Соня и Мусницкий входят в подъезд, поднимаются в лифте на верхний этаж.

– Эта, – показывает Мусницкий на дверь одной из квартир и жмет кнопку звонка. Но прежде чем им успевают отпереть, из другой квартиры – очевидно, на звук лифта – выглядывают, а потом и выскакивают развеселые девицы.

– Дядя Макся пришел! – повизгивают они и с пре­увеличенным восторгом обступают Мусницкого, чмока­ют и тормошат.

Вокруг него возникает шутейный хоровод, на кото­рый Соня взирает в легком столбняке.

– Отстаньте, дуры, не видите, что ли! – кивает Мус­ницкий в ее сторону. – Я тут по делу!

Девицы оборачиваются и, увидя брезгливую гримасу Сони, с презрением ее оглядывают. Между тем из квар­тиры, в которую звонил Мусницкий, появляется расхлюстанный парень с электронной правнучкой балалай­ки – один из участников репетиции.

– К нам, хозяин?

– Квартиру посмотреть. Валяйте пока к девочкам!

Парень на минуту исчезает и выводит на площадку собратьев по искусству. «Девочки» встречают их радушно, и вся компания наконец скрывается.

Мусницкий спешит переключить спутницу на осмотр квартиры. Везде беспорядок и грязь. В одной из комнат обнаруживается томный длинноволосый юноша с серьгами в ушах, увлеченно, будто детектив, читающий партитуру. Он поднимает подведенные глаза и рассеянно здоровается.

Томин и его соседи оканчивают на кухне холостяцкий ужин.

– Все всухомятку да всухомятку – недолго и язву нажить, – печалится расхититель. – Как моя жена вкус­но готовит! Гусь с яблоками… грибные супы… паштет из печенки с телятиной…

– Вон как жрал! – говорит уголовник.

Расхититель виновато ежится.

– И какая ж у тебя перспектива? – интересуется он, шумно прихлебывая чай. – Так все и будешь в бегах?

– Я, собственно, не считаюсь в бегах.

– А где ж ты считаешься?

– Понимаете, как получилось, – спешит удовлетво­рить его любопытство расхититель. – Завели групповое дело. Чувствую, могут до меня добраться. И тут один умный человек посоветовал: пока, говорит, ты по делу никто, лучше исчезнуть, чтобы тебя вообще не было. Раз не обвиняемый, то розыск объявлять не станут. А там следствие закончится, суд пройдет, и можно всплыть на поверхность – в другом, конечно, месте.

– Опять паштеты жрать.

– Хоть бы детей увидеть! Мать без меня умерла… – оборачивается расхититель к молча слушающему Томину. – Так, знаете, горько!..

– Про это у меня есть, – уголовник задирает штани­ну. – Нет, на правой. Во, – приподнимает он ногу.

Надев очки, расхититель опасливо наклоняется и читает:

– «Солнце всходит и заходит, а в душе моей темно».

В холле звонит телефон.

– Мне не могут, – вздыхает расхититель.

– Тоже, – говорит Томин.

Уголовник идет к телефону и снимает трубку:

– Кого надо?.. Ты?! Ты где?.. Валяй, встречаю! – Он направляется в кухню, где радостно объявляет: – Марш по комнатам! Кореш зайдет, незачем его видеть.

– Что вы, мы не интересуемся! – горячо заверяет расхититель.

Томин молча наливает себе чай и уходит.

– Ты, может, не интересуешься, а сядешь, трях­нут – и начнешь вспоминать.

– Конечно, конечно, так благоразумней. – Расхити­тель тоже удаляется.

В квартиру настойчиво, несколько раз подряд звонят. Томину из комнаты слышно, как татуированный топает к двери и раздается громкий голос Мусницкого:

– Здорово! Все дома, нет?

– Чего надо? Я передам! – хочет поскорей спрова­дить его уголовник.

– Нет, срочно общий вопрос… – Мусницкий стучит к расхитителю, тот не откликается.

– Выходи оба! – гаркает уголовник.

Томин с соседом выходят. Мусницкий здоровается с ними за руку.

