– Боюсь, зря ты откровенничала, Райка. Незнакомый человек.
– Да он же первый открылся, Танюша, а я ему тоже незнакома.
– Ну! Тебя-то за версту видно! – сипит Татьяна.
– И его видно. – Раиса усмехается, вспоминая: достаточно хорошенько посмотреть… – Короче, мы заключили пакт о взаимопомощи. – Она тянется за градусником, который подруга держит под мышкой, смотрит температуру и качает головой.
– Все-таки мне странно… – гнет свое Татьяна.
– Сама караулила подлеца автомеханика – не было странно. Ангину из-за меня схватила – тоже не странно. А если кто-то еще ради своего друга – сразу странно? – урезонивает Раиса.
Татьяна пожимает плечами и вздыхает.
– Друга обманули, обобрали. Сам он человек мягкотелый, а Глеб не может этого так оставить. Вот и все! – втолковывает Раиса.
– Что же вы уговорились делать?
– Сначала собрать компру. С Глебом мне, пожалуй, удастся. Он в порядке исключения – решительный мужчина.
* * *
По дороге от Управления к воротам, что против «Эрмитажа», разодетый Томин встретил Кибрит:
– Зинуля, приветствую и отбываю.
– Ай-ай-ай! Кто это у нас такой красивый?
– Вообще-то я «без определенки», но собираюсь приобретать краденые автомобили. Такой, как они говорят, «шашлык» с деньгами.
– Ты бы хоть показал свои липовые документы. Там ведь на этом собаку съели, еще раскусят тебя!
– Да при мне никаких… – начинает Томин и спохватывается. – Хорошо, что напомнила. Я же взял удостоверение, чтобы предъявить на выходе! Пожалуйста, проводи и забери. Ну как полезут по карманам…
– Шурик, ты уж там, пожалуйста… – тревожно начинает Кибрит, не договаривая «поосторожнее».
– Эх, золотко, кабы знать, где соломку подстелить!
Кибрит доводит его до постового, Томин предъявляет удостоверение, отдает ей и выходит с территории Петровки. И несколько секунд Кибрит провожает глазами его фигуру, мелькающую за переплетами высокой ограды.
* * *
Рейд по винным отделам дал результаты. У Мани в подсобке обнаружили часть краденых вещей. Теперь они лежат на прилавке: дюжина чайных ложек и шесть чеканных чарочек, сияющих золоченым нутром.
– Подпишите, пожалуйста, акт изъятия вещей, – говорит Знаменский двум понятым, один из которых – директор магазина, другой – парень-дружинник. Знаменский протягивает авторучку продавщице: – Вы тоже.
– Ничего я не подпишу! – скандально заявляет Маня.
– Как ты, Маня, не подпишешь, когда факт, что нашли, – вразумляет ее директор.
– Не подпишу – и все! – кричит Маня.
– Ваших подписей достаточно, – говорит директору Знаменский. – Продавца я забираю для официального допроса. Вы свободны, спасибо, – отпускает Знаменский дружинника.
Под дверью толкутся Манины завсегдатаи, заглядывают сквозь витрину, стучат в дверь. Она выскакивает к ним, разъяренная.
– Давай расходись! Читать не умеете? Учет! – Возвратясь, Маня на том же запале приступает к Знаменскому: – Я не понимаю, чего такое? Кому дело, что ложки да рюмки? Грязные они, что ли? Заразные?
– Прекрасно вы понимаете, что санитарный осмотр закончился. Я не врач, а следователь.
– И что? Ложек не видели? Ну, смотрите, смотрите! – Маня грохает на прилавок электрический чайник, выставляет банку растворимого кофе, сахарницу. – Казните меня теперь! Все посторонние для торговли предметы!
Она ждет, что скажет следователь, но тот молчит, и Маня снова заводит:
– Кому они мешают, ложки эти? Алкаши носят, канючат! дай выпить, дай выпить. Сунула да забыла. Чего особенного?
