10

Я встретил мисс Браун и Его Превосходительство, когда лодка уже подходила к берегу. Первым выпрыгнул Хертер. Он был бледен и несколько помят, но по-прежнему командовал парадом.

– Что удалось обнаружить? – спросил его хозяин.

Хертер ткнул рукой в сторону лодки.

– Я нашел спасательный жилет, покрышку и сиденье от кресла. Это все, Ваше Превосходительство, – чопорно доложил он.

– Это от "Пьяджио"?

– Да, Ваше Превосходительство.

Набоб повернулся ко мне.

– Что скажешь, капитан?

– Надо взглянуть на них, – предположил я.

Хертер предложил свою помощь мисс Браун, а мне с набобом пришлось брести по колено в воде. Лодка развернулась носом к морю и тихо скользнула по воде. Ширли Берт сидела на корме рядом со старым рыбаком. Она была усталой и продрогшей. Похоже, ей не хотелось замечать меня, и девушка напряженно всматривалась куда-то вдаль.

Вещи, которые подобрал секретарь были перепачканы маслом. Спасательный жилет мне ни о чем рассказать не мог. У сиденья с одной стороны был порез, словно ее выбросило из кабины при ударе или же смыло водой через разбитое окно. Резина колеса была почти лысой.

– Ну, – нетерпеливо повторил набоб, – что ты об этом думаешь, капитан?

Мне даже в голову не приходило, какие подробности можно было бы узнать у Хертера. Я вообще ни о чем не мог думать. Самолет может скрыться под водой и не оставить ни одного следа. Или же пятен масла, горючего, разбросанных обломков и вещей будет столько, что их не пропустишь даже с закрытыми глазами.

– Похоже на то, что он на полном ходу врезался в воду, – нашелся я наконец.

– Мистер Китсон мог спастись?

– В этом случае обломков и вещей должно было быть гораздо больше. И потом, куда он мог подеваться?

– Но ты не можешь быть уверенным в этом?

– Нет, Ваше Превосходительство, не могу, – медленно процедил я.

Он мерзко улыбнулся.

– Спасибо за квалифицированные объяснения, капитан.

Хертер резко посмотрел на меня. Ему еще предстоит узнать историю о моей непочтительности несколько позднее.

Наконец мы вышли в открытое море и никто не проронил ни слова, пока мы снова не оказались на Саксосе.

У причала нас дожидался местный таксист. Он верно рассудил, что люди прилетевшие на собственном самолете, поездку на машине предпочтут пешей прогулке. Это был старенький "Форд В-& Пилот" с продавленными рессорами, а единственное, о чем беспокоился водитель, так это о том, как побыстрее добраться до самолета.

Солнце уже почти село, и я рассчитал, что у нас в запасе остается не больше десяти минут. Средиземноморские сумерки скоротечны. Я быстро загнал всех в самолет, заставил пристегнуться, крикнул нашему школьному учителю, держать толпу подальше от дороги и запустил двигатели. Им явно нравился прохладный воздух. Я выжал из моей старушки на добрую сотню оборотов больше. С того времени как мы покинули Берн, мне ничего подобного видеть не приходилось.

В пустыне полностью загруженный самолет при ночном взлете экономит добрые триста ярдов разбега. Я был почти порожняком, но этих трехсот ярдов у меня все равно не было. Как оказалось мой запас был не больше пятидесяти футов. Мы оторвались от земли как раз перед тем, как дорога вильнула влево. Поворот был несколько резче, чем я мог себе позволить. Самолет сделал круг над прибрежной деревушкой и взял курс на Афины.

– Ты видел масляное пятно? – полюбопытствовал Роджерс.

Я рассказал ему про находки Хертера и про то, что мы нашли на Кире. Мой второй пилот притих и даже ни разу не прервал меня.

– Так это было на самом деле? Я имел в виду драгоценности, – наконец выдохнул он.

– Похоже на то, – подтвердил я.

– Мог он долететь сюда прямо из Индии?

– Я думал об этом. Нет, не мог. Он сделал это в два прыжка по полторы тысячи миль каждый. Заправлялся где-нибудь в Аравии. Следующий его прыжок закончился здесь. Он все точно рассчитал и дотянул до Кира на последних каплях горючего.