– Квартира эта мне нужна. Придется вам переехать.

– Абзац! – перебивает уголовник. – Несогласны!

– Да рядом, в соседний дом!

– Несогласны!

– Эту площадь требует исполком! Завтра утром чтоб были готовы! – непререкаемо заканчивает Мусницкий и выходит из квартиры.

Тут как раз на площадке останавливается лифт. Однако при приближении Мусницкого створки кабины захло­пываются, она трогается вверх. Этажом выше, зверовато оглянувшись, из нее выскакивает щуплый мужичонка. Выжидает, пока лифт займет Мусницкий и спустится на нем. Затем сходит по лестнице к двери, где его ждут.

У кабинета директора ДЭЗа толпится народ. Выскаки­вает рассерженный гражданин:

– Это не прием населения – это обман населения! Разгильдяи! Бездельники!

«Следующий!» – звучит голос из динамика под по­толком.

В кабинет проходит старушка.

– Что у вас? – не глядя, спрашивает Мусницкий. Жалобщики ему надоели хуже горькой редьки. Прирож­денный хам, он глумится над зависимыми от него людь­ми: – Течет на пол, говорите, – подставьте ведро.

– Стара я ведра таскать.

– Выбирайте: могу отключить, чтобы не текло. А раковин нет.

– Но я персональный пенсионер! Мне восемьдесят четыре года!

– Тем более. Пора уж перестать затруднять людей.

– Что вы сказали?! Я в газету напишу! В райком! Найдем на вас управу!

– Ищите, ищите! – Нажатием кнопки Мусницкий включает автоматического секретаря, который громко провозглашает в коридоре: «Следующий!»

Оскорбленную старушку сменяет холеный мужчина в замшевом пальто.

– Михаил Аркадьевич! Зачем же вы в общей очере­ди? – ахает Мусницкий. – Вот образец нашей скромно­сти и демократизма! Чем могу?

– Дверь лифта грохает. Жена раздражается. По утрам от этого лязганья не в состоянии спать.

– Ай-я-яй! Бедняжка Анна Андревна!..

– Уже стену китайским ковром завесили – не помо­гает. Не знаю, что делать!

– Вот у меня какая мысль: если кнопку вашего этажа из панели вообще убрать? Придется, правда, ездить эта­жом выше. Но, может быть, Анне Андревне легче спус­титься немножко, чем так нервничать?

– У вас светлый ум! Жену это устроит!.. И еще одна нужда – гараж бы на даче…

– Позвоните денька через два.

Михаил Аркадьевич с достоинством благодарит и откланивается. Раздается призыв: «Следующий!» – и в кабинете появляется молодая пара.

– Опять воды нет, – начинает мужчина.

– К главному инженеру, – буркает Мусницкий,

– Он послал к вам.

– Дом девять?

– Да, шестой этаж.

– Мотор сломался, нет подкачки.

– Так починить надо!

– Механик болен.

– Послушайте! А если б я записал наш разговор на магнитофон? – Мужчина отмахивается от жены, которая пытается его успокоить.

– Тогда б я по-другому и разговаривал, – хамит Мус­ницкий.

– В другой раз принесу!

– Значит, до другого раза.

– И будет вода? – подает голос жена.

– Смотря какой магнитофон принесете. Ха-ха!

Тут уж и женщина не выдерживает:

– Погодите! Советская власть еще до вас доберется!

– Де-точ-ка, я, по старому говоря, – управдом. Со­ветская власть может сменить всех министров – на это кадры найдутся. Но сменить всех управдомов… думаю, тут у советской власти начнутся трудности.

– Вот мы сядем и будем сидеть, пока не примете меры! – заявляет мужчина.

– Сидите сколько влезет!

Пара действительно усаживается. Мусницкий переста­ет их замечать.

Следующая посетительница – чистенькая, приятная пенсионерка с общественной жилкой. Просит не за себя:

– Я по поводу ямы возле строения пять. Полтора года вырыта яма, и никто не заботится зарыть!

– Понадобится – зароем. Других дел хватает.

– А разве это не дело?

