

...

«Интервью заместителя генерального секретаря ОБС „Северный Пояс“ господина Йозефа Отченашека редакции новостей Большого ТВ России. 2 июня 2022 года.

Вопрос: – Господин генеральный секретарь, исполнилось шесть лет с момента подписания Парижского пакта и пять – со дня фактического слияния военно-политических блоков НАТО и ЕврАОС. Как вы оцениваете итоги этого пятилетия?

Ответ: – Прежде всего я хочу поздравить ваш канал и ваших зрителей с осуществлением успешной посадки марсианского пилотируемого модуля. Этим проектом вы доказали, какую реальную силу и власть имеют в нашем мире средства массовой информации. Это грандиозное достижение науки, техники и менеджмента. Кто и когда мог подумать, что межпланетные полеты сразу станут самоокупаемыми? Но вы этого добились. Это фантастика!

Возвращаясь к вашему вопросу, скажу так: основные задачи, которые ставились перед новой организацией, успешно выполнены. Не могу сказать, что мир стал совершенно безопасен. Но согласитесь, что того предкатастрофического напряжения, которое западный – а все-таки, наверное, правильнее уже говорить «северный» – мир испытывал между две тысячи восьмым и две тысячи восемнадцатым годами – это напряжение заметно ослабло. Если вы помните, долгое время существовало искусственное разделение Севера на Восток и Запад – разделение, которым умело пользовались наши враги и соперники. Но нам удалось преодолеть его, и вот мы наконец вместе, мы сильны как никогда. Я думаю, нам на долгое время удалось привести мир в состояние военно-политической стабильности.

Вопрос: – Считаете ли вы, что китайский вопрос снят с повестки дня?

Ответ: – Нет, разумеется, я так не считаю. Конечно, мы – и в первую очередь Россия, страны Средней Азии, Япония – освободились от угрозы, исходящей от Китая как от организованной государственной силы. Но по-прежнему остается серьезная опасность дестабилизации Китая, крушения его государственности, гражданской войны – и как следствие гуманитарной катастрофы совершенно невообразимых масштабов. Даже сейчас в организованном, упорядоченном и по-своему процветающем Китае существует недельный запас продовольствия. Подчеркиваю: недельный. Обеспечить себя продовольствием Китай может только на двадцать – двадцать пять процентов, все остальное он ввозит. Я не побоюсь сказать, что китайское руководство таким изощренным способом держит за горло мировое сообщество, заставляя его мириться со все нарастающей деспотией внутри страны. Даже при существующей информационной блокаде мы знаем о нескольких массовых выступлениях городских безработных, жестоко подавленных армией. Но мы вынуждены всеми силами поддерживать этот деспотический режим, потому что в случае его краха ситуация станет гораздо страшнее. Мы можем только уповать на его очень медленное и постепенное либеральное перерождение, как это произошло в Северной Корее и Вьетнаме.

Вопрос: – Но ведь и Северная Корея, и Вьетнам перешли к демократическому строю под весьма значительным внешним давлением…

Ответ: – (улыбаясь) Вот мы и объединились для того, чтобы очень доброжелательно и мирно давить на Китай…

Вопрос: – Австралия и Новая Зеландия испытывают аналогичные опасения по отношению к Индии. Как бы Вы прокомментировали недавние слова австралийского министра обороны?

Ответ: – Я думаю, что в Индии гораздо более стабильная ситуация, более гибкая государственная внутренняя политика и заметно больший простор для маневра. Из трех проблемных стран юго-восточного региона – Индии, Китая и Пакистана, – именно Индия производит впечатление самой стабильной. Но, по мнению наших аналитиков, Индия испытает самые тяжелые потрясения в случае развития неблагоприятных сценариев у ее соседей, и здесь многое будет зависеть именно от правильных взвешенных действий индийских властей. Так что в определенном смысле опасения австралийцев понятны – но это опасения не Индии как таковой, а опасения за себя в случае катастрофы в Индии. Очевидно, что слова министра не совсем правильно истолковали.

Вопрос: – Военное руководство Украины, России, Казахстана, Узбекистана неоднократно выражало неудовольствие слишком пристальной и неделикатной опекой со стороны центральных органов ОБС, в частности Объединенного штаба, и вмешательством в те сферы деятельности, которые оставлены в зоне ответственности именно национальных министерств обороны, внутренних дел, безопасности и так далее. Что бы Вы сказали по этому поводу?

Ответ: – Такие проблемы всегда возникают в иерархических структурах. Это было и в НАТО, и в ЕврАОС – и, наверное, в Римской империи. Задача центра – не допустить излишней вольницы на местах, а задача национальных министерств – не позволить центру захапать всю власть. Похоже, в бывшем СССР на свалку вместе с коммунизмом выбросили и диалектику, а напрасно (смеется).

