Глава 25

ВСТРЕЧА

Лелька лежала на тахте, свернувшись калачиком. Ее трясло крупной дрожью, и дело было уже не в обстиненции, не в ломке, она это чувствовала.

Наркотическая ломка протекает по-другому. Дело было в руке. После бани, в которой она хорошенько попарилась, как велел Санек, — после этого рука стала раздуваться. Место укола, беспокоившее ее еще в первый день по приезде в Питер, теперь было очагом постоянной дергающей боли. Руку разнесло. Лелька держала ее поверх вытертого шерстяного одеяла и баюкала, как ребенка. Твердый багровый бугор на плече начал наливаться гноем. Жар все усиливался. Сани нет, он в Николаеве. Приедет дня через четыре. Или пять, она уж сбилась со счета. Так и загнуться Можно в полном одиночестве, думала Лелька, и снова проваливалась в тяжелую дрему. Нет, над встать и сходить в аптеку. Купить аспирину, что ли. И антибиотиков. Чертова рука. Это в поезде в туалете. Когда они укололись в антисанитарных условиях. Ведь и раньше ширялись черт-те как — и ничего.

— Наверное, у меня организм уже ослаблен, пробормотала Лелька. — Если бы можно было вызвать «скорую»! Но нельзя. Мы в розыске — это раз. А потом повезут в больницу, анализы будут делать. А вдруг я… Нет. Лучше ничего не знать. Но ведь я так и помру здесь и протухну вся…

Лелька с трудом поднялась, стала натягивать кофту поверх платья, в котором сбежала из дома и в котором так и лежала уже вторые сутки. Малейшее движение руки вызывало новую вспышку боли, и Лелька тихонько поскуливала.

Тем не менее, еле волоча ноги, она добралась до ближайшей аптеки.

Пузырьки и флакончики за толстым стеклом витрины расплывались в глазах…

Девушке все никак не удавалось прочесть названия.

— Вы берете или нет? — грубо спросил ее какой-то мужчина и отпихнул Лельку в сторону. Удар пришелся как раз по выпиравшему сквозь рукав толстой вязаной кофты бугру. Лелька охнула и сползла на пол.

* * *

…Лена Калинина лежала в палате одна. Ее перевели сюда из реанимации неделю назад. То, что соседи отсутствовали, было очень кстати. Голова все еще с трудом воспринимала внешние раздражители. Она помнила, как очнулась, увидела над собой высокое сияние и решила, что душа ее плавает в этом белом пространстве, уже навсегда отделенная от тела. Но тело, вернее, голова тут же напомнила о себе болью. А сияние сфокусировалось в люминесцентные лампы под больничным потолком.

«Сотрясение мозга тяжелой степени, просто чудо, что выкарабкалась», — слышала Елена голоса врачей. Голоса отдавались в мозгу, и Лена стонала. Но постепенно боль таяла. Смотреть, слушать, вообще жить становилось легче и легче. Тем не менее она старалась не двигаться, не открывать лишний раз глаза.

— Заводи сюда! — услышала она вдруг крик медсестры.

Лена открыла глаза. В палату ввели молоденькую девушку с легкими льняными волосами. Девушку поддерживала под руку нянечка.

— Давай ложись. Вот сюда, — указала она на соседнюю с Леной кровать. — В хирургии утром место будет, тебя и переведут. А пока тут лежи. Лучше, чем в коридоре.

Вошла медсестра. Проверила капельницу, стоящую у Елениного изголовья.

— Ну вот вам и соседка. — Медсестра неодобрительно глянула на девушку.

— Обычно у нас травме все переполнено, а сегодня наоборот хирургия забита.

Сейчас я тебе укол сделаю, слышишь меня?

Девушка молчала.

— Это же надо до такого состояния себя вести, — ворчала сестричка, склонившись шприцем над Елениной соседкой. — О чем думаешь? Молодая совсем, а вены уж все…

Девушка не реагировала.

— Что с ней? — спросила Лена.

— Абсцесс. Завтра в гнойную хирургию переведут, вскроют. Вы не беспокойтесь, она не заразная.

