– Почему плаксики, Леша? Боевые ребята. Опти­мисты.

– До года стоял дружный рев – прозвище по старой памяти. А моя мать зовет барсучата. Барсуков – барсучата… Спасибо вам, что пришли.

– Вам спасибо, очень вкусно накормили. Для мужчи­ны вы образцово ведете дом.

– Если честно, не всегда такой порядок. Сегодня – в вашу честь… Удивительно, живем чуть не рядом, и я вас не видел!

– Много ли вы замечаете – кроме барсучат?

– Иногда все-таки замечаю!.. Но в целом вы правы: я принадлежу им. Стараюсь возместить… чего они лишены. Перевернуло меня, понимаете? Теперь все только с точ­ки зрения их пользы.

– А будет ли польза, Леша? Позиция опасная.

– Избалую, испорчу? Говорили. Говорили, что выра­стут махровые эгоисты. Но не надо об этом, Стелла! Боюсь… поссоримся, едва познакомились.

– Ну и глупо… Знаете, Леша, я все равно скажу, что думаю. Если суждено поссориться, лучше не тянуть… Не то что балуете, – начинает Стелла, помолчав. – Чтобы избаловать, как это обычно понимают, вам не хватит материальных средств, извините за прямоту… Но вы сте­лете ребятам под ноги свою жизнь, как ковровую дорож­ку. Что от вас останется лет через десять, Леша? Кормя­щая единица? А сыновьям нужен отец – яркий, смелый… чтобы гордиться… Подражать. Потеряете себя – они тоже много потеряют.

Стелла сказала то, о чем Барсуков до сих пор не задумывался. Что, если предостережения ее справедливы?

– Мы поссорились? – после паузы спрашивает Стелла.

– Нет… может, вы опять правы? Надо это обдумать.

– Договорились! – Стелла протягивает руку, Барсу­ков задерживает ее в своих ладонях.

Вероника Антоновна с маленьким чемоданчиком мед­ленно пересекает переднюю. У наружной двери оборачи­вается и смотрит вокруг странным пристальным взором.

Касается концертной афиши на стене. Задерживает взгляд на двери в комнату Марата… Медленно выходит на лестницу, и замок за ней глухо щелкает.

– Ни в одном списке его нет! – говорит Томин, потрясая бумажками Калмыкова, Тутаева и Колесникова. – «Забыли» мотоциклисты общего приятеля – Мара­та! Скрыли и тем выдали!

– Вот: отсутствие информации есть тоже информа­ция. Так что это за Марат?

– Любопытно я на него вышел. Зондирую домаш­них. Говорят, часто звонили какому-то Марату, назна­чали встречи, но нам про него ничего не известно. Ах ты, думаю, соблюдал конспирацию, как же до него добраться? И вдруг сестренка Тутаева – малявка с ко­сичками – вдруг заявляет, что у Марата мать – знаме­нитая певица. Фамилия? – спрашиваю. Знаю, говорит, только не помню. Бились, бились, потом я чисто по наитию: «Не Вероника ли Былова?» И, представляешь в точку!

– Итак, Марат Былов. Кандидат в режиссеры…

– Режиссер, Паша! – уверенно поправляет То­мин. – Вот послушай про него. Подающий надежды ма­тематик и завзятый альпинист. То и другое в про­шлом, – отвечает он на удивленное движение Пал Палыча. – Два с половиной года назад повел группу в горы. После конца сезона. Хотел кому-то доказать свое превосходство над простыми смертными. Внезапно – ледяной ветер, снегопад. Короче, двое новичков погиб­ли. Он их покинул, спасая собственную шкуру. По месту происшествия завели было дело об оставлении без по­мощи, но оно развалилось. За недоказанностью… Само­влюбленный, легко входит в доверие, умеет влиять на окружающих.

– Но это немножко из другой области, чем касса.

– Не скажи! Я отлично представляю: считал себя героем, люди верили, шли за ним без оглядки. Красовал­ся, рисовался, – бац! – публично открылось, что подо­нок. Альпинистская среда его изгнала. Из аспирантуры попросили: в том походе он использовал бланки кафедры для каких-то ходатайств.

– И теперь берет реванш? Мстит за унижение?

– Почему нет? Карьера поломана, а в рядовых ходить не умеет… Привычка верховодить, злобный маленький фюрер… Паш, шевельнем?

– А что мы имеем против Марата Былова? Реально?

