36

Не меньше минуты я не двигался. Потом быстро взглянул на свои часы: пять часов, значит уже стемнело. Но все-таки, по моим расчетам, для Карлоса было еще рано. В это время на улицах должно царить оживление, ведь люди идут с работы домой.

Затем я вспомнил о церковном колоколе.

– Какой сегодня день?

– Воскресенье, конечно.

– Черт!

Затем я зашевелился.

– Клинекс, быстро.

Она зачерпнула пригоршню из своей сумки. Я наспех прочистил шомполом ствол, осмотрел запальник и отрывисто бросил:

– Снова ту брошь.

Она ее протянула. Я прочистил запальник, забившийся от пробных выстрелов. Теперь нужен порох.

Сколько? Сколько? Пять гранов для калибра.45; но эта пуля вдвое тяжелее. Этот пистолет не создан для нитроглицерина. Ох, был бы хоть какой-то выбор… Мне придется утрамбовать порох туго, как мешок шотландца, но даже тогда…

Дверной звонок задребезжал снова, в дверь сильно постучали. О, черт! Ложка, которой я отмерял порох, дрогнула. Да, мои руки дрожали так, будто я не опохмелился после хорошей пьянки.

Затем я сделал пыж из сложенного клинекса и забил его туго – туго. Потом другим кусочком обернул пулю и это помогло ее протолкнуть.

Раздался еще звонок, еще стук. Глуховато донесся крик:

– Мистер Кемп!

Порох в запальнике; затвор закрыт. Время раскуривать сигару. Я затянулся, табак вспыхнул, потом я отрезал горящий конец и прижал его к курку. И тут же зажег вторую сигару, на случай, если сразу все не получится. Если бы у меня было время!

Я встал, и коленки вели себя не лучше моих рук.

– Ну вот, милая. Отойди и держись подальше.

– Берт, поцелуй меня.

На какой-то миг она отчаянно приникла ко мне, дрожа не меньше меня. Затем я поспешил к дверям.

Я крикнул:

– Иду, иду, – чтобы создалось впечатление, что он нас разбудил. Но вряд ли это могло его обмануть. Запоры, ставни, задержка заставят его волноваться.

Ты – ублюдок. Ты – вшивый никарагуанский убийца, шотландский ублюдок. Я не боюсь тебя, приятель. Я могу убить тебя. Я хочу убить тебя. Действительно хочу…

Я снял засов, отпер замок, открыл дверь и отступил назад, держа перед собой «Вогдон» так, чтобы сигара была сверху. Иначе она могла бы затухнуть, покрывшись пеплом, – старая проблема фитильного замка. Подняв сигару к лицу, я раздул ее поярче и водворил на место.

– Открыто – входите.

Что бы ни случилось, все должно произойти очень быстро, до того, как сигара догорит.

Я хочу убить тебя, я действительно хочу убить тебя. Мои ноги вдруг перестали дрожать, я весь напрягся, я стал един со своим пистолетом.

Вошел Карлос, глядел он подозрительно и держал наготове «браунинг».

Потом он увидел мой пистолет.

– Он заряжен, Карлос, – сказал я. – Я заставил его работать. Убери свой пистолет. – Мой голос звучал безразлично, и я глядел в точку у него на груди.

– Мистер Кемп, я не понимаю, что это значит.

– Убери пистолет, потом мы поговорим.

– Скажите, что…

– Я буду стрелять.

Он хмуро уставился на «Вогдон», на яркий конец сигары. Наверно, он мне поверил. Но все же поднял свой пистолет. Вспышка запальника была ослепляющей, для меня прошло миллионы лет, когда я представил, что будет, если сигара не подожжет заряд, а его пистолет вот-вот нацелится на меня. Подсознательно я ожидал раскатистого грохота черного пороха, на который и был рассчитан пистолет. Но резкий треск потряс меня не меньше, чем отдача.

Карлоса отбросило назад к полузакрытой двери, она захлопнулась, как второй выстрел. Потеряв опору, он развернулся и упал на колени лицом к стене, потом скорчился и затих. Кровь почти не шла. Он был мертв.