— Я не беспокоюсь.

— Оля! Ты слышишь меня?

Медсестра звонко шлепнула девушку.

— Да, — слабо отозвалась та. — Что вы мне укололи?

— Что доктор прописал. Жаропонижающее антибиотик. Что ей укололи! А что ты сама себе колешь, а?

Девушка опять затихла.

— Убивать надо! — в сердцах вымолвила медсестра, занявшись теперь Еленой. Она, перехватывая корцангом тонкую резинку, вытянула иглу. — Все, откапали. Поспите теперь.

Лена закрыла глаза, провалилась в дрему. Когда она очнулась, у постели сидел Витюша.

— Ну вот и проснулась. Как ты, старушка?

Витя взял ее руку в свои ладони. Поцеловал пальцы. Лена слабо улыбнулась:

— Ты давно здесь?

— Часа полтора. Будить тебя запретили. С доктором разговаривал.

Говорит, ты молодцом. Идешь на поправку. Я тебе арбуз принес в память о том, который тебя спас. Ты знаешь, что тебя арбуз спас?

— Ты мне об этом в сто пятый раз говоришь, — улыбнулась Лена.

— Это у меня нервное. Мы ему памятник поставим. Я тебе еще и виноград принес, и соки. Для мозгов. Доктор сказал, что это полезно. Может, поумнеешь.

Ну, как ты? — Витя вглядывался в бледное Ленине лицо.

— Ничего. Голова еще немного болит.

— Голова болеть не может. Это же кость. — Галкин старался шутить. — Тебе привет от соседей. Софья Марковна очень гордится тем, что увидела в окошко, как тебя сбили. Если бы, говорит, я не увидела…. Как будто именно ее взгляд и спас тебе жизнь.

— Да от тебя пивом разит, Витька!

— Так это я утром. К тебе утром все равно не пускают. Это с горя. Как ты думаешь, кого я сегодня интервьюировал?

— Я на эту тему вообще не думала. Как будто мне думать больше не о чем.

— А о чем тебе думать, как не о любимом муже и великих делах его?

Короче, помнишь нашего врача экспедиционного, Димку Огибина?

— В очках? Робкий такой? — попыталась вспомнить Елена.

— Это он раньше робким был. А нынче кабинет — что наша квартира.

Секретарша — что Моника Левински. В смысле такой же оскал звериный. И полная приемная посетителей. Испакостился наш Дмитрий. И в этом некогда робком юноше тоже сидел червь властолюбия! Нет в мире совершенства!

— Витька, у меня уже мушки перед глазами от твоей трескотни.

— Все, молчу. Это я от эмоций. Наглядеться на тебя не могу. Сегодня чуть сам под колеса не угодил, так спешил. Представляешь, лежали бы рядом.

— Рядом занято, — улыбнулась Лена. — Иди домой. Смотри по сторонам. Мне кажется… — сказала Лена и вдруг замолчала.

«Мне кажется, я получила предупреждение», — каждый день хотела выговорить Лена, но каждый раз передумывала. Хотя Виктор вряд ли является объектом чьего-либо внимания. А она — в больнице. Не придут же за ней сюда…

— Что тебе кажется?

— Так, ничего. Видела некую личность. Все, иди.

— Возвращайся скорей, собака! — Витюша опять взял ее руку, прижался к ней щекой. — Мне без тебя тоскливо. Никто не кричит, макароны не пригорают.

— А как же пастушки?

— Я их всех выгоню, только поправляйся. Или оставлю, чтобы они за тобой ухаживали.

— Витька, уходи, спать хочется, мне снотворное ввели, — прикрикнула Елена.

— Вот! Теперь узнаю! Теперь я спокоен! Ладно, целую, до завтра!

— Это ваш муж? — спросила соседка, когда Витька исчез. Жаропонижающее, видимо, подействовало на нее. Девушка полусидела на кровати, баюкала руку.

— Да.

— Какой заботливый! А меня Оля зовут. Но вообще-то Лелька. А вас?

