— Сокол не имеет права заставлять. — Дугхалл скрипнул зубами. — Магия Соколов имеет лишь оборонительный характер. Обычно этого бывает достаточно. Криспин Сабир — законный владелец своего тела, и я не могу сделать ничего такого, что заставило бы его изменить решение, которое он принимает по собственной воле.
Дугхалл почувствовал, как чьи-то пальцы стиснули его руку. Повернувшись, он уперся взглядом в лицо Янфа, совсем близко склонившегося к нему.
— Драконья магия может заставить его. И Волчья тоже. Дугхалл опустил ладонь на руку Янфа и приказал себе успокоиться.
— Я согласен с тобой. Но я не Дракон и не Волк. Я — Сокол, и я давал клятву следовать путем Сокола. Так же как и Хасмаль.
— Но ты обязан его спасти, — воскликнул Джейм. — Ведь Алариста отдала тебе свою жизнь, чтобы ты спас его.
Дугхалл обернулся к Джейму:
— Быть может, я и сумел бы спасти его тело, но только отдав за это собственную душу вместе с душой Хасмаля. Джейм, если бы Хасмаль решил сейчас сойти с тропы Сокола, он, возможно, смог бы и сам спасти свою жизнь. Но он не опускает экраны и защищает ими свою душу.
— Спаси его, — настаивал Янф.
— Бывают вещи худшие, чем смерть, — сказал Дугхалл. — Вещи более ужасные, более мучительные. И куда более длительные, чем самое долгое умирание.
— Ты вонючий трус, — ответил Янф, опуская ладонь на рукоять своего меча. В мгновение ока клинки троих стражников взметнулись к горлу молодого упрямца. Янф ожег их яростным взором и обратился к Дугхаллу: — Если бы я мог, то переломил бы твой хребет, старая медуза.
В зрительном стекле Криспин опустил лезвие ножа на веревку, удерживавшую левое запястье Хасмаля. Подойдя ближе к пленному Соколу, он сказал:
— Быть может, мне следовало бы отпустить тебя. Однако как знать, не окажешься ли ты столь же благодарным мне за свою свободу, как и я тебе?
Хасмаль вдруг улыбнулся и произнес:
— Дугхалл, ты слышишь меня? Мне нужно больше времени, я не закончил с делами.
— Ты уже закончил, — сказал Криспин и ударом слишком быстрым, чтобы глаз мог проследить за движением, погрузил нож по самую рукоять в сердце Хасмаля. — Нет! — взревел Янф.
Джейм испустил нечленораздельный вопль. Алариста, лежавшая на полу рядом с целительницей, со стоном очнулась от забытья.
Хасмаль охнул. Глаза его расширились и тут же сомкнулись. Дугхалл затаил дыхание. Слова Хасмаля звучали в его голове. Мне нужно больше времени, я не закончил с делами. Это был код, напоминавший о плане, неведомом Криспину Сабиру и немыслимом с точки зрения Волка.
— Больше времени, — прошептал Дугхалл, молясь, чтобы Хасмаль сумел выполнить задуманное. — Больше времени.
Буквально через мгновение от лица Хасмаля начало исходить слабое белое свечение, так что черты его как будто окутала легкая дымка. Болезненная гримаса, только что искажавшая его лицо, исчезла… оно сделалось умиротворенным, на него легло торжествующее выражение. Слабое облачко света становилось все ярче и больше, теперь оно распространилось и на тело, сперва окружив торс Хасмаля, а потом и его ноги. Дугхалл ясно видел перемены, происходящие с его другом. Криспин также не отводил глаз от безжизненного тела. Из зрительного стекла доносились сейчас лишь отзвуки его дыхания, становившегося все более частым и отрывистым, по мере того как окружавший Хасмаля свет делался все ярче и ярче. Наконец сияние охватило все тело Сокола, став чересчур ослепительным, чтобы на него можно было смотреть. Криспин отвернулся, а потом вновь взглянул на Хасмаля, когда в комнате задвигались тени.
Свет отделился от Хасмаля. Какое-то время он сохранял форму человеческого тела, а потом свернулся в плотный комок ослепительно белого пламени.
