4

Подняться с постели на следующее утро стоило Роберте больших усилий. И отнюдь не потому, что она проспала. По правде говоря, она вообще почти не сомкнула глаз, проведя ночь в созерцании потолка и в раздумьях о том, что делать дальше.

Однако наступило утро, а Роберта, так и не сумев прийти к какому-либо решению, оказалась совершенно не готовой к наступающему дню. Да разве было это возможно, учитывая присутствие Франческо в доме и его намерение остаться в нем и дальше, невзирая на все ее доводы!

Надежда на то, что он передумает и уберется ночью, не дававшая ей покоя, развеялась в тот момент, когда за стеной спальни раздался шум включенного в ванной душа. Не прошло и нескольких мгновений, как предательские воспоминания об их любовных играх под струями горячей воды заставили Роберту спрятать голову под подушку.

Однако мучительные, болезненно-эротические образы, всплывшие в мозгу, никуда не исчезли после этого, заставив ее изо всех сил стиснуть зубы.

— Нет! — простонала Роберта, чувствуя, как нарастает желание в мгновенно вспыхнувшем жаром теле. — Нет, я не должна об этом думать!

Однако не думать «об этом» было невозможно, хотя она прилагала немыслимые усилия.

В начале их семейной жизни Франческо редко — если вообще когда-либо — принимал душ один. В утро их первой брачной ночи он поднялся раньше нее и, стараясь не шуметь, босиком прошел в прилегающую к спальне ванную. Как и сейчас, звук текущей воды разбудил Роберту. И, не в силах оставаться одна, страстно желая вновь увидеть Мужчину, ставшего для нее столь важным за такой короткий срок, она, как будто привязанная к нему некоей незримой нитью, последовала за ним.

Он был уже в кабинке. Пар от горячей воды сконденсировался на стенках, делая их непрозрачными. Тогда Роберта чуть приоткрыла дверцу, собираясь лишь заглянуть внутрь. Легкий сквозняк привлек его внимание, заставив обернуться. Крайне смущенная тем, что ее поймали с поличным за подглядыванием, она собралась ретироваться, но Франческо весело рассмеялся.

— Доброе утро, моя маленькая жена, — ласково сказал он. — Неужели ты не можешь расстаться со мной даже на минуту?

И когда потерявшая дар речи Роберта кивнула, на его лице появилась широкая, триумфальная, высокомерно-довольная улыбка.

— Мне это нравится. — В его голосе звучала хрипотца. — Очень нравится.

Франческо шире открыл дверцу и, схвати Роберту за руку, затащил прямо под падающие сверху струи воды. В считанные секунды тонкий шелк ночной сорочки промок насквозь, прилипнув к ее телу, как вторая кожа, и став почти прозрачным.

Какое-то время Франческо удовлетворялся тем, что водил ладонями поверх мокрого материала по всем ее округлостям, и тепло его рук добавлялось к теплу стекающей по телу воды. Потом, почувствовав, как, бесстыдно набухнув, отвердели соски Роберты, он наклонил голову и начал жадно сосать их сквозь шелк, от чего по всему ее телу прошла горячая волна наслаждения. Но очень быстро это перестало доставлять ему удовольствие. Стянув ночную сорочку и сбросив ее на пол, Франческо прижал Роберту к стенке душевой кабинки и просунул ладонь между ее ног…

— Нет! Нет! — вновь простонала Роберта и, швырнув подушку в стену, вскочила с кровати, слишком разгоряченная воспоминаниями, чтобы по-прежнему пребывать в неподвижности.

Оказавшись на ногах, она начала мерить комнату беспокойными шагами в бесплодной попытке взять себя в руки, как вдруг услышала звук закрывающейся в дальнем конце коридора двери. Затем раздались шаги, проследовавшие мимо ее двери к лестнице, ведущей вниз, в основную часть дома.

Очевидно, Франческо полагал, что вскоре она тоже спустится и займется обычными утренними делами. В самом деле, нельзя же прятаться здесь все утро. С другой стороны, Роберта не представляла, как встретится с ним лицом к лицу.

На то, чтобы привести себя в порядок, ушло немало времени. Принятие душа оказалось суровым испытанием: очередное напоминание о некогда происходивших здесь бурных любовных сценах невольно вызвало у Роберты слезы. Не зная, кого ей больше винить во всем происшедшем — Франческо, судьбу или себя саму, — она открутила до отказа кран с холодной водой.

Секунд через пять все эротические воспоминания полностью вылетели из ее головы. Дрожа от холода, Роберта схватила полотенце и растерлась докрасна.

