Чей-то силуэт заслонил светлое окно комендатуры. Я обернулся.

– Плащ, мой Повелитель. Уже не жарко.

Меня захлестнуло радостное облегчение. Я был не один. Я никогда не останусь один, черт вас всех возьми!

У меня, в конце концов, целый город есть. Несколько тысяч человек, которые назовут меня «Повелитель». Если я, конечно, до них доберусь. И если город через несколько дней не сотрут с лица земли. Ну уж это только вместе со мной!

Можно и с тобой, хихикнул где-то вдали Черный Властелин. Нет, это голос страха внутри меня. Но разве голос страха – это не голос тьмы?

Я набросил плащ на плечи и сжал рукоять Ванаира. Во всяком случае, до самой последней секунды одиночество мне не грозит.

– Спасибо, Орбен.

Еще в одном промахнулись зловещие маги. Я понял, что не смогу предать Сапфир, даже если меня будут принуждать сделать это. Не смогу из трусости, по слабости своей не смогу, потому что буду изо всех оставшихся сил цепляться за единственный свой оплот, единственную опору в мутном водовороте последних дней.

– Куда желает идти Повелитель?

Откуда я знаю? Куда-нибудь… Куда вообще можно пойти после заката солнца, кроме как в постель?

– Орбен, я все время забываю спросить… Мы какие-нибудь деньги с собой брали?

– Конечно, мой принц. Сорок золотых.

Интересно, это много или мало? Что можно купить за сорок золотых?

– А какое нынче жалованье в Сапфировском гарнизоне?

– Как везде в королевстве, мой принц. Легкий пехотинец – четыре золотых за цикл, тяжелый – восемь, конник – шесть. Младший офицер – на два золотых больше, старший – на четыре. Но, мой принц, на военные и прочие государственные расходы нет нужды тратить наличные. Ведь у вас теперь есть право распоряжаться казной, а это можно и чеком…

Да не собираюсь я никого вербовать! Просто теперь, когда я знаю, что капитан Харт может на свои двенадцать золотых ежевечерне надираться целый месяц…

– Можно подумать, в нашей казне есть деньги, – брюзгливо сказал я.

– На момент нашего отбытия там было около полутора тысяч, мой принц. Не очень много, конечно, но все же…

Ну да, ну да. На сотню капитанов Хартов хватит, и еще останется. Правда, только в первый месяц. А потом?

Подождите! Стойте! Караул!

На меня откуда-то с чердака памяти выпал сундук с надписью: «Армия: тактика и стратегия». Рухнул и больно ударил по элементарной арифметике.

Фаланга легкой пехоты: двадцать бойцов. Знамя: восемь фаланг. Двадцать помножить на восемь – сто шестьдесят. Сто шестьдесят на четыре шестьсот сорок золотых за Знамя легких.

Это что же, значит, получается? Это получается, что даже хваленый гарнизон Дэдлока в этом месяце жалованья не получит? Там ведь четыре Знамени дорогостоящих тяжелых гвардейцев?

Что-то странное получается. Значит, денег у нас вовсе нет. Но Орбен как-то спокойно так говорит – не очень много, но все-таки…

– Погоди, Орбен, – сказал я. – Если я правильно считаю, на Знамя легких в месяц пойдет шестьсот сорок. А у нас всего полторы тысячи… Как же так?

Орбен хлопнул себя по лбу и легко засмеялся.

– Виноват, мой принц. Ну конечно, я ведь жалованье назвал в золотых, а казну в таленгах! Собственно, у нас с собой как раз даже не сорок золотых, а два таленга.

Он вытащил две увесистые мифриловые монеты и подбросил их на ладони.

– Значит, умножить на двадцать, – машинально сказал я вслух.

– Даже проще, – сказал Орбен. – Золотой на рыло – таленг на фалангу. Знамя легких – тридцать два таленга в месяц.

Я перевел дух.

– Ну, тогда еще ничего, – сказал я.

– Не надо бы мне в это соваться, – вполголоса сказал Орбен с виноватой интонацией, – но теперь, мой принц, даже полегче стало. Айнал мы потеряли, конечно, а он давал до сорока таленгов в месяц, но потери в войсках куда больше. Значит, дефицит бюджета уменьшился.