— Лена. Что, болит рука? — Очень. Я тоже снотворного попрошу. А то мне не уснуть. А он что, журналист?

— Как интересно! А вы тоже журналист?

— Нет. Я юрист.

— Как интересно!

Лелька задумалась, разглядывая Лену. Калинина чувствовала этот взгляд даже сквозь сомкнутые веки.

В палату постучали. Нет, определенно не уснуть. Лена увидела, как в ужасе распахнулись устремленные на дверь глаза соседки, и тоже повернула голову. У входа стоял молодой мужчина в форме лейтенанта дорожно-транспортной слу жбы.

— Калинина Елена Андреевна здесь? — спросил лейтенант.

— Да.

— Я по поводу ДТП, в котором вы пострадали. Я вас буквально на несколько минут побеспокою, понимая ваше состояние. Врач разрешил.

— Пожалуйста.

Лейтенант сел на стул возле Елениной кровати, достал блокнот.

— Назовите себя, пожалуйста, еще раз. Адрес. Так… Так… Где и кем работаете?

— Я адвокат юридической консультации номер восемь.

— Что с вами случилось двадцать второго июня около пятнадцати часов дня?

— Переходила улицу. На зеленый сигнал. Меня сбила машина.

— Марка машины?

— Не знаю. Я в них не разбираюсь.

— Может быть,цвет запомнили? Или еще что-нибудь?

— Я сознание потеряла. Машина была светлая, почти белая.

— Кто был в машине, не видели?

— Не видела..

Задав еще пару вопросов, лейтенант заполнил протокол.

— Ваш телефончик будьте любезны. Если вопросы какие-нибудь возникнут.

Автомобиль действительно с места происшествия скрылся. Но есть свидетельские показания. Может быть, найдем водителя.

Лена назвала номер телефона, подписалась под протоколом, откинулась на подушку. Глаза слипались.

На соседней кровати шевелила губами Лелька. Словно стараясь что-то запомнить.

Глава 26

ЛЮДИ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ

Рабочий день в районном вирусологическом лабораторном центре был в самом разгаре. День как день. Утро начинается с приема анализов, поступления образцов крови, мочи и прочего добра из районных больниц и поликлиник. А также из других районов, с которыми у лабораторного центра были заключены соответствующие договора. Так, сыворотку крови на форму пятьдесят, то есть на ВИЧ-инфекцию, присылали сюда чуть ли не со всего города. Что ж, страховая медицина в действии. Руководитель лаборатории! Александр Владимирович Семенов был человеком умным и предприимчивым. Представитель нового поколения, научившегося быстро ориентироваться в мире зарождающегося отечественного капитализма, он одним из первых в лабораторной службе города сообразил, что значит монополия. Преодолев сопротивление коллектива, потратился и на лучшее оборудование, и на самые чувствительные и надежные тест-системы, не требующие проведения многочисленных повторных исследований. Результат не заставил себя долго ждать. Кровь, что называется, текла рекой. Банковский счет лабораторного центра увеличивался. Сотрудники получали приличную зарплату. Еще бы. Помимо граждан, желающих анонимно обследоваться на страшный вирус (не бесплатно, разумеется), существует целый перечень лиц, которые подлежат обследованию в обязательном порядке. Доноры, например. Или по показаниям — скажем, наркоманы.

Итак, рабочий день был в самом разгаре. Лаборанты закончили постановку реакций. Врачи «считывали» с симпатичных пластиковых планшеток результаты, вносили их в персональные компьютеры, стоявшие на каждом столе. Далее информация поступала в общий компьютер и распечатывалась в виде листочков с диагнозом. Непрерывно звонил телефон. Горожане, брошенные отечественным здравоохранением на произвол собственной несчастной судьбы, обращались с самыми разнообразными горестями.

— Але, это вирусология? Меня собака укусила. Можно у вас на бешенство обследоваться?

— Какая собака? — устало поинтересовалась женщина-регистратор с простым именем Наталия и библейским отчеством Лотовна, неведомо как приклеившимся к ее симпатичному славянскому лицу.

