Луэркас заманил двух зверей в Инканмереа, подземную цитадель Древних, находившуюся неподалеку от деревни карганов. Когда хищники опасливо спустились по ступеням в огромный сводчатый зал, они имели вполне обычный для этих тварей размер. С помощью одной из магических машин Древних, способной красть энергию душ карганов и их жизней, Луэркас преобразил зверей заклинанием, позволившим ему увеличить размеры чудовищ и подчинить себе их волю. Впрочем, лорраги по-прежнему остались злобными тварями, но теперь они ничем не могли повредить Луэркасу и Дане.
— Именно этого мгновения ты и ждала, женщина, — добавил Луэркас. — Откуда такое уныние?
Даня молча кивнула ему. Теперь она редко заговаривала с Луэркасом. Он с радостью выворачивал наизнанку все ее слова, унижал и оставлял в дураках. Впрочем, он никогда не позволял себе ничего подобного, если кто-нибудь мог услышать их, ибо его планы в отношении карганов требовали, чтобы он и она не просто завоевали любовь этих мохнатых Шрамоносцев, но сделались богами племени. Тем не менее, когда они оставались вдвоем, Луэркас безжалостно попрекал ее слабостью, трусостью, неспособностью предвидеть события, слабыми магическими способностями и всем, что только мог придумать, — тем самым он в который раз напоминал ей о том, что, невзирая на внешний вид, хозяином положения в действительности является он.
Даня посмотрела на него. Луэркас уже казался двенадцатилетним, хотя родился он всего лишь полгода назад. Золотистые волосы его спускались на спину короткой косой, а голубые глаза невинно взирали на нее. Он был прекрасен. Более красивого мальчика она не встречала за всю свою жизнь, но Даня ненавидела это порождение собственной плоти столь глубоко и яростно, что не могла бы даже подыскать подходящих слов, чтобы описать свои чувства. Во сне она видела, как растерзывает его, а просыпаясь, плакала, обнаружив, что Луэркас жив. Даня утешала себя тем, что она поклялась отомстить ему — в тот самый день и час, когда заново дала обет покарать Сабиров и свою собственную Семью, Галвеев. Ради этого она принесла в жертву своего сына, и если душа Луэркаса захватила его мертвое тело, кровь невинного младенца не позволит злобному магу остаться безнаказанным.
Они ехали сквозь заросли огонь-травы, пестревшей дивными распустившимися цветами. Если бы она стояла на земле, растения укрыли бы ее с головой. С тощей спины лоррага она видела колышущееся впереди море цветущих фуксий.
— Ну, Даня Два Когтя, готова ты сделаться богиней? — спросил Луэркас.
Она промолчала.
Повернувшись, Луэркас посмотрел на нее. И вдруг она ощутила, что взгляд его начинает давить на нее, приобретая осязаемую тяжесть. Горло ее стиснуло — сильнее и сильнее. Воздух более не вливался в ее грудь, и она захрипела. Невидимые пальцы сдавили гортань, она вцепилась в собственную шею руками и, открыв рот, попыталась вдохнуть, но не смогла.
— Мне надоело ехать в молчании, — сказал Луэркас. — Я хочу, чтобы со мной разговаривали. И поскольку, кроме тебя, здесь никого нет, говорить придется тебе. Полагаю, что ты согласишься?
Мир вокруг уже заволокло прозрачной красной пленкой, и с краев на него начинала наползать тьма. Даня кивнула. Луэркас расхохотался:
— Даня, когда ты наконец поймешь, что не способна сопротивляться мне? Лучше стань моим другом.
Он по-прежнему стискивал ее горло.
— Ну, будешь моим другом?
Она еще раз отчаянно кивнула. Весь мир медленно кружился перед глазами, а голова, казалось, вот-вот разлетится на кусочки.
— Очень хорошо. Я рад.
Наконец воздух хлынул в ее истосковавшиеся легкие. Даня повалилась вперед, ощущая и облегчение, и смешанный с ним ужас.
Луэркас смотрел на нее с прежней невозмутимой и лишенной малейших признаков тепла улыбкой.
