Я просто кивнул. Бесшумно приплыл официант с пивом для меня и с огромным высоким стаканом с содержимым, сильно напоминающим чистый виски со льдом.
Харпер поднял стакан.
– За выздоровление, Берт! – и сделал такой большой глоток, который сразу превзошел все выпитое мною пиво.
– В каком же направлении пролегает линия вашего бизнеса?
– Я занимаюсь антиквариатом. Преимущественно старинными пистолетами.
– Исключительно интересное занятие, сэр. У меня в берлоге на стене висит парочка револьверов.
– В самом деле?
Скорее всего – пара кавалерийских револьверов образца 1930 г. Хотя, конечно, он мог быть обладателем отличных старых «кольтов».
– Вы, может быть, встретитесь с моей старушкой. Полагаю, за время путешествия она спустила на антиквариат почти весь мой годовой доход. И, видимо, как раз занялась доходом будущего года. – Он крякнул, осушил стакан и махнул официанту.
– Тогда, ради вашего блага, мне бы лучше с ней не встречаться.
Он рассмеялся, затем вдруг стал погрустнел.
– Да, я открыл, что из коротышек получаются отличные торговцы. Уверен, вы меня простите. Коротышки всегда напористы, люди ждут этого от них и принимают с благосклонностью. Я стараюсь вести дела с мужиками моих размеров, если удается таких найти. Но дела с прочими доверяю брату жены – Чарли. Тот ростом суслику по колено, но проворачивает такие контракты, что мне и не снилось. – Он удивленно покачал головой.
Появился официант, занялся заменой пустых стаканов, одарил меня сочувствующим взглядом и заторопился прочь. Бар стал наполняться публикой.
Харпер пригубил свой стакан и из того исчезло такое количество жидкости, что в ней спокойно могла бы плавать атомная подводная лодка. Затем он заметил, будто только что понял для себя:
– Я догадываюсь, что Господь Бог создал нас и наделил каждого особыми и разными талантами.
О, Господи, теперь мы затронули Бога…
И тут я увидел Гарри. Он медленно вошел в зал и робко огляделся вокруг со своей застенчивой многообещающей улыбкой. Когда он увидел меня, улыбка на мгновение исчезла. Затем он двинулся к нам.
Я встал.
– Мистер Харпер, рад представить вам моего очень старого дорогого друга и известного жулика – Гарри Барроуза.
На удивление легко Харпер поднялся на ноги.
– По манере, в которой Берт вас представил, я догадываюсь, что вы, должно быть, настоящие друзья. Очень приятно с вами познакомиться, Гарри.
Улыбка Гарри стала еще сердечнее.
– Берт любит маленькие невинные шуточки.
Мы снова сели и официант появился почти в то же мгновение, когда пальцы Харпера снова готовы были пальнуть.
Гарри заказал «мартини».
– Вы тоже здесь остановились, Берт?
Я отрицательно покачал головой.
– Просто забежал выпить пива.
Гарри кивнул и краем глаза приступил к обследованию Харпера. В своем, пусть с точки зрения аристократа не совсем соответствующем месту и времени, но прекрасно сшитом костюме цвета вороненой стали, в блестящих черных туфлях, сразу выдающих консерватора, с чувством уверенности в прочности почвы под ногами на десять лет вперед – даже в Хилтоне наш Эдвин идеально точно соответствовал облику личности, от которой пахнет деньгами. А Гарри мог учуять запах одного-единственного пени в грядке чеснока с пятидесяти шагов.
Он медленно произнес:
– Уж не собираетесь ли вы купить у Берта одну из очень старых, дорогих и поддельных антикварных вещиц, мистер Харпер?
– Мы просто составили компанию, чтобы выпить, – быстро отреагировал я.
– Вы занимаетесь тем же бизнесом, что и Берт, Гарри?
Гарри взглянул на меня и очень аккуратно сформулировал:
– Иногда наши интересы совпадают…
Но Харпер, разумеется, не уловил какого – то намека.