— Моя собака. Собственная.

— Она что у вас, бешеная?

— Откуда я знаю? Чего она кусается?

— А вы ее когда кормили в последний раз?

— Какое ваше дело? — рявкнул мужчина.

«Тебя самого от бешенства привить надо», — подумала Наталия Лотовна.

— Звоните в антирабическую службу. Запишите номер, — вежливо ответила она в трубку. Но едва повесила ее — опять звонок.

— Але, вирусология? — спросил нервный женский голос. — У меня нет иммунитета! Что мне делать?

— Что значит — нет? Какого именно?

— Никакого! Мне участковый врач сказал, что у меня нет никакого иммунитета! Что мне делать?

«По башке дать этому врачу участковому, который людей пугает», — хотела посоветовать Наталия Лотовна.

— Этого быть не может, женщина! Если бы у вас никакого иммунитета не было, вы бы со мной не разговаривали. Вас бы уже похоронили. Надо проверить иммунологический статус. Звоните…

— Але, — вздохнул в трубку бархатный, опять-таки женский голос. — У вас на СПИД обследуют?

— Обследуют.

— У меня такая неприятность… Понимаете, меня пытались изнасиловать, — с придыханием дроговорил голос. —В рот, понимаете? Два раза им это не удалось, а на третий… Понимаете?

«О господи!» — мысленно взмолилась Наталия Лотовна.

— Не понимаю. Что значит — два раза не удалось, а на третий…

— Самое страшное, что я проглотила эту гадость!

— Ну почему же гадость? — почти озверела регистратор. — Полезная жидкость. Гормоны, витамины. Вам это пойдет на пользу.

— Думаете? — задумчиво спросил голос. — Но я ведь о них, в сущности, ничего не знаю… Об этих мужчинах. А если они были больны?

— Выпейте водки.

— Вы думаете? — оживился голос. — Это поможет?

— Определенно. Продезинфицируетесь.

— Благодарю вас. Вы очень любезны.

— Але. Куда я попал? — спросил пьяный мужской голос.

— В вирусологический центр.

— А-а… Ну все равно. Вам почка не нужна?

— Что-о?

— Я почку хочу продать.

— Чью?

— Свою, раз-змется.

— Не нужна, — рявкнула Наталия Лотовна.

— Ш-што ткое? Куда ни позвоню — никому не нужна. Почек, что ли, много?

— Ага. На днях завоз был. Гуманитарная помощь. — Наталия Лотовна брякнула трубку на рычаг.

Пока регистратор вела переговоры с горожанами, на экране центрального компьютера появилась сводная таблица результатов проведенных нынче исследований. Женщина лет за сорок, сидевшая возле, изучала таблицу. Вот.

Положительный анализ на ВИЧ-инфекцию. Сыворотка под номером тридцать два.

Отыскав среди направлений нужный листок, доктор внимательно его изучила.

Молодая женщина. Иногородняя. Доктор поднялась, прошла в комнату к регистратору.

— Наташенька, мне позвонить нужно.

— Ой, пожалуйста. Я пойду чаю выпью. А то меня этими звонками идиотскими достали уже.

Наталия Лотовна вышла, оставив доктора в одиночестве. Врач сняла трубку.

— Это Рябинина. Есть сообщение.

Она осталась сидеть у телефона, включив автоответчик и внимательно слушая голоса звонивших. Дело в том, что два месяца тому назад врач вирусологического центра Рябинина получила некое предложение…

Как раз начинался весенний призыв, и, Рябинина просто с ума сходила: ее единственного сына, ее единственную любовь и радость, ее Сережу должны были забрать. Она готова была продать все имущество, все, что было за душой, да и саму душу продать дьяволу, лишь бы этого не случилось. И дьявол не замедлил явиться. В те дни, когда она обзванивала знакомых, пытаясь найти хоть какую-то лазейку, чтобы ее мальчик, ее кровиночка, остался с нею, не был поглощен жутким чудовищем под названием Российская армия, — в те дни ей позвонил незнакомый мужчина, сказав, что может помочь. Они встретились в скверике возле дома Рябининой. Мужчина был высок, с выправкой военного и шикарной шевелюрой полурусых, полуседых волос.