— Тебе не кажется, что ты почувствовала себя лучше, как только признала себя моим другом?
Она снова кивнула.
— Ну, значит, договорились. — Он улыбнулся. — Мы друзья. Я приму облик каргана, как только мы окажемся возле деревни. Пока не снимай с себя этот красный плащ, но после того, как я преображусь перед ними в человека, скинь его на землю — так чтобы я мог сойти на него. В их пророчестве о пришествии спасителя говорится, что он будет ступать по багрянице. Твой плащ вполне соответствует этому условию. Пока мы вынуждены передвигаться на лоррагах, я на какое-то время буду принимать облик каргана, так что они не станут сомневаться в том, что их пророчество исполнилось.
Даня кивнула:
— Ты говорил, что хочешь, чтобы я что-нибудь сказала. Он ответил:
— Ты поднимешь правую руку, чтобы они имели возможность хорошенько рассмотреть твои когти. Потом скажешь им: «Вы приютили меня и признали своей, вы кормили меня тем, что ели сами, вы подарили мне кров, очаг и свою дружбу. А теперь, мои добрые и верные дети, узнайте, что перед вами Ка Ика… И за все добро, что вы сделали мне, я отдаю вам своего сына, Иксахша, как и обещала когда-то».
— Ка Ика и Иксахша… Летняя Богиня и сын ее, Удачливый Рыболов. И ты действительно уверен, что карганы признают в нас своих героев? Ведь я даже не карганка.
— Их легенды повествуют о прежних днях, когда они были людьми… карганы искренне верят в то, что однажды вновь станут ими. И если Ка Ика явит себя в человеческом облике, это их не смутит. Ведь ты именно такая, какими они надеются стать. К тому же мы ездим на лоррагах, а я по собственному желанию могу превращаться в каргана, кроме того, мы наделены сверхъестественными, с их точки зрения, способностями. Ничего более похожего на богов им не увидеть за всю свою жизнь.
— Ну, раз ты так говоришь. А что будет потом?
— Потом я скажу им, что настали дни исполнения пророчества, и Шрамоносный Народ вернется на свои законные земли, населенные ныне людьми, и получит возможность — раз уж они так хотят этого — обрести человеческий облик. — Луэркас пожал плечами. — Я прикажу им следовать за нами и пообещаю привести в Богатые Земли, их и всех остальных Шрамоносцев.
— Значит, они станут нашей армией, которая нападет на Иберу?
— Да. Но почему я слышу столько сомнений в твоем голосе?
— Потому что сейчас я сижу всего лишь на спине лоррага, а не нахожусь во главе армии. Я смотрю на тебя и вижу мальчишку, сидящего на спине зверя и не кажущегося при этом бессмертным или могущественным. У нас нет золотых облачений, драгоценных камней и слуг. Я была воспитана в Доме Семьи, и боги знают об этом. Я видела собственными глазами, какой должна выглядеть власть. Мы не похожи на властителей.
— Мое дорогое наивное дитя, тысячу лет назад я был вождем гильдии магов — самой могущественной из всех, которые знал этот мир. Покорные нашей мысли, по воздуху летали повозки, не похожие на ваши аэрибли, в небесах простирались сады, где, ступая по облакам, гуляли люди. Я видел власть в обличьях настолько прекрасных и удивительных, что ты пала бы перед ней на колени, как перед одним из ваших смехотворных божков. Уверяю тебя, карганы поверят нам… ну а то, что тебе кажется впечатляющим, карган сочтет враждебным себе. И в нас они увидят ту власть, которую способны понять. Мы станем воплощением всего, о чем они молились и мечтали из поколения в поколение.
Глава 6
Дугхалл видел, как потемнело связанное с Криспином Сабиром зрительное стекло. Затаив дыхание, он ждал знака от Хасмаля. Дугхалл не знал, что сможет сделать его молодой собрат, однако надеялся, что Хасмаль найдет способ взять под контроль тело Криспина. И что тому, быть может, удастся изгнать из тела душу Волка и овладеть освободившейся плотью.