А ведь Орбен еще не знает о разгроме при Дайгроу! Я попытался прикинуть. Впустую, ведь я не знал величины дефицита. Но возможно, у нас теперь даже положительный баланс… О-ох! Вот в такие минуты как раз и понимаешь, что не в деньгах счастье.

– Сейчас мы с тобой увеличим дефицит, – сказал я решительно. – Сейчас мы пойдем в таверну, и станем мы там, сударь мой Орбен, есть, пить и веселиться. Хотя веселиться вроде бы не с чего.

Орбен весело засмеялся.

– Есть такая таверна, мой принц. То есть, вообще-то, это не таверна, скорее кабачок. Но кормят прилично и хороший выбор вин. Я, мой принц, когда вы меня прошлым летом в Ранскурт за книгами посылали – помните? там, как правило, и кормился. Кстати, недорого. Ну, собственно, это у меня оно получалось недорого – кувшин майнорского, два куска мяса, овощи и печеный бахар в два серебца шесть блесток обходились. Но, мой принц, прекрасный стол можно соорудить серебцов за шесть-семь…

– Идем, – твердо сказал я. – Соорудишь мне прекрасный стол на двоих. Серебцов за двенадцать-четырнадцать.

Орбен на секунду задумался.

– Со сдачей как бы не задержаться. С таленга восемнадцать золотых с серебром… Ну да ладно, растрясем хозяйскую кубышку.

– Погоди, – встревожился я. – Мне бы не хотелось, чтоб меня узнали. А то спокойно поесть не дадут.

– Дадут, – спокойно и убежденно сказал Орбен. – Кто ж к принцу осмелится приставать без дела? А в кабачке – какие дела могут быть?..

– И все-таки…

– Не обессудьте, ваше сиятельство, но никто вас там не узнает. Вы же, я прошу прощения, на людях отродясь не показывались в собственном обличье. Еще в Дианаре – да, пожалуй; кто-нибудь мог и узнать. А в Ранскурте, вы уж не обижайтесь…

– Ну, это хорошо как раз, – сказал я. – А плащ?

– А плащ вы на входе сбросите – и все. Подходит?

– Да чего там, – я махнул рукой. – Идем.

Таверна была недалеко – кварталах в четырех от дома коменданта. В сумеречных переулках попадалось не так уж и много народа, и прав был Орбен – на нас и внимания-то никто не обратил.

Девять широких ступенек, уходящих вниз, в подвал, – мечта пьяницы, на каждой выспаться можно – привели нас к прочной деревянной двери, окованной железом. Орбен нажал на рычаг, уходящий в каменную стену. С противоположной стороны весело забренчала какая-то железка. Не колокольчик, не гонг – так, сковородка.

Дверь распахнулась почти мгновенно. Перемазанный шелковичным соком малец лет восьми высунул мордочку в проем и почтительно уступил нам дорогу, гордо пряча за спину хайранакский арбалет. Тут же выскочил крошечный тощий человечек с остреньким личиком и засуетился перед нами, делая приглашающие жесты.

– Снова в Ранскурте, сударь Орбен! Рад, безмерно рад вас снова видеть у себя! Лестно знать, что старые клиенты нас помнят! И товарища с собой изволили привести? Уж постараемся, постараемся не ударить в грязь лицом. Чего изволите пожелать нынешним вечером? Доброй выпивки, поесть повкуснее, развлечься?

– Сделай нам стол, добрый Рана, в тихой сторонке, – дружелюбно говорил Орбен, минуя вслед за хозяином повороты уютного коридорчика, отделанного темным деревом. – Мы поужинаем, выпьем вина и пива, затем отдохнем после ужина. Порадуй моего достопочтенного покровителя своим искусством.

– Разумеется, судари мои, – хозяин извернулся ужом, одновременно кланяясь, отступая, чтобы освободить нам дорогу, и широким движением словно распахивая перед нами зал. – Вот за этим столом будет ли вам удобно?