– Я полагаю, – сказал он, – что вещи вроде живописи или антиквариата стоят ровно столько, сколько вы готовы за них заплатить. Должно быть, это очень сложный бизнес.
– Вы смотрите прямо в корень, мистер Харпер, – промолвил Гарри похоронным тоном.
– А я всегда считал, что вы покупаете то, что, как полагаете, приобретаете, – вмешался я.
Харпер задумался.
– Но если человек думает, что приобрел…
– Сезанна, – подсказал я.
– Отлично, Сезанна. Скажем, некто полагает, что владеет его картиной. Но она – только подделка. Теперь вопрос: что, его обманули? Сможет ли он испытывать большее удовольствие, обладая настоящей вещью? Лично я, сэр, сомневаюсь.
Я оставил это на усмотрение Гарри, и тот ответил:
– Иными словами, будет ли человек получать то же наслаждение от жены, если не знает, что она ему изменяет?
– Это исключительно интересное сравнение, сэр. Библия утверждает, что грех остается на совести того, кто его совершает, даже если о нем никто не знает. Я полагаю, может быть в этом и состоит Господня кара. Не все грехи приводят к беде. Но я уверен, вам, джентльмены, приходится придерживаться этой философии в вашем бизнесе почти ежедневно.
Мы с Гарри переглянулись.
– Кстати говоря, не знаете, кто сейчас подделывает Сезанна? – ввернул я. – Я знаю, кто работает под Утрилло, пару ребят – под Пикассо, но кто подделывает Сезанна, – не знаю.
Просто заметно было, как в мозгу Гарри закрутились колесики. Он замолчал, опустил стакан, чтобы получше рассмотреть меня, вытащил сигару и наконец сказал:
– Сезанн теперь прекрасно каталогизирован.
– Я и не знал. И все же, кто подделывает его картины?
Харпер осведомился:
– Вы думаете, что купили такую, сэр?
– Не я. Такую вещь я не могу себе позволить. Скажем, я спрашиваю в интересах клиента. Просто хочу пойти и вздуть кого-то, чтобы не портил бизнес.
Гарри выигрывал время, занимаясь сигарой: снимая с нее фирменную обертку, обнюхивая, сверяя с кубинскими стандартами. Наконец он сказал:
– Я не слыхал о таком. Возможно, старый мастер…
– Отбросим эту мысль. Сезанн появился на сцене недавно. Это кто – то из молодых.
Он пожал плечами, улыбнулся и принялся орудовать спичками, колдуя с сигарой.
– И все же я не слышал ничего такого.
Харпер вмешался:
– Совершенно фантастический разговор, джентльмены. Я вижу, Берт предпочитает в бизнесе прямые и короткие пути.
Он не понял и половины, тем не менее я смущенно ему улыбнулся. И теперь хотел выйти из игры. Насколько я мог судить, все пять легли в десятку и наступило время сложить оружие и почить на лаврах.
Я взглянул на часы.
– Мой Бог! Сожалею… Что я должен?
Конечно, Харпер пропустил это мимо ушей. Я вел полемику достаточно долго, и, как надеялся, казался искренним, но на самом деле мне было совершенно неинтересно, что думает об этом Харпер. Так или иначе, я отбыл из Хилтона в 17.30 и заснул в своем номере ровно в шесть.
Разбудил меня телефон. Это был Карлос, сообщивший, что мне нужно навострить лыжи и поспешить в «Доелен».
Тут возникли проблемы с сознанием: кто я, где и почему. В общем, то состояние, в котором вы оказываетесь, когда резко обрывают ваш двухчасовой сон. Но мне удалось вспомнить достаточно, чтобы начать возражать.
– А как насчет того, чтоб это было хоть чуть-чуть секретно? Хоть раз? Если мы встретимся в большом отеле…
– А-а. Но нам настоятельно необходимо встретится. Я дам вам номер комнаты и вы пройдете прямо туда, не задерживаясь с расспросами в вестибюле.