Роджерс ненадолго затих. Мне казалось, что Его Превосходительство на этот раз в кабине вряд ли появится, и оказался прав.

– А Кен Китсон сделал то же самое и в том же месте, но не дотянул до острова, – наконец пришел в себя мой напарник.

– Похоже на то, – в который раз за сегодняшний день повторил я. К этому вопросу мы больше не возвращались.

Меня словно прошиб озноб. Хотелось отколоть какую-нибудь шутку, сделать бочку, мертвую петлю или напиться до чертиков и бросить все это дело. Кабина "Дакоты" стала для меня неуютной. Я провел в "Даках", как мы их еще называли, уйму времени, летал с разными людьми, которые давно отправились на тот свет. До тех пор, пока я буду водить "Дакоты", они незримо будут стоять за моей спиной.

Но у меня и в мыслях не было бросить "Дакоту". Мы вместе старели и ветшали, а теперь, если ей найдут замену, то найдется она и для старого Джека Клея. Тогда мне придется доживать свой век в каком-нибудь тихом, спокойном местечке на краю леса.

Нет, мисс Браун. Жесткий, жестокий – это не про меня. Ни твердости, ни решительности нет и в помине. Просто старый, изношенный, и потрепанный на сгибах. Мисс Браун следует научиться понимать разницу. Однажды это может оказаться важным.

Все это очень горько, мисс Браун.

Я вызвал афинский аэропорт, сообщил им про масляное пятно и обломки, которые определенно могли принадлежать "Пьяджио" и рекомендовал прекратить поиски. Им захотелось вступить со мной в полемику по поводу необходимости посадки на Саксосе, чем я поставил под угрозу все, что только можно было поставить под угрозу. Мне удалось прервать эту тираду, жалобой на плохую работу приемника. Они уступили, пока. Ничего, при личной встрече я получу все по полной программе.

Ночная посадка особых восторгов у меня не вызывала, но все прошло гладко. И когда легкость и удача идут рука об руку, в самих трудностях есть нечто, что заставляет постоянно бороться с ними.

Ширли Берт исчезла как только мы поставили самолет на стоянку. Я чувствовал себя виноватым перед этой девушкой, но ничем ей помочь не мог. Набоб вместе с мисс Браун уселись в свой огромный мерседес, который при посредничестве Хертера материализовался в свете прожекторов почти у самой "Дакоты". Тогда он занялся мной.

– Насколько мне известно, ты оскорбил Его Превосходительство, – отчитывал он меня.

Я пожал плечами. На мой взгляд "оскорбил" это слишком сильно сказано, но по сути он, возможно, был прав. У меня обнаружилась явная нехватка опыта общения с набобами.

– Это, – нахмурился Хертер, – будет учтено в твоем гонораре.

– Ты заплатишь мне 400 фунтов наличными в любой твердой валюте, – парировал я.

– Его Превосходительство бывает великодушным, но он может выразить и свое неудовольствие.

– Четыре сотни фунтов. Здесь и сейчас.

– Не тебе мне указывать сколько платить! – заревел он. – За это я могу привлечь тебя к ответу.

– Интересно кому ты будешь жаловаться? – с издевательской ухмылкой спросил я. – Международной ассоциации воздушных сообщений? Швейцарской торговой палате? Моя компания не входит в эти организации. Мы вообще никуда не входим. Давай, плати и катись к черту.

Он разом стал дюймов на шесть выше, а я как раз потерял свою саблю на параде.

– Если ты не заплатишь, – предупредил я, – эта история с пропавшим самолетом попадет на первые страницы всех крупных европейских газет. Через двадцать четыре часа тебе придется сражаться с армией корреспондентов, а уж они-то умеют задавать вопросы, чтобы выудить всю информацию. За пару дней они или найдут драгоценности, или тот кто их украл затаится так глубоко, что и через десять лет ничего не найдешь. Так что придется заплатить, второй пилот выпишет тебе квитанцию.