— Прочь от меня, — прошептал Криспин.
Светящаяся сфера двинулась к нему… беззвучно, медленно и неотвратимо.
Дугхалл увидел, как поднялась ладонь Криспина — тот по-волчьи огораживался от этой энергии. Свет хлынул из кончиков его пальцев, пронзая сверкающую сферу. Однако она не остановилась… более того, сделалась еще ярче, а потом увеличилась в размерах. Сфера приближалась к Криспину, по-прежнему не издавая ни звука, неспешно и как будто даже невозмутимо.
В этот миг Криспин наконец повернулся и бросился бежать.
И в следующее же мгновение изображение в стекле исчезло, вытесненное вспышкой ослепительно белого света.
А потом его сменила тьма.
В палатке, в горах к югу от Калимекки, вдруг затрепетал полог, и холодный ветер проник внутрь сквозь открывшиеся щели. Янф и Джейм переглянулись, потом одновременно посмотрели на Аларисту, лежащую неподвижно, с запрокинутой головой и открытыми глазами, глядящими в никуда. Она по-прежнему стонала, и слабый надломленный голос ее нарушал общее безмолвие. Ян заговорил первым:
— Что случилось? Что это было?
— Хасмаль захватил тело Криспина, как это делали Драконы, — предположил Джейм.
Дугхалл качнул головой:
— Последние слова Хасмаля были цитатой из Тайных Текстов. Полностью этот отрывок звучит так:
Тогда в момент своей смерти Соландер обратился к Вуали.
— Мне нужно больше времени, — вскричал он. — Я еще не закончил с делами.
И находившиеся внутри Вуали и за пределами ее боги услышали и пожалели Соландера. Тело его было сильно повреждено, и спасти его было уже невозможно, но они не стали отзывать его душу из мира. Вместо этого Соландер принял облик Солнца и пред глазами Драконов и Соколов поднялся из своей разрушенной телесной оболочки, словно свет, нисшедший в мир.
И тогда он обратился ко всем наблюдавшим, сказав им:
— Я по-прежнему с вами.
И при звуке слов сих Драконы затрепетали, а Соколы возрадовались.
— Так, значит, тело его мертво, а душа… стала этим светом? — спросил Джейм.
— Полагаю, что так.
— Тогда что же сейчас с ним происходит?
Дугхалл прикоснулся к потемневшему зрительному стеклу:
— Мы можем только догадываться.
Глава 3
Повозка грохотала по мощенной булыжником улице Шкиперов, расположенной в городском районе Вагата, одной из немногих улиц, открытых для колесного движения в дневные часы. Повозка двигалась неспешно: вознице приходилось соперничать с едущими в гавань телегами, наполненными припасами для отплывающих кораблей, с ослами, мулами и быками, тянущими груженные продуктами деревенские колымаги, только что въехавшие в город, с общественными экипажами, что перевозили купцов со складов в лавки и обратно, и с частными колясками, которые доставляли богачей в порт к их собственным судам.
Кейт держала Ри за руку; она впервые получила возможность прикоснуться к нему — с того самого дня, когда они явились в Калимекку, чтобы проникнуть в город Драконов. Теперь они наконец могли быть вдвоем, если не считать Яна, припавшего к отверстию в задней стенке повозки. Кейт понимала, что он ожидает возможной погони, однако она подозревала, что бывший любовник просто не хочет видеть ее рядом с Ри. И его тяга к ней и боль, вызванная ее любовью к Ри, ясно читались во взгляде Яна, когда он выпускал их обоих из клеток. Каждый раз, когда он поворачивался в сторону Кейт, она вновь и вновь замечала огонь его чувств в его глазах.
Ри наклонился к ней и прикоснулся губами к шее.
— Я люблю тебя, — прошептал он тихонько, так что слова эти мог услышать только Карней.
Сжав его руку, она пробормотала:
— Я тебя тоже.