– Хорошо, это ваши проблемы. Но в последних событиях пострадала моя голова…
– Выезжайте немедленно!
Еду, конечно еду. Я разыскал разбросанную повсюду одежду, позвонил администратору с просьбой заказать такси и в половине девятого был в пути.
В отеле стояли столь желанная суета и бедлам, так что я проскользнул на лестницу без каких-то расспросов. Но с проклятой повязкой на голове ничего нельзя было поделать и очень трудно выглядеть вне подозрений. Хотя это было и преимуществом: она заставляла забыть о ваших особых приметах. Все забывается, кроме дурацкого тюрбана из бинтов.
Номер, вероятно донны Маргариты, представлял собой большой люкс – комфортабельный, старомодный, с множеством первоклассных светильников, с приглушенным светом, стульями с мягкой обивкой и уютными диванами. Без грандиозности: голландцы слабы насчет величественности. Зато они знают толк в удобствах и уюте. Они вкладывают деньги в то, что вы непосредственно ощущаете спиной и тем, что пониже спины.
Мисс Уитли и Анри Бернар уже прибыли и сидели с напитками.
Я обратился к ним.
– Сожалею, что опоздал. Пожалуйста, налейте шотландского, если не жалко.
Карлос довольно холодно пробурчал:
– Обслужите себя сами.
Я так и сделал. Столик был уставлен бутылками.
Донна Маргарита украшала собой краешек софы. Она была в длинном голубом домашнем халате с высоким воротником и вышитыми серебром драконами. Потягивая шампанское, она каждой своей жилкой выглядела на миллион долларов.
Коротко мне улыбнувшись, хозяйка открыла собрание.
– Я должна извиниться, созвав вас сюда в такой час, но час назад Карлос принял исключительно интересное телефонное сообщение. Так что если позволите…
Карлос подошел к маленькому кассетному магнитофону, вмонтированному рядом с телефоном, и включил его.
– Боюсь, я включил его не с самого начала.
Несколько секунд мы слышали только шорох, а затем раздался странный голос:
– … может быть, вы заинтересуетесь.
Затем ответ Карлоса:
– Что за картина?
– Французская школа, постимпрессионизм, но подписана очень редко встречающимся художником – Бертом Кемпом.
Длинная пауза. Затем голос Карлоса:
– Вы хотите продать эту картину? За сколько?
– Сто пятьдесят тысяч долларов.
– Я не могу решить этот вопрос самостоятельно.
– Если решите купить, то платите в швейцарских франках. Вы запечатаете эту сумму в пакет и адресуете его Х. С. Йонаху, до востребования, на центральном почтамте, Фоорбургваль. После этого картина будет переправлена в Национальный банк в Цюрихе. Вы поняли?
– Да.
– Звонить я больше не буду. Мистер Йонах будет ждать от вас вестей. И долго он ждать не будет.
Можно было различить щелчок отбоя. Карлос выключил магнитофон.
Донна Маргарита сказала:
– Итак, сеньор Кемп, ваше предсказание сбылось. Что вы посоветуете?
– Отправляйтесь домой в Никарагуа.
Это их встряхнуло. Она резко выпрямилась.
– Простите?
– Это доказывает, что меня выбрали не только из-за вероятности, что я мог везти картину. Они знали это, как и то, что картина ваша. Они знают, где вы остановились. И даже знают ваш банк. Я имею в виду, что секретность для них – пустой звук.
Карлос заявил:
– Вы тоже все это знали.
– Да. Вот потому я бы не был столь глуп, чтобы выложить все это по телефону. Ведь никакой надобности упоминать банк не было, верно? Достаточно было спросить, где ее оставить.
Вмешался Анри:
– Логично. Но все как-то быстро… Меньше дня от кражи до предложения.
Я пожал плечами.