Трудно было сказать определенно, что сейчас сделает герр личный секретарь: ударит меня или взорвется. Из-за того, что у меня было желание устроить жуткий скандал прямо на самолетной стоянке перед ангаром, что могло причинить массу неудобств законопослушной публике, мне подходил любой из этих вариантов. Но несмотря ни на что, ему придется заплатить. И он это знал.

Очень медленно Хертер полез во внутренний карман пиджак, и одна из его выпуклостей обратилась в стопку валюты. Ее было столько, что можно было при необходимости подпереть самолетный двигатель. Он снял с вершины этой пачки несколько листов, пересчитал их и протянул их с видом бросающего перчатку дуэлянта.

Банкноты оказались американскими долларами: десять сотенных, две пятидесятки и две десятки. Довольно точно. Я бросил Роджерсу через плечо:

– Вышли Его Превосходительству Набобу Тангабхадры квитанцию на тысячу сто двадцать долларов. С благодарностью. Распишись и отдай мистеру Хертеру.

Я отвернулся и пошел к мерседесу. Темное стекло окна было опущено и при моем появлении набоб высунул свою острую мордочку из тени заднего сиденья.

Я улыбнулся ему и облокотился на дверь. Где-то в глубине тусклым пятном белела мисс Браун. Ее запах еще не успел раствориться в воздухе.

– Я надеюсь, что вы получили удовольствие от полета, Ваше Превосходительство, – улыбнулся я. У меня и в мыслях не было оскорбить набоба Тангабхадры.

Он недовольно хмыкнул.

– Желаю вам найти свои драгоценности.

– Подожди, – нахмурился он. – Так мистер Китсон все-таки рассказал тебе?

– Кое-что.

– Тебе про них раньше слышать не приходилось?

– Ну, не так подробно, – я пожал плечами, – но иногда кое-какие сведения до меня доходили. Конечно, трудно сказать определенно, смогу ли я их опознать, если мне придется с ними столкнуться.

– За это будет полагаться награда.

– В самом деле? Сколько? – мне удалось изобразить на своем лице максимальную заинтересованность.

Его Превосходительство смерил меня взглядом и поджал губы. Я был для него просто очередным нищим с протянутой деревянной миской.

– Могу предложить небольшой процент, а они стоят больше четверти миллиона фунтов стерлингов.

Сзади подошел Хертер, наградил меня испепеляющим взглядом и занял место водителя.

– А по моим сведениям они стоят больше миллиона, – возразил я.

Эта новость ошеломила, но он быстро пришел в себя.

– Капитан, разве ты разбираешься в драгоценных камнях?

– У меня была одна знакомая, так у нее были сережки с лунным камнем.

Из глубины машины послышался журчащий смех мисс Браун. Набоб снова нахмурился, откинулся на заднее сиденье и что-то буркнул Хертеру.

Машина резко рванула с места, едва не оторвав мне руку. Я смотрел ей вслед пока она не миновала последний круг света от прожекторов на дальнем ангаре. Рядом со мной нарисовался Роджерс.

– Ты даже не послал ей воздушный поцелуй на прощанье, – упрекнул он.

– А с какой стати мне нужно было прощаться? Может будет всю ночь дожидаться, пока я не влезу к ней в окно с гитарой в зубах.

– Смотри, нарвешься ты на этого князька, – без всякого почтения брякнул второй пилот.

– Он может и сам сыграть ей на гитаре, – медленно процедил я, глядя на освещенное место. – Заправь баки горючим. Завтра мы вылетаем. Увидимся в гостинице.

Я зашагал на пункт наблюдения за полетами, готовый удовлетворить любопытство любого из его обитателей по поводу моей посадки на Саксосе. Мне удалось убедительно свалить все на неполадки в карбюраторе и указание набоба и отделаться простым предупреждением. Потом я расплатился за утреннее обслуживание, текущую заправку и отправился сражаться с местной телефонной сетью.

К тому времени, когда я пробился через афинский телефонный коммутатор, настроение мое несколько упало, но мне все-таки повезло: это был один из редких вечеров, когда его не носило по злачным местам и он не карабкался по стенам с букетом роз в зубах.

После короткого обмена любезностями я взял инициативу в свои руки.