Я огляделся. Кабачок был не так уж мал – столов пятнадцать. Факелы и светильни освещали его приятно неярким желтым светом. Стены с деревянными панелями, столы на любой вкус – угловые, скрытые в тени, центральные, освещенные поярче, боковые, вдоль стен, отгороженные от соседних невысокими ширмочками. Предложенный нам стол был как раз таким – у правой стены, напротив стойки, между двумя ширмами. Я глянул на Орбена.

– Это годится, Рана, – согласился Орбен. – Теперь подай нам холодного мяса, салат, раков в сметане, грибы, зажаренные в сыре, фаршированные яйца, паштет из крольчатины, хрустящие эльфийские хлебцы, несколько ломтей окорока и четыре кувшина лучшего пива. Мы перекусим и подумаем о горячем. Вы согласны, господин мой?

– Да, пожалуй, – лениво сказал я. В моем положении, честно говоря, только и оставалось со всем соглашаться.

– Какого пива изволят почтеннейшие гости? – вежливо уточнил Рана. Есть светлое столичное, пенистое из Харденанга, дельфосское двойное, местное двух пивоварен – Орлока из Предгорий и Даниба с Перекрестка. Из привозных – крепкое варварское, из предместий Хьяридейла, и темный лагорский эль.

Орбен серьезно задумался. Потом хлопнул ладонью по столу.

– Будем решать так, чтобы не ошибиться. Неси по кувшину дельфосского, лагорского, варварского и этого вашего… Орлока. Дальше видно будет.

– Истинно благородное решение, – хозяин зажмурился от восторга. – Еще чего-нибудь будет угодно?

– А что еще есть такого, что подойдет к пиву?

– Осмелюсь предложить оливки, из рощ Теннана. Очень хороший был сбор, оливки сочные, мясистые, хорошо выдержанные…

– Неси, – сказал я. Очень уж мне хотелось что-нибудь сказать. – И побыстрее, добрый Рана, мы проголодались.

– Мигом, сударь мой, мигом, – хозяин исчез. Я снова посмотрел на Орбена.

– Не слишком ли мы разогнались? Я насчет заказа. Дороговато для простых путников, по-моему…

– Ну, во-первых, мой принц, – возразил Орбен, – простыми путниками нас не станут считать. Ране известно, что я на королевской службе в столице. А вас я осмелился назвать своим покровителем – стало быть, вы тем более на хорошем месте при дворце, – паж обаятельно улыбнулся. – Даже лгать не пришлось, мой Повелитель. Разве что-нибудь не так? Ну, а вообще-то дороговато, конечно. С вином и горячим, как я и говорил, где-то полтора золотых набежит, может, даже на пару серебцов больше. Но для Раны такой заказ не очень большая редкость – кухня у него хорошая, все в городе об этом знают. Здесь частенько бывают очень даже не бедные люди. А совсем уж голь перекатную он и пускать к себе не любит – те шумят больше, чем платят. Видели на входе мальчишку с арбалетом? Ежели что не так – он крикнет, с кухни еще с полдюжины крепких парней выскочит.

– И часто такое бывает – я про «что не так»?

– Во всяком питейном заведении бывает, мой принц. Но у Раны как раз не слишком часто. Я, например, всего-то раз и видел.

– И?..

– Да и ничего, мой принц. Пошумели там, на входе, – Орбен кивнул в сторону извилистого коридорчика, – недолго пошумели, а в зал так никто и не вошел даже. Рана гостей бережет свято.

– Хорошо-о, – расслабленно сказал я.

И тут же на столе перед нами появились закуски и пиво. Нет, пива… или пивы?

– Орбен, можно как-нибудь сказать «пиво» во множественном числе?

– Это никак невозможно, мой принц.

– Но почему же?!

– Исключительно потому, мой принц, что пива много не бывает!

Я решил проверить сей тезис. Немедленно. И стал проверять.

Полгонга спустя я с ним согласился.