— Я снял для нас комнаты возле гавани — в одной из гостиниц, — сказал Ян. Он по-прежнему стоял на коленях на задней скамейке повозки, спиной к ним, держась за поручни и глядя в отверстие. — Поддельные документы в свертке возле вас. Вы теперь парат и парата Босопфер из деревни, что у горы Трех Попугаев, а зовут вас Риан и Кайеви. Звучит почти как настоящие ваши имена и как раз подходит для деревенских жителей. Вы — младшие родичи Семейства Масшенков и направляетесь в Бирстиславу — на Новые Территории, где находится ваше имение. Вы были на похоронах Тиркана Босопфера, которые состоялись как раз сегодня; он оставил вам наследство — земли на Территориях, — оформлять которое вы сейчас и направляетесь.
— Бумаги эти очень надежные, — заметил он, чуть повернув к ним голову. — С ними можно спокойно уехать отсюда и завладеть имением, если вы решите оставить Калимекку.
— Никуда мы отсюда не поедем, — сказала Кейт. — Драконы по-прежнему в городе, и пока они здесь, никто не может считать себя в безопасности. Как бы сильно ни хотелось мне никогда более не видеть стен этого города, у нас просто нет выбора.
Ян повернулся и кивнул им. Сухая улыбка обозначилась в уголке его губ.
— Именно это я и рассчитывал услышать. Просто вы должны были знать, что имеете возможность бежать. — Он вновь приник к отверстию в стенке. — В гостинице нам придется провести два или три дня: за дорогой вдоль Пальмового утеса теперь следят. Чтобы добраться до Дома Галвеев по горной тропе, нам придется взять осла, чтобы погрузить на него Зеркало Душ и вьюки.
— И ты уже подделал бумаги, которые объяснят стражникам, что мы там делаем? — спросила Кейт.
— Нет. В Дом Галвеев теперь никто и никогда не ходит. Если нас перехватят на пути туда, скорее всего мы погибнем.
— С тех пор как мы спрыгнули с утеса, чтобы прилететь сюда, я живу, полагая, что уже являюсь покойником, — сказал Ри, вздохнув. — Это вынудило меня заново пересмотреть свою жизнь и теперь позволяет избежать паники.
— И у тебя получается? — Кейт поглядела на него с интересом. Ответив ей взглядом, Ри улыбнулся:
— Когда на нас бросились стражники с обнаженными мечами, я подумал: я уже мертв… что еще они могут сделать со мной? Поэтому я крикнул, предупреждая тебя, и остался на месте, чтобы отвлечь их на себя и дать тебе время убежать. Ничего из этого не вышло… но я до сих пор считаю, что поступил правильно.
Хорошенько подумав, Кейт решила тоже попробовать. Она представила себя лежащей… потускневшие глаза на посеревшем лице обращены в никуда, дыхание остановилось.
— Я уже мертва, — сказала она себе, заставляя протестующий ум поверить в это. — Уже мертва.
Уже мертва. Мысль эта странным образом утешала. Но в тот самый миг, когда Кейт признала свою смерть, она разом утратила все, что можно было потерять. Ее воля вдруг сделалась несокрушимой. И внезапно она поняла, что теперь может полностью сконцентрировать свои мысли на том, что им еще предстоит сделать. Цели и действия, которые следовало предпринять, чтобы достичь этих целей, вдруг ярко обозначились в ее голове, трескотня испуганных голосов притихла, а пронзительный обезьяний голос, завывавший, предвещая неминуемую погибель, умолк.
— В самом деле… получается, — сказала она. — Действительно, полезный способ.
Ри в ответ кивнул.
На Яна это не произвело никакого впечатления.
— Как я уже говорил, вы должны привыкнуть к новым личинам, прежде чем мы отправимся в Дом Галвеев. Но переодеться вам нужно уже сейчас. Скоро будет пропускной пункт, и вы должны выглядеть как бедные родственники, возвращающиеся с похорон.
Сам он стащил с плеч солдатский мундир, едва лишь они оказались в повозке, и теперь был одет в маскировочный наряд: длинная шелковая рубаха, прошитая медной нитью, и широкие, в складку темно-синие штаны. Невысокие, до середины голени, сапоги были скроены из плотного черного материала, расшитого узором, а коротко остриженные волосы его прикрыл длинный светлый парик. Теперь Ян выглядел как человек, который может себе позволить нанять запряженную четверней похоронную колымагу для себя и своих небогатых родичей.