– Микки, старина. Я еще раз все обдумал. Возможно в прошлый раз я несколько поторопился. Завтра займемся этим грузом для Триполи.

11

К девяти часам утра мы были готовы к погрузке. Похоже, что вчерашнее известие не слишком обрадовало Миклоса. Он мучился подозрениями по поводу внезапной перемены настроения и доверял мне только пока я был на виду, а в Триполи нас будут разделять шестьсот пятьдесят миль. Но сейчас он явно нервничал и не поверил бы своей собственной подписи.

Контрабанда – это не тот груз, который может долго лежать не привлекая внимания.

Слухи рождаются сами собой, и ситуация выходит из-под контроля.

Несмотря на это агент заверил меня, что ровно в девять груз будет готов к погрузке. Но поскольку он не сможет подъехать на аэродром, то в районе десяти я должен буду забрать сопроводительные документы прямо в его конторе. Про триста пятьдесят долларов Миклос больше не заикался.

В назначенный срок из-за угла ангара вынырнул додж, за ним тащился все тот же обшарпанный грузовик. За рулем легковушки сидел стройный, молодой араб лет двадцати в зеркальных очках, широких кремовых брюках из хлопка и ярко-голубой джинсовке.

Он вылез из машины и улыбнулся во весь рот.

– Капитан Клей? Меня зовут Юсуф.

– Все верно.

– Поджидаете груз? Я буду сопровождать его до Триполи.

– С какой стати?

– Это распоряжение Миклоса. Мне нужно будет решить на месте кое-какие вопросы.

– У тебя есть виза?

Он одним махом снял очки и по его ухмылке можно было понять, что у него все схвачено.

– Я араб.

– Это ничего не значит. Если у тебя нет визы и ты не ливиец, то останешься здесь.

Парень со злостью посмотрел мне в глаза.

– Я гражданин Ливии, – с этими словами он достал паспорт и протянул мне.

Похоже, что документы у него были в порядке.

– Я скажу тебе, куда надо доставить груз, о'кей? – нетерпеливо бросил он.

– Мне это и без тебя известно, – возразил я. – Мы летим в Триполи.

– После Триполи, – ухмыльнулся араб.

– Это я решу с Миклосом. Начинай погрузку.

Такой поворот событий меня не удивил. Миклосу вряд ли захочется оставлять свой товар пылиться в городе, если его нужно доставить в пустыню, тем более что самолет у него был под рукой. Легенда про запчасти для буровых вышек в данном случае работала на него, ведь в районах месторождений в настоящее время были свои взлетно-посадочные полосы.

Юсуф вернул свои очки на место и позвал людей из грузовика. Они вылезли и начали разгрузку.

Я позволил Роджерсу руководить погрузкой, постарался удержать его от оформления документов на этот рейс, так что все они пошли за моей подписью. Вчера вечером ему было предложено, сославшись на нездоровье остаться в Афинах.

– Я второй пилот на этом самолете, – упрямо настаивал он, – и ты без меня никуда не полетишь.

Спорить мне не хотелось, и каждый остался при своем мнении. Я всегда смогу высадить его, если запахнет жареным.

На всю погрузку ушло минут двадцать пять, ящики были расставлены и надежно закреплены на местах, теперь для меня настало время отправиться в Афины и забрать документы у Миклоса. Роджерс остался у самолета, кому-то же надо было проследить, чтобы Юсуф не продал самолетные пропеллеры раньше, чем мы поднимемся в воздух.

К десяти я уже добрался до места, взобрался по каменным ступенькам на второй этаж и постучал в дверь его конторы, но никакого ответа не получил. Его секретарша отправилась наносить ежедневный визит к парикмахеру. Я прошел в приемную, протиснулся между кипами бумаг и заваленным документами столом и постучал в его кабинет. Снова никакого ответа.

К этому времени я начал нервничать. Груз уже был на борту самолета, но ничего вразумительного по этому поводу никто сказать не мог. Мне давно пора поднимать свою старушку в воздух. Я чертыхнулся и открыл дверь.