Кувшины – все шесть – стояли перед нами бессовестно пустые. В соревновании честно победил Орлок из Предгорий. Второе место занял лагорский эль. В орлоковском приятно таяли хрустящие хлебцы. Но бархат эля замечательно оттенялся вкусом грибов в сыре. Дельфосское отменно сочеталось с паштетом и салатом. Варварское пиво оказалось резким и освежающим, как порыв штормового ветра, пузырьки плясали на языке, как капли дождя, ударяющие в пену волн, прекраснодушно требуя простых и сытных закусок – мяса, окорока, сыра. А оливки были хороши и с любым пивом, и сами по себе…

Мы немного осоловели и решили сделать небольшой перерыв. Рана, пританцовывая от уважения, прислал к нам целую команду – убрать опустевшие тарелки и кувшины. Орбен с прилежанием, достойным лучшего применения, упоенно разглядывал раковую шейку, бесстыдно розовеющую в сметане. Я же смотрел в стену – рассеянно любовался интересным сучком в панели мореного ореха – и думал ни о чем. То есть тема для размышления у меня была, простая и очень занятная. Но с думаньем ни черта не получалось.

Я пытался вспомнить, был ли я когда-нибудь хоть раз в кабачке. Или вообще в подобном заведении, как бы оно не называлось. Конечно, помнить я ничего не помнил, и стал пытаться вычислить это логическим путем. Но неожиданно оказалось, что это как раз тот вопрос, где однозначного решения быть не может. Если бы мне сказали – нет, ни разу до сих не был, я бы совершенно не удивился. Возможно, мне, как принцу, бывать здесь все-таки не полагалось – разве что тайком и неузнанным. Этикет, традиция, ритуалы, блюсти с достоинством и всякое такое. Попробуй, однако же, в Дианаре появиться где-нибудь и остаться неузнанным! Так что, если я не очень рвался в аналогичные места, мог и не попасть ни разу. С другой стороны, мог бывать, и даже часто. Особенно в мальренские времена. Отчего бы студенту не выпить с приятелями кружку-другую пива? Мы же близки народу, мы любим наш народ; эдак вот запросто завалиться – «Хозяин, пива!» – и привычно, уверенно направиться за свой любимый стол. Почему нет? И не утруждать себя соображениями, что десять минут назад хозяин гнал любимый народ из-за любимого стола поганым веником. «Не обессудь, любезный, уходи давай отсюда в болото побыстрее. Сейчас наследный принц Корабелов сюда пивка моего завалятся испить. Они, молодой принц то есть, за другой стол не сядут, э-э, что ты! Заносчивые больно, с детства-то пообвыклись командовать, морду сейчас бить полезут, за меч хвататься. Так что ты это, деньги плати и уходи, ради всех богов, пока не началось. Или знаешь, ты сам за другой стол пересядь, во-он, в темном углу, видишь? Ясно дело, грязный, ну да я сейчас подотру, ты только это… пшел давай отсюда, нельзя здесь больше сидеть…»

Я улыбнулся про себя. Мог ли я так себя вести? Наверное, мог, если судить по тому, что родные и близкие узнают меня по специфической интенсивности истерики. Хотя все равно смешно. Любим мы, любим свой народ. По харе любому, кто посмеет возразить. Мнения народа на сей счет мы спрашивать не изволим.

Я машинально глянул в дальний темный угол, где воображение расположило колченогий стол, заваленный кучами скользких объедков. Стол там, конечно, был. Даже немного кривобокий, тут я угадал. Но чистый и сухой. А за столом сидел одинокий человек в сером дорожном плаще, сразу приковавший к себе мое внимание. Причем сделавший это неожиданным и странным образом.

Он сидел, расслабленно и уютно откинувшись на спинку тяжелого стула. Наискось через стол, рукоятью к хозяину, лежал длинный узкий клинок в недорогих, но удобных ножнах светло-коричневой замши. Стол был почти пуст. На нем стояла всего одна тарелка, наполненная чем-то желтым – с моего места трудно было разглядеть, чем именно. А в руке этот человек держал изящную, почти прозрачную чашку и неспешно прихлебывал из нее.

Чашка в кабаке!