Но я знал это, как только прозвучал выстрел. С расстояния пяти футов «Вогдон» бил точно. Можно было целить ему в плечо, но…

Сквозь звон в ушах я услышал, как Лиз сказала:

– Он собирался стрелять?

Я только кивнул.

– Надеюсь, ты был вынужден это сделать… Он мертв?

Я снова кивнул, потом подобрал «браунинг» и оттянул затвор. Патрон был в стволе.

– Что нам делать? – спросила Лиз.

Наконец я собрался смелости и взглянул на нее. Она была очень бледна, очень серьезна, но при этом очень решительна.

– Убираться отсюда к черту, – сказал я.

– За полицией?

– Увидим…

Потом я взял Карлоса подмышки и потащил его к ванне. Кровь еще текла, не так сильно, но там ему было самое место. Затем я обшарил его карманы.

Вошла Лиз, уже в пальто.

– Сумки в прихожей. Господи, ты же не возьмешь его деньги.

– Не глупи. Ключ от входной двери. – Я держал в руках шестидюймовое гамбургское скобяное изделие.

– Берт, извини. Я немного…

Я кивнул, но продолжал обыскивать карманы Карлоса в поисках каких-нибудь бумаг.

И в конце концов нашел. Лист был отпечатан на машинке и начинался так:

«Джорджио да Кастельфранко, известный как

Джорджоне;

«Венера с пистолетом»

Затем следовало краткое описание картины и ее размер, немного о том, что она «подогнана под раму неизвестным художником семнадцатого века, с подписью «Giorgione pinxit», и заканчивалось все так:

«По моему мнению, это работа Джорджоне. Несмотря на отсутствие атрибуции, учитывая тот факт, что она в течении нескольких веков пребывала во владении венгерской семьи, стиль, оттенки, поза и экспрессия фигуры хорошо сочетаются с другими работами, общепризнанными как написанные этим автором. Поэтому я оцениваю ее в 3 500 000 долларов».

Подписи под документом не было.

Я передал его Элизабет, а все остальное положил назад.

– Что такое «атрибуция»?

– История жизни картины. «Из коллекции Джекоба Астора, выставлялась в Чикаго, описана в монографии Беренсона», – вот так примерно.

– Это примерно то, что ты написала бы для Манагуа?

Она растерянно кивнула.

– Но этого я не писала. И не Карлос – он бы не смог.

Я поднялся с края ванны, вышел в гостиную, достал упаковку, в которой прибыла сюда картина, и стал паковать ее заново.

На это понадобилось время. Лиз вошла прежде, чем я закончил.

– Что ты делаешь?

– Это мы заберем с собой.

– Берт, мы не можем…

– Она нам понадобится. Мне кажется, я догадываюсь, что все это значит.

Но предстояла чертова работа. У Лиз было два объемных чемодана, у меня – один большой, для контрабанды, и сумка для самолета. И даже повесив одну сумку на плечо, у нас оставалась на двоих одна свободная рука. Весь тротуар был покрыт комками замерзшего снега, ветер хлестал в полотно, заставляя меня шататься, как пьяный матрос.

Мы свернули за угол, потом за второй, но не увидели ни души. Потом впереди показалась хорошо освещенная улица, и мы вышли на Роттердам-штрассе. Наконец-то я понял, где мы находились последние двадцать четыре часа.

Еще через сто ярдов и три остановки, чтобы перевести дыхание, мы нашли маленький старый отель с бронзовой табличкой на стене, утверждавшей, что ему присвоены две звезды какой-то туристической конторой три года назад…

Мы зашли туда, зарегистрировались и отдали наши паспорта. Мне не очень нравилось все это – мы все еще были недалеко от места упокоения Карлоса Макгрегора. И картина вызывала любопытство.

– Наше авто, – попытался объяснить я, – ist caput. – Я ткнул пальцем в направлении, совершенно противоположном тому, откуда мы пришли. – Аккумулятор капут. – Я немного порычал, изображая мотор, не желающий заводиться.

