"Этот тайный сговор двух честолюбцев привел к страшному злодеянию, совершившемуся в царской семье. Тайно были убиты Аррунс (муж Туллии. А.Л.) и старшая сестра Туллии, а убийцы, Луций и Туллия, вступили в брак. И здесь безрассудная жажда власти и почестей овладела обоими. Туллия, видя, что престарелый отец не в силах противостоять ей, неустанно твердила Луцию, что следует скорее двигаться к цели, ибо совершенные уже преступления могут стать бесцельными. Сын Тарквиния, говорила она, должен не смиренно надеяться на милость старого царя, а взять власть в свои руки... Луций, подстрекаемый Туллией, перешел к решительным действиям, и во главе вооруженной толпы ворвался на форум. Он сел на царский трон и приказал созвать сенаторов к царю Тарквинию. Ошеломленный народ, полагая, что Сервий Туллий умер, собрался на площади и внимал злословию Тарквиния, который стал поносить Сервия Туллия, как раба и сына рабыни, незаконно присвоившего себе царскую власть. Он обвинил его в покровительстве людям низшего класса в ущерб богатым и достойным. Во время сбивчивой и яростной речи Тарквиння внезапно появился старый царь и потребовал, чтобы дерзкий юноша немедленно покинул царский трон и удалился с форума. Но Луций Тарквиний дерзко отказался, и между его вооруженными сторонниками и народом начались столкновения. Луций, для которого успех решался минутами, неожиданно схватил старого царя, поднял на руках и с размаху швырнул его вниз по ступеням. Когда слуги и сторонники Сервия Туллия подбежали к нему, он был уже мертв, ибо посланные вдогонку убийцы были проворнее - они закололи оглушенного старика. Рассказывали даже, что убийцы были посланы самой Туллией, которая, вопреки обычаям, на колеснице примчалась на форум, чтобы первой приветствовать мужа как царя Рима. Когда Тарквиний, недовольный ее появлением, приказал ей возвратиться домой, возница, перед тем, как подняться на Эсквилинский холм, придержал храпящих коней, объятых ужасом, так как на дороге лежало тело Сервия Туллия, возле которого хлопотали его слуги. Туллия, охваченная злорадным торжеством, выхватив вожжи, погнала лошадей через труп отца. Кровь жертвы забрызгала одежду преступной дочери, колесницу и испу-ганных лошадей..
      СЕРАФИМ САРОВСКИЙ (1759-1833) - монах, преподоб-ный старец, одна из самых значительных личностей в истории русского православия. Под конец жизни отец Серафим сам изготовил для себя гроб, выдолбленный в цельной дубовой колоде. "Жизнь моя сокращается, - говорил он окружающим, - духом я как бы сейчас родился, а телом по всему мертв". И добавлял: "Когда меня не станет - вы ко мне на гробик ходите! И чем чаще, тем лучше. Все что есть у вас на душе, что бы ни случилось с вами, придите ко мне, да все горе с собой-то и принесите на мой гробик! Как живому все и расскажите! Как вы с живым всегда говорили, так и тут! Для вас я живой есть и буду во веки!" А кончина преподобного старца произошла так. Настало 1-е января (13 по новому стилю) 1833 г. Утром о.Серафим был на ранней обедне и причастился, как всегда. Затем он затворился в своей келий для обычного молитвенного подвига. Братия обратила внимание на то, с каким глубочайшим почитанием он положил земные поклоны перед образом распятого Христа и перед иконою Божией Матери, с какой любовью к ним приложился; потом из келий днем было слышно пасхальное пение. На следующий день монах Павел и послушник Аникита, проходя мимо келий старца, почувствовали запах дыма, выходивший из щелей в двери. Встревожившись, они постучались, но не получили ответа. Тогда они взломали дверь и поспешно потушили снегом огонь, начинавший тлеть на одежде старца от свечи, выпавшей у него из руки. Сам он стоял на коленях перед иконой Божией Матери "Умиление", которую он так любил, руки были крестообразно сложены на груди. Глаза его были закрыты, а все лицо было полно выражения мира и молитвенной сосредоточенности. По-видимому, кончина произошла совсем недавно.