Я не мог сказать, керамическая она, стеклянная, или, подобно моей кофейной, искусно и тонко вырезана из камня – но там, в темном углу, она даже светилась немного, тускловатым и нежным, приятно желтым светом.

Я на всякий случай протер глаза и потряс головой, пытаясь согнать с себя пивное отупение. Потом огляделся. Вокруг все было нормально, все, как и положено в кабаке. Пили пиво из деревянных кружек, с крышками и без, пили вино из пузатых глиняных, пили сивуху из маленьких стакашков мутного стекла, какое получается в сельских гутах из речного песка. Бородатые купцы – откуда-то с границы Оранжевого домена, надо полагать, – пили приторное крепленое варасатское из привезенных с собой маленьких смешных корчажек. Варасатское обильно проливалось через широкие края корчажек, и слипшиеся бороды красноречиво говорили любому взгляду, что именно пьют их хозяева. Богато одетый горожанин, расположившийся с женщиной у теплой кухонной стены, пил подогретое вино со специями из высокого керамического штайна с фигурной крышкой. А человек в сером плаще, ни на кого не глядя, продолжал потягивать что-то непонятное из своей немыслимой чашечки!

Я кашлянул, повертелся немного на скамье, и по возможности неприметно махнул рукой, подзывая хозяина. К чести его будь сказано, тот отреагировал достаточно быстро.

– Что будет угодно, сударь? – вполголоса спросил он, склоняясь ко мне сзади, из-за левого плеча.

– Что это за тип, с чашкой? – спросил я в ответ, не став искать хитрых обходных путей. – Меня сама чашка привлекла, вот что. Откуда она здесь?

Хозяин как-то жалобно посмотрел на меня, покрутил тощей мордочкой, словно не находя приличных слов, и вдруг отчаянно закивал.

Я удивился. Я ждал любой реакции – вплоть до «а тебе какое дело?» Но хозяин быстро превзошел все мои ожидания.

– Вот то-то и оно! – сказал он с тем же отчаянием. – То-то и оно, сударь, сам смотрю и никак не смекну. Чашка откуда – дело ясное, с собой он ее привез, вот что. У меня, у нас, то бишь, здесь чашек таких отродясь не бывало, это дело тоже ясное. Только зачем он ее с собой возит, вот что? Вот сударь, вот вы человек зажиточный и состоятельный, вот вы мне скажите, зачем человеку с собой такую чашку возить?

Я подумал про свою ониксовую любовь и ничего не ответил.

– Чашка эта, сударь – я человек простой, я в чашках не разбираюсь, но она же денег стоит! И немалых, поверьте, денег! И я вот на него смотрю – на него и на его вот эту самую чашку – и никак, понимаете, сударь, не могу понять: что это за тип, откуда он здесь взялся и что здесь делает.

Хозяин еще раз помотал головой и, совершенно уже забывшись, присел рядом со мной на краешек скамьи. Орбен ошалело посмотрел на него, но вовремя спохватился и отвернулся с небрежным видом.

– Думал я: может, вор. Может, конечно, и вор, но воры чашек, сударь, не крадут, а если крадут, то быстро продают, а уж если и не продают, то по кабакам, сударь, с ними не ходят. Воры, сударь, любят деньги, а не чашки, а в кабаки они ходят пить хорошее вино, и пьют они его, сударь мой, из больших кружек, а подвыпив, кружки бьют, но завсегда за разбитое платят. Примета у них, сударь мой, такая: чтоб работа, воровство то бишь, хорошо шла, никакого ущерба другим не наносить, кроме как прямо по работе. А то, говорят, удачу можно спугнуть.