Зато теперь, по крайней мере, она привела мысли в порядок. Разум был столь же холоден, как и тело. А натянув водолазку и поношенные, знававшие лучшие дни джинсы, Роберта почувствовала себя много увереннее как физически, так и морально. Довольно небрежно причесав волосы, она завязала их в хвост и не стала обращать внимания на такие мелочи, как косметика. С высоко поднятой головой и выпрямленной спиной, она спустилась по лестнице, готовая достойно встретить любое едкое или ироническое замечание Франческо.

Однако, к ее величайшему изумлению, войдя в кухню, она нашла Франческо совершенно не в том настроении, на которое рассчитывала. Развалившись в кресле, стоящем возле большого дубового стола, и вытянув перед собой длинные ноги, он сосредоточенно изучал финансовый раздел одной из толстых воскресных газет. Одетый еще более небрежно, чем она, босой, с отросшей за ночь на волевом подбородке щетиной, Франческо явно не позаботился о том, чтобы хоть сколько-нибудь привести себя в порядок.

— Доброе утро…

Она выглядит так, будто готовилась к схватке или к какому-либо другому суровому испытанию, подумал Франческо, бросив косой взгляд на замешкавшуюся в дверях Роберту. Агрессия так и сочилась из нее, насыщая атмосферу кухни напряжением.

Было видно, что спала она не лучше него самого. Под прекрасными глазами залегли синевато-серые тени от усталости, а великолепные волосы были с нарочитой небрежностью стянуты в хвост. Он прекрасно знал, что это означает: никаких глупостей!

— Доброе утро, — равнодушно отозвался Франческо, не отрывая взгляда от газетной страницы.

Что бы она подумала, если бы узнала, что строчки сливаются перед глазами, и тем сильнее, чем больше он старается разглядеть их? Оставалось только надеяться, что Роберта не заметит, скольких усилий стоит ему не смотреть на нее, не думать о скрытых под одеждой великолепных формах, о сводящем с ума аромате прекрасной кожи.

К тому же неужели она не понимает, как кружат голову любому мужчине, у которого в венах кровь, а не вода, эти по-школьному зачесанные назад волосы? Они лишь будили в нем почти непреодолимое желание развязать ленту, распустить шелковистые пряди по плечам, погрузить в них пальцы, ощутить их тонкость и мягкость…

Нет! Франческо судорожно вцепился в газету, и строчки заплясали перед глазами сильнее. Черт побери, он не должен думать об этом!

Вчера днем он позволил себе предаться мечтам, и к чему это привело? К попытке завалиться с ней в постель, совершенно не думая ни о разумности этого поступка, ни о возможных его последствиях.

Да, следовало честно признать, что его поведение было совершенно безрассудным. Или что в нем в гораздо большей степени проявились самые примитивные стороны его натуры.

Тогда какого черта, например, он не нашел времени на то, чтобы одеться подобающим образом вместо этого халата, под которым были лишь спортивные трусы? Ведь ему хорошо известно, что в присутствии Роберты ручаться за реакцию своего тела никак нельзя, оно могло предать его в любую минуту.

Однако Франческо спал так плохо, что, когда окончательно отказался от всяких попыток хоть немного отдохнуть и заставил себя принять душ, все его мысли были лишь о чашке горячего крепкого кофе.

— Если хочешь кофе, там еще осталось, — произнес он с беззаботностью, которой отнюдь не испытывал.

— Спасибо.

А что тут еще можно было сказать? Приготовившись к столкновению или, по крайней мере, к обмену ничего не значащими любезностями, Роберта была совершенно сбита с толку его почти безразличной реакцией на ее появление. После безобразной вчерашней сцены в спальне, она не смогла себя заставить спуститься вниз даже для того, чтобы поесть. Вместо этого, застелив кровать свежим бельем, бездумно смотрела на экран стоящего в спальне телевизора до тех пор, пока не услышала, как Франческо, выключив внизу свет, поднялся по лестнице в свою комнату.

— А ты… ты хочешь еще?

— Не откажусь.

Появившаяся из-за газеты рука протянула ей чашку. Франческо даже не удосужился оторваться от чтения.

— Спасибо, — коротко поблагодарил он, когда Роберта взяла у него чашку.

— Не стоит благодарности, — пробормотала она, отчаянно борясь с желанием наполнить ее до краев и швырнуть вместе со всем содержимым ему в голову.