      СЕРВЕТ Мигель (1509 или 15П - 1553) - испанский мыслитель, ученый, врач. Судьба столкнула Сервета с могущественным женевским богословом Кальвином. В 1553 г. по доносу Кальвина он был арестован инквизицией, сумел бежать и был схвачен вторично в Женеве. Историю смерти Сервета изложил, как всегда с поразительным психологическим мастерством, Стефан Цвейг: "Изолированный в своей темнице от всего света, Сервет недели и недели предается экзальтированным надеждам. По своей природе крайне подверженный фантазированию и, кроме того, еще сбитый с толку тайными нашептываниями своих мнимых друзей, он все более и более одурманивается иллюзией, что уже давно убедил судей в истинности своих тезисов и что узурпатор Кальвин не нынче так завтра под ругательства и проклятия будет с позором изгнан из города. Тем более ужасным является пробуждение Сервета, когда в его камеру входят секретари Совета, и один из них с каменным лицом, обстоятельно, развернув пергаментный список, зачитывает приговор. Как удар грома разражается этот приговор над головой Сервета. Словно каменный, не понимая, что произошло нечто чудовищное, слушает он объявляемое ему решение, по которому его уже завтра сожгут заживо как богохульника. Несколько минут стоит он, глухой, ничего не понимающий человек. Затем нервы истязаемого человека не выдерживают. Он начинает стонать, жаловаться, плакать, из его гортани на родном испанском языке вырывается леденящий душу крик ужаса: "Misericordias!" ("Милосердия!"). Его бесконечно уязвленная гордость полностью раздавлена страшным известием: несчастный, уничтоженный человек неподвижно смотрит перед собой остановившимися глазами, в которых нет искры жизни. И упрямые проповедники уже считают, что за мирским триумфом над Серветом придет триумф духовный, что вот-вот можно будет вырвать у него добровольное признание в своих заблуждениях. Но удивительно: едва проповедники слова Божьего касаются сокровеннейших фибр души этого почти мертвого человека - веры, едва требуют от него отречения от своих тезисов, мощно и гордо вспыхивает в нем прежнее его упорство. Пусть судят его, пусть подвергают мучениям, пусть сжигают его, пусть рвут его тело на части - Сервет не отступится от своего мировоззрения ни на дюйм... Резко он отклоняет настойчивые уговоры Фареля, спешно приехавшего из Лозанны в Женеву, чтобы вместе с Кальвином отпраздновать победу; Сервет утверждает, что земной приговор никогда не решит, прав человек в божеских вопросах или не прав. Убить - не значит убедить. Перед смертью Сервет попросил свидания со своим обвинителем - Кальвиным. Не для того, чтобы просить о помиловании, а для того, чтобы просить о прощении в подлинно христианском смысле (прощении души, а не тела). Кальвин оказался настолько напыщенно-высокомерен и отчужден от понимания чувственного порыва Сервета, что фактически не понял, о*чем идет речь. Он по-прежнему потребовал, чтобы Сервет признал богословскую правоту Кальвина, ну, а христианского примирения меж ними быть не может. "Конец ужасен, - пишет Цвейг. - 27 октября в одиннадцать утра приговоренного выводят в лохмотьях из темницы. Впервые за долгое время и в последний раз глаза, навеки вечные отвыкшие от света, видят небесное сияние; со всклокоченной бородой, грязный и истощенный, с цепями, лязгающими на каждом шагу, идет, шатаясь, обреченный, и на ярком осеннем свету страшно его пепельное одряхлевшее лицо. Перед ступенями ратуши палачи грубо, с силой толкают с трудом стоящего на ногах человека... - он падает на колени. Склоненным обязан он выслушать приговор, который заканчивается словами: "Мы приговорили тебя, Мигель Сервет, вести в цепях к площади Шампель и сжечь заживо, пока тело твое не превратится в пепел, а вместе с тобой как