3

Что, черт побери, я делаю! — раздраженно спрашивал себя Франческо, понимая, что хуже просто ничего нельзя придумать.

Обнимать Роберту представлялось ему глупейшим и безумнейшим поступком из всех, которые только можно было совершить, и он крайне сожалел об этом.

Хотя действительно ли сожалел?

Если разум настоятельно советовал быть как можно осторожнее, то эмоционально Франческо не испытывал ни малейшего неудобства.

Достаточно плохо было уже то, что, когда Роберта наткнулась на него там, внизу, ему пришлось принять ее в свои объятия. Впрочем, тогда он точно знал, что делает, всей кожей ощущая присутствие этой крысы Сайласа, стоящего рядом и следящего за каждым их движением. Поэтому каждое движение было рассчитано на то, чтобы произвести на непрошеного наблюдателя максимальный эффект.

Однако это произвело эффект и на него тоже, да еще какой! Невозможно сжимать такую женщину в объятиях, ощущать бархатистость теплой кожи, обонять приятный, чистый запах ее тела и избежать естественной для мужчины реакции. Даже сейчас, при одном воспоминании об этом моменте, при мысли о том, что было между ними когда-то, Франческо почувствовал внезапный прилив возбуждения.

Как легко было бы взять ее на руки, положить на кровать, наклониться…

— Франческо… — В голосе Роберты, несколько неуверенном, звучал не выраженный и словах вопрос: что, собственно говоря, он делает?

А действительно, что он делает?

Держит Роберту в объятиях, о чем мечтал, чего так жаждал последние шесть месяцев. Щека его касается шелковистых волос, теплое дыхание Роберты щекочет кожу. Произноси слова, она почти дотрагивалась губами до по шеи. Еще чуть-чуть — и они коснутся, приласкают…

— Франческо, пожалуйста…

Эта еле слышная мольбы дала знать, с какой силой, хотя и неосознанно, Франческо стиснул Роберту в своих объятиях, чуть не ломая хрупкие ребра, не давая ей дышать.

— Извини, — пробормотал он, но так и не отпустил ее от себя.

Лишь на мгновение ослабив объятия, Франческо вновь тут же сжал Роберту так яростно, что заставил ее резко вскинуть голову, чтобы взглянуть на него широко раскрытыми от изумления зелеными глазами.

— Нет, я не желаю извиняться, — произнес он хриплым, срывающимся шепотом. — Знаешь ли ты, как долго я хотел этого? Мечтал об этом?

Губы Франческо оказались так близко, что Роберта ощущала на себе его прерывистое дыхание и вдруг почувствовала непреодолимое желание завладеть ими. Как будто прочитав ее мысли, он наклонил голову и легко коснулся ее рта.

Тотчас же по телу Роберты прокатилась сладостная волна. Губы раскрылись в неосознанном, инстинктивном желании.

— Роберта…

Франческо привлек ее к себе. И с тихим горловым стоном она в жадном нетерпении прижалась к нему сильнее.

Ей хотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. Изголодавшееся тело впитывало забытые уже ощущения, как высохшая земля — долгожданную дождевую влагу. И когда его руки скользнули кверху, Роберта инстинктивно отстранилась, открывая доступ к своей груди. Но Франческо неожиданно остановился, и у нее вырвался стон, в котором слышалось разочарование и мучительное желание.

— Шшш… все в порядке, — прошептал он и, осторожно отведя упавшие на ее лицо пряди волос, покрыл его легкими ласковыми поцелуями, становившимися, однако, с каждым разом все настойчивее.

Почувствовав его пальцы на пуговицах своей блузки, Роберта затрепетала от предвкушения. И, прежде чем Франческо обнажил ее грудь, соски отвердели, а лицо и шею залила краска пульсирующего внутри желания.

Взгляд его был столь страстен, а прикосновения так нежны, что Роберта чуть не задохнулась от желания и сладостной боли. Сам Франческо совершенно не пытался скрывать собственной эмоциональной реакции. Ни один мужчина, кроме него, не ласкал ее подобным образом, да она и не думала, что когда-нибудь захочет этого. И все же, когда он рухнул в ближайшее кресло, усадив Роберту к себе на колени, и его теплое дыхание коснулось обнаженной кожи, ее наполнил такой водоворот чувственных ощущений, что не оставалось ничего другого, как только сжать его голову в ладонях и притянуть к своей жаждущей ласки груди.

Но Франческо, казалось, лучше знал, чего именно хочет Роберта. Проследив губами линию шеи, он помедлил у ее основания до тех пор, пока сердце молодой женщины не затрепетало, а тело не задрожало от нестерпимого желания.

Потом, взяв одну из грудей в ладонь, он нежно потер большим пальцем отвердевший сосок, заставив Роберту застонать. Но стон этот быстро замер — склонив голову, Франческо уже заключил упругий сосок во влажном раю своего рта.