Это показалось ей настолько нелепым, что, не сдержавшись, Роберта рассмеялась. Всю эту ночь она страстно желала, чтобы Франческо никогда больше не появлялся в ее жизни, чтобы оказался где угодно, но только не здесь, страшилась момента, когда придется встретиться с ним лицом к лицу.

Тогда почему же сейчас ее настолько злит то, что он не обращает на нее никакого внимания? Разве она не хотела этого? Ведь так ей должно было быть гораздо удобнее и легче.

— Что тут смешного?

Вопрос Франческо застал ее врасплох.

— Что?

Газета зашуршала. Наконец-то опустив ее, он взглянул Роберте в лицо.

— Ты рассмеялась, — спокойно пояснил Франческо. — Интересно, что тебя так развеселило.

— Ничего особенно, так, мои мысли.

Постаравшись выглядеть как можно непринужденнее, Роберта понадеялась, что преуспела в своем намерении. Но острый, пронизывающий насквозь взгляд Франческо развеял ее надежды.

— Я вспомнила передачу, которую видела вчера вечером по телевизору, — быстро нашлась она и облегченно вздохнула, когда он ироде бы поверил.

По крайней мере, никаких комментариев с его стороны не последовало. Пожав плечами, Франческо вновь углубился в чтение газеты.

— Это была комедия, — пояснила Роберта непонятно для чего. — Очень смешная.

— По всей видимости.

Его замечание, сделанное сухим тоном, дало ей понять, насколько глупо она выглядит. И Роберта сосредоточила все свое внимание на приготовлении кофе. Однако, как ни странно, даже такое ранее выглядевшее простым занято показалось ей неожиданно трудным. Она никак не могла решить, что наливать в чашку первым — кофе или молоко. Не в силах выбрать, Роберта замерла в нерешительности.

— Я предпочитаю черный. — К ее крайнему смущению, Франческо словно почувствовал ее состояние, хотя по-прежнему не отрывал глаз от газеты. — Я говорю о кофе… Мне — черный.

— Сама знаю! — От ощущения крайней неловкости голос ее прозвучал неожиданно зло. — Я помню, — добавила она мягче, пытаясь сгладить впечатление. — Прошло не так уж много времени.

— Да, не так уж много.

Интонация, с которой он это произнес, резанула Роберту как ножом, унеся с собой последние остатки недавнего веселья. Резким, неуклюжим движением она поставила чашку возле локтя Франческо, не обращая внимания на то, что часть кофе выплеснулась на стол.

Затем, не в состоянии сидеть без дела, Роберта вскочила и, открыв буфет, вытащила оттуда тостер, который поставила на стол с громким стуком.

— Как насчет тостов?

Франческо снова не удосужился оторваться от своей газеты, что выглядело с его стороны почти как грубость.

— С удовольствием.

Слава Богу, он наконец-то начал приходить в чувство. Еще немного — и можно будет без опасения встретиться с ней взглядом, не выставляя при этом себя полным идиотом. Потому что он твердо решил не повторять прежних ошибок. Стоило ему вчера дать волю чувствам — и чем это все закончилось? Он оказался в глупейшем положении.

Представив себя в постели с Робертой, Франческо внутренне содрогнулся. В той самой постели, в которой она совсем недавно лежала с крысой Сайласом, и Бог знает, сколько времени продолжалась их связь! Нет, больше такого не должно повториться.

Однако что же ему теперь делать?

Он приехал сюда с целью урезонить Роберту, уговорить ее не разрушать их брак, еще раз попробовать жить вместе. Разумеется, это было бы нелегко, обстоятельства их разрыва позволяли думать, что она до сих пор обижена на него. Однако разве можно было предположить, что у нее уже есть любовник!

Этой ночью Франческо поклялся себе, что не останется здесь ни единой лишней минуты, что с рассветом возьмет свои вещи и улетит обратно на Сицилию, отряхнув со своих ног прах Лондона и этого дома. Однако недостаток сна и нужда в крепком кофе задержали его — и вот результат. Вот что из этого вышло.

Идиот! — выругал Франческо самого себя, вспомнив о непроизвольной мгновенной реакции тела на появление Роберты в дверях. Взгляни фактам в лицо!

Он оказался не в состоянии уйти из этого дома, не оглядываясь, как собирался. Роберта Бальони, в девичестве Роберта Стаффорд, надежно опутала его сетями своего обаяния. И чем энергичнее он старался выбраться из них, тем сильнее запутывался. Так что же все-таки ему со всем этим делать?