За столом я увидел Миклоса. Он немного подался вперед и уронил голову перед собой. Сначала мне показалось, что агент пьян, но в комнате среди сигаретного дыма и затхлого аромата пыли появился новый запах. Это был запах войны, запах пороховых газов.

Что-то попало мне под ногу. Я наклонил голову и смог насчитать пять небольших блестящих, медных цилиндров. Это были гильзы 22 калибра. Я осторожно вернулся к входной двери; мне хотелось позвать полицию, но так же не мешало бы найти таможенные декларации на этот груз. Я запер дверь, вернулся в кабинет и очень аккуратно приподнял со стола руку и голову Миклоса.

В рубашке на его груди можно было заметить пять небольших, аккуратных дырочек, которые можно было закрыть ладонью одной руки. В двух из них показалась кровь, и на одной из складок рубашки ее капли пересеклись крестообразным символом. Так же аккуратно я уложил его на место.

На столе валялась масса бумаг, но очевидно его эта путаница устраивала. Неизменный атрибут этой конторы – бутылка анисовой водки стояла на видном месте с двумя крошечными рюмками, на дне которых был небольшой осадок. Верхний правый ящик был приоткрыт. Обернув руку платком, я его выдвинул полностью. Беретта все еще была там. Мне почему-то захотелось понюхать ствол его пистолета, хотя заранее было известно, что из него не стреляли. Скорее всего Миклос вспомнил о нем в последнюю секунду, но даже не успел выдвинуть ящик. Кто-то не спеша продырявил его грудь, кучно положив все пули в воображаемое "яблочко". Миклос упал лицом на кучу бумаг и умер.

Часть документов свалилась на пол. Я порылся среди них носком ботинка и обратил внимание на длинный белый конверт, из которого торчал лист бумаги очень напоминавший декларацию груза.

Я осторожно поднял его и заглянул внутрь. Там оказались накладные и таможенные документы, на всех бумагах стояло слово "Триполи". Для меня этого было достаточно и конверт с сопроводительными документами перекочевал в нагрудный карман моей рубашки.

Для честного человека я и так слишком долго задержался в этом кабинете: мисс кудряшка уже могла вернуться из парикмахерской, а полицейские после перерыва для подкрепления сил в ближайшей таверне могли снова приступить к выполнению своих обязанностей. Мне уже следовало быть подальше от этого места и как можно быстрее.

Я обошел стол, чтобы вернуть пистолет на место, но передумал и забрал из ящика коробку с патронами. Потом мне пришлось потратить несколько секунд, чтобы распихать все по карманам, прикрыть ящик и направиться к выходу. На пороге двери я обернулся. Последний раз Миклос чувствовал себя не в своей тарелке. Он был похож на мелкого жулика в заштатной конторе. Не прирожденный джентльмен, но уж конечно эти пять пуль в свою грудь он тоже не заслужил. Я кивнул ему на прощанье и на цыпочках отправился восвояси, не забывая по дороге вытирать дверные ручки носовым платком.

12

В аэропорту я предъявил декларацию и повел сотрудника таможни проверить груз. Он мельком бросил взгляд на пломбы и подписал документы. Затем я потащил Роджерса с Юсуфом в таможню, оформил на нас разрешение на вылет и уже почти бегом вернулся к самолету.

Моя поспешность только позабавила второго пилота. В его представлении я был хладнокровным типом с сомнительной репутацией бывшего контрабандиста оружием, но он не подозревал о том, с чем мне пришлось столкнуться сегодня утром. Да и я не стал просвещать своего напарника на эту тему. Ему будет легче сохранить невинный вид, если не отягощать его совесть лишней информацией.

Я указал Юсуфу на кресло и приказал готовиться к взлету. Тот смерил меня понимающим взглядом и с ухмылкой стал застегивать ремни. В этот момент из-под его левой руки показалась рукоятка пистолета. Это меня совсем не удивило: последнее время их носили все кому не лень. Даже я обзавелся береттой, но в данный момент она спокойно лежала под кипой справочников и инструкций за моей спиной.

