Эрик поморщился от этих слов, и хотя на лице его деда не так легко было прочесть его чувства, мне показалось, что он испытывает ту же неловкость. Другая женщина, та, которая показалась мне очень красивой, засмеялась и сказала:

– Вероятно, никто не представил ей работу в этом свете.

Я не переставала удивляться, почему, хотя никто из них никогда не видел мисс Хайс, Маргарет была так уверена, что она привлекательна, – если только это не входило в условия получения работы. И еще я удивлялась тому, зачем понадобилось Бертрану сделать так, чтобы мне стало известно, что он свободен.

Полная добродушная женщина заговорила впервые за все время.

– Я не понимаю, из-за чего все эти споры, – сказала она приятным голосом. Ее произношение, к моему удивлению, было не только нью-йоркским, но однозначно напоминало Бруклин. – Люди сплошь и рядом пропускают поезда. Она объявится завтра утром.

– Не сообщив дяде об изменении в своих планах, Элис? – ворчливо спросил лысоватый человек с ван-дейковской бородкой. – Это же выглядит совершенно... неприемлемо. – Он говорил без акцента, но с какой-то странной интонацией, происхождение которой я затруднялась определить. Испанец? Нет, больше похож на француза. Так оно и было. – Возможно, следует позвонить в агентство и отказаться от ее услуг.

Он повернулся к Бертрану, но прежде, чем он успел что-то сказать, мистер Мак-Ларен холодно заметил:

– Это уж я буду решать, Луи.

– Конечно ты, – подтвердила Эллис, – К тому же я готова поклясться, что в этот самый момент телеграмма лежит на почте. Вы же знаете, что Кларенс не передает их по телефону, если у него есть возможность послать своего сынишку, чтобы получить чаевые. Вероятно, он только ждет, когда кончится буря, чтобы прислать телеграмму сюда. А теперь, пожалуйста, скажите Гаррисону, что пора обедать.

– Элис, Элис, ты всегда такая чувствительная, – заметил мистер Мак-Ларен. – Вы, разумеется, присоединитесь к нам, мисс. Я боюсь, что во всей этой суете мы так и не спросили вашего имени.

– Пэймелл, Эмили Пэймелл. С вашей стороны очень любезно пригласить меня к столу. Но, честно говоря, я не могу остаться. Я же должна еще добраться до Калхаунов, а это неблизко. Кроме того, – прибавила я, стараясь не смотреть на блестящее серебро, на китайский фаянс, на хрустальные бокалы, наполненные вином, – кроме того, не можете же вы сажать за стол всякого, кто забредет сюда ночью. Я не хочу обременять вас.

Мои слова рассмешили Бертрана.

– Если бы вы только знали, как мало народу забредает в эти места по ночам.

Однако на мистера Мак-Ларена мои слова подействовали по-другому.

– Обременять нас! Мисс Пэймелл, мы так виноваты перед вами, что будем только очень рады, если вы с нами пообедаете. Это хоть как-то смягчит нашу вину.

– Это было простое недоразумение. Со всяким может случиться.

– Не забывайте, что, когда вы доберетесь до Калхаунов, будет уже слишком поздно, чтобы обедать. Вы же не захотите, чтобы ради вас одной собирали на стол? Я уверен, нет.

– Да им это и в голову не придет. – Слова Бертрана совпали с моими мыслями. Он подошел и подвел меня к пустому стулу рядом с его собственным. – Теперь садитесь, и мы наконец сможем поесть.

Он заставил меня сесть и налил мне вина. Я уже собралась приступить к еде, нехотя, но в то же время как следует проголодавшись, перед тем как отправиться по назначению.

Но Эрик все испортил.

– Что вы издеваетесь над ней? – резко спросил он. – Все в конце концов не так уж и плохо. Мы же не законченные людоеды.

– Разве? – Брови Бертрана взлетели вверх, как темные крылья. – Берусь утверждать, что мы ей представляемся именно такими.

