5

Я проснулся посреди ночи. От страха. Безадресного, невыносимого, безымянного. Ощущение неизбежной угрозы сковало меня, как мышонка перед змеиной пастью. Я не мог пошевелиться, не мог крикнуть… Но знал, отчетливо знал: в комнате никого нет, кроме меня и Сейлен. Мне грозит не удар кинжалом, не яд, не шнурок от балдахина, нет.

Угроза шла снаружи и в то же время изнутри, из глубин моего растревоженного рассудка. В следующий миг я понял.

Меня настигало следующее заклятие.

Очевидно, то самое, предсказанное в Дейненделле – действительно, пришедшее вскоре после церемонии.

Я взлетал и проваливался, обретал и терял, раскалывался на части, рассыпался в песок, и снова сливался воедино бесчисленными капельками ртути. Я погиб и воскрес.

Волна заклятия овладела мной, прокатилась насквозь, растворяя и кристаллизуя, и схлынула, ушла в землю, оставив меня биться в быстро пересыхающей лужице магической мощи.

Я снова стал собой, и я вновь был искажен.

Сдохнуть можно.

Я прислушался к себе. Внутри было пусто и холодно. Но отчетливо ощущалось, как сражаются друг с другом две волны изменений.

Нашла все-таки коса на камень!

Заклятия мешали друг другу. Новому для полноценной реализации нужна была моя память во всем объеме, и сейчас оно пульсировало где-то в глубине мозга, пытаясь отвоевать у первого заклятия сокрытые от меня мысли и чувства. Новому заклятию также требовалась моя повышенная активность. Я должен был встать, идти, что-то делать, делать и делать… А старое, как оказалось, дышало ленью и покоем. Оно приказывало оставаться на месте, думать, наблюдать, слушать – и ни в коем случае не предпринимать решительных действий.

Две волшебные армии сошлись в бескровном поединке за право распоряжаться мной.

Битва продолжалась до тех пор, пока розово-голубые отсветы не легли на небо за окном. Заклятия истощили свои ресурсы и замерли в равновесии бессилия.

Я многое вспомнил. Хотя многое по-прежнему оставалось за пеленой забытья. И я получил право на некоторые действия. Но этого все равно было недостаточно для выполнения предначертаний второго заклятия. Теперь во мне стало куда меньше предписанности – и следовательно, я был свободен. Почти. Некоторые знания – насколько я мог судить, в основном относящиеся к сфере магии – по-прежнему были надежно скрыты от меня.

А за окном раздались первые утренние звуки – голоса, шаги, звон металла. Дианар просыпался.

Я быстро и бесшумно вскочил с постели, оделся и последний раз глянул на свое ложе. Сейлен сладко спала, выставив из-под покрывала правую коленку и невежливо повернувшись ко мне спиной. То есть, к моему месту… Очевидно, следующий раз я окажусь на этом месте не скоро. Я вздохнул и вышел в коридор.

Мне нужно было найти Сагастена. Надеюсь, боги помогут мне не заблудиться.

Вот поворот к часовне. Может ли маг оказаться там спозаранку? Нет, не хочу рисковать. Чего доброго, обвинят в святотатстве или попытке разведать священные тайны…

А вот там должен быть туалет. Это, пожалуй, безопасно. Да и уместно весьма.

Сагастена внутри не оказалось. Я совершил уместное, затем умылся, ощущая неправильность своего поведения. Я не должен был этого делать без слуг. Да и это… уместное… столь рано утром делалось при помощи специальной посуды, не покидая опочивальни. Ну, уж если Властителю пожелалось опочивальню покинуть, то уместное можно было совершить и здесь. Но для умывания следовало позвать слуг.

И между прочим, я дурак, что не сделал этого. Тем же слугам можно было велеть найти Сагастена.

А что мешает мне сделать это сейчас?

Очевидно, ничто, думал я, оправляя камзол и двигаясь по неописуемо запутанным коридорам. Очевидно, следует немедленно позвать слуг, все приказать, все велеть и ждать исполнения. Так и нужно сделать, думал я, обнаружив, наконец, нужный коридор и безмолвно двигаясь по нему к выходу из дворца.

Дверь на площадь была распахнута. Стражники изумленно покосились на меня, но разумеется, промолчали.

Солнце еще не успело осветить верхнюю террасу, обращенную почти точно к югу. Но плоская крыша дворцового храма, той самой часовенки, где вчера во мне пытались обнаружить человека, уже была залита нежными розовыми лучами. И там, на крыше, я увидел серый плащ Сагастена. Обернувшись лицом к восходящему солнцу – а следовательно, и ко мне – маг свершал какой-то рассветный ритуал.