Знаменский опять не отвечает, даже не смотрит на нее, меряет шагами помещение.
– Сколько работаю, никогда такого не было! – Маня берет тоном ниже. – Какое мое преступление? «Левак» я схватила? Или в розлив торгую?
Очередная пауза.
– Это что же, – вы и разговаривать со мной не хотите? – спрашивает она уже в некоторой растерянности.
– Крика не люблю, – отзывается Знаменский.
– Ну извините… работа у меня грубоватая, все с мужичьем… А теперь вот из-за них неприятности. Вот хоть эти вещи, – начинает она новый, более хитрый заход, – приносит один, рыжий такой, с золотым зубом. Купи. Я говорю, мне незачем. Тогда говорит, так возьми, дай бутылку-другую, потом разочтемся. Я их, говорит, спьяну потеряю, у тебя целей будут. Ну и лежали они недели две.
Знаменский останавливается.
– Вещи краденые. Взяты у вдовы одного академика. И не две недели, а пять дней назад.
– Это еще доказать надо!
– Хозяйка опознает, свидетели тоже. Сделаем обыск у вас на дому, наверно найдем и остальное.
Теперь молчит Маня. Угроза обыска заставила ее дрогнуть.
– Вранья я не переношу, Мария… как вас по отчеству?
– Не старуха, чтоб по отчеству. Маня.
– Я бы мог тоже соврать, Маня. Что вора, дескать, взяли и он указал на вас. Врать не стану – пока не взяли. Но возьмем, потому что мы точно знаем, кто он таков. – Пал Палыч вынимает фотографию вора и прислоняет к чайнику перед Маней.
Та уже при словах «не взяли» как-то встрепенулась. Теперь же и вовсе не в силах совладать со своим лицом: улыбается ей с фотографии обаятельный вор, и Маня, слабея, всхлипывает.
– Вот видите, и вам личность знакома.
– Совершенно даже незнакомая! – бурно протестует Маня и отворачивается от фотографии.
– Эх, Маня… Не буду даже опознания проводить. Чтобы вам лишнего вранья не писать в протокол.
Теперь, наблюдая Манину реакцию, Пал Палыч понимает: не только себя она выгораживает – вора не хочет выдать. Но просто ли тут женская симпатия или что-то большее?
Маня сморкается и невзначай все поглядывает на фотографию вора.
– У нас их много, – хитрит Пал Палыч, – могу подарить на память… хоть вы и незнакомы.
Ну-ка, Маня, что у тебя на душе? Маня сует фотографию в карман.
– Значит, рыжий таки принес?
– Рыжий!
* * *
Раиса протирает лобовое стекло своей машины. Царапов стоит рядом.
– Я видела гараж Пузановского, – рассказывает она. – Открытый. Правда, издали, но вторая машина там определенно была. «Жигули», и цвет как будто мой… Вдруг действительно мой «жигулек»?
– Надо посмотреть, – говорит вор.
– Как?
– С замком я управлюсь.
Раиса поднимает брови: это в шутку или серьезно?
– Разумеется, если на это взглянуть через пенсне… – лениво щурится вор. – Интеллигентно утремся платочком, и пусть подонки посильней ломают нам хребет?
Раиса уязвлена обвинением в робости.
– Прямо сейчас, днем?
– А зачем нам с вами ночь и полумрак? Поверьте опыту, люди друг на друга не смотрят. Я раньше, правда, не лазил по гаражам, но предпочитаю дневное время…
Они приближаются к одному из стоящих «плечом к плечу» гаражей. Вор недолго возится с замком, причем спина его заслоняет, что он там делает. Да Раису и не тянет подглядывать, ее волнует, чтобы за ними не подглядывали.
– Прошу! – Дверь гаража открыта.
Внутри стоят «Волга» Пузановского и красные «Жигули». Раиса делает два порывистых шага… и отворачивается.
– Увы…
Тут в дверь заглядывает мужская голова. Раиса обмирает.
– Огоньку не найдется? – спрашивает мужчина.