Я изумленно кивнул. Чего только не узнаешь на этом свете! Особенно если в башке решето вместо мозгов…

– Думал я, может, богач какой. Но богачам, сударь, ежели они из другого города приехали, в мой кабак не с руки ходить – я ведь комнат не сдаю, да и, прямо скажу, сударь мой: все, что рядом сдается – даже, не примите в обиду, не для вас будет, не то что какому богачу. Вам, сударь, если комнату себе искать, так это с той стороны дворца надо спрашивать, к горам, стало быть. Там оно, прямо скажем, куда как поприличнее будет. А у Яхора в отеле – где, значит, богатому самое и место – там же ведь и своя кухня есть, опять же летом он и на террасе столы ставит: не знаю, сударь, как это назвать – ну, корчма не корчма, а вроде харчевня, только вся без стен, без потолка, одни только вот столы на земле под деревьями стоят, там, где тень погуще будет. А кухня у него, сударь, хороша, лучшие повара на весь Ранскурт там собрались. Так скажите мне, зачем же это богатому человеку через полгорода сюда со своей чашкой идти?

– Может, ненормальный? – предположил я. Мне было очень интересно. С каждой секундой на душе становилось легче и веселее. Хороший все-таки сегодня вечер получился!

– Никак, сударь, такого не может быть, – веско сказал хозяин. – Не может тронутый богач ходить вовсе один по незнакомым местам. Я ведь его первый раз здесь вижу. Потому что, сударь, когда у большого человека голова портится, его, оно конечно, может и сюда занести; только с ним обязательно два-три человека прислуги будет. А если уж человек с порченой головой без присмотра ходит, значит, богатым ему быть последний день. Так что, сударь, посудите сами, из чужих краев слабоумному да при деньгах ну никак не добраться.

– Тоже верно, – пробормотал я, силясь получше разглядеть чашку и при этом не слишком явно пялиться на незнакомца.

– А по виду да по разговору, сударь, он вроде солдат, но опять же откуда бы у солдата деньги да много? Солдат бы чашку если и добыл – ну, прямо скажем, на войне всякое бывает – так бы давно уже пропил или разбил, а то – девке подарил. И пьют солдаты вино, чаще кисленькое, что подешевле, чтобы много было; а если времени нет – тогда бражку или сивуху.

– Да! – сообразил я. – Я ж все время спросить хочу: что он из нее пьет?

Хозяин оглянулся, склонился к моему уху и кратко сказал:

– Чай.

Сначала я не понял. Потом поднял голову и долго смотрел на хозяина. Потом окончательно ошалел и робко переспросил:

– Что?!

– Чай, – обреченно повторил хозяин. – Чая у меня, сударь, нет, и в заводе никогда не водилось. Так он его, сударь, тоже с собой притащил, чайничек заварочный принес и даже заваривать никому не доверил. Велел крутого кипятку на стол, чайничек свой сполоснул, чашку, потом как начал чего-то там отмерять, переливать, взбалтывать и настаивать – ровно маг с зельями! А теперь сидит, вражина, и прихлебывает! – в голосе хозяина явственно прорезались злобные нотки.

– Странно, – медленно сказал я. – Мужицкий напиток, да и не принято у нас чай пить. Может, иноземец? Хотя… У гномов вроде бы чаем балуются, да только не похож он на гнома…

– Никак не похож, – подтвердил хозяин. – Высокий, тощий… Вот в вас, сударь, локтей шесть с лишком будет, коли меня глаз не обманывает, ну так он пальца на три повыше будет. И не мужик он, поверьте моему слову, сударь. Порода чуется, сыр с цитронами жрет и платит золотом… Ох, простите, сударь, из-за третьего стола кличут! Виноват!..

Хозяина не стало. На удивление проворный дядька был хозяин. Испарился из-под локтя, как призрак, и тут же возник в другом углу. А странный незнакомец вдруг поднял голову и встретился со мной взглядом. Я почувствовал, как неожиданно закружилась голова. В его взгляде был неуловимый вопрос, радость узнавания и что-то еще… Какая-то легкая ирония постороннего, но вполне доброжелательного наблюдателя.

Очевидно, он прочитал на моем озадаченном лице нужный ему ответ. Встал, заботливо прихватил свою чашку и легкой походкой подошел к нашему столу. У Орбена глаза вылезли из орбит.

– Приятного ужина, принц, – сдержанно сказал незнакомец и обезоруживающе улыбнулся. – Меня зовут Альба.

– Вы не ошиблись, друг мой? – я постарался вложить в свои слова побольше высокомерия.