— А где одежда? — спросила Кейт.
— Вещи у вас над головой. У нас есть еще немного времени, но поторопитесь.
Ри встал, покачиваясь в такт движению повозки, и передал Кейт сверток зеленой ткани. Потом достал второй, бурый, предназначенный для него самого.
Кейт торопливо облачилась в приготовленный Яном наряд. В прошлом костюм этот повторял фасон модных в высшем свете траурных платьев, хотя и был сшит из дешевой и грубоватой ткани. За прошедшие с той поры годы из просто невзрачного он превратился в уродливый. Завязав шнурки на корсаже и на лодыжках, Кейт решила, что теперь ее не отличить от какой-нибудь дальней кузины любого Семейства. Костюм Ри оказался столь же неприглядным, однако Кейт отметила для себя, что Ри тем не менее неплохо смотрится в нем.
Оглядев себя, Ри поморщился, а потом перевел взгляд на нее.
— Вот те на, — сказал он голосом деревенщины. — Помянем дядюшку Тиркана банановым пивом и закатим гулянье на всю ночь. А после подвернешь свои юбки и пойдем снова на поле.
Ян отвлекся от своих наблюдений за улицей и, оглядев их обоих, пожал плечами:
— Вылитый бедный парат со своей паратой, покидающие Калимекку, чтобы начать все сначала. Если бы вы могли позволить себе шелка и драгоценности, зачем вам нужно оставлять город и искать удачи на Новых Территориях?
Он развернулся и сел на скамью лицом к обоим своим спутникам.
— Приготовьте бумаги, контрольный пункт уже виден. Кстати, меня зовут Ян Босопфер, я — ваш кузен, только что прибывший с Территорий, чтобы отвезти вас туда.
Кейт кивнула, мысленно проговаривая историю, которую сочинил для них Ян. Сердце ее забилось быстрее. Зеркало Душ лежало в ящике под ногами Яна, и его было нетрудно обнаружить даже при самом небрежном осмотре.
— Приготовься, — сказал Ри, напоследок пожимая ей руку.
— Я готова, — ответила Кейт, — во всяком случае, приготовиться еще лучше уже не могу.
— Должно быть, они уже знают о нашем побеге, — произнес Ри. — И если нас будут допрашивать или захотят обыскать повозку, нам придется убить их.
— Я знаю.
— Мы не можем снова потерять Зеркало.
— Я не забыла об этом.
Повозка, громыхнув, остановилась. Стражник распахнул дверцу настежь и заглянул внутрь.
— Простите за беспокойство во время вашей скорби, — сказал он, — но я обязан проверить ваши документы.
Он лишь мельком взглянул на их лица, однако Кейт по собственному опыту знала, что работающие на заставах Семейств стражники способны даже за столь краткий миг запомнить бездну подробностей и обстоятельно изложить их при необходимости.
Ри передал ему поддельные бумаги, то же сделал и Ян.
Первым делом стражник занялся документами Кейт и Ри. Прочитав их, он фыркнул:
— Гора Трех Попугаев? Сохрани вас Загташт. — Он возвратил Ри бумаги. — Если хочешь получить хороший совет, слушай меня, парень. Люди в этом городе совсем не похожи на тех, к которым ты привык. Когда вернешься в гостиницу, оставайся там и внимательно гляди по сторонам. Не играй в кости с моряками, не покупай выпивку шлюхам и не давай уводить себя на глухие улицы людям, которые предлагают тебе чудесное средство, способное любого сделать богатым.
— Я не стану этого делать. — Ри кивнул с самым серьезным видом.
Он тщательно копировал акцент горца.
— Это ты сейчас так думаешь, — хмыкнул страж. — А потом, не успеешь оглянуться, выкинешь какую-нибудь глупость, растратишь проездные деньги и застрянешь здесь, как это обычно и бывает с деревенскими, решившими, что они отлично знают город.