Какая неведомая добрая лень удержала меня от того, чтобы позвать слуг и возбудить в них неуспокоимое любопытство? Ведь принц Райдок не мог не знать об официальных обязанностях чародея на восходе солнца!

Сагастен, конечно, не видел меня. Он смотрел прямо на солнце, над сводами дворца, над всем миром; его взгляд уходил к горизонту, и ничего более близкого в мире не существовало. Я был лишь серой тенью, ничтожной букашкой далеко внизу, под ногами.

Как бы его перехватить? Куда выводит спуск с крыши? Где мне следует стоять, чтобы Сагастен не смог проскочить мимо меня? И сколько длится этот ритуал?

Сзади зевнули.

Я начал оборачиваться. Но звучное «Привет, Райдок!» застало меня на полпути, и завершив оборот, я уже знал, кого увижу.

– Данк.

Мне было приятно смотреть на человека, которого, кажется, вообще не задели вчерашние приключения. Он симпатизировал мне до того, как началась заварушка, справедливо относился ко мне во время сложных перипетий разбирательства, он и после церемонии не изменился. Почему? Ведь дураком его назвать мог только сумасшедший, и все же… Сам себе я бы столь… э-э-э… избыточно, что ли?.. доверять не решился бы.

А доверял ли он мне? Или это просто хорошо контролируемая симпатия?

А почему бы и нет… Во всяком случае, я легко мог представить себе, как вчерашние идентификационные исследования заканчиваются смертным приговором для презренного лже-Райдока, и Данк подходит ко мне с кинжалом, добродушно, слегка извиняясь, улыбается, и лезвием по горлу… Я бы даже не обиделся. Разумеется, именно так бы он и поступил, и в этом весь Данк.

– Доброе утро, Синий, – сказал он, завершив очередной титанический зевок.

– Доброе утро, Оранжевый, – ответил я и улыбнулся.

– Почему не спишь?

– Один ли я? – уклончиво-шутливо сказал я и махнул рукой в сторону Сагастена.

– Колдун на рабочем месте, – ухмыльнулся Данк. – А вот что меня подняло на ноги, ума не приложу. Среди ночи вдруг проснулся, как обожгло что-то, да так и не смог больше толком уснуть. До рассвета проворочался, подремал немного, а потом вскочил. Лучше уж шаркать ногами по коридорам, чем задницей по перинам. Да и то сказать, я уж и забыл, когда последний раз рассвет видел.

– Много ты сейчас видишь, – хмыкнул я.

– Правда твоя, – легко согласился Данк. – Пошли на восточную террасу.

– Я вообще-то хотел Сагастена поймать…

– Поймаешь, куда же он денется? Пошли, пошли, – Данк уже увлекал меня налево от двери, в обход дворца.

Я подчинился. Мы быстро прошли вдоль всего правого… или левого? Черт, плохо быть неграмотным! Как определяются стороны строений, лицом к фасаду или спиной к нему? В общем, это было восточное крыло…

– Снаружи оно гораздо короче, чем изнутри, – удивился я.

– Это потому, что ты в коридорах путаешься, – засмеялся Данк. Неизвестная дорога всегда длиннее. Сегодня тебе это еще предстоит испытать полной мерой.

– Когда?

– После завтрака мы с тобой выезжаем в Ранскурт. Там я и останусь… а ты, чудесное созданье, творенье сил, неясных мне!.. – вдруг запел Данк, громко и фальшиво.

– А я? – быстро спросил я, чтобы избавиться от этого немузыкального комплимента.

– А ты отправишься домой. Дом твой теперь в Сапфире.

– Здорово, – сказал я грустно. – А кто же за мной приглядит?

– А чего за тобой приглядывать? Взрослый уже.

– А если я учиню чего-нибудь?..

– Ну знаешь ли, насколько я понимаю обстановку, тебе будет не до этого, приятель.

Мы свернули за угол и чуть не врезались в хорошо одетого юношу, быстрым шагом направлявшегося навстречу. На нем не было знаков достоинства Властителя, но и уважением поданного от него не пахло. Он резко увильнул от плеча Данка и остановился.

– Ты как всегда, неаккуратен, Оранжевый, – спокойно отметил он. Гуляете, надо полагать?

– Гуляем, – кротко отозвался Данк. – Что это сегодня всем не спится?