– Кажется, нет, принц, – незнакомец продолжал улыбаться. По-видимому, меня действительно так зовут.

– Я о другом, – я разозлился. – Почему вы решили называть меня принцем?

– А как же вас еще называть, ваше сиятельство?

– Вы обознались, – я опустил голову.

– Увы, принц Райдок. Впрочем, я не собираюсь кричать об этом на улице. Я ждал здесь именно вас. Мне было лень идти во дворец, к тому же вам я нужен куда больше, чем благородному Данку.

Я понял, что в его речи несказанно меня раздражало. Он говорил со мной на равных. При обращении ко мне это было трудно уловить, но вот «благородный Данк» он произнес как-то так… Какой-нибудь молочник мог бы так сказать «кузнец Хирак, сосед мой»… Кто же он, этот странный путник?

Незнакомец, кажется, услышал мои мысли. Он подчеркнуто вежливо поклонился и сказал:

– Позволю себе повториться, принц Райдок. Меня зовут Альба. Я готов носить Синий цвет и это обойдется вам в шестьсот девяносто три таленга. Ваше решение?

Орбен охнул. Я почувствовал, как щеки мои стали пунцовыми.

– Вы… Вы?..

– Да, – сухо сказал Альба. – Я Витязь. Я свободен и жду вашего решения.

– Кто направил вас сюда?

– Вы должны знать, Райдок, что об этом говорить я не вправе. Могу лишь честно признаться, что я не ждал возможности сражаться за Лунную Лагуну. Однако… – он развел руками.

– Но я…

– Вы вправе распоряжаться казной, – уже вовсе недружелюбно сказал Альба. – Смелее, принц. Не заставляйте мир слишком долго качаться на весах вашего выбора.

Я не выдержал напряжения. Я никак не мог его выдержать. Слезы коварно выступили у меня на глазах. Что я делаю? Спасаю страну или окончательно гублю ее? Может быть, именно для этого момента меня и лишили памяти. Может быть, именно сейчас можно сделать главную ошибку?

Стоп. Какой выбор должен сделать обессиленный, почти утративший рассудок и волю человек?

Он должен сказать «нет». Он должен испугаться ответственности и навеки утратить шанс победить.

– Да, – сказал я, сам не слыша собственного голоса. – Да, Альба. Вы нужны мне.

Альба еще раз поклонился. Улыбка его чуть изменилась. Он словно стал менее чужим, менее странным. Глаза на долю секунды засияли ярким синим светом и снова стали прежними – лучисто-желто-зелено-серыми.

– Повелевайте, мой принц, – сказал он уж вовсе буднично. – И… э-э… со мной еще трое… э-э… назовем их союзниками.

– Где же они? – я обвел взглядом таверну.

– Хозяин! – неожиданно громким голосом позвал Альба.

Появился хозяин.

– Где мои обормоты?

– В сарае, где же еще? – недовольно отозвался хозяин. – Ништо их можно с честными людьми в один дом? Воняют же, я извиняюсь! Где вы их откопали, понять не могу? И что это вы почтенным гостям решили ужин перебивать, тоже не смекну?

– Мы не возражаем, почтенный Рана, – поспешил вмешаться я. Принеси-ка нам, будь добр, еще пива. Из пивоварни вашего Орлока.

– Разумеется, сударь, – хозяин направился за пивом, но на прощание воткнул в Альбу колючий буравчик недоброго взгляда.

Витязь только улыбнулся ему вслед.

– Как у вас не любят незнакомцев, принц… Даже удивительно. Ведь люди Лунной Лагуны – моряки и страноходцы. Варвары, которые пересекают куда меньшие расстояния, гораздо более общительны и приветливы. Сегодня ты добр к чужаку – завтра на чужбине лучше встретят тебя. Очевидно, ваши люди забыли вкус странствий, принц, если стали грубы и заносчивы.

– У нас война, – сухо ответил я. – В войну с чужаками трудно быть приветливым.

– Даже если это друзья?

– В особенности когда на них не написано, что это друзья.

Альба кивнул.