После этого он занялся бумагами Яна и, столь же быстро окончив осмотр, пожал плечами:
— А вы, вижу, пожили на Территориях и вернулись?
— Да.
— Тогда вы, должно быть, свой человек здесь. Приглядите за ними, ладно? — И он вновь повернулся к Ри, на сей раз пристально окинув его взглядом.
Кейт почувствовала, как по спине пополз холодок. Ри пожал плечами.
— Ты напоминаешь мне одного горца, которого я так же предостерегал, — произнес наконец стражник. — Он явился к нам в участок в ту же проклятую богами ночь, оплакивая истраченные сбережения и жалуясь, что не сможет теперь добраться до Территорий. — Стражник пренебрежительно фыркнул и сошел с подножки на землю. — Как будто мы можем в таком огромном городе отыскать жулика, который его обчистил. И заставить вернуть добычу обратно. — Захлопнув дверь повозки, он махнул вознице. — Отъезжай. Следующий!
Когда они снова двинулись по улице, Ри привалился к боку Кейт.
— В чем дело?
— Я знаю этого человека, — произнес Ри. — Он служил привратником в Доме Сабиров, до того как я отправился за тобой по морю. Его звали… проклятие. Как же его звали… Лерри? Герри? Что-то в этом роде. А, Гуэрри. Да, так. Но хуже всего то, что он тоже узнал меня. Пока он еще не связал лицо с именем, но непременно сделает это.
— Быть может, его следовало убить? — Ян состроил гримасу.
— Нет. — Ри качнул головой. — Тогда мы не проехали бы эту заставу. А теперь у нас по крайней мере есть время раствориться в порту. Только вот лучше бы достать новые бумаги.
Кейт перевела взгляд на Яна.
— Он узнал тебя, Ри, — сказала она. — Я заметила в его глазах удивление сразу, как только он поглядел на тебя. Только я не поняла причины и, так как он промолчал, решила, что мне показалось.
— Ерунда, — ответил Ян. — Если бы он узнал Ри, то немедленно поднял бы тревогу. Он разбогател бы, если бы сдал вас властям. И я не сомневаюсь, что ему прекрасно известно об этом. Афиши, провозглашающие Ри барзанном, расклеены во всех караулках, казармах и на всех досках объявлений.
Кейт взглянула на Ри.
— Я уверена, что он узнал тебя, — настойчиво повторила она. Прислонившись затылком к деревянному подголовнику, Ри закрыл глаза.
— Когда он работал у нас, я хорошо к нему относился, — сказал он задумчиво. — Конечно, ничего особенного не делал, просто здоровался с ним, называл по имени и делал небольшие подарки к празднику Галедана и в День Тысячи Святых.
Ян приподнял бровь.
— Учитывая, что представляет собой большая часть нашего Семейства, ты, должно быть, казался ему святым.
— Сабиры заслужили свою скверную репутацию прежде всего отношением к другим Семействам, — напряженным голосом произнес Ри. — Они не были жестоки с теми, кто служил им.
— Брат, я также принадлежу к этому роду, — ответил Ян. — Надеюсь, ты не забыл об этом? Первые годы моей жизни прошли в Доме Сабиров, и я успел насмотреться на то, как там приголубливали слуг. Моя мать как раз была из тех, кто служил.
— Возможно, ты прав. — Ри пожал плечами. — Тем не менее он не выдал нас, и если Кейт права и он действительно узнал меня, не думаю, что он донесет на нас потом.
— Надеюсь, что это так. Он видел нас, знает имена, под которыми мы прячемся, и знает, куда мы приблизительно направляемся. Если он отправит по нашему следу стражу Сабиров, через несколько дней они без всякого труда выйдут на нас.
Глава 4
Последние слова Хасмаля все еще звенели в нем самом чистыми отзвуками молитвенного колокола. Дугхалл, ты слышишь меня. Мне нужно больше времени. Я не закончил с делами.
