Глава 41

«ТЫ БУДЕШЬ. КАК ХИНУ. ГЛОТАТЬ ТОСКУ…»

Порой Лена приходила в себя, и в эти секунды пробуждения сознания ей казалось, что весь этот день — просто кошмарный сон, что она спит л сейчас.

Спит во сне — так ведь тоже бывает. В этом сне она находилась в больнице — поднимались к потолку стеклянные стены бокса. Она лежала на узкой кровати, похожей на больничную койку. Только вот какая-то странная женщина с распущенными по плечам волосами склонялась над нею и ухмылялась пьяной улыбкой.

Лена пыталась отогнать ее рукой, и тогда разливающаяся по всему телу боль возвращала ее к действительности. И черная пустота засасывала сердце. Не было никаких эмоций. Просто все внутри нее превратилось в огромную черную дыру.

Ей казалось, что она видит собственное сердце — маленький трепещущий комочек, стремительно летящий в никуда.

Сознание оставляло ее, чтобы через какое-то время снова вернуться болью. Иногда выскакивали неожиданные мысли: нужно купить Котьке арбуз. Он ужасно обрадуется. Витька вытащит арбуз из багажника, согнется, словно это стопудовая гиря, они будут смеяться. Мы будем петь и смеяться, как дети… Вити нет. Как это? Она никак не могла представить Витюшу — большого, бородатого, смеющегося Витюшу и… Даже в мыслях она не могла произнести это. Впустить в себя слово «смерть». Вдруг представила, как она должна будет сказать об этом Кирюше… И заплакала.

За окном стихал дождь. Шумный гомон июльской грозы перешел в монотонные звуки. Сквозь них прорывался иногда другой звук: словно где-то вдалеке что-то гудело. Какой-то мотор, что ли. Веревки больно впивались в руки, и это отвлекало.

Сгущались поздние летние сумерки. Комната тонула в полумраке. Лена повернула голову. Увидела на окне металлическую решетку. В памяти возникли чьи-то строки:

Ты будешь, как хину, глотать тоску, И на квадраты, словно во сне, Будет расчерчен синий лоскут Черной решеткой в твоем окне…

За стенкой не переставая стонала Лелька. Дверь бокса отворилась, и на пороге вновь возникла высокая женщина с распущенными волосами.

— Ну что? Как ты тут? — пьяным голосом спросила женщина.

Она подошла, села около Елены на пол.

— Выпить хочешь?

— Что?

— У меня водка с собой. Я ее спрятала, — захихикала женщина.

Она достала из-за пазухи пластиковую бутылочку из-под кока-колы.

— Олежка думал, я сюда так и попрусь, без водяры. Фиг ему. Выпьешь?

Этот пьяный голос, эта мерзкая баба окончательно вернули Елену к действительности.

«Костя!» — подумала она.

— Послушайте, развяжите меня. Мне больно, у меня руки затекли.

— Не, это нельзя. Выпить дать могу, а развязать — нет. Ты уж извини.

Выпьешь? Зря. Хватанула бы напоследок. А то завтра тебя Рустамка заразит, и все. Три дня — и готова.

Женщина приложилась к бутылке, занюхала рукавом.

— Ты куришь?

— Нет.

— Не куришь, не пьешь… Что же ты делаешь?

— Как тебя звать?

— Карина. Я закурю.

— А меня — Лена. Курите.

Вспыхнул огонек зажигалки, осветив лицо женщины…

«Да она молодая совсем. И красивая», — отметила Елена.

— Давай поболтаем. Скучно мне, — затянулась женщина.

— Вы кто?

— Я? Я дерьмо. И Рустам дерьмо. Здесь все полное дерьмо. Из тебя тоже мешок дерьма сделают. Как они все мне надоели!

— Послушайте, развяжите меня! Мне нужно в туалет.

— Брось ты. Ничего тебе не нужно. Сбежать тебе нужно.

— Да. У меня маленький сын. Если я погибну, он останется один. Слышите?