– А почему бы и нет? Между прочим, я мог несколько ускорить события. Я сегодня наткнулся в «Хилтон» на Гарри Барроуза и намекнул ему, что Сезанн мог оказаться подделкой.
Анри ощетинился.
– Это не подделка.
– Гарри может не знать. Но он мог ускорить процесс, опасаясь, что мы выйдем из игры.
Донна Маргарита нахмурилась.
– Складывается впечатление, сеньор, что вы рассказали о нашей миссии?
– Это был только намек. Без упоминания о личностях. Он не мог бы узнать о ком-то, кто еще не вовлечен в события. А я думаю, что Гарри достаточно осведомлен об этом деле.
– Не следовало самовольно ускорять события, пока вас не уволили, – встрял Карлос.
– Заткнись ты… – я увидел, как мисс Уитли вся напряглась, – обалдуй хренов.
– Пожалуйста, – донна Маргарита воздела руки. – Вы пока еще не сказали, что советуете, сеньор Кемп!
– Сто пятьдесят тысяч – это несколько больше, чем я предполагал: около двадцати процентов, верно? Но вы получите картину обратно. Я имею в виду, если бы они могли продать ее по номинальной цене, то так бы и сделали.
Донна Маргарита спросила:
– Почему им просто не бросить картину в реку, получив деньги?
– Репутация. Похищение и выкуп теперь тоже стали бизнесом. Если кто-то не вернет Сезанна, а использует его как затычку в бочке, слухи поползут немедленно. Никто не захочет платить выкуп. И кто-нибудь их продаст. Гарри не станет садиться в ненадежную лодку. Так что картину вы получите обратно.
Мисс Уитли подалась вперед и неуверенно предложила:
– А не могли бы вы попытаться их перехитрить? Ну, например, выследить человека, который заберет пакет?
Я покачал головой.
– Они это предусмотрели. Фамилия получателя – Йонах, это означает, что в ячейке «до востребования» масса других фамилий, начинающихся на «Й». Йонас в Амстердаме – то же самое, что Смит и Браун в Англии. Множество корреспонденции на эту букву. И они могут ждать несколько дней, чтобы забрать пакет. Не могу же я все это время торчать на почте. Кроме всего прочего, они меня знают в лицо. Черт бы их побрал! Платите.
Анри мрачно прокомментировал:
– Вы немало знаете о такого рода деятельности.
– Потому меня и наняли.
Донна Маргарита закурила и огляделась.
– Благодарю вас, сеньор. Теперь мы знаем мнение эксперта. Придется платить.
– Я думаю, это зависит от Манагуа?
– Откуда вы знаете? – нахмурился Карлос.
Мисс Уитли побледнела, но держала голову высоко и непреклонно.
– Это я ему рассказала. Не вижу причин, почему его надо было держать в неведении.
Донна Маргарита обдумала ее слова и согласно кивнула.
– Я уверена, вы правы. Очень сожалею, сеньор Кемп. Итак, что нам предлагать Манагуа? Платить?
Я сказал:
– Есть, пожалуй, еще один путь, который можно попробовать.
– Мне помниться, вы сказали, что никакой надежды нет? – подозрительно пробурчал Карлос.
– Нет надежды обыграть их в деле с выкупом, но можно попробовать обходной маневр, абсолютно с этим не связанный. Предположим, я перекинусь еще парой слов с Гарри…
– Не думаю, что вы столь хорошо знаете этого Гарри, мсье, – заметил Анри.
Мисс Уитли согласно кивнула.
Я продолжал:
– Положим, я скажу ему, что может случиться так, что однажды он будет прогуливаться в темном уголке и вернется домой с разбитой коленной чашечкой.
На диване зашевелились эксперты по живописи, явно приведенные в шоковое состояние. Донна Маргарита, как мне показалось, восприняла это более спокойно.
– Вы абсолютно уверены, что это дело сеньора Барроуза?
– Вполне уверен.