– Да кому мешает эта яма? Она вообще в стороне.

– Мало ли… Кто-нибудь вечером возвращается, упа­дет, разобьется!

– Надо возвращаться в таком состоянии, чтобы не падать. Между прочим, курс на трезвость. – Палец Мусницкого равнодушно тянется нажать кнопку.

…Изабелла и Алик выходят из кафе, расположенного на участке улицы, где стоянка запрещена, и не спеша направляются к машине. Продолжается начатый раньше разговор:

– Как хочешь, а Софья Рашидовна против нашего брака.

– Да нет же, Алик!

– И вообще она меня недолюбливает.

– Я сейчас такое скажу – все твои мысли развеются! Но обещай сразу забыть!

– Обещаю, Белочка.

– Мама хранит в секрете, я совершенно случайно услышала. Угадай, что она собирается нам подарить?

– Н-нет, не берусь.

– Отдельную квартиру!! Вручу, говорит, ключ в день свадьбы!

Для Алика это ошеломляющая неприятность, при всем желании ему не удается замаскировать свою реакцию.

– Может, ты путаешь?! – отшатывается он. – Так сразу и квартира?!

– Ты еще не знаешь маму! Она поразительная жен­щина! Квартира будет! Там уже начали ремонт, чтоб как новенькая!

Алик бросается к киоску купить сигареты. Изабелла – за ним, заглядывает в лицо.

– Не понимаю… Ты не рад?!

– Нет, что ты.

– Но я же вижу: злишься!

– Нет-нет… Впрочем, да. Потому что опять затяжка! Пока квартира, пока ремонт… Начальство ставит вопрос ребром: есть у меня жена или нет? Я к тебе шел с решитель­ным разговором, Белочка: немедленно расписаться!

– У нас же срок не подошел.

– Неважно! Есть ходатайство: в порядке исключения ускорить.

– А платье… платье тоже не готово…

– Белла, это несерьезно! Ты ставишь под удар Цей­лон, все наше будущее!.. Паспорт с собой? – лихорадоч­но напирает Алик, видя, что она начинает сдаваться.

Изабелла кивает. Он отпирает машину, усаживает де­вушку. Та копается в сумочке, достает паспорт. Алик вынимает свой, вкладывает в него сторублевую купюру.

– Для верности вот так. Поехали!

Мусницкий гуляет в сквере с внуком. Со стороны их замечает Соня, подходит.

– Ну, Семеныч, расписалась моя красавица. А я пере­ехала из спальни в общую комнату. На диван!

– Максик! Ты куда! – бросается Мусницкий за малышом.

Запыхавшись, приводит обратно.

– Потерпи, золотко, я с тетей поговорю… Значит скоро и у тебя такой будет. – Он со счастливой улыбкой прижимает к себе малыша. – А квартира практически готова. Кафель поставили отличный, плиту новую. Для тебя с аварийных домов людей снял!.. Эй-е-ей, Максик! Максюша!.. Невозможно толком поговорить… Приходи, Соня, завтра, часа в три, пойдем смотреть. А заодно и деньги под расчет, договорились?

– Зинаиде-свет-Яновне! – подходит Томин к столу Кибрит.

– Шурик! Живой-здоровый?

– Даже веселый, чего и тебе желаю! – Он отвешивает галантный поклон.

– Жизнь в притоне облагородила твои манеры.

– Мерси. Что там мой друг с нательной росписью? Ты получила отпечатки его конечностей?

– Ах, да! Ты отлично справился. – Кибрит находит и протягивает небольшой листок. – Вот летопись его сро­ков и статей.

Томин с интересом читает справку.

– Нелидов… Разреши, позвоню. – Набирает внутрен­ний номер. – Аркадий?.. Я. Запиши, пожалуйста: Нели­дов А. Д., в шестьдесят втором Люберецким судом осуж­ден за бандитизм. Подними приговор, выясни, где его подельщики и когда освободились.

Томин оборачивается к Кибрит:

– Спасибо, Зинаида. Бегу обратно в преступную ком­панию.

…К Знаменскому в кабинет входит Томилин.