рукопись твоей книги, так и напечатанную книгу; так должен ты закончить свои дни, чтобы дать предостерегающий пример всем другим, кто решится на такое же преступление". Дрожа от нервного потрясения и холода, слушает приговоренный решение суда. В смертельном страхе подползает он на коленях к членам магистрата и умоляет их о малом снисхождении - быть казненным мечом, с тем, чтобы "избыток страданий не довел его до отчаяния". Если он и согрешил, то сделал это по незнанию; всегда у него была только одна мысль способствовать Божьей славе. В этот момент между судьями и человеком на коленях появляется Фарель. Громко спрашивает он приговоренного к смерти, согласен ли тот отказаться от своего учения, отрицающего триединство, в этом случае он получит право на более милосердную казнь. Но... Сервет вновь решительно отказывается от предложенного торга и повторяет ранее сказанные им слова, что ради своих убеждений готов вытерпеть любые муки. Теперь предстоит трагическое шествие. И вот оно двинулось. Впереди, охраняемые лучниками, идут сеньор лейтенант и его помощник, оба со знаками отличия; в конце процессии теснится вечно любопытная толпа. Весь путь лежит через город мимо бесчисленных, робко и молчаливо глядящих зрителей; не унимается идущий рядом с осужденным Фарель. Беспрерывно, не умолкая ни на минуту, уговаривает он Сервета в последний час признать свои заблуждения... И услышав истинно набожный ответ Сервета, что, хотя ему мучительно тяжело принимать несправедливую смерть, он молит Бога быть милосердным к его, Сервета, обвинителям, догматик Фарель приходит в неистовство: "Как?! Совершив самый тяжкий из возможных грехов, ты еще оправдываешься? Если ты и впредь будешь так же себя вести, я предам тебя приговору Божьему и покину, а ведь я решился было не покидать тебя до последнего твоего вздоха". Но Сервет уже безмолвен. Ему противны и палачи, и спорщики: ни слова более с ними. Беспрестанно, как бы одурманивая себя, бормочет этот мнимый еретик, этот человек, якобы отрицающий существование Бога: "О Боже, спаси мою душу, о Иисус, сын вечного Бога, прояви ко мне милосердие". Затем, возвысив голос, просит он окружающих вместе с ним молиться за него. Даже на площади, где должна свершиться казнь, в непосредственной близости от костра, он еще раз становится на колени, чтобы сосредоточиться на мыслях о Боге. Но из страха, что этот чистый поступок мнимого еретика произведет на народ впечатление, фанатик Фарель кричит толпе, указывая на благоговейно склонившегося Между тем начинаются отвратительные приготовления. Уже дрова нагромождены возле столба, уже лязгают железные цепи, которыми Сервета привязывают к столбу, уже палач опутал приговоренному руки. К тихо вздыхающему "Боже мой. Боже мой!" Сервету в последний раз пристает Фарель, громко выкрикивая жестокие слова: "Больше тебе нечего сказать?" Все еще надеется упрямец, что при виде места своих последних мучений Сервет признает истину Кальвина единственно верной. Но Сервет отвечает: "Могу ли я делать иное, кроме как говорить о Боге?" Обманутый в своих ожиданиях, отступается Фарель от своей жертвы. Теперь очередь страшной работы другого палача - палача плоти. Железной цепью Сервет привязан к столбу, цепь обернута вокруг истощенного тела несколько раз. Между живым телом и жестко врезавшимися в него цепями палачи втискивают книгу и ту рукопись, которую Сервет некогда sub sigillo secret! послал Кальвину, чтобы иметь от него братское мнение о ней; наконец, в издевку надевают ему позорный венец страданий - венок из зелени, осыпанной серой. Этими ужасными приготовлениями работа палача завершена. Ему остается лишь поджечь груду дров, и убийство начнется. Пламя вспыхивает со всех сторон, раздается крик ужаса, исторгнутый из груди мученика, на мгновение люди, окружающие костер, отшатываются в ужасе. Вскоре дым и огонь