Роберта, успевшая уже подзабыть о существовании подобных ощущений, подобного желания и сладостной муки — таких насыщенных, непреодолимых, настолько неподдающихся контролю разума, — непроизвольно вцепилась ставшими вдруг непослушными пальцами в его волосы, чувствуя бешеное биение своего сердца, как будто стремящегося вырваться из грудной клетки.

Сладострастная мука, испытанная ею за то долгое время, что Франческо ласкал губами сначала одну, а потом другую грудь, сломала последние эмоциональные барьеры. Мужчина, который не любит, не был бы способен на такую ласку и никогда не возбудил бы ее до такой степени, если бы Роберта в свою очередь не любила его.

Наконец Франческо поднял голову и, щекоча ей шею своим дыханием, хрипло произнес.

— Боже мой, женщины лучше, чем ты, у меня никогда не было. Это что-то невообразимое!

Она почувствовала, как он содрогнулся, и сама обняла его извечным жестом, символизирующим женскую силу и сопереживание, говорящим о понимании того, что в ее руках он слаб и беззащитен, как маленький ребенок. Но в то же самое время прижавшаяся к нему и словно заряжающаяся от его возбуждения женщина, жаждущая и требующая удовлетворения, вызывала внутри него требующую разрешения боль.

Слегка отстранившись, Франческо снял пиджак и рубашку. Грудь его была широкой и загорелой, на руках рельефно проступали мышцы, по которым так и хотелось пройтись пальцами. Роберта могла видеть темные волосы, вертикально пересекающие торс и, постепенно сужаясь, уходящие под пояс брюк.

— Перестань смотреть на меня так, — нервно сказал Франческо и, вновь заключив ее в объятия, яростно поцеловал. Вздымающаяся от неровного дыхания мощная грудь возбуждающе сдавливала мягкие округлости ее собственной.

Окутанная невидимым покрывалом томительного блаженства и почему-то немного смущенная, Роберта сидела неподвижно, пока он раздевал ее, оценивающим и восхищенным взглядом следила за тем, как он раздевался сам. Потом Франческо поднял ее с кресла, осторожно перенес на кровать и лег рядом.

Инстинктивно Роберта потянулась, желая коснуться его. Взяв ее руки в свои, он покрыл их страстными, но в то же время нежными поцелуями.

— Нет, подожди еще. — Голос его звучал неровно. — Я уже успел забыть, насколько ты прекрасна. Вернее, помнил, но боялся того, что воображение играет со мной плохие шутки, и говорил себе: этого не может быть.

Его била дрожь, которая передавалась и ей. Не отпуская рук Роберты, Франческо нагнулся и поцеловал плоский, прекрасной формы живот.

Потрясенная всплеском чувственных ощущений, вызванных этим поцелуем, она вскрикнула, но горящее огнем тело по-прежнему предлагало себя для все более и более интимных ласк.

Пока Роберта прислушивалась к знакомым эмоциям внутри себя, вновь привыкая к ним, Франческо, отпустив ее руки, положил ладонь на мягкий холмик, сосредоточение женственности. Другая его рука скользнула под нее, в то время как губы, не спрашивая никакого позволения, жадно искали все новые и новые интимные уголки.

Почувствовать его руки там, в самом интимном месте своего тела, было блаженством, казавшимся почти непереносимым. Она шептала его имя, ей хотелось касаться его, полностью, утонуть в нем. И Франческо, покрыв Роберту поцелуями и прижав к себе, осторожно, но решительно вошел в нее.

Догадывался ли он, как ей было страшно, как боялась она вновь предоставить свое тело для физического обладания собой? Роберта испуганно посмотрела на него, но он только прошептал:

— Все в порядке Я не собираюсь заставлять тебя что-либо делать. Если хочешь, чтобы я прекратил, только скажи.

Хочет ли она, чтобы Франческо прекратил? Роберта чувствовала, как он движется внутри нее, и постепенно неуверенность уступила место потоку знакомых, столь долгожданных ощущений.

Она чувствовала тяжелое, неровное биение сердца Франческо, слышала его хриплое, прерывистое дыхание, воспринимала растущее возбуждение его тела, эхом отдающееся в ее собственном. Охваченная все нарастающим желанием долгожданного высвобождения Роберта, отчаянно мотая головой из стороны в сторону, впилась ногтями в спину Франческо и выгнулась ему навстречу, заставляя ускорить и без того быстрый ритм, кроме которого для нее сейчас во всем мире не существовало больше ничего.

Понимая, что состояние столь интенсивного возбуждения не может длиться долго, Роберта умоляюще вскричала. И хотя в неразборчивых звуках нельзя было уловить никакого смысла, они говорили обо всем.