– У меня праздничное настроение, Пал Палыч. Про­сто мечтаю прищемить хвост этому ворюге!

– Хвостом не обойтись. С утра генерал меня строго напутствовал. Цитирую: «Извлечь Мусницкого со всеми его деловыми друзьями и покровителями».

– Программа максимум…

– Угу. Поэтому все, что знаем, что подозреваем, бу­дем отрабатывать спокойненько, пункт за пунктом, по­степенно расширяя фронт.

Знаменский успел за это время одеться. Оба выходят, щелкает ключ в замке…

– Добрый день, – переступают они порог кабинета начальника ДЭЗа.

Тот удивленно поднимает голову, взгляд перебегает с одного на другого. Лица незнакомые, но, надо отдать долж­ное чутью Мусницкого, он сразу понимает, что перед ним не те люди, которым он привык безапелляционно гово­рить: «Приемные часы написаны с той стороны двери!»

– Прошу, товарищи!

Товарищи кладут на стол свои удостоверения.

Начальник не дрогнул и бровью, но удостоверения изучает слишком долго, гадая, как понимать подобный визит. Наконец отрывается и простодушно объясняет:

– Плохо запоминаю имена-отчества, беда при моей должности. Стало быть, Павел Павлович и Николай Алек­сандрович, – произносит он, возвращая каждому его кни­жечку. – Кто вас интересует? Лично я чем должен помочь?

– С вашего разрешения… – Знаменский снимает пальто.

– Конечно, конечно! И вы, пожалуйста, – радушно предлагает Мусницкий Томилину.

– Интересует нас работа вашего ДЭЗа, – говорит Пал Палыч. – Будем вот с коллегой кое-что проверять.

Крошечная заминка, и тут же:

– Милости прошу! Если разберетесь, что к чему, не откажите поделиться. Может, наконец сам что-нибудь пойму. – Мусницкому почти удается беспечный тон. – Хозяйство аховое, сплошной тришкин кафтан, все запутано, переплетено. ПЖРО, РЖУ. – Он помогает себе пальцами, изображая сложности жилищных проблем.

Без стука, по-хозяйски вплывает Соня, неизменно царственная и элегантная.

– Семеныч, три часа – как условились! – Она красноречиво указывает на свою сумочку.

Для нее все просто. Ну сидят какие-то. Сейчас Семеныч их спровадит и поведет ее смотреть квартиру.

Мусницкий на краткий миг теряется.

– Знакомьтесь, пожалуйста, – брякает он. – Наша уборщица.

Томилин с интересом рассматривает Соню. Соня с недоумением взирает на Мусницкого: с какой стати он ее аттестует таким образом? Почувствовав что-то неладное, она оборачивается к посетителям и натыкается на усмешку Пал Палыча.

Прошло много лет, Соня не сразу узнает следователя, но что-то в его облике приводит ее в смятение. Косясь в сторону Пал Палыча, Соня тянет с крючка персональное полотенце Мусницкого и начинает бестолково обмахивать пыль.

– С Софьей Рашидовной мы давненько знакомы, – улыбается Пал Палыч после паузы. – Помню, с метлой вы тоже неловко обращались.

Сонины руки, унизанные кольцами, замирают.

– Оставьте вы это пыльное занятие, а заодно и нас.

– Следователь Знаменский! – шепчет Соня, пятясь к двери, и медленно-медленно притворяет ее за собой.

– У вас есть экземпляр годового отчета о деятельнос­ти ДЭЗа? – спрашивает между тем Знаменский.

– Тот, что сдаем в район? Есть, Павел Павлович, есть.

Начальник отыскивает в ящиках стола переплетенную стопочку машинописных листов. Знаменский заглядывает в конец отчета.

– Подпись ваша?

– Моя.

– Очень хорошо, прямо подряд и пойдем, – говорит Знаменский и передает отчет Томилину, который рас­крывает его на первой странице.

Но тут в кабинет врывается издерганный тощий чело­век в вязаной шапочке с помпоном.

– Приемные часы написаны с той стороны двери, – автоматически реагирует Мусницкий.