скрывают страдания привязанного к столбу тела, но непрерывно из огня, медленно пожирающего живое тело, слышны все более пронзительные крики нестерпимых мук и, наконец, раздается мучительный, страстный призыв о помощи: "Иисус, сын вечного Бога, сжалься надо мной!" Полчаса длится эта неописуемо жуткая агония смерти. Затем огонь, насытившись, спадает, дым рассеивается, и на закоптелом столбе видна висящая в раскаленных докрасна цепях черная, чадящая, обуглившаяся масса, мерзкий студень, ничем не напоминающий человеческое существо. Только что мыслящее, страстно стремящееся к вечному земное существо, думающая частичка божественной души превратилась в страшную, противную, зловонную массу... Кальвин на казни не присутствовал. Он предпочел остаться дома, в своем рабочем кабинете.
      СКОТТ Роберт (1868-1912) - английский полярный исследователь. Он погиб вместе с товарищами по экспедиции, возвращаясь с Южного полюса. Скотт вел дневниковые записи, даже когда стало ясно, что экспедиция обречена и всем предстоит умереть. Вот некоторые выдержки из его дневника: "17 марта. Ни один человек не смог бы выстоять в таких условиях, а мы измотаны почти до предела. Моя правая нога омертвела - обморожены почти все пальцы..." 19 марта. Продовольствия у нас осталось на два дня, топлива же - всего на один. С ногами у всех плохо; лучше всего обстоит дело у Уилсона, хуже всего - у меня с правой ногой, правда, левая в порядке. Лечить ногу не будет возможности, пока у нас не появится горячая пища. Ампутация - это лучшее, на что я могу рассчитывать, но не распространится ли гангрена? 21 марта. Сегодня появилась слабая надежда: Уилсон и Бауэре пойдут на склад за топливом. 23 марта. Пурга все не унимается. Уилсон и Бауэре не смогли идти - завтра последний шанс - топлива нет, пищи осталось на день-два - конец, видимо, близок. Решили умереть естественной смертью - отправимся к складу с вещами или без них и погибнем в пути. 29 марта. С 21-го непрерывный шторм с ЗЮЗ и ЮЗ. 20-го у нас было топлива на две чашки чаю и на два дня - сухой пищи. Каждый день мы собирались отправиться к складу, до которого осталось 11 миль, но за палаткой не унимается метель. Не думаю, чтобы мы могли теперь надеяться на лучшее. Будем терпеть до конца, но мы слабее и смерть, конечно, близка. Жаль, но не думаю, что смогу писать еще. Р.СКОТТ. Последняя запись. Ради Бога, не оставьте наших близких". Кроме дневниковых зписей Скотт оставил также прощальные письма. В одном из них он писал: "Боюсь, что мы погибли и дела экспедиции останутся крайне запутанными. Но мы побывали на полюсе и умрем как джентльмены". В другом письме, озаглавленном "ПОСЛАНИЕ ОБЩЕСТВЕННОСТИ',' были такие строки: "...Я не жалею, что пустился в этот поход, - он показал, что англичане могут переносить лишения, помогать друг другу и встречать смерть с такою же стойкостью, как и в прежние годы". Поисковая экспедиция во главе с Аткинсоном спустя полгода обнаружила палатку Скотта и его товарищей. В палатке они увидели три трупа. Уилсон и Бауэре казались умершими во сне: их спальные мешки были закрыты над головами, как будто они сами сделали это. Скотт, очевидно, умер позднее. "Он отбросил отвороты своего спального мешка и раскрыл куртку, - писал Аткинсон. - Маленькая сумка с тремя записными книжками лежала у него под плечами, одна рука покоилась на теле Уилсона. Они хорошо укрепили палатку, и она устояла под напором всех снежных бурь этой исключительно суровой зимы..." Тела не тронули. Когда были убраны бамбуковые подпорки, палатка рухнула и накрыла собой погибших. Прочли заупокойную молитву. При этом все стояли, обнажив головы, при температуре -20?. Затем, как писал Аткинсон, они "принялись сооружать над ними огромный гурий и занимались этим до самого утра". Гурий увенчали грубым крестом, сделанным из пары лыж, по обе стороны от гурия поставили стоймя двое саней, надежно укрепив их в снегу. Между одними санями и гурием воткнули в снег бамбуковый шест, к которому прикрепили металлический цилиндр. В нем оставили записку, подписанную всеми участниками поисковой группы: "12 ноября 1912 года, 79 градусов 40 минут южной широты. Этот крест и гурий воздвигнуты над телами капитана 1 ранга Скотта, кав. орд. Виктории, офицера королевского военно-морского флота; доктора Э.