Тело его мертво, и он знал об этом… Вуаль влекла его к себе подобно волне, слизывающей с берега сухие веточки. Свет, который наполнял душу Хасмаля, давал ему силы сопротивляться ее притяжению, и разум его оставался спокойным… он не испытывал чувства смятения и утраты, как бывает — он слышал об этом — с людьми, внезапно принявшими насильственную смерть. Он в точности знал, что именно произошло с ним. Криспин Сабир добил его. А Водор Имриш внял мольбе и ответил на нее. Будучи мертвым, Хасмаль понимал, что получил всего лишь небольшую отсрочку, чтобы покончить с оставшимися делами, и еще не зная, каким образом сможет завершить намеченное в своем новом состоянии, сознавал, что способен теперь влиять на события.
Он медленно поднимался вверх, ощущая напряжение, с которым дух его отделялся от плоти. Когда тело осталось внизу, он почувствовал себя сразу и легким и чистым. А потом его накрыла волна осознания ужасной утраты. Душа его тосковала по Аларисте, он знал, что никогда более не обнимет ее, не прикоснется к ее телу, никогда не поцелует ее в губы, не сольется с ней воедино. Последние слова, которыми обменялись они, навсегда останутся последними, последний поцелуй вечно будет последним. Мечтам о детях, о совместной старости никогда уже не сбыться.
Хасмаль надеялся на то, что души их смогут встретиться в Вуали, что они будут вместе и в потусторонней жизни или возродятся в других телах и сумеют вдвоем прожить новую жизнь. На это действительно стоило надеяться. Однако счастье текущего мгновения, этой жизни, этой любви навсегда осталось в прошлом.
Какое-то время он просто висел в воздухе, разглядывая свое мертвое тело, лежащее на столе, и скорбя душою. Сколько многого он желал еще испытать в жизни!
А затем он велел себе сосредоточиться. Водор Имриш предоставил ему этот последний шанс не для того, чтобы он оплакивал собственную смерть. Он был Соколом… он давал клятву служить добру, и пока он помнит себя как Хасмаля ранн Дорхана, сына Хасмаля ранн Халлеса, он обязан закончить свои земные дела, даже в таком, бесплотном облике.
Хасмаль был уверен, что Дугхалл услышал его. Он ощутил присутствие старого Сокола еще до того, как душа Дракона Дафриля была вырвана из тела Криспина. В равной мере Хасмаль не сомневался в том, что Дугхалл понял его намерение связать свою душу с миром живых, как это сделал сам Возрожденный, чтобы исполнить судьбу, украденную у него Драконами. Теперь ему оставалось надеяться, что Дугхалл найдет способ помочь ему, как помог Соландеру Винсалис, написавший для этого свои Тайные Тексты.
Хасмаль не намеревался становиться вторым Возрожденным — он совсем не был уверен в том, что Водор Имриш предназначил ему такую судьбу. Тем не менее бог свел его лицом к лицу с Дафрилем, могущественным Драконом, хваставшим перед ним, что это он, а не кто иной был создателем Зеркала Душ. А затем бог позволил ему увидеть Дафриля плененным, выброшенным из стоящего рядом с Хасмалем тела. И если законный владелец этой плоти, Криспин Сабир, убил его, можно было не сомневаться, что Водор Имриш допустил это не без причины. Не для того ли к нему пришла смерть, чтобы он мог обрести тот единственный облик, который позволит получить сведения, необходимые Соколам для окончательной победы над Драконами?
Водор Имриш не был богом войны и никогда не губил тех, кто служил ему, чтобы насладиться их смертью, как нередко поступали другие боги. Он не жаждал пролития крови и не мог радоваться ей; он не любил человеческих мук. Но Водор Имриш вполне мог использовать возможности убитого, как умел он использовать способности живого.
Криспин Сабир все еще стоял на том самом месте, откуда нанес Хасмалю смертельный удар. Хасмаль знал, что Криспин видит его; глаза Волка были обращены к той точке в воздухе, где плавал он, а дыхание его сделалось учащенным и неглубоким. Хасмаль ощущал страх Криспина, его вибрирующие токи.