Неожиданно она очутилась в том блаженном раю, в котором уже и не мечтала побывать, испытав при этом такой восторг и потрясение, что на глазах ее выступили слезы. И когда Франческо обессиленно рухнул рядом, у нее хватило сил только на то, чтобы уткнуться лицом ему в грудь и неподвижно замереть.

Некоторое время спустя Франческо осторожно повернул Роберту к себе лицом, запечатлев на ее устах долгий и нежный поцелуй. Тело ее было полно какой-то кошачьей истомы и насыщенности, достичь которых, как она полагала, не дано было никому.

— Как мне хотелось провести эту ночь с тобой, — нежно произнес Франческо. — Хотелось проснуться, держа тебя в объятиях, и знать, что все это не сон, не мечта о невозможном.

Почувствовав, как обмякло в его объятиях тело Роберты, Франческо посмотрел на нее. Все это пришло так неожиданно, как будто помимо его воли, — внезапное желание, страсть, переполнившие его эмоции.

Он понимал, что действовал слишком поспешно, вероятно даже воспользовавшись ее смятением, моментом наибольшей уязвимости, и именно это позволило ему вовлечь ее в отношения, гораздо более интимные, чем она, возможно, сама хотела.

С приглушенным полусмехом-полустоном Франческо широко раскинул руки, ощущая давно забытое блаженство обладания женщиной, лучше которой не было для него никого на свете. Да, наверное, и не будет… И замер, нащупав рукой что-то холодное, твердое, металлическое.

— Что за черт?

Это было спрятано под подушкой, высовывалась лишь малая часть цепочки. Вытянув ее, он повернул голову, чтобы рассмотреть получше.

Цепь. Толстая, тяжелая цепь с висящим на ней круглым золотым медальоном.

Мужская цепь.

Как раз такая, какую можно было представить на этой крысе Сайласе.

Кроме того, вновь повернув голову, Франческо уловил тяжелый мускусный аромат лосьона после бритья, которым до сих пор пахла наволочка подушки. Он немедленно узнал этот запах, стоявший в воздухе еще там, внизу, когда Сайлас прошел мимо него к двери. Разгоряченная до этого кровь словно застыла в его жилах. Всякое желание пропало моментально, сменившись холодной яростью, горьким пониманием того, что ему изменили.

— Франческо…

Роберта заметила происшедшую в нем перемену, да и как можно было не заметить? Ее руки замерли на его груди, вопросительный взгляд остановился на внезапно изменившемся лице Франческо.

— Что с тобой?

Он ничего не ответил, просто не смог выговорить ни слова и только поднял руку с зажатой в ней цепью.

Вся кровь отлила от лица Роберты, сразу ставшего пепельно-серым. Резко отпрянув, она неловко от поспешности соскочила с кровати.

Франческо чувствовал себя отвратительно: униженным, оскорбленным и взбешенным. Повернувшись длинным стройным телом, он спустил ноги по другую сторону кровати и поднялся с искаженным от ярости лицом.

— Чья она?

Спрашивать, разумеется, не было никакой необходимости. К чему подтверждать то, что было и так совершенно ясно. Но надо было сделать хоть что-нибудь, что-нибудь сказать, неважно даже что.

Роберта избегала его взгляда. И если Франческо чувствовал себя прескверно, то ей было ненамного лучше.

— Ты… ты сам знаешь…

— Ответь мне!

Но у нее не было сил говорить. С неприятностью ощущая свою наготу, взлохмаченные и спутанные волосы, размазанную косметику, Роберта схватила лежащий на спинке стула сиреневый махровый халат и торопливо натянула на себя, обретя таким образом хоть некоторую уверенность в себе.

— Так чья же? — повторил Франческо с ноткой угрозы в голосе.

— Сайласа!

Ведь он прекрасно знает это, черт бы его побрал! Зачем же тогда спрашивать!

А вот что ему неизвестно — и о чем он не позаботился спросить, — так это то, что медальон оказался в ее постели только после того, как сегодня в ней Сайлас переспал… с Марией. И никогда, ни разу с ней, Робертой! Хотя именно это обвинение ясно читалось сейчас на лице Франческо.

И последующие его слова только подтвердили ее предположение.

— Сайласа — повторил он, словно выплюнул отраву. — Сайлас… твой любовник…

— Нет!

— Что ж, теперь, может, и нет. После того как развлекся с другой.

Мрачная ирония, прозвучавшая в его тоне, и демонический блеск в глазах потрясли Роберту до глубины души. Однако стоило Франческо опустить глаза вниз, на смятую постель, как все следы юмора, неважно черного или иного, мгновенно исчезли из его взгляда.

— Как ты могла? — Голос его звучал хрипло, очень требовательно и угрожающе. — Как, черт побери, ты только могла?