– Не будь идиотом, Берт. Мисс Пэймелл, вам придется смириться с тем, что сегодня вы уже никуда не поедете.

– Я, я ничего не понимаю, – промямлила я.

– Слушайте все! – Эрик вскочил и театральным жестом откинул тяжелую бархатную штору. Молния сверкнула как будто прямо в комнате. От удара грома задрожали тарелки на столе и заметались язычки свечей. Мне показалось, что такого громкого ветра и дождя я никогда прежде не слышала.

– Эрик, прекрати! – недовольно сказала Маргарет. – Ты же подожжешь дом. Мы и так знаем, что там буря, и нет никакой необходимости тащить ее в комнату.

Эрик опустил занавеску. Вошел Гаррисон, неся в руках серебряную супницу с чем-то очень аппетитным.

– Было очень непросто добраться сюда со станции. А сейчас стало только хуже. Было бы неразумно снова пускаться на машине в это месиво.

– Но я не могу остаться здесь на ночь!

– Почему нет! Что тут такого? Я отвезу вас утром. Здесь полно комнат. А если, – губы Эрика искривились в улыбке, – если вы просто заботитесь о приличиях, то здесь достаточно компаньонок для вас.

– Но я не могу! – почти крикнула я. – Я хочу сказать, миссис Калхаун будет обо мне беспокоиться, гадать, что со мной случилось, – прибавила я, понимая, что для девушки с хорошими манерами я веду себя слишком резко. – Она же может даже... может, скажем, позвонить в полицию.

На это Бертран с Эриком расхохотались, и даже Луи снизошел до улыбки.

Элис взялась за ложку.

– Мисс Пэймелл, вам не кажется, что вы слегка преувеличиваете? Зачем ей так поступать только из-за того, что ее служащая до сих пор не объявилась? Мы же не звоним в полицию из-за того, что не приехала мисс Хайс?

– Может быть, мисс Пэймелл считает, что мы должны были бы это сделать, – заметил мистер Мак-Ларен.

– Ой, дядя Дональд! – воскликнула Эллис, – Не может же она быть настолько глупой!

– Не нужно так волноваться, – посоветовал Бертран, вкладывая в мои пальцы ножку бокала с вином и поднимая его к моим губам. – Воспринимайте это как приключение, расслабьтесь и наслаждайтесь. Будет что рассказать подружкам, когда вернетесь в школу. Как будто бы я все еще школьница!

– Я не могу этим наслаждаться. Я хочу сказать, что не знаю вас, а вы не знаете меня и что Калхауны меня ждут!

Смуглое лицо Эрика снова стало непроницаемым и враждебным, синие глаза смотрели на меня с ледяным презрением.

– Может быть, вы рассчитываете, что я поеду под дождем и ветром, чтобы – пусть хоть с риском для жизни – доставить вас к расстроенной Джойс Калхаун? Или, может, вы думаете, что мы одолжим вам – человеку совершенно чужому, как вы сами заметили, – одну из наших машин?

– Нет, конечно, – тихо ответила я, – но я просто хотела бы дать знать Калхаунам... об этом недоразумении, если можно так сказать.

– Вы что, собираетесь отправиться туда пешком?

Я начинала злиться.

– Для этого, – сообщила я, – существует телефон.

– Я боялся, что вы вспомните об этом. – Он вздохнул. – Ну хорошо, я сейчас позвоню, и покончим с этим.

– Но почему вы? Это я должна позвонить ей. – Я сделала движение, чтобы встать, но сидевшая рядом красавица протянула руку, удерживая меня. Это был очень театральный жест. Все-таки, где же я видела ее?

– Нет, мисс Пэймелл, пусть уж он примет на себя шквал негодования Джойс, – сказала она чарующим голосом, в котором угадывались те же интонации, что и у бородача. Эрик вышел из комнаты, и она добавила: – Все произошло по его вине, и он вправе за это немного пострадать.

Мной завладели очень неприятные мысли, особенно когда я вспомнила свое первое впечатление о будущей хозяйке.