– Ничего. Но… покажи-ка мне, в каком НИИ работал раньше Колесников?

Пал Палыч отыскивает нужные сведения.

– Так и есть! – с торжеством восклицает Томин, сличив название с записью в своем блокноте. – В том же НИИ шоферит Барсуков! Человек, бывший рядом с уни­вермагом во время кражи.

– Первый раз слышу!

– Конечно. Ты тогда еще не подключился. Он все отрицал и не попал в свидетели.

– И он знаком с Колосниковым?

– Даже с Маратом! Если начистоту, – кается То­мин, – вылетел из головы этот Барсуков… и влетел об­ратно только вчера вечером. Наши мотоциклисты называ­ли его в телефонных разговорах с Маратом, понимаешь? Я привезу Барсукова, а Паш? Уполномочь!

А Барсукова обрабатывает Марат.

– К тебе в кузов сядут трое. Провезешь на территорию института, там высадишь. И все.

– Но зачем?

– Не знаю, им это нужно. Думаю, пустяки, Леша.

Наступает натянутая пауза. Марат, разумеется, чув­ствует, что Барсуков не тот, что прежде, но поначалу продолжает играть в дружескую непринужденность.

– Что-то ты запропал. Как мелюзга? Все их справки переданы, скоро будут путевки.

– С ребятами некому поехать. Я, собственно, пришел забрать метрики. – Барсуков говорит нейтрально, он пред­почел бы расстаться с Маратом без выяснения отноше­ний. – Что касается каких-то троих, такие вещи не по мне.

– Да?.. – Марат неприятно удивлен решительным отпором. – Ты чистюля?.. – И сбрасывает личину доброжелательства. – А кто был соучастником кражи в Се­лихове? Кто стоял в кустах? Как там у вас называется – на шухере?

– Ты… с ума сошел!..

– Один из тех парней в шлемах – твой бывший со­служивец. Зачем ему скрывать, что Леша Барсуков имел свой куш?

– Ты не веришь тому, что говоришь!

– Зато в органах поверят. Сам подставился: ведь ты соврал, что ничего не видел, а?

– Марат… зачем все это?

– Чтобы слушался!

– А не послушаюсь?

– Будешь иметь дело с очень злыми людьми. Очень, очень злыми, – зловеще повторяет Марат. – Ты хорошо понял? – И, довольный произведенным впечатлением, повелительно заканчивает: – К тебе сядут завтра, через неделю, через месяц – когда понадобится. И не вздумай вилять!

Теща Барсукова разговаривает с ним по телефону:

– Хоть убей, Леша, не разберу, что ты задумал!.. Да почему их везти к бабушке, в Тулу? Я им разве не бабушка? Ну хорошо, ну как знаешь… Да-да, забрать из сада, отвезти к Елизавете Григорьевне, никому не гово­рить… И что такое творится? – недоумевает она, кладя трубку и начиная поспешно одеваться.

Следующий звонок – Стелле.

В белой шапочке и халате она моет руки, когда слы­шится голос: «Доктор, вас к телефону!»

Стелла подходит к аппарату.

– Да?.. Здравствуйте, Леша… – Она слушает, и улыб­ка сменяется тревогой. – Нельзя встречаться? А что слу­чилось?.. Понятно. То есть непонятно, но раз вы не хотите объяснить… Удачи? Желаю удачи. Поцелуйте барсучат и… не исчезайте совсем с горизонта…

Барсуков вешает трубку в телефоне-автомате:

– Теперь, Марат, поглядим, кто кого!..

…Непривычно сутулясь, подходит он в сумерках к дому.

– Товарищ Барсуков! – из затененного угла выступа­ет Томин.

– Вы?!.. – с искренней радостью восклицает Барсу­ков. – Вы мне позарез нужны!

– Какое совпадение потребностей, – озадаченно от­зывается Томин.

– Ох, уж эта мне «хата с краю»! – в сердцах говорит Пал Палыч, выслушав исповедь Барсукова.

– Но я…

– Мало могли сообщить о мотоциклистах? А нам бы и это тогда пригодилось! И то, что вы отмолчались, Барсуков… нас подвели, а себя еще больше.

Барсуков тяжело вздыхает:

– Теперь-то понял!

– Задним умом все крепки! Отшвырнули неприятную историю, а она вернулась. Как бумеранг.

Друзья отходят посовещаться.