Без пяти одиннадцать наша "Дакота "вырулила на взлетную полосу, а через несколько минут мы уже были за пределами трехмильной зоны и могли не откликаться на запросы по радио. Я проложил курс, который первые сто миль вел прямо на юг, а затем как раз между Критом и Пелопонесским полуостровом сворачивал на юго-запад. Зная мое отношение к полетам над открытым морем, Роджерс мог подумать, что мои мозги изрядно подпортили термиты, но ему было отлично известно о бесполезности всяких споров по поводу моего решения. А мне было лучше держаться подальше от территориальных вод. Конечно Миклос был не такой дурак, чтобы оставить у себя какие-нибудь документы, связывавшие мое имя с этим грузом, но я не стал бы рисковать своей свободой ради выяснения этой истины.

Через три четверти часа мы сделали поворот, Роджерс включил автопилот и стал сверяться с радиокомпасом. После некоторых расчетов, он сделал необходимые поправки к нашему курсу, а затем повернулся ко мне.

– Джек, ты так и не сказал, что тебя заставило взяться за этот груз.

– Деньги.

– Ты получил их?

– Нет.

Мой напарник посмотрел на приборы, а затем уставился в ветровое стекло.

– Конечно, это только предположение, – задумчиво пробормотал он, – но ты ведь еще не совсем спятил?

– Когда мы вернемся в Берн, я обязательно покажусь психиатру.

– Я имел в виду, что тебе сначала придется увидеться с Хаузером.

– С этим проблем не будет.

Возможно мои ответ прозвучал для него убедительно, но мне было прекрасно известно, что единственной вещью, которая могла бы убедить Хаузера, был чек Миклоса, а он вряд ли отправил его по почте. Но мой шеф был пока далеко.

Время и морская гладь под крылом самолета неспешно тянулись своим чередом. Средиземное море – не самое худшее место для полетов, а идеального места для нашей транспортной авиации вообще не существует. Ветер здесь по большей части не очень сильный, но время от времени без всякого предупреждения может разразиться настоящий шторм.

Сегодня море было спокойным и его глянцевые волны лениво плескались в шести тысячах футов под нами. Где-то в глубине моего сознания сохранился глянцевый и спокойный образ мисс Браун, но все это, включая Афины, теперь казалось каким-то призрачным, словно обаятельные персонажи полузабытого фильма. У профессиональных пилотов такое случается сплошь и рядом, и мир там внизу становится для них всего лишь коротким эпизодом в их жизни. У кого-то этот момент наступает раньше, и тогда, вероятно, они умудряются натворить в той, почти нереальной жизни уйму глупостей и только затем понимают, что умение летать не делает их богами.

В этом мире это ново, и может случиться с любой птичкой, поскольку есть кошки.

Еще через час нам попалась пара реактивных истребителей Шестого флота Соединенных Штатов. Они повели себя так, словно мы были новым секретным оружием Москвы. Наконец, им стало понятно, что это не так. Летчики показали, как великолепно они умеют летать вверх брюхом, а я даже не покачал в знак одобрения крыльями и объявил обед. Овощные консервы, хлеб, сыр и термос кофе.

Юсуф даже не захватил с собой еды. Через некоторое время он притащился в кабину, встал за нашей спиной и стал пялить глаза на нашу нехитрую снедь. У меня не было желания ни развлекать его беседой, ни предлагать разделить нашу трапезу. Если на то пошло, то пусть хоть пистолет свой сломает. А если захочет качать права, то я его ему в глотку запихаю. Парень немного помялся и ушел.

За три сотни миль от Триполи мы приняли сигналы радиомаяка с Мальты и удостоверились, что мы более-менее придерживаемся выбранного курса.

Я взял управление на себя, немного приоткрыл жалюзи охлаждения двигателя, переключил подачу топлива на другой бак, немного поиграл с триммерами и затем снова включил автопилот. Пора было брать ситуацию в свои руки. Как раз наступило время переговорить с нашим другом Юсуфом.

Он сидел на одном из ящиков и курил. Я присел в ближайшее кресло и обратился к нему.

– Куда нам нужно будет отправиться после Триполи?

– Об этом ты узнаешь уже в Триполи, хорошо? – ухмыльнулся он.

– Так не пойдет, – покачал головой я. – Мне нужно знать сейчас.