– Вы говорите так, словно миссис Калхаун...

– Настоящее чудовище, определение подходит. – Это слово красавица произнесла на французский манер.

Я погрузила ложку в тарелку с супом. На вкус суп был довольно приятный, но очень напоминал концентрат. Ладно, компания, которая повсюду их рекламирует, уверяет, что делает свои супы из натуральных продуктов. Будем надеяться, что это так.

– Когда мы были детьми, Фишеры обычно приезжали сюда на лето, – пояснила она. – Они в некотором смысле наши дальние родственники.

– Никакие они не родственники! – взорвался Бертран.

Я взглянула на мистера Мак-Ларена, ожидая, что он внесет ясность в этот вопрос, но он, казалось, был целиком поглощен своим супом.

– По-моему, дом Фишеров – это и есть тот, где теперь живет Джойс со своим мужем, – продолжала красавица. – И мы тоже всегда проводили лето здесь, ну и, естественно, часто виделись, хотя бы и ненамеренно. Здесь очень небольшой круг общения. – Она многозначительно сверкнула глазами на Бертрана. – С Бертраном она виделась, конечно, больше... и не только летом, как я понимаю.

– Да, я встречался с ней, ну и что с того, – отрезал Бертран. – Я со многими встречался. И надеюсь, это еще не конец.

– Конечно, Бертран, успокойся, – вмешался бородач. – Рене просто валяет дурака. – Бородач посмотрел на нее с осуждением. Это сбило меня с толку, потому что я предполагала, что Элис – его жена.

– Все вы валяете дурака, – сказал старик, явно стараясь придать словам вид шутки. – Мисс Пэймелл, должно быть, находит очень забавным, что взрослые здесь ведут себя совсем как дети.

– Честно говоря, мне это кажется сомнительным, – усмехнулся Бертран. – Гаррисон убрал суп. Наверное, я сделала движение, чтобы остановить его, потому что, повернувшись ко мне, Бертран сказал:

– Не беспокойтесь за Эрика, он не ест суп. Если бы речь шла о Луи, тогда другое дело. Если его лишить супа, он этого просто не переживет.

– Какую чушь ты несешь, Бертран, – хмурясь, ответил Луи, – ты все время несешь страшную чушь.

Рене засмеялась.

– Бедняжка мисс Пэймелл, у вас такой растерянный вид! Вы ведь даже не знаете, кто из нас кто?

– Господи боже мой! – воскликнул старик. – Вы должны были подумать, что мы совершенно не умеем вести себя. Позвольте представить вам своих родственников, мисс Пэймелл. Это мой племянник, Луи Эспадон, он представитель канадской ветви нашей семьи.

Бородач привстал, поклонился и одарил меня ослепительной улыбкой.

– В данное время я живу в Нью-Йорке, – сообщил он, – в доме жены.

Все окончательно встало на свои места, когда мистер Мак-Ларен представил красавицу Рене как сестру Луи. Я могла бы догадаться по сходству произношения. Маргарет звалась миссис Дюрхам. Только Бертран и Эрик носили фамилию Мак-Ларен, и я уже чувствовала, что это давало им некоторые преимущества перед остальными, отношение старика к которым не было ровным.

Эрик вернулся, когда Гаррисон внес новое блюдо, настолько напоминавшее готовый мороженый boeuf a'la bourguinon[1], что не было никаких сомнений, что это и был он. Ясно, что задача миссис Гаррисон на кухне состоит скорее в том, чтобы разогревать, чем готовить.

Лицо Эрика было чрезвычайно мрачно.

– Боюсь, что дело плохо. Мы зря наговаривали на Кларенса. Телефон полетел. Сейчас лучше всего приготовить керосиновые лампы – на случай, если электричество тоже вырубится.

– Господи, опять! – воскликнула Маргарет. – Третий раз за последние две недели! Стоит только подуть какому-нибудь... ветерку, как все выходит из строя. А если Джорджу понадобится мне позвонить? Если, не дай бог, что-то случится с детьми?