Вор невозмутимо щелкает зажигалкой, голова прикуривает и исчезает. Выйдя наружу, вор запирает замок, и они уходят, не привлекая ничьего внимания…
– Глеб, кто вы по профессии? – спрашивает Раиса по дороге к машине.
– Да как вам сказать, Раечка… Профессия у меня довольно редкая. Даже рискованная. Но пока работаю.
– Скажите откровенно, вы из милиции?
– Раечка, если так, то могу ли я сказать откровенно? – изворачивается вор и переводит на свое: – «Волга» в гараже, стало быть, хозяин дома. Опять будете караулить?
Раиса пожимает плечами.
– Тогда извините, в полдень я должен быть в другом месте.
– Садитесь, – кидает Раиса.
Оба садятся в машину. Вид у Раисы хмурый. Возбуждение от надежды найти «жигуль» прошло, да еще между нею и ее союзником стоит какая-то недоговоренность.
– Видимо, я все время задаю нетактичные вопросы, – произносит она сухо.
– Не надо на меня сердиться, – заглядывает ей в лицо вор.
Раиса его и привлекает и раздражает. С одной стороны, она помеха и обуза, с другой – вызывает покровительственное чувство. К тому же он постоянно помнит о комизме их союза, что придает его поведению оттенок иронической игры. И сейчас и в дальнейшем он говорит Раисе правду или полуправду, что она принимает за особую манеру выражаться – шутливо и уклончиво.
Когда машина тормозит в районе новостроек, Раиса уже весела: вор только что рассказал что-то забавное.
– Спасибо, что подкинули! – Он берет с заднего сиденья чемоданчик, по размеру способный вместить японскую видеоприставку.
– Если недолго, я подожду.
– Да?.. – он колеблется. – Всегда надеюсь, что недолго…
Возвращается он чрезвычайно довольный.
– Куда теперь? – спрашивает Раиса, откладывая журнал.
– Раечка, мне неловко использовать вас как даровой транспорт.
– Я же использовала вас как дарового взломщика. Надо отрабатывать.
И снова они едут по городу. И теперь останавливаются у винного магазина, где Царапов недавно сторговался с продавщицей Маней.
Вор тянется за чемоданом – там видеоприставка, которую он выкрал, пока Раиса ждала его в машине. Но что-то удерживает его и заставляет выйти на предварительную разведку.
Стоя на тротуаре, он смотрит в сторону магазина. Оттуда появляется пьяненький мужичок – тот, которому Маня грозила не давать в кредит. Вор направляется навстречу, спрашивает:
– Батя, Маня сегодня работает?
– Не работает, – бормочет тот. – Таскают Маню. Замели нашу Маню… Эх, парень, даже – веришь? – нету настроения выпить! – Он покачивается и хватается за вора.
Тот отцепляет от себя его пальцы.
– Батя, я тебя уважаю! – убедительно говорит он и быстро отходит. Покупает ненужную газету, пачку сигарет: надо привести в порядок выражение лица, прежде чем показаться Раисе. А мимо нее, сидящей в машине, шаркает пьяненький, приговаривая сам себе:
– Эх, Маня… хорошая была Маня… такая ласковая…
Возвращающегося Царапова Раиса встречает вопросительным взглядом: они сделали такой конец, чтобы он поговорил со случайным алкоголиком о какой-то Мане?
– В ваших глазах я читаю вопрос, – говорит вор.
– Пожалуй, – отзывается Раиса.
– Категорический вопрос: когда мы будем обедать? У вас зверски голодное лицо.
Все время этот человек сбивает Раису с толку.
– Едем обедать, – объявляет он. – Я только мгновенно заскочу по дороге к одному приятелю.
Теперь машина Раисы подкатывает к комиссионному магазину радиоаппаратуры. Здесь Царапова, как мы помним, подстерегают коллеги Томина. Но после происшествия с Маней он осторожен вдвойне: Раиса сворачивает в переулок.