– Предупреждаю, я за квартиру платить не буду!

Мусницкий меняет тон. Не из-за угрозы – из-за при­сутствия Знаменского и Томилина.

– Гражданин, вы же видите, я занят с товарищами!

– Ну конечно, я – гражданин, они – товарищи, и я пошел вон!

– Завтра – в удобное для вас время. Прошу без очереди.

– Боюсь, завтра мы тоже будем здесь, – вмешивается Пал Палыч. – Давайте выслушаем сразу. – И предлагает посетителю: – Изложите, пожалуйста, суть дела.

– Да знает он прекрасно! А вы-то кто?

– Мы… проверяющие.

– Тут не проверяющие нужны – милиция! И сажать всех через одного! Иначе толку не будет!

– Полегче, гражданин, полегче! – одергивает Мус­ницкий.

– А вдруг да будет толк, – усмехается Пал Палыч. – Расскажите.

Посетитель принимается изливать душу:

– Я на верхнем этаже живу. Над нами – чердак. Как зима – на чердаке лопаются трубы отопления. А там голубей видимо-невидимо. Накопился помет. И вот, когда трубы с горячей водой начинают протекать, помет вмес­те с водой льется сквозь потолки. А внизу мебель. Книги. Про людей не говорю. Вонища! Я астму нажил!

– И давно у вас такие аварии?

– Два года подряд. А чтобы акт составить – ни-ни! Вещи пропали, пол пузырями – ни копейки не возместили! Прихожу вот, – кивает на Мусницкого, – рассказываю, а ему смешно, что меня дерьмом поливает!

– Ваш адрес? – задает вопрос Томилин.

– Дом шесть дробь два, четвертое строение, квартира восемьдесят девять. Была дверь на чердак – заделали. Кирпичом заложили. Чего я и добиваюсь – чтоб дверь восстановить! Того гляди, опять морозы хватят!

– Действительно замуровали дверь? – обращается Пал Палыч к Мусницкому.

– На чердаке собирался антиобщественный элемент.

– Да вы в котельную загляните! – кричит жилец. – Антиобщественный элемент! В котельной он весь, где тепло! Алкоголь, карты, ночлежный дом… кабак… – его одолевает приступ кашля. Он машет рукой и выходит.

– Бедняга, – лицемерно замечает Мусницкий, когда жилец уходит. – Жаль человека.

– Разве не в ваших силах ему помочь?

– Да как вам сказать, Павел Павлович… Мы ж не можем видеть, что внутри трубы делается. Про такое явление – усталость металла – слыхали? Непредска­зуемо.

– Тут уж, видно, не усталость, а измученность. Пол­ное изнеможение, – усмехается Знаменский.

– В каком смысле?

– Да вот держу ваш план замены труб отопления. Как раз в четвертом строении они должны быть новехоньки, товарищ Мусницкий!

– Что должно быть, то и есть, уверяю вас!

– Это наши эксперты установят.

– Хм… – произносит Мусницкий и внимательно вглядывается в Знаменского. Кажется, впервые с начала разговора он склонен воспринять визит следователя все­рьез.

Ночью по безлюдной улице к небольшому дому со сторо­ны двора подползает машина с подъемной площадкой-«корзиной» – из тех, что используются при починке высоко протянутых проводов. Машина подает задом вплотную к стене и выдвигает площадку до уровня чердачного окна.

Двое людей, приехавшие с машиной, и группа дру­гих, в спецодежде, которые ожидали у дома, принима­ются за дело: подтаскивают осветительные приборы, электросварку, кучу труб. Втягивают все это наверх. За­тем, выдвигая и опуская «корзину», они поднимают туда же нескольких рабочих.

За их суетой, покрикивая и подбадривая, наблюдает Мусницкий. Подходит главный инженер Алтынов.

– Все, Максим Семеныч, отопление отключили.

– Начинай, ребята! – командует Мусницкий.

Чердак ярко освещен, оттуда раздается лязганье, уда­ры по металлу, сыплются искры сварки.

– Ну и кутерьма… – бормочет Алтынов.