И вдруг зрительное стекло вспыхнуло ослепительным светом, и голос Хасмаля ворвался в палатку.
— Нам придется поторопиться, — сказал Хасмаль. — Я должен многое открыть тебе, а времени у нас мало. Криспин скоро очнется, и прежде чем это случится, вам придется кое-что сделать.
Дугхалл подавил в себе желание спросить Хасмаля о том, где он сейчас находится и что с ним происходит, выразить ему свое сочувствие и понимание. Вместо этого он произнес:
— Рассказывай.
Из ослепительно сиявшего стекла раздался голос Хасмаля:
— Впусти меня в свое тело и разум и узнаешь все, что мне удалось выяснить.
Дугхалл колебался лишь мгновение, затем взял зрительное стекло и заглянул в его глубины. Хасмаль немедленно прикоснулся к его душе. Дугхалл почувствовал живительную теплоту, и бесплотная сущность Хасмаля потекла в него. Уже через долю мгновения он уловил мысли Хасмаля о пытках и смерти, ощутил его горе, вызванное разлукой с Аларистой, узнал все о дочери Криспина и все секреты Зеркала Душ. Пока он усваивал эту информацию, Хасмаль успел поймать его мысли о том, что Ри и Кейт благополучно спаслись и что Зеркало Душ вновь находится в распоряжении Соколов.
Дугхалл ощущал на своей душе оставленный Хасмалем отпечаток, так же как и следы его знакомства с сущностью Криспина Сабира и Дракона Дафриля.
А потом он почувствовал, что Хасмаль узнал о цене, которую заплатила Алариста за его спасение, и вслед за ним испытал глубочайшее потрясение.
Она по-прежнему любит тебя , попытался утешить душу молодого Сокола Дугхалл.
Знаю. И я тоже люблю ее. Но сейчас от этого только больнее. Пожалуйста, скажи мне теперь, что можешь воспользоваться тем, что я выяснил, попросил Хасмаль, скажи, что я претерпел все эти муки не напрасно, а ради дела.
Мы можем немедленно воспользоваться этой информацией. Мы заберем девочку прежде, чем Криспин очнется. А потом задействуем Зеркало и отправим в него остальных Драконов, чтобы далее перебросить их в Вуаль. И когда они исчезнут, уничтожим Зеркало. Спасибо, Хасмаль, ты дал нам шанс на победу. Твое имя будет вписано в анналы Соколов, и память о тебе будет жить до конца времен.
Я готов променять всю эту вечную память и славу на один день, проведенный с Аларистой… Прикоснись к ней за меня. Прошу, позволь нам в последний раз немного побыть вдвоем.
Дугхалл подошел к Аларисте и опустил ладонь на ее лоб. Из руки его хлынул свет, и в этот самый миг он осознал, что и сам засиял как маленькое солнце, пока душа Хасмаля пребывала в нем. Но Хасмаль оставил его, и Дугхалл вновь ощутил холод внутри палатки. Свет перетекал в сделавшееся таким хрупким тело Аларисты, наделял его собственным сиянием, стирал с лица муку и горе, которые сменились блаженной улыбкой.
Дугхалл смотрел на них всего лишь миг, а потом, почувствовав, что стал свидетелем чего-то очень личного, торопливо отвернулся.
— Дай мне зрительные стекла Ри и Кейт, — обратился он к Янфу. Говорить Дугхаллу мешал горловой спазм, и собственный голос показался ему хриплым. Он заморгал, пытаясь прогнать слезы, и рявкнул на Янфа: — Не глазей на них. Нельзя, отвернись. Лучше принеси мне перо, бумагу и чернила. Мне предстоит творить совершенно неизвестные мне заклинания и произнести их так, как нужно, я обязан с первого раза. Поэтому спокойнее будет все прочитать по бумажке.
Когда предстоящие дела четко обрисовались в его голове, Дугхалл вновь опустился на колени перед стеклами.
— Начнем с Ри, — сказал он.
Перед ним открылась комната в гостинице. Ри и Кейт ели, а Ян расхаживал по комнате, время от времени поглядывая в окно.