Вопрос: – Недавно бывший госсекретарь США Кондолиза Райс выпустила серию статей, в которых доказывает необходимость выхода североамериканских государств из ОБС, поскольку деятельность «Северного пояса» противоречит интересам США и Канады, а огромные средства, которые они вкладывают, не дают никакого результата. Многие политические обозреватели сочли это пробным камнем…

Ответ: – Я думаю, что это частное мнение госпожи Райс. Напомню, что она занимала свой пост в годы абсолютного военного могущества США. Америка тогда тратила на военные нужды в три раза больше средств, чем весь остальной мир вместе взятый, и могла позволить себе действовать как угодно, не считаясь с мнением союзников. И потребовались серьезные усилия именно со стороны структур НАТО, Евросоюза, чтобы вернуть Америку в русло нормальных отношений. Это пошло на пользу всем, прежде всего самим США, хотя многие деятели той, я бы сказал: «имперской» – администрации чувствуют себя ущемленными и обиженными.

Вопрос: – Россия и Япония, входящие в ОБС, до сих пор формально находятся в состоянии войны…

Ответ: – Нет, это не так. Россия десять лет назад присоединилась к Сан-Францисскому мирному договору, тем самым признав итоговые результаты второй мировой войны. Таким образом, отсутствие двухстороннего мирного договора, на что упирают японские оппозиционные политики, нисколько не мешает развитию союзнических отношений. Россия поступила невежливо, Япония обижена – но это эмоции, а эмоции находятся вне сферы юриспруденции.

Вопрос: – И тем не менее находится очень много людей во всех странах, которые недовольны многими аспектами деятельности ОБС. Журналисты говорят об ограничениях свободы слова, политики и военные – о чрезмерном контроле за их деятельностью, полиция – наоборот, о чрезмерной открытости границ и неконтролируемой миграции населения…

Ответ: – Было бы нереально думать, что все окажутся довольны. Простейший пример: вы заключаете брак – и пиво с друзьями становится некоторой проблемой, не так ли? Страна, вступая в экономический или военный блок, теряет часть своего суверенитета, иногда – значительную. Но, как правило, она в конечном итоге, по сумме плюсов и минусов, что-то выигрывает. Все мы, чиновники и политики, военные и контрразведчики, бизнесмены и журналисты – получили массу проблем на свою голову. Но мы заодно получили мир. Ведь «Северный Пояс» был создан для противодействия вполне реальной военной угрозе.

Знаете, в конце восьмидесятых я учился в ЛГУ. На филологическом. И мы с русскими друзьями пели частушки, в которых описывались всякие ужасы, а потом рефреном шло: «Лишь бы не было войны». Тогда это была насмешка над официальной пропагандой. Но вот прошло не так много лет, я вроде бы еще не стар, у меня младшему сыну два года, а оказалось, что в этой шутке не так уж много шутки…

(Вот вроде бы ничего не соврал пан Отченашек и даже комплиментов наговорил, причём тактично, ненавязчиво, вскользь. А почему-то впечатление такое, что меня накормили тухловатой собачатиной…)

9.

На световом табло начал меркнуть один огонёк – левый верхний в четвёрке. Он медленно погаснет, потом так же медленно загорится снова. Потом тёмная ячейка правее него тоже загорится. И следующая. Правая верхняя, которая сейчас горит, сначала погаснет, потом загорится. Таким образом, получится верхняя рубиновая палочка цифры «3». Или буквы «З», с которой начинается слово «занудство».

Но это будет ещё не скоро.

10.

Прошло примерно пять лет, и наступил миг, с которого можно отсчитывать – хотя бы для меня лично – (используем нейтральное словосочетание) ход событий. Он наступил 311 тысяч 967 секунд назад и выглядел такой же вот вспыхнувшей рубиновой точкой.

Ещё он сопровождался звуком.

Противным звуком «ПиИиИ!»

Эту штуку мы все таскаем на руке. Она выглядит как часы и даже работает как часы. Но когда начальству надо, оно по защищённому каналу посылает нам вот этот противный звук. А на дисплее, где только что показывали текущее время и фазу луны (к примеру), высвечивается, чего же это начальство от нас, собственно, ждёт.

Ждёт оно, как правило, взаимопонимания.

По старой памяти штука называется «пейджер», хотя работает совсем по другому принципу. Мы не имеем права снимать её ни днём, ни ночью. Ни в постели, ни в могиле.

По ней нас можно засечь со спутника с точностью до пяти метров. С дрона – до сантиметра.

Я только что пришёл с лекций. Хожу пешком, потому что это быстрее, чем ездить. Хотя на стоянке под домом стоит «Роза-чико» – китайский «Феррари» ковылкинской сборки, который уже морально устарел, но за который я ещё не расплатился.

А может, уже и не стоит. Давно я под дом не заглядывал.