— Дарья Ильинична, я могу вам помочь. У вас есть основания для того, чтобы Сергей не был призван. Я ведь не ошибся, вашего сына зовут Сергеем? Так вот. Вы вдова, вырастили сына самостоятельно. У вас на руках парализованная мать. Она лежит уже два года, и неизвестно, сколько еще пролежит. Вы подали в военкомат заявление с просьбой отсрочить призыв вашего сына по семейным обстоятельствам. Военкомат может эти обстоятельства учесть, а может и пренебречь ими, имея в виду невыполнение плана по призыву. Решение будет зависеть от меня и людей, которые стоят за мной. А наше решение зависит от вашего согласия оказать нам пустяковую, в сущности, услугу.

Мужчина говорил медленно, меряя длинными ногами песчаные дорожки.

Рябинина семенила рядом.

— Какую услугу? — испуганно спросила она.

— Пустяковую, я же сказал. Насколько мне известно, вы работаете в вирусологической лаборатории, где проводят практически все городские исследования на ВИЧ-инфекцию. В ваших руках ежедневно собираются все итоговые результаты анализов. Меня интересуют ВИЧ-инфицированные лица. Молодые люди.

Желательно иногородние. Фамилии этих лиц, а также данные об учреждении, направившем кровь на исследование. Эту информацию вы и должны мне передавать. В срочном порядке — сразу, как только положительный диагноз высветится на планшете: Еще до того, как результаты будут разосланы по учреждениям. Я дам вам номер пейджера. Вы передаете информацию на пейджер и ждете у телефона звонка.

Вот и все.

— Но… Я не имею права… Это должностное преступление.

— А укрывать здорового парня от выполнения гражданского долга — не преступление? Давайте без демагогии. Я вам предлагаю сделку. Если мы договоримся, ваш сын завтра же получит извещение об отсрочке до осеннего призыва. В качестве аванса. Заметьте, я не предлагаю вам денег. Мое предложение стоит дороже. Потому что отмазать его за деньги — на это не хватит и годовой вашей зарплаты. Вполне приличной для работника бюджетной сферы. А как только мы найдем необходимый экземпляр ВИЧ-инфицированного, военкомат забудет о Сергее навсегда. Если же мы не договоримся, ваш сын автоматически попадет в зону повышенного внимания и уклониться от службы ему вряд ли удастся, — мерно ронял слова мужчина.

— Кто вы? — не на шутку испугалась Рябинина.

— Не волнуйтесь, я не вражеский агент, — одними губами улыбнулся собеседник. — Впрочем, кто я, вас не должно интересовать. У вас своих забот достаточно. Так мы договорились?

На следующий день Сергей Рябинин получил извещение об отсрочке прохождения службы в армии до осеннего призыва.

К ночи температура опять поползла вверх. Лелька металась по узкой больничной койке.

Лена позвала сестру, та с неодобрением оглядела белокурое создание.

— Своих нам мало, еще с чужими возиться должны. Чаю выпить некогда.

Сейчас укол сделаю. Быстрее бы в хирургию ее забирали. Как поступления пойдут, я ее переправлю. Пусть там в коридоре лежит.

— Что вы так? Ей же плохо, — вступилась за соседку Лена. — Жалко ее.

— Жалко? Чего ее жалеть, наркоманку? Сама себя до такого состояния довела. Оля, давай подставляй задницу-то, — прикрикнула она на девушку. — Все.

Я ей анальгин с димедролом ввела. Должна заснуть. А то и вам спать не дает. Я в сестринской буду, если что. Чаю попьем. А то дело к ночи. Сейчас начнется массовый завоз. Поножовщина всякая.

Сестра исчезла. Лелька затихла, и Лена опять погрузилась в дрему. Ее разбудил яркий свет люминесцентной лампы, бивший в глаза. В палате находились двое молодых мужчин в белых халатах и надвинутых на брови шапочках. За ними виднелась больничная каталка.