Дугхалл соединился со зрительным стеклом Ри, ощутив прикосновение уже знакомого мрака, и через какое-то мгновение смотрел на мир уже не своими глазами.
Ри, это Дугхалл , сказал он.
Тот притих.
Я узнаю твое прикосновение.
Победа уже недалеко. Хасмаль обнаружил, что у Криспина есть дочь. Ее зовут Алей. Криспин прячет девочку в доме на Шелковой улице, в Иноземной слободе, в Торговом квартале — за Черным колодцем, над лавкой красильщика Нотиса Фархилса.
Дугхалл ощущал, как Ри впитывает информацию. Новость удивила его, однако соображал он быстро.
Как мне забрать ее? И почему ты уверен, что она пойдет со мной ?
Она еще не встречалась со своим отцом. Но когда Криспин очнется, он первым же делом поспешит к ней, поскольку мысли Хасмаля теперь столь же открыты для него, как и его собственные для Хасмаля. Теперь он знает все. Он знает все, что было известно Хасмалю, и это представляет весьма серьезную опасность для нас. Но если ты поторопишься, то, возможно, сумеешь первым прийти к ней. А забрав к себе дочь Криспина…
Можешь не объяснять. Я поспешу. Что мне сказать ей ?
Скажи ей так: «Дочь — это самое большое благословение отца, самая большая слава и самый большой страх». Она молода, Ри, и росла вдали от отца. Она чиста и невинна.
Я ничем не обижу ее.
Защити ее.
Я уже иду.
Дугхалл разорвал свою связь с Ри. Он подождал немного… Ри, вне сомнения, обо всем расскажет Кейт и Яну, но Дугхаллу хотелось, чтобы тот был уже в пути, когда ему придется соединиться с племянницей. Ей придется исполнить опасное, смертельно опасное поручение, и старый Сокол не хотел, чтобы Ри колебался, узнав о том, насколько тяжелое испытание придется пройти его любимой.
Включить Зеркало и сделать все необходимое могли, конечно, и Ри, и Кейт, но дочь Криспина ожидала, что за ней придет мужчина, и поскольку она никогда не видела отца, внешность Ри безусловно произведет на нее большее впечатление, чем облик Яна.
Прождав достаточно времени, он решил, что Кейт и Ян остались теперь вдвоем. Взяв в руки соединяющее с племянницей зрительное стекло, он устремился к ней мыслями.
Глава 7
Кейт стояла у окна и смотрела сквозь прореху в шторе на улицу — туда, где только что был Ри. Он бросился вон из гостиницы, предоставив им лишь кратчайшие объяснения и повергнув их в недоумение. За спиной ее Ян расхаживал по комнате и ворчал:
— И где мы будем прятать девчонку? Мы не сможем воспользоваться ее бумагами. Ее отец поднимет весь город на ноги, чтобы отыскать свою дочь. На первой же заставе она завопит «караул», и вся стража города погонится за нами.
— Ума не приложу, что нам делать со всем этим дальше, — вздохнула Кейт, глядя на бесконечный поток людей, торопившихся по улице. Ей захотелось, чтобы кто-нибудь из них вдруг превратился в Ри, чтобы она знала, что он благополучно вернется к ней. — Обдумаем, когда Ри и девочка будут здесь.
— Может быть, мне пока сбегать в аптеку за снотворным зельем? — предложил Ян. — Если налить ей полчашки ночного колокольчика или эликсира Фалина, тогда переправить ее в Дом Галвеев можно будет без особых сложностей.
Кейт обернулась и укоризненно поглядела на Яна:
— И ты действительно способен напоить ребенка эликсиром Фадина?
С удовлетворением она заметила, как Ян покраснел.
— Конечно, лучше бы этого не делать, но нам необходимо отыскать хоть какой-нибудь выход.
— Мы найдем его. Но зачем торопиться. Пока подождем. Познакомимся с девочкой, увидим, как она будет вести себя, и поступим по обстоятельствам.
— Она — дочь Криспина Сабира. Если судить по отцу, возможно, нам придется убить ее.