Хасмаль обнаружил, что может перемещаться в любом направлении. Он медленно поплыл в сторону Криспина, не зная еще, что именно ему надлежит сделать, однако не сомневаясь в том, что именно Криспином ему следует сейчас заняться.
Волк буквально лучился магией и энергией, и, ощутив это, Хасмаль понял, что Криспин успел вобрать в себя энергию отнятой у него жизни. И когда Хасмаль направился к нему, тот без промедления атаковал его.
Чары, к которым обратился Криспин, должны были, по мысли Волка, стать оружием, однако, соприкоснувшись с Хасмалем в его нынешнем облике, они не причинили ему вреда. Напротив, они вернули Хасмалю украденную у него жизненную силу, укрепили его и сделали более чистыми его мысли. Однако заклинание, которое сопровождало этот поток энергии, рикошетом поразило Криспина, и ревхах со всей мощью обрушился на него. Удар этот ошеломил Криспина, приковал его ноги к земле. Хасмаль ощутил, как усилились исходившие от врага вибрации страха.
Он неторопливо приближался к Криспину. И в самое последнее мгновение Волк внезапно снова обрел власть над собственным телом и повернулся, чтобы бежать. Но Хасмаль уже окутал его облаком, и их души прикоснулись друг к другу.
Поток ощущений хлынул на Хасмаля, обжигая его обостренные чувства, вызывая духовную дурноту. Первое впечатление о душе Криспина можно было бы выразить такими словами: грязь… слой грязи на слое грязи, извращение и наслаждение извращением, ненависть на ненависти, смешанной с похотью, алчностью и жаждой власти. Каждая частица души Криспина извергала свои мерзкие желания бесконечным потоком… каждое отдельное воспоминание и лоскутки прошлого, рисующие очередное извращение, лишь увеличивали общую какофонию. Хасмаль попытался защититься от этого бесстыдного гвалта, но, находясь в новом для себя облике, не сумел оградиться экраном. Оглушенный и возмущенный хаосом, царившим в душе Криспина, он двинулся в глубь его разума, надеясь отыскать спокойный уголок, в котором можно будет без помех сориентироваться. Созданная им для себя тончайшая оболочка, впрочем, оказала воздействие на Криспина. Волк повалился на пол и застыл, лишившись чувств. Он дышал, и сердце его билось, однако хаос в мыслях улегся, и многочисленные конфликтовавшие в его душе голоса либо совершенно умолкли, либо перешли на шепот.
Хорошо уже и это, рассудил Хасмаль.
Он потратил несколько мгновений, пытаясь охватить целиком бурный поток мыслей, выделить из них те, что принадлежали Криспину, не обращая внимания на глубокие отпечатки, оставленные Дафрилем. Хасмаль понимал, что ищет алмазы в потоке вонючей грязи, но не сдавался. И бриллианты эти наконец начали попадаться ему.
Первый из них сообщил ему, что Криспин смертельно боится раскрытия секрета, который он таил не только от всего мира, но и от своих ближайших дружков: брата Анвина и кузена Эндрю. У Криспина был ребенок, дочка, рожденная женщиной по-настоящему небезразличной ему. Мать девочки оказалась замешанной во внутрисемейные интриги, и, узнав об измене, Криспин убил ее собственными руками. Однако он пощадил рожденное ими обоими дитя. Опасаясь, что кто-нибудь из членов его собственной Семьи или других Семейств сумеет воспользоваться ребенком как рычагом, чтобы воздействовать на него, он нанял для девочки кормилицу-няньку и отослал обеих в Новтерру. Все прошедшие годы он скрывал ребенка в городе Стоста на Сабиренском перешейке. Девочка находилась там до тех пор, пока Криспин не узнал о существовании Зеркала Душ и не решил сделаться богом. В тот день, когда «Сокровище ветра», корабль Ри, приблизился к Тысяче Плясунов и попал в его руки, он при помощи магии вложил в трех альбатросов желание полететь на ту сторону моря, снабдив каждого из них запиской, в которой потребовал, чтобы дочь вернулась домой и ждала его в доме, тайно приготовленном им для нее. Она не должна была пытаться самостоятельно отыскать его… он обещал, что сам придет за ней.