– Это правда. Мне следует помнить. Простите, принц, но я уже говорил, кажется – я не ждал возможности сражаться на стороне Синего домена. Однако судьба бросает кости по-своему.

– А! – на моем лице, кажется, выразилось такое удивление, что Орбен испугался. – Вот почему я вас не понял! Почему Синего? Мы гордимся белизной наших знамен.

Альба чуть насмешливо кивнул.

– Это я знаю, генерал. Но будьте честны перед собой – на земле только один цвет может называться белым.

– Тогда почему не наш?

– Хотя бы потому, что вы все-таки наследники мореходов Лиаменны. И пусть древнейшие предания говорят, что первыми в мир пришли люди Белых Гаваней, в старых храмах ваши цвета – не белый с синим, а синий с золотым. Ночное небо, ночное море, а между морем и небом – луна. Так поется в одной из самых старых песен, которые я знаю.

Мной внезапно овладело раздражение.

– Хорошо. Я устал, Витязь. Давайте закончим формальности, и позвольте мне спокойно завершить ужин. Я смертельно устал и должен поспать перед завтрашней дорогой.

– Куда вы направляетесь?

– В Сапфир. Я приму командование городом и гарнизоном.

– Меня вы возьмете с собой?

Я задумался. Имею ли я право на такой поступок? Наверное, имею. Не отправлять же его с докладом в столицу… если можно прямо отсюда быстро двигаться на юг. Сапфир куда ближе к месту боев, чем Ранскурт, тем более Дианар. И очень возможно, что в Дианаре он попросту уже никого не застанет. А следующее крупное сражение, вернее всего, будет под Сапфиром. У стен моего города… и с моей армией… ох, плохо мне, горько мне! Ох, одиноко мне! Эх, кому бы пожаловаться на жизнь?

И кому я еще не жаловался за последние три дня? Так я скоро на улицу выйду и закричу: «Люди Сапфира! Принцу вашему плохо!» Стоп, Райдок! Опять отвлекаешься?

– Да, вы пойдете со мной, Альба. Вы и ваши… союзники.

Кого он имеет в виду под этим странным словом?

– Давайте покончим с делами до завтрашнего утра. Два вопроса, Альба. Первый: как вас официально называть?

– Так и зовите, принц. Альба. Витязь Альба.

– Это полное имя?

– Полнее не бывает.

– Второе имя, мой принц, – смущенно и глухо сказал Орбен, пряча осоловевшие глаза, – дается по городу или крепости, где был заключен Договор. Вот хоть у Моуриса спросите… ох, тля меня заешь, не спрашивайте.

– Да почему?! – я впал в безнадежное оцепенение от собственной тупости. Я опять начинал тихо ненавидеть сам себя.

– Потому что он пришел к Делин в Кармине, принц, – тихо сказал Орбен. – Потому что теперь он тоскует по своей принцессе и по городу своему, но не может найти себе места в бою ни для смерти, ни для победы. Потому что теперь он слабее всех, неудачник Моу Кармин, Белый Витязь без Принца.

Ох, дьявол!.. Орбен все еще ничего не знает. Если бы не Альба, то бессильный неудачник Моу был бы сейчас сильнейшим Витязем Домена. Потому что единственным. Потому что Лэйхэм Айнальский, Витязь принца Селлери, погиб вместе со своим господином, спеша на помощь городу, что дал ему второе имя. Потому что Линдолл Дайгроу, Витязь Сенрайда, ушел к богам, защищая ту самую крепость, где Договор связал его с гибнущим королевством. Неужели города Договора приносят несчастье своим Витязям? Безумие, если это так. Но тогда у Альбы есть прекрасный шанс – ведь сражаться ему в Сапфире!

– Альба Ранскурт, Витязь Райдока, – с максимальным спокойствием сказал я, – сообщите мне, как вы предпочитаете получить плату.

Вот тут Альба, кажется, немного удивился.

– Как обычно, принц, – сказал он, глядя на меня широко раскрытыми детскими глазами. – Я полагаю, что завтра сообщение о нашем Договоре уже будет в Дельфосе. Но почему вы спрашиваете?

Я понял, что дальше так жить нельзя.