– Меня разбудили дурные предчувствия, – четко произнес юноша, глядя на меня. – А недобрые мысли во мне гуляют со вчерашнего вечера.

– Потому тебя и на ужине не было?

– Хо, – юноша улыбнулся. – Ты считаешь, Данк, много чести для меня составил бы этот ужин? Главный – и последний – единственный – за малым столом, хо! Спасибо! К этому я еще успею привыкнуть. Итак, цвет отца от меня уплыл. Скажи, Оранжевый, следует ли все вчерашнее понимать так, что цвет матери мне тоже не достанется?

– Элспейр! – укоризненно прогудел Данк. – Есть ведь еще и Желтый, например…

Элспейр отвернулся.

– Значит, не достанется, – сказал он, как бы про себя.

– Перестань!

– Разве я что-нибудь начинаю? Впрочем, прости, братец, – он порывисто повернулся ко мне. – Я еще не поздравил тебя с обретением Цвета. Поздравляю, – и он протянул мне руку.

Я пожал ее – следует признать, весьма нерешительно.

– Благодарю… Элспейр…

– Право, не стоит того, – странный юноша непонятно улыбнулся. – Не стану вас задерживать, Властители.

И он тут же скрылся за поворотом.

– Элспейр, – тут же сказал Данк вполголоса, подтягивая меня к себе за плечо. – Твой младший кузен, бастард, неполный принц Элспейр. Это он был третьим во сне?

Я отрицательно помотал головой.

– Ничего похожего. Это не он, точно.

– Кто же тогда? – изумился Данк. – Есть еще Гэйтхэйт, но он погиб…

– Или взят в плен, – уточнил я.

– Вряд ли, но даже если так – это все равно что погиб, – категорично рассудил Данк.

Я пожал плечами. Ему виднее.

– А может быть, это кто-то из другого Домена? Или его попросту не существует в природе? Ведь вы же не знаете, кто такая Айроу и есть ли она вообще на этом свете!

– Айроу была одна в своем фрагменте сна, – возразил Данк, – а этот самый описанный тобой наглый парень был включен в команду из трех человек, и двое других – вполне реальные существа, – он похлопал себя по животу. Я не вижу причин предположить, что третий – лишь сонный призрак.

– Понимаешь, – задумчиво протянул я, – тот, во сне, был действительно наглым, другого слова не подберешь. А Элспейр… В нем что-то кипит, большей частью это гнев и обида, но наглым его назвать трудно, правда?

– Ну почему же… – промычал Данк. – Хотя твоя правда, Синий. Элспейр скорее вежлив и непочтителен одновременно. С другой стороны, отчего бы ему не быть вежливым? Мы ведь родственники все-таки; и в любой семье, где не делят плащи и венцы, его корка хлеба так же гарантирована, как моя или твоя. А тот… ну, из сна… Опиши мне его еще раз, поподробнее.

– Совсем не похож на Элспейра. Про рост мне трудно судить – если помнишь, вы все были на берегу, а я мчался глубоко внизу. Но все-таки впечатление такое, что повыше Элспейра, на добрых полголовы. При этом еще более худой – собственно, Элспейр худощавый, а про того я сказал бы «тощий». Элспейр светловолосый, скуластый, курносый, а тот почти черный, смуглый, с высокой прямой переносицей – в общем, ничего похожего.

Данк внимательно слушал меня, изредка кивая.

– Похоже, это действительно Гэйтхэйт, – сказал он наконец. – Немножко непонятно. Неужели Хэй жив? И даже если жив, как он сможет вырваться из лап Проклятого? Разве что… – он замолчал, поглядывая на меня.

– Ну говори уж, говори, – устало сказал я. – Разве что – ну?..

– Разве что ты тоже влипнешь, малыш, – тихо сказал Данк. – Это было бы кисло. Не знаю уж почему – я все-таки не сторож заднице своей, а задница многое чует! – но ты мне нравишься больше, чем дети Делин. А я привык слепо доверять своей заднице.

Я смущенно кивнул.

– А Делин… кто она, Данк?

Данк резко, почти гневно повернулся ко мне. Но приглядевшись к испуганному и немного изумленному выражению моего лица, кивнул и расслабился.

– Делин – моя сестра, Синий. Рубиновая принцесса нашего Домена. Мать Гэйтхэйта и Элспейра. Только… отцы у них разные.

– Кто?

– Знаешь что, парень, я расскажу тебе это по дороге в Ранскурт. Идет?