Увы, Дафриль овладел телом Криспина в тот самый момент, когда тот предвкушал обретение божественного достоинства. Он так и не испытал мгновения триумфа. Мечты, в которых он представлял себя царем и богом, приветствующим свое возлюбленное дитя в королевстве, отныне принадлежащее лично ей, так и не реализовались. Девушка находилась сейчас в Калимекке, в снятом для нее доме. Дафриль отметил ее приезд и приставил к ней соглядатая, который должен был обеспечить девушку всем необходимым и присмотреть за ней, пока он не найдет для нее подходящего применения. А до тех пор оставил ее в покое.
Криспин, получивший назад свое тело, и его дочь еще ни разу не виделись.
Хасмаль знал имя девушки, знал, где она скрывается, ему были известны и те тайные слова, которыми Криспин должен был убедить свою дочь в том, что перед ней находится единственный во всей Калимекке человек, которому она может довериться.
В темных и глубоких расселинах, оставленных в уме Криспина Дафрилем, он обнаружил воспоминания куда более странные. Воспоминания, которые потрясли его до глубины души. Дафриль и собрат его по имени Луэркас и были теми самыми чародеями, которые тысячу лет назад лишили Соландера жизни. Вдвоем они придумали механизмы машины бессмертия. Дафриль стал единственным предводителем Драконов в Калимекке, потому что во время долгого пребывания в Зеркале Душ с Луэркасом что-то случилось. Хасмаль обнаружил следы беспокойства Дафриля по этому поводу. Дафриль полагал, что Луэркас может пойти против него или предпочесть свою собственную выгоду. Мысль эта несколько смутила Хасмаля, однако он продолжил свои исследования.
Но самая удивительная находка поджидала его среди гнуснейших мыслей, оставленных Дафрилем. Дракон Дафриль некогда возглавил работу по созданию Зеркала Душ. Вместе с Луэркасом и некоторыми другими колдунами он изготовил этот предмет, когда Драконы начали подозревать, что в Войне Колдунов им суждено поражение. Дафриль знал смысл каждого знака, выведенного по краю Зеркала, знал назначение любого врезанного в него драгоценного камня, знал заклинания, действие которых Зеркало могло усилить и направить в нужную сторону.
И все это было известно теперь и Хасмалю.
Внезапно он с кристальной четкостью припомнил слова Говорящей, которую призывал в давно прошедшие времена… той самой, что вынудила его бежать из безопасного дома навстречу Кейт Галвей и его собственной судьбе. Говорящая тогда сказала ему: «Ты сосуд, избранный Возрожденным, Хасмаль. Твоя судьба — муки и слава. Твоя жертва вернет величие Соколам, и твое имя не забудут вовеки».
Быть может, среди полуправд и слов откровенной лжи, сказанных ею тогда, таилась единственная истина: если он поторопится и сумеет удержать в мире свою бесплотную душу достаточно долго, то сможет передать Соколам сведения, которые помогут навсегда избавить Матрин от Драконов, и вместе с тем предоставит своим друзьям способ управлять Криспином, возглавлявшим уцелевших Волков. Прежде чем уйти в Темный Мир, прежде чем его слуха коснутся приветственные напевы карай, он должен найти Дугхалла. И если Соколы узнают то, что известно теперь ему, можно будет сказать, что он прожил свою жизнь не напрасно — и не напрасна была его смерть.
Собрав воедино всю доступную ему энергию, Хасмаль нащупал нить, связывавшую душу Криспина со зрительным стеклом, в которое смотрел Дугхалл, и направился вдоль нее.
Глава 5
— Побыстрее, Даня, — сказал Луэркас. — Нехорошо, если ты будешь тащиться позади меня во время нашего триумфального возвращения в деревню. В конце концов ты моя мать… А мы с тобой знаем, как карганы почитают матерей.
Они ехали на гигантских лоррагах, принадлежащих к крупной и очень опасной разновидности хищных обитателей тундры, постоянно нападавших на карганов по всему пространству Веральных территорий.