Кейт строго посмотрела на него:
— Незачем говорить такие вещи даже в шутку. Ян вздохнул.
Кейт вновь повернулась к окну.
Кейт.
— Что?
— Я ничего не говорил тебе, — отозвался Ян.
Кейт. Это Дугхалл.
Кейт притихла и медленно вдохнула. Погруженный в ее кожу талисман едва ощутимо дрогнул.
Я слушаю тебя, дядя.
Пора включить Зеркало, сказал он. Пришло время изгнать Драконов в Вуаль.
Кейт повернулась к Яну:
— Помоги мне достать Зеркало. Тот нахмурился.
— Ты думаешь, что его можно включать в гостинице… — начал было возражать Ян, но, взглянув на нее внимательнее, умолк. — Ты с кем-то разговариваешь, так?
— С Дугхаллом, — ответила она.
— И он сказал тебе, что надо делать?
— Он сказал, что Хасмаль выяснил, как работает Зеркало. И теперь мы должны немедленно выбросить всех Драконов из Калимекки.
— Мы?
Кейт кивнула.
— Ох, шанг! — Ян направился к буфету, и вдвоем они извлекли оттуда Зеркало Душ.
Сразу после прибытия в гостиницу они взяли несколько одеял из гардероба и обернули ими Зеркало, хотя ни одеяло, ни шкаф не могли бы надежно укрыть этот предмет, если бы он вдруг решил снова предать их, как было у Тысячи Плясунов. Тем не менее лучше завернуть и спрятать, чем оставлять его на виду.
— Дай-ка гляну в окошко, — пробормотал Ян, ставя Зеркало перед ней. — Хочу в последний раз поглядеть на жизнь.
Несмотря на страх перед Зеркалом, Кейт чуть заметно улыбнулась словам Яна и, стащив трясущимися руками последнее одеяло, застыла перед могущественным предметом. Создатели постарались сделать эту вещь красивой, однако прекрасная оболочка скрывала гнилую сердцевину. По коже Кейт бегали мурашки… эта вещь легко могла вырвать из тела ее душу и отбросить в Вуаль, а ее собственную плоть подарить кому-нибудь еще. Кейт знала, на что способно Зеркало, и боялась его всем своим существом, однако сейчас ей предстояло не просто прикоснуться к нему, к его кнопкам из резных драгоценных камней, но включить и ждать, что оно соизволит помочь им в борьбе с Драконами.
Внезапно Кейт почувствовала, что Ян внимательно смотрит на нее, и поняла, что уже довольно долго стоит в оцепенении перед Зеркалом Душ.
— Чего же ты ждешь? — спросил наконец Ян.
— Набираюсь решимости. — Она стиснула кулаки. Жертвенность, конечно, чистое и благородное чувство, но если речь идет о том, чтобы шагнуть в огонь ради блага незнакомых людей или даже ради спасения своих друзей, родных, возлюбленного… Кейт вдруг обнаружила, что желание жить, брыкаясь и визжа, вылезает наружу из дальних закоулков ее ума, требуя от нее хорошенько подумать, прежде чем действовать.
Ты можешь и не делать этого, напомнил издалека Дугхалл.
Знаю.
Кейт смотрела на холодные даже с виду, притягивающие взгляд изгибы Зеркала. Оно было символом того полного скверны и зла будущего, на которое обречено человечество, если она не исполнит своего долга. Оно являлось полной противоположностью той надежде и тому счастью, что воплощал в себе Соландер.
Мысль о Соландере помогла ей вернуть себе уверенность и спокойствие… Кейт еще не забыла, какие чувства рождало в ней прикосновение к его душе. Впервые в ее жизни другой человек полностью понял и принял ее целиком — такой, какова она есть. Соландер не видел в ней чудовища. Она была рядом с ним самой собой, Кейт, женщиной и Карнеей, и он любил ее в обоих этих обличьях.
До встречи с ним она представляла Соландера богом… и вдруг с огромным недоумением поняла, что видит человека… истинного человека. Невзирая на присущую человеку ограниченность, он сумел обрести ту самую внутреннюю красоту, которая наделила его даром любви ко всем без исключения… А ведь Соландер утверждал, что подобным же даром наделена не только она сама, но и каждый из людей, настоящих и Шрамоносных.