Лена попыталась приподняться и упала на постель. Боль мгновенно захлестнула все тело.

— Сы-ын. Это Хорошо. А у меня нет детей. — Карина снова приложилась к бутылке. — Фу-у. Надо было хлеба взять. Рустам мне рожать не разрешал. На аборты меня таскал. Сам, за ручку. Чтобы без проколов. Сколько же я их сделала?

Сколько бы я могла иметь детей? Нет. Наши дети — это ампулы. Вирусы, бактерии.

Наши жены — пушки заражены, — хрипло рассмеялась она. — У нас цель была. У него то есть. У меня ничего не было. И вот он обосрался, понимаешь? Они нас не выпустят, понимаешь? А я думала, уедем. Я рожу девочку. Я ведь молодая еще.

Нет. Не уедем. Здесь и подохнем.

— Давайте уйдем вместе.

— Ты что, дура? Я же преступница. Нацистская, ха-ха. Нет, правда. Я отсюда только за бугор могла слинять. Но обломилось.

— Развяжите меня. У меня сын…

— Что ты заладила? Сын… Почему один-то останется? У тебя мужа нет, что ли?

— Не знаю, — едва выговорила Лена. — Зверев сказал…

— Кто?

— Зверев.

— А-а-а, эта паскуда? — Карина разразилась отборным матом. — Это он, сволочь, приказ дал, чтобы меня на глазах Рустама двое его жеребцов… Все просчитал. Рустам — он же восточный человек, понимаешь? У него мозги на этот счет перевернуты. Я теперь для него грязь, падаль. Он и смотреть на меня не хочет, понимаешь? А я всю жизнь на него…

Она жадно затянулась.

— Ну и зачем вам все это?

— А что другое? — закричала Карина. — Что у меня есть другое? Ни-че-го!

Она замолчала. В тишине вновь послышался гул.

— Опять вертолет.

— Вертолет?

— Ну да. Что-то разлетались они. На заливе штормит. Может, потерялся кто-нибудь…

— Карина! Развяжите меня! Если меня поймают, я ничего не скажу, клянусь. Ради мальчика моего, я вас умоляю!

Тишина разорвалась телефонным звонком, — Погоди. Это в коридоре. Проверяют нас. А ты говоришь — развяжи…

Женщина вышла.

Лена зажмурилась, сгоняя слезы. Нет, ничего у нее не выйдет.

Из-за закрытой двери послышался громкий истерический смех. Карина что-то говорила вслух, то удаляясь от двери, то приближаясь.

— Карина! — изо всех сил закричала Лена. Дверь отворилась.

— Мне надо в туалет!

— А, это ты, — удивилась женщина. — Я про тебя забыла.

— Развяжи меня! Мне надо в туалет, слышишь?

— Представляешь, они все, считай, покойники, — не слушая Лену, заговорила Карина. — И Беседин, и Зверев, и Олег. И Рустам тоже. А я? Почему он меня оставил? Это он звонил. Из коттеджа. Я, говорит, за нас отомстил.

— Развяжи меня!

— А что… Теперь можно. Все равно.

* * *

…Дождь стихал.

— Открой окно, Алексей, — приказал совершенно захмелевший Беседин. — Что-то я перебрал нынче…

«Открой окно, закрой окно. Мальчика себе нашел…» — раздраженно думал Зверев, отрывая грузное тело от мягкой кожи кресла.

В комнату ворвался напоенный послегрозовой свежестью воздух.

— Как хорошо, — вдохнул полной грудью Беседин. — Сейчас допьем и выйдем, прогуляемся по берегу. Скажи охране, чтобы собак не спускали. А то порвут еще. Собаки пьяных не любят, — усмехнулся он. — Вот за кордоном я так никогда не напиваюсь. Там другая жизнь, Алексей! Словно другая планета.

Франция… Италия… Испания… Энергию дает солнце, а не водка. Легкие, прекрасные вина. Чтобы поднять настроение, а не забыться в тяжком хмелю.