А.Уилсона, бакалавра медицины Кембриджского университета, и лейтенанта Г.Р.Бауэрса, офицера королевского военно-морского флота Индии, как первая попытка увековечить их отважный и успешный поход к полюсу. Они достигли его 17 января 1912 года, после того, как это уже сделала норвежская экспедиция. Причиной их смерти явилась жестокая непогода и недостаток топлива. Крест и гурий воздвигнуты также в память их двух доблестных товарищей - капитана Иннискиллингского драгунского полка Л.Э.Отса, который пошел на смерть в пургу приблизительно в восемнадцати милях к югу от этого пункта, чтобы спасти остальных, и матроса Эдгара Эванса, умершего у подножия ледника Бирдмор. Бог дал, Бог и взял. Да будет благословенно имя Господне. СОКРАТ (470/469-399 до н.э.) - древнегреческий философ. Сократ был приговорен к смертной казни по официальному обвинению за "введение новых божеств и за развращение молодежи в новом духе", - то есть за то, что мы сейчас называем инакомыслием. В процессе над философом приняло участие более 500 судей. За смертную казнь проголосовали 300 человек, против 250. Сократ должен был выпить "государственный яд" - цикуту (Conium maculatum, болиголов пятнистый). Ядовитым началом в нем является алкалоид кониин (С8Н17N). Этот яд вызывает паралич окончаний двигательных нервов, очевидно, мало затрагивающий полушария головного мозга. Смерть наступает из-за судорог, приводящих к удушью. Некоторые специалисты, правда, считают, что цикутой называли не болиголов, а вех ядовитый (Cicuta virosa), в котором содержится ядовитый алкалоид цикутотоксин. Впрочем, сути дела это не меняет. По некоторым причинам казнь Сократа была отложена на 30 дней. Друзья уговаривали философа бежать, но он отказался. Друг Сократа, Платон, оставил нам описание смерти Сократа. "Последний день Сократа прошел, судя по платоновскому "Федону", в просветленных беседах о бессмертии души. Причем Сократ так оживленно обсуждал эту проблему с Федоном, Симмием, Кебетом, Критоном и Аполлодором, что тюремный прислужник несколько раз просил собеседников успокоиться: оживленный разговор, дескать, горячит, а всего, что горячит, Сократу следует избегать, иначе положенная порция яда не подействует и ему придется пить отраву дважды и даже трижды. Подобные напоминания лишь актуализировали тему беседы. Сократ признался своим друзьям в том, что он полон радостной надежды, ведь умерших, как гласят старинные предания, ждет некое будущее. Сократ твердо надеялся, что за свою справедливую жизнь он после смерти попадет в общество мудрых богов и знаменитых людей. Смерть и то, что за ней последует, представляют собой награду за муки жизни. Как надлежащая подготовка к смерти, жизнь - трудное и мучительное дело. "Те, кто подлинно предан философии, - говорил Сократ, - заняты, по сути вещей, только одним - умиранием и смертью. Люди, как правило, это не замечают, но если это все же так, было бы, разумеется, нелепо всю жизнь стремиться к одной цели, а потом, когда она оказывается рядом, негодовать на то, в чем так долго и с таким рвением упражнялся" (Платон, Федон, 64). Подобные суждения Сократа опираются на величественное и очень глубокое, по его оценке, сокровенное учение пифагорейцев, гласившее, что "мы, люди, находимся как бы под стражей и не следует ни избавляться от нее своими силами, ни бежать" (Платон, Федон, 62Ь). Смысл пифагорейского учения о таинстве жизни и смерти