У мисс Уитли наконец восстановилось дыхание и прорезался голос, хоть и не совсем.
– Вы действительно способны на такое?
Я ткнул в свою повязку.
– Он рискнул нарушить целость моего черепа. Я отвечу тем же.
Она продолжала таращиться на меня, будто меня только что извлекли из канала.
– И что, если эта форма интеллигентного убеждения не сработает?
– У него есть еще коленная чашечка.
– О Боже!
– Тем или иным способом мы разыграем акцию устрашения. И будем надеяться, что Гарри испугается и вернет картину.
Мисс Уитли спросила:
– Вы думаете, он поверит, что вы на такое способны?
Анри повернулся к ней.
– Мадмуазель, вы в это верите? Я нахожу, что мсье Кемп исключительно убедителен в такого рода делах.
Затем он повернулся ко мне.
– Но если Гарри не поверит, или поймет, что это – блеф? Тогда перед нами встанет вечная проблема: выполнять угрозу – или отказаться и платить деньги.
После долгого раздумья я заявил:
– Я это сделаю. Точно сделаю.
– А-а-а… – Анри протяжно, удовлетворенно вздохнул и откинулся назад. – Но, вероятно, у него тоже есть варианты устрашения и курок, на который можно нажать. Вы предусмотрели, что он разузнает, кто с ним так поступил? Что затем он наймет побольше людей… чтобы отплатить вашему колену тем же? Или всерьез повредить конструкцию вашего черепа? И что это похоже на притчу о двух докторах, оперирующих друг друга, отрезая один фрагмент за другим пока… – Он улыбнулся. – Друг мой, вы романтик! Вероятно, по причине того, что имеете дело со старинным оружием. Вы похожи на стрелков из старинного вестерна. Но забываете, что если стреляете в человека, то другой человек тоже захочет вас подстрелить. До тех пор, пока в финальной сцене на главной улице, или может быть на Пикадилли не раздастся: бэнг-бэнг-бэнг… И вы испускаете дух в пыли, и над вами рыдает мисс Уитли, орошая слезами ваше стынущее тело.
– Вы действительно так считаете? – мисс Уитли не могла сдержать улыбки. И никто не мог. Донна Маргарита хохотала в открытую.
Я не хохотал. Может, идея, которую я предлагал, и слабовата, и все же… А, черт с ней! Я встал, продефилировал мимо Карлоса и снова наполнил свой стакан.
– Отлично. Тогда платите. Деньги ваши…
– Сеньор, – заговорила донна Маргарита, – я бы хотела, чтобы это было осуществимо. Может быть, это даже проще, чем мы думаем. Но я не хочу, чтобы вы погибли на главной улице или Пикадилли… даже за мое правительство. Мы свяжемся с Манагуа. Скорее всего, они согласятся платить. Сто пятьдесят тысяч – только маленькая часть запланированных затрат.
– Около двух процентов, – дал справку Карлос.
– Благодарю вас. И наша коллекция вырастет в цене. Как долго это будет? – она взглянула на мисс Уитли.
– Наверное, месяца три.
– Так что мы компенсируем потерю, прежде чем коллекция начнет экспонироваться. Мы обратим на это внимание.
Я осведомился:
– Так что, я остаюсь?
– Да. – Она подумала. – Я уверена, сеньор, вы убедительно доказали, что не причастны к краже картины. Поэтому мы будем рекомендовать Манагуа использовать вас и впредь.
– Благодарю.
Но Карлос не мог это так оставить:
– И все же, вы позволили себе потерять картину. Помните это.
– Спасибо за напоминание. А ты провалил операцию с банком. В следующий раз все должно быть сделано, как надо.
– И у вас должно быть оружие.
Воцарилась тишина. Я медленно поставил стакан и сказал:
– Послушайте, меня только что отговаривали от силовых действий. А теперь у вас возникло желание, чтобы я таскал оружие? – Я взглянул на донну Маргариту.