– Все окупится, – возражает Мусницкий. – Как ты вообразил, что паникую? Мусницкого не знаешь! Мус­ницкого голыми руками не возьмешь! Пока эти оперы у меня сидели, я сто вариантов в уме просчитал. Это, – указывает он на кипящий деятельностью чердак, – поле­вые цветочки. Просто чтоб показать им, кто есть кто!.. Веселей, ребята! Веселей, не обижу!

Кибрит и Томилин входят в кабинет Знаменского.

– Ну, Пал Палыч, – говорит она, – ты поставил нас в идиотское положение! Я привлекла специалиста из стройуправления, полезли втроем на этот чердак, пере­пачкались, голуби дурацкие шарахаются…

– А результаты, Зиночка?

– Мы с Томилиным всю дорогу обирали друг с друга перья – вот и весь результат!

– Действительно, дегтем не обмазали, а в перьях изваляли, – улыбается Томилин. – Свежие трубы, Пал Палыч, с иголочки.

– Но только по чердаку. А вниз идут ржавые стояки, – продолжает Кибрит. – Эксперт из стройуправления предположил, что чердачную разводку сменили буквально вчера-позавчера. На ней еще пыли даже нет!

– Пан начальник проявил такую оперативность? – озадаченно произносит Пал Палыч.

– Видимо, да… Но Зинаида Яновна уверена, что, если поискать, обнаружатся следы прежних аварий.

Кибрит кивает:

– И потом существует разрыв в сроках: официально проводку обновляли три месяца назад, а фактически – только что. На этом ты можешь сыграть? – Что-то щекочет ей шею, она проводит рукой и снимает перышко. – Еще одно! Тебе на память. – Она кладет перо в пепельницу.

– Сыграть на сроках?.. – прикидывает Пал Палыч. – А что это нам даст?

Томилин в сомнении пожимает плечами.

– По-моему, – подводит итог Пал Палыч, – на сей раз нас обскакали. Остается извиниться перед Зиной и впредь быть умней… Вот что, Николай Александрович, берите понятых и бегом в ДЭЗ. Изымайте книгу жалоб – раз. И в помещении диспетчера должны быть тетради с записями об авариях – их тоже. Хорошо бы года за два.

– Понял! – Томилин хватает пальто и спешит уйти.

К Мусницкому влетает главный инженер и шепчет на ухо, хотя в кабинете, кроме них двоих, никого нет.

– А чего ты шепчешь, Алтынов? – удивляется на­чальник. – Ведь уже изъяли?

Алтынов кивает.

– Наша промашка. Но мандражировать нечего. Глав­ное – не терять лицо. – Мусницкий впереди, Алтынов следом проходят в помещение канцелярии, где Томилин при понятых упаковывает будущие улики.

– Добрый день начальству! – Когда надо, Мусниц­кий умеет изобразить радость даже при виде сотрудника БХСС. – Что ж не заглянули, Николай Александрович? Я ведь ценю набеги… вроде вашего.

– Да?

– Хотите – верьте, хотите – нет. Мобилизует, пони­маете. Тонизирует! – выдумывает Мусницкий. – Да и сам, чего греха таить, иное отложишь на завтра, иное на неделю, а то и совсем отпихнешься. Бывает, бывает. А тут глядь – вы! Сразу настраиваешься на деловой лад. Тем­пы, качество, организованность. Правильно? – апелли­рует он к Алтынову.

– Еще бы! – соглашается тот.

– Так что вы не скрывайтесь, Николай Александро­вич. Если чем могу – только моргните!

– Непременно моргну. Но такая мелочь, не хотелось вас беспокоить. Всего хорошего.

– Заходите, делитесь соображениями, – провожает его Мусницкий. И уже без Томилина жестко говорит Алтыновy: – Кого про что будут спрашивать – чтоб я сразу знал!

– С жильцами сложно…

– Ничего сложного, все болтают, как сороки!

Знаменский, на этот раз в форме, и Томилин подни­маются по лестнице весьма запущенного жилого дома – даже выбитая часть окна не застеклена, а кое-как залата­на картоном.

– Дом, который забросил ЖЭК, – комментирует Пал Палыч.