Я способна на это. Я могу любить, так как любил он.
Пришедшая издалека мысль Дугхалла была полна стыда.
Вот в чем я всегда отступаю от учения Соландера. Именно здесь я всегда терплю поражение, признался он. Даже теперь я борюсь с Драконами скорее ради себя самого, чем для кого-то другого.
Кейт была готова возразить ему, однако Дугхалл остановил ее.
Я знаю себя , продолжал он. И знаю, что однажды сделаюсь другим. Однажды. Но сейчас речь не обо мне. Все дело в Зеркале. И в тебе. И в том, что ты можешь сделать, чтобы спасти всех нас.
Кейт медленно вздохнула и сделала единственный шаг, отделявший ее от Зеркала, чтобы положить руки на его гладкую металлическую поверхность. Зеркало Душ по-прежнему напоминало ей гигантский цветок, платиновые лепестки которого покоились на трех изящных, похожих на мечи листьях. То, что было стеблем, когда она впервые увидела этот предмет — изящный столб золотого света, поднимавшийся от основания через центр треноги и кольцом окружавший лепестки, — сейчас отсутствовало. Стебель вновь появится, когда она включит Зеркало… и когда загорится его свет. Тогда она сразу поймет, что наступил решающий момент.
Если ты готова, начнем , сказал Дугхалл. Я буду смотреть твоими глазами. Но не стану даже пытаться двигать твоими руками. Когда мы начнем, опасность будет грозить в первую очередь тебе самой; тебе и решать, делать ли каждый следующий шаг или нужно подождать.
Ты мог бы помогать мне…
Мог бы, но я не стану этого делать.
Понимаю.
Она ощутила волнение Дугхалла, а также его страх.
Тогда начинаем.
Он передал ей свое зрение, и она вдруг увидела самоцветы в середине чаши цветка совершенно по-другому. Они более не казались украшением, каждый резной камень был помечен знаками и завитками, внезапно обретшими смысл: «начальная энергия», «сброс», «соединение», «осушение», «подсоединение», «регулировка». Она поняла, что смотрит на Зеркало не только глазами Дугхалла, в ней теперь говорила и память Дракона. Кейт видела нить, соединяющую знания Дракона с разумом Дугхалла, и ощущала, что он поддерживает связь и с Хасмалем, хотя не могла понять, как такое возможно.
Чтобы успокоиться, Кейт несколько раз вдохнула и велела себе на время расслабиться. Затем она укрепила свою связь с Дугхаллом. На мгновение она почувствовала сопротивление, когда он подался чуть назад, однако ей был необходим более полный доступ к воспоминаниям Дракона, находившимся в его памяти. Дугхалл пропустил ее за возведенный им барьер, и она ощутила внезапный толчок узнавания, когда несчетные воспоминания Дракона слились с ее собственными. Она обнаружила, что этот Дракон и был тем, кто назвался ей когда-то ее прабабкой Амели… тем, кто отправил ее за океан на поиски Зеркала. Она узнала, что он намеревался захватить ее тело, однако сделать это ему помешал магический экран, которым она с помощью Хасмаля научилась защищать себя. Кейт стало известно и то, что тот, чье тело он впоследствии присвоил себе — Криспин Сабир, — был одним из тех, кто надругался над ее кузиной Даней. Именно он и зачал ребенка Дани, в которого вошла душа Возрожденного. Она ощутила всю тяжесть зла, пропитавшего жизнь Криспина, гнет тысячелетних козней Дафриля, многочисленные страхи Хасмаля, его любовь и муки смерти… Все это накатило на нее, как если бы полученные знания оказались грузовым фургоном, влекомым сотней мчащихся лошадей. Взаимосвязи ошеломляли, воспоминания Хасмаля, Криспина, Дугхалла переполняли ее. Жестокие, конфликтующие, непонятные образы хлынули в ее разум, и ноги ее ослабели. Почувствовав дурноту, она внезапно повалилась на Зеркало. Сильные руки обхватили ее за талию и оттащили назад.