Задами подбирается вор к окнам служебных помещений. За одним из них работает тот же очкастый товаровед. Вор останавливается против окна, приподнимает чемодан, товаровед вскидывает глаза, все понимает и делает короткий отрицательный знак головой.
* * *
У Знаменского сидят коллега Томина Птахин и таксист.
На бланке, который он рассматривает, наклеено в ряд несколько фотографий.
– Вот этот, улыбистый, – таксист указывает на Царапова. – Позавчера этот пассажир предложил мне джинсы.
– Взяли?
– У меня принцип: от пассажиров не брать. Вы бы их с меня сейчас даром сняли!
– В котором часу вы его везли? – спрашивает между тем Птахин.
– Под вечер, часов в девять.
– Было у него что-нибудь с собой?
– Чемодан не особо большой.
– Открывал?
– Нет, поскольку от джинсов я отказался.
– Обождите немного в коридоре. С вами поедет наш товарищ, покажете поточней, где высадили.
– Именно позавчера он вдобавок к видеоприставке царапнул джинсы! – говорит Знаменский.
– Так что, Пал Палыч, начинаем новый этап? – торжествующе спрашивает Птахин.
– Да, начинаем! Уже третий шофер возил его на Басманную, чего нам еще? Давайте поднимать участковых: пусть прочесывают территорию – кто у них там балуется жильцами без прописки?
* * *
Раиса и Царапов осматривают небольшой стадион, заглядывают во все уголки.
– Вы, по-моему, давно поняли, что никаких угнанных машин здесь нет, – говорит Раиса. – Лазаете для моего удовольствия.
– Да нет, мне здесь нравится, – улыбается вор, помахивая кейсом. Он ловко и уверенно проходит по бревну. – Очень просто, – говорит, спрыгивая. – Надо только забыть о высоте.
Они выходят на футбольное поле. Безлюдье, кое-где травка пробивается, солнышко светит.
– Если бы не эти паразиты – была бы сейчас на юге! До чего же я ненавижу всякое ворье!
– А я, как кончу тут свои дела, махну, пожалуй, на взморье! Люблю там отдыхать.
Раиса мимоходом срывает под забором одуванчик, подносит к лицу.
– Медом пахнет…
Вдруг вор прислушивается, оглядывается и, схватив Раису в охапку, кидается в укрытие – за агитационный щит.
– Что такое? Отпустите! – отталкивая его руки, сопротивляется Раиса.
– Не брыкайтесь! – резко обрывает Царапов. – Директор едет.
Ворота стадиона раскрываются, в них въезжают две «Волги». Первую ведет Пузановский, с ним сидит Молотков, из другой выходят Печкин с Тыквой.
Кто-то затворяет ворота, а Пузановский с Молотковым осматривают вторую «Волгу». Спрятавшиеся Раиса и вор не слышат, о чем завязалась перебранка между четверкой, они только видят, как все четверо усаживаются за врытым в землю столом возле административной хибары.
Вор вынимает из кейса подзорную трубу, наводит. Близко видит, как Пузановский чистит апельсин.
– Ого! – говорит Раиса. – Вы недурно оснащены! Дайте посмотреть. – Она прилипает к трубе…
– Не возьму я машину в обработку! – злится механик. – Из-за той стервы участковый зачастил.
– Прикажешь обратно хозяину подарить? – негодует Тыква.
– Там как хотите, а я не могу!
– Выходит, мы с Тыквой задаром работали? – требовательно спрашивает Печкин у Пузановского, который уминает второй апельсин.
– Я эту машину у вас покупаю, – самодовольно предлагает Пузановский. – Идет?
– И куда денешь? – с любопытством спрашивает Печкин.
– Сожрет! – радуется Тыква.
– Поставлю в тихом месте, а там посмотрю, – скрытничает Пузановский.
Во время разговора они жестикулируют и оглядываются на машину, что подсказывает Раисе догадку:
– Глеб, наверно, они эту «Волгу» угнали!.. Теперь «бегемот» вынул деньги!..