Она это восприняла как всегда спокойно.
– Я считаю, есть разница между нападающим человеком и человеком, защищающим какую-то собственность.
Отлично. Может быть. Хотя конечный результат может выглядеть совершенно одинаково. И может быть, будь тогда в Цюрихе у меня пистолет… Если бы я мог хоть что-то вспомнить!
Так что я выразил свое мнение очень аккуратно:
– Я уже излагал свою точку зрения по поводу ношения оружия… Так, выполняя ваши задания, я нарушал только один закон. Но ладно, если вы хотите, я буду таскать его. Только при перевозке, не все время. – Я покончил с виски. – Могу хоть завтра слетать обратно в Лондон и подобрать подходящий. Займет день, не больше.
– Не можешь подобрать здесь? – буркнул Карлос.
– Без множества ненужных вопросов – нет. Особенно если вы турист. За последние несколько лет здесь на континенте сильно ужесточили законы об оружии.
– Я уверена, это можно устроить, – вмешалась донна Маргарита. – Карлос может помочь?
Могу держать пари, что может. Я предпочитаю, чтобы на любом, самом незначительном документе вместо моего имени фигурировало его.
Карлос, по-видимому, с этим согласился:
– Какого типа оружие предпочитаете?
Я поразмыслил. Мне больше нравился «вальтер ППК», расточенный на калибр.22, или маленький «маузер», или «браунинг – малыш», того же самого калибра. Но…
– Попытайтесь достать спортивный пистолет калибра.22. Ищите спортивный «браунинг». Стоит около тридцатки, производит их Бельгия, так что здесь они должны быть. И купите запас патронов. Количество – на ваш вкус.
– Но у него не будет приличной убойной силы.
– Для пистолета все равно: девять футов до цели или тридцать восемь. Я не собираюсь таскать «люгер» или что-то подобное. Если возникнет надобность прокладывать себе путь, у меня просто должна быть возможность блефовать. Я могу использовать спортивный «браунинг» в качестве аргумента убеждения. Он выглядит милым и невинным, пока не остановит и не окоротит кого-то. Полагаю, такое оружие принесет гораздо больше пользы, чем разрекламированные изделия калибра.22 и 35.
Карлос кивнул без особого воодушевления, или скорее всем своим видом говоря: «Ты эксперт – тебе видней».
Мисс Уитли заявила:
– С какой стати мы все это должны выслушивать?
Меня это слегка задело:
– Послушайте, если вас не нанимали готовить, держитесь подальше от кухни.
Она взорвалась и вскочила на ноги. Ладно, взорвалась – сильно сказано. Весь ее стиль этого не допускал. Она просто побледнела и казалась раздраженной.
– Я приглашена в эту поездку только помогать в покупке картин. Создается впечатление, что сейчас мы обсуждаем план перестрелки между бандами и выбор пуль, вызывающих наиболее жуткие раны. Сожалею, но не вижу связи со своей работой.
– Сядь в углу и помалкивай в тряпочку, – буркнул я.
– Что?
Анри намеренно скучающим тоном пояснил:
– Мсье Кемп с тактичностью английских трущоб просто заметил, что вы всегда понимали… это… эта покупка не пройдет нормальным, цивилизованным путем. И пожалуйста, садитесь.
Она медленно села, явно ошеломленная.
Я обратился к Карлосу:
– Еще мне нужна коробка с пятьюдесятью «вестерн супер – Х» – холостыми патронами. Можете запомнить? Должны быть холостые патроны.
Он кивнул.
Некоторое время все молчали. Затем мисс Уитли снова встала и холодным тоном тихо заявила:
– Если по этому вопросу все, позволительно ли мне пойти пообедать?
– Естественно, моя дорогая, – откликнулась донна Маргарита. – Сожалею, что я вас сегодня пригласила.
Я заговорил снова:
– Подождите минутку. Еще одна вещь. Я не хотел бы, чтобы кто-то приобретал картины в одиночку. Я должен присутствовать в тот момент, когда картина становится нашей. То есть донны Маргариты. Только таким образом. Согласны?