— Кейт, с тобой все в порядке?
Голос доходил до ее сознания из какой-то невероятной дали, однако он был реальным, и она вынырнула из тьмы, которая уже грозила поглотить ее.
— Сейчас все будет в порядке. — Она закрыла глаза, надеясь, что слова ее окажутся правдой. — Сейчас…
— Давай я включу Зеркало. Скажи, что нужно делать, и я возьму весь риск на себя.
Кейт вздохнула, чтобы успокоиться, а потом усилием воли вернула себе контроль над собственными ногами. Вновь крепко став на них, она повернулась спиной к Зеркалу Душ — лицом к Яну.
— Я не могу позволить тебе это. Я знаю, что ты охотно сделал бы это ради меня, но Зеркалом Душ может управлять лишь маг.
Прикоснувшись ладонью к его руке, она добавила:
— Просто поддерживай меня, чтобы я не упала, если испытание окажется для меня непосильным.
Заглянув в глаза Кейт, Ян взял ее руку в свои:
— Я сделаю все, что ты позволишь мне. Но если окажется, что я могу сделать что-нибудь еще… прошу тебя… скажи мне.
Кейт внимательно посмотрела на него. Любовь, светившуюся в глазах Яна, больно было видеть. Она всей душой жалела его и с горечью думала о том, что не может стать той женщиной, которая ему нужна. Она кивнула, чувствуя, как перехватывает у нее горло, как выступают на глазах слезы. Не имея в себе сил найти подходящие слова, она торопливо обняла его, а потом вновь повернулась к Зеркалу.
Глава 8
Криспин очнулся во тьме. В ушах его звенело… долгий мучительный миг ему казалось, что он по-прежнему находится в Вуали и что воспоминание об избавлении было всего лишь сном. Однако мускусный запах его собственного тела щекотал ноздри; откуда-то издалека вдруг повеяло ночным жасмином, вблизи резко пахло мочой и кровью. Потом звон прекратился… и он понял, что в сотнях городских храмов служители закончили вызванивать Зов Палдина, отмечая конец дня. Сгущались сумерки.
Он сел и провел руками по лицу. Своему собственному. Ладони его прикасались к волосам, шее, груди… прижав руки друг к другу, он ощутил, как пульсирует кровь в кончиках пальцев.
Он втянул в себя воздух, пока легкие не просигналили об избытке его, а потом испустил радостный выдох.
Пошевелив ногами, он прислушался к своим ощущениям, затем вытянул руки над головой, изогнул спину, наслаждаясь потягиванием суставов.
— Я вернулся, — прошептал он, ухмыляясь. — Пусть проклятые Драконы катятся в ад, я вернулся.
Глаза его уже привыкли к почти полному мраку, царившему в комнате, и Криспин понял, что находится в пыточном застенке Цитадели Богов, города Драконов, построенного ими в сердце Калимекки. К столу было привязано тело, от которого исходили те самые запахи.
Это тело…
Воспоминания вдруг нахлынули на него, и не только его собственные, но и те, что когда-то принадлежали лежащему на столе мертвецу, а также те, что оставил в нем Дракон, укравший его тело и воспользовавшийся им как дешевой повозкой, и здесь же оказались воспоминания жуткого чародея, укрывшегося в далеких горах… чародея, который, насколько Криспин понимал, по-прежнему мог наблюдать за ним и был способен в любое мгновение без предупреждения вторгнуться в его тело и узнать самые сокровенные мысли.
Криспин оскалился. Воспоминания эти позволяли ему теперь познакомиться со многим из того, что было известно старому магу. Теперь он знал, что может попасть в место, где укрылся со своими людьми Сокол Дугхалл, просто отправившись туда вдоль энергетического волокна, тянущегося от талисмана, который погрузил в его кожу тот, кого он убил. Теперь он также мог наблюдать за своими врагами и, возможно, найти способ уничтожить их.
Однако, не успев насладиться этой приятной мыслью, Криспин понял, что у него нет времени на обдумывание своих действий. Они узнали об Алви и решили похитить его дочь, чтобы воспользоваться ею в борьбе с ним.