— Что ты имеешь в виду, Франческо? — Губы были так напряжены, что казались вырезанными из дерева, однако Роберта постаралась, чтобы фраза прозвучала как можно холоднее. — Ответь!

Если Франческо кажется, что она способна на то, в чем он ее обвиняет, пусть бросит эти слова ей в лицо. Она не собиралась оставлять ему шанс заявить впоследствии: «Я этого никогда не говорил».

— Ну же!

— Ты переспала со мной в постели, в которой обычно спишь со своим дружком! — бросил Франческо таким тоном, как будто хотел сказать: «Сама напросилась». — Простыни едва успели остыть…

— Оттого, что он лежал тут с той девицей!

Ее тошнило при одной мысли об этом.

— Так вот чего тебе было надо! Хотела использовать меня, чтобы отомстить на том же самом месте, на котором он предал тебя! Как это там говорится: око за око, зуб за зуб?

— Нет! Совсем не так! — Роберта чувствовала себя настолько плохо, что почти не соображала, что говорит. — И не смей делать вид, будто я затащила тебя в постель! Мы оба знаем, что все было по-другому.

— Разве? — По сравнению с яростью предыдущей вспышки, его голос звучал почти лениво. — О любви не было даже и речи. Все, что тебе было нужно, так это быстренько… — Короткий взгляд на ее лицо заставил его прервать жестокое заявление. — Словом, обыкновенная похоть, только и всего.

С самого начала Роберта не питала никаких иллюзий. Однако услышать о полном отсутствии у него каких-либо чувств к ней было нестерпимо больно. А у него еще хватило наглости улыбнуться!

— Разумеется, — натянуто согласилась она.

Франческо удовлетворенно кивнул. Улыбка сползла с его лица, губы сжались в прямую линию.

— Наконец мы хоть на чем-то сошлись.

Наклонившись, он поднял с пола рубашку и натянул через голову. Резкость и решительность, с которыми он заправил ее в джинсы и застегнул ремень, положили конец огню страсти, вспыхнувшему между ними на столь короткое время.

Не то чтобы это меня особенно беспокоит, грустно подумала Роберта, которая никогда в жизни не ощущала себя более опустошенной, чем сейчас. Потрясенная всем произошедшим, она чувствовала, что еле стоит на ватных, подгибающихся ногах. Однако необходимо было держаться, по крайней мере, до ухода Франческо. Лучше умереть на месте, чем позволить ему понять, насколько она уязвлена. Поэтому, подражая решительности Франческо, Роберта запахнула халат и затянула его поясом так крепко, что больно прищемила кожу.

— Возобновлять наши отношения было бы ошибкой, поэтому надо только радоваться, что из этого ничего не вышло.

— Совершенно согласен, — произнес он, не отрывая от нее взгляда.

И тут вся испытываемая Робертой боль от его лицемерия выразилась в горьких, непродуманных словах:

— С каких это пор ты стал таким разборчивым?

— Разборчивым? — Впервые за все это время Франческо непонимающе нахмурился.

— Никогда раньше не замечала в тебе излишней щепетильности, — откровенно пояснила Роберта. Память о Луизе, красивой, такой же темноволосой, как она, но куда более соблазнительной Луизе, придала тону молодой женщины дополнительную горечь.

— Я вовсе не сексуальный маньяк.

— Ну разумеется. Ты просто был ослеплен внезапной вспышкой страсти ко мне!

— Настолько ослеплен, что даже забыл, что ты собой представляешь, — угрюмо пробормотал Франческо.

Тон его голоса внезапно испугал ее. Взглянув на чеканное, холодное лицо, она попыталась понять, что именно скрывается в глубине его черных глаз, но не преуспела в своем намерении.

— И что же я собой представляю, Франческо?

Брошенный на нее красноречивый взгляд как будто говорил: «Ты отлично знаешь, что собой представляешь». Роберта словно услышала эти слова произнесенными наяву и крайне удивилась, когда он все-таки ответил ей:

— Ты из тех женщин, которые заводят себе нового мужчину, едва только закроется дверь за предыдущим.

— Нового… — Роберта пыталась проглотить комок в горле, но это никак не получалось. — Нового мужчину? — наконец проговорила она. — Но ты ведь не новый мужчина, не так ли, Франческо? Ты из прошлого… с которым давно покончено. Ты больше для меня ничего не значишь и никогда не будешь значить!

В этот момент ей действительно хотелось, что так оно и было. Она мечтала о возможности вернуться к тому чудесному, хотя и недолгому времени, когда думала, что Франческо забыт навсегда. Что их короткий и несчастливый брак остался позади и можно двигаться в будущее.

Беда заключалась в том, что такой возможности у нее не было. Смесь любви и ненависти в душе Роберты достигла точки кипения, превратив ее в вулкан эмоций, контролировать которые она была более не в состоянии.