– Это уже по моей части, – говорит вор. – Позвольте! – и решительно отбирает у нее трубу.
Он видит, как Пузановский отсчитывает Пчелкину и Тыкве по пачке купюр, а солидный остаток сует в карман.
* * *
Вечером Царапов дома. Он снимает ботинки, садится в кресло, вытягивает ноги. Берет сигарету, лезет за зажигалкой, вытаскивает из кармана смятый одуванчик. Нюхает, кидает в пепельницу. Невесело ему что-то.
В передней раздается слишком длинный звонок, затем шлепающие шаги хозяйки и ее голос: «Кто там?.. А в чем дело?.. Сейчас открою, сейчас! Халат надену, минуточку…» Голос из недовольного становится испуганным.
Вору большего не надо, чтобы все понять. Мгновение – и ножка стула засунута в ручку двери, еще мгновение – надеты ботинки и погашен свет. Прихватив кейс, Царапов перекидывает ноги через подоконник. Путь для отступления был им предусмотрен еще при найме комнаты: под окном относительно широкий карниз. Правда, внизу пять-шесть этажей пустоты, но вниз вор не смотрит. Распластавшись по стене – правая рука вытянута по движению, в левой кейс, – он осторожно, но достаточно быстро приближается к балкону соседней квартиры, о котором расспрашивал хозяйку.
Из коридора доносится: «Ваш жилец дома? Где его дверь?»
Но стука в дверь он уже не слышит, так как вышибает дверь балкона, затем дверь из квартиры на площадку, стремительно сбегает вниз по лестнице к наружным дверям, около которых ночуют две пустые детские коляски.
И вот из подъезда выходит молодой заботливый папаша, хоть и поздновато, но выкроивший время погулять с младенцем.
А у соседнего подъезда оперативная машина ждет «под парами» с невыключенным мотором.
Вор с коляской скрывается за углом, достает из нее кейс – и нет его, сгинул…
* * *
Раиса читает в постели перед сном. Вдруг – кого принесло так поздно? – тренькает дверной звонок. Она встает отпереть: «Кто?» – И слышит: «Глеб».
– Что случилось? – спрашивает Раиса, открыв, и осматривает его изумленно. – У вас такой вид… как будто из дому выгнали.
– Напротив! – кривовато усмехается Царапов. – Очень старались удержать. Но я все-таки ушел. И больше я в тот дом ни ногой… Извините, если разбудил.
– Нет, я не спала… – В глазах невысказанный вопрос: зачем он, собственно, явился?
– Я уезжаю. Хотелось проститься.
– Надолго?
– Скорей, надолго.
Раиса молчит. В обычное время она только корректно попрощалась бы и пожелала счастливого пути. Но, застигнутая врасплох, не успевает скрыть огорчения, разочарования. Сама того не заметив, в нарушение своих жизненных принципов, она стала как бы несколько зависима от Царапова за последние дни. И вот стоит перед ним сейчас немного растерянная, немного растрепанная.
Вор достает зачем-то железнодорожный билет с плацкартой, показывает. Раиса машинально смотрит, возвращает.
– Поезд через час десять… – говорит вор.
– А как же я?.. Наши поиски?.. – невольно вырывается у Раисы.
– Самому обидно уезжать… Не доделал то, что собирался. Такой убыток… другу моему. Но что поделаешь!
Он уже берет свой кейс, медлит… И ставит его обратно.
* * *
В обычном для новых кварталов дворе – не дворе, а пространстве между домами – стоит ряд машин.
Вдоль ряда идут Томин и Пузановский.
– Ты ж говорил, можно без документов, – пыхтит на ходу Пузановский.
– И не отказываюсь. Человек купил списанную железку. Документы есть – тачки нет. Но вот без доверенности, дорогой, нельзя. Как он без доверенности в Ростов погонит?
– Ладно, договоримся – будет доверенность. В обмен, между прочим, на деньги.