Я неохотно склонил голову в знак согласия.

– Она умерла, Данк? Погибла?

Данк очень медленно подошел к парапету террасы.

– Не знаю. Ее больше нет с нами. Я не знаю, жива ли она. Но, Райдок, во имя Первого Оборота, я же сказал – потом!

Я замолчал. Мы уже прошли восточную сторону дворца, до самого северо-восточного угла террасы. Слева, почти под нами, был берег огромного залива. С обеих сторон его защищали далеко уходящие в реку скалистые мысы. Я еще раз поразился непостижимой грандиозности Западной. Залив был шире, чем любая речка, которую способен себе представить смертный, но только за ним и начиналась собственно река. Серебристо-голубой простор, так напоминающий плащ Сельфы, уходил до горизонта и растворялся в утренней дымке. Противоположного берега не было видно, сколько я не напрягал глаза.

– Наш маленький родной залив, – мечтательно сказал Данк, обводя рукой контуры пологих скал на дальнем, северном мысе.

– Маленький? – я даже испугался немного. – А… Эйсар, он тогда какой же, если это называется «маленький»?

– Хо, Эйсар, – немного высокомерно отозвался Данк. – Эйсар чуть шире, чем Западная у Дианара и длиной в одиннадцать дней пути.

В его голосе было что-то от небрежности богатого аристократа, мимоходом добивающего провинциальную родню фразами типа: «Хо, золотые! Мы предпочитаем пользоваться платиновыми. С бриллиантами.»

Я смиренно покивал. Пора сваливать отсюда, пока голова не отвалилась. За последние две минуты я кивнул раз десять, не меньше!

– Мы не пропустим Сагастена?

Данк оживился.

– Мы поймаем его за завтраком. Боги! Я уже забыл, что это такое завтрак! Все как-то чаще до самого обеда булочками в постель перебиваемся. То-то все удивятся – про нас забыли, а мы придем и все сожрем! Уже ради этого стоило хоть раз проснуться на рассвете!

Глухой и мощный гул гонга заполнил весь воздух города и тут же искаженный до неузнаваемости сверхъестественной мощью голос возвестил:

– Боги по-прежнему с нами, о Белый домен! Радуйтесь и выполняйте свой долг!!

– День начался, – сказал Данк. – Официально – с этой самой секунды. Через десять минут – завтрак.

– А кто это вещал, Сагастен, да? – спросил я.

Данк неожиданно смутился.

– Понятия не имею. Вообще-то это как-то связано с ним – с тем, что он делает на крыше. Но кто орет – ума не приложу. Хотя, честно говоря, за всю жизнь ни разу не пробовал прикладывать. По-моему, живой человек так кричать не в состоянии. Но кто может уверенно судить о маге, кроме другого мага? Тебе виднее, малыш. Ты же у нас принц-чародей.

– Какой я чародей, – сказал я, вдруг обливаясь горячим потом странной смеси ужаса и стыда. – Я же все забыл, Данк.

– А вот когда помнил, – мечтательно протянул Данк, – у тебя у самого можно было чего-нибудь интересного спросить…

Я почувствовал, что мои щеки заливает алая краска лихорадочного румянца, и поспешно отвернулся. Меня трясло, очень хотелось заорать или вызвать рвоту – что угодно сделать, чтобы вышвырнуть изнутри мягкий, скользкий кулак страха, неуклюже ворочающийся в горле. Я понимал умом и ощущал физически, что мои злоключения как-то связаны с ярлыком, небрежно наклеенным на меня Данком – принц-чародей. Именно поэтому неизвестный и могущественный Заклинатель снов, а за ним и какой-то эпигон-пройдоха обратили свое внимание на меня. И если я сделаю хоть одну ошибку… А я ведь ее сделаю, безгрешных въяве не водится! И если я уже ошибся – в той жизни; теперь уже никто не узнает, что я натворил… Боги, помогите мне! Гибель, гибель… Гибель везде, она идет сзади, по пятам, крадется из невидимого прошлого, которое тянется за мной скорпионьим хвостом, а избавиться от него невозможно; гибель впереди, на каждом шагу, плотоядно поджидающая неверного движения, неверной мысли… Нет спасения, нет защиты, нет оружия! Только знание – а где его взять? Я опять почувствовал себя отравленной котлетой на столе Домена, камнем, нависшим над головой у самого себя. Казнить меня надо, немедленно, прав был отец! Нет, нельзя меня казнить, это нам не по карману. Выгнать из столицы поскорей, отправить в самую гущу битвы – либо сдохну, либо пользу принесу. И во всяком случае определюсь.

