Слушал Василий, и мутилось у него в голове от выпитой водки и злобы.
      Крепко сжал в кармане браунинг, но, прежде чем успел слово сказать, поднялась Карменсита:
      – До свиданья, господа! Я за одним столом с подлецом, который хвастается своей подлостью, не сижу.
      Вскочил князь. Поднялись все офицеры. Встал и Василий. А князь перегнулся через стол и Карменсите:
      – Возьми свои слова обратно… ты… девка!
      – Подлец!
      А князь из стакана в лицо ей вином.
      Но не успел стакан поставить, как Василий с размаху всем кулаком ударил его по зубам.
      Охнул князь и полетел под столик. Офицеры Гулявина за руки:
      – Поручик!.. Поручик!.. Успокойтесь! Вырвался, красный и разъяренный.
      – Лапы убери! Цыц… сволочи! Кадетня чертова! Всех расшибем! Кровь выпустим!
      Кричал, уже сам не понимая что, и с силой бил кулаком по столу.
      Сбегались люди от всех столиков на скандал.
      Тогда вытащил Василий браунинг.
      Кто-то крикнул:
      – Обезоружьте!
      – Обезоружить? Возьми! Попробуй! По пятеро на одну руку вашего брата, кадетской сволочи, уберу! Гады! И тогда всех покрыл догадавшийся голос:
      – Большевик! Большевистский шпион! Держи!
      Замелькали в руках револьверы.
      Шагнул Василий к выходу. На дороге встало чье-то лицо, и в него, не целясь, в упор хватил Василий.
      Грянули другие выстрелы, и как шилом ударило Василия в плечо.
      Остановился и вспомнил:
      – Что с вами по мелкоте возиться? Нате! Жрите!
      Вырвал из кармана ручную гранату, дернул запал и, размахнувшись, швырнул, между расступившихся, в столпившуюся у стены кучку.
      И сейчас же рвануло воздух раскатом грома, заволокло рыжим дымом; мгновенно погасло электричество. А Василий уже бежал к выходу, оттолкнул на пороге кого-то и очутился на улице.
      Бешеный вихрь ударил ему в лицо холодом и пылью, и он бросился туда, навстречу ветру, повинуясь его зовущему родному, радостному вою.
      Вдогонку с крыльца треснули выстрелы.
      Со всех сторон бежали люди.
      – Ловите! Стреляйте!.. Вон он!..
      – Звоните коменданту!
      – Конных!
      Василий перебежал бульвар и выбежал в переулочек.
      Бежал мимо запертых домов и увидел одну открытую калитку. Почти бессознательно вскочил в нее и захлопнул за собой.
      Задержал шаг и прошел вжнючий двор. Рядом с сарайчиком увидел лестницу на чердак и моментом, как на Марс, взлетел на нее. Чердак был открыт.
      Влез внутрь, увидел большой ящик с дровами и, морщась от боли в плече, забаррикадировал им дверь.
      Подошел к слуховой отдушине и услышал топот и крики в переулке.
      «Авось пробегут…»
      Но сейчас же явственно услыхал кричащий голос:
      – В эту калитку! Сюда вбежал!
      Хлопнула калитка. Под подворотней забоцали бегущие шаги.
      «Ползите. Ползите. Я вас угощу…»
      Злобно подумал, что дешево не сдастся, и вдруг вспомнил с ужасом, что не взял запасной обоймы.
      Оставалось всего шесть патронов.
      «Ничего. Хватит…»
      Внизу бежали через двор, кричали. В доме начали открываться окна.
      Наконец чердачная лестница затрещала под шагами.
      – Заперто?
      – Нет… Приперто изнутри! Нажимай! Василий прижался за ящиком.
      Дверь зашевелилась и приоткрылась, просунулась рука, потом голова, и Василий нажал курок.
      Снаружи закричали:
      – Стреляет, сволочь!
      – Давай винтовки!
      – На крышу!.. Бейте с крыши!..
      Загрохотало железо на крыше, и над головой оглушительно прокатился винтовочный выстрел.
      Другой, третий, и тяжело ударили в дверь. Еще раз. Доска с треском вывалилась, и вспомнил почему-то Василий, как в феврале выбил он сам чердачную дверь прикладом.
      Вылетела вторая доска, и просунулась внутрь винтовка.
      Василий яростно ухватился за нее, чтобы вырвать, но плеснул выстрел, брызнуло в лицо огнем, оглушило и сильно ударило в скулу.
      Он выпустил винтовку и два раза выстрелил в щель.
      За дверью упало тело.
      Послышалась ругань.
      – Сразу надо! Поодиночке он многих перебьет!
      Снова затрещала под ударами дверь и рухнула, в провал бросились три человека.
      Три раза хлопнул браунинг, и трое легли на чердачный пол.
      Во дворе затихло.
      – Вот черт! – сказал кто-то внизу.
      – Надо света подождать!
      Василий отбросил браунинг и посмотрел на небо. Восток начинал светлеть.
      Он подполз к отдушине и осторожно выглянул. На крыше никого не было.
      Напрягая все силы, протиснулся в отдушину, встал на ноги и сейчас же из окна услышал истерический женский крик:
      – На крыше!.. На крыше-е!.. Тогда медленно и не прячась подошел к краю. Кровь заливала лицо и текла по френчу. Остановился у желоба и встретил глазами поднятые дула винтовок. Поднял руку.
      – Сдавайся, сукин сын!
      – Амба! Патроны вышли! Только слушайте, сволочи, гадово семя! Мне подыхать! Но и вы подохнете… гады боговы! Амба!
      И прыгнул вниз на вытянутые жала штыков.
 
      Ленинград, январь-май 1924 г.