— Кто здесь Герасимова Ольга? — спросил один.

Лелька молчала, тараща сонные глазищи.

— Я, — наконец вспомнила она.

Это она, придя в себя, в приемном покое на всякий случай назвала вымышленный адрес и другую фамилию.

— Перекатывайся на каталку. Быстро.

— А куда меня?

— Куда надо.

Ошалевшая со сна Лелька послушно выполняла команды.

— До свидания, — сказала она Лене, уже выезжая из палаты на скрипучем транспортном средстве.

— До свидания, — откликнулась Лена.

— Вы куда ее? В хирургию? — послышался из коридора голос медсестры.

— В хирургию, — откликнулся один из парней.

— У вас же мест не было.

— Освободилось одно.

— Историю болезни возьмите.

— Мы ее отвезем сначала. Потом вернемся и возьмем.

— Ну глядите.

Глядеть, как выяснилось позже, было некому и некуда. Кровь поступившей накануне больной Герасимовой была отправлена на исследование по форме пятьдесят, поскольку поступившая девушка была наркоманкой и нуждалась в хирургическом вмешательстве.

Утром следующего дня стало известно, что Герасимова — ВИЧ-инфицирована.

Бросились в травматологию. Седые волосы главврача больницы встали дыбом: в палате травматологического отделения больной не было. Не было ее и в отделении гнойной хирургии. Санитаров, укативших Герасимову, тоже не было. Не работали в больнице такие санитары…

Глава 27

ОФИЦИАЛЬНЫЙ ПРИЕМ

Ангелина Игоревна Смагина окинула себя в зеркало строгим, беспристрастным взглядом. И решила, что даже самый придирчивый ценитель мог бы поставить внешнему виду госпожи Смагиной высшую оценку. Черное платье безукоризненно сидело на стройной фигуре вице-премьера правительства Ленобласти. Ангелина Игоревна была солидарна с известной оперной певицей, утверждающей, что морщинки на лице — ничто по сравнению с расплывшейся бесформенной фигурой. А поскольку после сорока лет женщине приходится делать выбор между лицом и фигурой, Ангелина Игоревна выбрала фигуру. Тонкая нить натурального жемчуга оттеняла платье и иссиня-черные волосы роковой брюнетки — цвет, достигнутый личным парикмахером в результате многочисленных опытов на других, менее дорогих мастеру женских головках. Умеренный макияж, призванный подчеркнуть красивый рисунок губ и по возможности скрыть чертовы морщинки.

Надо разориться, наконец, на пластическую операцию. Съездить в Москву (здесь, в Питере, ей, ответственному работнику, заниматься такими глупостями несолидно), отдаться в умелые мужские руки хирурга (Смагина желала отдаться только мужским рукам) и вернуться в свой город, знакомый до слез, помолодевшей и преображенной. Не до неузнаваемости, конечно. Во всем должна быть мера, считала Смагина, дама строгого вкуса. Не исключающего желания нравиться .мужчинам. Тем более что собственный муж, плешивый и обрюзгший ординатор одной из городских клиник, давно потерял право владеть таким сокровищем единолично.

А деньги на операцию скоро появятся, подбодрила себя Смагина.

— Георгий, ты готов? — строго окликнула Ангелина Игоревна супруга.

Супруг появился в спальне в каждодневном темно-сером костюме.

— Ну почему ты не надел новый костюм? Это официальный прием. Мы идем в консульство. Это неприлично, в конце концов!

— Геля, оставь меня в покое! Я ненавижу новые костюмы. Или пойду в этом, или вообще не пойду!

— Что подумают финны? Что ты нищий босяк.

— Я — нищий босяк, — согласился супруг.

— Я прошу тебя переодеться, — повысила голос Смагина.

— Не буду! — взвизгнул Смагин.

В дверях спальни возникла их взрослая дочь. Молодая женщина держала на руках очаровательного трехмесячного карапуза.

— Опять ссоритесь? Ванечку пугаете.