Разумеется, после случившегося вчера вероятность того, что Сайлас вернется, была невелика. Однако Франческо предпочел бы быть в этом абсолютно уверенным. Если бы можно было придумать какой-нибудь способ увезти ее с собой, на Сицилию…

— Один кусок или два? С маслом или с маргарином?

Полностью поглощенный своими мыслями Франческо не обратил внимания на появившиеся в голосе Роберты металлические нотки.

— Два, пожалуйста. С маслом, и…

Какой-то предмет, ударившись о газету, упал на пол, заставив его резко опустить разделявшую их преграду и в первый раз по-настоящему взглянуть в искаженное яростью лицо Роберты.

— Найди себе другую прислугу! — сердито воскликнула она.

— Прислугу?

Франческо с подчеркнутым вниманием изучил следы, оставленные на газете запущенным в него предметом. Пятно было большим и жирным с прилипшими к нему крошками тоста и .. Коснувшись пятна кончиком пальца, Франческо попробовал его на язык.

— Лимонный джем! Давненько я его не пробовал!

Это было известно Роберте слишком хорошо. Собственно говоря, именно лимонный джем оказался последней каплей, заставившей ее окончательно потерять самообладание и швырнуть в него приготовленным тостом — в надежде заставить наконец высунуть голову из-за служившей ему щитом газеты.

— Что ж, твоя доля на полу! — заявила она, указывая пальцем на кусок поджаренного хлеба, лежащий, как и следовало ожидать, маслом — и джемом — вниз. Ей страстно хотелось вывести его из себя, спровоцировать на ответные неадекватные действия.

— Похоже на то, что ты сегодня не в настроении.

К крайнему ее разочарованию, Франческо остался совершенно невозмутимым. Более того, судя по промелькнувшей во взгляде усмешке, ситуация скорее забавляла его, что разозлило Роберту еще сильнее.

— В чем дело? Может, ты просто… Как это там в вашей странной поговорке говорится?.. А, встала не на ту ногу?

— Встала не с той ноги, — прошипела она с сквозь зубы. — И тебе это прекрасно известно! Ты говоришь по-английски почти в совершенстве, так что перестань строить из себя чертова сицилийца! И заруби себе на носу: я не встала не с той ноги!

— Тогда в чем же дело? О Боже… — Внезапно его взгляд стал серьезным, лишенным малейшей тени насмешки. — Извини. Я вел себя нетактично.

— Как тебя понимать?

От такой смены поведения у Роберты едва не закружилась голова. Может быть, ей почудилось? Может быть, она принимает желаемое за действительное? Неужели в его взгляде действительно промелькнуло сострадание?

— Как же я не догадался! Ты ведь должна переживать из-за Сайласа.

— Переживать… из-за Сайласа? Я? — В первый момент Роберта даже не сообразила, что именно он имеет в виду, и только потом догадалась. — Ничего подобного! Я даже рада, что он убрался отсюда.

Но, заметив его вновь посуровевший взгляд, она поняла все. Франческо искренне полагал, что Сайлас был ее любовником, и то, что она легла с ним в постель, подразумевало для него наличие нежных чувств. Полное безразличие Роберты к исчезновению своего партнера по постельным утехам сильно роняло ее в глазах мужа, свидетельствовало в лучшем случае о ветрености, а в худшем — о развратности.

Но почему же в худшем?

Разве было бы лучше, если бы Франческо узнал правду? Все о чувствах и мыслях, заставляющих Роберту вести себя именно так, а не иначе? Разве не было бы ей гораздо труднее, если бы он узнал, что в тот самый момент, как она вошла в кухню, все для нее словно само собой вернулось к своеобычности их совместного проживания?

Впечатление было такое, будто болезненной разлуки не существовало вовсе. Во время их недолгой семейной идиллии такие неспешные завтраки вошли у них в обыкновение. В те бездумные дни, по-идиотски влюбленная в своего мужа, Роберта считала за счастье наливать ему кофе и поджаривать хлеб. И этим утром она как будто вернулась к своей прежней роли, поэтому, намазав тосты маслом, машинально достала лимонный джем, так любимый Франческо.

Однако ей вовсе не хотелось вспоминать о тех днях, а еще меньше хотелось, чтобы он понял, что она о них все еще помнит, что до сих пор невольно думает о себе как о его жене.

— Скатертью дорога! — патетически воскликнула Роберта, подтверждая заявление энергичным взмахом руки.

— Осторожнее…

Однако предупреждение Франческо опоздало. Роберта задела кофейник, который упал на пол и разбился на множество осколков, расплескав содержимое по полу.