Малый за конторкой нас понял. Он предложил позвонить в гараж, но я отказался, заявив, что этим лучше заняться завтра. Он даже пошутил, что по крайней мере никому не удастся угнать машину с неисправным аккумулятором.

Может быть, все это помогло объяснить, почему мы идем пешком с большим багажом и тащим огромную картину.

Номера были чуть лучше той квартиры, но ненамного.

Огромные кровати со спинками, украшенными медными шарами. Толстые стеганые, типично австрийские перины. Холодная и горячая вода в каждой комнате. Правда нет телефонов, но все же довольно неплохо.

Мы бросили свои сумки и картину, потом Лиз сказала::

– Ну, а теперь в полицию.

– Не уверен…

– Берт, ты не можешь…

– Слушай, я убил человека. Это потребует бесконечных объяснений.

– Тебе придется рассказать, как все было. Ты даже мне еще не рассказал.

– Давай поступим так: сначала скажем обо всем нашей хозяйке, хорошо?

Она холодно взглянула на меня.

– Берт, я не понимаю, что происходит.

– Ладно, просто доверься мне, хоть немного. Она в «Бристоле», верно?

Я пошел вниз, взял телефон и позвонил донне Маргарите.

– Говорит Берт Кемп, – я говорил быстро, не давая ей времени перебить, – у нас небольшая проблема. Мы с мисс Уитли ушли из квартиры. Боюсь, что Карлос пострадал. Но я не хочу говорить по телефону. Мы можем прийти немедленно. Так получилось, что мы не хотим дольше оставаться в Вене.

Последовала длинная пауза, а потом она, колеблясь, сказала:

– Конечно, сеньор Кемп, приходите… но что с Карлосом? Вы говорите, он пострадал?

– Я все расскажу вам при встрече. Какой номер?

Она ответила, и я быстро повесил трубку.

Потом я стал разыскивать Гарри. Я это проделал по старому методу: сперва позвонил в сыскное бюро, потом послу. Безуспешно. Это начало меня беспокоить. Я же не мог прозвонить каждый проклятый отель в этом городе. Затем, просто на удачу, я позвонил в «Бристоль» и попросил мистера Гарри Барроуза.

Меня сразу с ним соединили.

37

Когда мы добрались до Бристоля, была уже половина седьмого. Портье в вестибюле неодобрительно посмотрел на мое пальто, но позволил пройти наверх.

Перед тем, как я постучал в дверь донны Маргариты, Лиз спросила:

– Берт, ты действительно знаешь, что делаешь?

– Да, возможно, – я постучал. – Только верь мне, ладно?

Она едва кивнула. Я наклонился и поцеловал ее в щеку. Ее улыбка больше походила на судорогу.

Гарри пришел раньше. Он открыл дверь и взглянул на меня сверху вниз.

– Берт, Лиз, привет. Я и не знал, что вы знакомы. А что, собственно, все это значит?

– Ты лжец, Гарри, – сказал я, – но спасибо, что пришел. Я был бы здесь первым, если бы не заминка с такси.

Лиз увернулась от его рукопожатия и поспешно отошла. Я сделал то же самое.

Мы миновали короткий коридор, откуда, вероятно, открывалась дверь в ванную. Затем вошли в большую главную комнату, с дверьми на каждой стене. Она походила на выставочный зал антиквариата в одной из ловушек для туристов рядом с Найтсбридж. Стены были обшиты бледно-желтым шелком, мебель составляли жесткие кресла, софа в зеленую полоску эпохи Регентства, столы на трех ножках, оригинальные виды старой Вены, мраморный камин – черт, понимаете, супруга Эдвина Харпера тут же выписала бы чек.

Донна Маргарита, расположившаяся на софе, выглядела так же роскошно и дорого, как вокруг, только не столь антикварно. Платье из золоченого ламе, или может быть, капот, спадающий от высокого китайского воротника до лодыжек.

– Сеньорита, сеньор – добрый вечер. В чем дело? Но сначала, пожалуйста, выпейте.