Красивые женщины. Теплое море. Мы уедем туда, Леша. Из этой страны надо сваливать. Скифы, азиаты! Черт его знает, что здесь будет завтра. Поверь моему чутью: в воздухе пахнет жареным. Самое великое умение — это умение вовремя уйти.

Беседин опрокинул рюмку, зажевал ломтиком севрюги.

— Надо отправить ребят за добавкой. Есть хочется. Да и выпить надо.

Хочется, Лешенька, надраться вусмерть. Меня такое желание посещает только на Родине. После возвращения из зарубежья. Акклиматизация, ха-ха. Позвони на КПП.

Пусть смотаются в ресторан, подкупят жратвы и выпивки.

Пока Зверев отдавал по телефону соответствующие распоряжения, Беседин пробежался глазами по оставленным Каримовым листкам бумаги.

— Кто бы мог подумать, что Рустамка воссоздаст своего монстра из пепла, из ничего? Я и не рассчитывал на такой подарок, если честно. Но видишь, как получается, Леша? Прямо по пословице: деньги идут к деньгам. Мы получаем колоссальные инвестиции под строительство порта. Да еще и бакоружие. С таким капиталом незачем оставаться в этом болоте, в этой убогой стране. Оставим здесь своего человека. Я уже приглядел одного способного парнишку из окружения покойного Фонарева… Все изумительно просто. Открываются липовые фирмы. В данном случае — строительно-монтажные. Инвестиции под строительство порта переходят на счета этих фирм. Но не задерживаются там, как ты понимаешь. А перекачиваются к нам, в зарубежный банк.

Парнишка — я сделаю его своим первым заместителем — имеет свой счет в этом же банке. Человек должен быть заинтересован в результатах своего труда, не так ли? Это только одна статья доходов, Алексей. Весьма немалая. Теперь еще и бакоружие. Рустам подготовит документацию, даст образцы препарата. Мы сможем организовать производство в Иране. Быть совладельцами фирмы-производителя. Мы будем очень-очень богаты, Леша. Какие горизонты! Рустама с Кариной уберем сразу же после подготовки необходимых документов. И всю твою свору, которая в курсе событий… А ведь я мог бы убрать и тебя, Лешенька, — вдруг пьяно рассмеялся Беседин. — На черта ты мне теперь нужен? Помнишь, как ты шантажировал меня пропавшим сыном? — Беседин погрозил Звереву пальцем. — Ну да ладно. Я не злопамятен. Я беру тебя с собой в даль светлую. Слышишь, Мюллер?

«Это мы еще посмотрим, кто кого возьмет, — думал Зверев, — это ты за кордоном можешь выдавать себя за воротилу российского бизнеса, „бензинового короля“. А здесь… Здесь скорей моя, таких, как я, вотчина. Так что король может оказаться голым… И в твою благотворительность, жадная обезьяна, что-то совсем не верится. А твой способный парнишка может и со мной сотрудничать…»

— Ты меня не слышишь?

— Я слушаю. Что-то вертолеты сегодня разлетались. Вон, опять жужжат.

Надо бы позвонить, выяснить, в чем дело. На заливе рыбаков каких-нибудь унесло, что ли?

Мужчины прислушались. Отдаленный звук мотора стих.

— Который час? — спросил Беседин.

— Скоро десять. Уже темнеет.

— Рустам, должно быть, заканчивает работу. Надо пройтись подышать воздухом. Я все-таки изрядно пьян.

В этот момент зазвонил телефон внутренней связи. Зверев снял трубку.

— Але, это кто? — Это был Олег Владимирович. Голос его дрожал и прерывался.

— Зверев.

— Он нас всех заразил! Эти ампулы — это был его штамм. Бакоружие. Он нас всех заразил, вы слышите? — кричал в трубку сексот.

— Какие ампулы? Что ты несешь?

— Которые он раздавил. Он сделал это специально, понимаете?