– А я думал – в кредит! – Томин подталкивает Пузановского кулаком в бок и покатывается, дескать, остроумно пошутил. Тот одышливо похохатывает в ответ.
Они подходят к новенькой «Волге». (Той самой, что Пузановский купил у своих компаньонов).
– Во, гляди! – хвалится Пузановский. – Экспортное исполнение, шипованная резина, все любоваться будут! – Он отпирает машину и приглашает Томина за руль, а сам садится с другой стороны и вставляет ключ зажигания. – Обрати внимание: панель, обивка.
И в этот миг взявшиеся буквально из-под земли люди в милицейской форме окружают «Волгу».
– Выйти из машины, предъявить документы! – командует старший по званию, капитан.
Томин выскакивает резво, Пузановский пыхтя и наливаясь страхом.
– Документы! – повторяют Томину. Он роется для виду по карманам, придумывая, как быть.
– Ничего с собой нету, – говорит он. – Да вы зря думаете, мы случайно сели, дверца была открыта, – это он кидает Пузановскому ориентир на первое время.
– Молчать! – обрывает капитан.
– Я его вообще не знаю, у него плохо с сердцем стало, – частит Томин и с этими словами вдруг рывком выдирается из рук придерживавшего его милиционера и пускается наутек.
– Стой! Буду стрелять! – кричит капитан.
Томин начинает выписывать зигзаги, будто не замечая, что один из милиционеров бежит ему наперерез. Инспектор бросается в сторону, и тут его сшибает с ног дюжий милиционер. Пока они катаются по земле – достаточно далеко от всех, – Томин спокойно говорит:
– Повозись со мной… Я инспектор угрозыска. Томин… Да не отпускай руку, балда, заломи… Ой!.. Позвони на Петровку следователю Знаменскому. Только чтобы толстый не догадался. В отделение нас надо доставить порознь. Понял?.. Теперь пошуми на меня!
– Ты еще поговори тут! – подыгрывает милиционер. – А ну вставай! А ну пошли! – И, как положено, ведет беглеца назад с заломленной за спину рукой.
* * *
В той же одежде, что и при задержании, Томин торопливо подкрепляется в буфете Управления. Видит Кибрит, окликает:
– Зинаида, подсядь к арестованному!
– Шурик! О тебе страшные слухи, пойман с поличным, бежал из-под стражи… – смеется Кибрит.
– Пытался, – усмехается он и мнет плечо. – Мм… Крепкие есть ребята в отделениях.
– Я не пойму, это было запланировано?
– Что ты! Злодейская шутка судьбы! Участковый засек угнанную машину, отделение устроило засаду. А я работал с Пузановским под своей легендой. В итоге мы оба задержаны, и вся операция накануне срыва.
– Ну что за непруха! – огорчается Кибрит.
– Пересеклись две случайности, – он опять трет руку. – Н-да, хороший парень… Слушай, в трудные минуты мы всегда мыслили коллективно. Пошли со мной к Пал Палычу, а?
Знаменский расхаживает по кабинету. Постучав, заглядывает Кибрит – один ли он – и входит вместе с Томиным.
– Допросил? – спрашивает Томин.
– Допросил… – кивает Пал Палыч. – Пузановский – солидный, уважаемый человек. Закружилась голова, ухватился за дверцу, она открылась, он сел в машину отдышаться. Вдруг явился незнакомый брюнет. Возможно, хотел обчистить карманы – недаром потом удирал. Все.
– Молодец! – удовлетворенно говорит Томин. – С лету понял подсказку! Трусил сильно?
– Больше возмущался: «Больного человека – на Петровку!» Пришлось намекнуть, что ты по приметам похож на одного бандита.
– Браво! Все гораздо лучше, чем я боялся!
– Да чего хорошего?! – взрывается Пал Палыч. – Мы оба в идиотском положении! Что, по-твоему, дальше?
– Отпускать за недоказанностью!
– Вас обоих?
– Если ты не решил меня упечь!
– А ты понимаешь, чем это пахнет?