Я огляделся, но не увидел никаких бутылок. Тут, виновато улыбаясь, Гарри открыл буфет, обитый тем же шелком, что и стены, и он оказался холодильником, обрамленным бронзой.

– Лиз? Тебе виски?

Она кивнула утвердительно, я поддержал, а затем обернулся к донне Маргарите.

– Извините, меня не было, чтобы представить Гарри.

– Я, конечно, слышала о нем.

– Да уж, конечно.

– Пожалуйста снимите пальто. Теперь скажите, в чем проблема? И что случилось с Карлосом?

Я бросил пальто на прямую спинку стула и сел. Лиз села в кресло. Гарри с напитками на цыпочках пересек комнату.

– Дело обстоит примерно так, – сказал я, – я убил Карлоса.

Рука Гарри даже не дрогнула, когда он передавал мне виски.

Но дрогнула донна Маргарита.

– Что вы наделали? Почему? Как?

– Я просто застрелил его. Я имею в виду, мне пришлось. Он собирался нас убить.

– Marde de Dios! Это… сумасшествие! Вы сказали полиции?

Гарри все еще стоял подле меня, словно услужливый дворецкий, давая мне возможность вблизи рассматривать его вызывающе дорогую куртку. Это меня раздражало.

Я его отодвинул.

– Послушайте, полицию мы можем вызвать позже. Я не буду вас останавливать. Но я хотел попытаться с вами объясниться, понимаете?

Ее темные глаза жестко впились в мое лицо.

– Боюсь, что в отношении картин, которые вы покупали, было совершено какое-то мошенничество. Не знаю насчет Нью-Йорка и Лондона, тогда меня не было, но здесь…

– Вы говорите лишнее, – поспешно сказала она.

– Нет. Мы всегда знали, что Гарри знает гораздо больше, чем должен, – я покачал головой, – так что я ничего не выдаю. Ладно, первая картина, о которой я знаю, и с которой вас обманули, была картина Сезанна в Париже.

– Но Анри был в ней уверен, – напустилась на меня Лиз. – У нее была регистрация и все прочее…

– О, да. Только стоила она немного дороже, верно? Я имею в виду, что когда меня избили, вам пришлось ее выкупать. Ну я бы сказал, что Карлос помог обстряпать все это. Он не давал банку никаких инструкций. Он просто нанял в Цюрихе нескольких крутых ребят и поручил им устранить меня. Так он подготовил почву – и получил сто пятьдесят тысяч долларов. Ну, конечно, за вычетом расходов. Но дважды один и тот же трюк повторять нельзя. Если вы и не заподозрите, то может вмешаться Манагуа. Итак, вы переходите ко второй фазе: подсовываете несколько подделок.

– Даже полагая, что вы могли получить подделку помимо Анри и меня, – заметила Лиз осторожно и не слишком тепло, – то Карлос уж точно не знал, как их делать.

– О, конечно. Вот потому, я полагаю, ему нужен был Гарри, не так ли?

Гарри посмотрел на меня.

– Неправда, Берт, – это прозвучало у него как извинение.

Дона Маргарита покосилась на него.

– Пожалуйста, продолжайте, синьор Кемп.

Я жадно глотнул виски.

– Давайте перейдем к делу. Возьмем портрет Кордобы.

– Я не говорила, что это был портрет Кордобы, – поспешно сказала Лиз.

– Нет, кто-то в Манагуа так решил, и это было определено до того, как вы его нашли.

– Но на картине было написано – Кордова. Надпись была не новой.

– Да, но предположим, часть надписи была утрачена, немного сверху или снизу. Что, например, если было написано так:

FRED GONSALEZ A LIEUTENANT OF

FRANCISCO WHATSIT DE CORDOBA[39]

Из двух строчек, – я нарисовал в воздухе, – они просто сняли верхнюю. Я полагаю, вы не стали проверять эрозию картины, не так ли? Ведь это ничего не сказало бы о ее возрасте.

Элизабет оценила идею и нахмурилась.

– Я полагаю… Так могло случиться. Мне приходилось работать очень быстро, слишком быстро.