– С какой квартиры начнем? – Томилин останавли­вается на площадке.

– С любой. Тут заявки были от всех подряд.

Они звонят в квартиру. Открывает интеллигентная женщина средних лет.

– Здравствуйте. Можно с вами побеседовать?

– Пожалуйста… Проходите… – приглашает она несколько растерянно.

Когда дверь захлопывается, с нижней площадки заглядывает востроносая старушонка: визит милиции не остался незамеченным.

– Если б вам удалось навести хоть какой-то поря­док! – волнуется женщина, усаживая гостей в комна­те. – Своими силами ничего добиться нельзя… То есть некоторые добиваются. Но я… я не умею дать…

– А берут?

– Знаете, берут. Вот, например, соседка сверху – ей много что сделали. Она говорит, надо заявление пере­гнуть пополам и внутрь положить. И не в руки, а на уголок стола. Оставляю, дескать, тут у вас заявление – и сразу задний ход. Я было послушалась, а потом покрути­лась-покрутилась в коридоре и не смогла… Ох, если б вы их как следует приструнили!

…Востроносая старушонка обсуждает что-то с приятельницей. Та любопытно оглядывается на дверь подъезда.

…А Пал Палыч и Томилин сидят в другой квартире, где на вопросы следователя отвечает молодой человек в тренировочном костюме. На полках за его спиной красу­ются спортивные призы.

Пал Палыч ведет протокол.

– Раз десять обращался к начальнику ЖЭКа, – гово­рит спортсмен.

– К Мусницкому? – уточняет Пал Палыч.

– Да, к нему. Подите, говорю, посмотрите сами, в каком состоянии ванна. И не подумаю, говорит. Ее срок службы – тридцать лет. Объясняю, что я дома тренируюсь буквально до седьмого пота, душ – просто необходимая вещь! А вы, говорит, сходите к главному инженеру. Мо­жет быть, найдете выход.

– И нашли?

– Нашел…

– Сложенное пополам заявление на уголок стола? – хмыкает Томилин.

– Для начала. Потом еще содрали. А куда деваться? Толкнулся в магазин «Сантехника» – нет ванн. Если на стороне добывать, все равно краденую купишь. Да еще устанавливать не придут, есть и такой способ держать за горло. Либо давай, либо до пенсии не мойся!.. Только это вы не пишите, что взятки давал: ни к чему мне репута­цию портить.

Молодожен Алик, пока он дома в одиночестве, пре­дается довольно странному занятию: переворачивает, тщательно осматривает и простукивает деревянные части стульев, исследует ножки стола, столешницу. Затем при­нимается таким же манером за платяной шкаф.

Слышится звук открываемой двери. Алик делает полный досады и разочарования жест, быстро вешает назад выну­тую на плечиках одежду и ложится с газетой на диван.

– Белочка, это ты?

– И я и мама… – Появляется его счастливая супруга.

– Наконец-то! – вскакивает Алик. – Одному в доме так скучно!

Вошедшая следом Соня застает пылкую встречу.

– Мы были в нашей квартире! – сообщает Изабел­ла. – Примеряли шторы.

– Меня смущает, что мама несет такие расходы, – хмурится Алик.

– А меня смущает, что вы совершенно не интересуе­тесь будущим жилищем, – говорит Соня.

– Но там еще маляры, Софья Рашидовна. Не умею разговаривать с малярами. А главное, целиком полагаюсь на ваш вкус!

…Мусницкий энергичной походкой приближается к ДЭЗу. Здесь его дожидается кучка людей из присутствую­щих на собрании и при ночной смене труб на чердаке.

– Максим Семеныч, один вопросик!

– По личному можно, Максим Семеныч?

Начальник, не задерживаясь, проходит к себе:

– Все после обеда! Сейчас ничего!