— Маленький мой, рыбочка моя, — засюсюкала Ангелина Игоревна. — Скажи своему деду, чтобы он не позорил бабушку.

— Мама, оставь отца в покое. Он все равно не наденет твой дурацкий костюм.

— Почему это дурацкий? И почему мой? Отличный костюм…

— Ему и в этом хорошо. И вообще, он нормально выглядит. А ты и вовсе красавица.

— Да? — улыбнулась Смагина и устремилась к зеркалу.

Зазвонил телефон.

— Возьми трубку, — приказала мужу вице-премьер.

— Это тебя.

— Кто?

— Откуда я знаю? Хахаль, должно быть.

— Что ты несешь, идиот? — прошипела Ангелина Игоревна. — Я вас слушаю, — холодно проговорила она в трубку.

— Ангелина Игоревна, добрый вечер. На прием собираетесь?

Смагина мгновенно покраснела, прикрыла рукой трубку.

— Мила, звони в милицию по сотовому, — прошипела она.

— Напрасные хлопоты, — откликнулся голос. — Я с «трубы» звоню.

Смагина жестами отменила предыдущее указание и выдворила домочадцев из спальни.

— В чем дело?

— Вы прекрасно знаете, в чем дело. Вопрос об аренде земельного участка.

Мы об этом уже говорили. Вы, душечка, отдались иноземному капиталу за тридцать сребреников. Красиво ли это?

— Я?! Отдалась?!

— Собираетесь отдаться. Не в финское ли консульство спешите вы на прием?

Смагина швырнула трубку. Через секунду телефон вновь зазвонил.

— Геля, тебя губернатор просит, — крикнул из кухни муж. Второй аппарат стоял на кухне.

— Слушаю.

— Не вешай трубку, Смагина. Тебе же хуже будет. И слушай сюда. Ты с финнами сговорилась, это нам известно. Решение следует отменить. Придется поддержать группу «Малко».

— Я сегодня же заявлю в милицию.

— Заявляй, родимая. Про что заявлять-то будешь? Давай и про любовника твоего, юного артиста драмтеатра, заявим, а? Слушай, ты у нас баба видная, все при тебе. Смотри, как бы хабитус твой не испортился. А то бросит тебя парнишка.

На какое-нибудь покрытое коростой тело ведь и за бабки не найдешь охотника лечь. А? Как ты думаешь?

— Оставь меня в покое, скотина! Я завтра же…

— Ну бывай, Смагина. Времени тебе для исправления — две недели.

Трубка отключилась.

Дерьмо! Мерзавец! Что творится? Ее, члена правительства, шантажирует какой-то уголовник,!

В спальне появился муж. — Так мы идем или мне переодеваться? — не глядя на жену, спросил он.

— Разумеется, пойдем. Знаешь, этот костюм тебе и вправду к лицу.

Высокие двери особнячка на улице Чайковского то и дело отворялись, впуская приглашенных. Финский консул давал прием по случаю дня рождения жены.

Широкая лестница, устланная ковром, вела на второй этаж, где встречали приглашенных консул с супругой. Виновница торжества — типичная финка средних лет — приветливо улыбалась гостям.

. Как ни старалась Смагина проникнуться атмосферой праздника, в глаза, как назло, лезла бульдожья челюсть именинницы, крохотные бутербродики-канапе с усохшей семгой, нанизанной на деревянные шпильки безобразно крохотными лоскутками, огромное количество спиртного (они нас что, за алкашей подзаборных держат?), бездарный пианист, исполнявший на каждом приеме все тот же «Грустный вальс» Сибелиуса.

Даже роскошные высокие финны, улыбавшиеся Смагиной широкими белозубыми улыбками, не вызывали ответного чувства. И все из-за этого паскудного телефонного звонка!

Домой возвращались молча. Смагина ненавидела мужа, накрапывающий дождик, жадных до омерзения финнов, классическую музыку, свой климактерический возраст.

Еще минута — и Ангелина Игоревна разразилась бы жуткой, безобразной истерикой. Но, уже приготовившись отдаться чувствам и нажав кнопку звонка, она услышала из-за двери заливистый радостный лай.