– Ну-с? – тихонько спрашивает Томин. – Трое в кузове – не увеселительная прогулка.

– Барсуков! – окликает Пал Палыч. – Когда в НИИ зарплата?

– Десятого и двадцать пятого.

Томин и Пал Палыч обмениваются взглядом.

– Да, похоже на то.

– Надо взять с поличным, Саша!

– Как парень? – указывает Томин на Барсукова.

– Я бы доверился.

– Рискнем довериться. – Томин останавливается пе­ред Барсуковым. – Вы согласны вызубрить и твердо ис­полнять наши инструкции?

– Я? Конечно. Обязан…

Грузовик Барсукова выезжает с автобазы, и неподале­ку его останавливает Марат.

Садится в кабину, вместо приветствия говорит:

– Час пробил! Поезжай, за углом притормозишь.

Барсуков молча повинуется. За углом поджидают Миша, Сергей и бывший «бутылочник» в форме воени­зированной охраны. Быстро лезут в кузов.

Барсуков дает понять, что, хотя и с большой неохо­той, но смирился с навязанной ему ролью.

– Хоть бы предупредил! – бормочет он. – Уж пре­дупредить нельзя? За человека не считают!

– Гони в институт! – распоряжается Марат.

Грузовик едет по городу…

– Все кипятишься? – спрашивает Марат, пока они ждут у светофора. – Чудак… – Он немного возбужден и не прочь поговорить.

– Не знаю, зачем вы едете… – ожесточенно ворчит Барсуков, – и знать не хочу… Но я рискую…

– Пустяки, Леша.

– Нет, я рискую! – настаивает Барсуков (он ведет разговор, который должен отвлечь внимание от его даль­нейших действий). – И хоть бы какой интерес! Подве­зешь кого по дороге – и то на бензинчик подбрасывают. А тут такое дело… ты мои материальные обстоятельства знаешь…

– Заметен проблеск разума. Позвони завтра, потолку­ем про бензинчик.

– Ах, ты… – чертыхается Барсуков, глянув на пока­затель горючего. – Бензинчик-бензинчик, а он весь вы­шел! Надо заправляться.

Впереди как раз видна колонка.

– Некогда! – вскидывается Марат. – Дотянешь!

Барсуков стучит по стеклу прибора:

– Не видишь, на нуле!

– Болван!

– Ты на меня не кидайся! До института, между про­чим, две остановки на метро. Пожалуйста, не держу!

– Давай быстро! – сбавляет тон Марат.

Грузовик подруливает к колонке. Марат следует за Барсуковым к окошечку.

– Почетный караул?

– Помолчи! – внушительно советует Марат.

Барсуков сдает девушке талон. Почти бежит обрат­но. Держит шланг заправки. Марат – рядом как при­клеенный.

А девушка немедля набирает номер телефона.

– Дежурный Управления уголовного розыска майор Рожков, – слышится отвечающий ей энергичный голос.

– С автозаправочной станции, – волнуясь, говорит девушка. – Товарищ от вас был… предупреждал очень… Сейчас шофер подал талон с двумя загнутыми уголками…

– Спасибо, – доносится голос Рожкова. Он уехал?

– Заправляется.

…Рожков в дежурной части, нажав кнопку на пульте связи, произносит:

– Подполковник Томин! Сигнал с бензоколонки!

– Вас понял! – отвечает голос Томина.

Сегодня выплатной день, и группа захвата дежурит на территории НИИ. Томин отдает команду в ручной радио­передатчик:

– Сигнал с бензоколонки! Все по местам!

Подчиняясь этому приказу, четверо молодых людей направляются по двору института к проходной. Двое дру­гих молодых людей идут по коридору и скрываются за дверями с табличкой «Медпункт» и «Библиотека». По лестнице, поднимающейся при начале коридора, взбега­ют трое до площадки второго этажа. Один из них поправ­ляет кобуру на поясе.

В это время грузовик притормаживает, Марат выпры­гивает из кабины и теряется в толпе.

А грузовик тем временем въезжает через раздвигаю­щиеся и вновь сдвигающиеся металлические ворота на территорию института.

Миша, Серега и «бутылочник», не вызвав ничьего интереса, покидают кузов.

Барсуков отирает лоб и подмигивает показателю бен­зина, который по-прежнему показывает ноль.

Сотрудник угрозыска оповещает по рации:

– Трое, один в форме военизированной охраны, на­правляются к четвертому корпусу!