состоит, в частности, в том, что тело - темница души и что освобождение души от оков тела наступает лишь со смертью. Поэтому смерть - освобождение, однако самому произвольно лишать себя жизни нечестиво, поскольку люди - часть божественного достояния, и боги сами укажут человеку, когда и как угодна им его смерть. Закрывая таким образом лазейку для самоубийства как произвольного пути к освобождению, пифагорейское учение придает жизни напряженный и драматический смысл ожидания смерти и подготовки к ней. Рассуждая в духе пифагорейского учения, Сократ считал, что он заслужил свою смерть, поскольку боги, без воли которых ничего не происходит, допустили его осуждение. Все это бросает дополнительный свет на непримиримую позицию Сократа, на его постоянную готовность ценой жизни отстоять справедливость, как он ее понимал. Подлинный философ должен провести земную жизнь не как попало, а в напряженной заботе о дарованной ему бессмертной душе. Сократовская версия жизни в ожидании смерти была не безразличием к жизни, но, скорее, сознательной установкой на ее достойное проведение и завершение. Ясно поэтому, как трудно приходилось его противникам, которые, столкнувшись с ним, видели, что обычные аргументы силы и приемы устрашения не действуют на их оппонента. Его готовность к смерти, придававашая невиданную прочность и стойкость его позиции, не могла не сбить с толку всех тех, с кем он сталкивался в опасных стычках по поводу полисных (городских, в смысле: государственных. - А.Л.) и божественных дел. И смертный приговор, так логично завершивший жизненный путь Сократа, был в значительной мере желанным и спровоцированным им самим исходом. Смерть Сократа придала его словам и делам, всему, что с ним связано, ту монолитную, гармоничную целостность, которая уже не подвержена коррозии времени... ...Сократовский случай преступления позволяет проследить трудные перепетии истины, которая входит в мир как преступница, чтобы затем стать законодательницей. То, что в исторической ретроспективе очевидно для нас, было. - в перспективе - видно и понятно самому Сократу: мудрость, несправедливо осужденная в его лице на смерть, еще станет судьей над несправедливостью. И, услышав от кого-то фразу: "Афиняне осудили тебя, Сократ, к смерти", - он спокойно ответил: "А их к смерти осудила природа". Последний день Сократа клонился к закату. Настало время последних дел. Оставив друзей, Сократ удалился на омовение перед смертью. Согласно орфическим и пифагорейским представлениям, подобное омовение имело ритуальный смысл и символизировало очищение тела от грехов земной жизни. После омовения Сократ попрощался с родными, дал им наставления и велел возвращаться домой" Когда принесли цикуту в кубке, Сократ спросил у тюремного служителя: - Ну, милый друг, что мне следует делать? Служитель сказал, что содержимое кубка надо испить, затем ходить, пока не возникнет чувства тяжести в бедрах. После этого нужно лечь. Мысленно совершив возлияние богам за удачное переселение души в иной мир, Сократ спокойно и легко выпил чашу до дна. Друзья его заплакали, но Сократ попросил их успокоиться, напомнив, что умирать должно в благоговейном молчании. Он походил немного, как велел служитель, а когда отяжелели ноги, лег на тюремный топчан на спину и закутался. Тюремщик время от времени подходил к философу и трогал его ноги. Он сильно сжал стопу Сократа и спросил, чувствует ли тот боль? Сократ i ответил отрицательно. Надавливая на ногу все выше и выше, служитель добрался до бедер. Он показал друзьям Сократа, что тело его холодеет и цепенеет и сказал, что смерть наступит, когда яД дойдет до сердца. Внезапно Сократ откинул одеяние и сказал, обращаясь к одному из друзей: "Критом, мы должны Акслепию петуха. Так отдайте же, не забудьте" (Платон, Федон, 118). Это были последние слова философа. Критон спросил, не хочет ли он сказать еще что-нибудь, но Сократ промолчал, а вскоре тело его вздрогнуло в последний раз. Акслепий - бог врачевания; поэтому последние слова Сократа можно трактовать двояко: либо он имел в виду отблагодарить божество жертвоприношением птицы за выздоровление своей души (т.е. за освобождение ее от тела), либо это была горькая ирония.