— Что это? Что это, чижик? — не поверила своим ушам Смагина и обернулась к мужу.

Секунду спустя из открытой двери навстречу хозяйке вылетел мохнатый пес.

— Челси, радость моя, откуда ты? — обомлела Смагина, подставляя влажному розово-фиолетовому языку лицо и руки.

Любимый пес члена правительства, ньюфаундленд Челси, потерялся месяц тому назад. Старшие Смагины проводили дни на работе, а их дочь, одинокая молодая мать, не имела возможности выгуливать Челси три раза в день, как это бывало раньше, до появления на свет очаровательного Ванечки, дитяти пламенной любви без обязательств. Короче говоря, кобель Челси получил возможность гулять самостоятельно. А кобель — он и в Африке кобель. Через две недели вольной жизни Челси исчез. Интенсивные поиски, включая телевизионные обращения к соотечественникам, результата не дали. Смагины горько переживали потерю. Но что поделаешь?

И вот он, Челси, лижет руки и лицо, дышит паровозом и вот-вот изойдет слюной от счастья.

— Мила, откуда он? — смогла наконец сформулировать вопрос Смагина, потрясенная не менее лохматого Челси.

— Мама, я сама не знаю. Представляешь, я Ванечку уложила, вышла на кухню…

— Покурить.

— Чайник поставить. И слышу лай за дверью. Голос сразу узнала.

Бросилась отворять, он пулей влетел, волчком вертится. Ты бы видела…

— Ах ты, проказник, — подставляя псу лицо и запустив руки в его густую шерсть, приговаривала Смагина, — будешь знать, как убегать. Как за девчонками гоняться. Надо же, сам дорогу нашел. Умник наш, умница. Красавец!

— Ты бы помыла его сначала. Геля. Черт его знает, где он шлялся.

— Иди спать, — отмахнулась от мужа Смагина.

Глава 28

ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

— Нет, Алена, я так не могу. — Виктор отодвинулся от нее, потом сел. — Тебя нет со мной. Ты где-то… Я не знаю где. Ты себя еще плохо чувствуешь? У тебя болит что-нибудь? Так и скажи.

— Ничего не болит, — вздохнула Лена и погладила обиженную Витюшину спину. — Ну извини. Иди сюда…

— Нет уж. Я не некрофил. Я не люблю насиловать трупы. А ты прямо как живой труп.

— Вить, но мне же завтра в прокуратуру.

— К черту твою работу, если…

— Если что? Я тебе для чего нужна вообще? Только для этого, что ли? У меня завтра ответственный день. Я не могу об этом не думать. Мне казалось, ты меня понимаешь и поддерживаешь, а ты…

— А я соскучился. Элементарно соскучился. Издергался, испереживался. И вот ты дома, но тебя нет. Ты уже в прокуратуре, в своей юридической консультации, где там еще…

— Ну хорошо, пусть так. И что? Я веду первое дело в роли адвоката. Для меня это так важно, неужели непонятно? И что тебя не устраивает, в конце-то концов? Я тебя отвергаю? Нет. Я должна изображать бешеную страсть? Ну не сжигает меня нынче бешеная страсть. Ну что делать? Ну зарежь меня, что ли.

Пристрели, как загнанную лошадь…

— Это ты-то загнанная? Ты сама кого хочешь загонишь. Как ты давить умеешь, Алена! Прямо какой-то танк малокалиберный.

— О господи!

Лена встала, хлопнула дверью. Вышла на кухню, порылась в аптечке, нашла корвалол. Весь вечер она думала, рассказывать ли Виктору о том, что автомобильная авария была подстроена. И о том, что она получила новое, вполне отчетливое предупреждение.

Витюша привез ее домой на редакторском джипе.

— Ничего не делай, еды полный холодильник, лежи и отдыхай. Постельный режим тебе еще не отменили. Дверь никому не открывай, — добавил он уже с лестничной площадки и умчался по своим журналистским делам.