— Позволь мне…

Прежде чем она успела возразить, Франческо поднялся из своего кресла. В одно и то же мгновение они нагнулись к осколкам… и замерли, глядя друг на друга.

— Франческо… — Не в силах ничего с собой поделать, Роберта протянула руку, желая всего лишь коснуться его, попытаться преодолеть разделяющую их бездонную пропасть. — Пожалуйста…

Какое-то мгновение ей казалось, что он ответит на этот жест, но в следующую секунду, к своему ужасу, увидела, что взгляд Франческо разительно изменился. Стал холодным как лед и твердым, как полированный гагат.

— Я сам займусь этим. — Вот все, что он удосужился произнести, но сухой тон его голоса говорил сам за себя.

Какая нелепость! — раздраженно подумал Франческо. Ведь он твердо решил соблюдать дистанцию, знал, что если будет держаться от Роберты подальше, то сможет контролировать себя. Необходимо было избегать искушения оказаться настолько близко, чтобы ощутить легкий цветочный запах ее шампуня, увидеть темные круги вокруг прекрасных глаз. И вот уже сердце его забилось быстрее, пульс участился. Необходимо взять себя в руки, и как можно скорее!..

Неужели так будет всегда? — подумала Роберта, чувствуя себя совершенно несчастной. Неужели она навсегда останется столь чувствительной к присутствию Франческо, к теплу и запаху его тела? Вчера, в его объятиях, ей показалось, что ее место именно там, что другого просто не может быть.

Однако на место в объятиях Франческо, как и в его жизни, прав у нее больше не было, если они вообще когда-либо существовали. Он никогда не любил ее по-настоящему, для него их брак был чисто коммерческим предприятием, способом поскорее достичь своей цели.

Не в силах больше выносить близости Франческо, она рывком поднялась.

Он смотрел на нее, не пробуя удержать или хотя бы коснуться в ответ. И Роберта не могла понять, радует ее это или огорчает.

— Сейчас приготовлю еще, — сказала она, хватаясь за любую возможность, лишь бы чем-то заняться, и открыла дверцу холодильника. — О Боже, молока-то нет! — Она совершенно забыла, что Франческо пьет только черный кофе, и изображала деловитую сосредоточенность, лишь бы не обнаружить царящей в душе паники. — Но не беспокойся. Наверняка к этому времени молоко уже доставили.

Роберта очень надеялась, что, пока дойдет до двери, успеет хоть немного опомниться и успокоить учащенное сердцебиение.

Ничто больше не предвещало каких-либо неприятных сюрпризов. Не было никаких признаков, свидетельствующих о чем-то необычном, выбивающемся из повседневности. Ни топота ног, ни звука голосов. В общем, обычное субботнее утро, когда на улицах можно встретить лишь людей, прогуливающих собак или вышедших купить утреннюю газету.

Поэтому, открывая дверь, Роберта оказалась совершенно не готова к представшему ее глазам столпотворению…

5

Первое, что ее ошеломило, был свет. Неожиданные, яркие вспышки, похожие на разряды молний, только без следующих за ними раскатов грома. И странные звуки — щелканье и жужжание, источники которых были ей непонятны.

Вспышка! Щелчок! Вспышка!

А потом настала очередь голосов.

— Роберта, сюда, милочка!

— Мисс Стаффорд, встаньте, пожалуйста, вот тут!

— Роберта, не могли бы вы сказать несколько слов?

Она замерла как вкопанная возле стоящей на крыльце бутылки молока, щурясь от очередной серии фотовспышек.

— Так что же, Роберта, это действительно правда?

— Неужели вы на самом деле… — Конец фразы утонул во внезапно возникшей суматохе, когда кто-то из толпы выдвинулся было вперед, но был отпихнут в сторону.

— Роберта, улыбнитесь!

Неясные силуэты, мелькающие перед глазами, начали приобретать более-менее четкие очертания, хотя вся ситуация в целом по-прежнему была лишена для нее всякого смысла.

Фоторепортеры, сотни фоторепортеров — так, по крайней мере, показалось Роберте поначалу. Толпа мужчин и женщин, стоящих и сидящих на корточках. Некоторые даже принесли с собой стремянки, чтобы занять наиболее выгодную позицию и обеспечить наилучший обзор. В руках у многих странные предметы, в которых угадывались микрофоны, виденнные Робертой на телевизионных интервью… и фото — и кинокамеры!

— Давайте, дорогуша… смотрите сюда!