Я понял. Ужас был в необходимости рисковать вслепую, прыгать во тьму, не зная высоты, не зная, куда прыгаю – в мягкие подушки или на стальные копья. Но не прозреешь вмиг, не переделаешь сделанного, а отступить все равно не удастся.

Я осознал себя и суть своих проблем – и мутная животная волна сразу схлынула. Где Сагастен? Он действительно мне нужен!

– Мы идем завтракать, Данк?

– Конечно, идем. Не забывай, сразу после завтрака нам в путь, так что ешь как следует, дворцовых поваров по дороге не встретится.

Мы уже возвращались, тем же путем, что и пришли сюда. Данк постепенно набирал скорость – очевидно, аппетит завладевал его подсознанием. У самого поворота он прилично разогнался, эффектно накренившись, бросил корпус за угол и…

– Ч-ч-черт!!!

– Ты как всегда, неаккуратен, Оранжевый, – спокойно сказала с трудом увернувшаяся Сельфа.

Я взялся за сердце.

– Рано или поздно меня разобьет паралич, – сказал я. – Вы что, сговорились все?

– Кто «все»? – безмятежно спросила Сельфа.

– Ну ты-то почему не спишь?! – в сердцах воскликнул Данк.

– Как-то тревожно стало, – пояснила Сельфа. – Часа за два до рассвета. Я уже знаю это ощущение – в прошлый раз оно посетило меня вчера днем, когда Райдок спал. И мне очень захотелось пошарить вокруг с хильфейтом. Слуги сказали, что вы пошли сюда. Кстати, только что я снова чувствовала дурноту. Что-то случилось, ребенок?

– Я ничего не чувствовал! – возмущенно сказал Данк.

– А я тебя и не спрашиваю, колода есть бревно обычное.

– А кто у тебя всегда в камешки выигрывает?

– Твоя гипертрофированная интуиция носит совершенно бытовой характер, ничего сакрального в ней отродясь не бывало.

– Но малыш был со мной, он в порядке!

– Сейчас проверим. Подойди поближе, ребенок.

– Зачем? – тупо спросил я.

– А зачем светить стражникам лучом? Тем более, не зная точно, что он покажет?

Я шагнул к Сельфе, вспоминая вчерашнее обещание. Почему-то очень не хотелось его выполнять. Если уж признаваться, то все-таки Сагастену…

Сельфа сверкнула своей палочкой-выручалочкой и уперлась лучом в мою грудь. Луч был по-прежнему синий. И… И…

– И немного белый по краям, – резюмировала Сельфа, пряча хильфейт в манящую неизвестность складок платья.

– Готов поклясться, там есть много любопытного, – эти слова вырвались у меня совершенно непроизвольно.

– Где? – удивилась Сельфа.

– Там, – слабо сказал я, чувствуя себя полным идиотом и указывая на ее бюст.

Сельфа внимательно проследила за моим пальцем.

– Там, в общем-то, я, – улыбнулась она. – В частности, моя грудь. Уж не знаю, насколько это может показаться любопытным…

– Да нет! – в отчаянии сказал я. – Это не то… то есть, это прекрасно, но… я про всякие хильфейты… честное слово, я знаю, у тебя там, в этих бесконечных таинственных складочках и оборочках целый магический арсенал! Правда, Сельфа?

– Заболел ребенок, – фыркнул Данк. – Что его интересует в тайнах женского лифа, боги!

– Никому не говори, – серьезно сказала Сельфа. – Во-первых, стыдно за малыша, а во-вторых… Могут подумать, что моя грудь теперь вызывает только прагматические соображения. Стойте! Что за шум?

Мы были уже возле дверей дворца, когда лязг металла и встревоженные голоса с противоположной стороны террасы привлекли всеобщее внимание даже стражники у входа зашевелились и стали оглядываться.

Два гвардейца, испуганно переговариваясь, с обеих сторон поддерживали – да что там, почти несли – окровавленного Сагастена. Кровь стекала по рассеченному лбу мага, заливала глаза и часто капала на грудь, быстро впитываясь в мягкую ткань серой хламиды.

– Что это? Что с тобой, Гастен? – прозвучал над моим ухом встревоженный голос.

Я даже не удивился. Я совершенно изнемог, чтобы еще как-то реагировать на происходящее. Вместо меня удивился Данк.