— Что ты несешь? — закричал Зверев. — Он ведь и сам был здесь. Что же он, и себя…

— Да! И себя! Он только что звонил Карине в клинический корпус. Сказал, что отомстил. Вы понимаете? Мы — покойники! Если мы ничего не предпримем…

— У него есть вакцина! Немедленно беги к нему в коттедж. Возьми охрану.

Зверев бросил трубку.

— Что там еще? — лениво спросил Беседин. Зверев, не ответив, выскочил за дверь. Они подбежали к коттеджу одновременно — Зверев, Олег и четверо охранников. Двери коттеджа были заперты.

— Открывай, сволочь! — кричал Олег Владимирович.

— Выбивайте дверь, — скомандовал Зверев. Четверка охранников высадили дверь. Люди ворвались внутрь.

— Ну, где ты, паскуда? — ласково спросил в темноту Зверев. — Вылезай.

Иначе разнесем здесь все…

Каримов висел на люстре, мерно покачиваясь под порывами ворвавшегося ветра.

Сделав свое дело, Карина опустилась на пол, бессмысленно щелкая зажигалкой. Лена сбивала пламя с ночнушки, затаптывала ногами обгоревшие обрывки веревок.

Едва развязав ноги, бросилась в соседний бокс, освободила девушку с льняными волосами.

— Леля, ты можешь идти?

— Нет, — слабо откликнулась Лелька.

— Я вернусь, Леля, слышишь? Я за тобой вернусь.

Побежала к лестнице, оглянулась. Увидела удаляющуюся в глубь коридора Карину — Карина зачем-то тащила за собой горящую простыню.

Лена выскользнула во двор, прижалась к стене здания. Нужно бежать к запасному КПП, там дежурят не четверо охранников, а двое. «Ты все равно не выберешься, — сказала ей Карина. — В это время спускают с цепи собак».

Может быть. Но она сделает все, что может сделать. Пока дышит, пока может двигаться она будет двигаться к своему Костику.

Елена обогнула здание. Огромные косматые «кавказцы» вовсе не бегали по территории — наоборот, слышно было погромыхивание цепей. Лена кинулась к бетонной стене, ограждающей территорию. Начала продвигаться вдоль стены к воротам, черневшим на фоне серого бетона.

Услышав ее, собаки злобно залаяли.

— Что там? — Из будки КПП высунулся парнишка.

Лена хорошо видела его лицо, освещенное светом фонаря, — А черт его знает, — отозвался другой, совсем где-то рядом с Еленой.

Она вжалась в стену, затаила дыхание.

— Почему собак не спускаете? — крикнул тот, что сидел в будке.

— Главный на территории, — ответил другой, проходя в каких-то трех шагах от Елены. — Спускать не велено. А то покусают невзначай шефа…

— Что там у них? Чего это он застрял-то? Время-то к ночи уже…

— А хрен их знает. Гуляют. Мужчина в камуфляжной форме подошел к самой будке КПП.

— Два раза в кабак посылали. Все мало. Мужики в третий раз поехали.

Видать, за границей так не оттянешься.

— Во, гляди. Чего это они все к Рустаму в коттедж рванули?

— А хрен их знает.

Собаки залаяли совсем уж неистово.

— Вон, гонцы с бухлом едут, — указал в сторону центрального КПП человек в пятнистой форме. — Пойду встречу. Может, отстегнут чего… А что? Им заказывают три бутылки, а дают на пять. Шеф не в курсе цен. Дает баксами.

Человек двинулся в обратном направлении. Фары въезжающей во двор машины осветили стену и «распятую» на ней Елену.

— Ты чего здесь? — удивился охранник в камуфляже. — Ты кто?

С бетонной стены бесшумно соскользнули фигуры в сером одеянии. Елену швырнули на землю, кто-то тяжелый навалился сверху, закрывая ее своим телом.