– Надо было взять их с собой, – сказал ей дед. – Я же пригласил всех членов семьи. Даже Джорджа, – добавил он после паузы достаточно большой, чтобы пренебрежение стало ясно.

Маргарет предпочла не заметить этого.

– Мисс Маркхам – вы знаете, это их няня, – уволилась бы, если бы я стала пытаться затащить ее сюда. Я просто завидую, что Джойс так повезло и она нашла вас, мисс Пэймелл. Я уверена, вы настоящее сокровище.

Элис посмотрела на нее с неудовольствием, но Эрик улыбнулся.

– Если когда-нибудь, мисс Пэймелл, вы пожалеете о том, что согласились работать у Джойс Калхаун, утешайте себя мыслью, что вам не пришлось работать у Маргарет.

Бертран поднял бокал и молча присоединился к этому тосту, Маргарет прошипела что-то сквозь зубы, потом повернулась к мистеру Мак-Ларену.

– Дедушка, я не понимаю, зачем ты предпочитаешь сидеть в этом богом забытом месте, когда можешь жить где только захочешь!

Снова зависла зловещая пауза, одна из тех, которые уже представлялись мне частью этого странного дома. Все перестали есть и не отрываясь смотрели на старика с надеждой и испугом.

– Твое замечание, Маргарет, не страдает излишней деликатностью, – сказал он наконец, – как, впрочем, и все, что ты говоришь. Наш род жил здесь всегда, и, если на то воля Господня, навсегда останется здесь.

Все возвратились на свои места. На лице Луи читалось легкое недовольство. Мистер Мак-Ларен улыбнулся мне.

– Наш род – один из старейших в Америке. – Было видно, что ему приятно об этом говорить. – Если проследить его до конца по материнской линии, может быть, даже самый старый.

А как же индейцы, подумала я. Пожалуй, их родословные все же древнее. Но вслух я этого, разумеется, не сказала. В конце концов, я была в гостях, хотя бы и не по своей воле, и надо было оставаться в рамках этой роли.

– На протяжении многих лет дом, конечно, перестраивали, – продолжал старик счастливым голосом, явно обрадованный присутствием свежего слушателя, – но первоначальное здание было старым еще до начала войны за независимость. Тогда многие члены семьи, стоявшие за тори, эмигрировали в Канаду. Однако другие остались и сражались на стороне революционеров, и так нам удалось сохранить свой дом и большую часть земель в качестве вознаграждения.

– Так вы, пожалуй, решите, что Мак-Ларены прославились тем, что всегда делали ставку на обе стороны сразу, – вставил Бертран.

Смерив его ледяным взглядом, мистер Мак-Ларен продолжал:

– Многие из эмигрантов вернулись назад в начале девятнадцатого столетия и вновь поселились здесь. Но некоторые так и остались в Канаде и смешались с местными жителями. Эспадоны в меньшей степени французы, чем вы, наверное, подумали, поскольку Блэйды – это одна из ветвей рода Мак-Ларенов, некоторые даже считают, что это старшая ветвь, хотя, поскольку они первыми уехали в Канаду, это вопрос скорее теоретический.

В темной бороде Луи Эспадона сверкнула улыбка. Улыбаясь, он становился почти так же хорош, как его младшие красивые кузены.

– Я думаю, вы теперь удивляетесь, как это дядя Дональд представил нас с Рене как своих племянников, когда мы, наверное, гораздо более дальние родственники. Но это по отцовской линии. У нас случаются браки внутри рода. Наша мать приходилась дочерью сестры дяди Дональда, так что мы вдвойне его родственники.

– Но вы не Мак-Ларены, – заметила Маргарет. – Так что по большому счету это вам ничего не дает.

– Неужели ты наконец сдалась, Маргарет? – поинтересовался Бертран.

– Если вы оба все время здесь торчите, – ответила она, – значит, вы на пути к финишу.

Брови старика поползли вверх.