      СПАРТАК - вождь восстания рабов в Древнем Риме. Спартак погиб весною 71 г. до н.э. в сражении с войсками римского полководца Красса на границе Апулии и Лукании. Плутарх так описывает его гибель: "...Спеша сразиться со Спартаком и расположившись лагерем около врага, Красе начал копать ров. Подскакав к римскому лагерю, рабы завязали бой с работающими воинами. Так как с обеих сторон все большее число народа спешило на помощь, Спартак был вынужден построить свое войско в боевом порядке. К нему подвели коня. Вытащив меч и сказав, что в случае победы у него будет много прекрасных вражеских коней, а в случае поражения он не будет в них нуждаться, Спартак заколол коня. Затем он устремился на самого Красса, но из-за массы сражающихся и раненых ему не удалось добраться до него. Зато он убил двух вступивших с' ним в бой центурионов. Наконец бывшие около него СТАЛИН Иоcиф Виссарионович (1879-1953) - советский политический и государственный деятель. 1 марта 1953 г. Сталин целый день не выходил из кабинета, не обедал, не смотрел почту и никого к себе не вызывал. Входить же к нему без вызова было запрещено. Наконец в 23 часа один из дежурных сотрудников рискнул с почтой в руках войти в кабинет Сталина. Он прошел несколько комнат и в малой столовой увидел лежавшего на полу вождя в нижней рубахе и пижамных брюках. Сталин едва смог поднять руку, чтобы подозвать к себе сотрудника. Говорить он не мог. В глазах были ужас, страх и мольба. У него случилось кровоизлияние в мозг, парализовавшее правую сторону тела, речевой центр, появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания. Несколько дней врачи пытались спасти диктатора. Дочь Сталина Светлана Аллилуева вспоминает: "В большом зале, где лежал отец, толпилась масса народу. Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного (академик В.Н.Виноградов, много лет наблюдавший отца, сидел в тюрьме), ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на затылок и шею, снимали кардиограммы, делали рентген легких, медсестра беспрестанно делала какие-то уколы, один из врачей беспрерывно записывал в журнал ход болезни. Все делалось, как надо. Все суетились, спасая жизнь, которую нельзя было спасти. В зале находились в это время члены высшего советского руководства Берия, Хрущев, Маленков, Ворошилов, Каганович, изредка появлялся сын Сталина Василий, выкрикивал пьяным голосом: "Сволочи, загубили отца!" Берия несколько раз наклонялся к Сталину и громко говорил: - Товарищ Сталин, здесь находятся все члены Политбюро, скажи нам что-нибудь. Но Сталин уже ничего и никому не мог сказать. 5 марта около 10 часов утра смерть вплотную приблизилась к диктатору. "Отец умирал страшно и трудно, - свидетельствует дочь Сталина, стоявшая в эти минуты рядом с отцом. - И это была первая - и единственная пока что смерть, которую я видела. Бог дает легкую смерть праведникам... Кровоизлияние в мозг распространяется постепенно на все центры, и при здоровом и сильном сердце оно медленно захватывает центры дыхания, и человек умирает от удушья. Дыхание все учащалось и учащалось. Последние двенадцать часов уже было ясно, что кислородное голодание увеличивалось. Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми, губы почернели. Последние час или два человек просто медленно задыхался. Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент не знаю, так ли на самом деле, но так казалось, - очевидно в последнюю уже минуту, он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившихся над ним. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут - это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть - тут он поднял вдруг кверху ? левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно к кому и к чему он относился... В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела. СТОЛЫПИН Петр Аркадьевич (1862-1911) - председатель Совета министров и министр внутренних дел России в 1906-1911 гг. Столыпин боролся с первой русской революцией и ее последствиями так усердно, что заслужил в народе страшные прозвища:"Столыпин-палач", "Столыпин-вешатель", а веревочную петлю на виселице окрестили "столыпинским галстуком". Вот статистика смертных казней, произведенных во время его премьерства (по данным профессора М.Н.Гернета) 1906 г. - казнено 574 человека, 1907 г. - 1139 человек, 1908 г. -1340 человек, 1909 г. - 717 человек, 1910 г. - 129 человек, 1911 п - 73 человека. В своей жизни Столыпин и сам частенько ходил рядом со смертью. Начать с того, что он, женившись на невесте своего брата, убитого на дуэли, затем стрелялся с убийцей брата. В бытность Столыпина губернатором Саратова на него набросился какой-то человек с револьвером. Столыпин хладнокровно распахнул пальто и сказал: "Стреляй!" Нападавший, растерявшись, выпустил свое оружие. В другой раз губернатор не побоялся поехать к вокзалу, где невежественная толпа хотела растерзать земских врачей, чтобы защитить их. Из толпы бросали камни, и один из них серьезно повредил Столыпину руку. Широко известна фраза Столыпина по поводу террористических действий революционеров: "Не запугаете!" Бывший министр иностранных дел А.П.Извольский вспоминал: "Любопытно отметить, что, встречая опасность с удивительным мужеством и даже временами бравируя ею, он всегда имел предчувствие, что умрет насильственной смертью. Он мне говорил об этом несколько раз с поразительным спокойствием. Когда Столыпин стал председателем Совета министров, в августе 1906 г. революционеры-террористы взорвали его дачу. При взрыве было убито 27 человек, ранены сын и дочь премьера. Сам Столыпин силою взрыва был опрокинут на пол, но не пострадал. Через неделю после взрыва правительство издало указ о военно-полевых судах. За 8 месяцев действия этого указа в России было казнено 1100 человек. Но ни эти, ни последовавшие и далее казни не помогли ни России, ни Столыпину. 1 сентября 1911 года в Киевском оперном театре, в присутствии царя Николая II и его дочерей в Столыпина дважды выстрелил из револьвера Дмитрий Богров (двойной агент, работавший одновременно на социалистов-революционеров и на полицию). Во время покушения Столыпин стоял, прислонясь к рампе, охраны у него не было. Раненый премьер повернулся к ложе, в которой находился царь, и перекрестил ее дрожащей рукой. Затем неторопливыми движениями он положил на оркестровый барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и рухнул в кресло. Его белый китель быстро начал наполняться кровью. Когда Столыпина отнесли в одну из комнат театра и наскоро перевязали, выяснилось, что от мгновенной смерти его спас крест святого Владимира, в который попала первая пуля. Она раздробила крест и ушла в сторону от сердца. Но все же этой пулей были пробиты грудная клетка, плевра, грудобрюшная преграда и печень. Другое ранение было не столь опасным пуля пронизала кисть левой руки. Врачи распорядись поместить раненого премьера в клинику доктора Маковского. Агония Столыпина длилась 4 дня. Под конец у него началась страшная икота. Затем он впал в забытье, из которого уже не вышел. 5 сентября врачи констатировали смерть.
      СУВОРОВ Александр Васильевич (1730-1800)- русский полководец. Возвращаясь из очередного военного похода в начале 1800 г., Суворов тяжело заболел. Болезнь, а также немилость императора Павла I, серьезно подтачивали силы 70-летнего генералиссимуса.