Елена слышала короткий мужской всхлип. Безжизненно рухнул кто-то совсем рядом…

Через открытые ворота центрального КПП, «на плечах», как говорят оперативники, въехавшего во двор автомобиля на территорию базы вбежали почти сливавшиеся с серой мглой влажного воздуха люди в черных масках. Такие же люди переваливались через окружавшую территорию бетонную стену, соскальзывали в траву, окружали один за другим корпуса базы.

Всего этого Лена, разумеется, не видела. Она лежала, придавленная к земле чьим-то тяжелым телом.

— Лежи тихо, девочка. Скоро все кончится, — прошептал над нею незнакомый голос.

— Ага, — пробормотала Лена. — Там, в здании, еще две женщины остались.

— Лежи и не двигайся.

Мужчина вскочил, кинулся в сторону.

— Спускайте собак, — заорали с КПП.

Послышались автоматные очереди, собачий визг.

— Четвертый! В одном из зданий задымление. Высылайте пожарную машину, — скомандовал кто-то в рацию, пробегая мимо Лены.

Мокрая трава лезла в рот. Лена вцепилась зубами в ее тугие стебли.

Глава 42

ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

За окном было темно. У покрытого скатертью стола сидела Елена, кутаясь в шерстяной платок. Остатки поминальной снеди были уложены в холодильник.

Кирюша и Костик спали.

Лена осталась одна. То есть нет, не одна. Перед ней стояла оправленная в рамочку фотография Витюши. Замечательная фотография, найденная в архивах редакции.

Витя, сцепив под подбородком пальцы, внимательно кого-то слушал. Обычно насмешливое его лицо было на этом снимке серьезным и участливым. Перед снимком стояла рюмка водки, накрытая кусочком хлеба. Колыхался огонь свечи.

Прошло сорок дней со дня смерти Виктора Галкина. Днем они были на кладбище. Вечером вся редколлегия газеты вспоминала Витюшу за этим столом.

— Как все тебя любят, Витька! — сказала Лена фотографии.

— Дык разве я не достоин? — ответил Витюша.

Слезы лились из глаз, но Лена не обращала на них внимания.

— Знаешь, я думала, Кирюша этого не переживет. Как вспомню день, когда мы приехали с твоими ребятами в деревню. И она узнала. И окаменела вся. Как соляной столб. Сказала, что тоже теперь умрет. И замолчала. Молчала и на похоронах, и на девять дней. Ну, ты все это знаешь… Но… Удивительное дело, Костик ее разговорил. Он забирался к ней на колени и расспрашивал о тебе. А каким был дядя Витя, когда был маленьким? Что он любил? Во что он играл? Она стала доставать альбомы, показывать твои фотографии. Она стала разговаривать. И сегодня за столом тоже говорила. Рассказывала о тебе. Плакала, конечно. Но я даже обрадовалась ее слезам.

— Ты не оставляй ее, — попросил Виктор.

— Конечно. О чем ты говоришь? Но мне кажется, она меня никогда не простит.

— Почему? Кирюша человек мудрый. Она никогда не ищет виновных. Да разве ты виновата?

— Да. Конечно виновата. В том, что впутала тебя во все это дело.

Лена смотрела на фотографию. Слезы лились, она вытирала их платком.

— Перестань реветь, — сказал Витька.

— Не буду, — послушно откликнулась Лена.

— И не преувеличивай свою роль в истории, — улыбнулся Виктор. — Я сам впутался.

— Мы были сегодня на кладбище. Вы с Черновым похоронены почти рядом.

— Я знаю.

— Как это странно все. Не взялась бы я за это дело, не познакомилась бы со Зверевым, не попала бы в больницу…

— Не продолжай.

— Но если бы всего этого не было, ты бы не погиб, Витька!

— Все не так. Все совсем наоборот. Ты подумай о том, что удалось предотвратить! Какой «ящик Пандоры» удалось замкнуть на засов. Вся эта цепь случайностей на самом деле совсем не случайна. Все предопределено гораздо в большей степени, чем мы предполагаем. Оказывается, именно нам суждено было остановить этот отлаженный механизм. И сломать его. Как маленькая букашка способна вывести из строя сложную электронную систему.