– Конечно, совершая так много тайных сделок и имея под боком меня. Это была превосходная ситуация для проталкивания подделок. Думаю, что у Анри подобная ситуация была с Ван Гогом. Даже я знаю, что вы делали рентгеновский анализ этой картины. В то же время Гарри мог найти старую копию Ван Гога, достаточно старую, договориться с типом из Гааги – и все.

Гарри вежливо остановил меня:

– Берт, если ты будешь продолжать в том же духе, я должен буду предъявить тебе иск на миллион долларов.

– Лучше сначала одолжи его мне. Брось, Гарри.

Лиз задумчиво протянула:

– Это ловко, даже слишком ловко, чтобы поверить. Только представьте, что я не порекомендовала Кордобу, а Анри не наткнулся бы на Ван Гога, или не поверил бы в него? Что тогда?

– Тогда ничего. Не могло появиться еще полдюжины подделок и ложных атрибутов, которые бы они сумели подобрать. Но вы оба ошиблись. И это было нетрудно подстроить. Вы бы все равно попались в другую ловушку, придуманную ими, понимаете? Как карабин Наполеона. Я имею в виду, что они не могли отнести это к… – я посмотрел на донну Маргариту. – Как долго вы планировали все это?

– Почти пять лет.

– Видите? У них было достаточно времени, чтобы Гарри подобрал хорошие подделки и договорился с людьми, подобными Фаджи.

– Пуссен? – неожиданно спросила Лиз.

– Нет, это было гениально. Я полагаю, что ты получила квитанции с его пометками на ней. Все это можно использовать в суде.

– Но, предположим, мы бы еще раз все это взвесили, Анри решил бы сделать в Цюрихе рентген…

– Он собирался.

– Ну, и что потом?

– Тогда его должны были убить. И убили.

Донна Маргарита застыла в недоумении и посмотрела на Гарри. Я сказал:

– Нет, не Гарри. Гарри с убийством не свяжется. Он мог знать об этом, но он не причастен. Это был Карлос. Я имею в виду, он знал о нашей поездке в Цюрих. Я звонил ему до отъезда. Потом Анри звонил из Цюриха, чтобы сказать, где он остановился. У Карлоса было почти десять часов, чтобы добраться туда самолетом и убить Анри прежде, чем я его нашел. Он мог это сделать.

Лиз открыла рот, но я поспешно ее перебил.

– Дай мне сказать, милая. Верь мне. – Я оглянулся на донну Маргариту. – Но вы об этом знаете. Вы должны были знать, если он уехал в ту ночь.

Она нахмурилась, сосредоточенно моргая. Затем, после долгой паузы, медленно сказала:

– Он мог это сделать… Я долго его не видела, не видела и на следующее утро.

Я хотел глубоко вздохнуть, но вместо этого сделал большой глоток виски. Теперь мы были спасены, донна Маргарита была на нашей стороне.

– Итак, мы подходим к главному, к «Венере». Насколько я подсчитал, со всех предыдущих сделок получилась прибыль примерно в полмиллиона долларов, или около этого. За вычетом оплаты тому типу в Гааге и Фаджи. Но это совсем другое дело. Если венгры готовы продать ее за два миллиона, как работу Тициана, а вы можете перепродать за три – как Джорджоне.

– Это действительно так? – опешила Лиз.

– Конечно. Вероятно, венгры даже не знали, что картину используют для перепродажи. Они просто рады отделаться от нее за два миллиона в иностранной валюте. Все это чепуха – о контрабандном вывозе, охране и так далее. Скорее всего она была ввезена сюда вполне законно. Единственное, венграм еще не заплатили, поэтому охрана могла быть вполне реальной.

Элизабет просто осела в кресле и расхохоталась.

Гарри перестал делать виноватый вид.

– А что здесь, черт возьми, смешного?

Я усмехнулся.

– Это действительно Джорджоне, понимаешь? Мы с Лиз прошлой ночью изменили свое мнение о картине. Конечно, для вас это ничего не меняет, вы так и так получили бы свой миллион. Вам только нужно было, чтобы кто-нибудь удостоверил картину, как произведение Джорджоне. И это нас едва не погубило, понимаешь? Карлос думал, что Лиз будет отстаивать свою точку зрения про авторство Тициана. Поэтому он приготовил хорошенькую уединенную квартирку, где все было готово для маленького парного самоубийства.