– К какому финишу, Маргарет? Что здесь, гонки? И какой же, по-твоему, должен быть приз? Ты все еще надеешься, что тебе удастся заполучить сокровища?

Маргарет ничего не ответила, уткнувшись в свою тарелку, в то время как Элис печально качала головой, словно в отчаянии от бестактности молодой женщины, которая и впрямь была беспредельной.

После этого продолжалась легкая беседа, а я размышляла о том, что, к моему полному изумлению, оба молодых человека живут здесь постоянно со своим дедом. Провести лето в этом безлюдном месте – и то представлялось мне трудным, но жить здесь круглый год – этой участи нельзя окупить никакими деньгами (именно так я поняла слова о "сокровищах"). Не похоже, чтобы эти ребята – в семье Бертрана и Эрика явно воспринимали как мальчишек – были склонны к уединению. Позже из разговора я поняла, что Бертран здесь скорее числится и большую часть времени проводит в своей квартире на Манхэттене, поскольку по роду занятий – он был музыкант – ему это было необходимо, и его деду было нечего на это возразить. Но Эрик действительно в основном жил и работал здесь, у озера. Он был живописцем, о чем и сообщил мне.

– Под "живописцем" он, конечно же, подразумевает художника, – язвительно прокомментировала Маргарет. – Маляром его действительно не назовешь. Да вы и сами видите, что ни один маляр не появлялся в этих местах со времен войны с индейцами.

– Маргарет, – обратился к ней дед, – если тебе здесь так не нравится, ты вольна уехать в любую минуту.

– Я не желаю, чтобы ущемлялись мои права! – огрызнулась она.

– Права! Нет у тебя никаких прав. Однако... (Маргарет снова открыла рот) не отложить ли нам обсуждение семейных проблем до более подходящего случая?

Тут все посмотрели на меня. Я почувствовала себя совершенно лишней. Если они не переменят тему, я не выдержу.

– Вы знаете, – обратилась я к Рене, – у меня такое чувство, что я вас где-то видела раньше.

На ее лице заиграла восторженная улыбка.

– Ну не чудесно ли это! Я, конечно, пользуюсь некоторой известностью в Канаде, но в Штатах я всего-то несколько раз появлялась на телеэкране. Вот уж не думала, что меня будут узнавать за пределами Канады!

– Не обольщайся, Рене, – вмешался Бертран. – Она только сказала, что ты ей кого-то напоминаешь. А если бы спросили об этом меня, я сказал бы, что гораздо вероятнее, она видела тебя...

– Бертран!!! – прямо взвизгнула Рене. – Предупреждаю, что если дело дойдет до всяких небылиц!..

Мистер Мак-Ларен сдвинул брови.

– Но где же, по-твоему, могла видеть ее мисс Пэймелл? – Никто не ответил. – Тайны, все тайны, – сокрушаясь, вздохнул он. Затем, поймав взгляд старшего внука, снова спросил: – Бертран, так что же ты собирался сказать, когда Рене тебя перебила?

Глаза Рене сверлили ее кузена с почти что звериной ненавистью. Бертран, казалось, впервые за все это время потерял уверенность в себе.

– Вы могли видеть ее на образовательном канале, в тех старых фильмах, которые Си-би-си крутила прошлым летом. Помните? – обратился он ко мне.

Я не припоминала, чтобы мне приходилось видеть хоть какие-нибудь программы этой канадской компании на тринадцатом канале, но ответила, что это вполне возможно. Все вздохнули с облегчением, за исключением мистера Мак-Ларена, который казался еще более удивленным. Он сказал, что не находит ничего страшного в том, чтобы быть увиденной на образовательном канале. Я тоже этого не находила. Но тогда о чем же хотел сперва сказать Бертран? Разве только, что Рене с ее идеальной внешностью манекенщицы могла выступать в каком-нибудь секс-шоу? Но чего ради он решил, что я хожу на подобные представления? Да, мистер Мак-Ларен прав. Здесь точно какая-то тайна.