— Эти слова, про букашку и механизм, говорил мне Зверев. Там, на базе.

— Да так оно и есть.

— Ты думаешь?

— Теперь я это знаю.

— Но почему, почему должны гибнуть хорошие люди?! Почему ты?

— Чтобы другие люди остались жить. И потом… Правосудие свершилось, не так ли?

— Да. Никого из них нет в живых. Все они «сгорели» за три дня. Ничего не удалось сделать. Все записи Каримова были зашифрованы. Получается, они погибли от своего же «оружия возмездия». Кроме Карины, которая задохнулась в дыму, но, в сущности, погибла от того же.

— Вот видишь. Мы с тобой тоже оказались своего рода орудием возмездия.

— Получается, что так. Знаешь, а Лельку успели спасти. Ее отправили в лечебницу для ВИЧ-инфицированных. Это за городом. Я была у нее. Там замечательные врачи. Знаешь, она сказала мне, что впервые чувствует себя в настоящей семье. А на днях меня вызывали для опознания человека с «картофельным» носом, твоего убийцы. Его выдали охранники с базы. Это очень опасный преступник. Давно в розыске. Зверев держал его для выполнения особых поручений.

— Вот видишь. Каждому по делам его.

— Каждому по делам его… — одними губами безмолвно повторила Лена. — А мне по делам моим… Ты говоришь, что я не виновата. Но я виновата, Витька! В том, что мало тебя любила. Только теперь, только теперь я поняла, что ты для меня значил…

— Ну… Любила как умела. Мне казалось маловато, это верно. Потому что я любил тебя сильнее. Я любил тебя с далеких экспедиционных времен, дурочка. И ни с кем не находил утешения. Но ведь мы соединились! Я прожил с тобою целый год. Я был счастлив.

— Я не родила тебе девочку.

— Что ж. Родишь кому-нибудь другому. Я буду считать ее своею.

— Как я буду жить без тебя, Витька?

— Я буду с тобой! Я буду сидеть на твоем плече невидимой птахой небесной. И нашептывать тебе нужные слова. И беречь, и предостерегать тебя. Я буду сидеть на твоем плече, пока не стихнет боль в твоем сердце. А когда ты сможешь обходиться без меня — все проходит, так ведь было начертано на кольце царя Соломона, — тогда я взлечу ввысь и буду хранить тебя оттуда. А может быть, мы еще соединимся в какой-нибудь другой жизни. И проживем вместе не один год, а много, много лет.

— И умрем в один день, да?

Витька улыбнулся. Правда! Печально-мудрое выражение его лица сменилось ласковой усмешкой.

— Смотри, Аленка, свеча догорает. Давай споем нашу экспедиционную…

Когда вновь свидимся, другая Не вполовину и не втреть Свеча нам будет молодая Высоким пламенем гореть. А эта нас не пожалела, Чего же нам ее жалеть?

Лена шевелила губами, следя за язычком пламени…

Свеча действительно догорала, отбрасывая блики на висевшую над столом акварель.

Горбатый мостик отражался в воде, отчего образовывался темный эллипс. И в очерченном этим эллипсом пространстве отражались чуть размытые окна стоявшего на берегу здания.

Сейчас, в трепещущем пламени свечи, эти окна оживали движущимися фигурками людей. Какие-то люди — непременно хорошие — двигались в этой виртуальной реальности…

Веселое чириканье воробья оборвало ее видение. Лена обернулась к раскрытому окну. Рассвело. Незваный гость чирикнул, поглядывая на нее нахальным насмешливым глазом.

Часы показывали шесть утра.

«Надо приготовить Кирюше завтрак», — подумала Лена и еще раз посмотрела на Витюшину фотографию.

— А я про что? — сказал Витюша.

Елена снова глянула на воробья и рассмеялась.