Лиз снова наступала.

– Но, предположим, я подтверждаю авторство картины прошлой ночью, или хотя бы говорю, что это сделаю?

– Тогда ничего. Вокруг радостные улыбки и мы получаем билет первого класса домой.

– Но… а если мы мертвы, как заставить Манагуа принять эту картину за Джорджоне? Он что, собирался пытать нас, чтобы мы подписали сертификат?

– Не думаю. Но разве не прекрасное совпадение? Я имею в виду, что когда вы получаете выгодное предложение на действительно великую картину, а собственного эксперта нет, то – сюрприз из сюрпризов – оказывается, что вы остановились в одном отеле со всемирно известным экспертом Гарри Барроузом. В Манагуа наверняка о нем наслышаны. Итак, пусть он и подпишет сертификат. Черт, Гарри, вы должны были остановить все это.

Элизабет взглянула на него и заявила:

– Вы подлец, Гарри.

Он встал.

– Берт, с меня хватит ваших росказней. Донна Маргарита, теперь я могу откланяться?

Ее глаза метали темное пламя.

– Нет. Если вы и вправду замешены во всем этом, тогда оставайтесь и слушайте. Вы крадете мои деньги и портите мою политическую карьеру. Сядьте. Сядьте!

Он не столько сел, сколько был сбит с ног. Так или иначе, он остался.

Я примирительно заметил:

– Ладно, все не так страшно. Я имею в виду, коллекция почти в порядке. Что касается «Венеры», то это подлинный Джорджоне. Кордова вполне мог быть Кордовой, только Гарри знает это наверняка, а он не заговорит. Все что вам надо, это прекратить анализы картины Ван Гога. Это будет нетрудно. А мы с Лиз тоже не станем болтать, все, чего мы хотим – это выйти из дела.

Теперь все смотрели на меня. Я продолжил:

– Я так понимаю, вы ждете объяснений по поводу Карлоса, верно?

Донна Маргарита осторожно спросила:

– Вы не хотите идти в полицию?

Я пожал плечами.

– Он собирался убить меня; я убил его. Да, я готов дать делу ход, если только все нюансы с коллекцией будут улажены. Но ведь Гарри в этом большой специалист.

– Берт, ты располагаешь фактами, чтобы доказать все это? – спросил Гарри.

– Об этом типе – практически все.

Он снова повеселел, вернулись его бесконечная вежливость и вкрадчивость.

– Берт, если ты в самом деле убил человека, я ничего не могу поделать.

Я прогнулся на стуле и сунул правую руку в боковой карман, так небрежно, как только мог.

– Ну, а теперь Гарри, я скажу тебе главное. Я хочу вступить в твой бизнес. Я имею в виду искусство. Ты можешь стать моим первым клиентом. Я хочу продать тебе Джорджоне.

Больше он виновато не улыбался. На улыбку не осталось и намека. Спустя какое-то время он хрипло выдавил:

– Ты никогда не вывезешь ее из страны.

– Я это делал и раньше. Может, мне понадобится немного больше времени, но если я ее не вывезу, тогда видит Бог, я отправлю ее в плавание по проклятому голубому Дунаю.

Он подался вперед и напрягся. В качестве предостережения я вынул из кармана «браунинг».

– Я могу снять телефонную трубку, – сказал он, – и доложить об украденной картине раньше, чем ты уберешься из отеля.

– Да? Ты можешь доказать, чья она? Что я имел к ней какое-то отношение? Можешь доказать, что она вообще существует? И еще одно, Гарри, я знаю, что она не застрахована. Этого просто не могло быть из-за способа ее доставки. Поэтому тебе просто придется ехать назад в Будапешт к твоим дорогим друзьям и сказать: «Извините, товарищи, но у меня ее увели.» Давай согласимся, что мы забыли те два миллиона, которые я тебе должен.