— Улыбнитесь, разве вам трудно? В конце концов он, должно быть, стоит миллионы…

— Кто… кто вы такие? — попыталась выяснить Роберта, но никто и не думал отвечать ей.

— Так где вы с ним познакомились?

— Как долго это длится? Когда вы планируете сделать официальное заявление?

Слово «заявление» прозвучало столь многозначительно, что, казалось, будто его написали большими жирными буквами прямо в пищухе, а не всего-навсего произнесли.

— Какое еще заявление? О чем?

— Перестаньте, Роберта, к чему это? Не стоит темнить…

Нельзя было не почувствовать, что общая атмосфера стала из дружеской какой-то совсем другой, находящейся на противоположном конце эмоционального спектра. Роберта ощутила неуверенность, даже страх… Ей начало казаться, будто перед ней толпа линчевателей. По всей видимости, собравшимся здесь людям даже и в голову не приходило, что она действительно не имеет ни малейшего представления о том, что они тут делают.

Схватив бутылку молока и крепко прижав к груди на манер щита, Роберта остановила взгляд на стоящей в переднем ряду женщине и попыталась улыбнуться.

— Может, вы мне скажете, что здесь происходит?

Однако если она думала, что нашла себе союзника, то сильно ошибалась.

— О, бросьте, Роберта! Не будьте такой робкой! Теперь о вашей тайне известно всем. Вы и Великолепный сицилиец — фигуры публичные. Так что же все-таки это значит — быть очередной избранницей Божественного Франческо?

Франческо. Это имя возымело свое действие, даже несмотря на то, что Роберта по-прежнему ничего не понимала.

Божественный Франческо. Великолепный сицилиец. Эти прозвища были ей знакомы, она часто видела их в газетах еще до того, как познакомилась с Франческо. Разделы светской хроники, колонки сплетен, журналы, специализирующиеся на знаменитостях, — все они изобиловали историями о Великолепном сицилийце и его любовных похождениях. Эти истории преследовали Роберту все время ее карикатурного замужества — нельзя было открыть газету или включить телевизор без того, чтобы не узнать о нем что-либо новенькое.

Она могла бы сказать репортерам, что все они идут по ложному следу. Что женщины, с которыми Франческо появлялся на публике, служили лишь прикрытием, своего рода отвлекающим маневром. Он просто создавал видимость множества любовных связей для того , чтобы отвлечь внимание прессы от своей настоящей жизни — и такая тактика, похоже, срабатывала, потому что никто, даже Роберта, ни о чем не догадывался.

— Но это не так! — возразила она, приходя в ужас от того, что они, по всей видимости, думали. — Я вовсе не…

— Перестаньте валять дурака, Роберта! Мы все знаем. Так где же он сам?

— Я здесь!

Раздавшийся позади нее голос был холоден, спокоен и расчетливо резок, и он обеспечил Франческо напряженное внимание толпы и полную тишину. В то же самое время на плечи Роберты осторожно, но уверенно легли две сильные руки.

— Так что вы хотели узнать? Воцарившаяся было тишина взорвалась выкриками журналистов, жужжанием и щелканьем камер, вспышками фотоаппаратов. Толпа, подавшись вперед, хлынула на ступеньки, заставив Роберту невольно податься назад, однако руки Франческо удержали ее на месте.

— У вас есть пять минут.

Позднее Роберта пыталась восстановить в памяти, длилось ли это действительно пять минут. Лично ей показалось, будто прошла целая жизнь. Жизнь, заполненная яркими вспышками фотокамер, гулом голосов, громогласно задающих вопросы, которые она почти не понимала.

Франческо отвечал на вопросы, и ответы его были так же лживы, как и то, что он сообщил вчера Сайласу. С доверительной интонацией в голосе Франческо поведал о «головокружительном романе», о том, что был буквально «нокаутирован», вызвав смех у жадно слушающей аудитории.

Открыв рот, чтобы возразить, Роберта почувствовала на своих плечах сильное, болезненное нажатие его рук, свидетельствующее о том, что муж прочел ее мысли и не желает, чтобы они были высказаны вслух.

Желание взбунтоваться на виду у всех появилось внезапно и так же внезапно исчезло. Смысл происходящего начал понемногу доходить до нее, хотя детали по-прежнему ускользали.

Каким-то образом у репортеров создалось впечатление, будто они с Франческо влюбленная парочка. И те просто не могли упустить сенсацию. Откуда они взяли подобную ерунду, Роберта не имела ни малейшего понятия. И еще она никак не могла понять, почему Франческо решил подыграть репортерам, а не послал их к черту…