– Ну… не впервой же, Паша, вывернусь.
– Пузановский его подозревает? – догадывается Кибрит.
– Не знаю, Зина. Этот трюк с побегом…
– Боюсь, именно это и растолкуют Пузановскому его приятели!
– Побег я объясню, не беспокойтесь, – возражает Томин. – Хуже, что все у них до меня шло гладко, а со мной – сразу забрала милиция. Хоть тут я как раз ни сном ни духом, однако… немножко нехорошо.
– Словом, если Пузановского освобождать – тебя надо выводить из операции, – резюмирует Знаменский.
– И все труды кошке под хвост?! – взвивается Томин. – А новый человек будет начинать с нуля? Не пойдет!
– А как пойдет?
– Почему его не посадить, раз невыгодно отпускать? – вмешивается Кибрит.
– Рано, Зинаида, рано! Я даже не знаю полного состава шайки и кто делает документы!
– Посадить непросто, – возражает и Знаменский. – Это только кажется, что Пузановского взяли чуть не с поличным. На поверку доказательств – с гулькин нос.
– Но если Шурик предстанет в форме, с майорскими погонами… неужели он не дрогнет?
Знаменский пожимает плечами. Это, скорее, вопрос к Томину, он общался с Пузановским и точнее предскажет его реакцию.
– Дрогнет. Но не признается, – качает головой Томин. – Тяжесть улик, понимаешь, должна возрастать на килограмм живого веса… Паша, нам с Пузановским надо уйти отсюда в обнимку! Только сложились нужные отношения – и родная милиция вдарила под дых! – Томин страдает, как может страдать оперативный работник, у которого рухнула тщательно обдуманная операция. – Докажи ему, что я не ваш человек!
– Доказать не моту… – Знаменский снова начинает ходить.
– Можно показать на очной ставке, – подает голос Кибрит.
– Очная ставка? Про что?
– Какая разница, Пал Палыч? Придумай. В чем-нибудь да есть у них разногласия!
Знаменский останавливается, и они с Томиным некоторое время смотрят друг на друга.
– Хм, – произносит Знаменский.
– Хм, – откликается Томин.
Чувствуется, что обдумывают одну и ту же идею.
– Ну, Томин, держись! – говорит с веселой угрозой Пал Палыч и хлопает его по плечу…
И вот очная ставка. Пузановский заканчивает свои показания.
– Я принял валидол, сердце начало отпускать. И тут окружает милиция. Верите, чуть не начался второй приступ!
– Верю, верю, – говорит Знаменский. – Но давайте уточним: стало плохо рядом с машиной или на расстоянии?
– Знаете, в такой момент уже слабо воспринимаешь… как бы в тумане… Возможно, гражданин сам подвел меня и усадил… не могу утверждать.
– Понятно. Ну, теперь что вы скажете? – меняя тон, обращается Пал Палыч к Томину.
– А что, начальник? Вижу – человек сомлел, а спереди машина открытая. Ну подвел – чего такого? Пускай, думаю, посидит, очухается.
– А сам за руль?! – беспощадно обличает Пал Палыч. – Тоже сомлел?
– Зачем, у меня здоровье приличное. Думал это… к врачу его отвезти, если будет загибаться.
– Вы не крутите! – Знаменский вскакивает, наклоняется через стол и трясет указательным пальцем перед носом Томина. – Имя-фамилию почему скрываете, а?
– Нну-у… ммм… – тянет Томин, и это по интонации близко к «сам толком не знаю».
– А почему от милиции побежал? – энергично напирает Знаменский.
– Да так… – мямлит Томин.
– Из-ви-ни-те! От милиции просто так не бегают! Молчите? По часам засекаю, сколько молчите! – Знаменский гневно барабанит по циферблату на руке.
– Живот схватило! – тонким голосом выпаливает «додумавшийся» Томин.