Она не казалась шокированной этой идеей. Просто пожала плечами и кивнула.
Я взглянул на Анри.
– Все правильно? У вас уже есть какие-то виды на покупку?
– Вероятно. Точно еще не известно. Но скоро мы определимся.
Мисс Уитли пожелала всем спокойной ночи. Всем, кроме меня, и удалилась.
Донна Маргарита потянулась и села прямо.
– У меня встреча в десять. Вы меня извините?
Карлос вскочил на ноги. Лицо его ничего не выражало. Мы с Анри поднимались гораздо медленнее. В двери, ведущую в ее спальню, как я полагал, хозяйка обернулась:
– Если Манагуа одобрит выкуп, может быть сеньор Кемп возьмет на себя доставку пакета на почту? Он наш охранник, в конце концов?
Карлос мгновенно глянул на меня и согласился. Они действительно изо всех сил старались доверять мне. Пакет денег чистоганом, плата за нелегальную сделку – самая подходящая ситуация, чтобы с ними исчезнуть. Ведь здесь не нужны подписи, печати и прочая ерунда. Затем я поймал взгляд донны Маргариты, вероятно, она подумала о том же. Она мельком улыбнулась, пожелала спокойной ночи и вышла.
Карлос сказал:
– Думаю, лучше нам вместе не выходить. Пойдем по одному.
– Я немного задержусь, – поспешно согласился я. – Вы тут плохого виски не держите.
10
В ту ночь я заснул очень поздно и спал крепко. Естественно, что остаток утра я чувствовал себя ужасно. Однако преимуществом было то, что оставалось куда меньше ждать, пока будет вполне прилично появиться в баре.
Внизу я попросил портье найти врача и занялся перевязкой. Конечно, пришлось снова рассказать байку насчет автомобильной аварии, и он, конечно, не поверил. Я уверил врача, что это произошло в Цюрихе, а не в их порядочном законопослушном городе. Кстати, раз это действительно произошло в Цюрихе, какого черта я не сказал ему правду? Видно привычка.
Потом врач заявил, что повязка не нужна, вполне достаточно пластыря. Но я заныл, что ужасно боюсь, когда пластырь отрывают, так что пришлось ему перевязывать заново. Конечно, пластырь бы вполне годился, но у меня были свои соображения насчет того момента, когда мне снять повязки.
В «Парк-отель» я вернулся как раз вовремя, чтобы первый раз за день выпить пива. Ну и что делать дальше? Все еще стоял январь и нужно было чем-то заняться. Я уже побывал в Королевском музее; домик Рембрандта меня не интересовал; у меня не было никакого желания отправиться на экскурсию по каналам; время тюльпанов еще не пришло и вообще к черту тюльпаны.
Я выпил еще пива. Примерно в половине первого появилась мисс Уитли, в черном пальто, с красными от холода щеками. Она заметила меня, но и только.
Я в третий раз выпил пива. День постепенно становился похожим на один из тех серых скучных дней, когда еще мальчиком мне приходилось оставаться с бабушкой, та отправлялась вздремнуть после обеда, а мне не разрешалось ничего трогать, чтобы не разбить, причем это касалось даже радиоприемника, и день проходил столь же жизнерадостно, как отдых в гробу. Обычно я читал словарь. Если бы меня застали за этим занятием, ничего бы не случилось – просто подумали бы, что я расширяю свой кругозор или что-то в этом роде. А вы не знали, что почти на каждой странице приличного словаря можно найти либо ругательства, либо лихие сексуальные словечки?
Но скорее всего в «Парк-отеле» нет даже приличного английского словаря.