Грабители беспрепятственно проникают в длинный пустой коридор.

– Прошли медпункт! – тихо сообщает наблюдатель из медпункта.

– Готов, – так же отзывается голос Томина. Не доходя до парадного вестибюля, виднеющегося впереди, «бутылочник» останавливается.

– Я здесь, – говорит он.

А приятели бегут к кассе. Серега прижимается к стене рядом с дверью, Миша «со слезой» кричит:

– Марья Петровна! Скорей! Федор…

Но докричать заготовленный текст не успевает: дверь кассы распахивается, появляется Томин в сопровожде­нии двух сотрудников.

– Должен огорчить – уголовный розыск!

В коридоре крепко берут за локти «бутылочника».

– А где ваш Былов? Где хитроумный Марат? – воп­рошает Томин. – Или он всегда чужими руками?

– Чтоб он сдох! – рычит Серега.

Кабинет в следственном изоляторе. Конвоир вводит Марата. Едва переступив порог, тот начинает защити­тельную речь:

– Пал Палыч, я еще раз обдумал все обвинения в мой адрес. То, что вы называете «подстрекательство», неверно отражает мое поведение. Есть бытовое понятие: дать совет…

– У нас сегодня другая тема.

– Но вы понимаете – просто дать совет! – не может остановиться Марат. – Пусть безнравственный, согласен, но в этом нет – как у вас называется – состава преступления.

– После, Былов, после… Я имею поручение прокуро­ра допросить вас об отношениях с матерью.

В формулировке «поручение прокурора» Марат не улавливает странности, но несколько удивлен оборотом беседы.

– Мать?.. Довольно известная эстрадная певица. Име­ет определенные заслуги на этом поприще, – осторожно говорит он.

– Меня интересуют ваши отношения.

– Ну… Обыкновенные… Она несколько надоедлива и старомодна, но в принципе неплохая женщина.

– Случались конфликты?

– В пределах нормы, Пал Палыч. Человек, по-моему, должен понимать, что подчиняется общим для всей при­роды законам. Применительно к данному случаю – это врожденная и односторонняя обязанность родителей де­лать все возможное для процветания потомства. Между прочим, и современная мораль…

Любит он звучно поговорить, даже сейчас слегка увлекся, но Пал Палыч жестом просит его умолкнуть.

– Мне поручено ознакомить вас с одним документом. Это письмо вашей матери… – Бывают сообщения, кото­рые с трудом делает даже следователь и даже весьма несимпатичному подследственному. – Она послала его вам из Костромской области, со своей родины…

– Она же уехала на гастроли, – вставляет Марат, немного обеспокоенный выражением лица Пал Палыча.

– Нет, на родину. И умерла… покончила с собой… Ознакомьтесь с письмом.

Марат поражен, новость не укладывается у него в голове. Пал Палыч тактично отворачивается, стараясь предоставить ему подобие уединения.

Марат берет письмо… Его читает за кадром голос Вероники Антоновны – читает немного бессвязно, как сам Марат, выхватывая из текста главное:

«Прощай, Марик. Я ухожу… Я узнала о тебе такое, с чем нельзя дальше жить. Небо рухнуло над моей головой… Никогда бы не поверила, что…

Понимаю, тебе будет больно. Ты останешься один на свете… Я не смогла удержать тебя от ужасного зла всей своей жизнью. Может быть, хоть от чего-нибудь удержит смерть? Это моя последняя надежда…»

У Марата на скулах перекатываются желваки, он пы­тается сдержать натиск чувств и не осиливает его.

– Только не хватало! – Злые рыдания без слез сотря­сают его плечи. – Мало того, что эти ничтожества… отребье… что я из-за них… Но родная мать! Отреклась, бросила! И когда?! У нее связи, поклонники таланта. Должна бегать, плакать, валяться в ногах! Спасать сына!.. Родная мать! Дура!

Он вне себя комкает и отшвыривает письмо.

И эти его чувства Пал Палыч щадил! Нет, всякой выдержке есть предел. Знаменский распахивает дверь, кричит:

– Конвой!

– Пал Палыч… – бормочет Марат.

– Уведите арестованного!

Оставшись один, Пал Палыч поднимает и расправля­ет письмо. Он оглядывается вслед Марату с брезгливос­тью, словно недоумевая: и как таких земля носит?..