Завершая очную ставку, Пал Палыч говорит извиняющимся тоном:
– От ошибок мы не застрахованы, товарищ Пузановский. – Капитан с сотрудниками случайно проходил, вдруг видит – номер, который недавно объявлен в розыск. Шипованная резина. А в машине люди. Естественно, скомандовал задержать.
– Возможно, на мое счастье, – подхватывает Пузановский, окончательно вошедший в роль. – Еще неизвестно, что этот тип собирался со мной сделать!
– Зачем плохо думаешь! – обиженно укоряет Томин. – Зачем его слушаешь? – кивает он в сторону наблюдающего за ними Знаменского.
В кабинет, постучав, входит лейтенант и браво рапортует:
– Товарищ майор, просили передать вам дактокарты на неизвестного. На него ничего нет!
Знаменский делает вид, что разочарован, мечет на Томина угрожающие взгляды: не удалось выяснить, что за птица попала в сети.
– Погоди! – обещает он. – Ты еще нам попадешься!
Все намеченные мероприятия по дезориентации Пузановского выполнены.
– Прошу подписать протокол.
Пузановский расписывается. Томин ставит крестик.
– Неграмотный, – извиняется он.
Знаменский нажимает кнопку, входит конвой и задержанных порознь (Томина первым) выводят. Пал Палыч стоит в задумчивости. Что-то его беспокоит…
Возвращается Томин.
– Уф! И как это преступный элемент выдерживает – допросы, очные ставки, я уж не говорю, суд! – Он переходит к делу. – Почему не отпускаешь? Что за финт?
– Ощущение, что я перегнул палку, – отвечает Знаменский, недовольный самим собой. – Для такого деятеля, как Пузановский, попасть на Петровку и шутя отделаться… Не заподозрит подвох?
Задумывается и Томин, перебирая в памяти подробности очной ставки.
– Что-нибудь в противовес бы, этакое легонькое… – размышляет Знаменский. – Для продления… Может быть… С тобой он это не свяжет, ни в чем мы его не уличим… А рвение свое продемонстрируем.
– Глазунова? – догадывается Томин.
– Если б хоть сейчас застать дома!
* * *
Раиса занята приготовлением завтрака. В кухню заглядывает Царапов, смотрит на часы.
– Выходит, я проспал полдень… фантастика! – Он осторожно обнимает ее за плечи.
Эти первые слова наутро – какую окраску они придадут тому, что произошло? А он, будто подслушав, говорит:
– Клясться в вечной любви я тебе не буду.
Ну вот! Клятв она не ждала, но вместе с «добрым утром» это все же грубовато. Однако Раиса «отбивает мяч» почти без паузы:
– Я – тем более! Я вообще по натуре амазонка. Привыкла одна.
– И замужем не была?
– Попробовала. Занятие не по мне.
– А я и не пробовал… Где взять чашки?
– Не изображай семейного человека. Садись и жди.
– Я понимаю, что я тут гость. Втерся к тебе по старой солдатской присказке: «Хозяюшка, не дашь ли водицы испить, а то так есть хочется, что даже переночевать негде…» Сколько ты вытерпишь меня в своей квартире?
– Пока не надоешь.
Обстановка в комнате Раисы отражает характер и вкусы хозяйки: ничего лишнего, а то, что есть, недорого, но удобно и несколько необычно. Вместо мебельной стенки – простые широкие полки, на них книги, парадная посуда, лампа, телефон, часы и прочие функциональные вещи и лишь кое-где памятные безделушки. Перед диваном скамья, покрытая рушником. У окна мольберт с наброском какого-то интерьера.
– Сама все придумала? – спрашивает Царапов, осматривая комнату опытным взглядом.
– Я ведь кончила художественное училище, работаю дизайнером.
– А-а. Сколько видел квартир – такую впервые… Поговорим? Надо всерьез браться за Пузановского – раз я остался. Давай смотреть правде в глаза: «жигуля» твоего загнали, не вернешь. Надо выдирать деньги.
– Как их выдерешь?
– Как – не твоя забота. Тут ты должна положиться на меня. Это дело сугубо мужское.