Мы живём в ёбнутом мире. Потому и сами такие.

11.

Дверь лифта закрылась за мной, я полез за ключами, но увидел, что дверь приоткрыта. Впрочем, Лиса часто забывает закрывать дверь. Лишнее движение, зачем?..

В левой руке у меня портфель, в правой – банка холодного чая «Абориген» с личжи. Я купил её в буфете у консьержа, потому что почувствовал – вот-вот заболит голова. «Личжихун» мне пока ещё помогает.

Пожалуй, это последнее, что мне помогает…

Дверь приоткрыта. Начинаем тактические учения.

Банка – это что: граната или дрон? Будь на моём месте Лиса, это была бы граната.

Значит, у меня дрон. Тактический, ближнего радиуса. Допустим, «У–2». Он как раз похож размерами и формой на трёхсотграммовую баночку. В люминевом кожухе две турбинки, которые держат его в воздухе, а вместо колечка, за которое дёргать, торчит на хоботке фасетчатый глаз. Ты лежишь, допустим, с большого бодуна, и тут к тебе по воздуху подплывает баночка пива и вопросительно этим глазом в твои кровью налитые заглядывает…

Запускаем дрон. Картинка пишется с лазерных очков непосредственно на сетчатку глаз.

Прихожая. Туфля налево и туфля направо… Мешок с мусором, что-то свисает через край. Куча чего-то в углу, давно хотел спросить, что это, но как-то забывается каждый раз.

Налево кухня, направо гостиная.

В кухню. У двери две коробки – одна из-под телевизора, другая из-под пылесоса. Или с пылесосом. Он хоть распакован? Полгода стоит… На нём дорожная сумка с оторванной ручкой. Не знаю, что в сумке. Это тоже неизменный пейзаж. Один стол в углу, на нём пистолет, горшки со цветами, маленький телевизор. Телевизор, естественно, включён.

(Что меня не перестаёт удивлять – цветы растут, как в джунглях. Лиса их даже не поливает, я уже не говорю о прочем. А всё равно – вот такенные уродливые кусты… Мутанты, наверное.)

Ещё сумка. Наверное, пустая. Валяется на полу уже недели три. Или больше.

У стены диван. С него свисает простыня. На этом диване я сплю, когда наказан.

Мойка забита посудой. Грязной, естественно. Посудомоечная машина сломалась ещё в прошлом месяце, и вот мы живём без посуды. Вызвать мастера? Для этого нужно найти паспорт от машины, там найти номер телефона сервиса…

«Миссия невыполнима-16».

Как обычно, приоткрыт холодильник. Холодильник тоже с телевизором. Телевизор включён.

Банка «У-2» (или это «Личжихун»? – я уже запутался…) заплывает в тёплое нутро холодильника.

Ню-ню…

Яйца-то хоть есть? Яиц нет.

Ладно, хорош брюзжать. Сажаю дрон в ячейку для пивных банок и вхожу сам.

Местность считается взятой под контроль, только когда её займёт пехота.

По телевизору показывали «Красную планету – 2». Тогда, в первый раз, у них что-то не заладилось с посадкой, а может, так было задумано для пущего драматизму – и теперь по пробитому следу они запустили второе шоу…

...