Он снимает пальто, тут же открывает записную книж­ку и названивает по телефону:

– Петр Анатольевич, Мусницкий. Сколько лет, сколь­ко зим!.. Как ваше драгоценное?.. И я помаленьку, спаси­бо. Мне бы посоветоваться, Петр Анатольевич… Некото­рые возникли затруднения, а у вас такой круг друзей… Нет, лучше не телефонно. Когда разрешите заскочить?.. Спасибо большое, буду точно в три. – Он делает пометку на одном из ближайших листков календаря и снова наби­рает номер: – Алло, это секретарь Михаила Самсоныча?.. Леночка?.. Здравствуйте, дорогая, Мусницкий беспоко­ит… Еще не забыли?.. Ценю, ценю ваше отношение!.. Нет, я по другому поводу. Михаила Самсоныча надо бы пови­дать… Да, очень желательно поскорей… Замолвите словеч­ко? Ваш должник по гроб жизни! Когда перезвонить?.. Очень хорошо!.. Обязательно! Целую ручку!

Новая пометка в календаре и новый звонок:

– Гога?.. А можно его?.. Жду… Гога, Максим на прово­де… Да не пугайся, я не про карточный должок. Слушай, у тебя с Комаровым сохранилась связь?.. А он на прежнем месте?.. Вот что, устрой нам встречу в домашней обстанов­ке – и будем с тобой квиты… Да, серьезно!.. Нет, конец месяца не годится, необходимо на днях… Договорились. Звони в любое время, хоть на работу, хоть домой. Пока.

На следующем звонке заедает: длинные гудки – не берут трубку. А другой номер упорно занят. Просовывает голову в дверь главный инженер.

– Заходи, Алтынов, – приглашает Мусницкий.

Тот вытаскивает из кармана бумажку:

– Тут у кого побывала вчера милиция. Особо вот этот накапал, спортсмен.

Мусницкий барабанит пальцами.

– Ладно, займусь.

Он поднимается, решительно нахлобучивает шапку и отправляется прямиком на свидание с нервным уголов­ником…

В квартиру, где прежде обитал ансамбль, Мусницкого впускает Томин.

– Нашему благодетелю! – Томин протягивает ему руку.

– Как устроились на новом месте?

– Похуже, конечно, и грязновато. Но я лично не жалуюсь.

– Этот… с картинками… здесь? – понижает голос Мусницкий.

– Недавно встали-с, – в тон ему отзывается Томин. Сделав Мусницкому знак обождать, он идет на кухню, где что-то жует его сосед.

– К вам.

– Опять домовладелец? – Уголовник выходит насуп­ленный. – Если снова жительство менять…

– Ни в коем случае!

– Тогда чего?

Мусницкий переходит на полушепот:

– Понимаете, насолил мне один тип вот так, – чир­кает он по горлу. – Нельзя ли его…

– Абзац! – перебивает собеседник. – По мокрому не работаю.

– И не надо, зачем! Его достаточно… пошли, погово­рим, а? Здесь как-то неудобно…

Все так же нехотя уголовник пропускает его в комнату.

И Томин, прислушивающийся из кухни, не улавли­вает больше ни звука.

…Поздним вечером, когда спортсмен возвращается до­мой, в подъезде его ждут татуированный уголовник, просту­женный мужичонка, навещавший кореша, и еще третий.

Едва спортсмен показался в подъезде, как на него набрасываются с кулаками. Парень он крепкий и, не­смотря на внезапность атаки, успевает тоже нанести не­сколько увесистых ударов.

Тогда нападающие меняют тактику: двое держат, тату­ированный бьет. Без ожесточения, с ленцой, но крепко.

– Ребята, за что? – вскрикивает спортсмен.

– Ванну любишь? Душ любишь? Купайся! А лишнего не болтай! Понял? Не трепи языком! – приговаривает уголовник, «вколачивая» в спортсмена каждую фразу.

Где-то наверху нажали кнопку вызова, с характерным звуком пополз лифт.

Татуированный и его подручные мгновенно исчеза­ют, бросив спортсмена. Тот бессильно оседает на пол.

День. На том же месте, что и раньше, в машину к Алику подсаживается портниха.

– Ну?

Алик отрицательно качает головой.

– Опять ничего?! Сколько можно чикаться?! Прошлый раз ты сработал в три дня! Три дня – и до свидания!