Он осклабился еще шире и покачал головой. Похоже, ему было непонятно, кто здесь хозяин.

– Я должен знать, как долго нам еще предстоит лететь. Нам может не хватить топлива, тогда будет лучше дозаправиться в Триполи.

Он сразу забеспокоился.

– Никакой заправки, – твердо заявил Юсуф. – У нас нет для этого времени.

– Если тебе хочется разбиться в пустыне, то это твое дело, и меня не касается. Скажи, куда мы направляемся.

– Скажу, когда прилетим.

– О'кей, – заявил я. – В Триполи я попрошу таможенников посмотреть на наш груз повнимательнее и больше ничего никуда не повезу.

Юсуф моментально вскочил на ноги, резко изогнулся, и вот уже в мою грудь нацелился большой черный пистолет.

Я медленно встал.

– Убери эту штуку, или я выброшу тебя в море.

– Мне не составит труда убить тебя, – улыбнулся араб; в собственных глазах он стал теперь выше футов на десять.

– Подожди, пока ты не окажешься на земле.

Мысль о том, что до нее было больше шести тысяч футов, немного его озадачила. Мы стояли напротив друг друга, а его пистолет буквально упирался мне в грудь.

Стрелять он не собирался, ну разве что я сам попросил бы его об этом. Вся эта возня с оружием была вызвана желанием самоутвердиться, так что Юсуф смог бы подкрепить свою браваду действием, только если его хорошенько раззадорить.

Я пожал плечами и снова сел в кресло.

Он внимательно следил за моими действиями, потом улыбнулся и аккуратно спрятал его под курткой.

– Здесь приказываю я, ты понял? – настаивал он на своем.

Я повернулся в сторону и закурил сигарету. Вряд ли ему захочется снова потрясать своей пушкой, ведь мне все равно это не видно.

– Полет закончится в Триполи, – отрезал я.

– Тогда я назову тебе конечный пункт нашего маршрута.

– Дальше можешь идти пешком.

Не спуская с меня глаз, араб медленно присел на ящик.

– У меня есть карта, – выдавил он.

– А у меня их не меньше дюжины.

Юсуф левой рукой порылся во внутреннем кармане своей джинсовки, нашел карту и расстелил ее на коленях. Она была напечатана пурпурной краской, так их легче разглядывать в тусклом свете кабины. Точно такими же пользовались военные летчики.

– Мегари.

Я посмотрел на карту. До этой точки было около двух сотен миль на юго-юго-восток от Триполи, как раз под Хамада эль Хамрой, каменистой пустыней к северу от самой Сахары. О наличии взлетно-посадочных полос карта умалчивала. Можно было только понять, что этот Мегари стоит на караванном пути, который дальше шел, огибая песчаные островки, через всю Сахару из Западной Африки и до самого Нила в южной части Египта.

Оставалось только надеяться, что у Миклоса хватило здравого смысла не посылать меня туда, где нет ни одной взлетно-посадочной полосы; а поблизости от нашей конечной цели не было ни одной буровой вышки. После некоторых поисков мне удалось обнаружить место, где было и то, и другое: Эдри, но до него было еще миль сто пятьдесят на запад. Он мог послужить хорошим предлогом и местом для экстренной посадки. Теперь оставалось выяснить последнее обстоятельство.

– В этом Мегари есть радиостанция?

Юсуф отрицательно покачал головой.

Я встал, довольно улыбнулся и направился в кабину. Мне удалось вытянуть из него все, что нужно, а возможно даже больше, чем знал он сам. Ну, а за его фокусы с пистолетом на моем самолете мы посчитаемся немного спустя.

В часе лета от Триполи мы приняли сигналы радиокомпаса с американской военно-воздушной базы в нескольких милях от города. Незадолго до того, как уже показался берег, мы связались с контрольной башней Идриса и попросили посадку.

Мне дали полосу, сообщили скорость, направление ветра и уточнили окружающую обстановку, но ни слова о том, что афинская полиция хотела бы получить у меня эксклюзивное интервью. И вот уже мы катились по пыльной дорожке опаленного солнцем аэродрома. А когда мы выруливали к месту стоянки, на часах было без десяти минут пятого.