– Итак, событие, которым бредили лучшие умы человечества – свершилось! То, что мы видим на своих экранах, из-за задержки времени происходит двадцать минут назад, а это значит, что вот уже двадцать пять, нет, уже тридцать минут наши отважные ребята разгуливают по поверхности красной планеты. И первым человеком, чей след отпечатался на пыльной тропинке, стала Аэлита Гусева, лицо компании «Даймонд Констеллейшн», чьей продукцией охотно пользуются домохозяйки всего мира! Мы поздравляем Аэлиту и её генерального спонсора, теперь их имена золотыми буквами впечатаны во всемирную историю! Юрий Гагарин, Нил Армстронг и Аэлита Гусева, лицо компании «Даймонд Констеллейшн»! А вот следом за ней на красный марсианский песок спускается Паша «Бруненджи» Сипягин, наш общий любимец, за него подано уже более двух с половиной миллиардов СМС-сообщений, и учитывая то, что каждая эсэмэска на наш номер стоит девяносто девять евроцентов, один только Паша на сегодняшний день окупил шестую часть экспедиции! А ведь у нас впереди ещё целый год беспримерного, не имеющего аналогов в истории реалити-шоу «Красная планета – 2»! Вот мы видим, как ребята, взявшись за руки, исполняют какой-то дикарский танец, танец победы! Как они обнимаются! Да, жаль, что стекла шлемов мешают им, а то бы нам не миновать созерцания первого в истории марсианского поцелуя! Что? А, это мне режиссеры подсказывают, что есть картинка с борта межпланетного модуля «Поколение»! Так-так, что там у нас происходит? Вся пятерка оставшихся на орбите космонавтов приникла к огромным плазменным панелям фирмы «Эл-Джи», признанного лидера в развитии интеллектуальных технологий. Вот следящая камера показывает нам спины ребят… ага, откуда-то появилась бутылка шампанского! Так, это… вот нам показывают этикетку… ну разумеется, это «Абрау-Дюрсо», предоставленное нам торговой маркой «Абориген», лучшие алкогольные и безалкогольные напитки всех времён и народов! И вот мы видим, как Игорь Диев надевает на горлышко бутылки специальное приспособление, позволяющее разливать шампанское в невесомости, оно изобретено и сделано на заводе имени Климова, и, как мне сейчас сообщили, у них там разработано еще много всего интересного, что может заинтересовать не только космонавтов, но и многих потребителей на нашей с вами Земле: это кухонные комбайны, чайники, небьющаяся посуда… Вот бокалы полны, вы сами видите, это не обычные бокалы, а этакие непроливашки, из которых пьют через соломинку. Они тоже изготовлены на заводе имени Климова… Вот ребята чокаются, обнимаются – слышите их крики?… – и все-таки трудно пить шампанское через соломинку!.. Ага, а мы снова на Марсе, около посадочного модуля «Мирный». «Мирный», как вам известно, это название корабля русской полярной экспедиции, открывшей Антарктиду – но это также и восхитительный стиральный порошок, один из спонсоров полёта. «Мирный» – антарктическая чистота и белизна! Аэлита и Паша сейчас… вот-вот, мы с вами это видим… ввинчивают в марсианский грунт флагштоки и поднимают флаги – государственный российский и официальный флаг реалити-шоу «Красная планета». Вот ребята салютуют поднятым флагам… материал флагов изготовлен из фторорганического волокна «виолон», отличающегося невероятной износостойкостью, он предоставлен объединением «Стирол», основным поставщиком пластмасс на российском и европейском рынках. Согласно сертификату, фирма гарантирует десятилетнюю эксплуатацию флагов даже в невероятно суровых марсианских условиях, и в случае нарушения гарантийного срока она обязана за свой счет заменить изделие! Можете себе представить, насколько качественны, прочны и долговечны напольные покрытия или кровля, изготовленные на дочерних предприятиях «Стирола»! А вот ребята устанавливают вторую камеру, и скоро мы увидим сам «Мирный»… Да, вот сразу появляется картинка! Безупречно работает цифровой видеокомплекс «Абориген», весящий всего двенадцать килограммов, но позволяющий вести качественную цветную трансляцию с восьми точек и уверенно посылающий сигнал на спутник связи, висящий на стационарной орбите! Благодаря инженерам амбициозного российского концерна «Абориген», ведущего производителя бытовой и промышленной микроэлектроники, мы сейчас увидим, как наши первопроходцы выгружают из грузового отсека надувной домик «Крипс-плюс». В нем наши отважные ребята проведут три самые незабываемые романтические недели! Ага, вот Паша с помощью дистанционного пульта приводит в действие автоматическую лебедку, и из грузового отсека показывается серебристый кокон… он покачивается на стреле крана, опускается… вот ребята его подхватывают, укладывают на землю… то есть на Марс, конечно! Домик весит сто двенадцать килограммов, но на поверхности Марса его вес уменьшился до пятидесяти. Вот мы видим, как Паша с помощью специального инструмента «Бош» фиксирует основание дома к грунту, без этого нельзя, ветра здесь чудовищные… а Аэлита тем временем подсоединяет шланг… пошел воздух, вы видите, как раздувается этот сверток, через пять минут он превратится в полноценный домик в шестнадцать квадратных метров с креслами, диванами и даже душем…

...

– Господи… – прошептала Аэлита, выбираясь из распахнутого скафандра; где-то когда-то (пару жизней назад) она видела картинку: душа покидает мертвое тело, – так вот все то же самое, только то тело лежало на спине, а скафандр – пузом вниз. – Господи, Сипягин, как же от меня, наверное, воняет…

– Никогда не называй меня «господи», – сказал Сипягин, вытираясь полотенцем. Он стоял прямо перед камерой, голый. И полотенце держал так, чтобы виден был логотип «Армен Мэн», главного поставщика белья и одежды для экспедиции. – Иди ополоснись. Сразу как оживешь.

– О-по-лос-нись!..

Это был стон. Это был крик.

И все же. Надо встать и идти в душ. Очищающий крем-гель алоэ «Даймонд Констеллейшн» и влажная губка… Она ненавидела эту часть своего контракта, но ничего не могла поделать: приходилось мыться перед телекамерами. Потом кадры подмонтируют, но…

Против сессий в студии она никогда ничего не имела, а здесь было какое-то неприличное подглядывание. Хорошо, что она не законтрактовалась с «Тампаксом».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.