В час дня я на такси отправился в агентство Кука и провел там полчаса, изучая всевозможные способы и расписания передвижения из Амстердама в Цюрих – самолетами, поездами, да чем угодно. Вариантов было множество. Это занятие достаточно меня взбодрило, чтобы почувствовать – пора пообедать, и придало достаточно храбрости, чтобы прогуляться по Нойве-Шпигельстраат и посмотреть, нет ли у тамошних продавцов старинного оружия, которое они недооценивают. Ну разумеется, такого не оказалось.
В результате в четвертом часу я вернулся в «Парк-отель». В записке, оставленной для меня на стойке портье, стояло:
«Пожалуйста, позвоните A. Бернару».
Он жил в «Шиллер-отеле» на площади Рембрандтсплейн примерно в двух кварталах от «Доелена» и гораздо ближе к центру, чем «Парк-отель». Поэтому, просто чтобы чем-нибудь заняться, я не стал звонить, а пошел туда и постучал в его дверь.
Он провел там уже несколько дней и не терял ни минуты, создав добротную французскую атмосферу: температура в комнате достигала семидесяти пяти градусов[2] и столбом стоял дым сигарет «Галуаз». Несмотря на это, хозяин снял с себя лишь пиджак, все еще прея в жилете и галстуке.
– Очень любезно с вашей стороны, мистер Кемп.
– Вам что-то удалось достать? – Я закрыл дверь и расслабил галстук.
– Полагаю… это весьма вероятно. – Свет был слабым, но за очками угадывался блеск глаз и за осторожным тоном – заметное возбуждение.
– И что же это?
– Ван Гог, я думаю. Отсутствующий в каталогах.
Я открыл было рот, чтобы сказать, что если картина отсутствует в каталогах, то скорее всего это просто подделка, но предпочел промолчать. Он должен был уже об этом подумать, и в любом случае я не смог бы отличить настоящего Ван Гога от детских каракулей моей сестры. К тому же иногда я думаю, что никогда не стоит возражать.
Вместо этого я спросил:
– И какова же цена?
Он проделал в уме перевод из одной валюты в другую.
– Немного больше ста тысяч фунтов. Хорошая цена.
– Где находится картина?
– В частном доме недалеко от Хейе. В Гааге.
– И кто еще знает о ней?
– Только продавец. Владелец сам обнаружил картину. И теперь хочет продать ее частным образом. Так, чтобы сделка прошла без огласки.
Я понял, в чем дело. Он мог бы получить за нее большую цену на аукционе – особенно в Лондоне, где устроители берут себе меньшие отчисления, чем на континенте – но если нынешний владелец действительно сам обнаружил картину, тогда почти вся сотня тысяч фунтов достанется ему. Не может быть, чтобы картина, принадлежащая художнику школы Ван Гога, продавалась за четверть цены картины самого мастера, а потом обнаруживалось бы, что это подлинный Ван Гог. Так что вероятнее всего сам он купил ее за два флорина и старую почтовую открытку.
В Голландии тоже существует налог на капитал. Если он не сообщал о покупке, то нет нужды сообщать и о продаже. Иначе правительство конфискует всю дополнительную прибыль, которую можно получить на аукционе. А может быть – и больше.
– И он, конечно, хочет получить всю сумму в подержанных банкнотах как можно меньшего достоинства, верно? – спросил я.
Анри усмехнулся; он знал, о чем я думаю, лучше меня.
– Он будет очень рад, если деньги выплатят ему в Швейцарии. В каком-то смысле для нас это даже легче.
Да, деньги не пройдут через голландский банк, а значит не привлекут внимания налоговых служб; это, конечно, дополнительное преимущество.
Однако существовало одно препятствие. И я должен был сказать об нем сейчас, и наплевать на то, что он при этом почувствует.
– Если об этом знают только владелец, продавец и вы, то не будет никакой экспертизы. Не будет никаких научных штучек. Никаких спектрограмм, никаких рентгеновских обследований, – сказал я.
Он понимающе усмехнулся.
– Ну, это я легко могу устроить. В Амстердаме хватает экспертов по этим вопросам.