Криспин зарычал. Холодная ярость, которую он испытывал при мысли о неприметных Соколах и властных Драконах, преобразилась в нечто другое… жаркое, раскаленное и еще более примитивное. Кровь его закипела, мускулы обожгло огнем, и они свободно потекли под его кожей. Он потратил большую часть жизни, чтобы подчинить себе зверя, обитавшего внутри него, но сейчас Криспин не хотел власти над ним. Он был рад этой твари, завывавшей внутри Трансформирующегося черепа, и был готов целиком отдаться свирепым бессловесным страстям животного.
Криспин торопливо сорвал с себя одежду. Он аккуратно свернул ее, перевязал шнурком и повесил узел на шею. Легкий шелк, из которого была сшита его одежда, не мог обременить его.
Ему хотелось ощутить вкус крови во рту, услышать хруст ломающихся в его челюстях костей. Хотелось рвать, терзать, убивать тех, кто осмелился похитить его дочь. Криспин преобразился в четвероногого Карнея, и мир вокруг сразу же обрел знакомую четкость и осязаемость, запахи обострились и сделались полными смысла, звуки стали разнообразнее, громче и полнее. Принюхиваясь, он втянул в себя воздух и повернул морду к двери. Следовало поторопиться. Похититель уже на пути к дому Алви, а значит, опасность близка к ней. Она еще ребенок и не имеет представления о ловушках, которыми ей грозит город. Алви доверчиво пойдет с первым же, кто произнесет условленную фразу. А Хасмаль прочел ее в его собственных воспоминаниях. Нечего было и думать о том, что похититель что-нибудь перепутает. Оставалось только надеяться, что он сумеет первым добраться до дочери.
Если же нет — он отыщет след, который оставит похититель, возвращаясь в свое логово.
Криспин мчался по белым коридорам Цитадели Драконов, стараясь избежать встреч с ее обитателями и игнорируя явное волнение и смятение, царившие в городке. У него еще будет время свести с ними счеты.
Сначала нужно убить похитителя и спасти дочь.
Глава 9
Шелковая улица и в сумерках бурлила жизнью.
Лавки торговцев шелком, от которых она получила свое название, были уже закрыты, и перед ними на тротуарах, высоко поднимавшихся над мощеной мостовой, устроились оркестрики ом-биндили. Обитатели домов, высившихся над лавками, высыпали на балконы, чтобы насладиться прохладным вечерним воздухом. Они пили и танцевали под музыку или слушали песни. Многие вышли на улицу, чтобы сыграть с соседями в кости или рука об руку прогуляться по вечернему городу — в самых лучших нарядах, чтобы и похвастаться, и перед другими лицом в грязь не ударить.
Песни Вилхены, Гласверри-Хала и далекого Вархииса, звучавшие на языках этих земель, и людей, живших в этой части города, сливались в богатую и странным образом утешительную смесь. Как просто спрятать ребенка в чужеземном квартале, подумал Ри. Эти люди доверяли друг другу и рассчитывали на соседей, потому что более не могли ни на кого положиться. В отличие от исконных жителей Калимекки они не могли прибегнуть к защите, которую предоставляли права горожанина. Они становились добрыми соседями и друзьями из чувства самосохранения.
Гуляющие разглядывали его. Он явно нарушал привычное течение вечерней жизни на Шелковой улице. Люди запоминали его лицо, одежду, походку. Он не мог теперь бесследно исчезнуть из их памяти. Он был незнаком им и потому особенно приметен. Внутренне съежившись, Ри тем не менее вежливо кланялся, продвигаясь со всей возможной здесь скоростью сквозь скопление игроков, сплетников и гуляк.
Основной ориентир, которым он располагал, Черный Колодец, находился в центре площади с пышной растительностью. Тщательно подстриженные кусты и ароматные цветы росли в высоких каменных цветочницах, выставленных во всех четырех углах площади и отделанных мозаикой, напоминающей смелую, стилизованную уличную живопись, что украшала проспекты города-государства Вилхены.